Текст книги "Небо в алмазах (СИ)"
Автор книги: Alexandrine Younger
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 40 страниц)
– Можно подумать, Лиз, что у Фила-то есть выбор! Хулиганы доморощенные на свиданки зовут? Да уж, не зря приперся! А то Космосила-то давно кулаками махал? Или мне кому сотрясуху организовать, чтоб неповадно стало?
– Не волнуйся, дело меня не касается, но… одновременно и касается…
– По лицу твоему ясно, что учудила опять, сюрпризец!
– Валер, да ничего особенного, лишние сомнения.
– Вот это меня и настораживает, всё-таки, пчелиная кровь…
– Не отрицаю, Теофило!
Друзья отправились по направлению к метрополитену, по привычке, обгоняя друг друга, и соревнуясь в частоте шагов. Легконогая Лиза уступала спутнику в быстроте движений, да и к тому же постоянно переминалась на хождение по бордюрам, удерживая равновесие, и вызывая частые смешки Фила. Время шло неумолимо, но в детских привычках Пчёлка-младшая не менялась, не заставляя сомневаться в собственной изобретательности.
***
Фил давно взял за правило: научиться переваривать жизнь такой, какая она есть. Без лишней мишуры. Двадцать лет за плечами, кто-то скажет «зеленый ещё», но Валера бы поспорил, отстаивая свою правду. Многое пришлось пройти, а когда и с суровым молчанием проглотить – и забыть об этом, желательно навсегда, не передергивая нервы. Они еще понадобятся.
Забыть и равнодушие родной матери, о судьбе которой доселе ничего не было известно, и об одиночестве. И холодные стены интерната в Подмосковье, чтобы стереть их из памяти набело. Но коллекционировать и перечислять свои жизненные барьеры он не собирался. Да ну его в баню ваш самоанализ, который рано или поздно доведет до ручки! Нужно быть готовым к любой круговерти, во всеоружии. Благо, кулак отобьет.
Именно поэтому Фил не удивился Лизиным новостям о девушке лучшего друга, срок службы которого уже перевалил за полтора года. Саня вернется домой по весне. Кто же мог подумать, кто виноват, и кто же мог нагадать, что Ленка, в которую так рьяно влюбился Белов, загуляет? И какие там были причины, к чертовой бабушке, в которых никто особенно и не желал разбираться.
Вариантов с гулькин нос, если уж сам Пчёла, видавший многие компании, и водивший разнобойные знакомства, изрек многозначное «манекенщица», и советовал подзабить на это дело. Всё равно Саньку ничего не скажут, пока на службе, да и как шокировать пацана в армейке? Пусть себе охраняет государственные рубежи.
– И что Саньке-то сообщить теперь, раз пошла такая пьянка? Сашка там с ума сходит, ждёт же дембель, как Первомай, писал, что жениться собрался на ней.
– А что написать? Так, догадки, возомнили себя судьями!
– Не каждый день видишь такое резкое изменение, блин, я бы тоже подумал!
– Вдруг ждет его, плачет ночами, а Витя что-то не так услышал? И я глухомань…
– Глухая, мы же как-то ведём диалог? Прямо расследование затеяла, Холмс, короче, не зря на своем юрике в такую рано встаёшь!
– Да уж, с Холмсом меня ещё никто не сравнивал, но ты Ленку вспомни! Мальвина с вечно-опущенными глазами! Удивительно, как ко мне потянулась, за какие грехи её?
– Думаешь, что никто не знал тогда, почему у тебя дорога будет ровная? Ещё и платье ей сдарила, щедрый Буратино…
– От чистого сердца…
О единственной родственнице, прочно связывающей Лизу с Ленинградом, она мало кому рассказывала. Но такова людская молва. А в восемьдесят третьем ещё и выражались, что Чернова бросила подростка Пчёлкиной, не желая принимать на себя воспитание. Пересуды нужно было просто принять, а Павлова не желала быть белым клеймом на плечах и без того загруженной Ёлки.
– Правильно тебя тёть Валя отчитывала за ту тряпку!
– Качественная югославская тряпка, пусть мне не шло. Отдала и забыла.
– Бабский нюх сразу в оборот возьмет!
– Да что ж вы все меня тем платьем попрекаете! Не к лицу мне кислотный цвет!
– Перекрасили бы, если не идет…
– И тогда бы ни к селу, ни к городу! Ладно, не об этом разговор…
– Ясен пень, чего тебя беспокоит, – произнес Филатов, поддерживая Лизку за локоть. Она чуть не слетела с бордюра, по которому упрямо вышагивала, – но Косматому надо сказать про то, что узрели, он уж точно вызнает, а потом и обмозгуем, как Белому поведать. Так Пчёле и передай, если спорить опять придется.
– Главное, чтобы не сейчас спорить, – беседка была не так далека, и Лиза видела темный затылок Космоса, который он почесывал левой ладонью, изображая бурную мыслительную деятельность. Витя, сидевший рядом, подбрасывал свою черную любимую кепку вверх, и, кажется, был совершенно спокоен и беззаботен.
– Вам спорить – как с горы катиться!
– Валер, подожди… – Павлова решила ухитриться – в нескольких шагах остановила Филатова, и почти бесшумно подкралась к Холмогорову, лишая его возможности, лицезреть картину увядающей природы.
Космос разгадывал любимую девушку с первых нот. Такими пальчиками играть на каком-нибудь клавишном монстре, по образцу стоявшего в гостиной Холмогоровых инструмента. Однако музыку Лиза оставила после гибели родителей, и не помышляла о возвращении к детскому занятию.
После автокатастрофы руки Павловой были закованы в гипсовые повязки, лишая ее возможности заниматься чем-либо в принципе, а небольшой шрам на тыльной стороне ладони служил въедливым напоминанием. Ведь Лиза смотрела на собственные изломанные руки, и молча корила себя за то, что оказалась выжившей. Но раны худо-бедно затягиваются.
Космос удостоверился в этом лично. Сам же широко разинул рот от удивления, когда Лиза открыла крышку рояля Юрия Ростиславовича, и быстро прошлась по черно-белым клавишам ловкими пальцами. И Кос, крайне равнодушный к звучанию «коробки с грудой меди», воодушевленно накинулся на Лизу с медвежьими объятиями, прося сыграть ещё, впервые в жизни жалея, что отец-академик снова в командировке…
– Ну? Баранки гну, да, чудище? – не видя лица своей златовласки, Кос знал, что она улыбается во все тридцать два зуба. – Не слышу рокот космодрома?
– Пчёл, облава, хулиганы зрения лишают! – Космос и сам давно привык к таким проявлениям чувств Лизы. – Кепка, ты чё оглох? Фила, и ты туда же? Кидаете на растерзание?
– Идите вы оба, попугаи, – Витя надвинул на лоб кепку, – разорались, бля…
– Привет тебе от Софы, провожатый, – а Кос совсем расслабился, решив, что приятный полумрак – сплошное удовольствие. – Кос, приём?
– Молодца, маленькая, правильно с ним обращаешься, – поддержал Лизу Фил, запрыгивая на скамью рядом с Пчёлой, – а он балдеет, глядите…
– Иди уже сюда, налётчица, – Кос дождался, пока девушка войдет в беседку, и по обычаю сядет к нему на колени. – У-у-у-у, легавый! Боюсь, боюсь!
– Заболею и умру! Буду являться похмельной белочкой, – медленно, отчеканивая каждое слово, цедила Павлова, не скрывая, впрочем, своего озорства, – Пчёлкин, ты уже составил проект моего завещания?
– У Фильки на подписи! Печать осталось поставить! Боксёрскую!
– Вы охренели, – Космос обиженно нахмурился, – и ты, Пчёлкина!
– Ты хоть колесо поменял, звезда моя? – сказала она нежнее, приникая к гладкой щеке парня носом, и, ощущая, что с ним снова теплее.
– Руки же из того места растут, – укрощать этот вулкан экспрессивности и балагурства не так сложно, – подлиза… – с теплотой в голосе отозвался Кос, целуя Лизу в бледную щеку, нетронутую слоем пудры и румян.
– Я так соскучилась, Кос!..
– А я-то как, неугомонная!
– Так, нервотрёпки, на ветру не целуйтесь – губы треснут! – сходу вразумил Пчёла, застегивая на себе спортивную олимпийку. – Кос, что там у тебя за повод? Потоп, землетрясение? Учти, родительское благословение – только через меня!
– Да, Кос… Может быть, вы с Лизой расскажете?
– Космос? – Лиза вопросительно выставила на парня свои голубые глаза, и вместо ответа, Холмогоров потянулся ладонью за пазуху кожаной куртки, и достал сложенный в три погибели тетрадный листок. Пчёла сразу же схватился за него, не спрашивая, что это, а Фила поразила догадка:
– Опана! Белый чё написал? Чё там – «на границе тучи ходят хмуро»?
– Да уж, хмуро… – ответил Кос, всё ещё продолжая обнимать свою девушку, и от чего-то мысленно радуясь. Он бы никогда не оказался в таком положении, не зная, что происходит с Лизой, и, не имея возможности на нее повлиять. Возможно, это ревность, но он прав. Прав!
– Белый, Белый… – кивнул головой Пчёла, передавая письмо обратно Космосу. – Никогда его каракули египетские не разбирал! Читай, давай, сам, раз он в этот раз тебе написал, шифровальщик!
– Тема такая, – начал Кос, отдавая письмо Филу, – он там извелся, как вулкан, говорит, что Елисеева упорно молчит. Просит, чтобы справки навел, ёлки зелёные, что я и сделал… Да сразу, как прочёл!
– Не одна Лиза теперь у нас ранняя птаха, – Филатов знал, кто владеет информацией покруче самого Косматого. И теперь сидел на измене. Витя и Лиза одномоментно встретились глазами, молча выбирая, кто первым расскажет все то, чем располагали, – рассказывай, что там дальше?
– Надо было, конечно, сразу вам рассказать, но чего-то не подумал, и поперся туда, где Елисеевы жили, – продолжал Космос, затягиваясь сигаретой, – и оказалось, что нет их там, Белого никто и не собирался предупреждать, что переехали.
Лиза снова бросила свой укоризненный взгляд на старшего брата. Пчёлкин, смотря куда-то в сторону, очевидно, напряжённо соображал, не решаясь начать говорить то, о чем Космос не знал.
– Как оно? – размеренно протянул Кос, наблюдавший за движениями своей девушки. – Что скажете? Лизок, ведь ты же что-то знала о ней. Чё Саньке-то написать? Я ж пообещал, что всё пучком будет, а тут сюрпризец чёртов!
– Мы перестали общаться прошлым летом, – оборачиваясь, проронила Лиза. – Ну, Витюша, а дело ведь горелое. Я тебе говорила!
– Я, что ли, в этом виноват? Рассказывать об этой фре! Я на пиздабола похож? – сдержанностью родичи не страдали. – Ты нормальная вообще? На меня все шишки скатывать?
– Иногда язык в задницу не спрячешь, Витя!
– Угомонитесь что ли, Пчёл, – безуспешно вмешался в ссору родственников Филатов, – уступи.
– Я один здесь ни хрена не въехал? – вопросил Кос, следя за обозленной Лизой, стоящей в углу беседки. – Ты какого фига, Пчелиный, на сестру орешь? По ушам давно не получал?
– Сейчас сам в бубен получишь! – успел бросить в лицо Косу рассерженный Пчёла.
– Кос, остынь, – студентка перебросила золотистые волосы на левый бок, покручивая кончики в ладони, очевидно, подбирая слова, – и меня послушай. Дело в том, что… мы с Витей видели Ленку… На Рижском, месяц назад.
– Каким чёртом тебя туда заносило? – от Космоса трудно ждать другой реакции на подобные новости. – Я что тебе говорил, Лиза?
– Послушай же ты меня! Месяц не слушал, а я пыталась сказать, – Лиза присела рядом с Филом, инстинктивно чувствуя себя в безопасности. – Короче, не знаю, что Сашке написать! И что с Елисеевой произошло – тоже без понятия! Но в компании она сомнительной.
– Это я про нее слышал, – продолжил за сестру Витя, – что подалась телка в манекенщицы, а потом – аля-улю… Того…
– Какого лешего молчали? – Кос вспыхнул, давая понять, как сильно он ненавидит тайны. – Дятлы долбанные, месяц! Давно бы уже порешили все!
– Как бы эта ценная инфа тебе помогла, Кос? Ты о ней Белому писать собрался? Что Ленка по рукам гремит, да? – почему-то первокурсница ни сколько не была удивлена реакции Космоса на собственное молчание. – Чтобы он в армии сотворил с собой неладное!
– Ага, напишем, что «Санька, по рукам твоя Елисеева покатилась»! – пробормотал Пчёла, за что получил от Фила увесистый подзатыльник. – Валер! Между слов рвануло!
– Вы сдурели совсем из-за этой шалавы ругаться! – не понимал ситуации Филатов.
Космос возвышался над Лизой, как каменная статуя, взыскательно бросая девушке вопросы:
– Ты меня слушать когда-нибудь будешь? Черт с ним, с Рижским, или куда вы с Пчёлой мотались! Ты молчать, как рыба перестанешь когда-нибудь?
– А ты мне хамить перестань! И орать на меня… – Лиза вскочила с места, вставая вплотную к Косу.
– Ты захотела, чтобы я хамить начал? Ты какого хрена-то Пчёлу слушалась, а?
– А я у тебя на коротком поводке? Псинка, принеси кость? – Лиза схватила сумку, доселе спокойно лежавшую на скамейке. – И если нормально выслушать не умеешь, то помогать я тебе не буду!
– Ребята! – Филатов попытался разнять внезапно враждующих Лизу и Коса, которые и ругаться-то давно перестали, а тут… – Брэк! Вы-то куда?
– Ты как со мной разговариваешь? – споры с Лизой всегда выжимали из сына профессора астрофизики последние соки. – То есть я лох у тебя, внимания не стою?
– Да и ты не с торговкой базар ведешь, не у себя на точке, – озлобленно произнесла Лиза, озираясь на Пчёлкина, и, поправив на плече сумку, рванула из беседки. – Валера, целую, люблю! Пока…
Космос, было, побежал за ней, пытаясь вернуть на место. Не о такой встрече с любимой девушкой он сегодня мечтал, но Лиза вырвалась, и, топнув напоследок ногой, безмолвно удалилась в сторону дома Пчёлкиных, не скрывая испорченного настроения.
– Остынет, Косматый, не грузись, – зная сестрицу, заключил Витя, – недели через две, если на глаза не попадаться, как раз успеешь до границы с Афганом. Пешкодрапом!
– Твою мать! Из-за гребанной, блять, Елисеевой, чтобы её там!
– Я говорил, что фиговое дело из-за этого собачиться, – Фил не удивлен, что молчание Пчёлы и Лизы обернулось против них. – Девчонка хотела, как лучше, чтобы вы там не городили. Но разобраться надо! Точно узнаем, а тогда и Саньку отпишем…
– Или не отпишем… – все сходилось в одном – слухи Пчёлкину не врали. – Что, может по пивку хотя бы? А то аж в горле сухо!
– Не, бойцы, у меня тренировка полпятого, форму так растеряю, – отказался Фил, и Космос поддержал его, – в другой раз.
– А мне к старшим, раз уж так, – голова Коса была занята не только мыслью о том, как он найдет общий язык с Лизой. – Пчёл, ты со мной?
– А куда я денусь-то?..
========== 88-й. Неугомонные ==========
Лиза равнодушно смотрела на циферблат наручных часов. Вокруг неё все такие деятельные и активные, а она выбита из колеи. Как будто из механической куколки выдернули винтик. Хорошо, что не с мясом. Ссора с Космосом стала редким событием, которая выбивала из привычного ритма. Ещё и с Пчёлой не разговаривали.
Читальный зал подарил Лизе лишние минуты тишины. И если это было то самое, что нужно сейчас Павловой, то Софка, сидевшая рядом с подругой за столом, тянула Лизу прочь из учебного заведения, не желая тонуть в сводах законов.
– Ты достанешь меня! – Софа успевала вырисовывать на полях тетрадного листа цветочки, и отчитывать подругу. Макаренко плакал в конвульсиях. – Я же найду любого шкафообразного, вон, спортсменов полно, и пусть Пчёла и Кос попробуют со мной спорить!
– Люблю тебя за твою отчаянность, Софка, – удрученно проронила Лиза, представляя, какая судьбина грозит этому провожатому, если Софа его отыщет, – редкую, но всё же отчаянность.
– Я волнуюсь, чумичка! Ты весь день сидела увальнем, закрывала учебником по теории книжку со стихами Есенина, и хочешь сказать, что все нормально? Все, пошли отсюда!
– Софа! Не жалею, не зову, не плачу! – заверила подругу Лиза, когда они выходили из библиотеки.
– Павлик, ты мне лапшу на уши не вешай, они у меня и так не идеальной формы! Поссорилась с Космосом, но это дело поправимое!
– Соф, я знаю, что смысла нет, тебя обманывать, но давай не о нем. Чтобы ему там икалось от ора! Придурок!
– В таком случае изобрази на лице вселенскую радость! Штабели на курсе падают, а мне их собирать за тебя! – девушки уже выходили с территории учебного заведения. – Твой Космос будет знать, как кричать на слабых и беззащитных. Вон, давай у тех парней спросим! – Софка показала на небольшую кучку студентов о чем-то весело разговаривающих, смеющихся. – Красивая ли ты, мухомор?
– Эта курящая гоп-компания не слишком смахивает на комсомольцев!
– Все, иду и спрашиваю! Попробуй усвистать! – Лиза не думала, что Софка перейдет к решительным действиям.
– Мне все равно! – прикрикнула Лиза вдогонку.
Ни с кем более разговаривать не хотелось, но Софу следовало подождать, пока она обрабатывала какого-то широкоплечего шатена, и, очевидно, по душу павловскую.
– Славка! Ты на неё смотри, только не пристально – морозит! С парнем поссорилась, целый день играет в несъедобное. Скажи ты хоть ей, как сторонний наблюдатель… – Софа вместе с незнакомцем подошли вплотную к Лизе – последняя не поднимала глаз, рассматривая свои отполированные ноготки. Чем не занятие? – Не идет ей черно-белый цвет к лицу.
– Красивая значит? С ухажером поссорилась? – голос парня заставил барабанные перепонки Лизы насторожиться. Она давно не слышала этих интонаций, как и не видела обладателя молодцеватого тенора, с которым так недружественно распрощалась ещё в июне. А ведь они почти пять лет просидели вместе за одной партой, ошибиться было невозможно. Не страдает же Лиза в свои семнадцать лет и девять месяцев маразмом.
– Клинический случай, Славик, целый день пытаюсь разговорить. Ни в какую!
– Я б на этого фрукта посмотрел…
Оторвавшись от созерцания собственных ладоней, Павлова подняла голову, и поняла, что ещё не глуха, и, по крайней мере, не страдает провалами в памяти. Рядом с Софой стоял знакомый со школьной скамьи Вячеслав Громов. Почти как тот самый Мюнхгаузен – да только вот не к добру эта встреча. И откуда он вообще здесь взялся? Немое удивление…
– Привет, Лизок! – и он все так же хочет украсть её холодным взглядом – совершенно зимние глаза. Голубые, студёные – только и ждали своего января. Отчаянное ожидание. Но Громов не учел, что январская стужа Лизы давно слилась с апрельским ливнем Космоса. И теперь ей совершенно ничего не страшно. Осталось только сделать вид, говоривший о том, что она не удивлена внезапной встрече.
– Здравствуй! – коротко бросила Лиза, не расположенная к долгой беседе, которой, очевидно, не избежит.
– Вы знакомы? – молчание нарушила Голикова, с любопытством разглядывающая подругу и Громова. – Москва – большая деревня! Когда я уже перестану этому удивляться?
Лиза коротко кивнула головой, а Слава уверенно продолжил свою речь, продолжая так же испытующе глядеть на одноклассницу:
– Уж, сколько лет, Лиза? – как будто играл в плохого следователя – так резко прозвучал этот вопрос, но Слава осекся, и уже мягче добавил. – Пять лет…
– Одноклассники Соф, бывает и такое, – Голикову такой ответ устроил, но здесь и сейчас она ощутила себя лишней. И поэтому решила – пусть поговорят, раз этот Славка так смотрит на Павлову! Бог свидание послал!
И отделавшись неотложным делом, Софа, не мешкая, удалилась. За это Лиза готова была послать в адрес своей извечной спутницы какое-нибудь проклятье, но неудобно было карать эту дурную сводницу при Громе.
– Хорошая у тебя подруга появилась, догадливая…
– Нет, она просто чума та ещё…
– Да ладно!
Громову, говоря откровенно, хотелось задымить, хоть зловонным индийским «Мадрасом». Чтобы выкурить Павлову из мозга раз и навсегда. Легких не жалко.
– Стало быть, поступила сюда?
– Учусь, – разговор пошел дежурный, – а ты? Каким ветром?
– К другу заскочил, на перекур! – и к сигаретам он всё же потянулся, доставая из-за пазухи пачку «Космоса», что не укрылось от внимания Лизы. Господи, уж лучше б «Беломором» дымил! – Бывал часто, а тебя ни разу не видел.
– А что мне здесь ловить? – Павловой следовало бы уйти ещё вместе с Софьей, но отчего-то с места не двигалась.
– Запамятовал! У тебя же целый будущий астрофизик, постоянно забываю, – и всё-таки Громов над ней издевается. – Кличка у него или реально родители поиздевались?
– Его зовут Космос, и, пожалуйста, Слава, если ты так рад меня видеть… Не стоит играть на этой теме! – и снова железно чеканит слова.
– Знаю я одно укромное место, поговорили, как раньше, раз тебе здесь не нравится! – предложил Громов, прокручивая в руках пачку сигарет. – Не волнуйся, драться с твоим академиком я больше не собираюсь.
– Знаешь ли, Слава, мне нужно домой, – поспешно отговорившись, Лиза встала со скамейки. – Рада была знать, что ты жив и здоров, но у меня завтра сложный день.
– Вижу, что кирпичей набрала! – в сумке у Павловой лежали два увесистых учебника. – Подвезти? Далеко же живешь!
– Нет, до метро смогу дойти и пешком. Сегодня не моросит! Мне пора!
– Давай немного с сумкой помогу.
– Окей, до ближайшего светофора!
– Уже лучше, как в старые добрые времена.
– Пошли, раз по пути!
Славка увлеченно рассказывал об обучении в самом престижном университете страны и скорой практике в профильном ведомстве. Лиза выразила уверенность, что с его целеустремленностью и деловитостью, отмеченную ещё школьными учителями, он далеко пойдет. К Генеральному прокурору в замы, не меньше. Громов согласно кивнул, намекнув, что именно туда-то, в высшие эшелоны, он и метит. Встречного ветра не боялся, как и пустынного песка, застилающего глаза.
– Украсть – так миллион! Полюбить – так королеву!
– Не упади! Кто по кусочкам-то будет собирать?
– Найдутся служаки, Павлова! Не боись!
Разубеждать Славку вовсе не было никакого желания. Ведь идет по верному пути, на котором для него давно сошлись звезды.
– Я в тебя верю…
На этой мажорной ноте и расстались, не припоминая обиды и прошедшего лета.
И правда – не… за… чем…
Все пройдет, как с белых яблонь дым…
– Лиза! Не пропадай! – услышала Павлова себе вдогонку, скрываясь за дверьми метрополитена. Остановилась лишь на миг. Невежливой быть не могла, права не имела, если к ней так любезно относятся. Слава, Слава…
– Постараюсь… – она помахала рукой, в очередной раз себя ругая. Неблагодарная к старому другу. Но отчего-то чувство вины либо приняло громадную дозу снотворного, либо… отсутствовало вовсе.
***
Космосу паршиво с самого грёбанного утра. Никакое оно недоброе, не ищите цензурного выражения! Облил себя кофейком, изгваздал весь махровый халат, любимую отцовскую чашку из Болгарской Народной разбил. Будет ему веселье, когда вернётся со своей Пиявой из отпуска. Ладно, купит предку хоть десять таких чашек, найдет на рынке приличный вариант у тех же торгашей. Не радовала даже возможность безнаказанно дымить в любой точке огромной квартиры. Не так Космос Юрьевич желал использовать эту окрыляющую возможность, не так! Сознание рисовало совсем другие картины, но Лиза ещё вчера оттолкнула его, топнув по асфальту ногой, как дитё малое, и ручкой не помахала.
Космос позабыл, когда в последний раз встречал от своей девушки такое сопротивление. На душе какой-то груз… Товарняк прошёлся, с галькой, хорошо, что не с цементом. А то собирали бы Фил с Пчёлой по всем концам света остатки от Космоса Юрьевича. Почему виноват именно он? Кто опять молчит в тряпочку, кто так самонадеян? И кого он так… любит, что если не поговорит, то в себя точно не придёт? Лиза… Влип же в неё, да и не помнил, когда это его так огрело…
Пчёла сидит под боком, и разве что не подпевает Сандре в радарах. И с этим героем, скажите, он удирал ещё час назад от ментовской облавы в торговых точках? А перед побегом и сцепился с отморозками, неизвестно откуда приперевшимися, и которым их место под солнцем пришлось популярно объяснять врукопашную. Чуть не пропустил удар в нос, но кулак все же потрепал о лобешник амбала, языка русского не понимающего. Известна земля московская своими богатырями. Пчёла – везучий гад, умеет изворачиваться, когда надо. Холмогоров почти задумался о том, что не подфартило ему, сыну профессора, с комплекцией и реакцией.
Пчёлкин и нос кому-то подбил от всей медовой души, и ментовские морды заметил первым. Не то, чтобы такие рабочие будни бодрили, но от милиции пришлось ретироваться в темпе полета валькирий, и сразу гнать ласточку в сторону института, от греха подальше. Пары у Лизы закончились час назад. Кос выкуривал одну за другой, но драгоценная половина будто бы снова его избегала. Здравствуй, блин, повторение июньского обоюдного молчания, но уже при братце Пчёле в роли феи-крестной. Лиза усвистала со скоростью космической ракеты, либо затащила себя в библиотеку. Сиди в тачке битый час! Выжидай, охотник, дичь.
– Ты лыжи свои когда-нибудь скинешь вниз или нет, а, Пчёл? – то, что друг в очередной раз отодвинул кресло назад, и закинул свои ноги на бардачок, Коса не устраивало. – Задолбала твоя поза, мыслитель! Тачку мне потом будешь блистить. Зубами, блять…
– А у тебя тут удобно, как ни крути, – Витя похлопал Космоса по плечу, видя, что парень заметно напряжен. – Думай о Лизке, карандаш! – но ноги все же перекинул вниз, на резиновый коврик. – Все равно тебе с ней разбираться! Я так, рядом пристроюсь, в порядке очереди. Я же кровный, куда ей деваться?
– Все трепишься, дятел охреневший, – к расстройству Холмогорова закончилась последняя пачка сигарет. – Твою мать, сиги кончились, с Лизой в контрах, что за жизнь? Пчёлкин, решай задачу! У тебя с цифрами все в порядке было!
– Встань и иди! Иди в ларек, я это имею в виду, за куревом, – Пчёла вытащил из кармана пачку «Самца». – Пользуйся на здоровье, дядя Пчёла сегодня добрый…
– Пропущу, блин, явление Христа народу, – Кос резко крутанул головой – Вите даже показалось, что этот метеорит таки отвалиться, ибо раздался характерный хруст. – Пиздец тогда, развод и девичья фамилия! – длинные пальцы Холмогорова выбивали на руле какой-то незатейливый мотив, негромко постукивая и немного дрожа. – Блять… ещё и шею теперь ломит. Зараза!
– Не пыхти, тебе это не идёт, – можно позавидовать этому спокойствию. Обкурился, что ли, своих верблюжьих сигарет. – Один фиг – простит, и ты туда же! Попугаи!
Чуть вдали показалась невысокая женская фигурка в бежевом пальто, застегнутом на все пуговицы. Увы, она была одна, а ведь Космосу нужна была другая, своя, в черном драповом пальто, подпоясанном на талии, и, как обычно, с вьющимися на ветру светлыми волосами. Но ее там не было – чертовщина!
– О, брат, ты глянь, это твоя мадама? – а зрение Холмогорова не подводило. – Да, Софико! – Кос посигналил, надеясь, что через этот источник информации он хоть что-то узнает. Не он, а… впрочем, кажется, Пчёла еще не въехал. – Врубись уже, тормоз!
– Да, бля, ты заебал. Какая именно моя? – Витя всмотрелся вдаль. – А, Софка! Косматый, загнул с выводами! – и всё же где-то приятно потеплело, рождая странное чувство – смесь любопытства и игры, симпатии, и, чёрт ногу, дёрнет, что там перевешивает?
– Иди, говори с ней, черт с ними, с твоими выводами! Бабы, они что? Все друг о друге знают! Языками чешут! Иначе – почему я сегодня икал?
– Чего это, ёпт твою, сразу я? Хватит тут сводить, бабка-сваха!
– Ща уйдет! Чё ты телишься? – Холмогоров открыл перед Пчёлой дверку легковушки, почти вываливая лучшего друга на улицу, да ещё и в лужу, которая расположилась прямо сбоку от парня. – Иди, узнавай, почему одна, и куда мою унесло!
– Ай, ла-а-дно, прохладно! – Пчёлкин выпрыгнул из машины, и захлопнул и без того потрепанную временем жестяную дверь. – Пиликай ещё, Космодром, не услышит!
Пчёла помчался от машины Холмогорова, на бегу поправляя золотистую шевелюру, не скрытую сегодня обычной его кепкой – любимой, составляющей первый элемент необходимости в гардеробе. «Не солидно» – твердил ему Кос, и, наверное, в чем-то был и прав, но ровным счётом это ничего не меняло. Пусть и кепочка сегодня так и осталась на тумбе, забытой игрушкой. Впрочем, мысли обращались к другим берегам. О кепках была думать ку-у-да проще! Тут такой ребус намечается, что, как ни крути, а голову Витя уже ломает, капитально.
Сейчас он не знал, чего хотел больше: помирить Лизку и друга или всё же таки… ещё раз поговорить с девушкой, которая явно давала осознать – просто друзья. Расклад Пчёлу не устраивал. Какие, блин, к чёрту, друзья, не проходят с ним такие выкрутасы! Он давно не в детских штанишках. Пора бы уже обозначить ориентиры, и не строить из себя принцессу-недотрогу. Но за острые углы парень не заходил, за маяки не заплывал, выжидал и пытался понять, кто же перед ним? Пошел второй месяц подвигу Вити Пчёлкина.
– Софа-а-а! – на первый вскрик не обернулась, но хоть на второй, победный, притормозила. – Чё как не родная! Не угнался бы, ноги бы поломал, не жаль дворнягу?
– А как должно быть, Вить? – Софа шумно выдохнула, убирая с глазниц выпавшую из ободка прядь. Что он здесь делает?! Явно не за ней, а за сестрой прибыл, а ещё так улыбается – придушила бы на месте за одну эту характерную черту при встрече. – Может, ещё поцелуемся? – сталь в девичьем голосе семнадцатилетней студентки неважная – выдавали красные то ли от ветра, то ли от волнения уши.
И не один он здесь, как знала. Из черной машины, стоящей менее, чем в десятке метров, виднелась длиннющая мужская рука, держащая в пальцах сигаретку – как есть, Холмогоров. И, конечно же, Космос ждал Лизу, только вот Софка сама оставила её в другом обществе. Любопытно, если Кос увидит около Павловой Славу, который так странно смотрит на Лизу, будто давным-давно все-все о ней знает…
Не разразится ли третья мировая? Не тот ли это однокашник, из-за которого, по рассказам Пчёлкина, случилась драка по Лизину красоту? Ох, Господи! Профессорская дочь пожалела, что удалилась по делам, оставляя Лизу со старым знакомым. Родители собирались для поправления здоровья матери в санаторий под Ялтой, но кажется, что все дела Софы на сегодня – скатываются к белым кроссовкам Вити Пчёлкина.
– Окей, без базара! – Витя часто закивал головой, соглашаясь с зеленоглазой. – Ну, здравствуй, любимая! – вырвалось у него совершенно обыденно, будто с незапамятных времен здороваются именно так, да еще и не краснеют.
А уж когда наклонился, и поцеловал в щечку, будто младшую сестренку… Или не сестренку… Все, летит… Нет, не в космос… это по части Павловой, она в этих пришельцах разбирается; куда-то в другие пространства с привкусом медовых сот, но мозг точно не в нужной кондиции. Возьми себя в руки, Голикова!
– Привет, любимый… Нервотрёп! – припомнилось слово, вылетающее у Пчёлы при виде влюбленных Космоса и Елизаветы. – Заикой сделаешь, ты зачем так орал, великий и ужасный?
Их совместный инопланетный трёп то ещё увеселение, но отказываться от него никто не собирался. Хоть, люди-то не поймут… Но это не слишком волновало и Софу, и брата Лизы Павловой.
Пчёла характерным жестом пальцем растрепал свою золотистую с переливами гриву, и ответил:
– Ты моя последняя надежда! Точнее… – он обернулся, и помахал Космосу рукой, прикрикивая: – Эй… Вылезай, что ли, Космос! Таможня дает добро!
– Это допрос? – не могла не заметить Голикова. – Ты с сестрой, зачем поссорился?! Она же вроде, как и с тобой не разговаривает, так какого черта, мне докладывать тебе о том, что с ней?
– Да, блин, проехали, это больше проблемы голубков, – Пчела изобразил в воздухе некое подобие сердца, намекая на Космоса и собственную младшую сестру. – Вон, Кос подвалит, ты уж ему поясни, где она. Пособачились, с кем не бывает? Волнуется же за неё!








