Текст книги "По ту сторону Бездны (СИ)"

Автор книги: Алина Борисова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)

– Ну, отсюда обзор лучше, – как ни в чем не бывало, продолжает Лоу. – Кстати, шикарную машину сейчас на стоянке у тебя заметил. Дивного цвета коррозии металла. Неужели твоя? Ты что же, напрочь отбил себе вкус?

– О, это подарок от любящих родственников. – Анхен медленно поднялся в воздух и завис прямо напротив нас. Но приближаться не стал. Продолжил беседу. – С пожеланиями скорейшего... ну, всего что сам придумаю, записки не прилагалось.

– И что же ты придумал? – полюбопытствовал Лоу, словно мы все в уютных креслах вечер коротали.

– «Жаль, что ты не сдох», полагаю, звучало бы наиболее правдоподобно, – Анхен пожал плечами, по-прежнему не делая попытки приблизиться. Лишь смотрел. Внимательно. Слишком.

– А что старая, чинят? – стоять на тонких перилах верхом комфорта не казалось. Мне. А эти двое беседу беседовали.

– Нет, говорят, восстановлению не подлежит, – равнодушно отозвался Анхен, а до меня только тут стал смысл разговора доходить. Он что же, машину разбил? Вдребезги? Это как, вместе с собой? Только у него регенерация, а машину уже никак? Это как же надо было... навернуться? – Придется покупать себе новую, а эту...ну, постоит в гараже, места хватит, – продолжал между тем авэнэ. Отвечал вроде как Лоу, а смотрел на меня. И, пойманная его взглядом, я уже даже отвернуться не могла. – Приставлю кого-нибудь пыль с нее протирать. Особо ценной тряпочкой. А через пару лет уроню куда-нибудь в Бездну.

– Надеюсь, без дарителя, намертво прикрученного к пассажирскому креслу? – поинтересовался Лоу тем тоном, что было понятно, о судьбе дарителя он не зарыдает. Так, стоп, а кто даритель? У него ж вроде родственников-то... Это ж они кого сейчас в Бездну мысленно посылают?

– Не подозревал в тебе такой... нелояльности, – Анхен откровенно усмехается.

– А я скрытный.

– Вот и скройся, – светская беседа резко кончилось. Приказы пошли. – Ларису на пол поставь – и свободен.

– Нет! – с криком оборачиваюсь к Лоу. Ведь он же не оставит меня? Ведь не оставит?

– Ну конечно, нет, – мы резко срываемся с места. Вбок, вверх, вдаль – и вот под ногами уже балюстрада третьего этажа, и где-то там, налево по коридору, моя комната, где я привыкла чувствовать себя дома, где я позволила себе забыть, что дом не мой – его, и я в нем даже не гость, как вначале соврал мне Лоу.

– Лоу, да отцепись ты уже от нее! Вот что ты скачешь? У меня нет настроения играть в догонялки, – Анхен лишь развернулся нам вслед, но догонять, действительно, не стал. Лишь поднялся выше, чтоб вновь оказаться с нами на одном уровне.

– Но девочка выбрала меня, Нэри, – отозвался вдруг Лоу совершенно нормальным тоном. Спокойно и серьезно. – Ты давно от нее отказался, запугал так, что она и близко к тебе подойти боится, что дальше с ней делать – не в курсе, сам признался. Так не жадничай, отдай.

– Тебе? Да с тобой она не то, что до утра, до сегодняшнего вечера не доживет, – фыркает на это Анхен, почему-то обозванный «Нэри».

– Да она не первый день со мной, и все жива как-то.

– И я даже скажу, как: потому, что она – моя. И моей останется.

– Ну а зачем? Зачем ей вообще жить, Нэри? Назад не вернуться, здесь ей жизни не будет, у тебя от нее одно расстройство, – и это говорит Лоу? Нежный, ласковый Лоу, читавший мне стихи и обещавший свою помощь и дружбу? – Она мучается, ты мучаешься. Зачем? Отдай, хоть умрет счастливой.

Мои руки дрожат и разжимаются. Лоу на меня не смотрит. Конечно, у него – Нэри. Его драгоценный Нэри. А я – я ничто. Нет, он даже готов избавить – только не меня от Анхена, Анхена от меня. Чтоб он, бедный, не мучился. Машины зря не бил.

– Я тоже умею убивать, Лоу. Если сочту, что это необходимо – я справлюсь.

– Так справься уже. Не заставляй ее жить внутри собственных кошмаров, Нэри, это жестоко.

– Отдай мне девочку.

– А она точно тебе нужна? – Лоу подхватывает меня на руки и взмывает вверх. Все выше, выше – под самый купол. Туда, где небо.

– Я подожду в кабинете, пока ты наиграешься. Вас обоих, – Анхен разворачивается к нам спиной, долетает до ближайших к нему перил, спрыгивает с них на пол.

– Ой! – негромко и фальшиво произносит вдруг Лоу и... разжимает руки. Несколько секунд спокойно смотрит, как я падаю спиной вниз на каменные плиты пола, а потом отворачивается и улетает прочь по ближайшему коридору.

Даже не страх – боль. Такая боль пронзает душу. Предал. Бросил. Убил.

А потом меня подхватывают сильные руки, крепко прижимают, и я вижу прямо перед собой лицо Анхена – бледное, с прикушенной губой, с испуганными глазами.

– Ларка, – шепчет он мне, – моя Ларка.

А я могу думать лишь об одном: даже не оглянулся. Бросил – и даже не оглянулся.

Глава 9. Близость.

Очень медленно мы опускаемся на пол. Он не остается на ногах, садится, прямо на каменные плиты, посреди огромного зала высотой в пять этажей. Я оказываюсь у него на коленях, он держит крепко, но бережно. Я не вырываюсь. Куда? Зачем? Смотрю наверх. Там синеет за прозрачным куполом небо. Недостижимое. Свободное. Там скрылся мой сказочный принц в кристально-белой рубашке, так и не взяв меня с собой. Бросил. Будто балласт, мешавший ему лететь. А я – словно в глубине гигантского колодца. Нет. Словно в Бездне. Вдруг вспомнилось все так ярко, так четко: его руки, обнимающие меня, сказочные Ледяные Водопады, небо – небольшим фрагментом, где-то высоко-высоко над головой, его поцелуй, впервые заставивший меня потерять голову. И он – вампир и куратор, таинственная, непостижимая личность, существо иного, более совершенного и возвышенного мира, несущее на руках меня – просто девочку... Все осыпалось прахом и ничего не осталось. И нет уже девочки-студентки, и светлейшего куратора тоже нет, и ничего возвышенного и совершенного в этом мире рабов и господ тоже не оказалось.

– Скажи мне что-нибудь, Лара, – тихо просит он, когда пауза перерастает в бесконечное молчание.

Перевожу взгляд на его лицо. Его глаза, внимательные и печальные, смотрят не отрываясь. Теплые, близкие. Чужие. Глаза цвета земли. Сырой кладбищенской земли, которую будут бросать на крышку моего гроба. Понимаю, что мне не страшно. Страх давно ушел. Улетел вместе с Лоу. И надежды мои с ним улетели. И мечты. Апатия осталась. Отупение. Наверное, даже покорность. Судьбе. Обстоятельствам. Даже ему. Одного только жаль. У меня ведь гроба не будет.

– Скажи, а меня обязательно должны будут съесть?

– Что? – не знаю, что он хотел от меня услышать, но, наверно, не это.

– Очень хочется, чтобы похоронили.

Он вздыхает, как-то глубоко и немного нервно, проводит рукой по волосам (по чужим волосам на моей голове), прижимает мою голову к своему плечу.

– Хорошо, – его голос спокоен. – Я сделаю, как ты хочешь. Это не сложно.

А мне вспоминается мама. Как она боялась любых разговоров о смерти. Даже песенку про Кондратия напевать никогда не разрешала, сколько я не пыталась ее уверить, что Кондратий в ней – просто мальчик. Мама. У меня когда-то была мама. Давно. Я тогда еще была живой.

– А вампиры своих умерших не хоронят, – все тем же спокойным, отрешенным даже голосом рассказывает Анхен. – После смерти вампира сжигают, а прах развевают по ветру. Считается, что пока тело существует, душа не может освободиться от своих земных привязанностей и полностью раствориться в мироздании, а значит, страдает. Душе надо помочь, отпустить ее.

– И забыть? – вспомнилась новогодняя ночь под звездным небом. Я и вампир на крыше мира. Тогда он тоже о чем-то рассказывал. А до этого мы спускались в Бездну. А вот теперь – словно совмещаем: выше облаков, и при этом на самом дне. И нет сил встать. Даже у него.

– Не забыть. Просто не жалеть. И не мечтать вернуть. Душа уходит в сияние Светоча, ей будет там хорошо, – а ведь мы оба давно уже умерли. Он когда-то, а я на прошлой неделе. Или на позапрошлой. И никакого сияния. Лишь пустота. Мы осколки. Черепки, не более.

– А у людей – почему не так? – разговоры о смерти кажутся мне единственно возможными в этом месте и в этом обществе. Смерть единственное, что ждет меня с ним. Смерть – это ведь он и есть. Принц Дракос моих детских сказок. А вот своих умерших мы не сжигаем. Никогда. Правда, и вызывать огонь взмахом руки нам не дано.

– Люди слишком мало живут, не успевают насладиться. Им хочется вернуться в жизнь, или попасть после смерти в место, подобное тому, где они жили, а для жизни нужно тело. Вот его и берегут.

Подумала о себе. Нет, не хочу, жила уже. Вновь вернуться в жизнь, чтобы вновь корчится от боли и предательства? Я была человеком, я была одной из них, я помню. И море лиц помню. И слова. Что я недостаточно хороша, чтоб и дальше считаться человеком.

– Глупости. И близко не хочу ничего подобного.

– А зачем тебе тогда? – ему любопытно? Или он просто поддерживает разговор? Он давно уже смотрит не на меня – куда-то вдаль отрешенным взглядом. И ведет разговор столь же отрешенным голосом.

– Наверное, просто хочется – как человек. Раз уж жить не получилось, то хоть умереть, – я пожимаю плечами. Откуда мне знать, почему это важно. Важно. Единственное, что еще важно.

– А жить – ты не хочешь даже попробовать? – он по-прежнему не смотрит. Ни в чем не убеждает, ни на чем не настаивает – просто интересуется.

– А смысл хотеть? Я теперь твоя, и ты убьешь меня – не сегодня, так завтра, не завтра, так через неделю, – я чувствую себя мухой в его паутине. Я давным-давно прилипла, и что бы я ни делала – мне от него не убежать. Больше того, что бы он ни делал – мне все равно не убежать. Жизнь столкнет обратно. – Сколько я проживу, Анхен? Только честно. Ты ведь можешь ответить честно?

– Могу. Я не знаю, Лара. Это честно. Честнее некуда.

Я не отвечаю. А что тут ответишь? И пауза вновь раздувается, словно огромный мыльный пузырь, грозя заполнить собой все пространство этого холла, а то и дома.

– Я не собираюсь тебя убивать, Ларочка, – тишина прорывается, как нарыв, его болью, убежденностью, страстностью. Его слова текут неудержимым потоком, смывая равнодушие и отрешенность. – Я никогда этого не хотел, и не хочу, и не буду. Ты дорога мне. Ты мне живая нужна. Здоровая, веселая... Я виноват перед тобой, Лара, я не успел. Не спас. Не избавил тебя от этого кошмара... Я должен был, а не сумел. Прости.

– За что? Избавлять от кошмаров не по твоей части. Ты умеешь их только дарить, – моя голова лежит на его плече, прямо перед глазами – расстегнутый воротничок его светлой рубашки. Я столько раз сидела на его коленях. Я столько раз лежала на его плече. Я помню это. Да, помню. И его руки дарили тепло и заботу. И, если закрыть глаза, я, наверно, даже смогу почувствовать вновь запах его кабинета, представит хоть на миг, что мы все еще там и ничего ужасного не случилось. Я закрываю глаза и ничего не чувствую. Совсем.

– Прости, – вновь просит он.

– Как?

Он молчит. Слишком долго, а потом со вздохом признается:

– Я не знаю.

И мы снова молчим, две песчинки в колодце вечности. О смерти говорить просто. О жизни куда сложнее.

– Ты меня не отпустишь? – я не надеюсь, но вдруг...

– Куда?

– Домой.

– Ты ведь знаешь – из-за Бездны не возвращаются. Никто. Никогда.

– Но ты... ты... Лоу сказал, ты принц, племянник Владыки. И ты Верховный Куратор. И ты мог бы сказать, что решение суда было несправедливым... незаконным... И заставить их вернуть мне статус человека. Ведь я же человек. Человек...

– Ты человек, моя радость. Людьми рождаются, людьми умирают, и ни один суд в мире не в силах этого изменить, – он нашел мою руку и поднес к губам. Очень нежно поцеловал, задумчиво провел большим пальцем по перстню, подаренному Лоу. Я испуганно сжала пальцы, опасаясь, что он потребует снять. Но он лишь чуть улыбнулся и отпустил мою руку. – Тем более, что нет уже ни того суда, ни тех судей, ни тех документов.

– Как нет?

– Совсем нет, – он вздохнул. – Произошел пожар в здании городского суда. Официальная версия – возгорание электропроводки. Вот только при этом сгорели все архивы. И погибло около тридцати человек.

– Ты всех их сжег? – смотрю на него в ужасе, пытаясь отстраниться.

– Я? – горькая усмешка искривляет губы. Но меня он не удерживает, и я сползаю на пол и остаюсь сидеть в шаге от него. – А версия «спички» в голову не приходит? За все пожары в мире теперь отвечаю я?

Я молчу. А что еще могло прийти мне в голову, после того, как Доири на моих глазах превратился в пепел?

– Когда я приехал в Новоград, там уже ремонт начали. Их сжег не я, Лара. Их сжег тот, кто хотел, чтоб я тебя не нашел. А я даже не связал поначалу этот пожар с твоим исчезновением. Заколка позволяет мне чувствовать тебя, твои эмоции, переживания. Но видеть место действия я не могу. Слышать, что говорят вокруг, тоже. Я знал, что ты звала, я чувствовал твое отчаянье, я понимал, что ты не стала бы звать, если б все не было действительно очень плохо, но я не могу мгновенно, Лар, я не сказочный дух, я всего лишь вампир... Я не знал, где ты. И что именно с тобой случилось. Я бы мог отыскать тебя по заколке, но ее у тебя больше не было...

– А заколку... ты нашел?

– Нашел. А тебя не мог. Ты забрала документы из института сразу по окончании экзаменов. Съехала из общежития. И никто не знает, почему, куда?

– Я не...

– Я знаю. Теперь. А тогда... Я даже родителей твоих нашел...

– Нашел? Разве они терялись? Ты же всегда знал, где я живу... жила... где они живут...

– Они, – он чуть запинается, словно не уверен, стоит ли говорить, но все же продолжает, – там больше не живут, Ларис. Квартира продана, в ней стоит чужая мебель, и живут чужие люди.

– Но, – ужас сковывает мгновенно. И я могла подумать, что за себя нужно бояться? – Но с ними же все хорошо? Они ведь живы? Пожалуйста, скажи мне, что они живы!

– Они живы, Лар, у них все в порядке, – он наклоняется ко мне, берет за руку, чуть сжимает ее, успокаивая. – Я же сказал, я их нашел, я с ними разговаривал.

– Как... они? – а голос совсем сел, еле шепчу. – Они знают, что я?.. что меня?.. Анхен! – срываюсь на крик, не выдерживая его молчания.

– Они теперь живут в Йорыме. Это 350 километров на север от Светлогорска. Городок не большой, но с хорошей инфраструктурой. Твоего отца перевели в местный филиал его предприятия, с повышением в должности, он теперь начальник отдела. Маме работу пришлось поменять кардинально, но с трудоустройством ей помогли, – он объяснял очень охотно, очень подробно. Но это не успокаивало, это только еще больше пугало.

– Анхен, пожалуйста! Что не так?

Чуть помолчал. И признался:

– Они меня не узнали, Лара. Не вспомнили. Они уверены, что никогда не видели меня прежде, – он чуть запнулся, но все же продолжил, – у них никогда не было дочери по имени Лариса.

– Ннет! – смотрю на него расширившимися глазами, не в силах осознать, принять, поверить.

– Мне жаль. Они искренне верят в то, что у них всегда была только одна дочь, Варвара. Все их воспоминания о тебе до девятилетнего возраста перенесены на нее. Все остальное о тебе – просто стерто. Для них – тебя не было. Никогда.

Никогда. Меня – не было. Спина не держит. Откидываюсь назад, ложусь на камни этого зала, смотрю на небо там, высоко надо мной. Оно – есть, а меня – не было. Меня нет. И меня не будет. Уже скоро, что бы он ни говорил. Даже если он сам в это верит... Но страшно не то, что умру, а то, что и не жила. Даже памяти не осталось. Никто не лишал меня статуса человека, нет документов, которые могли бы это засвидетельствовать. И нет людей... Но свидетельства о рождении тоже нет, собственные родители твердо знают, что никакой Ларисы у них никогда не рождалось...

– Не лежи на полу, он холодный, а ты совсем раздетая, – прервал мои раздумья его голос. – Давай я лучше отнесу тебя в кровать, тебе стоит немного отдохнуть.

– Откуда тебе знать, что он холодный? – я не сопротивляюсь, когда он берет меня на руки. Я – его. Добыча, пленница, рабыня, пища. Еще немного, и все закончится. Надо просто чуть-чуть подождать.

– Мне рассказывали, – легко оттолкнувшись от пола, он взлетает и несет меня куда-то вверх и дальше по коридору. Я не слежу. Точно не ко мне в комнату, а подробности... Что они мне дадут? План побега? Есть только одно место, куда я могу от него сбежать, и в него он доставит меня сам.

Он кладет меня на кровать. Огромную такую кровать, на которой не стыдно принимать гостей в любом количестве. Интересно, это помещение у них именуется «спальня», или правильнее его называть «гостиная»? А впрочем, не так уж и интересно. Сейчас в этой огромной кровати лежу только я, Анхен лишь садится на край.

– Ты выглядишь совсем измученной, Ларис. Куда этот прохиндей таскал тебя с утра пораньше?

– На озеро. И он не прохиндей, – несмотря ни на что, слушать о Лоу гадости неприятно

– Я знаю, – спокойно соглашается Анхен, и усталая улыбка скользит по его губам. – Он коэр, причем не самый слабый.

– Кто?

– Ловец душ. Твою вот выловил. А я ведь думал, что шансов нет, – он на секунду умолкает, чуть прикрыв глаза. Затем продолжает спокойно и доброжелательно. – Давай ты сейчас поспишь, а после мы обо всем поговорим, хорошо? Или сначала распорядиться, чтоб тебе принесли еды? Ты голодная?

– Нет, не надо, я ела. Мы брали с собой, – перед глазами мелькает озеро, нежные взгляды, слова, поцелуи. Неужели это все – просто дым? – А ловец душ – это что значит?

– Я потом расскажу. Сейчас тебе надо отдохнуть, – он медленно наклоняется и осторожно целует в лобик.

– А почему я не могу отдохнуть у себя? Ну, в той комнате, что мне выделили в твоем доме?

– Может, я боюсь, что ты опять потеряешься? – он чуть пожимает плечами. – Эта комната тоже твоя – с сегодняшнего дня.

– Но мне показалось, это твоя спальня.

– Она немного велика, чтоб быть только моей, – как у него все просто. А впрочем, когда было иначе?

– А ты все такой же – по-прежнему не интересуешься тем, что хотелось бы мне. Да нет, у рабов не спрашивают, я понимаю.

– Я смотрю, ты тоже осталась прежней, – он только улыбнулся. – Все воюешь за свободу, хотя бы в мелочах. Видно, не так уж ты готова к смерти, как только что пыталась и себя и меня убедить.

– Я и не готова. Еще сегодня с утра я собиралась жить... ну хоть еще немного...

– А я у тебя теперь – только со смертью ассоциируюсь? – спрашивает тихо и без улыбки.

Не отвечаю. Зачем говорить очевидные вещи? Ты все для этого сделал, разве нет?

Он медленно склоняется надо мной, целует в лоб, трется виском о висок, целует в щеку... Вновь выпрямляется.

– А знаешь – я же все делал, как хотела ты, – произносит горько и убеждено. – Ни к чему тебя не принуждал, не настаивал. Не хочешь жить со мной – не живи, не хочешь любить меня – не люби, даже с этим дракосовым контрактом, которого ты так боялась, и то не стал настаивать. И чем кончилось? Где мы сейчас с тобой?

– В Бездне, – безрадостно отвечаю.

– Да лучше б мы были в Бездне! – он вскакивает и начинает нервно ходить по комнате. – Ты просто не понимаешь!.. Ты ведь сейчас испытанным способом – на жалость бить и в несознанку, чуть что не по-твоему, а я, как почетный вампир, должен тебя спасать! Ну еще бы! Я ж авэнэ! Я ж племянник Владыки! Я ж сейчас все-все-все исправлю! А не исправлю я, Лара, все, приехали, конечная! – он, наконец, закончил мельтешить и вновь присел рядом. – Разговор у меня был с Владыкой, – продолжил он уже спокойным тоном, – вот по поводу тебя. И хорошего в том разговоре было не просто мало, а очень мало. Да, он встал на мою сторону, сочтя, что Доиритидор своим поступком оскорбил его лично, ибо покусился на собственность его родственника. Но именно на собственность, Лара, тут хоть как кричи, но дело рассматривалось именно так, и по-другому на этой стороне Бездны к людям не относятся. Свободных людей здесь нет, и никогда не было... Что касается тебя. Владыка готов допустить, чтоб я завел себе игрушку. И, коль уж на меня нашла такая блажь, то он не возражает, чтоб я держал тебя в доме, а не в стаде. Но. Даже и речи быть не может, чтоб ты вернулась к людям. Не только потому, что ты слишком много знаешь о жизни вампиров. Гипотетически, тебе можно стереть память. К счастью, Владыке не сообщили, что с этим могут возникнуть сложности. Но Владыка, Ларка, категорически против, чтоб я поддерживал близкие отношения с ЧЕЛОВЕКОМ, это для него тоже оскорбление его рода. За такое Ингу едва не убили. А тебя убьют гарантированно, мне пообещали. Стоит тебе только шаг ступить на ту сторону. Даже если я до конца своих дней останусь на этой.

– Но это же бред. То есть я могу жить с тобой здесь в каких угодно отношениях, и все закроют глаза, потому как я считаюсь зверушкой. Но на той стороне я резко превращусь в человека, и уже сам факт того, что ты отнесся ко мне по-человечески и отпустил, оскорбляет твой род. Потому что к людям нельзя относиться по-человечески, так выходит?

– А я не утверждал, что он мудрый правитель и выдающийся политический деятель. Это в ваших книжках так написано. Причем не мной, – лишь фыркает он в ответ.

– Рада, что тебе удается иронизировать. А вот мне не смешно.

– Да и мне не смешно, Ларочка, и мне не смешно. Давай туфельки снять помогу, – не дожидаясь ответа, он начал расстегивать ремешки. – А что до того, что я опять у тебя не спрашиваю – доспрашивался уже. Поэтому теперь будет так, как я скажу. Без вариантов. Поэтому, если ты, реально, без красивых вздохов, хочешь попытаться выжить даже здесь и несмотря ни на что – ты будешь меня слушаться. Если нет – так пойди залезь вон туда, откуда Лоу тебя бросал, и сама спрыгни. Потому как я тебя убивать не собираюсь, что бы ты там себе не напридумывала. Я всего лишь хочу помочь тебе выжить. А здесь это будет не просто, Лар. К сожалению, – мои туфельки упали на пол, я внутренне сжалась, ожидая, что сейчас он начнет стягивать с меня брюки (или как там правильно называется это укороченное недоразумение?). Но он лишь выдернул из-под меня простынку и укрыл меня ей – прямо в одежде. Затем разулся сам и лег рядом, тоже в одежде. Только рукой меня обнял, целомудренно, поверх простыни.

– Спи, Лариска, – велел он мне. – Я просто хочу слышать, как бьется твое сердце. Мне слишком часто в кошмарах снилось, что я опоздал, и оно не бьется.

И вот он, правда, думает, что я смогу так уснуть? Но, видно, нервы, усталость, общая слабость – как-то все накатило – и я уснула. А когда проснулась, он спал, по-прежнему обнимая меня одной рукой, бережно прижимая к себе.

Какое-то время я лежала, боясь пошевелиться, потом все же решилась. Осторожно отодвинула его руку и встала. Он не проснулся, лишь перекатился на спину. Льющийся из окна свет падал как-то неровно, мне показалось, что лицо его заострилось, под глазами залегли глубокие тени. Сейчас, спящий, он казался мне очень усталым и едва ли не изможденным.

А еще – беспомощным, что ли. Я понимала, что это иллюзия, что стоит ему шевельнуться и открыть глаза – и беспомощной в этой комнате буду исключительно я, но сейчас... Забыв о том, что собиралась побыстрее уйти, я забралась коленками на кровать и склонилась, рассматривая его лицо. Сейчас я его не боялась. Просто смотрела, пытаясь вспомнить. Что-то, давно забытое и потерянное. За этими убийствами, кошмарами, болью, страхом. Что-то. Что-то же было еще...

Черные волосы беспокойными змеями разметались по подушке. Одна из прядей наискось пересекала лицо. Проклиная себя за глупость, потянулась и осторожно ее убрала. Он не отреагировал. Я выдохнула. Осторожно провела рукой по его волосам, пальцами вспоминая ощущения. Гладкие, словно шелк. Пальцы помнили.

Когда я увидела его впервые, его волосы были распущены. Да, помню: он стоял спиной, и волосы черной лавиной падали на серую ткань пиджака. А потом он обернулся. Что я почувствовала? Не помню. Трепет, наверное. Он Великий, он куратор...Что он хотел тогда от меня? Уже и не вспомнить. Да и не важно. Вряд ли что-то личное. А вот когда... когда это стало личным? С моей стороны? С его? И стало ли?.. Может, когда он поцеловал меня в Бездне, как никто не целовал – ни до, ни после? И потерял контроль так, что сам себе не поверил? Перецеловывал потом, убеждал сам себя, что все фигня. Я усмехнулась. Наверное, даже убедил. Он вампир, ему не слабо... А может, когда он придумал это самое свое пророчество? Или он потому его и придумал, чтоб интерес свой оправдать? Или не придумал...

Я смотрела на его лицо. И понимала, что скучала. Что это лицо я знаю до последней черточки. И даже вспоминая, как чернеют его глаза, не могу забыть, как умеют улыбаться его губы.

Вот только, как жить дальше, как жить с ним, и не вздрагивать от каждого его резкого жеста? Как не вглядываться в его глаза, ища в них проступающую черноту, чтоб успеть убежать и спрятаться, если на него вдруг опять «нахлынет» и, дыша праведным гневом, он опять начнет объяснять мне, как правильно себя вести?

Да, я помнила его губы. Вот только верить ему не могла. Поверить, что все у нас будет хорошо, никак не получалось. Я боялась его. Я просто его боялась.

И потому, не дожидаясь, пока он проснется, я тихо сползла с кровати и сбежала к себе в комнату. Там ждал меня мой полдник, мои тетрадки, исписанные под руководством Лоу, мои, так и не разобранные толком со вчерашнего дня, покупки. Вот и занялась. Разбирала, раскладывала, рассматривала.

Даже засела учить язык. Что ж поделать, коль учитель меня бросил... Хорошо так бросил, красиво... А учить все равно надо, хоть понимать буду, что вокруг говорят...

Отговорки. На самом деле я ждала. Каждую минуту ждала, что откроется дверь и войдет Анхен, и... не знаю, дальше думать боялась. Но он не вошел. Вошла служанка, принесла мне ужин. Он не пришел и после ужина. А спать совсем не хотелось, и все придуманные дела я уже переделала. И из комнаты выходить было по-прежнему страшно.

И тогда я вспомнила про краски. Лоу все же купил мне их, даже после нападения того ребенка. Не забыл. И была в той палитре такая дивная серебряная... Я рисовала до глубокой ночи, пока за окном совсем не стемнело. Все пыталась изобразить лицо того, кто подарил мне колечко в знак вечной дружбы, и тут же легко объявил, что мою вечность можно закончить и сегодня, даже проще – вот прям здесь и сейчас. И если бы Анхен промедлил, нет, просто на миг бы усомнился, а нужна ли я ему, меня бы уже не было.

По всему выходило, что нужна в этом мире я была только Анхену. Так какого же дракоса я весь вечер рисовала Лоу?!

Когда за окнами сгустилась тьма, начала готовиться ко сну. Отдирала в ванной ненавистный парик, потом долго смотрела в зеркало на ненавистный череп. Волосы потихоньку прорастали. Ага, темными миллиметровыми колючками. Выглядело омерзительно, хотелось бросить в зеркало чем-нибудь тяжелым. Так что ходить мне еще в парике и ходить, хоть и чесалось все под ним, и потело... Была бы осень – хоть вместо шапки б сгодился, а тут и лето, и жара... Ну, хоть купание выдержал. И не отклеился, и не испортился. Да уж, «сделано вампирами» – это гарантия качества, этого у них не отнять.

А вот что мне делать с вампирами? Вот с тем конкретным, в чьем доме я теперь, как та принцесса в башне. И косу наружу не выбросить, отрезали косу-то... И спасти меня никто не спасет... Вот только головой о камни кидаться – это он пусть сам, у него голова крепкая, выдержит. А я жить хочу. Сам-то он что-то не помер – ни когда семью потерял, ни когда монстром проснулся, извиваясь от боли. А почему я должна? Нет уж, я тоже могу быть сильной. Я выучу их язык, я вытерплю выверты их культуры, освоюсь здесь, разберусь – найдется выход. Не может быть, чтоб его не было... Возможно, и до Владыки дойду. Если Анхен не может (или не хочет, вот ведь вопрос) ничего сделать, чтоб вернуть меня к людям, так может дядя его сделает, ну хоть чтоб племяннику нагадить?

Спать ложилась в весьма боевом настрое. Нет, я не буду ждать смерти. Я буду искать возможности спасения. Уж коль уродилась я такая уникальная – ну должен же быть в этом какой-то смысл? Хоть какая-то мне польза? Надо просто закончить себя жалеть и перестать бояться.

В сказочном мире под одеялом уговорить себя на подвиги было просто, но настало утро, и из-под одеяла надо было вылезать.

Вылезла. Умылась. Мазнув виски клеем, закрепила паричок. Нормальный парик. Даже красивый. И пускай косы до земли мне уже не отрастить. Здесь их и не ценят. А вот на вампирскую прическу волосы растить не долго. И натуральный цвет у меня... понасыщенней этого будет. А пока – можно и паричок.

Пошла к шкафу, перебрала висевшие там вещи. Только брюки – ладно. Вот только до щиколотки, а не до середины бедра, мне так удобней. Выбрала те, что достались мне «в наследство» от Лоурэлиной сестрицы. Хорошая ткань, прочная, и не скажешь, что им сто лет. По бокам, правда, разрезы от щиколотки до колена, но так даже интересней. Всякое, что язык не поворачивался назвать блузками, перебирала долго. А потом наткнулась на белую рубашку. Ту самую, вампирскую. Не обманул, постирали и принесли. Подумала, и одела ее. Закатала рукава, завязала длинные полы узлом на поясе. Покрутилась перед зеркалом. Вполне. И пусть Анхен лишний раз вспомнит, что к жизни меня вовсе не он возвращал. Да и о Лоу будет повод разговор завести, надо ж выяснить, куда там он мою душу «словил». И что за кольцо он мне подсунул. А впрочем... Кольцо сняла и убрала в ящик. Анхен его уже видел, о чем речь поймет. А там – мало ли что. Пусть эмоции сестренки ловит, кидатель-профессионал.

Все же, подумав, я решила, что убивать он меня не хотел, скорее – хотел, чтоб я в Анхена вцепилась, да и Анхен чтоб оценил, что жизнь ему моя дорога. Хотя, риск, конечно, был и преогромный... Так, ладно, решила ж: вампир, что с него взять. Им чужой жизнью рискнуть, они и процесса не заметят.

Позавтракав, отправилась в сад, прихватив принадлежности для рисования. Дошла до края с той стороны, где был лучший вид на город, достала из папки чистый лист и попыталась изобразить. Хотя бы в карандаше.

Все же город их был прекрасен. Эти парящие среди облаков башни завораживали. А я вновь и вновь стирала, перерисовывала, кусая губы, что бросила в свое время рисование. Вот закончила бы художественную школу, и смогла бы сейчас отобразить всю эту красоту. Или не всю, но хоть какой уголок. А так – раздраженно отбрасывала очередной испорченный лист и бралась за следующий.

– А вот этот мне нравится, зря ты его помяла, – неожиданно раздалось за спиной. Я вздрогнула и чуть не рухнула с края. Анхен. И как подкрался, что я его даже не почувствовала?

– Ну, тихо, тихо, что ты? – его рука коснулась моей обнаженной шеи, скользнула по ткани рубашки, легла на плечо. Сердце забилось быстрее.

– Так меня боишься? – он опускается за моей спиной на колени, его вторая рука обхватывает меня за щиколотку, затем его пальцы, легко лаская, стали скользить по ноге, проникая в разрез штанины и вновь выходя из него, неторопливо поднимаясь при этом все выше, выше, почти до коленки. – Не знал, что такие еще в моде. – Так же медленно его пальцы начинают свое движение вниз по ноге...