Текст книги "Закатная звезда Мирквуда (СИ)"
Автор книги: Алира Лионкурт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 28 страниц)
Глава 28
Когда Леголас рассказывал, как они с Леди подъезжали к Лесной, в двери кабинета постучали, а затем, не дожидаясь ответа, отворили их. Не задержавшись на пороге дольше нескольких мгновений, Андунээль вошла внутрь и остановилась напротив Трандуила. Сменившая заляпанную кровью и слизью одежду на тёмно-синее платье, расшитое серебряной нитью, и серую мантию, она не стала заплетать влажные после ванной волосы, оставив их свободными волнами струиться по плечам и спине, но надела серебряный венец, выкованный отцом, пропустив сквозь него пряди. Взглянув на Леголаса и убедившись, что между ним и отцом всё в относительном порядке, она холодно обратилась к королю:
– Вы звали, Владыка?
– Приказывал, – жестко поправил он, внимательно смотря на эллет и пытаясь понять, действительно ли она невредима. – Вы должны были прийти сразу же, как только вернулись во дворец.
Любой другой на её месте боялся бы его гнева, рассыпался в извинениях и раскаивался, но она была безразлична к эмоциям таура. И это безразличие, смешанное с неестественным спокойствием лишь сильнее разжигали в нём полыхающее огнём негодование. А она, не чувствуя этого, спокойно повела плечом.
– Вы приказали мне одно, принц – другое, – скользя взглядом по рельефной стене за его спиной, она медленно сделала вдох-выдох. – Увы, мне нужно было сделать выбор.
– И он, как всегда, оказался не в мою пользу, – неприкрытая злая усмешка искривила уголки губ Трандуила.
– Так что вы хотели, Владыка? – бесцветным голосом спросила она так, словно была безумно уставшей и делала одолжение ему, вместо того, чтобы насладиться покоем и тишиной.
Этого оказалось достаточно, чтобы король позабыл о самоконтроле. Склонив голову к плечу, он обманчиво мягко улыбнулся, обращаясь к ней. И только глаза застыли ледяными провалами в бездну.
– Кто дал вам право так разговаривать со мной? Кем вы себя возомнили? – постепенно его голос повышался, грозя лавиной обрушиться на хрупкую эллет. – Вы чуть не погубили моего единственного сына! – Разгневанный её безразличием и опасностью, подверженными которой оказались по собственной глупости и она, и аранэн, он резким движением смахнул со стола всё, что на нем было. Не глядя на то, как белоснежные листы вперемешку с документами, письмами и отчётами разлетелись по полу, он прищурился, подавшись вперёд. – Что я хотел от вас? – зло прошипел он. – Быть может раскаяния и извинений?
– Отец, – мягко обратил на себя внимание Леголас, – ты не справедлив. Андунээль скорее спасла меня.
– Молчи! – впервые за несколько сотен лет закричал Владыка, не желая слышать оправданий в её адрес.
– А ты не говори того, о чём потом будешь жалеть! – резко поднявшись, аранэн сделал несколько шагов к нему.
Меж тем Андунээль опустила ладонь на плечо принца и, благодарно улыбнувшись ему, отрицательно качнула головой. Становиться причиной ссоры между ним и королем ей не хотелось.
– Вас тревожит то, что ваш сын мог умереть? – вкрадчиво спросила Трандуила эллет. Впервые с того момента, как зашла в кабинет, она встретила взгляд его глаз и спокойно, даже несколько отстранённо, уточнила: – или то, что он единственный?
В застывшей тишине отголоски её слов звучали, словно пощечина для короля, и стали причиной ступора принца. Вскинув бровь, она дала понять, что ни капли не боится произнесённого и что ждёт ответа.
Впервые за всю свою долгую жизнь Трандуилу захотелось ударить эллет в ответ. Он едва сдержал себя, сжимая край столешницы побелевшими от напряжения пальцами. А она, словно издеваясь, усмехнулась, подошла к столику с напитками и налила себе вина.
Переведя взгляд на сына, эллон понял, что пока тот является свидетелем выяснения отношений между ним и Андунээль, они не сдвинутся с мёртвой точки.
– Леголас, – на выдохе произнёс он имя аранэна, – оставь нас.
– Отец, я не думаю… – нахмурившись, возразил юноша, но оказался тут же перебит.
– Думать нужно было перед тем, как отправляться к паучьему гнезду неподалеку от наших границ на юго-востоке, – нетерпящим пререканий тоном прервал сына Трандуил. – А сейчас оставь нас.
– Как прикажешь отец, – нехотя подчинился юноша.
Учтиво кивнув эллет, он поймал её взгляд и, будто бы извиняясь за своё бессилие, мягко попрощался с ней:
– До встречи, Леди Андунээль.
– До встречи, Леголас, – ласково улыбнулась она напоследок.
А когда принц ушел, улыбка исчезла с её лица. Делая глоток дорвинионского вина, она приблизилась к Владыке, останавливаясь по другую сторону стола, напрочь игнорируя кресло. Задумчиво поглаживая ободок бокала подушечкой указательного пальца, она опустила взгляд на сброшенные со стола бумаги, избегая его взгляда.
– Полагаю, о том, как всё было, вы уже узнали и от Фарласа, и от аранэна, – спокойно заключила она, будто речь шла о погоде, а не о том, как она и принц чуть не лишились жизней. – Так зачем здесь я?
– Я хотел вас видеть, – держась за те крохи самообладания, что у него ещё остались, произнёс мужчина. – С каких пор одного желания Владыки для вас недостаточно?
Она понимала, что стоило изобразить раскаяние, но если и чувствовала его, то не потому, что перечила королю, а потому, что из-за неё там в лесу погибли Стражи. Она не могла передать того ощущения, которое испытала, когда поняла, что на ней будет лежать вина, если принц падет в сражении. Ни незнание, ни желание защитить его ценой своей жизни, ничего не меняло и не оправдывало этого.
Вот только Трандуил не спрашивал о сражении с орками. Поэтому она равнодушно повела плечом и сделала пару шагов к окну, остановившись полу-боком к эллону. Залитая последними лучами закатного солнца, она на миг представила, что укрытый снегом лес, тонет в этом свете, будто в крови.
Не отрывая от неё взгляда, он мягко провел им по красно-рыжей макушке, обрисовал изгибы плеч, скользнул вдоль спины и вдруг замер. Густые волосы, которые непривычно было видеть свободно струящимися по плечам и спине, были неровно обрезаны снизу.
– Что с вашими волосами? – хмурясь, он подошёл к Андунээль и остановился в паре шагов от неё.
Мельком взглянув на него, она выпила немного вина и беспечно пожала плечами.
– Уворачивалась от ятагана вожака. Не особо удачно.
Безразличие, с которым она говорила о том, как чуть не погибла, пугало его. И вместе с этим, он приходил в ярость от того, что какая-то падаль осквернила её облик.
– Это всего лишь волосы, Владыка, – уловив его недовольство, тихо заметила эллет. – Их подровняют, и они отрастут снова.
Она не поняла, что причина столь сильных его эмоций была куда глубже и куда сложнее.
– Вы могли умереть.
– Могла, – с легкостью согласилась она, утвердительно кивнув.
– Я не хочу, чтобы вы подвергали себя опасности, – настойчиво произнёс Трандуил, будто бы требуя с неё обещание больше не поступать столь опрометчиво.
В этот момент равнодушие Андунээль дало трещину. Повернувшись к королю, оказавшемуся ближе, чем полагала, она выразила тревогу, облачив её в мрачные слова, безжалостно сорвавшиеся с губ:
– Пока этот враг существует рядом с Мирквудом, такое может случиться с любым из Стражей.
Это была истина, известная им обоим. Но какая бы опасность не обитала рядом с границей королевства, разбираться с ней было его делом. Леголас и Андунээль должны были оставаться в безопасности, чтобы ни происходило. Любой ценой.
Об этом он и напомнил, сверху вниз смотря на эллет:
– Ты не Страж.
Моргнув от внезапного "ты", на которое слишком легко он перешёл, она сделала шаг назад и в сторону, будто уходя от удара меча. Умело пряча волнение за кривоватой улыбкой, она допила вино и поставила опустевший бокал на столик с напитками.
– Этот разговор бессмысленен.
Склонив голову в сдержанном жесте прощания, Андунээль обошла Владыку по дуге. Ей оставалось несколько метров до дверей, когда Трандуил стремительными шагами догнал её и, удержал за локоть.
– С чего ты взяла, что я отпустил тебя? – не задумываясь о своих действиях, он плавно прижал эллет к неровной стене своим телом, оказываясь невыносимо близко.
Так близко, что она чувствовала его дыхание на своей коже, могла разглядеть, как в глубине его глаз гаснут и рождаются звёзды, и как пламя свечей отбрасывает отсветы на его лицо. Искушение было почти ощущаемо физически, но она оказалась сильнее.
– Наш разговор окончен, Владыка, – сохраняя достоинство, ровным голосом произнесла она, ничем не выдав трепета, теплом и дрожью разлившегося внутри.
– Никуда ты не пойдешь, – раздраженно, почти гневно произнес Трандуил.
Одна его рука преграждала Андунээль дорогу, упираясь в холодный камень стены. Другую он опустил на её тонкую шею. Чуть сжимая сильные пальцы, большим он поглаживал то место, где лихорадочно бился пульс, выдавая эллет с головой.
– Когда в тебе появилось столько своеволия? – прошептал он, склоняя голову в бок.
Переведя взгляд с изумрудных глаз, в которых смешалось так много эмоций, что стоило потянуть за одну, как они могли выволиться все, на твердо сомкнутые губы, он задумчиво улыбнулся.
Что она могла ответить, когда он был так близко, стирая все мыслимые и немыслимые границы? Что дерзости ей прибавляло то, что она едва не теряла голову, находясь рядом с ним? Или, быть может, что она понимала – это ни к чему их не приведёт?
Трандуил воспринял её молчание по-своему.
– Молчишь? – в колкой усмешке прозвучал вызов.
Он имел право быть гневным, но в его взгляде мелькнуло нечто совсем иное. Жажда, приводившая в отчаяние. Страх, толкающий на необдуманные поступки. Восхищение, которого оказалось слишком много. Нежность, такая непривычная для Владыки. И нечто ещё, чему давать название Андунээль не хотела, боясь ошибиться, приняв за дар создателя влияние искажения.
У Трандуила не было и капли тех сомнений, что мучали эллет. В эти минуты, когда она была так близко, пойманная в кольцо его рук, он больше не желал мириться с чужими надуманными страхами. Жадные губы накрыли её уста. Не терпя возражений, требовательно целуя её, одной рукой он зарылся в волосы на затылке, а другой, обнимая за тонкую талию, вжал собою в стену.
Андунээль стоило отстраниться, вырваться из его объятий и уйти, но она не смогла. Глубоко вдыхая воздух, наполненный его запахом, она закрыла глаза, чувствуя, как голова идет кругом от терпкого аромата жасмина, горько-сладкого кленового сиропа и дурманящего дорвинионского, а свежесть хвойных нот сбивает с ног, заставляет упасть в бездну откровенных прикосновений и всё более глубоких, ненасытных поцелуев, на которые она исступленно отвечала. Путаясь хрупкими пальцами в длинных белоснежных волосах, отливающих серебром в неверном свете свечей, она судорожно хватила приоткрытым ртом воздух, когда он коснулся губами подбородка, прижимая к себе ещё теснее. А в следующий миг, распахнув ресницы, поймала взгляд потемневших глаз и уперлась ладонями в широкую грудь. Он был так близко. Живой, горячий, жаждущий, но стоило остановиться, пока она могла это сделать.
– Отпусти, – настойчивым шепотом слетела с губ отчаянная просьба.
Позабавленный отчаянной попыткой Андунээль опомниться, он отрицательно качнул головой и, перехватив тонкие запястья, завел руки эллет вверх над её головой, удерживая прижатыми к неровной каменной поверхности.
– Нет, – тягуче произнёс он, наслаждаясь облаченным в звук отказом отступиться от желаемого. – Ни за что.
Решительно отрезав пути к отступлению для них обоих, он почувствовал, как вмиг стало легче, словно вседозволенность, в которой он всегда отказывал себе, сбросила с плеч тяжелую ношу. Почти всю жизнь всеми его поступками и решениями руководил долг. Каждый раз, делая шаг, он думал – будет ли тот или иной поступок правильным, сможет ли он оставаться тем правителем, который нужен Мирквуду. Но сейчас всё это стало не важным, если её не будет рядом. Осознание этого прошило таура насквозь, подобно вражескому копью, брошенному умелой рукой.
На мгновение прикрыв ставшие сине-серыми глаза, он медленно, в какой-то степени бережно, коснулся губами виска Андунээль.
– Ты напрасно боишься, – тихий шепот казался шелестом сухой листвы и пускал по телу мурашки, как порыв прохладного ветра, ворвавшегося в распахнутое окно. – Я не тот, от кого тебе стоит защищаться.
Это было почти упреком. Ещё одним напоминанием о том, что до сих пор она была откровенна с кем угодно, но только не с ним. Могла открыться едва знакомым Стражам или юному эльфу, но перед ним снова и снова надевала маску учтивости. От её терпения, понимания и почтения сводило зубы, как от глотка неразбавленного гранатового сока.
Его ладони обжигали даже сквозь ткань, но эллет больше не пыталась отстраниться или увернуться от них. Пойманная, словно глупая птаха, она решила сгореть дотла, единственный раз поддавшись искушению. И не важно, что будет после.
Бесконечная череда дней, приведшая Андунээль к моменту, когда его руки уверенно потянули мантию с плеч, показалась ей снами в раскалённой пустыне. Будто бы в нескончаемо долгой жизни никогда не было ничего более реального, чем прикосновения горячих рук к шее и обнаженным плечам, под тихий шелест ткани, падающей к ногам. Будто бы всё остальное утратило смысл. Важным было только то, с каким исступлением он спускался поцелуями вниз по скуле, прикусывал кожу на шее и сжимал хрупкие плечи так, словно хотел оставить на них отпечаток своих пальцев.
Долго, так безумно долго она держала себя в руках, делала то, что должно, оставалась стойкой и боролась со своими опасениями, что под напором его страсти и нежности подалась чарующему голосу.
Поначалу несмело ведя ладонями вверх по его груди, она коснулась кончиками пальцев мантии, сжала её и отбросила в сторону, снимая с Владыки. Не заметив, в какой момент отклонила голову к плечу, безрассудно подставляя шею и грудь жадным губам, она отстраненно отметила, как он потянул ткань лифа вниз. А в следующий момент, не оставаясь в долгу, схватилась за края воротника-стойки камзола и рванула их в стороны, разрывая петли и ломая крючки.
Трандуил тихо, едва слышно усмехнулся её нетерпеливости, помогая расправиться со ставшей досадной помехой одеждой. Каждый сантиметр, разделявший их, казался чудовищной оплошностью, которую необходимо было немедленно исправить, чтобы ничто не мешало чувствовать друг друга, прикасаясь кожа к коже, так, будто иначе воздух раскалится до предела, а каменные стены раскрошатся или вовсе расплавятся и поплывут неровными потёками, как огарок свечи. Андунээль и сама казалась Владыке свечой – ярким огоньком, который манил выбраться из мрака, в котором он блуждал столько столетий, один. Этот огонёк звал, обещая тепло и покой, притягивал, дурманил, так, что невозможно было думать о чём-то кроме.
С наслаждением запустив пальцы в водопад красно-рыжих прядей, он был зачарован их мягкостью и блеском. Казалось бы, простой жест виделся ему исключительно интимным, словно в этот момент он коснулся самой фэа эллет, предназначенной для него, в чём теперь не оставалось сомнений. Но этих прикосновений было невыносимо мало, отважный огонёк свечи разжег в груди правителя пламя, которое требовало большего. А от осознания взаимности и отсутствия необходимости сдерживаться сознание затапливало жгучим желанием близости.
Горячие поцелуи короля будто бы оставляли клеймо на каждом сантиметре нежной кожи, утверждая принадлежность эллет. Как бы ни был затуманен разум, одна мысль в нём билась с изумительной чёткостью – она принадлежала ему и только ему. Каждое его уверенное и властное прикосновение подтверждало это, не оставляя места сомнениям.
Эллет же в какой-то момент с ужасом подумала, что в королевский кабинет может вернуться аранэн или войти советник, но тревожная мысль утонула в волне наслаждения, когда обнаженной груди коснулся прохладный воздух, а вслед за ним умелые губы и гибкий язык, доставляющие чистое наслаждение. Бесконечная вселенная сузилась до пары метров вокруг Андунээль и Трандуила. До её рук на поясе его штанов, до того, как нетерпеливо он потянул подол платья вверх, а после подхватил эллет под ягодицы, отрывая от пола и заставляя обвить стройными ногами его бёдра.
Держась за широкие плечи, она поймала расфокусированный, словно пьяный, взгляд и удержала его. А в следующий момент с приоткрытых, припухших от жалящих поцелуев губ, сорвался сладкий стон сплетшихся воедино наслаждения и легкой боли, ощутить которую было мучительно приятно, когда он заполнил её до отказа уверенным, несколько резким движением.
Выгибаясь всем телом навстречу жестким, ритмичным толчкам, скользя под легкую полупрозрачную рубашку на Трандуиле, она вцепилась ногтями в его спину, ни на миг не закрывая глаз и не отводя взгляда. Если в них и осталась кроха той силы, что была подарена праотцам, то она безумствовала во взглядах. В том, как схлёстывались зелень леса и морозная небесная высь, усыпанная мириадами звёзд. Безразлично было и то, как о неровные выступы на стене бьётся спина, как ногти расцарапывают кожу, оставляя отметины, и как сбивается дыхание, становясь рваным. Только бы не прекращалось никогда не изведанное ранее ощущение единения, смывающее все запреты и границы. Словно всю жизнь она искала именно этого – того, что заменит ей солнце и звёзды, став единственным светом, на который стоит идти.
Ни у кого из них ранее не было помыслов о том, чтобы проникнуть в мысли друг друга. А сейчас возможность этого казалась до смешного абсурдной, так как в этом не было никакой необходимости, когда в страстном не то танце, не то борьбе сплетались не только два тела, но и две души, ласково касаясь друг друга, щедро делясь светом и теплом, и от того сияя ещё ярче.
В эти мгновения Трандуил, наконец-то, чувствовал, как нечто, чего ему всегда не хватало, заполняет дыру в груди, сглаживает старые шрамы на сердце, заставляя его биться иначе. Так, как оно не билось уже давно. Возможно так, как оно не билось ещё никогда. Он пил сладкие стоны с губ Андунээль, срывал болезненные, полные эйфории, всхлипы и это было лучше любого вина из тех, что ему доводилось пробовать за тысячи лет.
Теряя себя в его руках, она захлебывалась хлестким удовольствием, ярким светом, заполняющим всю её, жаром, скапливающимся внутри и грозящим вот-вот взорваться ослепительной вспышкой. Страсть, дикая огненная страсть, как жгучая лава, как раскаленная стрела, жгла сердце, заставляла хотеть ещё и ещё. Больше пьянящих и тягуче-сладких поцелуев, перемежающихся с внезапными укусами. Сильнее сжатых на округлых бедрах пальцев до кровоподтёков, которые проявятся позднее и станут напоминанием о произошедшем. Подрагивающее от предвкушения экстаза тело нуждалось в неистовых, резких движениях бёдер, подводящих к грани, в болезненных поцелуях, переходящих в укусы, когда он сжимал зубами плоть надплечья, удерживая себя на краю до тех пор, пока она не растворится в ощущениях, взрываясь на миллиарды сверкающих осколков янтаря.
Накрыв жадным поцелуем рот Андунээль, когда она задрожала всем телом, и из её груди вырвался крик, он в последний раз толкнулся глубоко внутрь трепещущей, податливого плоти и, тяжело дыша, замер, стоило миру перед глазами вспыхнуть, подобно фейерверку, и осыпаться искрами.
Затянутые в водоворот ощущений, они почувствовали, как на какое-то время их фэа покинули хроа, встретились где-то в бесконечной вышине и вернулись обратно, растекаясь по венам одним на двоих наслаждением.
Постепенно приходя в себя, Трандуил коснулся ладонью щеки Андунээль. Поглаживая уголок припухших губ большим пальцем, он расслабленно улыбнулся, не скрывая довольства. Не торопясь двигаться, и уж тем более выпускать её из рук, всё так же прижимая к стене и бережно придерживая, он понимал – стоять на ногах она сейчас вряд ли сможет. Буря в его глазах поутихла, уступив место беспечности, которую было легко принять за равнодушие, если не знать ни о чём произошедшем между ними. Но тем, что затмевало всё остальное, неумолимо напоминая о себе, было чувство, которому эллет так боялась дать имя. Он был переполнен им.
Запоздалая мысль о том, что их слышали за пределами кабинета, на миг промелькнула в голове таура и тут же улетучилась. Ему было безразлично, что могло донестись до стражников в коридоре.
Эллет же, в отличие от него, медленно возвращая трезвость ума, оказалась погребена под чувством вины и разочарованием в самой себе. В ужасе от случившегося, она нервно сглотнула ком, образовавшийся в горле и, опустив взгляд, едва сдержала потрясенный стон, рвущийся с губ.
Задранное до поясницы платье, стянутый вниз лиф и рукава, разодранная рубашка и спущенные штаны; в беспорядке спутанные волосы, припухшие губы и десятки следов на коже – вот что она получила в результате бессмысленного сопротивления низменным, недостойным эллет желаниям. Горько было чувствовать себя слабой. Больно было осознавать, что столько лет ведущаяся с искажением битва была проиграна.
Именно в тот момент, когда она упивалась виной, Трандуил осторожно поставил её на ноги и, заключив лицо в ладони, склонился к соблазнительным губам, касаясь их нежным, благодарным поцелуем. Что мог он знать о слезах, вот-вот грозящих сорваться с ресниц? Что мог он знать о том, какого ей было чувствовать себя теперь? Проигравшей своей тёмной стороне.
От его нежности, коей уступила всепоглощающая страсть, щемило в груди. Её было так много, что вполне могло бы хватить на двоих. В его руках было так сладко греться, забываясь. Но постепенно нега, охватившая её, истаяла. Осталась только растерянность и страх.
