Текст книги "Там, где обитают куклы... (СИ)"
Автор книги: Алексей Кулецкий
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)
Глава пятнадцатая
Люди – это ничто. Это – пепел, безликий и серый… Лишь на краткий миг легким облачком поднимающийся в воздух…
Незаметно для себя, они перешли в другой зал. Генри на секунду вдруг отвлекся от того неизгладимого впечатления, которое произвели на него сцены жертвоприношений у ацтеков и обратил внимание на картину, напоминающую игру в футбол. Он не стал привлекать чье-либо внимание и, лишь оглянувшись на нее еще раз, поспешил к своей группе. «Одним из самых архаичных способов принесения жертвы на территории всей Мезоамерики», – донееся до него ровный голос доктора Альварадо, – «Было отрезание головы. Возникло оно еще задолго до появления майя или ацтеков и всегда носило особый, символический смысл».
«Смотрите!» – доктор подвел их к фрагментам керамических табличек, на которых были нанесены какие-то знаки, – «Иероглифический знак, указывающий на глаз, на языке майя читавшийся, как «ич», обозначал еще и понятия «голова», «душа», «плод», которые становились как бы тождественными». «Поэтому, смотрите!», – он стал показывать пальцем на определенные знаки, – «На древних мексиканских изображениях часто можно увидеть голову отделенной от туловища, – как например, вот здесь – произрастающей из початка маиса или лежащей на сложенной книге. В этих случаях речь идет не о жертвоприношении, а лишь о представлениях бесконечного возрождения души, воплощаемой в изображенной голове». «Какое-то слегка извращенное представление о возрождении…» – Ральфа снова довольно сильно передернуло, словно от холода.
«Вы уже наверное, обратили внимание на вот эту картину?» – доктор показал на изображение, от которого совсем недавно отошел Генри. «Да, я обратил внимание, что-то похожее на некий прообраз футбола!» – ответил Громила, глядя на доктора. «Вот если на картинке – поле для игры в мяч, а посреди него лежит голова, то за ней и впрямь стоит ритуальное жертвоприношение!» – с видом школьного учителя, разъясняющего нерадивым ученикам учебный материал, сообщил Хуан, – «Тем более что часто вблизи таких, вполне реальных полей, археологи порой обнаруживают ритуальные захоронения голов. Более поздние ацтеки попросту устанавливали возле своих стадионов цомпантли – подставки для голов, напоминавшие страшные счеты, где на жердях вместо косточек были нанизаны черепа». «Да… некоторое подобие стадионного табло, для показа счета…» – хмыкнул Ральф. «Да, действительно, футбол в доколумбовой Мексике имел характер, аналогичный гладиаторским боям древнего Рима! В этой игре речь зачастую шла о жизни игроков проигравшей команды!» «Где-то я это уже слышал…» – снова проговорил Ральф, – «Мы довольно много читали по этому поводу, но сегодня расширили свои представления в разы, благодаря Вам, доктор!» «Благодарю вас, сеньоры!», – ответил доктор Альварадо, – «К счастью для проигравшей команды, хотя и довольно редко, но иногда ограничивались и архитектурными аналогами цомпантли: небольшими каменными платформами, в которых черепа присутствовали разве что в виде антропологического рельефа».
* * *
«Предлагаю еще раз обратиться к истории! Вы заметили, что мы с вами, обсуждая эту тему, практически не сдвинулись с места за последнее время?» – спросил доктор, слегка улыбнувшись. Друзья осмотрелись по сторонам. И действительно, они уже с полчаса стояли практически на одном месте в том же зале. «Да… время пролетело незаметно», – задумчиво произнес Альберт, – «Вы, сеньор Альварадо, настолько увлекательно рассказываете, что я, честно говоря, как будто, сам оказался в том времени и даже поучаствовал в ритуале!» «Надеюсь, не в роли жертвы!» – пошутил Хуан. «Исключительно в роли зрителя», – парировал Альберт.
«Итак, друзья мои», – доктор подвел их к карте, на которой был нанесен маршрут прибытия испанцев на мексиканскую территорию, – «8 ноября 1519 года в ацтекскую столицу Теночтитлан прибыл испанский отряд во главе с Эрнаном Кортесом. Гостей приветствовала местная знать, расположившаяся на подступах к месту под названием Малькуитлапилько, что означает «конец вереницы пленников». В 1487 году, когда ацтеки освящали великий храм в Теночтитлане, вереница людей, предназначенных для жертвенного алтаря, доходила до этой точки. Шеренга достигала четырех километров, тянулась до великого храма, и пленные стояли в ней в четыре ряда». «Впечатляет…. Послушайте, сеньор Альварадо», – проговорил Альберт, – «Где же они брали материал для своих мероприятий?»
«Вы немного поторопились со своим вопросом», – улыбнулся доктор Хуан, – «Я как раз и хотел рассказать об этом. Дело в том, что массовые жертвоприношения представляли собой достаточно позднюю традицию. Она сформировалась в Центральной Мексике под влиянием новой идеологии, пришедшей вместе с нашествием северных племен, среди которых были тольтеки и ацтеки. Особенно этим ритуалом прославились ацтеки, которые даже вели специальные войны для захвата пленников с целью принесения их в жертву».
«Как ни странно, именно у ацтеков впервые, среди индейских племен, была сформулирована мысль о единобожии. Да, это именно так!», – доктор уловил вопросительные взгляды друзей, – «Имперская стратегия политического единства, впервые в регионе достигнутая ацтеками, требовала общегосударственного порядка и в области идеологии. Однако официальная религия неизбежно продолжала представлять собой смесь локальных верований и культов при полном теологическом хаосе». «Совсем не случайно правитель Тескоко Несауалькойотль, выражая свое отношение к этой религиозной неразберихе, приказал воздвигнуть храм в виде высокой башни, где не оказалось ни одной статуи или изображения» – продолжил он.
«Несауаль… койотль… Доктор, как вы можете так просто выговаривать эти имена?» – искреннему удивлению Тома, казалось бы, не было предела. «Поработаете над темой индейской культуры с мое и вы тоже будете выговаривать их без малейших трудностей!» – с улыбкой отозвался доктор, привыкший за свою жизнь к вопросам подобного рода, – «Так вот, этот храм он посвятил «Неизвестному Богу, Творцу всего сущего». Заметили? Сходство с Богом в христианстве?» Друзья согласно кивнули.
«Божество без образа и без объясняющего мифа было названо Ипальнемоуани – «Тот, из-за кого мы живем». При этом Несауалькойотль даже не рассчитывал на понимание современников!», – заключил он. «Никто из смертных не может видеть Бога и при этом, остаться в живых…» – произнес Макс. «Именно!» – ответил доктор Хуан. «Когда-то в этом был замечен в Египте некто, по имени Эхнатон, он же – Аменхотеп Четвертый» – присоединился к разговору Генри, – «Он провел масштабную религиозную реформу, но при этом он сам так и не был принят и понят современниками! Причем, сделал он это задолго до появления хоть каких-то намеков на зарождение христианства!»
«Друзья мои, вы мне нравитесь своим широким кругозором!» – Хуан Альварадо показал поднятый вверх большой палец, – «Если вы не возражаете, я все же подолжу! В претендовавшем на всеобщую гегемонию Теночтитлане при Мотекусоме I Старшем, теологами была предпринята попытка систематизировать религиозное учение, придав ему некую рациональную логику и структуру. Основой этой идеологии стали жертвоприношения, превращавшиеся в самоцель!»
«С таким поворотом событий, вероятнее всего, началась необратимая деградация религиозного окраса самого ритуала жертвоприношения, которому не было вразумительного объяснения со стороны сословия богословов и жрецов», – доктор Альварадо развел руками, приглашая их к новому стенду. «Новая религиозная концепция служила обоснованием так называемой «военно-мистической» идеи, согласно которой Солнце являлось верховным божеством ацтеков», – он показал пальцев вверх, – «А они, будучи его союзниками, должны были поддерживать светило, а следовательно, весь мир, кровью принесенных в жертву пленников. Согласитесь, друзья мои, все это довольно умозрительно и логики здесь относительно немного». «Так, человеческое жертвоприношение превратилось из эксклюзивного средства коммуникации с богами в основу религиозной практики ацтеков», – доктор показал на литографию, изображавшую один из таких ритуалов, – «Оно стало считаться прямым способом доставить божеству его пищу, умилостивить или отблагодарить его за помощь».
* * *
Они перешли в последний зал, посвященный религиозным обычаям не только индейцев Мексики, но и Южной Америки тоже. Небольшая, но сплоченная группка экскурсантов, во главе с маленьким человеком в толстых очках, остановилась у карты полуострова Юкатан. «Обратите внимание, друзья мои, на эту карту», – доктор Альварадо навел красную точку лазерной указки на северную оконечность полуострова. «Для того чтобы доставить послание к вершителям их судеб, посланники могли отправляться не только «наверх», но и «вниз», в священный колодец – например, в «Колодец жертв» в Чичен-Ице. Этот способ практиковался вот здесь, на полуострове Юкатан».
«Его местность, иссушенная Солнцем, представляет собой известняковую платформу с множеством круглых карстовых провалов, заполненных водой. Вода, скапливающаяся в этих карстовых колодцах, называемых сеноте, считалась священной водой мироздания», – Хуан продолжал водить указкой по карте, – «Дело в том, что древние астрономы майя представляли созвездие Большой Медведицы в виде богини-старухи, льющей девственную воду из перевернутого кувшина».
«Две звезды ковша Медведицы указывали на полярную Звезду» – доктор стал изображать пальцами знаменитый «ковш», – «…то есть на север. А город Чичен-Ица, согласно сакральной географии майя, оказывался в самой северной точке земной проекции Млечного Пути, Небесной Веревки, в представлении местных жителей». «Так что местные колодцы вполне подходили на роль вместилищ священной воды», – Хуан Альварадо многозначительно оглядел присутствующих, – «Враждующие племена даже заключали договоры о праве прохода к территории колодца для жертвоприношений. Правда, последние находки археологов, спустившихся на дно «сеноте», свидетельствуют о том, что в жертву отнюдь не всегда приносились люди, человеческих останков в колодце было найдено немного».
«А теперь посмотрим, как дело с жертвоприношениями обстояло у инков», – доктор остановился у картины, на которой был изображен лежащий на камнях скрюченный мальчик, – «Вот, смотрите, – хорошо сложенный мальчик с правильными чертами лица в сопровождении жрецов совершает «восхождение в небесную мерзлоту». Путь тяжел и, несмотря на множество шерстяных одежд на ребенке, у него по дороге, судя по всему, обмораживаются пальцы. Достигнув высокогорного святилища, пришедшие совершают подготовительные обряды, а потом оставляют жертву в вечном холоде. На этот раз его не убивают ударом в затылок, как часто поступают с другими, а помещают в склеп живым, пока он еще находится под воздействием наркотических средств. Он умрет от холода, еще не успев очнуться от дурмана, естественным образом свернувшись для тепла в позу эмбриона, столь характерную для перуанских мумий». «Не знаю, может, я не понимаю чего-то, но как можно было так обращаться с детьми…» – несколько растерянно проговорил Том, глядя на картину. «Такие были времена… увы…», – ответил ему доктор.
«В данном случае действие происходит в Андах», – продолжил Хуан, – «О том, что инки также практиковали человеческие жертвоприношения, свидетельствуют различные изображения обнаженных жертв со связанными за спиной руками и фигур с ножом в одной руке и отрезанной головой в другой. Чаще всего в жертву приносили пленников, захваченных во время войн и набегов. Однако особо доверенными посланниками к богам-предкам могли стать лишь специально отобранные, красивые дети – лишенные физических недостатков и не достигшие половой зрелости».
«Вышеописанная практика – оставлять жертву в святилищах высокогорных районов на высоте около 6 тысяч метров – имела общеимперское значение и приурочивалась к декабрьскому солнцестоянию. Но… Не все так было просто и здесь…» – доктор покачал головой. «Порой таких детей отправляли и в дар Инке, то есть – правителю, Инка – это не имя», – уточнил Хуан. «Для проведения ритуала капак хуча великое жертвоприношение в царском святилище. Если Инка хотел отблагодарить отправителя, он посылал ребенка обратно к родителям, чтобы его принесли в жертву в родном селении», закончил он свою мысль.
«Тому есть немало примеров, в том числе, имевших место в настоящее время», – они перешли к новому стенду. «Один из вождей инкского селения неподалеку от Аякучо, построивший сложный оросительный канал, послал в Куско для жертвоприношения солнцу свою дочь. Посланницу приняли с огромными почестями и в награду за успехи отца отправили назад. Польщенные вниманием Инки обитатели селения вырыли на вершине горы склеп, поместили туда девочку живой и замуровали вход. Из погребальной камеры выходила медная трубочка, через которую избранницу солнца символически поили водой. Вскоре она стала считаться местным божеством. Счастливый отец получил повышение по службе, а братья жертвы и даже их дети, заняв должности оракулов, передавали тоненьким голосом указания от лица девочки», – доктор сделал многозначительную паузу, снова оглядев друзей, явно находившихся под впечатлением от увиденного и услышанного.
* * *
«Друзья мои, давайте поговорим об ацтекской хирурги!» – доктор поправил на носу свои очки и подвел их к очередному затекленнму стенду с историческими артефактами. На полках плотно лежали вещественные доказательства насыщенной жизни древних мексиканцев. Перед ними лежали предметы, с помощью которых совершался обряд кровопускания. Несмотря на зловещую славу и значительный размах, они были минимальными: изготовленная из коры бумага, сосуд для сбора крови и веревка. Бумага, лежащая в специальном блюде, впитывала проливающуюся кровь. «А посмотрите, неплохое качество бумаги!» – тихо сказал Альберт, но сказанное им не укрылось от внимания доктора. Он, с некоторой досадой поглядел на Альберта и затем, продолжил, – «По всей видимости, затем она сжигалась, и в виде дыма душа-кровь попадала к богам, «щипля им глаза».
«Вот, смотрите…», – Хуан показал на полку, на которой теснились предметы, сам внешний вид которых, не наводил на мысль о мирном назначении представленных на ней предметов. «Известно несколько типов инструментов для извлечения крови», – доктор стал, со знанием дела, показывать на рыбьи кости, кремневые и обсидиановые ножи, проколки из нефрита, шипы и листья растений, срезы морских раковин. «Обращаю ваше внимание, – надо сказать, что зубчатые ритуальные ножи для извлечения крови выполнялись исключительно изящно и представляли собой настоящие произведения искусства. По своей форме они напоминали тех самых «змеев сновидений», которые являлись в видениях практикующим кровопускание», – Доктор Альварадо оглядел стоявших перед ним друзей.
«Вместе с тем по форме и размеру, обратите пожалуйства внимание на это факт, – они вполне сопоставимы с хирургическими инструментами», – доктор Хуан изобразил на пальцах примерную длину хирургического скальпеля. «Жрецы, осуществлявшие жертвоприношения, были, между прочим, прекрасными знатоками анатомии. Так, в задачу вырывающего сердце входило: точно и исключительно быстро вскрыть грудную клетку, ловко вынуть еще трепещущее сердце, снять самый тонкий слой кожи, не нарушив ее целостности, отделить голову, кисти рук и ступни, а также нижнюю челюсть от черепа, вынуть из скелета берцовые кости. Торжественный ход ритуала при этом не должен был прерваться», – доктор замолчал, создавая впечатление, что его чрезвычайно утомил процесс проведения экскурсии. «Господи… как будто мы присутствуем при разделке коровьей туши на скотобойне…», – Тому было явно не по себе от услышанного.
«Это еще не все, как вам обрядовый каннибализм?», – доктор альварадо снова пошевелил очки на носу и оглядел из-за толстых стекол стоявших перед ним друзей. «Они что, еще и людей ели в религиозных целях?», – удивлению Ральфа, казалось бы, не было предела. «Ну, а чему вы удивляетесь, друг мой!» – казалось бы, доктор Альварадо забыл о своих годах и наконец-то нашел что-то похожее на второе дыхание, – «В тех случаях, когда принесенный в жертву обожествлялся, обряд мог дополняться ритуальным каннибализмом. Если же в подобном случае в жертву приносился пленник, то он должен был отличаться исключительной отвагой и мужеством – считалось, что качества «поедаемого» могли передаваться через его плоть. Вот как!» Хуан Альварадо, проговрив это, с легким выкриком в конце фразы, запустившим изрядную долю «мурашек» за воротники друзьям, почти торжествующе оглядел их с ног до головы.
«Более того», – доктор снова торжествующе посмотрел на них, – «Участия в ритуале с обеих сторон были достойны только избранные». Он многозначительно поднял вверх выпрямленный указательный палец. «Из головы умерщвленного пленника вынимались кости черепа, затем ее высушивали, отчего она становилась маленькая, не более мяча для большого тенниса!» – доктор Хуан, сложил обе руки, словно собирался лепить что-то, ведомое одному ему, из мокрого песка. «После чего сильно уменьшившуюся голову врага подвешивали к поясу победителя», – он невольно показал на свой ремень.
«Случаи каннибализма подтверждают и находки антропологов», – пожал плечами доктор, – «Самые крупные из них были сделаны в центральном районе, где подобные пиршества проходили задолго до начала нашей эры». «Я вам скажу такую вещь», – Хуан подвел их к довольно большой стеклянной урне, почти до верха наполненной остатками человеческих костей самой разнообразной формы и размеров, – «Несколько лет назад мексиканские археологи раскопали посреди горной долины поселение Х века, находившееся неподалеку от церемониального центра. Здесь были обнаружены человеческие кости вперемешку с большим количеством битой керамики, костей животных, в основном кроликов, угля и пепла».
«Поврежденные и целые кости были уложены без всякого анатомического порядка. Среди них оказалось мало позвонков, ребер, ступней, и вообще отсутствовали кисти рук, зато сохранилось несколько черепов и челюстей», – доктор снова пожал плечами, словно давая понять, что понятия не имеет о том, куда девались недостающие части. «А куда они все пропадали?» – немного наивно поинтересовался Генри». «Я так и знал, что кто-нибудь из вас заинтересуется данным вопросом!» – доктор слегка улыбнулся и, немного погодя все же, продолжил, – «Антропологи с трудом могли составить представление об общем количестве скелетов. На большей части всех обнаруженных костей присутствовали следы намеренного воздействия – удары, порезы и переломы. Анализ их повреждений показал, что до захоронения тело расчленялось».
«Вас наверное этот факт немного удивит, но индейцы центральной Мексики, довольно профессионально разделывали тела жертв…» – доктор произнес эти слова несколько деревянным голосом. «Сначала срезалась и отделялась мышечная масса, а затем подрезались связки с целью расчленения скелета. Тип переломов, полученный в результате скручивания, свидетельствует, что кости были еще свежими, не сухими…», – ему, видимо и самому было не очень приятно рассказывать о подобных деталях.
«Вы уж меня простите, господа…» – немного упавшим голосом сказал Хуан, – «По всей видимости, такие переломы осуществлялись для извлечения костного мозга. Следы на черепах позволили реконструировать картину снятия кожи и волосяного покрова…» «Теперь я понял, откуда взялись патологоанатомы! Это – мексиканская школа!» – словно обрадовавшись своей внезапной догадке, произнес Ральф, – «Кроме того, очевидный характер термического воздействия свидетельствует не о прямом нахождении тела в огне, а, скорее всего, о его варке. Образ индейцев, совершающих ритуальную пляску вокруг костра, вовсе не так нелеп, как может показаться…» – доктор словно обрадовался окончанию не совсем приятного лично для него монолога, – «Я удивляюсь вам, друзья мои! У вас что, нервов нет вообще?» Друзья переглянулись. «Вы знаете, у меня такое бывало, что особо впечатлительные в обморок падали! А вам хоть бы что!» – он уже не скрывал своего восторга.
* * *
Сохранились также описания ритуального каннибализма у индейцев Анд. В них принимали участие представители знати. Достойного избранника своего рода или же пленника благородного происхождения обнаженным привязывали к столбу. Потом «каменными кинжалами и ножами разрезали его на куски, не расчленяя его, а срезая мясо с тех мест, где его больше всего: с икр, бедер, ягодиц и мясистой части рук, орошая себя кровью; мужчины, женщины и дети с большой поспешностью все вместе съедали мясо… глотая его кусками. В результате чего несчастный страдалец видел, как его живого поедали другие, хороня его самого в своих утробах». Какими бы ни были прижизненные заслуги поедаемого, сами по себе они не гарантировали ему вечной памяти. Ему еще предстояло пройти последнее испытание: не выказать во время ритуала своих страданий, лишь тогда его кости помещали в расщелинах, на вершинах гор и в дуплах деревьев, чтобы поклоняться им как святыне. Если же у несчастного «вырывался стон или вздох», то кости его с презрением ломали и выбрасывали.
Кровь дымящаяся. Вот к столбу привязан человек, которому наносят раны копьем или стрелами. Дымясь, струится из тела очередного посланника кровь. Этот способ обращения к богу относился к разряду кровопусканий. Для того чтобы избавить жертву от физических мук, использовались наркотическое питье и даже гипноз, а сам обряд, сопровождавшийся специальными песнопениями и ритмичными танцами, производил на всех участников завораживающее (фасцинирующее) воздействие. Испанцы, появившиеся в Америке в XVI веке, запретили эту практику как «варварскую». Под давлением католической церкви обряд постепенно преобразовался в некое ритуальное действо, получившее у майя название «танец с початками», где меткие лучники стреляли уже не в человека, а в подбрасываемый початок кукурузы.
Любопытно, однако, что при испанцах любимым святым индейцев стал Себастьян, изображаемый истыканным стрелами и залитым кровью. Раскусив этот «языческий» подтекст, католические цензоры запретили привлекать индейских мастеров для художественного создания канонических христианских образов. Кровопускание не обязательно предполагало смерть жертвы. Самым экзотическим вариантом несмертельного кровопускания у индейцев майя был ритуал «нанизывания». Обряд заключался в том, что все мужчины одного рода, собравшись в храме, протыкали острым шипом «мужские члены поперек и сбоку», затем сквозь отверстия протаскивали длинный шнур и таким образом оказывались «нанизанными» на пропитанную общей кровью единую веревку – символ пуповины всеобщей матери, а также Млечного Пути. Первые изображения таких веревок появляются на ольмекских алтарях в I тыс. до н. э., обозначая связь правителей со своими божественными предками. Индейцы майя, пришедшие на историческую арену в первые века нашей эры, не только сохранили древние представления о веревке-пуповине, но и оставили немало изображений и текстов с обрядами кровопускания. Любопытно, что в классическом периоде майя (VI–IX века) обряд практиковался преимущественно женщинами: правительницы майя пропускали довольно ворсистый шнур через язык, предварительно проткнув его толстым шипом.
Мужской обряд «нанизывания» был настолько важен для сохранения единства рода, что долго практиковался даже при испанцах, поскольку воплощал постоянную родственную связь внутри рода между живыми мужчинами и далекими предками. Как писал хронист, «тот, кто сделал это большее количество раз, считался наиболее мужественным. Их сыновья с детства начинали заниматься этим, но ужаснее всего то, что они испытывали к этому склонность».
Отчасти массовое пристрастие к странному развлечению объясняется возможностью войти в измененное состояние сознания. При потере крови в ходе ритуала мозг вырабатывает вещества, стимулирующие появление галлюцинаторных видений. Древние мексиканские шаманы – «видящие» – достигали этого эффекта намеренно.
Барельеф с изображением жертвоприношения, совершенного женой правителя майя из города Йашчилан. Стоя на коленях, женщина продергивает через свой язык веревку с шипами.
Цомпантли из папье-маше. Поистине неизгладимое впечатление на испанцев произвела и традиция ритуального очищения и выставления костей. Она появилась в Центральной Мексике с приходом неких племен с севера, где эти практики существовали в период до нашей эры и в первые века нашей. Затем, в конце классического периода, эта традиция распространилась по всей Центральной Мексике и уже в постклассическом приобрела исключительный размах в большей части региона.
К концу первого тысячелетия в Мексике человеческие черепа и берцовые кости даже специально выставлялись в храмах. Но своей кульминации подобная практика достигла чуть позже в горных районах в виде коллективных захоронений расчлененных скелетов и в выставлении костей в храмах. Эти инсталляции и получили название уже упоминавшихся цомпантли.
Казалось бы, благодаря усилиям миссионеров мрачная практика должна была уйти в прошлое. Однако этого не произошло. И поныне в Мексике самым масштабным общенародным праздником остается День умерших (2 ноября), в который перетекает предшествующий ему христианский праздник День всех святых. Восходит он к древнему индейскому празднику выхода душ умерших из преисподней. В начале ноября повсюду: в магазинах, ресторанах, государственных учреждениях, в домах выставляются человеческие черепа. Правда, это уже не подлинные черепа умерших, а всего лишь их копии из папье-маше, керамики, теста или сахара. Каждая семья устраивает собственный алтарь с черепами и зажженными свечами. А заглянув накануне в офис какой-нибудь крупной фирмы, можно увидеть, как секретарша украшает подобную конструкцию цветами и гирляндами из горящих лампочек и тонких бумажных кружев цветов национального флага. Все обязательно подносят умершим предкам дары – маисовые лепешки, сладости, конфеты, сигареты, деньги и даже стопочку текилы. И дата эта традиционно отмечается как день всеобщей радости.
Инкрустированный человеческий череп с ритуальным ножом, заменяющим нос, из раскопок главного ацтекского святилища Темпло Майор в Теночтитлане (в центре Мехико).
Кровавая статистика. Подсчитать количество принесенных в жертву людей невозможно. В древней Мексике никто не вел такой статистики, а археологические раскопки не позволяют оценивать эти данные. По сводкам мексиканского археолога А. Руса, из всех погребений 72 городищ майя на территории Мексики и Гватемалы только в 14 обнаружены останки людей, принесенных в жертву.
На полихромной керамике майя встречается более полусотни изображений только актов ритуального обезглавливания, не реже встречаются сцены вырывания сердца. О кидании в колодец известно лишь из текстов – изображений не осталось. Словари языков майя XVI века сохранили семь названий разных типов жертвоприношений, некоторые из них сопровождены комментарием: «Не поддается описанию, но нечто совершенно ужасное». Можно сказать, что количество людей, приносимых в жертву с начала новой эры вплоть до появления испанцев, динамично возрастало, что прежде всего связано с наплывом традиций северных варваров – тольтеков и других науаязычных племен. При испанцах жертвоприношения были запрещены.
Вместилище души.
Древняя традиция ритуальных жертвоприношений появилась в Мезоамерике еще на рубеже нашей эры, затем, в середине II тысячелетия новой эры, она приобрела исключительный размах, составив саму суть религиозного культа ацтеков и оплодотворив всю дальнейшую мексиканскую культуру. Этнографы хорошо знают, что приношения живой кровью, убиваемыми животными и обильной едой практиковались на протяжении истории фактически всеми народами, однако ацтеки сделали идею жертвоприношения ключевой в своем культе. За всеми обрядовыми действиями кроются очень древние и универсальные представления о том, что главными вместилищами души человека являлись кровь и дыхание. Тело было смертно, а душа – нет. Новорожденный обретал ее вместе с дыханием. Пока душа находилась в пульсирующей по телу крови или же теплом дыхании, человек считался живым. Жизнь покидала раненого вместе с кровью, при этом рана «дымилась» – «душа улетала», покидала свое временное пристанище. И, будучи бессмертной, отправлялась к остальным душам, обитавшим в вечном мире божественных предков и богов. Если же кровь сворачивалась, душа умершего оказывалась взаперти. Отсюда следовал естественный вывод: высвобожденная, она может служить связником между людьми и богами. Индейцы представляли ее в виде порхающей бабочки. А ту, которая только что покинула умершего, – большой зеленой мухой, называемой «глазами мертвых». И напротив, для возрождения в младенце душа возвращалась с небес в образе падающей звезды. Поэтому индианки, ожидая ребенка, поднимались во время метеоритных дождей на пирамиды и «ловили» звезды…