Текст книги "Закатная звезда Мирквуда (СИ)"
Автор книги: Алира Лионкурт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)
Глава 32
Глубокая ночь начала весны накрыла Средиземье спокойствием и тишиной. Ночные птицы хранили молчание, затерявшись в лесу. И только плеск Лесной напоминал о том, что жизнь не заканчивается с приходом темноты. На чёрном небе далёкие звёзды казались прорехами в ткани мироздания, сквозь которые стремился пробиться неподвластный злу свет памяти.
Андунээль переводила взгляд от одной звезды к другой, пытаясь унять ноющую боль в груди от предстоящей разлуки с Владыкой. Глоток за глотком выпивая терпкое вино, она раздумывала над тем, когда сможет отправиться в путь. Прежде чем покинуть Мирквуд, ей следовало убедиться в том, что противоядие действует на эльфах так, как должно, тщательно собрать седельные сумки, проследить за тем, чтобы Леголас взял в дорогу всё необходимое и оставил дома то, без чего сможет обойтись до возвращения во дворец. А потом вдруг поняла, что неосознанно тянет время, не желая расставаться с Трандуилом и с Мирквудом, до боли напоминавшим родной дом.
Фаэноил был вполне способен исправить мелкие неточности в рецептуре противоядия с записями, которые она тщательно делала после каждого дня работы в лаборатории. Сборы в дорогу при необходимости занимали до смешного мало времени, а принц был достаточно взрослым и разумным, чтобы справиться с ними без её помощи. Всё это означало, что настоящих поводов медлить не было, вместо них эллет самой себе придумывала отговорки, за которые цеплялась обеими руками. И если сейчас ещё можно было ускакать по заметённой снегом земле, то через пару недель, когда весна в полной мере вступит в силу, всё вокруг растает, и расхлябанные дороги станут пыткой.
Одним глотком допив вино в бокале, Андунээль спрыгнула с перил на балкон и стремительно направилась в покои. В словах Трандуила она была уверена. Если он сказал, что отпустит, то, как бы больно ни было, сделает это. А вот самой себе эллет верить переставала. Как знать какую причину она выдумает в следующий раз, оттягивая исполнение обещания, ведь если бы не оно, никакой поездки бы не было, и тогда ей пришлось бы признать свои чувства, а не бежать от них.
Затягивая ремни набедренных ножен, она корила себя за выбранный метод достижения цели, за хитрую манипуляцию, обещание большего по возвращению. Дать кому-то надежду, а потом отобрать её – один из самых жестоких поступков, на которые способны многие создания. Но она к их числу не принадлежала. По крайней мере, хотела верить в это.
Опустив седельные сумки у стены рядом с дверями в покои аранэна, она постучала по деревянной створке и, подождав с полминуты, сделала это ещё раз. Тишина по ту сторону вынуждала нетерпеливо хмуриться, но когда её разбавили едва слышные шаги, Андунээль с облегчением прикрыла глаза и легко выдохнула.
Едва двери приоткрылись, в проёме показался сонный Леголас. В его полных изумления глазах застыл немой вопрос.
– Леди Андунээль? – кивнув в знак приветствия, он внимательным взглядом скользнул по дорожной одежде эллет. – Что происходит? Отец отпустил вас?
Наспех поправляющий одежду и приглаживающий волосы, он выглядел настоящим ребёнком, рядом с которым она была беспринципным вором, посреди ночи крадущим у короля самое ценное сокровище.
– Доброй ночи, мой принц. Владыка позволил нам с вами отправиться в небольшое путешествие, – не тратя время попусту, она протянула Леголасу лист бумаги, сложенный вдвое. – Здесь список всего самого необходимого. Собирайтесь, мы уезжаем прямо сейчас.
– Но почему бы не отложить это до утра? – растерянно отозвался эллон, шире открывая дверь.
– Сейчас – самое подходящее время, – твёрдо, почти грубо, заявила она. – Я буду ждать вас в конюшне не больше часа. Мы уезжаем ненадолго, поэтому брать с собой много вещей не придётся. К тому же, на нашем пути встретится не одно поселение, в котором можно будет купить что-либо.
В глазах Леголаса сомнений и неуверенности было поровну. Где-то в глубине его души сидела на привязи жажда открытий и приключений, но, получив, наконец-то, то, чего так отчаянно желал, аранэн медлил.
– Если вы не поторопитесь сейчас, то неизвестно сколько ещё десятилетий будете ждать от отца позволения покинуть Мирквуд, – глядя ему в глаза высказала она вслух то, что у обоих крутилось в голове.
– Я не опоздаю.
– Хорошо, – кивнула Андунээль, после чего наклонилась за сумками и ни разу не обернулась, уходя.
Неодобрение аранэна чувствовалось кожей. Стоило дать слабину, показать, что её решение можно оспорить, как всё полетит в бездну. В этом сомнений не было. Сначала они дождутся утра, потом случайная встреча с Владыкой убедит её, что можно немного задержаться в Мирквуде. Как звенья в цепочке события выстоятся в стройный ряд. Так что пока это не случилось, нужно уезжать. В эту ночь у эллет был только один союзник – решительность.
За пару часов до рассвета спустившись в королевские конюшни, она не удивилась, когда из денника её приветствовало фырканье верного друга. Ударив копытом в дверь, он намекнул на то, насколько заждался момента, когда она решится отправиться в путь.
– Прости дорогой, но нам придётся подождать мальчика.
Поглаживая Рибиэлсирита по носу и шее, она мягко улыбнулась, а потом и вовсе обняла его, прижимаясь щекой к холёной шерсти.
– Не грусти, Закатная Звёздочка, любая дорога имеет начало и конец. Твоя замкнётся кольцом, и жизнь обретёт новый смысл.
Вскинув голову, Андунээль посмотрела в большие умные глаза и невольно отшатнулась назад.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты сама знаешь, испуганная эллет, – фыркнул своевольный дух и осторожно потянулся носом к её щеке. – Не хочешь признавать, но знаешь.
Андунээль не знала, что ответить. Да и стоило ли что-либо отвечать, когда любое слово окажется глупым оправданием или не правдой? Истина жгла болью между третьим и пятым рёбрами, она лишала покоя и отравляла сладким ядом, нашёптывая о том, что никакая свобода не заменит тепла и света слившихся воедино душ.
Дабы отогнать тяжёлые мысли она начала расплетать мелкие косы и снимать с жёстких густых волос драгоценные бусины. В дороге им ни к чему было выделяться не только острыми ушами, но и богатством. Чем проще они будут выглядеть, тем беспроблемнее станет путешествие. Эту простую истину эллет усвоила довольно быстро в первые годы странствий.
Расчесав гриву и хвост, она оседлала коня и надёжно закрепила седельные сумки. Управившись с этим, протянула ему сладкую морковку, а сама прислонилась к перегородке и надкусила красный бок ароматного яблока. И в этот самый момент чуткий слух уловил приближающиеся шаги.
Через минуту в конюшню вошёл Леголас и, не глядя на эллет, приблизился к своей лошади. Быстро управляясь с ней, он хмуро свёл брови. Разговаривать со спутницей, судя по всему, у него не было никакого желания, но отправляться в путь с таким настроем Андунээль сочла в корне неверным.
– Простите, что столь внезапно потревожила ваш покой. Выдернула из кровати посреди ночи, – скормив остатки яблока довольному донельзя коню, подошла ближе к аранэну.
– Вы странная, Леди Андунээль, – нехотя процедил он сквозь зубы.
– Мне это уже говорили.
Легкая улыбка появилась на её губах и тут же пропала. Наверное, ей следовало подыскать слова, дабы успокоить Леголаса. Но они упорно разбегались в стороны, не желая быть собранными в кучу. Да и как объяснить возникшую между нею и Владыкой связь? Как назвать её? Мать Леголаса была королевой, той, что должна была быть единственной для Трандуила. А сейчас всё указывало либо на то, что королевский брак был ничем иным, как долгом, отчаянием и притворством; либо на то, что искажение добралось до таура и Андунээль. Вот только говорить об этом принцу вряд ли стоило, а даже если и стоило, то точно не ей.
– Если вы полагаете, что отец передумал бы, то вы ошибаетесь.
Голос аранэна прорвался через тяжёлые мысли, подобно быстротечной горной реке, для которой даже прочный гранит не является неодолимой преградой. Даже сейчас, когда в нём слышалось недовольство и неодобрение, он был полон жизни, полон той силы, что заставляет творить самые лучшие в жизни поступки или совершать огромные ошибки. К счастью, он был не одинок. Здесь во дворце у него был отец, готовый оградить сына от любой беды, а в путешествии уже она не оставит его ни на мгновение.
И всё же дорога не была местом для недопониманий, поэтому Андунээль опустила ладонь на руку Леголаса, лежащую на седле, и чуть сжала его пальцы.
– Я верю Владыке.
– Тогда что вас заставило посреди ночи бросаться в путь? – обернувшись к ней, он внимательно посмотрел в зелёные глаза.
Под этим взглядом эллет не выдержала и призналась:
– То, что ещё немного, и я не захочу никуда уезжать.
Развернувшись, Андунээль подошла к коню и запрыгнула в седло. Больше ничего не говоря, она выехала из конюшни. А Леголас, прежде чем отправиться за ней, вдруг понял, что это путешествие либо, наконец, сблизит отца и эллет, либо вернётся во дворец только он один.
Самый тёмный час – перед рассветом. Час, когда из углов комнат вылезают сильнейшие из страхов, когда заскорузлая боль вспыхивает с новой силой, и кажется, что над миром больше никогда не воссияет солнце. Именно в этот час Андунээль в компании Леголаса выехала из дворца, направляясь на юг до Эмин Дуир¹. После она планировала повернуть на запад и по старой лесной дороге – Мен-ин-Наугрим², добраться до Дубовой рощи, а там уже выйти к водам великого Андуина и по его берегу двигаться на юг в Рохан.
В который раз она покидала уютный приют, выбирая дорожные тяготы мягкой кровати? Эллет сбилась со счёта ещё в прошлом тысячелетии. Потеряв однажды родной дом, похоронив его позднее под водами Великого Моря, ей нигде не было покоя. Неспокойная душа всегда рвалась вперёд, всё дальше и дальше по призрачному пути, ведущему к сокрытой цели. Все эти века она будто бы искала нечто бесценное, но, найдя, боялась дать этому имя и обмануться.
Тепло от поцелуев Андунээль ещё долго хранилось на губах Владыки. Она уже несколько часов как находилась в своих покоях, а он до сих пор чувствовал её вкус на языке. Словно наваждение за ним следовал её запах. Даже в своих комнатах он чувствовал тонкий аромат, дышал им и не мог надышаться, предчувствуя разлуку. Горечь миндаля в нём сплеталась с мягким очарованием вишни, под ними почти незаметной, скрытой оставалась бодрящая, тонкая древесная нотка зелёного чая, овевающая свежестью и отражающая чистоту чувств.
Этой ночью сон короля был спокоен и безмятежен так, как не был много сотен лет. Сквозь него в сознание не проникали ни картины прошлого, ни плохие предчувствия, ни отражения потаённых желаний. Отчасти поэтому наступившее утро принесло ему прилив бодрости и показалось прекрасным. В вышине ярко сияло обновлённое солнце, под которым таял колкий лёд небес. Уже сейчас день за днём всё ярче становился свет, даря надежду на то, что самый тёмный уголок Мирквуда однажды вновь наполнится жизнью, отбросит зло, неустанно терзающее Рованион³.
Когда собранные на очередное совещание Легандир, Орелион и Фаэноил, назначенный новым главным королевским лекарем, увидели в каком настроении Владыка вошёл к кабинет, каждый из них по-своему отреагировал на сияющего изнутри таура. Орелион облегчённо выдохнул, поняв, что в это утро грозы удастся миновать. Фаэноил, до этого редко видевший короля, расслабился, отклоняясь на высокую спинку кресла. А Легандир довольно прищурился, глядя на наливающего себе вина Трандуила. Он единственный догадывался о причине столь благостного настроения старого друга, но в присутствии других за лучшее счёл промолчать.
Всё шло своим чередом: Легандир один за другим подсовывал королю указы, которые тот тщательно проверял перед тем, как подписать; Орелион, не скрываясь, обращал внимание Владыки на необходимость проведения отбора в ряды стражей и подготовку новых партий доспехов и оружия; а Фаэноил несколько раз отметил, что было бы не плохо переоборудовать некоторые рабочие пространства в лекарском крыле по подобию лаборатории Леди Андунээль.
Поймав пристальный взгляд Владыки, он невозмутимо отметил:
– Методы брениль во многом отличаются от тех, которыми привыкли пользоваться мы. Бесспорно, она обладает огромной силой, даже отблески которой неподвластны нам, растерявшим во времени былое величье. Но, во-первых, я не хотел бы, чтобы об этом узнал кто-то за пределами вашего кабинета, Владыка. А, во-вторых, мне хватает ума понять, что эффективность работы Леди Андунээль – это то, к чему нам всем следует стремиться. Перенять её опыт – вот что нам следует сделать для того, чтобы не дать тьме победить. Все эти яды: паучьи, моргульские или какие бы то ни были ещё – мы бессильны перед ними. Мы теряем людей. Теряем земли. Я ведь верно понял это, Орелион? – дождавшись кивка от командующего стражей, продолжил: – если кто и сможет нам помочь, то это она.
Какими бы громкими не показались Трандуилу заявления лекаря, во многом он был с ним согласен. Как, впрочем, и со всем остальным, предложенным в это утро доверенными лицами королевства, в число которых он решил включить Фаэноила.
Когда большинство вопросов осталось позади, в двери раздался стук, после которого, с разрешения Трандуила, в кабинет вошёл взволнованный лейтенант армии Мирквуда. Молодой эллон настороженно обвёл взглядом присутствующих и поклонился королю.
– Доброго вам утра, Владыка.
Едва окинув его взглядом, Трандуил вопросительно выгнул бровь и с едва уловимой иронией улыбнулся.
– Ферен, что-то случилось?
И без того ровный и тонкий, эллон побледнел, вытянувшись, словно по струне.
– Этой ночью Леди Андунээль и аранэн Леголас покинули дворец.
Звук треснувшего стекла дрожью прошёлся по нервам эльдар, находившихся в кабинете короля. Все взоры вмиг обратились на Владыку, сжавшего хрустальный бокал с вином с такой силой, что тот сломался, словно хрупкая скорлупа. Глядя прямо перед собой замершим взглядом, в котором застыл лёд, он не замечал, как осколки впились в кожу, и как они распороли её, проникая глубоко в плоть. Несколько ярко алых капель скатились на пол, прочерчивая путь, после чего кровь потекла сильнее. Продолжая сжимать в руке осколки, Трандуил горько искривил уголки губ.
Он дал ей всё, что она желала, и готов был преподнести ещё больше. Она просила время, и он терпеливо ждал. Просила свободы, не стал удерживать её, хотя мог. Он открыл ей сердце, безрассудно подарил его. Вся его нерастраченная нежность и затаённая страсть принадлежали только ей одной, а она сбежала под покровом ночи, словно вор. Уехала и даже не попрощалась. Так, будто он ничего не значил для неё.
Жестокая лгунья! Она проникла ему под кожу сладким ядом обещаний, опьянила мимолётной лаской и растаяла во тьме, оставив его блуждать в ней в одиночестве.
Сквозь гнев, горечь и боль предательства, пеленой застлавшие глаза, он не сразу расслышал советника, приказывающего Ферену уйти, на что тот упрямо стоял на своём:
– Что прикажете делать, Владыка?
Видимо он не раз произнёс одни и тот же вопрос, прежде чем Трандуил махнул ему окровавленной рукой на дверь.
– Ничего, – отстранённый, безразличный голос был мёртв. – Теперь уже ничего. Ступай.
Чувствуя себя посторонним в свете развивающихся событий, Орелион поспешил откланяться и уйти следом за лейтенантом. Как всегда оставшийся подле старого друга Легандир тихо выругался под нос на глупых пугливых эллет и паникующих раньше времени эллонов. Но прежде чем он подошёл к Трандуилу, Фаэноил уже поднялся из кресла и спокойно, словно ничего и не произошло, произнёс:
– Владыка, позвольте мне обработать рану.
– Благодарю за беспокойство, – дежурная фраза холодно слетела с губ короля, – но я хочу, чтобы вы все оставили меня. Легандир, иди. Оставьте меня.
Вопреки приказу, советник хотел возразить. Он недовольно прищурил потемневшие кобальтовые глаза и уже собирался разразиться длинной тирадой, как Фаэноил отрезвил его:
– Идёмте, советник. Владыка пришлёт за вами, когда понадобится ваша помощь.
Как только дверь за ними захлопнулась, Трандуил посмотрел на ладонь, в которой застряли осколки. Надавив на самый крупный из них, он хотел ощутить физическую боль, хотел, чтобы она перекрыла ту, что раздирала его изнутри, но ничего не почувствовал.
Примечания:
¹ Эмин Дуир (англ. Emyn Duir) или Эмин-ну-Фуин (англ. Emyn-nu-Fuin) – горы в Лихолесье. С синдарина: Эмин Дуир (Мрачные/Тёмные горы) и Эмин-ну-Фуин (Горы под ночью). Первое название принадлежало горам изначально и не имело отрицательного значения; причиной названия были густые еловые леса. Второе название они получили, когда в Лихолесье поселился Саурон.
К югу от них проходил древний тракт гномов – Мен-ин-Наугрим.
² Мен-ин-Наугрим (англ. Men-in-Naugrim), с синдарина Дорога Гномов (англ. Dwarf-road) – старая лесная дорога, проходившая от перевала у Имладриса через Андуин, пересекая Лихолесье с запада на восток, до реки Келдуин.
³ Рованион (англ. Rhovanion) – обширная область в Средиземье, называвшаяся также Дикие Земли или Глухоманье. Располагалась к западу от моря Рун. На севере границы Рованиона простирались от Серых Гор до Железных Холмов. К западу граничил с Мглистыми горами. С юга граничил с Белыми горами, Эмин-Маилом, Дагорладом и Эред Литуи.
Глава 33
Чем дальше за спиной оставался дворец Трандуила, тем яснее становилось Андунээль, насколько велика тревога Леголаса за отца. Неуёмное любопытство и жажда приключений притупились под гнётом вины, всё сильнее разгорающейся в юном сердце. Пока Трандуил находился рядом, ему хотелось выглядеть в глазах адар независимым и зрелым, но как только впереди показались Тёмные горы, аранэн придержал коня.
Андунээль хотела утешить спутника словами, окутать его теплом своей уверенности, а потом вдруг поняла, что не сможет вечно защищать его от самого себя. Принцу нужно было взрослеть. А взросления без преодоления самого себя не бывало.
Переночевав примерно на середине отрезка древнего тракта гномов от Эмин Дуир до западной окраины Мирквуда, на следующий день они продолжили путь с рассветом. Солнечные лучи с трудом пробивались сквозь ветвистые высокие деревья, многие из которых были подвержены скверне, расползающейся из Дол Голдура. С грустью понимая, что ни в эту весну, ни в следующую на них не раскроются почки, эллет погрузилась в тягостные раздумья. Пределы своих сил ей были примерно известны, их хватило бы на то, чтобы вылечить лес на половину лиги вокруг себя. Владыка наверняка мог бы воздействовать на большее пространство. Но даже их совместных сил не хватило бы, чтобы исцелить весь Мирквуд. Да и не было никакой уверенности в том, что тьма не вернётся по однажды протоптанным тропинкам. Пока на юго-западе высился чёрной уродливой громадой Дол Голдур, пока неусыпное зло пряталось под покровом теней, следовало копить силы, а не растрачивать их.
Насмешкой судьбы являлось то, что Саурон уделял много внимания тем, кого его прежний хозяин счёл слишком слабыми. Мелькор не видел в тэлери серьезных противников. Но именно они сумели остаться верными и чистыми. Они полюбили Средиземье настолько, что готовы были бороться за него до конца, и остаться в нём навечно, в то время как нолдор стремились вернуться в Валинор, оставленный ими по глупости. И кто после этого был слабаком?
– Ты родился уже после того, как южной части леса коснулась тьма, – негромко заговорила Андунээль, разрушая тяжкое молчание, царящее между ними со вчерашнего дня. Повернувшись к спутнику, она печально улыбнулась, тая в глубине глаз память о прошлом. – Мне искренне жаль, что ты не видел, каким прекрасным был Эрин Гален. Твой дед пришёл сюда и увидел потерянный дом. Осознал, что у него есть шанс снова стать счастливым.
– Вы ведь не знали его? – недоверчиво прищурился аранэн.
– Нет, не знала, – качнув головой, подтвердила она.
– Тогда как можете утверждать что-либо о нём?
Непонимание эллона граничило возмущением. Один неверный жест, одна неточная фраза, и оно вспыхнет в полную силу, как сноп сухой соломы от искры.
– Твой дед, отец и я – синдар Дориата. Это делает нас ближе, чем можно представить, – мягко пояснила она, придерживая нетерпеливо фыркающего Рибиэлсирита и поглаживая его по холке. – Не заметит сходств между Эрин Галеном и его дворцом, а так же Дориатом и Менегротом только слепец. Или тот, кто никогда не видел великолепия Тысячи Пещер.
– Вы тоскуете по дому.
Андунээль кивнула, оценив его проницательность и деликатность. Подняв лицо к небу, виднеющемуся за переплетёнными ветвями деревьев, она улыбнулась.
– Сейчас меньше, чем в те дни, когда приехала к твоему отцу по приказу Леди Галадриэль.
– Разве вы не могли отказаться? – вскинул бровь Леголас.
– Могла, – сразу же отозвалась эллет, а после задумалась над тем, было ли это так на самом деле. Через неполную минуту молчания, она поймала взгляд принца. – Да, наверное, могла. Но я чувствовала, что так будет правильно. Иногда боль и горечь – это то, через что нам необходимо пройти.
– Какая она?
Неожиданный вопрос Леголаса вызвал у Андунээль усмешку. Она поняла, о ком он спрашивал, но отвечать не хотела. И всё же заставила себя.
– Уверенная в своей правоте. Горделивая.
– Вы служили ей, но в ваших словах нет почтения, – с долей растерянности прозвучали слова принца.
– Я не служила ей, – резкое, почти грубое заявление камнем упало в покрытую снегом дорогу под копытами коней. – Леди Галадриэль пригласила меня в Лориэн, и я воспользовалась её любезным приглашением. Между гостьей и подчинённой есть разница, не находишь? – не заметив, как перешла на "ты", она довольно отметила смущение юноши. – Не одну тысячу лет кочуя по Средиземью, захотеть вдруг обрести постоянный дом – что в этом плохого? Покой был единственным, чего хотела уставшая душа, – изогнув уголки губ в намеке на улыбку, она тем самым показала, эти тяжкие думы остались в прошлом. Где-то там, во флете у берега реки. – Так что я помогала её подданным, но никогда была в их числе.
Далеко впереди разглядев просвет между деревьями, Леголас испытывал волнение, но откровения Андунээль в эти минуты занимали его ничуть не меньше, чем путешествие. Он чувствовал, что ещё немного, и узнает тайну, неизвестную даже его отцу.
– Вы так говорите, будто между вами стоит что-то, что не даёт вам покоя.
– Она Нолдор.
Короткий ответ был исчерпывающим. Вот только аранэн то ли специально разыгрывал недоумение, пытаясь вытянуть из неё больше, то ли действительно не понимал.
– Её называют прекраснейшей и мудрейшей.
Едва ли не мечтательно произнеся это, он поймал на насмешливый взгляд Андунээль. Ей явно было чем оспорить эти утверждения, но она не стала этого делать, указав на иное.
– Между нолдор и тэлери всегда будет стоять нечто, что невозможно забыть.
– Резня в Альквалондэ, – тихо произнёс Леголас. – Главная причина того, что отношения между Мирквудом и Лотлориэном столь напряжены столько тысячелетий, – собранный и отбросивший ребячество он словно стал старше на несколько сотен лет. Даже голос его неуловимо изменился, зазвучав твёрже и задумчивей. – Не одна вы не можете простить. Хотя, ни вас, ни отца ещё не было на свете, во времена той битвы.
– Битвы? – непочтительно фыркнула эллет. – Когда сотни прекрасно вооружённых нолдор нападают на мирных тэлери, желая захватить корабли, не принадлежащие им – это не битва. Это бойня. Жестокая резня и вероломство, – в изумрудных глазах полыхнул гнев и неприкрытая ненависть, столь глубокая, что не искоренить, не позабыть. – Брат шёл против брата. Впрочем, нолдор всегда считали себя выше, умнее, сильнее. И в этом становились бесчувственными. Гордыня застила им глаза. В то время как тэлери были мирным народом. Шум прибоя, шелест волн, крики чаек на берегу и песня ветра – вот что было им по-настоящему дорого, вот и всё, что им было нужно. А нолдор подняли свои мечи против братьев, – прикрыв глаза, она сделала глубокий вздох, прежде чем поделиться правдой о своём отце. – Адар был из тех нолдор, что ужаснулись приказу. Он не хотел убивать невинных корабелов и моряков. А нанэт была из тэлери, – увидев изумление на лице Леголаса, она едва не рассмеялась. – Когда всё закончилось, она нашла его на берегу. Окровавленного, едва живого, изрубленного мечами тех, с кем он собирался покинуть Валинор. Она спасла его, а после отдала ему свои фэа и хроа, – мягко улыбнувшись смущению, окрасившему лицо аранэна, она отвела взгляд. – Они были безмерно счастливы, найдя для себя покой в Дориате.
– А что было потом?
Любопытство в голосе Леголаса напомнило Андунээль о том, какой она сама была в его возрасте. Как жажда действий и эмоции переполняли её, а разум стремился к познанию нового.
– А потом были долгие годы счастья. Моё рождение. Свет и тепло. Мудрость и понимание. – Ласковая, тёплая улыбка, царившая на её лице, исчезла, когда из глубин памяти показались картины, полные отчаяния и боли. – Пока наугрим не убили Элу Тингола.
Не глядя, достав флягу из сумки, она сделала несколько глотков воды. Всё это время не сводивший с неё взгляда Леголас чувствовал боль в каждом движении эллет. Но вместе с тем он ощущал в ней тьму. Ярко-алую ненависть и месть, что была чернее чёрного. Встревоженный их мощью, он не понимал, как у неё получается обуздать их? Откуда берётся ровный золотистый свет, который она излучает, исцеляя? Столько веков её разум скользит на грани отчаяния? Аранэна поражало то, сколько сил было в обманчиво-хрупкой фигуре эллет.
А в это время она размышляла насколько может быть откровенной с принцем. Что-то подсказывало, что он сможет принять всё, сделанное ею, и если он это сделает, то и Владыка не отвернётся от неё, когда узнает, сколько крови ею было пролито в годы отчаяния, лютой ненависти и слепой мести.
Убрав флягу, Андунээль сделала глубокий вздох и решилась.
– Когда началась Битва в Тысяче Пещер, я была там. Не помня себя от тревоги за отца, я бежала в его кузницу. Летела вниз по отвесной лестнице над пропастью, а на меня бросались жадные до крови и чужих сокровищ твари. Даже не смотрела куда бью, когда сметала с дороги мерзких коротышек, – усмехнувшись, похлопала коня по боку, давая понять, что всё в порядке. – Одно знаю точно – из тех, кто стоял на моём пути, не выжил никто. Но было слишком поздно, – голос сорвался, и она вынужденно замолчала на пару секунд. – Отца я обнаружила в окружении убитых им одиннадцати наугрим. Даже после смерти в его руке был зажат меч. Вот таким был мой адар, – с гордостью и горечью взглянула она на Леголаса. – А потом, осматриваясь вокруг, я увидела отрезанную голову своего жениха, плавающую в бочке с водой, – отвернувшись от спутника, она смотрела вперёд на дорогу, сдерживая жгучие слёзы, непролитой болью застывшие в глазах. – Тот день разделил мою жизнь на две части. Так что, когда в наш дом пришли нолдор, я была готова. Я убивала их недрогнувшей рукой. Меня вела ненависть и жажда мести. О, как сладка была их кровь на моих руках! – мрачно ухмыльнулась она. – Каким наслаждением были крики, полные боли, когда они умирали, изрезанные моими клинками. От тех дней и поныне я готова отстаивать то, что мне дорого до последнего вздоха. От кого угодно, – с непреклонной твёрдостью в голосе заявила она, чем напомнила Леголасу о той битве, перед которой задвинула его за свою спину. – Но моя мать оказалась слабее, – печально продолжала она. – Не смогла смириться со смертью отца и разрушением Менегрота. Отправилась на Запад. Сбежала, оставив меня одну. Знакомо, не правда ли? – выехав чуть вперёд, усмехнулась и обернулась к спутнику, а после, дабы не бередить его ран, довольно миролюбиво завершила свою историю. – Но я не виню её. Каждому из нас отмерено своё количество сил и выдержки. Да и моя мать никогда не была воином. В отличие от нас с отцом.
Леголас ещё не успел в полной мере осознать всего рассказанного Андунээль. Его терзало множество вопросов. Едва ли не главным среди них был о том, как она жила после падения Дориата и до того как оказаться в Лотлориэне. Вот только теперь он не был уверен, что хочет знать ответ.
Погружённый в смурные мысли, Леголас поначалу не обратил внимания на редеющие по обеим сторонам дороги деревья. Лишь когда перед ним оказалась дубовая роща, а смешанный лес остался за спиной, он остановил коня на границе между ними, где из-под тающего снега вовсю росла зелёная трава.
– Добро пожаловать в мир за границей королевства твоего отца! – торжественно произнесла Андунээль.
С царящей на губах весёлой улыбкой она лукаво смотрела на него, будто оценивая эмоции, наполняющие Леголаса в эти минуты. А ему вдруг показалась, что та израненная тьмой и болью эллет, что говорила с ним меньше четверти часа назад, осталась под сенью Мирквуда. Перед ним находилась другая, та, которой хотелось улыбаться в ответ, что он и сделал, предвкушая увлекательные недели.
