Текст книги "По ту сторону Бездны (СИ)"

Автор книги: Алина Борисова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)

– Доброй ночи! – кого-то мы все же разбудили. И этот кто-то теперь светил в нашу сторону фонариком, силясь разобрать, что происходит.

– Не спится? – Анхен чуть притормозил и обернулся на голос. – Ну, кому не спится, вылезаем из палаток, сейчас включу свет и будем знакомиться.

Его машина стояла на самом берегу, неподалеку от наших байдарок. При приближении Анхена задние двери открылись, внутри вспыхнул свет, и я впервые увидела отделение, где, как утверждал некогда хозяин, он перевозил обычно своих животных.

Ничего ужасного. Светло, просторно, чисто. Сидений и впрямь никаких, абсолютно ровный пол, на который Анхен аккуратно положил Петьку. По длине было самый раз, еще где-то полметра оставалось. На одной боковой стенке я разглядела длинную продольную рейку, с закрепленными на ней петлями каких-то ремней, в другой имелось что-то вроде встроенного шкафа с множеством отделений различного размера.

– Знаешь, Ларис, пожалуй, не будем его тревожить, – решил Анхен, вглядевшись в замотанное бинтами Петькино лицо. – Сейчас отвезем в больницу и там, в нормальных условиях все сделаем. Вещи долго собирать?

– Вещи нет, но еще байдарка.

– Ну а друзья у вас на что? Спальник кидай сюда и давай собираться. Фонарик есть?

– Да, конечно.

Я побрела через лагерь обратно к палатке, слушая краем уха, как Анхен знакомится с «неспящими». Не спал, похоже, уже никто. То ли голоса наши всех разбудили, то ли аура вампирская, то ли свет, льющийся из машины. Вот на этот свет как мотыльки все и стянулись. И были тут же направлены светлейшим Анхенаридитом, кто – разбирать и паковать байдарку, кто – помогать мне собирать вещи и палатку. Сам Великий долго беседовал о чем-то с Гошей, не снизойдя до участия в физическом труде.

Минут через двадцать мы улетели. Нас провожали с завистью и облегчением. Завтра с утра они могли спокойно продолжить поход, но я уверена, любой из них с радостью поменялся бы местами со мной.

Ну а я впервые летела в «багажнике». Анхен попросил меня остаться с Петькой на случай, если тот вдруг придет в себя. Достал для меня из одного из своих ящиков подушку и одеяло, я улеглась на свой спальник и довольно быстро уснула.

Смутно помню, как мы останавливались, видимо, в больнице, Анхен забрал Петьку и ушел, оставив меня спать дальше. Через какое-то время вернулся, сделал мне укол, наверное, болеутоляющего. Не то, чтобы это было болезненно, но сон слегка отступил.

– Анхен? – я попробовала открыть глаза. Получилось не очень.

– Спи, Ларочка, спи, сейчас полегче будет.

– Анхен, – какая-то мысль не давала покоя, и надо было поймать ее сегодня, потому как до завтра она точно сбежит. – Анхен, а тогда, в Пахомовке...ты там был по своим делам...случайно? Или тоже – из-за заколки?

– Тоже, моя хорошая, тоже, – он ласково погладил по волосам. – Ну откуда у меня дела в этой забытой богом деревне?

– Это город.

– Его право так думать. Тебе тогда здорово повезло, что ты ее не выкинула. И в руке зажала крепко. И звала... Ведь иначе – была бы мертва, Ларка. Не было у них лекарств, не вытянули бы тебя...

– Я тебя не звала...

– Да не важно, кого ты звала. Важно, что я смог услышать. И успел. Ведь я не могу мгновенно, Ларка. А ты у меня такая хрупкая... слишком хрупкая. Ты заколку мою не теряй, ладно? Ты не думай, я не могу с ее помощью за тобой следить, или как-то тебя контролировать. Но если случится беда – я хотя бы услышу. И, быть может, успею спасти. А теперь спи, моя хорошая, не думай ни о чем. Спи.

Сплю. А мы снова куда-то летим. Потом меня куда-то то ли несут, то ли ведут, зачем-то раздевают, не давая упасть на подушку, которая маячит так близко. Помню блаженство мягкой постели, тепло Анхена рядом, его ладонь, лежащую на моей груди, и смутное осознание, что между ладонью и грудью нет ни полоски ткани. Но это было совсем не важно, потому как больше всего на свете мне хотелось спать, спать, спать. И к счастью, не только мне.

Проснулась я одна в огромной кровати в незнакомой комнате. За окном вовсю светило солнце. Какое-то время лежала, пытаясь собраться с мыслями, но вынуждена была признать, что созерцание потолка мне ответов не даст. Потолок был белый, постельное белье было белое, халат, лежащий в изножье кровати, был черный. Другой одежды (а вернее было бы сказать – моей одежды) в комнате не наблюдалось. Значит, халат для меня, потому как на мне одежды...а, нет, трусы мне все же оставили. Памятуя вампирские представления о приличиях, подозреваю, что скорее – поленился снимать, чем честь мою девичью поберег. Но и на том спасибо.

Резко встала, потянувшись за халатом, и тут же взвыла от боли. Пришлось какое-то время сидеть, привыкая к тому, что поясница вновь живет своей отдельной жизнью. Затем аккуратно переползла по кровати и облачилась в халат. Рукава подвернула, когда встала на ноги, поняла, что и длинные полы при ходьбе поднимать придется. Ну и что дальше?

Дошла до окна. За окном цвел и зеленел памятный вампирский дворик. Вспомнился май, и цветущая сирень. И Анхен, бледный и злой, выгоняющий меня из этого дома прочь. Не думала, что однажды проснусь утром в его постели. Или боялась, что однажды я в ней не проснусь? Ну вот, проснулась...

Надо найти Анхена, и узнать, что с Петькой. Или нет, для начала надо найти ванну, а потом... Все остальное – потом.

Из спальни вели три двери (вот зачем в спальне три двери?). Одна из них гостеприимно приоткрыта. Ладно, будем считать, что это намек.

Ванна нашлась. А я в этой ванне благополучно потерялась. Горячая вода, мягкая пена, приятные ароматы различных моющих средств... Анхен нашелся как раз когда я собралась с силами и перешла из лежачего положения в сидячее, и начала мыть голову.

– А ты точно здесь не уснула? – поинтересовался он, заходя без стука и глядя прямо на меня своими ясными вампирскими очами.

– А ты точно не мог подождать снаружи? И вообще, тебе никогда не говорили, что заходить в ванную, когда в ней кто-то моется, неприлично?

– Ты первая, от кого я слышу подобную глупость, – фыркнул он в ответ, дернув плечом. – Давай, Ларис, заканчивай, правда. Я завтрак тебе принес, платье красивое купил.

– З-зачем платье? – так, стоп, а ночью точно ничего не было? Или я, как героиня того романа, все самое интересное в жизни проспала?

– В гости мы едем. Ни один из бывших с тобой нарядов не годился.

– В какие гости?

– Расскажу. Если закончишь свои водные процедуры достаточно быстро, – он, наконец, изволил меня покинуть.

Не знаю, что по вампирским понятиям «быстро». Волосы мыть долго, сушить еще дольше. Где-то полчаса, наверное, я еще провозилась. Обещанное платье вместе с более чем изысканным бельем я нашла на кровати. Платье было белое, в мелкий цветочек, очень воздушное и действительно красивое. Вот только вырез на груди был немного великоват, я к такому не привыкла. Для волос лежали белые ленты, на ноги – изящные белые босоножки.

Анхен сидел в гостиной, просматривая местные газеты. Их перед ним высилась солидная кучка.

– Тебе не доставляют за Бездну прессу?

– Там своя пресса и свои заботы. Тебе нравится? – он кивнул на мой наряд.

– Да, только...

– Только не хватает одной детали, – он легко поднялся мне навстречу, встал со спины и застегнул на шее небольшое жемчужное ожерелье. – Сережки одень сама, у тебя лучше получится, – он вложил мне в руки бархатную коробочку.

Все это, несомненно, здорово, и наверняка красиво, вот только...

– Анхен, а я точно ничего не пропустила? Вот точно-точно?

Он вздохнул, и, взяв за плечи, потянул на себя, заставляя откинуться ему на грудь.

– Ну вот чего ты все время боишься? Что ты в каждом моем жесте подвоха ищешь?

Я молчала. Ночью сама со слезами бросалась ему на шею, а теперь? А теперь вновь не знаю, где я, что со мной, на каком я свете.

– Мне иногда кажется, что ты обвиваешь меня липкой паутиной, и с каждым твоим жестом я все больше вязну, и мне уже не выбраться, и однажды я просто не смогу без тебя.

– А разве тебе плохо со мной? – он очень нежно поцеловал меня в шею. – Вот стоило тебе хоть немного успокоиться, и сразу начались безумные фантазии, я даже боюсь представить о чем. Перестань. Мы просто едем в столицу. Я просто посчитал, что юной деве захочется выглядеть нарядно. К этому платью просто напрашивается нитка жемчуга. Мне просто будет приятно, если рядом со мной сегодня будет красивая нарядная девочка. Сделай мне приятное, Ларис.

Я неуверенно кивнула.

– Вот и молодец. А теперь идем, накормлю тебя завтраком, и поедем.

– А Петя?

– С Петей все в порядке, он в больнице, с ним работают наши лучшие специалисты, – он объяснял мне все это, настойчиво ведя за собой на кухню. – Вечером зайдешь, его навестишь. Кстати, и родителям его лучше сообщить тоже вечером. Придут результаты всех исследований, можно будет делать прогнозы.

– А ты сам его смотрел? Что у него с лицом, что я там нашила?

– Все нормально у него с лицом, где нужно было – я подправил. Там, возможно, в ребрах будут трещины, еще какие скрытые повреждения. Нога его мне не очень нравится, возможно, будет хромать. А вообще – повезло твоему Петьке, и сильно повезло. Когда медведь вот так под себя подминает, живым-то выбраться сложно, а уж без увечий...

На завтрак меня ждали чай, бутерброды и еще теплые свежие булочки.

– Со своим здоровьем ты что делать собираешься? – поинтересовался Анхен, усаживаясь напротив меня.

– Ничего. В тепле и покое скоро и само все пройдет.

– Вот я почему-то так и подумал. Поэтому сейчас мы с тобой поедем к моей любимой бабушке. Она, в отличие от меня не врач, она целитель. Один из последних целителей моего народа. Знаешь, чем врач отличается от целителя? Врач лечит, используя силу науки, целитель – силу природы.

– Это шарлатан какой-то получается

– Нет, Лар, шарлатан – это и есть шарлатан. А целитель – это тот, кто исцеляет. Это особая сила, особый дар, он дается от рождения. Этому нельзя научиться, он либо есть, либо нет. Сериэнта – последняя из тех, у кого он есть. После нее целители не рождались.

– И зачем нам к ней ехать?

– Ну, во-первых снять твое воспаление. А во-вторых разобраться, что вообще с твоим здоровьем.

– А что с моим здоровьем?

– Вот пусть она мне и расскажет.

– Ты что меня ей, на опыты собрался отдать?

– Ну что ты опять фантазируешь? Я собрался тебя вылечить и получить консультацию. А потом мы пойдем гулять. У Сэнты, кстати, дивные сады. Их именуют Вампирскими, и они являются достопримечательностью столицы. И это единственные настоящие вампирские сады по эту сторону Бездны.

– А почему она живет здесь?

– Так уж ей захотелось... С ее даром очень трудно жить среди себе подобных. Слишком уж он противоречит самой природе вампиров. Удивительно, что она вообще выжила. Большинство целителей погибло, когда погасло первое солнце.

– Погасло?

– Так говорят. Нам надо ехать, Ларис. Ты хотела еще вечером успеть в больницу, я тоже еще многое хотел.

Он вновь повел меня наверх. Ах, да, никак не привыкну, что чтоб выйти из дома, надо подняться на крышу. Но ближайшая лестница вела лишь на второй этаж, поэтому мы вернулись в гостиную и Анхен распахнул передо мной двустворчатые двери, в которые некогда велел не ходить.

– Ты же говорил, что туда мне нельзя, – напомнила ему я.

– Без меня нельзя, – спокойно согласился вампир, – со мной можно и нужно.

За таинственными дверями оказался огромный зал. Здесь можно было проводить балы и торжественные приемы на сто персон. Или больше, я не особо разбиралась в организации балов и приемов.

– Это очень старый дом, – прокомментировал Анхен, – и здесь целая анфилада парадных покоев. Когда-то их использовали часто. Сейчас я предпочитаю камерные встречи. Но порой – положение обязывает.

– А почему сюда нельзя ходить?

– Потому, что вряд ли ты захочешь встречаться с моими слугами в мое отсутствие.

– Они настолько страшные?

– Внешне – нет. Ларис, если Низшим вампирам запрещено встречаться с людьми – поверь, на это есть причины.

Ну, честно говоря, не очень-то и хотелось. Тут бы с одним Высшим хоть как-то разобраться.

Я оглядела зал. Красивый. Пилястры, зеркала.

– Погоди, а вон та дверь, получается, ведет в твою спальню? – и через нее мы ночью пришли, а утром она оказалась закрыта. – Это что ж у вас здесь за балы такие?

– Ну, не совсем так, как ты подумала, – рассмеялся Анхен, мимолетно прижимая меня к себе и целуя в висок. – Но мне нравится ход твоих мыслей.

– Я просто спрашиваю.

– Да чтобы слуги могли заходить ко мне в спальню, минуя гостиную. Порой это бывает нужно.

– Зачем? – не поняла я.

– Ларис, а давай ты хотя бы сегодня не будешь задавать мне вопросов, ответы на которые тебе не понравятся. Мне все же хотелось бы довезти тебя до любимой бабули.

– Она, в самом деле, приходится тебе бабушкой?

– Троюродной, если быть точным. Но да, в самом деле. У меня осталось не так уж много родственников. Со стороны матери она единственная. Так что не бойся, она тебя не обидит. Хотя бы потому, что она не станет обижать меня.

Не то, чтобы я боялась, но как-то... Еще вчера плыла себе на лодочке и горя не знала. И думала, что в глухом-глухом лесу меня ни один вампир не отыщет. Один вот отыскал. И слава светочу, что отыскал, иначе мы все бы сейчас выбивались из сил, пытаясь быстрее доставить Петьку к людям. Но вот к троюродным бабушкам я как-то была не готова.

***

Наша столица, гордо именовавшаяся Новоградом, была построена некогда на юге, среди бескрайних степей и живописных холмов. Само название ее намекало, что это новый город, не по возрасту, по сути своей. Город не вампирский, человеческий, построенный разумными людьми как столица Государства Людей, разумных и свободных, чего никогда не бывало прежде. Я бывала в Новограде лишь однажды, в детстве, и он запомнился мне широкими тенистыми бульварами, журчанием фонтанов на каждом перекрестке и огромнейшим Музеем Человечества, стоящим на высоком холме. О Вампирских садах Новограда я прежде не слыхала, но, полагаю, это не то место, куда возят ребенка.

А теперь я рассматривала их с воздуха. Сады вампирской бабули раскинулись за городской чертой, на берегу неширокой речушки, названия которой я не помнила. Через сам город протекала гордая Эрата, самая полноводная река нашего края, а это был один из мелких ее притоков. Сады были огромны, поражая воображение причудливым многоцветьем и гармонией переходов. По извилистым дорожкам прогуливалось множество народа, подтверждая утверждение Анхена, что сия достопримечательность весьма популярна у горожан и гостей столицы.

Но мы приземлились в той части, где людей совсем не было, она была отделена от общественных садов густой зеленой изгородью. Неширокая земляная дорожка вела к простому деревянному дому, с креслом-качалкой на увитой цветами веранде, полосатыми половиками на входе и огромным рыжим котом, разложившим свою тушку прямо на ступеньках, и никак не реагирующим на происходящее. А из дома уже спешила нам на встречу красавица, вечно юная, стройная, и шапка ее коротких каштановых волос чуть колыхалась от ее стремительных движений. Анхен подхватил ее на руки и закружил, и сад огласился ее довольным смехом. Затем поставил и поцеловал, ну, разумеется, в губы, куда еще целуют бабушек. Или это еще одна бабушкина внучка?

– Нэри, откуда ты взялся? – смеясь, вопрошала вампирша. – Уж не думала, что ты вспомнишь обо мне еще ближайшие лет пятьдесят.

– Ну, ты не справедлива, я вспоминаю о тебе гораздо чаще, – улыбался ей в ответ Анхен (или теперь следует звать его Нэри?), не спеша выпускать красотку из объятий.

– А со своей спутницей ты меня познакомишь? – все же изволила обратить на меня внимание вампирша.

– Может быть. Если будешь себя хорошо вести, – удерживая одной рукой вампиршу за талию, другой он тем же манером ухватил меня и повел нас обеих в дом.

Рыжую кошачью тушу пришлось перешагивать, в двери Анхен галантно пропустил нас вперед, не выпуская, впрочем, из загребущих лапок. Но в тот момент, когда в дверном проеме мы с вампиршей столкнулись плечами, она вдруг довольно резво выхватила меня из рук кавалера, немилосердно пнув его при этом локтем под дых. От неожиданности он охнул и отступил на шаг, выпуская нас обеих.

– Вот и замечательно, – произнесла, развернувшись к нему вампирша, – мы и сами прекрасно познакомимся. А ты пока на веранде посиди, котику брюшко почеши, он с утра нечесаный.

– Дорогая Сэнта, позволь тебе представить, – преувеличено галантно начал Анхен, даже и не подумав заняться судьбой котика, – Лариса Алентова, студентка Светлогорского университета, очень дорогой для меня человек. Лариса, это Сериэнта Аллесана ир го тэ Рэи, моя нежно любимая (надеюсь, взаимно) бабушка.

Это ж сколько лет старушке? О, хочу быть бабушкой вампира.

– Ну вот видишь, а говорил, не познакомишь, – довольно улыбнулась Сериэнта. – Рада познакомиться, Лариса. Проходи, будь моим гостем.

– У меня к тебе просьба, Сэнта, – начал Анхен, проходя следом за нами в небольшую светлую комнату.

– О, моя книжка добрых дел на сегодня вся расписана, остались только две последние строчки.

– Моя просьба на них уместится.

– Разве? Когда это ты приходил ко мне с одной единственной просьбой? Обычно ты появляешься, только если накопишь не меньше восьми.

– Что ж, сегодня великий день, у меня их всего только семь.

– Считай, тебе повезло, мне нравится эта цифра. И почему ты не снимешь девочке боль, за что ты ее мучаешь?

– Не могу, Сэнта. Сними ты.

Она ответила ему весьма недоверчивым взглядом, но подошла.

– Лучше присядь, – попросила она меня. Я послушно опустилась на диван, она заставила меня откинуться на спинку, и впилась в меня взглядом. Глаза у нее были странные. Желтоватые....сероватые...зеленоватые...я никак не могла определить цвет ее радужки, а затем провалилась во тьму.

В себя приходила медленно, не сразу вспомнив, где я и с кем. Надо мной велся тихий разговор, но открыть глаза и рассмотреть говоривших не получалось.

– Кто заклинал ее на крови?

– Я.

– Твою кровь я чувствую. Кто еще?

– Это важно?

– Может оказаться важным.

– Дэлиата.

– Огонь и вода? Неудивительно, что твоя кровь не легла.

– Другой у меня не было. Тогда ей помогло.

Молчание. Затем она вновь вступает:

– Что ты на самом деле хочешь?

– Сделай ей нормальную регенерацию.

– Чтобы ты мог играть вечно? Не за мой счет.

– Это не игра, Сэнта. Ну подумай сама: с ее возможностями она дохнет от каждого ветерка!

– На ее спине крайне интересный рисунок, Анхенаридит. Я должна подарить тебе возможность его подновлять? Не думала, что ты докатишься до такого.

– Это не то, о чем ты... Я сорвался! Бездна тебя забери, Сэнта, это мог быть кто угодно, хоть ты, хоть... Я просто хочу, чтобы она выжила. Раз уж ты не можешь помочь мне, помоги ей!

– Нет, Нэри. Здоровье я ей поправила, но вмешиваться в ее природу я не стану... И когда ты следующий раз сорвешься, будет лучше, если она сможет хотя бы умереть. Если хоть часть того, что я слышала о твоей жене, правда...

С чудовищным грохотом хлопает дверь. Дом пару секунд трясется от основания и до крыши, затем наступает тишина.

Через какое-то время на лоб ложится прохладная рука. Глаза открываются, во всем теле легкость, в голове ясно, как никогда. Я лежу в кровати уже совсем в другой комнате, мое белое платье аккуратно висит рядом на стуле.

– А чего хочешь ты, Ларис? – спокойно интересуется сидящая возле меня Сериэнта.

– Жить.

– С ним?

– А разве это возможно?

– Какое-то время – да.

– А потом?

– Ты же знаешь ответ. Мы – те, кого называют «вампиры». Мы и сами себя называем так столь давно, что наши собственные дети искренне верят, что это самоназвание.

– А разве это не так?

– Уже очень давно это так. Возможно, кому-то из нас искренне хотелось бы быть другими – но мы не можем. И вот мы создаем государство людей, мы сами играем в людей. Но при этом мы не перестаем быть теми, для которых люди – это пища. Если долго разговаривать с едой, сойти с ума – можно, перестать есть – все равно не получится. Анхенаридит, возможно, действительно хотел бы быть тем, кого он пытается изобразить. Но он не может. Сама природа его никогда ему этого не даст.

– Почему вы называете его Нэри?

– Потому, что все остальные называют его Анхен. Могу же я взять что-то лично для себя? – она чуть пожимает плечами и поднимается, отходя к столу. – Я думаю, ты можешь встать, Ларис, голова не должна кружиться. И я с удовольствием покажу тебе сад. Ты ведь здесь впервые?

Мы долго бродим с Сериэнтой по саду, она что-то рассказывает мне о цветах, но я так и не могу понять, что скрывается за ее дружелюбием. Анхен просил у нее...по сути – возможности для меня быть с ним, не опасаясь за свою жизнь. Неужели она могла бы мне это дать? Но она отказала, заявив, что лучше мне умереть от его руки. А сейчас – мила, добра и приветлива.

Как можно понять этих вампиров? Они так легко решают, что нам лучше бы умереть в той или другой ситуации, но вот сами, почему-то, умирать не спешат...

– Почему вы живете здесь? – спрашиваю я Сериэнту.

– Ну, возможно мне нравится, когда ароматы горячей человеческой крови смешиваются с ароматами цветов, – улыбается она, чуть пожав плечами. – А возможно, я ничуть не лучше чем Нэри, и тоже люблю бродить среди людей, притворяясь человеком. Знаешь, одно время у нас даже была такая игра. Надо было выйти в город, познакомиться и подружиться с как можно большим количеством человек, и никто из них не должен был догадаться, что ты вампир.

– А потом вы убивали их себе на ужин.

– Нет, ну что ты. Это все равно, что проиграть. Смысл в том, чтоб они никогда не узнали, что ты вампир. Самые удачные знакомства длятся годами. Потом, правда, становится неинтересно, и ты просто пропадаешь из их поля зрения...

В какой-то момент к нам присоединился Анхен, и мы бродим втроем. Об услышанном мной разговоре (или о разговоре, который мне дали услышать) не было сказано ни слова. Гуляем мы долго, и в личных садах Сериэнты, и в тех, что она открыла для публики. Среди гуляющих много молодежи, но компании, в основном, однополые, либо юноши, либо девы, влюбленные пары встречаются крайне редко.

– Сюда приезжают мечтать о вампирах, – объясняет мне Анхен. – Кто ж повезет любимую девушку туда, где она может встретить Великого и позабыть о простом человеке?

– И часто вампиры прилетают сюда мечтать об ужине?

– Ну, некоторые – так просто ножками приходят, верно, бабушка?

– Да, внучек, да любимый. А некоторым, так лететь приходится, аж из самого Светлогорска, да еще девочек всяких для отвода глаз с собой притаскивать. Ты где гулял-то, милый? Съел ведь небось кого-нибудь, пока мы делом были заняты, а, внученька?

– Да, бабуля, еще и прикопал там, под кустиком.

– Ой, спасибо, внучек, удобрение мне будет.

– Вот мало того что сами вампиры, еще и шутки у вас...вампирские, – не выдержала я. – Слушайте, а вы точно бабушка и внук, или это тоже такая вампирская шутка?

– Нет, это правда, – подтвердила Сериэнта. – Шутка в том, что я его младше. И этот мерзкий родственничек не ленился напоминать мне о степени нашего родства, даже когда мне было два года!

– Ну, даже в два ты была очаровательнейшей бабушкой, – смеется Анхен, целуя ее в щеку.

– Ты представляешь, как я могла к нему относиться? – всплескивает руками Сэнта.

– А ему тогда сколько было?

– Внучку моему? Семьдесят четыре.

Мы незаметно доходим до розария. Вернее, это я, поддавшись их настроению, не сразу сообразила, что меня окружают розы. Вампирские розы. И сразу стало как-то все равно, чья там бабушка кому дедушка. Роз было много, и они цвели, цвели... Они стелились по земле и обвивали шпалеры, стояли скромными низкорослыми кустиками и гордо красовались огромными кустами. Изящно-стройные и расхристанно-карнавальные, с бутонами по пять лепестков и по пятьсот пятьдесят пять. Всех видов, форм и оттенков, они внезапно окружили меня, и мне стало казаться, что я задыхаюсь в их ароматах

– Я хочу уйти. Хочу выйти отсюда, здесь душно.

– Хорошо, – соглашается Анхен, – идем, я знаю, где тебе понравится.

Он уверенно ведет меня через сад, нигде не задерживаясь, пока через небольшую калитку мы не выходим к реке. Сериэнта отстала, вернее – просто не пошла с нами туда, где не росло ни одного цветка. Никогда не думала, что вид выжженной солнцем травы может так меня порадовать. Мы стояли на небольшом косогоре, легкий ветерок нес от реки прохладу.

– Давай спустимся, – потянула я к воде.

– Иди одна, я подожду, – Анхен садится на траву, а я спускаюсь к реке, сбрасываю босоножки и долго брожу по прохладной воде. Это успокаивает, вода всегда меня успокаивает. Значит, он хотел для меня защиты? Он действительно за меня волновался?.. Ну, не дали, чудес не бывает. Вот розу тут подарят легко, а защиту...Зато поясницу вылечили, уже счастье...И что там было про его жену? Он все-таки женился? И ведь не спросишь, сразу ж начнет свое «девочки женятся на мальчиках, а в мою личную жизнь не лезь».

Возвращаюсь к Анхену и сажусь рядом. Он обнимает меня и целует в висок.

– Устала? Скоро полетим домой, мне вечером надо быть за Бездной.

– Ты женился? – не выдерживаю я.

– Нет, – он удивленно на меня смотрит. – С чего ты это взяла?

– Инга говорила, что ты должен жениться, родить наследника, – рассказывать о подслушанном разговоре не хотелось.

– Ты общалась с Ингой? Что еще она тебе наговорила?

– Разное. Почему она руки себе порезала, и как ты ее ножом...едва не зарезал. А правда, что она видела Владыку?

– Правда. Надеюсь, тебе повезет больше, и ты его не увидишь.

– А он тебе, часом, не родственник?

– С чего ты взяла?

– Ну, не знаю, зачем ему тебя женить?

– Я б ответил, но это будет не политкорректно.

– Как?

– Как не следует говорить про Владыку.

Я смеюсь.

– Вот поэтому ты меня и спасаешь.

– Почему?

– Сам такой.

– Какой?

– Неполиткорректный.

– Ну, это очень вольное допущение, – он тоже смеется, и целует меня в губы. Сначала легко, а потом опрокидывает на траву, и целует уже всерьез, страстно, требовательно, глубоко проникая языком. В первый момент я еще ощущаю, как колют спину жесткие травинки, но почти сразу это становится неважно, все на свете становится неважно, кроме его настойчивых губ, его рук, скользнувших в вырез платья, пальцев, ласкающих мою грудь. Я не хочу и не могу сопротивляться его ласкам. Никогда не могла. И никогда не хотела. Я если и хотела кого в своей жизни, то только его. Его ласки обжигают, поцелуи сводят с ума. И когда он резко кусает меня за нижнюю губу, я и сама не могу понять, был ли вырвавшийся у меня вскрик данью боли или желания. Тяжесть его тела несет блаженство, пальцы скользят по внутренней стороне бедра, ласкают тонкую ткань трусиков...или уже не ткань...настойчивые такие пальцы...или уже не пальцы... Его губы скользят поцелуями к моему уху, спускаются на судорожно выгнутую шею...

Внезапно ледяная вода ударяет меня по лицу, хлестко, словно пощечина. Заливает глаза, рот, я захлебываюсь и пытаюсь прокашляться.

– С-с-сэнта! – злобно шипит Анхен, поднимая от меня голову и глядя на дорогую бабулю совершенно безумным взглядом. С его волос ручьями течет вода, полностью одетым (или, хотя бы, прилично полуодетым) его не назвать даже при очень богатом воображении. Он скатывается с меня в сторону, резким жестом оправляет мне подол платья, и начинает довольно неторопливо приводить в достойный вид свои джинсы, не сводя с Сериэнты злобного взгляда.

– Хотелось присоединиться – могла бы просто сказать, – неприязненно бросает он ей, застегивая, наконец, ширинку.

Она возвышается над нами в обнимку с ведром, из которого только что нас окатила.

– Спасибо, дорогой, у меня на сегодня другие планы.

– Какого дракоса ты встреваешь, когда не просят?!

– Потому что точно знаю, что потом будут просить! – она тоже срывается на повышенные тона. – Ты сейчас премиленько развлечешься, затем бросишь мне на руки полухладный труп и растаешь в голубой дали, а мне ее с того света вытаскивай?! Это ж только у тебя у нас дела, у других дел нет, кроме как проблемы твои решать! Хочешь развлекаться – имеешь право! У себя дома и без моей помощи!

– Сэнта, перестань! Я бы не стал доводить до крайности!

– Ей расскажи, она поверит! Не мытьем, так катаньем, да, Нэри? Ты ведь никогда не сдаешься? Плохо доходит слово «нет»? Повторяю еще раз: я не стану этого делать! – и она с силой швыряет ему в голову ведро. Анхен очень спокойно ловит его и, подержав в руках несколько секунд, резко бросает обратно. Сериэнта ловит свое ведерко с не меньшей легкостью, но тут же, вскрикнув, выпускает его из рук.

– Сволочь! Ты мне руки обжег!

– А надо еще голову оторвать за твои выходки! Не хочешь помогать – не надо. Хотя бы не мешайся, куда не просят!

– А вот тогда не прилетай и не проси! – она резко разворачивается и уходит.

А я так и лежу, и не понять, все еще вода течет по лицу, или все же слезы. Даже розы ведь не подарит напоследок. Так убьет. Чтоб раньше времени не догадалась.

Анхен наклоняется надо мной, и поправляет бретельки лифчика, возвращает на место плечики платья, затем помогает подняться и притягивает к себе.

– Не плачь. Все не так уж страшно. Ведь было же хорошо? Вот и дальше все было бы хорошо. Даже лучше.

– Я не хочу умирать. Даже за «очень хорошо», – меня колотит дрожь. Не то от ледяной воды, не то от поздновато проснувшегося инстинкта самосохранения.

– Я никогда не убью тебя.

– Ты можешь не рассчитать. Или потом, когда надоест. И ты ведь, в самом деле, бросил бы меня здесь.

– Да. Это было бы идеально. Сэнта позаботилась бы о тебе лучше всех врачей галактики.

– Она не хочет.

– Она целитель, Лара. Она не может не спасти умирающего. Говорит, моя кровь тебе не подходит. Вот дала бы свою.

– Ты отвезешь меня домой? Ко мне домой?

– Ну а что мне остается? – он вновь потянулся ко мне с поцелуем, но я отвернулась, и он поймал только соскользнувшую с уха каплю.

Домой мы летели в молчании, и я никак не могла отделаться от мысли: а остановила бы нас Сериэнта, если бы на ее вопрос я дала другой ответ? Любой другой?