Текст книги "Закатная звезда Мирквуда (СИ)"
Автор книги: Алира Лионкурт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 28 страниц)
Глава 21
Накануне Нэйрэ Андунээль мучила неясная тоска. Тревога гнала её прочь от дворца Трандуила. Беспокойно меряя шагами комнату, эллет то и дело бросала взгляд на клинки, в ножнах покоящиеся на небольшом столе у стены. Хотелось схватить их, запрыгнуть на Рибиэлсирита и скакать прочь. Дальше границ Лихолесья. На юго-запад через леса, горы и равнины. Сердце рвалось в обратное, не желая понимать, что давно пережитый в Рохане День Огня никогда не повторится.
Бессильно опустившись на пол, словно наваждение, она видела перед собой тёплые карие глаза, лучики морщин в их уголках, выдающие улыбчивый характер, и длинные чёрные ресницы, которым могли бы позавидовать красавицы. Зажмурившись, она затылком прислонилась к шкафу, не ощущая даже, как по щекам текут слёзы, хрустальными каплями срывающиеся вниз и разбивающиеся на осколки.
Столько веков прошло, а у неё до сих пор не было ответа на вопрос о том, правильно ли она поступила, позволив себе забыться в кольце сильных рук и украсть у вечности немного счастья. Честно ли было поддаться силе чужого чувства и позволить отогреть себя? Ведь Верест беззаветно полюбил её. Лишь один раз увидев её, скачущую в город по осеннему бездорожью, промокшую под промозглым дождем, одетую в порядком истрепавшуюся одежду, он уже не мог выкинуть из своих мыслей её образ.
Андунээль до сих пор помнила, как в нём погас свет, когда она оттолкнула его, жестоко заявив, что для неё его чувства не более чем досадная помеха под ногами. Раздавленный высокомерием холодных слов, Верест больше не тревожил её. Но, задержавшаяся в Эдорасе¹ до первых холодов, она стала невольным свидетелем того, как мужчина чах с каждым днём. Смотреть на это не было сил, ибо она никогда не хотела множить чужую боль.
Она сама пришла к нему. Неслышно приблизилась к его костру во время празднования Для Огня и, тщательно подбирая слова, рассказала о том, кем является. Она предупреждала, что для неё, как для эльда, жизнь человека – лишь короткий миг. Яркий, увлекательный, манящий, но такой эфемерный. Она зарекалась, что не станет наблюдать, как он увядает. Но в итоге стала тем, лежа у кого на коленях он отправился к праотцам.
Рассвет встретил эллет в конюшне. Наполнив седельные сумки припасами, захваченными на королевской кухне, она тихо напевала грустную мелодию, расчесывая длинную гриву своего любимца. А после, рассказывая своенравному коню о том, какой он у неё красавец, сплетала из кос затейливые сети, унизанные шлифованным янтарем.
Шаги за спиной она расслышала как раз в тот момент, когда затягивала подпругу. Спокойный голос настиг эллет быстрее, чем она обернулась.
– Доброго утра вам, Леди Андунээль, – легкая улыбка на губах главного королевского конюха теплом заполнила помещение, будто бы делая его светлее.
– Имдир! Здравствуй, друг мой, – приветливо отозвалась она и лукаво прищурилась. – Я ведь могу тебя так называть?
– Для меня это будет честью, – едва уловимо склонил голову эллон. Наблюдая за её последними приготовлениями к отъезду, он задумчиво свел брови. – Разве вы не останетесь на празднование? – И уже гораздо тише добавил: – я слышал, что Владыка пригласил вас.
– Об этом уже известно всему дворцу? – колкие слова кубиками льда упали между ними.
Андунээль уже готова была во всех красках представить, какими слухами обмениваются придворные. Но полет её мысли замер, стоило Имдиру понимающе улыбнуться и отрицательно качнуть головой.
– Моя супруга передавала вам королевское приглашение.
– Боюсь, в этот раз я разочарую Владыку, – поглаживая ладонью Рибиэлсирита по холке, ей стоило бы постараться и выдать конюху одну из своих притворных улыбок. Но вместо этого, она зачем-то обронила: – незачем чужачке из Лотлориэна второй праздник к ряду составлять тауру компанию.
– Вы не чужая для нас,… – начал было эллон, но тут же оказался прерван непримиримым тоном целительницы.
– Оставьте, Имдир.
Равнодушно вытерпев его осуждающий взгляд, она собралась запрыгнуть на коня и попрощаться с мужчиной. Но помедлила, когда из-за перегородки денника он достал сверток и протянул в её сторону.
– Примите это, как дар. Я был бы рад знать, что в прохладную ночь Нэйрэ вас согреет этот плед и это вино. Моя Нэйлирилин добавляет в него специи и фрукты. Мы подумали, что вам оно может прийтись кстати, – искренняя улыбка вновь преобразила его лицо, когда эллет со смущением развернула тонкую бумагу и восхищенно выдохнула, проводя кончиками пальцев по мягкой плотной ткани. – Я припас их на случай, если удастся застать вас перед отъездом на очередную прогулку. То, что это случилось сегодня – благостный знак.
– Твои слова греют моё сердце, Имдир, – убирая плед и бутылку вина в седельную сумку, Андунээль тепло улыбнулась эллону. – Это чудесные подарки. Я от всей души благодарю тебя и Нэйлирилин за щедрость и доброту.
– Да найдется вам место у костра в День Огня, брениль Андунээль, – торжественно прозвучало традиционное для Нэйрэ пожелание.
– Да не погаснет твой очаг, Имдир, – произнесла эллет уже из седла, прежде чем конь унес её прочь из дворца.
Большую часть дня Андунээль провела в седле, гонимая вперед невидимой силой, что не давала опомниться. Останавливаясь, чтобы дать отдых коню, она не могла подолгу сидеть на месте и то искала корень златоцвета на берегу потемневшего ручья, то собирала ягоды горицвета, то бережно отрывала листья молочая и заворачивала их и в отдельную тряпицу, дабы ядовитый сок не испортил ничего прилегающего в сумке.
Раз за разом меняя направление, она ехала на север, потом поворачивала по старому тракту на восток, после на запад, почти через весь Мирквуд. Рибиэлсирит испытывал чистый восторг, получив долгожданную возможность скакать наперегонки с ветром. Но в то же время он чувствовал беспокойство, волнами расходящееся от эллет, для которого у неё было множество причин.
Поздним вечером, по воле случая, она оказалась у костра Стражей Границ на юго-западе королевства. Завидев между деревьями далекий отсвет, она неспешно направила коня в его сторону и через десяток минут, спешившись под взглядами отряда Стражей, склонила голову в приветственном жесте.
– Найдётся ли место у вашего костра идущей по дороге в День Огня? – войдя в круг света, она поймала взгляд предводителя отряда, безошибочно определив его среди остальных.
А через миг, когда над небольшой поляной раздался голос эллона, она узнала в нём того, кто встретил её по прибытию из Лотлориэна и сопроводил во дворец таура.
– Звезда сияет в час нашей встречи, брениль Андунээль, – учтиво кивнул он и жестом указал на свободное место напротив себя. – Мы будем рады, если вы согреетесь у нашего огня.
– Благодарю вас,… – намеренно сделав многозначительную паузу, она желала услышать его имя.
– Фаринаил, – изогнув уголок губ в полуулыбке, он внимательно наблюдал за ней.
– А моё имя – Валирас, – вслед за предводителем представился самый юный из стражников, крови которого испили клинки Андунээль при первой их встрече.
Больше из сидящих у костра никто не спешил называть своего имени целительнице. Но ей этого и не нужно было. Хватало того, что в их взглядах, помимо настороженности, легкого любопытства и спокойного равнодушия не было ничего иного.
Достав из седельной сумки плед, подаренный Имдиром, и сверток с сыром, лембасом и фруктами, она расположилась на предложенном месте. Тут же молчаливая эллет, сидящая по правую руку, вручила ей чашу, полную вина. Поблагодарив её, Андунээль отпила пару глотков, испробовав сладкого вина, что тягуче лилось в горло, словно было соткано из тумана, впитавшего в себя сладость ягод, оставленных висеть на кустах до зимы.
– Леди Андунээль, – голос юного стража зазвенел серебряными колокольчиками, перекрывая треск веток в костре. Держа лютню в руках, он указал на неё взглядом. – В эту ночь мы поём у огня и рассказываем истории. Вы поделитесь с нами какой-нибудь из своих?
Застигнутая врасплох, она изумленно распахнула изумрудные глаза и, вскинув бровь, посмотрела на юношу. Отказывать принявшим её стражам было бы проявлением неуважения. Но все истории, которые приходили ей в голову, мало подходили для того, чтобы быть рассказанными кому-либо. Тем более едва знакомым Стражам Границ, даже в Нэйрэ внимательно прислушивающимся к лесу.
– Прости, Валирас. Мои истории вряд ли покажутся вам интересными, – плавно уходя от предложения, она осторожно смешивала в призрачном тигле правду с недосказанностью. Склонив голову к плечу, она мягко улыбнулась. – Но я спою, если ты доверишь мне свой инструмент.
Эллон бросил короткий взгляд на лютню, по которому стало понятно, насколько он дорожит ею. С его губ сорвался тихий вздох, когда он легко поднялся на ноги и подошел к Андунээль, передавая его ей. Эллет бережно забрала изящную лютню и, прижав к себе так, словно играла каждый день, провела тонкими пальцами по струнам.
Глядя в пламень костра, она позволила воспоминаниям захватить себя, и музыка полилась над лесом. Перезвоном хрустальных колокольчиков звучал перебор под её рукой, пока она вспоминала, когда последний раз играла для кого бы то ни было. Шесть десятков лет пролегли между ней и тем днём, когда Леди Галадриэль пришла в её дом и принесла в дар осеннее вино. Тогда первый и последний раз голос Андунээль звенел в тишине, вторя ритмичной горькой мелодии.
Как и в тот день, сомнений в выборе песни не было. Жестоко оборвав легкий мотив, она чуть приподняла лютню и прикрыла глаза, погружаясь в Нэйрэ далекого две тысячи пятьсот двенадцатого года Третьей Эпохи. В тот год осеннее бездорожье застало её в Истфолде². Бесцельные блуждания привели эллет в Каленардон³ пару лет как заселенный северянами. Проезжая по равнине, она думала, что успеет миновать Рохан и по одной из тайных троп пройти в Имладрис. Но проливные дожди заставили её изменить планы и остаться в Эдорасе до холодов, а после и вовсе провести несколько лет с Верестом, становясь свидетельницей того, как рос и ширился город на зелёной горе, находящейся между отрогов северной части Белых гор⁴. Эти несколько лет были для Андунээль самыми счастливыми с тех пор, как от её хрустального Менегрота остались лишь развалины, покоящиеся на дне моря.
Хриплый с непривычки голос, расколол молчание, окутавшее сидящих у костра. Постепенно набирая силу, он сковал их магией слов, безжалостно подчиняя настроению песни.
Не спугни мою тень, когда я войду в дом по ступеням луны
В не назначенный день, не по чьей-то вине возвращаясь с войны.
Назови свою печаль именем моим,
В одиночестве небес хватит места нам двоим.
Не отрывая взгляда от танца огненных духов, сплетающихся друг с другом и то и дело норовящих лизнуть её обувь, она вспоминала, как однажды вернулась к Вересту через семь лет после их первой встречи. В те времена она давно уже не рыскала по дорогам Средиземья в поисках гномов. После того, как Пресветлая Госпожа окружила её заботой в Лориэне, Андунээль не думала боле о мести. Но по воле рока случайно наткнулась на них у Белых гор, возвращаясь из Гондора. Окровавленная, с рассеченной бровью и двумя ребрами, сломанными ударом дубины, она ввалилась через его порог. И осталась с ним на десять горько-сладких лет.
В тревожной тишине, по трепетной струне
Душа уходит ввысь, душа уходит в звук,
Душа уходит в звук.
Опять спина к спине на прежней стороне
Мы держим хрупкий мир, не размыкая рук,
Не размыкая рук.
А потом, в одно морозное утро, она вышла из дома за водой и пропала на долгие годы. Не смогла смотреть, как полный силы мужчина из эотеод⁵ постепенно стареет. Она надеялась, что Верест сможет завести семью, если она навсегда исчезнет. Но, желая счастья, испортила ему жизнь.
Не ищи новых слов, для молитвы тому, кто был рядом всегда,
Из посмертия снов нас выводит к рожденью всё та же звезда.
Первый ветреный рассвет прошлое сожжет,
Только замок на холме тайну бережет.
С того времени, где бы эллет оказывалась, каждый год в День Огня она вспоминала Вереста. Его губы, нежно прикасающиеся к её виску, а после жалящие иступленными поцелуями. Его бережность и трепет, не свойственный опытному коневоду, потерявшему всех родных во время чумы. Его выдержку и силу воли, благодаря которым он смог прожить годы в разлуке. Он отчаянно любил свою зеленоглазую лесную ведьму, а она принесла ему боль, оставив.
На скомканном листе слова опять не те,
Сплетая жемчуг фраз, сплетая в нить сердца,
Сплетая в нить сердца.
Под тенью древних стен с щитом иль на щите
Мы принесли обет – быть верным до конца,
Быть верным до конца.
И всё же Андунээль не выдержала. Снова оказалась на его пороге, когда смоляные волосы рохиррим⁶ посеребрило время. Но он был так же хорош собой. Её мудрый мужчина, отказавшийся от щедрого предложения продлить годы за счёт силы эллет. Гордый и бесконечно любящий свой дар богов, как он называл Андунээль, он не хотел обманывать смерть с помощью её дара. И он не желал для любимой человеческой жизни, понимая, что своим чувством только ранил её.
Не прощайся со мной, я иду далеко – до границы миров,
Дальше края небес, вслед за девой-весной, далеко-далеко.
Самородным серебром раздавая смех,
Чтоб все за одного, а один за всех.
Верест умер у неё на руках. Без боли и страданий. Ложась в одну из ночей на кровать, он опустил уже полностью седую голову к ней на колени и улыбнулся, сказав, что его время пришло, а потом закрыл глаза и уснул навеки.
Разбитая горем, Андунээль сожгла его тело и вернулась под опеку Владычицы Лотлориэна. С тех пор она никогда больше не была в Рохане. Не видела Медусельда⁷ гордо возвышающегося на зелёной террасе у самой вершины горы, крыша и столбы которого, казалось, были покрыты золотом. Она вообще перестала покидать Лориэн, давая времени возможность если не излечить себя, то хотя бы притупить боль и унять горечь.
Сквозь неприступность скал, сквозь плен чужих зеркал
Последний ломкий луч бесценного тепла
Бесценного тепла.
Как знамя свернут бал, пустынный темный зал
И не закрыта дверь за той, что вновь ушла,
За той, что в ночь ушла.
Едва не порвав струну на последних аккордах, она словно очнулась, когда магия песни истаяла в ночной темноте. Растерянно моргнув и оглядевшись, наткнулась на прикованные к себе взгляды всего отряда и тяжело вздохнула, запоздало поняв, что по щекам текли слёзы.
Смущенная неловкостью ситуации, Андунээль опустила лицо, торопливо смахнула с ресниц капли и вытерла влажные дорожки. Всего пара мгновений и на её лице царила мягкая улыбка. Пронзительные зелёные глаза были удивительно спокойны, спрятав тайну, хранящуюся в песне, на семь замков.
В какой-то степени эллет была даже рада, что сорвалась не во дворце перед Владыкой, а среди обычных Стражей, привыкших хранить чужие секреты не хуже, чем свои собственные. Она почти утешила себя этой мыслью, когда, вдруг подняв взгляд, увидела Леголаса, стоящего на грани света и тьмы. Погруженная в дни былого, она не услышала его шаги и теперь, смотря в зелёные глаза аранэна, чувствовала себя в западне.
Примечания:
¹ Столица Рохана
² Истфолд – одна из областей Рохана на юго-востоке страны. Граничит с Вестфолдом на западе (по реке Снежной), Анориэном на востоке и Истэмнетом – на севере
³ Каленардон – провинция Гондора до 2510 г. Т. Э. Огромная холмистая равнина к северу от Белых гор и к западу от Анориэна. С синдарина "зелёные владения". В 2510 г. Т.Э. наместник Гондора Кирион передал весь Калернадон, кроме Изенгарда, королю Эотеода, Эорлу Юному. После регион стал называться Рохан
⁴ (синд. Эред Нимраис) Центральный горный массив Средиземья, отроги которого простираются в разные стороны. Второй по протяженности хребет Средиземья. Длина около 1000 км. Учитывая, что многие его вершины покрыты снегом, высота не меньше 2900 м
⁵ Обособленные племена людей-северян, жившие в долине Андуина к югу от Каррока, а позднее далеко на севере. Предки рохиррим
Слово, обозначающее «конные люди», составлено из староанглийских эох (éoh) – «конь», или «боевой конь» и теод (théod) – «люди», «народ»; напоминает древнескандинавское йосйод (jóþjóð) – «конные люди»
⁶ Народ людей, населявший королевство Рохан, происходивший от племени эотеод
Название состоит из двух синд. слов: roch – конь и kher – владеть, образующих слово Рохир (синд. Rochir) – всадник, повелитель коней, и множественного суффикса – rim
Варианты перевода: рохиримцы, роханцы, рохирримы, коневоды, мустангримы
⁷ Королевский дворец в Эдорасе, столице Рохана
Глава 22
Возвращаясь с другим отрядом после зачистки паучьего гнезда, Леголас отделился от Стражей, торопящихся к своим родным, когда вдали замаячил костер отряда, у огня которого грелась Андунээль. Неслышными были его шаги по прелой листве, которыми он приблизился к эльдар как раз в тот момент, когда эллет запела. В Мирквуде любили песни и музыку, но никогда раньше ему не приходилось слышать, чтобы магия песни плотным кольцом стискивала волю, подчиняя и унося бурным потоком. В какой-то момент в его душе всколыхнулась неясная тревога, разум твердил, что так петь обычная эллет не может, что эта пугающая сила скорее похожа на воздействие майар. Но потом Леголас вспомнил свои ощущения во время того, как колдовал его отец, делясь с лесом силой. Пристально глядя на брениль Андунээль, он ощутил, как всё стало на свои места. Принятие того, кем она могла быть было простым и правильным. Оно объясняло и её силу, и бесконечные странствия, и многие знания, которые принято было считать утерянными, и её спокойствие, отдалённо напоминающее притворное равнодушие adar.
Когда песня стихла, отряд, сидящий кругом у костра, сковало молчание. Все слова казались лишними. Кто-то из Стражей потянулся к вину, кто-то поднял лицо к небу, сквозь ветви деревьев ловя далекий чистый свет звезд, застывших в холоде и темноте безвременья. Пользуясь глубокой задумчивостью и смятением остальных, Леголас приветствовал их, продвигаясь к целительнице. Несмотря на промелькнувший в её глазах страх при виде его, эллон сел на край расстеленного ею поверх упавшего дерева пледа.
У каждого из эльфов были свои излюбленные манеры поведения, жесты, маски. Отец пользовался высокомерием и холодностью, огораживаясь ими от всего мира. Андунээль выбрала спокойствие и почтение, окутавшие её плотным коконом. А сам он был привычен к близкой характеру простоте, сменяющейся разумной долей наглости.
– Рад видеть вас, Леди Андунээль. Не знал, что вы поёте, – осторожная улыбка на губах аранэна расцвела подобно первому хрупкому цветку, проросшему сквозь снег. Не такая яркая, как могла бы быть, но полная надежды.
От Леголаса не скрылось смятение, на миг охватившее эллет. Но она тут же взяла себя в руки.
– Приветствую вас, аранэн. Я уже очень давно не держала в руках лютни, – скользнув взглядом по струнам, она пожала плечами. – Я привыкла играть на несколько ином инструменте. Далеко на юго-западе живут смуглокожие люди. Они очень быстро говорят на своём забавном языке, растят оливковые деревья и создают похожие на лютни музыкальные инструменты.
– Должно быть, ваши путешествия были удивительны, – любознательно обронил он, с удовольствием принимая из её рук угощение и не отказываясь от чаши вина, протянутой Стражницей.
– Я видела многое, – не стала отпираться Андунээль, коротко кивая.
Теперь, когда Трандуил в любой момент мог рассказать сыну о том, кто она и откуда, скрытность была излишней.
– Леди Андунээль, – обратился к ней предводитель отряда, смотря на причудливый танец языков пламени.
– Да, Фаринаил, – бросив взгляд на эллона поверх костра, она отпила глоток вина.
– Мы сочтём за честь, если вы споёте нам что-нибудь ещё, – низкий твердый голос был полон уверенности и мрачной решимости, понять природу которых эллет не могла.
– Но мои песни…, – возражение застыло на приоткрытых губах, когда в поднятом на неё взгляде Андунээль увидела заскорузлую боль и пустоту. И всё же она мягко уточнила: – вы ведь почувствовали, что от них горчит на языке?
– Может быть, во дворце они бы и не пришлись по вкусу придворным эльфам, но вы среди Стражей Границ, – усмехнулся Фаринаил, наполняя свою чашу вином. – Нам близко и понятно то, о чём вы поёте.
– Смелее, брениль Андунээль, – приблизившись, шепнул на ухо Леголас, приободряя её.
Ответь она отказом, никто не стал бы настаивать. Так просто было передать лютню Валирасу и дать мороку окончательно раствориться в пряной осенней ночи. Но что-то во взгляде Фаринаила удерживало от этого. Он просил так, как просят умирающие о чём-то понятном и важном одним только им. Ей было известно укрытое туманом дальнейшее. Откажешь – навсегда станешь нежеланной гостьей у чужого огня.
Прежде чем начать играть, Андунээль долго смотрела в огонь, перебирая в памяти слова, драгоценными камнями нанизанные на золотые нити. Какие из бус подойдут для сурового темноглазого Стража? Не станет ли диссонировать с его прошлым тоска цвета аметиста? Есть ли в его жизни хоть немного места для радости цитрина? Чисты ли его помыслы, как прозрачные слезы из кварца? Познал ли он счастье, янтарем разбросанное по берегу беспечности? Или усталость выжгла его настолько, что истерзанной душе не мило ничего, кроме сапфирового спокойствия?
В несколько глотков допив пряное вино, эллет, наконец, решилась. Мягко коснувшись струн, тонкие пальцы породили неспешную мелодию, светлой печалью разлившуюся в воздухе. Вкрадчивый шепот постепенно креп, наливаясь горечью. Светлая тоска сковала сердца Стражей, по воле сильного голоса заставляя вспомнить утерянное.
Я расскажу тебе,
Как плавит огонь серебро,
Как плачет дождём с небес
Душа над ярким костром,
Как сердце бьётся звездой.
Лишь имя – безмолвный крик,
Что станет новой бедой
И путь на тысячу лиг…
Закрыв глаза, Андунээль представила Фаринаила в другом месте и в другое время. Размытые силуэты чужих воспоминаний полу растаявшими призрачными тенями проходили сквозь неё. Где-то там, далеко в прошлом опытного воина была та, что выжгла в его душе огромную дыру. Образовала пустоту, которую как ни старайся, ничем не заполнить. Кого не смог спасти эллон из пламени, охватившего некогда уютный дом?
Ответа не было, но песня вытягивала из всегда сдержанного Стража эмоции. Словно острая игра, она проколола нарыв, из которого хлынул гной. Всё, что оставалась эллет – вытянуть эту заразу.
Как трудно это понять,
Но ты опять опоздал.
Огня теперь не унять,
Он снова меж нами стал.
Как близко твоя душа.
Я знаю, что ты придёшь.
По горьким листьям шурша,
Слезами падает дождь.
Распахнув ресницы, с помощью силы, вплетенной в слова, целительница обратилась к замершему каменным изваянием мужчине. Тысячей незримых рук, она коснулась его души, забирая чувство вины, заставляющее его раз за разом рисковать собой в слабой надежде, что однажды он отправится в дорогу за предел за той, что давно ждала его в чертогах Мандоса. Вот только Андунээль знала – пришедшему до срока под бесконечно высокие своды чертогов, Фаринаилу едва ли будут рады.
Послушай, не рвись в огонь.
Ты мне не сможешь помочь.
На зов протянув ладонь,
Глаза мне закроет ночь.
Смотри – дорога клинком
Из утра в полночь легла.
И я по ней босиком
В другую сказку ушла.
Закончив песню так же, как и начинала, она перешла на шепот. А когда он затих, замолкла и музыка, напоследок разлетевшись по поляне умиротворяющим перебором.
Протянув застывшему юноше лютню, эллет мягко улыбнулась. Она попросила ещё вина и отшутилась, предупредив, что это была последняя спетая ею песня в этот Нэйрэ. Предоставив другим право наполнять осеннюю ночь красочными историями и звучанием музыки, она переложила плед, расстелив его по траве и стволу сваленного дерева, после чего села, опершись спиною о шершавую кору, отчетливо чувствующуюся даже через плотную мягкую ткань.
– Вам следовало быть с Владыкой в эту ночь, аранэн, – прохладным ветром с Северных гор повеяло от укоризны в размеренном голосе. – Он наверняка ждал вас. Нэйрэ – один из тех праздников, в которые следует быть вместе с родными и близкими.
– Не думаю, что отцу так важно моё присутствие, – беспечно отмахнулся Леголас.
Отвернувшись от него, Андунээль замолчала, хмуро сдвинув брови. Глоток за глотком выпивая терпкое вино, она смотрела в огонь и вспоминала, как в детстве часами сидела в углу отцовской кузни и с восхищением наблюдала, как он работает над очередным творением. Ей всегда казалось, что самое лучшее из сделанного отцом, принадлежало ей. Будь то прекрасно сбалансированные клинки, предупреждающие белоснежным сиянием о приближении орков, или изящный, почти невесомый серебряный венец.
Индаминион не так часто проявлял бесконечную любовь к дочери, но при малейшей возможности он подхватывал её на руки или сажал к себе на плечи и поднимался по широким лестницам Менегрота к солнцу. Именно он терпеливо и смиренно ждал, когда малышке приходило в голову заплести его длинные золотые волосы, отливающие медью в лучах, проникающих через кроны.
Понимая, что, по сути, не имеет никакого права поучать аранэна Мирквуда, она всё же не сдержалась:
– Мне горько слышать это, – поймав на себе недоуменный взгляд, брошенный принцем, она натянуто улыбнулась. – Простите, Леголас. У меня было слишком мало времени с моим отцом, прежде чем он пал жертвой чужой жадности и глупости. Тем, кто нуждается во времени, его всегда не хватает.
– Вашего отца убили? – не подумав, обронил он и сразу же пожалел об этом, видя, как изменилась Андунээль. Извинения выглядели бы смешно, реши он принести их. Вместо них Леголас тихо уточнил: – давно?
– Настолько давно, что мало кто помнит о тех днях, – сухо ответила эллет и сделала вид, что заслушалась пением Стражницы, сидящей по левую руку.
До самого рассвета эльдар праздновали Нэйрэ. Их беседы и песни у костра умиротворяли Андунээль, напоминая далекие времена начала Второй Эпохи, когда она в компании митрим¹ путешествовала по Северо-Западу Средиземья. Она слушала их истории и просила Валар, быть милосердными к отряду. Просила, чтобы их жизни не оборвались по нелепой случайности или жестокой воле судьбы.
И пусть изначально она не была настроена делиться историями из прошлого, в какой-то момент слова сами по себе сорвались с губ. Когда Валирас заговорил о том, что за пределами Мирквуда в мире нет ничего, что стоило бы расставания с близкими, она скептично выгнула бровь и рассказала об Умбаре – нуменорской² гавани-крепости, построенной во Вторую Эпоху южнее залива Белфалас³. О том, как в нутрии неё была установлена Умбарская колонна – большой белый столб с хрустальным шаром на вершине, который уже никому не суждено увидеть, ибо первым, что сделал Враг⁴, когда захватил крепость – это разрушил её. Время не пощадило ни белокаменные храмы с куполообразными крышами, золотом сияющими с берега, ни голубые шпили башен, устремлявшихся к облакам.
Она говорила о Дол Амроте – замке правителя Белфаласа⁵, названном так в память Амрота⁶, короля Лориэна. До переименования называвшимся Тирит-Аэар. В своё время его населяли потолки нуменорцев, избежавшие влияния Саурона. Среди них встречались не только знавшие синдарин, но и те, в чьих жилах текла кровь эльда. Немногочисленны были жители замка, но эти люди, все до единого, являлись Верными⁷. Сквозь века они пронесли в себе свет, сохранив остроту ума, неподверженного скверне лживых уст.
С улыбкой на губах Андунээль вспоминала, искусных арфистов Дол Амрота, придирчиво отмечая, что эльфы Имладриса уж точно уступают им, на что со стороны Стражей последовали недоверчивые взгляды.
Видя, что они заслушались, эллет упомянула и Пеларгир – крепость-порт близ устья Андуина. Некогда принадлежащую Нуменору, но впоследствии перешедшую во владении Гондора. Друзья эльфов, чтившие Валар – вот кем были жители порта Верных в Средиземье.
Прикрыв глаза, ей на миг показалось, что она снова стоит на одной из пристаней огромной гавани, слышит шелест чаячьих крыл и их крики, а в лицо веет теплый ветер с юго-запада, оставляя на губах привкус соли Великого Моря. Она словно наяву видела белоснежные паруса могучего флота, некогда покорившего Умбар, в котором укоренилось зло.
Когда Андунээль замолчала, эллет, что подавала ей вино, с грустью отметила, что Умбар заселили пираты⁸, а в Пеларгир не восстановлен после очередного их нападения. Целительница согласно кивнула Стражнице, на губах её засияла мягкая понимающая улыбка, но слова были тверды. Она была уверена, что наступит время, и над теми землями вновь засияет чистый свет. Сильный, мудрый король восстановит разрушенные города и крепости, и сможет вернуть покой и процветание в Гондор, который станет великим королевством.
В укутанном покровом тьмы лесу особенную, звенящую тишину можно было пить, как хмельной густой напиток, и никак не напиться. Только перестук копыт лошадей разбавлял её, будто придавая форму безбрежной пустоте. Постепенно непроглядная тьма отступала, и всё яснее становились очертания деревьев, а их терпкий запах щекотал ноздри, смешиваясь с горько-пряным ароматом прелой листвы. Где-то недалеко проснулась первая пташка и тут же приветствовала наступающую зарю. Над головами заскрипели старые деревья, и в рассеивающейся темноте пробился первый слабый лучик солнца. На бледно-золотом небе тускнели звезды. Густой туман, пронизанный рассветными лучами, так же был выткан из небесных золотых нитей, тысячами рук умелых прядильщиц земли. По верхушкам деревьев пробежался ветер, зашумев листвой.
Залитые рассветным золотом, Андунээль и Леголас подъехали к мосту через Лесную. Эллет искрилась от отблесков, вплетенного в гриву коня, янтаря, преломляющего солнечный свет. Она словно была вся из огня. И только изумруды глаз несли в себе успокоение лесной листвы, умиротворяя.
Придержав коня, прежде чем тот въехал на мост, Леголас полез запазуху и достал объемный флакон с ядом. Протянув было эллет руку вместе с ним, он вдруг замер, а потом лукаво улыбнулся.
– Я хотел бы попросить у вас кое-что взамен этого, – внезапно изменил условия он, вызвав у целительницы изумление.
– Разве у меня есть что-то ценное, что вы хотели бы иметь? – осторожно уточнила она, поглаживая Рибиэлсирита, пританцовывающего на месте, по шее.
– Ваши истории для меня дороже золота и драгоценностей из сокровищницы, – восхищенно признался аранэн. – Вы бывали в краях, о которых я мог только читать. Вы были свидетельницей событий, о которых остались только скупые упоминания в летописях.
Не зная чего ждать от принца, Андунээль была готова услышать что угодно. Но когда он озвучил своё условие, больше похожее на просьбу, она радостно засмеялась, и смех её, подхваченный журчащей рекой, унесло далеко вниз по течению. У эллет на душе было светло от того, что в Леголасе она увидела ребенка. Пусть выросшего и пережившего не одну вылазку в лес, зачистившего не одно паучье гнездо, но всё же ребенка. Того, что нуждался в тепле, изнемогая в плену своего королевства, словно в драгоценной клетке. Отчаянно жаждущий стать полностью самостоятельным, он хотел увидеть мир, кажущийся необъятным. Что ж, в этом она могла, хоть и немного, но помочь ему.
