Текст книги "По ту сторону Бездны (СИ)"

Автор книги: Алина Борисова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц)

Глава 2. Работа.

Первого сентября, как известно, праздник. Вот только я никогда не видела тех, кто его празднует. Зато не раз видела тех, кто печально говорит «ох!». Вот и Варька говорила «ох!», бросая в портфель чистые тетрадки и набивая пенал карандашами. Бедные школьники, и всего-то три месяца у них каникулы, как не пожалеть!

Сама я ужасно нервничала, готовясь к первому учебному дню. Потому как для меня это был еще и первый рабочий день. И работодатель известен, и место знакомое, и суть работы в общих чертах ясна. Вот только...

Анхена я не видела с того дня, как он возил меня к Сериэнте. Тогда он молча довез меня до дома, выгрузил рюкзаки нам на балкон, и улетел, растаяв в небе красной искоркой. Думать о том, что было и о том, чего едва не было, до сих пор не хотелось. Потому что я все равно не смогу решить, что это: его искренние чувства ко мне или его очередной «смелый эксперимент»? А уж его попытку целенаправленно бросить меня на грань жизни и смерти, в призрачной надежде, что меня спасут...вынуждены будут спасти...и улучшить...старалась не комментировать даже мысленно. Мне с ним еще работать как-то вместе.

Петька поправлялся, и вроде даже не очень переживал по поводу шрамов. Он ощущал себя теперь настоящим охотником, убившим своего первого медведя. О том, что это был не медведь, а медведица, защищавшая своих медвежат, как-то не уточнялось. Как и о судьбе медвежат. Но это при беседе с людьми, от охоты далекими. При беседе же с охотниками – наоборот, подчеркивалось. Охотники – они иначе мир видят. Главное это победа. И доказательства того, что битва была нелегкой. А разъяренная медведица – это вам не шутки.

Первого числа пришла на работу даже раньше назначенного времени. Видимо, с перепуга. К счастью, Анхен уже тоже был, а то стояла бы я под дверью и выглядела крайне глупо. Не Анхен, конечно. Светлейший Анхенаридит во всей своей вампирской красе. И понеслось.

– А что, ничего приличней у тебя не было? Лара, мне все равно, как ты ходишь в свободное время, но сейчас ты официальное лицо!

– Простите, куратор, но президентский портной на меня не шьет.

– А зря. Но в магазинах готового платья тоже можно найти немало достойной одежды.

– Достойная одежда, как правило, стоит достойных денег, а ближайшая зарплата у меня, если не ошибаюсь, двадцать первого.

– Не прибедняйся. Маму с папой пока тоже с работы не выгнали. Далее. Что у тебя в ушах?

– Серьги.

– Пластмассовые?

– Это бижутерия.

– Это дешевка. Серьги должны быть неброские, но золотые.

– Я не заработала еще на золотые.

– Хорошо, считай, заработала, – он достает из кармана бумажник, не глядя вынимает из него наличность и всучает мне.

– Я не возьму!

– Возьмешь. И чтоб отговорок, что тебе на что-то не хватает денег, я больше не слышал. Ногти почему не накрашены? На лак тоже не накопила?

– Я не люблю красить ногти.

– Придется полюбить. Твои руки на виду, значит должны быть ухоженными. И не черни так страшно глаза, достаточно просто накрасить ресницы.

– Может, ты меня просто уволишь?

– Нет, буду воспитывать. Сейчас мы с тобой идем в Зал на Посвящение в студенты.

– Я там зачем?

– Меня развлекать. Лариса, если я говорю, что что-то надо делать, ты это берешь и делаешь. Без пререканий и дурацких вопросов.

– Мне плохо в этом Зале.

– Тебе везде плохо. Мне на луну тебя отправить? Идем, времени уже нет.

Идем. Благо, идти далеко, светлейший начальник может продолжать свои поучения и по дороге.

– Просто сядешь в Зале, и будешь сидеть. Хочу взглянуть, как на тебя все это действует. Постарайся сама спокойно разобраться в ощущениях. Что именно ты видишь, слышишь, чувствуешь. Старайся не вникать в то, что конкретно я говорю. Только ощущения. Если действительно станет плохо – закружится голова, возникнет тошнота и тому подобное – выходи. Но именно физически плохо, а не потому, что тебе смысл фразы какой не понравился.

– Зачем тебе все это?

– Ларис, если ты собираешься жить в этой стране, надо учиться жить по ее правилам. Даже если эти правила негласны и тебя не устраивают. А для этого надо точно знать – что ты можешь, а чего нет.

– Тебе просто нравится меня мучить. В рамках очередного эксперимента.

– Да не мучаю я тебя, когда ж ты это поймешь?!

– На нас люди смотрят, куратор, а вы забыли натянуть всепрощающую улыбку Великого и Мудрого.

– Я тебя отечески поучаю.

– Так вы теперь в отцы мне записываетесь? У вас отцы всегда с дочерями на травке валяются?

– Нет, только при наличии взаимной симпатии. Что-то еще о вампирских обычаях?

– Да нет, на сегодня спасибо, хватит.

Мы подходим к Залу.

– А вот теперь улыбка. Тебе тоже, кстати, не помешает.

У меня выходит кривовато. Еще бы, после устроенной на ровном месте выволочки, да в ожидании предстоящего мероприятия. Ладно, все не голодных вампиров ублажать, пересижу как-нибудь. Ну а светлейший Анхенаридит стал воистину светел, доброжелателен, обаятелен, прекрасен! Живое воплощение всепонимающей вампирской любви и неземного великолепия. И зачем ему Зачарованный Зал, он и так любого зачарует!

Он застревает при входе, здороваясь и раскланиваясь, я прохожу в Зал и пытаюсь отыскать местечко поближе к выходу. Но первые ряды все заняты. Еще бы, все ждут вампира, возможно, первого в своей жизни, и жаждут разглядеть его поближе. Ну, или чтоб он их разглядел.

Наконец с краю, ряду в шестом нахожу незанятый кусочек скамейки.

– Можно? – интересуюсь у сидящей там девчонки.

– Да, конечно, садись, – она оживляется. – Меня, кстати, Катя зовут. А тебя?

– Лариса.

– Здорово, что мы здесь будем учиться, правда? Знаешь, я до последнего не верила, что пройду. А ты легко поступила?

– Да нет, не очень, – кажется, меня приняли за первокурсницу.

В Зал, в компании пары профессоров, входит Анхен. Целует в щечку Еву, поднявшуюся со своего места ему навстречу, полуобняв ее за плечи что-то недолго с ней обсуждает, затем проходит и занимает свое место в президиуме. Зал, как-то не сразу, но в какой-то момент завороженно замирает, провожая его глазами.

– Ой, это же... – шепчет взволнованно Катя, – это же настоящий вампир, смотри, смотри!

Этот? Этот не настоящий, очень хочется ответить мне, это он так прикидывается. Но отвечаю корректно:

– Это наш куратор. А светлейшая дама, с которой он столь нежно обнимается, – декан.

– Как он может ее целовать, она же старая, – неприязненно сообщает мне новая подружка. Даже как-то обидно за Еву становится. Она не старая, она пожилая, и выглядит в свои шестьдесят с лишним – дай светоч каждому.

– Ну, по возрасту-то все ему ближе. Он у нас вроде тоже – не молоденький, – не смогла удержаться от шпильки. Интересно, а он нас отсюда слышит?

Гул. Ближайшая сиреневая панель напряженно вибрирует. Бездна, как я умудрилась сесть прямо под этим вампирским кошмаром? Но светлейший куратор вроде молчит? Ага, и посматривает на меня с легкой усмешкой. То есть это лично мне приветик? Чтоб лишнего не болтала? Отвечаю максимально вежливой улыбкой и чуть склоняю голову в поклоне. Великий чуть приподнимает одну бровь. Интересуется результатом воздействия? Чуть пожимаю плечами. Ну вибрирует. Жить можно.

– Такое чувство, что он смотрит прямо на меня, – взволнованно шепчет Катя.

– Просто в зал. Я думаю, тут многим так кажется. Просто очень хочется, чтоб так оно и было, вот и мерещится.

Меж тем светлейшая Ева поднимается за кафедру и открывает собрание.

– Интересно, а он со студентками знакомится? – Катю мало заинтересовала Ева.

– Только в экстренных случаях на голодный желудок.

Панель надо мной снова гулко завибрировала. Вот и ясно, кто у нас еще декана не слушает. Интересно, а она одна вибрирует, или это я только ближайшую слышу? Начала оглядываться, присматриваясь к другим панелям. От них вроде ничего. Или уже вообще ничего не гудит? Взглянула на вампира. Вновь вопросительно приподнятая бровь. Тихонько киваю на ближайшую панель и поднимаю указательный палец: одна? Он опускает глаза: да.

– Ты что, никогда не хотела познакомиться с вампиром? – не может успокоиться Катя. Вот не повезло ж с соседкой. Интересно, а во время Его речи она тоже будет болтать?

– Подруга моя хотела. Очень сильно.

– И что?

– И познакомилась.

– Счастливая. И как ей?

– Мне говорили, что понравилось. Но они могли перепутать. Подозреваю, что больше понравилось им.

– Кому им? – не понимает Катя. – А подруга что говорит?

– А подруга ничего уже не говорит, ее ж за Бездну забрали, а оттуда даже писем не присылают.

– Как романтично, – вздыхает девчонка, не отрывая плотоядного взгляда от куратора. – Интересно, а какой он в постели?

– Сонный, – недовольно буркаю я. Вот действительно, что ж их не кидать-то на диваны охапками, если они только об этом и мечтают? Катя вперивает в меня недоуменный взгляд.

– А, ты о сексе? – поправляюсь я. А то возмутится сейчас кто-нибудь, что репутацию его порчу. – Ну, кровожадный, наверно. Он же вампир, ему положено.

Катя сладострастно вздыхает. Глаза с поволокой вновь устремлены на Великого. А я вновь слышу легкий гул. Ненавязчивый такой. И не отсюда. Ближайшая панель «молчит». Начинаю прислушиваться и оглядываться. В углу. Анхен вновь вопросительно поднял бровь. Киваю на дальний угол. Вопрос не снимается. Светлейший куратор желает точнее?

– Крайняя правая по задней стенке, – шепчу негромко. Вампирские очи опускаются. Ответ услышан и засчитан.

– Что? – недоуменно косится на меня Катя.

– Нет, ничего, это я так.

Наконец, слово получает куратор, и тишина становится абсолютной, даже Катя больше не болтает.

– Здравствуйте! Я рад приветствовать в этом Зале... – ну да, он рад, он счастлив, он всех нас любит. Ему даже говорить об этом не нужно, так улыбка его нежна и искренна, так очи его неземные сияют. С первых его слов гул оглушает, панели словно взрываются, мне кажется, сам воздух дрожит от вибраций. Я с трудом слышу, что он там вообще говорит. А говорит ведь какую-то туфту про то, как он счастлив наблюдать, как новая плеяда талантливых и жаждущих знания врывается в наши дружные ряды. Да, у нас тут все дружные, не в бровь, а в глаз. Самый дружный – Общественный Совет, там вообще все как один, мысли друг у друга не читают только потому, что не интересно, они и так там у всех одинаковые.

А зал гудит, и я никак не могу от этого отрешиться. Неприятно. С трудом пересиливаю желание вскочить и убежать. Голова не кружится, тошноты нет, в обморок не падаю, значит, надо терпеть. Ну могу же я это вытерпеть, самой уже интересно. Слышу его с трудом, словно мозг отказывается воспринимать информацию, и звуки пролетают мимо, мимо...

Смотрю на куратора. Красив. Не чертами лица даже, скорее его выражением, всем своим обликом, элегантным и строгим, вдохновением в речах и взоре. А в джинсах он мне все равно нравится больше. Ему, видать, без галстука ленивей изображать Великого Учителя, может просто общаться. Жаль, что вампиры не такие красивые, какими кажутся. Жаль, что он не такой красивый. Хотя – вот Петьку же спас. А зачем ему Петька? Ну я – ладно, интерес у него ко мне. Гастрономический, научный, кто ж разберет, главное есть. А Петька ему на кой? И в Пахомовке тогда – и навестить, и не обидеть... Женить его на мне решил и посмотреть, какие дети получатся? Все равно много лишних телодвижений... И что там Сэнта намекала на его жену? И почему он утверждает, что не женат?..

Когда ж он закончит-то уже, меня этот гул с ума сведет скоро! Устало опустила голову на руки и прикрыла глаза. Гул утих. Сначала стал еле слышным, затем исчез совсем. А куратор продолжал вещать. Поднимаю голову, пытаясь понять, что происходит. Анхен смотрит на меня с беспокойством. Неужели решил, что плохо стало, и сжалился? Пожимаю плечами: да нет, жить пока буду. Он отводит взгляд, продолжая рассказывать о том, что врачи нашей стране нужны только самые лучшие, и ради того, чтобы стать достойным и нужным своей стране, следует отдать все свои силы, позабыв про сон и отдых. Ведь мы же хотим, чтоб страна у нас была самая лучшая? Значит, каждый из нас и должен быть – лучшим. Страна состоит из таких, как мы.

Интересно. Значит, камень может молчать, может говорить. Они им управляют: хотят – посылают волну воздействия, хотят – нет. Причем избирательно, на любой из камней.

– И последнее, – произносит светлейший куратор, и я едва от радости не подпрыгиваю – последнее! – Порой у некоторых студентов возникает вопрос: а как можно лично со мной познакомиться?

Я хмыкаю. Не вынесла душа поэта. А подслушивать, оно вообще того, вредно.

– Познакомиться со мной не сложно. Я веду практику по хирургии на старших курсах. К себе в группу беру только самых лучших. Посредственные и ленивые хирурги никому не нужны. Станьте лучшими из лучших, и вы не только лично со мной познакомитесь, но и операции начнете делать под моим руководством.

Интересно он им жажду познания его на жажду познания профессии перенаправил. Весь такой строгий и неприступный. А с кем ему надо, он и сам прекрасно познакомится, вот уж не сомневаюсь.

– На этом у меня все, и я с удовольствием вновь передаю слово нашему уважаемому декану светлейшей Еве Градовой.

Зал сотрясают аплодисменты. Анхен склоняет голову в легком поклоне, а панель надо мной вновь начинает вибрировать. Теперь уже я удивленно вскидываю брови. Вибрация переходит на следующую по направлению к выходу панель, затем дальше, дальше – вплоть до двери. Так я могу идти? Радостно вскакиваю, попутно отмечая, что уважаемый декан на время речи куратора из зала выходила, а заходит только теперь, обмениваясь с выходящим вампиром дружеским кивком.

– Ты куда? – тянется ко мне Катя.

– В хирурги записываться, – ляпаю, не подумав.

– Я с тобой! – она подхватывает сумку и тоже начинает спускаться.

– Сиди, я ж пошутила!

Куда там! Она выскакивает из Зала следом за мной.

– И кто тут у нас? – с усмешкой комментирует наше появление поджидающий меня Анхен. – Неизвестный с хвостом? Хвост я не приглашал.

– З-дравствуйте, – глупо улыбаясь, лепечет Катя.

– Здравствуйте, дорогая студентка первого курса. Мероприятие еще не закончено. Вернитесь, пожалуйста, в зал. Я, кажется, довольно подробно описал тот единственный случай, в котором вы могли бы меня заинтересовать.

– Я просто... – Катя жутко краснеет. Анхенаридит, с подчеркнуто дежурной улыбкой, молча указует ей на Зал. Она туда буквально сбегает.

– Лариса, и чтобы это было в последний раз. Твоя задача оставлять их всех по ту сторону двери, а не тащить ко мне в кабинет.

– Я не тащила, она сама.

– Они все будут сами. У тебя сейчас столько подружек появится – отбою не будет. Учись их осаживать. Их не должно быть ни в моей приемной, ни в ближайшем к ней коридоре.

– Я постараюсь.

– Ты сделаешь. Если ты в себя не веришь – кто в тебя поверит? Держи ключи. Сбегай в буфет, купи что-нибудь к чаю. И впредь следи, чтобы всегда что-то было. В десять у меня совещание, кто придет раньше – пусть ждет. Кто по другим вопросам – не сегодня. Запишешь, кто и что хотел. И вежливо пообещаешь позже с ними связаться. Все, беги, поговорим ближе к вечеру.

Анхен разворачивается и уходит. А я честно бегу, куда послали.

Дальше все было буднично и несложно, вот разве что немного муторно. Самое тяжелое для меня оказалось – имена. Проучившись в универе год, я, как оказалось, мало кого знаю по именам, должностям, и уж тем более понятия не имею, у кого там какие дела с нашим дорогим куратором. Поэтому пятого за день человека, сказавшего: «передайте, что я заходил» хотелось придушить. Вот кто «я»? Нам лбу у тебя написано?

Анхен почти весь день был чем-то с кем-то занят, то принимая народ у себя, то исчезая в неизвестном направлении, бросая лаконичное «ближайший час меня не будет», чтоб уж, видно, при всем желании не нашли. Мне ж было велено в свободное время изучать местные архивы, чтоб ориентироваться что, где, куда и как. Ориентироваться оказалось не сложно, все было весьма аккуратно рассортировано по полочкам и папочкам. Вот разве что содержание несколько обескураживало. На самом видном месте, в открытых стеллажах стояли папки с документами по нашему факультету. Ожидаемо. Дальше шли материалы по больнице. О, по больни-цам. Всем, по стране. Поликлиники, учебные заведения медицинского профиля, руководящие организации. Ну допустим, медицина, ладно. То, что он у нас вампир не маленький, я и прежде догадывалась. Самое интересное хранилось в шкафчиках с непрозрачными дверцами. Ну, вернее, по сути я ничего интересного не нашла. Запросы, отчеты да приглашения на торжественные мероприятия. Но диапазон! Химическая промышленность, машиностроение, транспортная сеть и так далее, и тому подобное, вплоть до различных правительственных структур. Как-то захотелось закрыть дверцу, вернуться к себе за столик и карандашики, что ль, поточить. Он, конечно, намекал, что он у нас богатый и знаменитый, но не настолько же. Что-то он говорил...что осчастливлен ответственностью и полномочиями...и про Бездну что-то...что лично он там решил... А вот папочки про Бездну нет, хотя этими-то вопросами он явно занимается. Ах, да, люди этими вопросами не занимаются. А здесь, насколько я могла понять, только переписка с людьми. Вампирские дела, видно, до секретарши не спускаются.

И что с этого имею лично я? Покровительство, которое дорогого стоит. И начальника, который не привык слышать «нет» даже от вампиров... По крайней мере понятно, почему он, в отличие от абсолютного большинства кураторов, постоянно живет в Стране Людей. И дом у него – резиденция. Но почему не в столице? Светлогорск, конечно, город науки, но этого мало... Или в самый раз? Вампиры ж нам науку развивать помогают, не более, в вопросы государственного устройства не вмешиваются. А две толстых папки переписки с высокопоставленными чиновниками – это так, чисто открытки ко дню рождения.

А к кому, собственно, все эти письма? Вновь вернулась к шкафчикам, стала перебирать. Обращение нейтральное. Либо «светлейший куратор» (еще вариант «Светлейший Куратор»), либо «светлейший Анхенаридит».

– Интересно? – светлейший образовался в приемной как-то слишком внезапно, не почувствовала я его приближения. Не то задумалась глубоко, не то привыкла уже к его ауре, замечать перестала.

– Познавательно, – сам же велел ознакомиться. Вот, знакомлюсь.

– И какие выводы?

– Да пока, в основном, вопросы, – аккуратно поставила папку на место, закрыла шкаф и обернулась к нему. – Как со всеми этими делами ты успеваешь работать в больнице? А главное – зачем?

– Все эти дела? Или работа в больнице? – Анхен неторопливо подошел к двери в коридор и запер ее на ключ. Не сильно мне это понравилось. Прежде он поступал так, когда опасался, что я сбегу. И от чего мне сейчас бежать захочется?

– Работа в больнице, для начала.

– Мне это интересно. Считай, что хобби. А все остальное – моя обязанность, – он подошел и обнял меня за плечи. – Устала?

– Да нет, просто...

– Непривычно.

Киваю.

– Пойдем ко мне. Сегодня я больше никого не жду, кто не успел – тот опоздал.

Вот не люблю я его кабинет, ничего хорошего там со мной еще не случалось.

– А может, все-таки не пойдем? – пробую упереться. – Может, вы и здесь мне все расскажете?

– Ну, не пойдем – так не пойдем, – он неожиданно легко соглашается. Берет меня за руку и ведет к моему рабочему месту. Усаживается в секретарское кресло и тянет меня к себе на колени.

– Не надо.

– Не спорь, – мою попытку упереться проигнорировал, усадил силой. Еще и прижал так, что не шевельнуться.

– Тебе еще осталось мне запястья до синяков сжать, и мы вернемся к тому, с чего начинали!

– Ну а какого дракоса ты опять начинаешь спорить и вырываться? Обними меня за шею и прекрати дергаться, и я не стану сжимать так сильно.

– Анхен, я не буду... Если я твоя секретарша, то это еще не значит...

– Ты просто моя. В том числе секретарша. И это значит очень многое. Для меня. И, я надеюсь, для тебя.

– Я ж тебе не нравлюсь, – обиженно возразила, кладя ему голову на плечо. Что толку вырываться. – Я не так одета, не так причесана, не так накрашена...

– Причесана ты нормально, – в ответ на отказ от сопротивления меня даже по головке погладили. И держать стал не в пример нежнее. Но не отпустил. – А все остальное поправимо.

– Вот целый год тебе все было нормально, а сегодня как с цепи сорвался.

– И ты теперь из-за этого дуешься? Я сказал сразу, пока не забыл, знал, что дел будет много, станет не до того. А «целый год» меня это абсолютно не касалось. Более того, для студентки ты одета вполне нормально. Девочка из толпы. Самый раз. Тебе и помимо одежды было, чем выделиться, хоть обликом народ не раздражала.

– А теперь должна раздражать?

– Не раздражать, а вызывать зависть и восхищение. Ты ж мне сама говорила: от секретарши вампира ждут чего-то особенного. Вот и стань – внешне – особенной.

– А внутренне?

– А внутренне меня устроит то, что есть. Вот только боятся меня уже заканчивай, я не очень люблю эту эмоцию.

– А какую любишь? Сладострастное обожание? Так что ж тогда Катю прогнал, она б тебе обеспечила.

– Кто и чем меня обеспечит, решаю я, а не глупые девчонки. А у Кати твоей и вовсе кровь безвкусная, даже аромат не впечатляет.

– А ты всех людей делишь на вкусных и невкусных?

– Я себе органы чувств обрубить не могу, ты уж извини. Ты же делишь людей на красивых и некрасивых, толстых и тонких, высоких и низких.

– Я их так не делю, я просто...

– Ты просто это отмечаешь. Не можешь не отмечать. Хотя свое поведение пытаешься выстраивать, не обращая на это внимание. Вот и я так же, просто другие критерии. Что обидного?

– Ну, может то, что мы – еда?

– Вы не совсем еда, Ларис-ка, – протянул он, максимально откидываясь в кресле и утягивая меня за собой. – Вы много больше. Просто еда – она у нас в загонах бегает, – он медленно провел рукой вдоль позвоночника, заставляя меня выгибаться от этой ласки. – Вы – наслаждение. Причем не только кровью, – он нежно поцеловал меня в шею. – Или плотью, – судя по его рукам, моя плоть с каждой минутой интересовала его все больше.

– Анхен, перестань! Я уже поняла, что тебе не нравится эта блузка, но это не значит, что ее нужно снимать прямо сейчас.

– Я не снимаю, я просто расстегнул несколько пуговичек. Ну что ты вся опять сжалась? Тебе ж нравятся мои ласки. Ты не забыла, я это чувствую?

– Даже если и так, это еще не значит, что меня можно в первый же день на рабочем месте...Ты говорил, сережки мои пошлые. А то, что ты сейчас делаешь, это не пошло?

– Что? Погладить красивую девочку по красивой груди, да к обоюдному удовольствию? Да уж, вершина пошлости, куда ж дальше, – руку он все же убрал. – Ларис, я к вечеру от людей и так устаю безумно. Давай хоть ты меня всякими людскими заморочками терзать не будешь.

– То есть ты будешь терзать меня всякими вампирскими заморочками? Весь день, или только когда устанешь человека изображать?

– Я вампир, Ларис. И никуда тебе от этого не деться. А ты у меня знаешь кто?

– Вот лучше даже не говори! – если сейчас опять мне сообщит, что я его рабыня, его собственность и тому подобное – карандаш воткну под ребра, благо наточен. И посмотрим на знаменитую вампирскую регенерацию.

– Ну, во-первых – трусиха, – сообщил он мне, усмехнувшись. – А во-вторых, и абсолютно серьезно, ты – граница, Лара. Живая граница. Причастная к двум мирам. Одной ногой – в мире людей, другой – в мире вампиров. Секретарша куратора, да и любой человек в сходной должности, как никто из людей понимает, насколько два эти мира различны и, во многом, – несовместимы. Не только из-за вопросов питания. Очень многие бытовые и моральные нормы у нас – другие. Я могу делать вид, что я принимаю вашу мораль и вашу культуру – но не более. У меня есть своя. А ты, душа моя, на границе. Хранишь: меня от них, их от меня. И принимаешь: их – людьми, меня – вампиром.

– И что это значит, если простыми словами и без зауми? Меня будут насиловать на твоем столе каждый раз, когда тебе захочется с друзьями пообщаться?

– С друзьями я общаюсь обычно дома. Насиловать тебя никто не собирается. Но секса в твоей жизни действительно будет много. Сначала со мной, а потом и с моими друзьями. Для нас это норма, и тебе придется ее принять.

– Я никогда этого не приму!

– Примешь, Лариска. У людей психика ги-ибкая. Если правильно гнуть – можно согнуть в любую сторону.

– Хочешь, чтоб я, как Инга, себя скальпелем полоснула, психолог ты наш, правильно гнущий? Или мне в окно вон с башни выпрыгнуть, чтоб ты уж точно не успел?

– С Ингой я повел себя, как дурак. Я видел, кто она...сам себя испугался, наверное...не важно уже. Ничего страшного с тобой не случится. Ларис, я год ждал, ни к чему тебя не принуждая. С чего ты взяла, что вот конкретно сейчас тебя бросят на пол и начнут насиловать? Люди ценны своими эмоциями, мечтами, желаниями. А я не люблю ни страх, ни ненависть, ни стремление убивать себя и окружающих.

– А боль?

– Боль? Укус вампира болезненен, от этого мне тебя не избавить. Но эта боль мимолетна, ее не надо бояться.

– Я не об этом. Сериэнта тогда сказала...сказала...

– Что еще тебе наговорила эта стерва?

– Стерва? Мне казалось, она твоя нежно любимая бабушка.

– Была. Пока не влезла, куда не просят. Если бы не ее идиотская выходка, ты бы уже давно избавилась от страха вампиров вообще, меня в частности, и смерти от «критического обескровливания» в основном и главном. А теперь выясняется, что она тебе и в голову еще что-то вбила, и теперь у нас «на колу мочало, начинай сначала»!

– Если бы не она, я б уже и от жизни, возможно, избавилась!

– О, святая Сэнта, спасительница невинных дев! Не хочу портить ее светлый облик, но в садах Сериэнты люди порой пропадают. Из тех, кто мечтает встретить вампира. Или вампиршу. Так вот, они их там встречают. А их уже больше – никто и никогда. Эти сады для того и созданы. Так что, это не тебя от смерти она спасала, а себя от лишней работы. Но это так, к слову. Что она тебе наговорила?

– Да так, по мелочи, – если уж ему так важно. – Что ты меня будешь бить и однажды забьешь до смерти. Что твоя жена...

– Что? – он дернулся. Встал и пересадил меня на стол. А сам буквально навис надо мной, сверля глазами. И глаза его были...уже практически черные.

– Что именно. Она. Тебе. Сказала. О моей жене, – он говорил так тихо, так медленно, так страшно, что казалось, свет в комнате меркнет, воздух застывает.

– Ничего, – я чувствовала, что задыхаюсь. – Она не мне, она тебе сказала... Ты еще ушел и дверью хлопнул... Думал, я вас не слышу... Анхен, пожалуйста!

Может, ужас, плескавшийся в моих глазах, его остановил. Может, льщу себе, сам он справился. Медленно закрыл глаза. Сразу стало легче дышать, морок схлынул.

Анхен вновь опустился в мое кресло. А я осталась, где посадили. После этой безумной вспышки мне и шевельнуться-то было боязно.

– Это прошлое, Лара. Дракосова девка без спросу ворошит прошлое. У меня нет жены. И, пока я не найду ту, в которой буду абсолютно уверен, не будет, – он говорил уже вполне нормально. – А по поводу «бить» мы миллиарды раз уже обсуждали. С ума сходить не станешь – так и не буду.

И вот кто тут из нас двоих сходит с ума? Молчу. Не только говорить не хочется, но и не уверена, что руки не дрожат. Вцепилась в край стола и молчу.

Он берет мои ноги и ставит себе на колени. Снимает и сбрасывает на пол туфли. Нежно скользит руками от пятки и до коленки. И опять, и снова. И молчит, задумчиво глядя куда-то мимо меня.

– Я у тебя вместо кошки, – не выдерживаю, наконец. – Говорят, их гладят, чтобы успокоиться.

– С тобой успокоишься. С тобой да «подружкой» твоей новоявленной. Если она и дальше в том же духе продолжит – ты точно дольше нее проживешь. Гарантированно... Ладно, – он обхватывает меня за щиколотки, – это все лирика. Меня интересует Зал. Рассказывай об ощущениях. Физически плохо было?

– Нет. Неприятно, и уйти очень хочется, но не более. И, когда ты говорить начал, такая свистопляска началась, что я вообще слышать перестала. Ну, первую фразу еще слышала, а дальше – нет. Как будто ты рот открываешь – а звук не идет. Когда Гоэрэ выступал – такого не было. Это из-за того, что я кровь твою пила?

– Нет, это другая сила воздействия. В Новый Год сверхзадача не ставилась, Гоэрэдитэс наверняка с очень средним фоном выступал. А я сейчас бил по максимуму. С такой силой здесь со времен основания университета не шарашили. Незачем, да и мало кто так сможет.

– А сейчас было зачем?

– Тебя хотел пробить. Либо до человека, либо до вампира. Не вышло ни то, ни другое. Так ты и осталась никчемной девчонкой с уникальными способностями весьма сомнительного свойства.

– Так, нет, стоп, – я выдернула из его рук свои ноги, спрыгнула на пол, пододвинула себе стул и села, наконец, нормально. – Я, конечно, догадывалась, что без «смелых экспериментов» не обойдется, но не столь же радикальных. Объясняй, что ты со мной делал? Что ты хотел сделать, в смысле.

– Был шанс, что при максимальной силе воздействия, я сниму твою невосприимчивость к «голосу крови». Стала бы обычной человеческой девочкой, и не мучилась. Ни ты сама, ни я с тобой.

– То есть, даже вам, куратор, повелевать сподручней, чем уговаривать? Я рада, что у тебя ничего не вышло!

– Да я тоже не особо расстроился. Я привык к тебе такой. Был и еще один вариант. И мне он был даже более интересен. Был шанс, что ты сможешь слышать Зачарованные камни.

– Но я же их слышу. Ты, вроде, видел.

– Нет, малыш. Ты ощущаешь, который работает. С какой мощностью. И, как сама признаешь, при этом глохнешь. Это совсем не то, и в практическом плане ничего не дает. Я надеялся, что ты сможешь использовать их так, как это делают вампиры.

– Зачем мне их так использовать? Кого зачаровывать? Людей? Или, может, ты боялся, что я смогу воздействовать через них на вас?

– Вампирский камень не дает никаких способностей, он лишь усиливает те, что уже есть. У кого они от природы больше – у того они и с камнем больше. У кого их нет – тому и камень не поможет. Зачаровывать – даже людей – у тебя едва ли могло получиться. Но камень усиливает и другие способности. Ментального общения, к примеру. Я надеялся, ты меня услышишь. Или я смогу услышать тебя. Но этого тоже не случилось.

– Но ты же меня вроде... Погоди, ты имеешь в виду – мысленно? Можно читать мысли друг друга? С помощью камня?

– Мысли, эмоции. На любом расстоянии, хоть на другом конце планеты. Обычно делают перстни. Их специально настраивают. Сама понимаешь, мысли абсолютно всех даром никому не сдались. Перстень ловит только мысль или эмоцию, направленную конкретно тебе конкретным вампиром. Был шанс, что я смогу сделать для тебя такое кольцо. Увы.

– Но панели же не настроены...конкретно.