Текст книги "По ту сторону Бездны (СИ)"

Автор книги: Алина Борисова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)

– К твоим, красотка, к твоим, – смеется вампир, толком ничего не объясняя. – Ты же у нас речная девочка. Вот и посмотрим – откуда реки текут.

– А кстати, как называется эта река? Насколько я помню географию, Великих Рек у вас две, вряд ли вы именуете их Первая и Вторая.

– Нет, не настолько все примитивно. Эта река зовется Ионесэ.

– Что? – я просто заливаюсь от хохота. – И это ты называешь не примитивно? Да у вас фантазия вообще напрочь отсутствует!

– Почему это? – искренне недоумевает.

– И ты еще спрашиваешь! Города у вас как называются? Илианэсэ, Ичиасэ. И река – Ионесэ. Что, когда названия давали, других букв в алфавите еще не было?

– Города у нас разные, – он, похоже, немного обиделся, и принялся объяснять. – Есть Герат, есть Ашкенэ, есть Торина. А «сэ» это от «сэедэ», что означает «край, окраина». Когда-то граница наших земель проходила по этой реке. Лишь позже мы освоили и земли, что лежат от нее к востоку. И тогда появился Ичиасэ – «восточный край земли».

Он немного помолчал, а потом признался:

– Вообще-то, название реки придумали не мы, а те, кто жили здесь прежде. Мы лишь немного его изменили.

– И как же она звалась в древности?

– Ионеси. Но окончание на «и» для эльвийского не характерно, вот и появилось привычное «э», тем более, что по смыслу подходило.

– Но кто жил здесь раньше? – вот это совсем не понятно. – Кто дал название реке? Погоди, Лоу говорил что-то... Про людей, которые сначала были свободными, а потом вы их «одомашнили». И опустили... Так это люди?! Люди жили здесь прежде вас и даже были достаточно разумны, чтоб давать имена рекам?

– Лоу, – он мгновенно раздражается, – куда ни плюнь, везде Лоу! Я ему, похоже, все же выбью лишние зубы, чтоб не болтал о чем ни попадя!

– За что? За то, что рассказывает мне правду там, где ты предпочитаешь недомолвки?

– Откуда ты знаешь, где в его словах правда, а где нет?

– Ниоткуда не знаю, ты ж мне не даешь! Не даешь узнать, понять... Ты ж специально все бросил и меня увез, чтоб я так и не поняла...

Настроение испорчено. У обоих. Я опять мучительно думаю, что было бы, начни я общаться с Лоу, а не с Анхеном. И влечение я бы почувствовала... сначала именно к Лоу... А потом появился бы Анхен... И тогда я убеждала бы себя, что с Лоу – это любовь, а Анхен – просто мираж, соблазн... Или поняла бы? Отличила? Что от чего, вот вопрос?

Люблю ли я Анхена? Любила ли? Или это просто привычка, неизбежность, помноженная на влечение? Или любовь – это оно и есть? Если теряешь голову, и родным кажется уже запах, и каждое прикосновение – желанно... Но если я люблю Анхена, зачем я тогда пошла с Лоу? Ведь если любишь – весь мир не нужен. Значит, не люблю? А как можно любить того, кто причинял мне боль – физическую и моральную? Кто убивал... убивает... но ведь и Лоу убивал... Не так, не напоказ... а мне откуда знать...

Молчание становится тягостным. Мы и без того летим прямо над водой, а тут и вовсе начинаем зачерпывать, словно спотыкаемся. Раз, другой. Анхен нервно поджимает губы и рывком бросает машину на берег. Выскакивает из машины сам, выдергивает меня.

– Иди ко мне.

Он прижимает меня к себе властно, требовательно. Целует. Целует и целует, заставляя позабыть обо всем, отдаться его губам, рукам, нетерпеливо срывающим с меня одежду, высокой траве, в которую он опрокидывает меня, не скрывая намерений. Я не против, нет, я целую и раздеваю его не менее яростно, ища забвения в нем, в его силе и в его слабости, в его любви и в его яде.

– Ну почему, – говорит он мне уже много-много потом, но все в той же, изрядно примятой траве, – почему я не могу почувствовать твою душу? Я люблю тебя, я на все для тебя готов. Я все бросил, от всего отказался. Я держу в объятиях твое тело, мне принадлежит твоя жизнь, а душа ускользает... ускользает... На ровном месте, из-за ерунды, пустяка... Почему ты всегда находишь причины от меня отгородиться?!

Я не знала ответа. Я была с ним. И мне было хорошо. Конкретно сейчас – так и очень хорошо, он умел дарить наслаждение, вот уж чего не отнимешь. Так чего же мне еще не хватало?..

Путешествие продолжалось, и мы все плыли, плыли. Вернее – летели столь низко над водой, что казалось, будто плывем. Река потихоньку сужалась, и вот уже оба берега можно легко разглядеть с воды, и солнце вечерами не падает в реку, а скрывается за лесом. Постепенно правый берег (это тот, который был слева, вот что за глупость!) становился все более крутым, там явно начиналась возвышенность, в то время как западный берег оставался по-прежнему пологим. И эти вздымающиеся над водой кручи меня просто восхищали, мы останавливались все чаще, чтоб я могла их все облазить.

Анхена веселили мои «детские забавы», он предлагал поднять меня наверх за секунду, но какой интерес в полете, если летишь не сам? А вот залезала я сама, пусть и скатываясь порой обратно, но это были мои маленькие подвиги, а не его всемогущество. Порой он ко мне присоединялся, но чаще просто любовался сверху на мои старания.

А однажды я заметила небольшой сиреневый шарик известного камня, парящий в воздухе неподалеку от меня.

– И это у нас что? – поинтересовалась у вампира, невозмутимо наблюдающего, как я третий раз скатываюсь вниз вместе с кучей песка.

– Так, записи на память. Ты веселишься, как дитя.

– Что еще за записи?

– Заберешься – покажу.

– А если не заберусь?

– Тогда спущусь и покажу. Это была твоя идея сюда лезть, я бы дальше пролетел, здесь не очень удобное место для стоянки.

– Зато красивое, – я все-таки забралась. А он показал, приманив шарик себе на руку, затем заставив его там бешено крутиться. И когда перед глазами у меня все поплыло от этого стремительного вращения, я увидела картинку: я взбираюсь по обрыву. Это было даже не кино, мир вокруг словно исчез, а тот, запечатленный обрыв и запечатленная на нем я были реальными, настоящими, дотянись рукой – и коснешься. Я разглядела свои упрямо сжатые губы и горящие от удовольствия глаза, свои чудовищно короткие волосы и перепачканные песком щеки. Рубашка местами вылезла из штанов и тоже не то чтобы особо чистая.

– Ну и зачем? Я здесь некрасивая и глупая какая-то. Это можно как-то стереть?

– Глупая – это да, – хмыкает Анхен, останавливая вращение своей вампирской сферы и возвращая тем самым реальный мир. – Вот как раз в те моменты, когда считаешь себя некрасивой, – он притягивает меня к себе, заставляя обнять его, прижаться. – Ты самая красивая. И самая нежная. И самая любимая. Моя.

И я тону в его глазах, и покоряюсь его губам, и всему-всему верю. И прошлое уходит, отступает в туманной думке, и остаемся лишь мы. Я и он. И если искать в моей жизни момент, когда я поверила, что все же люблю его, то наверное, это было где-то там, на Великой Реке с нелепым названием на «сэ». Где мы были только вдвоем, дни и ночи напролет. Дни, когда я каждый миг ощущала себя любимой и желанной, и единственной. Дни, когда я понимала, что хочу слышать его голос, и прикасаться к нему, и просто видеть его рядом – всегда-всегда. Дни, когда я видела себя отраженной в его глазах и забывала о традициях вампирского гостеприимства, и о второй машине, которая неизменно останавливалась где-то вдалеке за деревьями, и закрывала глаза на то, что по вечерам он на какое-то время за этими деревьями исчезал. И вовсе не вспоминала обо всем страшном и чудовищном, что отдалило меня от него в Стране Людей. Была ли я счастлива с ним в эти дни? О, да!

На ночь он ставил большой шатер (на нашу походную палатку это вовсе не походило, действительно шатер), ни разу после первой ночи не предлагая мне спать в машине. И наши ночи были продолжением сказки, полные страсти и его бесконечных «смелых экспериментов», и если в какой-то момент я думала, что теперь-то я знаю о сексе все, то уже в следующий раз он доказывал, что ему есть еще чему меня научить. И каждый раз, что бы он со мной ни делал, я тонула в неземном наслаждении, хоть и платила за него падением во тьму бездны. Он что-то колол мне в вену, помогая организму восполнить неизбежную кровопотерю, и наутро я вновь чувствовала себя бодрой и готовой к подвигам по освоению новых земель.

Двигались мы неспешно, весьма неспешно. Но все же однажды непроходимый лес по сторонам сменился лесостепью, низинный прежде левый берег тоже выгнулся кручами, реку словно сдавливало тянущимися с юга отрогами Сияющих гор, а на показавшихся из-за горизонта островах я различила деревянные строения, больше похожие на дома людей, чем на вампирские башни.

– Что это?

– Город, – пожимает плечами Анхен. – Каэродэ, «город на воде». Один из тех, о существовании которых редко вспоминают люди, хоть он и обозначен на школьных картах.

– А какой смысл вспоминать о том, что все равно никогда не увидишь? Да вы и сами, подозреваю, весьма постарались, подсовывая нам картинки с заоблачными башнями, а вот изображения этого городка, пожалуй, не найти ни одного.

– Ну, я бы не был столь категоричен. В школьных учебниках, возможно и нет, а в специализированных атласах виды этого города, да и многих других, присутствуют.

– Только почему-то их никто не листает? – иронично вздергиваю бровь. – Как же, как же, помню ваш дивный способ хранить информацию. Не делая из нее секрета, но делая ее всем неинтересной.

– А мы виноваты, что основная масса народа не хочет читать научные монографии? – Анхен веселится и не скрывает. – Что народ предпочитает книжки «для легкого чтения»? А книжек для легкого чтения на эту тему не-ет. Для легкого чтения – только байки и сказки.

– Тобою же и придуманные.

– Ну, не только мной, много нас было, выдумщиков. А ты выбирай, что тебе читать.

– Да я бы выбрала – знаний пока не хватает.

– Не переживай, знания будут, усваиваешь ты неплохо.

Да, понемногу сквозь дебри их языка я продиралась. И он все чаще вставлял в свою речь фразы на эльвийском. И порой мне даже хватало слов, чтоб ему ответить. Но чаще не хватало. Или я ставила их не в той форме и не в том порядке. Но для человека, всю свою жизнь незнакомого даже с самим фактом того, что существует другой язык, я действительно справлялась неплохо.

В тот вечер мы раскинули свой шатер на берегу, напротив ближайшего заселенного острова. А наутро Анхен попросил меня одеть парик с длинными косами и наряд «по человеческой моде», благо теперь в моем гардеробе такие имелись.

– Мы идем в гости, – сообщил он мне в ответ на недоуменный взгляд.

И к кому, понятно, не скажет. Ну правильно, зачем? Все равно ж узнаю, когда придем. И что за дурацкая привычка никогда ничего не договаривать? Так нравится быть единственным, кто до конца владеет ситуацией?

Но платье у меня было. Красивое. Бледно-голубое, из тонкой летящей ткани, с крупными ирисами, поднимающимися от подола. А вот поводов одеть его еще не попадалось. Оделась, накрасилась. Потом долго стояла перед зеркалом, разглядывая нарядную деву, чьи косы спускались почти до колен. И понимая, что это не я. Да, я была такой, но только была. Ни этот парик, ни эти волосы мне больше не подходили, не сочетались с чем-то в душе.

– Я нравлюсь тебе такой? – поинтересовалась у своего господина и повелителя. Любовь любовью, но мы идем, куда он скажет и делаем, что он пожелает.

– Ты нравишься мне любой, – улыбаясь, качает он головой. – Но сейчас я хочу, чтоб в тебе видели девочку из-за Бездны.

– Во мне все равно увидят только твою рабыню, – невесело пожимаю я плечами. – Ты ж сам мне объяснял, в другом качестве люди здесь не бывают.

– Юридически – да, да и те, кто не бывал за Бездной, не очень понимают разницу между вами и теми, кто вырос в загоне. Но для тех, кто общался с людьми, разница есть.

– Значит, мы идем встречаться с теми, кто за Бездной бывал?

– Значит, значит. Ну вот зачем тебе все знать заранее? Только ненужные переживания.

Сам он был в пугающе черном, но вполне мужском наряде. Вообще, того странного длиннющего платья я не видела на нем с тех пор ни разу. Впрочем, и сейчас его манжеты и воротник были оторочены золотом, что немного напоминало тот, явно официальный наряд.

Наша машина опустилась на совсем небольшом островке, расположенном чуть в стороне от прочих. На островке стоял один единственный дом, немного напомнивший мне домик Сериэнты под Новоградом. Я, кстати, как-то спрашивала Анхена о Сэнте, но он сказал, что она уже давно не пересекает Бездну. Даже чтоб повидаться с сыном. Ради меня она уж тем более не соберется. А жаль.

Садик вокруг дома был совсем крошечный, всего несколько деревьев, да пара цветочных кустов. И те показались мне какими-то ослабленными, почти увядающими. И лишь журчала со всех сторон вода, многочисленными ручейками прорезая и без того подтопленный остров.

К тому времени, как мы вышли из машины, в дверях показалась вампирша. Короткие светлые волосы в мелких кудряшках, правильные черты лица, неяркие серые глаза, пухлые губки. Однако красоты ей это не придавало. Чего-то этому лицу не хватало. Быть может, того, что Анхен обозначил когда-то словом «свет». А может, мне показалось неприятным выражение ее лица, когда она выглянула из дома. Гостей она не ждала.

Но Анхена явно узнала, и лицо ее чуть разгладилось.

– Авэнэ? Какая честь. Чему обязаны? – говорила она на эльвийском, но что-то я понимала, о чем-то догадывалась.

– Доброе утро, пресветлая, – Анхен улыбался так, словно ему здесь был оказан самый радушный прием. – Мне приятно, что вы меня узнали. И я надеюсь, что вы позволите мне войти.

Чуть поджала губы, но тут же улыбнулась, делая приглашающий жест.

– Разумеется, авэнэ. Будьте как дома.

Приобнимая за талию, Анхен вводит меня в дом. Небольшая комната тонет в полумраке, задернутые шторы хоть и прозрачны, но пропускают слишком мало света.

– Располагайтесь, прошу вас, – вампирша указует на диван. Мы подходим, но прежде, чем успеваем сесть, она берет с ближайшего кресла подушку и бросает на пол возле наших ног. Анхен невозмутимо наклоняется, поднимает подушку, перекладывает на сиденье.

– Тебе под спину, – сообщает в ответ на мой недоуменный взгляд, усаживаясь вместе со мной на диван, – будет удобней. Чуть-чуть не долетела.

Мне показалось другое. Но благоразумно молчу, слишком мало понимая в происходящем.

– Так чем обязаны честью принимать вас в нашем доме, авэнэ Анхенаридит? – она присаживается напротив, ей явно не в радость этот визит, но она не в силах отказать авэнэ. Меня она... замечает, почему нет. Как заметила бы большую коробку конфет, вздумай гость прийти с ней. И тактично промолчала, ожидая дальнейших действий гостя. В подарок он ее принес, или просто нес куда-то еще, а к ней просто по дороге заскочил, а коробку ему просто сунуть некуда, вот в руках и держит.

Неприятно. Но я – не конфета. А даже если – то уж точно не для нее. Стараюсь смотреть на нее спокойно, но похоже, получается с вызовом, потому как глаза ее неприятно блеснули. Интересно, что она пыталась мне объяснить?

– Я хотел бы видеть Дэлиату Тэрриану ир го тэ Мэирэ, – все с той же доброжелательнейшей улыбкой сообщает Анхен. – Насколько я знаю, этот дом – ее. Или мои сведения не верны?

– Пока еще верны, – интересный ответ. – Но Дэлиата больше не принимает гостей. Я ее сестра, Ираина Дайна ир го тэ Рэ, и я готова ответить на все ваши вопросы вместо нее.

– Не думаю, что вы знаете ответы на мои вопросы, Ираина, – мягко улыбается светлейший авэнэ. – Разве что вы расскажете мне о сестре. Кажется, я видел ее последний раз лет 15 тому назад. А потом она оставила работу и покинула Илианэсэ. Вы поведаете мне о причинах?

– Причины до банальности просты. Она подорвала себе здоровье, работая в этом вашем человеческом заповеднике.

– «Этот мой заповедник» угрозы здоровью не несет. Даже человеческому.

– Пресветлому авэнэ, безусловно виднее, хотя я слышала другую версию. Ну, значит, ее подкосили постоянные полеты через Бездну. Не станете же вы утверждать, что и Бездна безопасна? Насколько я знаю, именно вы настояли на ее консервации. И именно потому, что реальный урон во много раз превосходил возможную пользу.

– То есть что-то хорошее я все же сделал? Приятно слышать, – на его губах все та же вежливая улыбка. Но теперь это – подчеркнуто дежурная вежливость. И разницу она ощущает, немного нервно опуская глаза. – Так что конкретно со здоровьем вашей сестры, Ираина?

– Здоровья у нее больше нет, пресветлый. Она угасает. Врачи дают ей еще несколько лет, не больше. Едва ли за этот срок успеют изобрести лекарство.

– Лиапия?

– Да, в последней стадии. И мозг... уже поражен, хотя приступы еще не слишком продолжительны.

– Мне жаль. Но тем сильнее я буду настаивать на нашей встрече сейчас, пока приступы не стали слишком продолжительны.

– Ваша воля, авэнэ, – вампирша вздохнула. – Дэлиата на берегу, позвольте, я провожу вас.

– Нет необходимости, пресветлая. Я найду и сам.

Он встает, подает мне руку, и мы выходим из этого дома. Ираина остается, неодобрительно глядя нам вслед.

Это сейчас я передаю тот диалог столь гладко. Тогда же я не поняла и половины, мучительно прислушиваясь и додумывая непонятное, основываясь на тех словах, что все же удалось разобрать. И потому далеко не сразу сообразила, что имя Дэлиата мне смутно знакомо, я вроде слышала его уже, но вот где?

– Кто она, Анхен? И почему ты так хочешь ее видеть?

– Она аниара, дева вод. Старейшая из тех, кто владеет этой стихией, – он чуть приобнимает меня и добавляет, – и она та вампирша, что дала некогда свою кровь твоему отцу. И тем самым подарила тебе частичку своих способностей. Я надеялся, что она поможет тебе немного с ними разобраться, но сейчас... Нам остался только разговор о погоде...

– А... эта болезнь?..

– Она не заразна, малыш. А люди ей и вовсе не болеют. И Ираина не права, Бездна здесь ни при чем. Это только солнце, принцесса, только солнце. Когда-нибудь оно выжжет нас всех.

Мы обогнули дом, и я увидела ее. Она сидела, склонившись к самой воде. Как водится у вампиров – очень стройная, по вампирской же моде – полуодетая. Прозрачная белая блузка, сквозь которую отчетливо проглядывал лифчик насыщенно-василькового цвета, невероятно короткие штанишки, открывающие стройные ноги. Дэлиата задумчиво водила руками по воде, не замечая, что ее длинные, невероятно широкие рукава давно намокли, покачиваясь на волнах, словно бледные опавшие листы.

– Доброе утро, прекраснейшая, – совершенно неожиданно для меня, Анхен заговаривает с вампиршей на человеческом. – Вы позволите мне со спутницей составить вам компанию?

Она неспешно обернулась – и меня поразили ее глаза. Мне казалось, что у девы вод они должны быть голубыми. В крайнем случае, серыми. А ее были бледно-желтого, я у людей такого цвета и не встречала никогда. И эти бледные, почти прозрачные глаза совсем не подходили к ее каштановым волосам такого насыщенного, яркого оттенка. Но лицо ее было очень приятным, даже красивым. А мне почему-то подумалось, что она совсем не похожа на мою маму... Если папа ее любил... Но ведь и маму мою он тоже любил... А мама у меня светлая, сероглазая... Чем привлекла его моя мать? Тем, что совсем не походила на сказочную вампиршу?

И тут Дэлиата улыбнулась. И я узнала эту улыбку. Ей улыбалась мне мама, склоняясь над моей детской кроваткой... и встречая меня из школы... и провожая в университет... и в Новоград... провожая...

Стало горько. И даже не потому, что я больше уже никогда... Просто выходит, он никогда ее не любил, он влюбился в улыбку на лице человеческой девы, в тень, призрак своей вампирской любви... а мою наивную, простодушную маму Лиду не любил никогда, просто терпел, как носительницу памяти о той, потерянной... А я на маму почти совсем не похожа... А от вампирши у меня, значит, вся эта тяга к воде...

– Авэнэ? Что делает Хранитель Огня в этом царстве воды? Не ожидала увидеть вас... здесь, – закончила она, а мне подумалось «больше». – Но конечно, я буду рада, если вы составите мне компанию и будете моим гостем.

Она поднялась нам навстречу – легко, изящно, и тут же пошатнулась, и, возможно, упала бы, если б Анхен ее не подхватил.

– Простите. Порой кружится голова... Мне нельзя делать резких движений. Забываю, – она встала ровнее, продолжая опираться на его руку. – Вы не познакомите меня с вашей спутницей, Анхенаридит?

– Разумеется. Знакомьтесь, Дэлиата, это Лариса. Лариса Алентова. Она родилась в Светлогорске двадцать лет тому назад.

– Приятно познакомиться, Лариса. Не смущайся, чувствуй себя как дома, – она вновь улыбнулась. Уже лично мне, такой знакомой, маминой улыбкой. – Право, Анхенаридит, не стоило делать этого столь подробно, вы совсем смутили ребенка, – обернулась она к авэнэ.

– Что поделать, – он улыбается в ответ и чуть пожимает плечами. – Вашу сестру я смутил самим фактом своего приезда, а дальше намерен смущать вас. Видно, планида у меня такая.

– Ну, я бы не стала все списывать на внешние факторы. Позвольте пригласить вас в дом?

– Лучше в беседку, если вы не возражаете.

– Да, конечно. Но я полагала, вам там будет не слишком комфортно.

Беседка представляла собой отдельный островок, соединенный с землей тоненьким мостиком. Перилами мостика, как и ограждением беседки, служили лишь струи воды, бившие невысоко, но под различными углами, создавая при этом какое-то немыслимое плетение. Анхен бросает взгляд на это хрупкое сооружение, чуть хмыкает, и вновь оборачивается к Дэлиате:

– Вот не везет мне нынче с девами. Одна считает, что я плавать не умею, другая, видно, думает, что я и вовсе воды боюсь, – и прежде, чем вампирша успевает ответить, подхватывает ее на руки. – Идем в беседку. Разговор будет долгий, и вашу сестру он совсем не касается.

– Ну что вы, я... – пытается трепыхнуться Дэлиата.

– Просто доставьте мне удовольствие, – пресекает ее попытки добиться самостоятельности светлейший вампир, бодрым шагом неся ее по направлению к беседке.

Плетусь следом. Нет, она, конечно, больная и умирающая, но все же неприятно. Что ж так глупо-то все? С Ираиной было неприятно, потому как она и Анхена едва терпела, и на меня, как на мебель, а здесь... Они явно друг другу симпатичны, а у вампиров где симпатия, там и... Вот они целоваться прям при мне начнут, или все же «ребенка» сначала спать отправят?

В беседке не скамьи, несколько кресел. Из какого-то прозрачного материала, так, что вначале даже подумалось, что и они водяные. А посередине столик. Прозрачный, на единственной ножке. Вдоль ножки бьют струи воды, и кажется, что столешница просто всплыла на гребне волн и вот-вот будет сметена прочь.

Анхен сажает вампиршу в одно из кресел, сам садится рядом, а я... а я прохожу мимо кресел и, встав на самом краю этого водяного дома, рассматриваю окрестности. Отсюда хорошо виден большой остров, и множество домиков на нем, утопающих в зелени и цветах. И теперь я вижу, что не весь город на островах, на восточном берегу тоже есть строения, и немало, просто дома здесь крайне невысокие, не выше двух этажей, и зелень их частично скрывает...

– Ты не присядешь с нами, Ларис? – зовет меня Анхен.

– Ннет, чуть позже. Здесь такой интересный вид, – дело, конечно, не в виде, и даже не в том, что меня напрягло его излишне-дружеское участие (ведь может, и не излишне, я сама все напридумывала). Просто, я ведь знала, о чем пойдет разговор, и мне было... неловко. Я предпочла бы и вовсе на нем не присутствовать. Но совсем отвернуться прочь не смогла, краем глаза поглядывала. А уж слушала – и вовсе очень внимательно.

– Как скажешь, – и он оборачивается к Дэлиате. – Так вы позволите мне смутить вас одной весьма любопытной историей, прекраснейшая?

– Вы полагаете, меня еще может что-то смутить? – чуть приподнимает она бровь.

– А вот это мы сейчас и проверим. Не так давно для меня делали справку по базам человеческой крови. Взгляд зацепился за одну очень интересную аномалию. Человеческий мужчина, Сергей, если не ошибаюсь. В 18 лет его кровь полностью соответствовала подгруппе Ан-14/2. А на настоящий момент контрольная проверка выявила у него в крови наличие зибо-каранов в концентрации, превышающей пределы возможного в сотни раз, а подгруппа его крови, соответственно, определяется теперь как Зи-300/80. Не мне вам объяснять, что естественным путем подобного произойти не могло.

– И сколько, вы говорите, ему было лет при последней проверке? – ее голос спокоен и даже чуть насмешлив.

– Что-то в районе пятидесяти, точно я уже не помню.

– И вы полагаете, что сумеете найти, где и когда за истекшие 30 лет произошла смена состава крови? Боюсь, ваша проверка выявила аномалию слишком поздно, вам уже ничего не найти и не доказать. Проще признать результаты анализов недействительными, – она безмятежно пожимает плечами.

– Ну что вы, Дэла, я уже и нашел, и доказал...

– Не припомню, чтобы позволяла вам называть меня так, – ее голос становится жестче, а потом она вновь безмятежно улыбается. – В любом случае, вы уже опоздали. За Бездну я давно не езжу, и все, связанное с жизнью на той стороне, уже не может ни заинтересовать меня, ни смутить.

– Даже его смерть?

– Что? – наши с Дэлиатой голоса сливаются, я стремительно оборачиваюсь, она невольно подается вперед в своем кресле.

– Лар, ты пейзажем вроде любуешься, – невозмутимо смотрит он на меня такими честными глазищами, – так что б тебе не полюбоваться им еще немного?

– Ты же сказал мне, что он жив! – еще держу себя в руках, но уже с трудом.

– А я и сейчас не сказал ничего другого. Я лишь задал нашей очаровательной хозяйке вопрос: заинтересует ли ее известие о смерти незнакомого ей человека? Как видишь, заинтересовало, и весьма. Смутит ли ее тот факт, что он был устранен именно в связи с аномалией в его крови?

– Так жив или был устранен? – Дэлиата более не играет в безмятежность, голос жесткий и требовательный, как и взгляд ее странных, хрустально-прозрачных глаз с желтоватым отливом.

– А вы признайтесь мне, что он вам не безразличен, и я отвечу, – Анхен улыбается как сытый довольный лис. Нервно сглатываю, с трудом подавляя желание стукнуть его по голове чем-нибудь тяжелым. Ведь можно ж было объясниться по-человечески, а не ломать комедию! По-человечески, ага, дождешься от вампира. Особенно от этого. Манипулятор. Где надо и где не стоило бы. Сажусь в свободное кресло. Любоваться пейзажем, делая вид, что все это меня не касается, уже просто глупо.

– Хорошо. Допустим. Он мне не безразличен. И мне было бы интересно узнать о его судьбе, – Дэлиата откидывается на спинку кресла, по-прежнему не сводя с Анхена пристального взгляда.

– Он жив, по человеческим меркам вполне здоров, смерть от моего излишне пристального внимания ему не угрожает. А дальше меня информация не пошла, – «осчастливливает» ее светлейший. – Что еще мне вам рассказать? В свое время женился, после долгих попыток у него все же родилась дочь...

– Двадцать лет назад, как я полагаю? И вы оставили в покое отца, но изъяли ребенка? Что, в ее крови тоже плавает слишком много лишнего? Не подходит для вашей нежно отобранной популяции? Так продайте мне, я куплю.

– Кровь?

– Девочку. Вряд ли у вас есть недостаток к человеческих девах, а за эту... я готова отдать вам многое, очень многое. Жить мне осталось недолго, материальные ценности для меня уже мало значат... Вряд ли хоть кто-то даст вам за нее столько.

– Как любопытно, – сытым и довольным пресветлый уже не выглядит. – Вот уже второй вампир в этом доме объявляет меня едва ли не главным гадом нашего милого государства. А ваша бесценная девочка так и вовсе прямым текстом именует меня принцем Дракосом. Я действительно настолько чудовищен?

– Зачем вы приехали, Анхенаридит? На самом деле?

– Хотел познакомиться. В прежние времена как-то не довелось. Хотел понять. Зачем вы это сделали, Дэла?

– А вы становитесь навязчивым, – это она о чем? О его попытках влезть в ее прошлое, или о его упорном желании звать ее «Дэлой»? Что это значит, еще б понимать? Ведь звать себя Анхеном он ей не предлагал. Пока. Подчеркивает свое начальственное положение? Или навязывается на более близкое знакомство? Более интимный характер беседы? Или взаимоотношений? И до какой степени «более интимный»? Я с этим вампиром скоро паранойю заработаю!

А ведь она меня купить предложила. За любые деньги. Так любила отца? Или просто хотела бы скрыть результаты своих экспериментов?

– А я уже навязался. Примите как есть, – ее очередная попытка его осадить бесславно провалилась. – Так все же, зачем? Вы поставили под угрозу его жизнь. Сделали его почти бесплодным. Сломали жизнь его ребенку, на тот момент еще не рожденному... Что вы там нахимичили, в своем «Химдарпроме»? Эксперименты на людях, вроде, ни в планах, ни в отчетах там не значатся.

– Что бы там ни было, вас оно не касается, пресветлый. Вы, несомненно, вправе потребовать у меня официального ответа, даже вызвать меня в столицу для разбирательства, да только какой спрос с умирающей, верно? Просто отдайте мне девочку, как я сказала, я возьму ее на любых условиях, и мы закроем эту тему.

– Просто не выйдет, Дэла, – привстав, слегка подвигает к ней свое кресло. – Ни со мной, – усаживается, не спуская с нее загадочного взгляда, – ни с девочкой.

И я все-таки не выдерживаю:

– Послушайте, Великие и Мудрые. Вот меня даже в моей простой человеческой школе учили, что это элементарная вежливость – не говорить в третьем лице о присутствующих. Я понимаю, конечно, что в ваших древних гигантских лесах школ не было, и вы все детство обезьянами по елкам проскакали, но коль уж взялись изображать великих учителей человечества, так пытайтесь хоть как-то соответствовать!

Гневно перевожу взгляд с одного на другую. Анхен откровенно веселится, сохраняя при этом нейтральное выражение лица, а вот Дэлиата... кажется, выпрыгни из речки говорящая рыбка – она и то удивилась бы меньше. Она смотрела на меня... чуть ли не с ужасом, а я все ждала, что же будет дальше. Сверкнут ли ее глаза безмолвным приказом, потребует ли она от Анхена извинений за мою несдержанность...

– Прости, – произносит она очень спокойно и очень искренне. – Прости, Лариса, я не хотела тебя обидеть. Я уже очень давно не общалась с людьми, отвыкла... Ваш визит несколько выбил меня из колеи, пресветлый авэнэ...

– Авэнэ забавляется, – бросаю короткий взгляд в его сторону и уверенно продолжаю, – даже сейчас.

– Прости, душа моя, но ты из тех явлений, о которых словами не расскажешь, – он смеется теперь уже открыто, и ни капли раскаянья в голосе. – Вы породили чудовище, Дэла. Страшное, неблагодарное чудовище. И еще хотите себе ее в собственность. Право же, мне бы стоило вам ее подарить. Как расплату за ваши опыты по переливанию крови. Уверен, она сведет вас в могилу гораздо раньше болезни.