Текст книги "По ту сторону Бездны (СИ)"

Автор книги: Алина Борисова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц)

– Панели настроены на многое. И сил я вкладывал очень много. Для общения через перстень и сотой доли б хватило. Ты меня не услышала.

Действительно жаль. Я не отказалась бы от такого перстня. Ну и пусть он знал бы мои мысли. Эмоции ж он все равно читает. Зато и я бы знала. Чувствовала...

– Анхен, но на меня – ладно, не действует и не действует. Но там же люди были. Студенты, профессора. Им-то за что со всей мощи?

– Да им ничего особого и не перепало. Я ж им рассказывал о любви к родине и необходимости хорошо учиться. Ну будут они родину чуть крепче любить, да учиться на одни пятерки – кому от этого плохо?

– А если кому башку снесло от твоего вампирского обаяния, стократ усиленного?

– Слабые всегда в группе риска. Раньше сгорят – меньше будут мучиться.

– А ведь ты рассказывал им, что ты их любишь...

– Не, это они сами додумали. Словами я такого не говорил, – за что люблю дорогого куратора – это за искренность. И ненавижу порой – за нее же.

– Иди домой, Ларис. Ты же сегодня не учишься?

– Нет, с завтрашнего дня.

– Вот и иди, отдыхай. Прости, что разочаровываю, но жестоко насиловать тебя в особо изощренной форме в мои планы на сегодня не входит, – он откровенно насмехался, вальяжно развалившись в моем кресле. – Мне секретарша нужна. Хорошая. А тебе ей еще становиться и становиться, не отвлекаясь на всякие глупости.

На том и расстались. И как всегда я не спросила у него кучу вещей. И про папки в закрытых шкафах. И куда делись все до единого цветы из приемной. Помнится, когда я вошла туда впервые год назад, она цветущий сад напоминала, все стены были увешаны. А теперь даже крючьев нет, на которых те кашпо весели.

Впрочем, про цветы я, пожалуй, догадывалась: их Инга забрала, они, наверно, ее были. Подарки от любимого куратора. Инга тогда сказала, он ей квартиру купил. На прощанье, за выслугу лет. Вот там, должно быть, те цветы теперь и живут.

Про папки мысли тоже были. Еще в средней школе у нас ходила такая сказка. Будто на самом деле нашей страной управляет не президент, а вампир. И называется тот вампир Верховный Куратор. Никто и никогда его не видел, даже президент, но подчиняются ему абсолютно все.

– Какая чушь, – смеялись тогда мы с Петькой. – Как же он тогда управляет, если его не видел никто?

– А он по телефону, – Лизка верила в вампиров всегда. Во всех.

– Да зачем ему прятаться?

– А он тайно ходит и за всеми наблюдает, кто что на самом деле делает.

– Чушь! Как вампир может ходить тайно? Да и глупо это. И вообще, я у папы спрашивала, нет никакого Верховного куратора, сказки это все!

– А вот и нет!

– А вот и да!

Класс, помнится, разделился тогда ровно напополам. Мы даже у учителей спрашивали. Существование Верховного Куратора не подтвердил никто.

– Стыдитесь, – говорили нам, – как вы додуматься-то до такого могли! Люди создали свободное и независимое государство, на высшие должности которого избирает народ, путем всеобщего голосования. Как может кто-то стоять выше воли народа? Тем более вампиры, подарившие нам свободу?

Год, прошедший после школы, просветил меня, что учителя наши во многом ошибались. Но неужели в этой детской сказке было больше правды, чем я всегда думала? И таинственный Верховный Куратор существует? И я даже знаю, где.

***

Следующие несколько недель все было худо-бедно неплохо. Начались занятия, познакомилась со своей новой группой. Ну, как познакомилась? Они меня увидели, я их. Слухи обо мне до них еще не дошли. Ну да, они все люди занятые, работающие, есть им еще, чем заняться, кроме как сплетни по универу собирать. Со временем узнают, конечно, но мне им помогать зачем?

– Устроилась на работу, перевелась с дневного, – сказала заинтересовавшимся чистую правду, и этой правды хватило.

Меня, вроде, даже приняли в компанию. Трое девчонок, пара парней, да я. Хотя, что компания, на перемене поболтать, да до остановки вместе дойти. Ну, еще в выходные пересекались в библиотеке или анатомичке. Готовиться к семинарам и коллоквиумам вместе, было не в пример веселее, хоть вопросы можно было поделить, а потом обменяться. Весь прошлый год я была лишена такого удовольствия, и только теперь понимала, насколько же мне было там одиноко.

В работу тоже потихоньку втягивалась, не так уж ее и много было, особенно в отсутствии куратора. Анхен появлялся в универе далеко не каждый день, порой заглядывал всего на пару часов, и вновь исчезал. В итоге у меня оставалось время на учебу, тем более, что светлейший куратор был только «за», чтоб я на рабочем месте учебники почитывала. Главное, чтоб его поручения все выполнены были.

Как начальник он был строг и немногословен, все порученное требовалось исполнять немедленно и идеально, любые ошибки и неточности его раздражали, слова «не могу» он не выносил, а любую демонстрацию неуверенности в себе – пресекал.

– Должна – значит сможешь, – жестко заявлял он мне, глядя прямо в глаза. – Сделаешь.

Я не умела знакомиться «с нужными людьми», поддерживать неинтересный мне разговор, мило щебетать и улыбаться. Была не в состоянии запомнить чьи-то там интересы, предпочтения, имена чад и домочадцев. Анхен требовал, чтоб я со всеми была любезна, со всеми мила. Поддерживала непринужденную беседу с теми, кто вынужден его ждать. Вносила теплоту и личную нотку в общение по телефону с неизвестными мне личностями по всем концам страны. Вовсю светила отраженным светом его знаменитого вампирского обаяния.

– Я не обаятельная, – пыталась возразить.

– Так стань обаятельной. Ты просто замкнута на себе. Боишься, что если раскроешься, то кто-то что-то не то подумает и не так воспримет. Забудь о том, кто там что подумает. Просто дари людям свое расположение, свою улыбку. Делай над собой усилие, не ленись.

И я старалась. Честно старалась, а куда ж деваться? Тем более понимала, что он прав, умения полезные, в жизни пригодятся.

По поводу моей внешности замечаний больше не поступало, и я уже решила, что не зря я убила столько времени, мотаясь по магазинам и пытаясь угадать, что именно он хочет на мне видеть. Но в один прекрасный день он отвез меня к портному (не президентскому, конечно, но тоже не последнему в городе) и сообщил, что отныне мне будут шить на заказ. То, что выбираю я, носить можно, конечно, но лично он вкусу вот этой женщины доверяет чуть больше, чем моему. Слышать такое, конечно, обидно, но если светлейший повелитель желает так тратить свои деньги... Да и все равно ведь не откажешься.

– Что дальше? – устало спросила его, выходя от портного. – Ты мне волосы обрежешь?

– Зачем? – искренне удивился он. – По местной моде твоя прическа весьма красива.

– Ну, Инге же ты обрезал.

– Это легенда, Ларис, – вздохнув, он обнял меня за талию и повел вниз по улице. – Было слишком много вопросов по поводу ее прически, вот мы и выдумывали ответы. А правда – она попроще. Ты ведь знаешь, что она себе руки порезала. Сильно порезала, у нее потом еще долго пальчики не шевелились. Не могла она косички себе заплетать. Пришлось вызывать парикмахера и заказывать для нее прическу, не требующую сложного ухода. Ну а потом – она уже сама не захотела отращивать. Говорила: прошлого не вернешь. У нее ведь прежде очень длинные волосы были, едва тротуар не мели. Ей таких уже не отрастить. А жаль.

– Жаль? Ты ж сам говорил, что тебе косы не нравятся.

– Косы не нравятся, а длинные распущенные волосы – очень даже.

– Но с распущенными невозможно ходить, они путаются ужасно.

– А они мне в постели нравятся, – шепнул он мне на ушко, – там ходить далеко не надо.

Я покраснела, дернулась, но держал он меня крепко, и мы шли дальше.

На постели, вопреки моим опасениям, он действительно не настаивал. Но зато настаивал на своем праве использовать меня в качестве кошки, и в этом бывал абсолютно непреклонен.

– Я устал, – сообщал он мне на все мои возражения и утаскивал к себе в кабинет. Усаживал на колени, и гладил, тискал, теребил... Даже не целовал. Просто сидел, откинувшись, в кресле, полузакрыв глаза и думая о чем-то своем, а руки его скользили по моему телу, порой забираясь мне под одежду, а порой не заморачиваясь даже этим. Сначала я стыдилась этих ласк, потому как начальник с подчиненной – это отвратительно, это пошло и гнусно. Опасалась, что однажды он зайдет слишком далеко и не остановится. А потом привыкла. Он был не голоден. И как женщину он меня не хотел. Ему просто нужна была кошка.

– Мне нравится твой запах, – говорил он мне на все «зачем» и «почему», – просто нравится твой запах.

И ничего я не могла с этим поделать, тем более, что мне ведь тоже нравился его запах, а тело отзывалось на его ласки, и пальцы его сводили меня с ума, и он это знал, чувствовал, питался моим удовольствием и не скрывал этого. И я садилась к нему на колени, откидываясь на него, если он сажал меня к себе спиной, или прижимаясь всем телом, кладя голову на плечо и даже тихонько целуя его в шею, если он сажал меня к себе лицом. Я была ему ласковой кошкой. Ласковой и послушной. И, как кошка, скучала, когда его слишком долго не было рядом, а когда он появлялся – ждала, когда он меня к себе позовет. И погладит, и приласкает.

Я любила его в те минуты. Мне было с ним и хорошо, и плохо. Его ласки были приятны, но я же все-таки человек, и мне хотелось, чтоб меня любили. Как равную, как партнера, а не как зверюшку. Мне слишком мало быть – просто кошкой. И в такие минуты я тихонечко плакала у него на плече, а он все так же рассеянно гладил меня, делая вид, что не замечает.

А еще в такие минуты с ним можно было разговаривать. Все остальное время он бывал слишком занят. Деловой и официальный, он появлялся, отдавал поручения, спрашивал результаты и вновь исчезал.

А перебирая в тиши кабинета мои волосы (которые он расплетал, наверно, гораздо чаще, чем расстегивал мне пуговички на блузке), он порой интересовался моей учебой, друзьями-приятелями, жизнью в семье. Я пыталась расспрашивать о нем, но он не любил конкретных вопросов, вернее – почти никогда не давал конкретных ответов. Особенно о прошлом. Или о том, что происходит за Бездной.

Я рассказала ему сказку о Верховном Кураторе. Он посмеялся.

– Знаешь, чем хороши дети? Даже если каким-то образом они и угадывают правду, им все равно никто не верит.

– Так это правда?

– Если ты обо мне – то не совсем. Я скорее координатор. Я не руковожу вашей страной. А вот работающие здесь вампиры мне подотчетны. Я могу единолично принимать решения по текущим вопросам. Но все, что касается глобального вмешательства в жизнь людей, каких-то серьезных изменений существующего порядка вещей решается только через Владыку и Совет Вампиров. Мой голос в этом Совете – ровно один.

– А почему именно ты?

– Других дураков не нашлось, – он фыркнул. – Знаешь, за некоторых вечно кто-то приходит и что-то делает. А мне почему-то все время приходится делать все самому. Не то родился не в ту луну, не то не умер вовремя.

– А ты бы хотел умереть?

– Нет, конечно. Хотел бы – умер. Вампиры не бессмертны, способы есть.

– А почему ты живешь здесь, а не в столице?

– Столица на юге, Светлогорск в центре. Да и до Илианэсэ отсюда ближе.

– А зачем тебе быть еще и куратором факультета?

– Вот без этого я, если честно, уж точно бы обошелся. Но Верховный Куратор не может работать врачом в городской больнице – не солидно. Да и должность эту светить не хочется. Но тогда остается просто рядовой врач в человеческой клинике – и опять не по статусу. Да и бумажной работы слишком много – откуда у врача столько? Так что приходится занимать вот эту милую должность. И статус куратора, даже рядового, вполне себе достаточен, и вопросов ни у кого не возникает.

– И почему вампиры такие вруны, обманщики и притворщики?

– У-у, ты бы знала, как мы врем сами себе...

Он ласково целовал меня в волосы, и отпускал – когда кончалась работа, надо было идти на учебу. И эта идиллия тянулась неделю, другую, третью...сколько-то тянулась, пока однажды он не сообщил мне, скользя ладонями по обнаженной пояснице:

– В ближайшую пару дней собери вещи, в пятницу вечером заберу тебя к себе.

– Что?

– Будешь жить у меня.

– Нет, погоди. Что значит у тебя? Ты меня, вообще, спросил?

– А должен был? Ну давай спрошу, сейчас какую-нибудь глупость в ответ услышу, потом ты вскинешься и убежишь. А в пятницу я все равно заберу тебя к себе. Так что, после того, как убежишь, вещи собрать не забудь.

«Глупость какую-нибудь» говорить не стала, просто ушла. Вот только дверью хлопнула, не сдержалась. Он меня не остановил, да и на утро ни словом не обмолвился по поводу моего самовольного ухода. Сунул какие-то письма для «вежливого ответа» («очень интересно, но идите лесом»), и покинул универ, пообещав вернуться после обеда.

Письма писать я любила. С абстрактными людьми как-то было легче быть и вежливой, и внимательной. Обязательно находила то, что мне (ну, в смысле, светлейшему куратору) очень понравилось в высказанном предложении, хвалила какие-нибудь дельные мысли и обещала, что непременно...ну, в смысле: как только, так сразу. А уж как я подпись его рисовала! У меня, по-моему, даже красивей, чем у вампира выходило. Анхен, глянув в свое время пару моих первых опусов, стиль одобрил, и в творчество более не вмешивался, ограничиваясь краткими указаниями по сути. В работе он мне доверял, и это было приятно.

До обеда еще было время, и я сидела, обложившись учебниками. Второй курс, конечно, полегче первого, но тоже не скучно.

Вначале нарисовался какой-то придурок. Ну, в смысле, студент-шестикурсник. Куратора искал. Не нашел. Прицепился ко мне. Сначала подкаты шли ожидаемые («такая красивая дева...» «такая почетная работа...»). Ну а мне велено вежливость тренировать, в непроходимые дебри никого не посылать и лучезарно улыбаться. Улыбаюсь. Сообщаю, что мне, конечно же, жаль, что я не смогла быть ему полезной, но у меня есть еще дела, и у него, несомненно, тоже.

– А вы не боитесь, что я куратору расскажу, что вы на работе книжки читаете? А он, между прочим, мой научный руководитель, – заявляет этот красавец, проигнорировав мой намек. Нет, ну вот где берут идиотов?

– А вы не боитесь, что я куратору расскажу, что вы мешаете мне книжки читать, и у вас будет новый научный руководитель?

– А ты не много на себя берешь, красавица?

Я так осатанела, что даже встала и улыбаться разучилась:

– Я сейчас считаю до двух, и если ты за это время не выметаешься из приемной, мы еще до вечера это проверяем!

Подействовало. Ушел. А улыбки все эти дурацкие только для вампиров хороши. Настроения учить уже не было, захлопнула книжки, пошла в столовую. Обычно я хожу туда позже, а тут влетела прямо на большой перемене. И очередь, и все столики захвачены. Хоть возвращайся.

– Лариса! – позвали меня из очереди. Популярность, однако. Хоть на что-то сгодится. Пошла на зов. Оказалась Катя. Та самая, с «жидкой кровью».

– Привет, а ты куда пропала? Я думала, ты с нами будешь учиться. С вечернего? Со второго курса? А зачем тогда приходила? А ты что, знакома с куратором? А что он тебе тогда сказал?

И как раз к тому моменту, когда мне удалось убедить дорогую Катю, что с куратором я знакома шапочно, и с первого сентября его не видела, к нам подлетела Марийка.

– Ларка! Это ты? Да тебя не узнать! Что вампиры с людьми делают! Такая элегантная, такая красавица! Ну как ты, рассказывай. Как работа, как светлейший Анхенаридит? Полы мыть больше не заставляет? Ну еще бы, в такой-то юбке!

– Как «светлейший Анхенаридит»? – встряла Катя. – Ты ж говорила, что раз в жизни с ним и разговаривала!

– Она-то? Да она ж его секретарша. Каждый день с ним разговаривает, – сдала меня бывшая одногруппница.

– Секретарша?! – я думала, у Кати сейчас приступ приключится.

– Вот спасибо, Марийка, это было вовремя, – в конец обозлилась я. – Все девочки, это Катя, это Маша, любите друг друга, а я пошла.

– Куда, ты разве обед брать не будешь?

– Как-то уже не хочется.

Вернулась к себе, устало опустилась за стол. Глянула в книжку. Нервы, нервы, мне их, похоже, не учить, мне их уже лечить надо. Решила хоть чайник поставить.

Но дойти до него уже не успела. Потому как открылась дверь, и вошел Лоу.

Лоурэфэл Сэвэрэасис ир го тэ Аирис, он был прекрасен, словно в первый день нашей встречи. А ненавидела я его, как во второй.

Ничего не могла с собой поделать. Мне казалось, это прошло. Я смирилась, привыкла, успокоилась. А увидела его – и мне вновь захотелось его убить. Чтобы он умирал на моих глазах – долго, мучительно, умоляя о пощаде. Не просто за Лизу. Не только за Лизу. Он был словно мое воплощенное разочарование в вампирах. Живой памятник величайшего обмана по имени «Вампир». Все, во что я верила, и что оказалось ложью. Первый вампир в моей жизни. Не тронувший меня и пальцем, но разбивший вдребезги.

– Ты! – выплюнула вместо приветствия.

– Лариса? – искреннее удивление в ответ. И глаза так распахнуты. Не ожидал? Неужели Анхен ему не рассказывал? Хотя – эка невидаль, ну подумаешь, секретаршу сменил, что об этом рассказывать... А ведь он меня помнит, даже по имени. Ну, я же первая девушка, которая ему отказала. Пострадало, видать, самолюбие-то.

– Это какими ж судьбами? – он подошел ближе, разглядывая меня с неприкрытым интересом.

– Добралась до этого дивного места? Да говорят, твоими молитвами, – под пристальным взглядом серых глаз было не просто неуютно – противно. – Да что ж ты обнюхиваешь меня, словно пес? Отойди, мне неприятно!

– А ты не изменилась, – очаровательно улыбнулся он, но отошел.

– А что, должна была?

– Ну, ты же приняла предложение моего нежно любимого...друга, – пауза была весьма небольшой, но я решила развить.

– Руки и сердца? Да не поступало пока. Все думаю: что так? А оказывается, просто вы друг друга очень нежно любите.

– И ты боишься нам помешать? – тоном записного сердцееда промурлыкал Лоу. – Не переживай, мы и тебя готовы очень нежно...или не нежно... Ты сама-то как предпочитаешь? Желание дамы закон, как скажешь, так и сделаем, – и легкая такая усмешка на губах, а сам опять подходит все ближе, ближе...

– Отойди, любвеобильный ты наш! И вообще, чтоб тебе своего нежно-любимого в кабинете у него не подождать, там не заперто.

– Так скучно там, душа моя, – манерно вздохнул он, разваливаясь в посетительском кресле и небрежным жестом закидывая ногу на ногу. – И почитать-то у него нечего, один «Вестник медицины» да «Отрежь кому-нибудь что угодно»... Анхен не сказал, когда приедет?

– После обеда.

– Не знал, что он обедает, – вампир томно глянул на свои идеально ухоженные ногти. Каждым жестом ведь кривляется, тварь, не только голосом. – Да, с людями жить... и не до такого докатишься.

– Ну а ты-то к нам какими судьбами? Да еще при костюме, – его «наряд прЫнца» был мне еще слишком памятен, чтоб я спокойно относилась к любой «нормальной» его одежде. – На свадьбу, на похороны? Или ты, как у тебя водится, совмещаешь?

– Я, дорогая, еще не решил. Сама-то куда посоветуешь?

– Я посоветую домой.

– К тебе? Ты меня приглашаешь? Да это ж всегда пожалуйста! – издевается и не скрывает.

– К тебе. А при полете над Бездной потерять управление и навернуться на самое дно!

– Да, это вариант, – преувеличенно серьезно кивает головой вампир. – Но знаешь, не совсем удачный.

– А что так?

– Да тело потом достать будет сложно. Ты ж мне хотела могилку организовать. А так у тебя выйдет не могилка, а кенотаф.

– Что?

– Пустая могилка. Ты хоть словарик на досуге, что ль, почитай. А то что ж я язык лучше тебя знаю!

– Лоурэл! – в дверях нарисовался Анхен. Ну слава светочу, я уж думала, мне еще час тут с этим уродом моральным препираться!

– О, светлейший куратор! Как отобедали? – сероглазому красавцу было по-прежнему весело. – Что это было? Свинина, запеченная в говядине? Или утка, нашпигованная бараниной?

– Человеческий ливер, в основном. Сырой и сильно попорченный.

– Всегда знал, что у тебя дурной вкус. Анх, а подари мне девочку!

– Если вкус у меня дурной, значит и девочка никуда не годится. Пойдем, в кабинете поговорим.

– Не-е, хочу девочку! – в голосе появились откровенно капризные нотки. И не поймешь, то ли издеваться продолжает, то ли всерьез клянчит. Но с места не сдвинулся. – Анхен, подари, все равно ведь не пользуешься! Тем более, девочку я выбирал, так что девочка нормальная, к тому же с ней не скучно. Подари, а? Ну, или, хочешь, давай меняться?

– Да? – Анхен неторопливо прошел через приемную и присел на край моего стола. – И что же ты мне предложишь? За девочку?

– Ну, – Лоу красиво задумался, – я вот тут одну дивную штуку недавно нашел. Табличка с благожелательной надписью. Дом украшала когда-то. Там, правда, наречие не местное, но ты ж вроде читаешь иероглифы? Ну, я могу перевести, в крайнем случае. Забавная надпись. Там желают десять тысяч лет мира и тысячу осеней радости без горя. Хочешь? Над кроватью повесишь, красиво получится.

– Тысячу осеней радости без горя? Это в дурдоме что ли? – фыркнул Анхен. – Не, я уж лучше так поживу – и с горем и с радостью. И уж лучше у меня в кровати будет что-то живое и теплое, чем над кроватью старые черепки.

– Это не черепки, а красивый керамический диск!

– Не сомневаюсь. Себе повесь, – он встал и направился в кабинет. – Идем, Лоу, разговор есть серьезный.

– Прости, дорогая, не судьба, – среброкудрый мерзавец огласил приемную притворно – горестным вздохом и прошел в кабинет.

– Лара, не уходи никуда, ты мне сейчас понадобишься, – буднично сообщил мне куратор, прежде, чем закрыть дверь.

Я сидела. Какое-то время просто сидела, не в силах пошевелиться. Было чувство, что на меня вылили ведро помоев, и я жду, пока липкая грязь хотя бы стечет. Девочку ему подари. Поменяй на старую надпись. Идиотскую. Потом в голове словно звякнуло что-то. Понадоблюсь я ему. Им. Двоим, там, в кабинете.

Ну нет уж! Перетопчутся. Я вскочила и вылетела вон. Бежала. Не знаю, куда-то. Лишь бы не окликнули. Не остановили, не вернули. Не заставили. Плакала. От ужаса, от жалости к себе, от ненависти, от отвращения. Он все решил. Он все решил, и сделает, как захочет. Сначала здесь. Потом домой к себе отволочет, и там... Во что он превратит меня там? Ведь не то, что не спросит, даже не проинформирует предварительно. Просто сделает. Все, что захочет, все, что в голову только придет...

Ноги принесли меня в Главное здание. Наверно, потому, что оно у нас было – башня. Высокая такая башня, символ тяги человечества к вершинам знания. Ну и подражание вампирским башням, куда ж без этого. Я бросилась в лифт. Он шел до десятого. Доехала, перешла в другой, и снова выше, выше. На последнем этаже забралась с ногами на широкий подоконник в конце коридора, уселась, обхватив коленки, и долго плакала, глядя в окно.

Высоко? Да нет, я летала и выше. Страшно? Уж точно не высоты. Интересно, если броситься всем телом на стекло, я его пробью? Наверное, да, уж если мяч окно разбивает... И осколки...сверху...если повезет, мне даже падать не придется, осколок в горло вопьется сразу – и все. Вниз только тело полетит. Ну а не повезет – что ж, буду падать. Я ведь уже падала когда-то. В Бездну. С ним. Это страшно. Я помню. А жить? Не страшно? Как жить мне дальше, если он все уже решил? Не сейчас, так завтра, не с этим, так с тем? И ведь самое горькое – я хотела бы с ним. С ним – хотела бы. Но не так... не так!

Наверное, я рыдала слишком громко, потому что в какой-то момент рядом раздался голос:

– Эй, ты что? Не плачь так, не надо.

Я обернулась. Рядом со мной стоял парень. Самый обычный. С непрозрачным пакетом в руках и некоторой тревогой во взгляде.

– Давай-ка слезай, – тон был весьма дружелюбный. – Оно того не стоит, правда. Забудь.

Забыть. Я вздохнула. Тут единственный шанс забыть – это головой в стекло.

– Давай помогу спуститься, – он осторожно протянул ко мне руку. Правда боялся, что спрыгну? А я? Спрыгну? Глядя в его глаза – такие обычные, человеческие – наверное, нет. Это мне от вампиров плохо. А он был человек, простой, ничем не примечательный. И от него явственно несло алкоголем.

Замыслы архитекторов были весьма возвышенны и глубоко идейны. Но здравый смысл внес некоторые коррективы. И потому к знаниям тянулись на нижних этажах башни. Ну а на верхних располагалось общежитие. А в общежитии – там всякое бывает.

– И где у вас наливают? – поинтересовалась охрипшим голосом.

– Да у Лехи в 05-ой днюха, – он явно повеселел, помогая мне спуститься. – Второй день уже празднуем. Хочешь – пошли, я как раз за добавкой бегал, – он потряс пакетом, и там явственно звякнуло.

Напиться? Напиться – это мысль. Пьяные девы глубоко несъедобны. Пьяные девы – они вообще омерзительны. Вампирам. Ну а у нас – человеческая вечеринка.

Во второй день вечеринки я вписалась легко. Всем уже многое все равно, новые лица радуют. Мне наливали, я не отказывалась. Вот только кроме водки у них ничего уже не было, я требовала разводить ее хотя бы соком, но сока тоже уже не было. Разводили водой. Минеральной. Газированной. Сначала. Потом – не помню. Вернее, помню, но смутно.

Когда в комнате явственно запахло вампиром, я обнаружила себя на кровати. С кем-то. Или с кеми-то? И не то, чтобы совсем одетой. Но, в общем, еще даже и не раздетой. Юбка вот осталась. И то, что под юбкой. Кажется. Ну, такого же я бы не пропустила? Наверное...

– Не помешаю? – светлейший куратор даже улыбался, вот только светел не был. А протрезвела, кажется, не только я.

– Кто-нибудь в этом свинарнике в состоянии открыть окно, при этом туда не вывалившись? Я могу обходиться без воздуха какое-то время, но мне все же приятней, когда он есть, – вампир неторопливо прошел по комнате, выбрал себе стул и уселся на него верхом, сложив руки на спинке. Кто-то дернулся и открыл окно.

А теперь нас будут выбрасывать туда по одному, отрешенно подумала я, пытаясь застегнуть блузку. Но пуговицы упорно не попадали в петли. Остальные замерли, что кролики перед удавом.

– Ну а теперь давайте знакомиться, – все с тем же спокойствием и легким таким презрением продолжал куратор. – Хозяева помойки кто?

– М-мы, – раздалось несколько робких голосов.

– Любопытно. Я, знаете ли, домашних животных у себя развожу. Так вот у них в хлеву чище. А в университете они не учатся. Несправедливо, вы не находите?

Тяжелое молчание, опущенные головы, пунцовые щеки. Унизить их сильнее он бы не мог. Мы же люди. Мы привыкли гордиться, что мы не животные.

– Я вот думаю, может мне вас местами поменять? Зверюшки мои в университете поучатся, а вы пока по загону побегаете, хоть хмель из головы выветрится...

Недооценила я светлейшего. Может и сильнее. Про то, чтоб животным в наши дни статус человека присваивали, я никогда не слыхала и сильно сомневалась. А вот людей человеческого статуса лишить могли. За тягчайшие преступления, несовместимые с обликом человека и гражданина, суд лишал подсудимого права именоваться человеком, и его отдавали вампирам, за Бездну. В стада.

Пригрозить таким наказанием за пьянство в учебное время было сильно. Ну, хоть не в окно.

– Что касается вас, светлейшая дева, – добрались и до меня. Кто б сомневался. – Я весьма неплохо отношусь к сексу, в том числе и случайному. Но я крайне плохо отношусь к пьяному зачатию. Знаете почему? Дети потом уродами родятся. И их убивать приходится, чтоб популяцию не портить. Так вот вы своего ребенка с тремя ногами и одной мозговой извилиной убивать будете сами, ножик в руке держать я помогу.

– Тварь, – злобно плюю в его сторону, меня трясет, организм готовится отомстить мне за все.

– Да, – невозмутимо отзывается Анхен, – человек, доводящий ситуацию до подобного исхода, называется именно так.

Он встает, оглядывает публику, выбирает одного из парней, явно более трезвого, чем большинство, и подходит к нему.

– Возьмете такси и отвезете деву домой. Сдадите с рук на руки родителям. Или детям, кого в доме найдете. И передадите, чтоб до понедельника близко ее к университету не подпускали. Держите деньги.

– Простите, светлейший куратор, но этого много.

– Не думаю. Учитывая, что она сейчас затошнит вам всю машину, вам еще придется добавить свои. Надеюсь, более не увидимся, – он величественно выплывает.

А вечеринка молча объявляется закрытой. Гости, пряча глаза, исчезают. Хозяева делают попытки убраться в комнате. Я с провожатым иду в такси. Волю вампира не оспаривают.

До понедельника я как-то просуществовала. Утешала себя тем, что Лоу уже точно уехал, и из дома меня никто никуда не увез. Ни в пятницу, ни в субботу. Утешение выходило слабое, потому как в понедельник... я даже представить боялась, что будет в понедельник. Но на работу все-таки пришла.

Анхен сидел, легонько раскачиваясь, в моем кресле и ждал меня.

– С добрым утром. Рад, что ты вспомнила, наконец, о своих обязанностях.

Голос спокоен. Нейтральный такой, словно у лектора по микробиологии.

– Вы же дали мне отгулы до понедельника. Я просто вас послушалась.

– Слушать и слушаться меня надо было чуть раньше, – он неторопливо встает и подходит ко мне. Снимает с плеча сумку, бросает в кресло. Берет меня за предплечье. Какой-то миг смотрит в глаза. И мне даже мерещится в его взгляде сожаление.

А потом он резко дергает мою руку назад и вверх, выкручивая и дергая ее так, что я кричу от обжигающе резкой боли. И отпускает. Рука падает плетью, а я падаю на колени. Не перед ним, просто болевой шок, и ноги не держат.

– Руку, – слезы катятся из глаз, и с трудом удается не выть в голос. – Ты ж мне вывернул...

– А ты думала как? Ты ведь только по-плохому у нас понимаешь, – спокоен. Стоит и смотрит. Высший Судия, бесстрастный и непогрешимый. – Я просил тебя. Специально сказал. Ты нужна, есть дела, срочные, надо сделать. И что я получил в ответ? Пьяный загул в компании первых встречных уродов?

– Мне больно...пожалуйста, – тяжело дышу и раскачиваюсь, стараясь не закричать. – Вправь мне сустав...пожалуйста, Анхен...больно...

– Здесь целый корпус врачей. Кто-нибудь вправит. Я предупреждал, что на работе ты работаешь. Предупреждал, что не потерплю неподчинения.

– Анхен, пожалуйста... хватит...не надо...

– Я был тебе не хорош. Друзья мои аморальны. А совместный досуг с пьяными ублюдками – самое то. Пытаешься с вампирами жить по морали людей, а с людьми – по морали вампиров? Наоборот не хочешь попробовать? А то, знаешь ли, ни те, ни другие не примут.

– Анхен... – боль уже затмевает все, – Анхен...

Снизошел. Склонился, еще один резкий рывок, вспышка боли – и сустав встает на место.

– Приведи себя в порядок. Через полчаса у меня встреча. Чтоб сидела у себя за столом и улыбалась, – разворачивается и уходит в кабинет.

Встать получается не сразу. С мыслями собраться еще сложнее. Дохожу до стола. Сажусь. Беру чистый лист бумаги. Начинаю вставлять в машинку, но раздумываю. Печатать мне ничего не велели. Еще заинтересуется. Пишу от руки: «Ректору Светлогорского... Заявление. Прошу освободить от занимаемой должности...». Число, подпись. Какое-то время смотрю на лист. Затем усмехаюсь, беру другую ручку. В верхнем левом углу летящим кураторским почерком рисую: «Согласовано». И ставлю его красивую многосоставную подпись. Пусть хоть на долю секунды почувствует, каково это – когда все решили за тебя.