Текст книги "Там, где обитают куклы... (СИ)"

Автор книги: Алексей Кулецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)

Глава тринадцатая

Солнце скроется за тучами. Померкнет свет и прольется дождь из расплавленной серы на землю, обращая в прах все сущее…

До запланированной поездки на остров оставался еще один день и друзья, вспомнив совет Мелинды, посетить музей индейской культуры, решили прокатиться до Эрмосильо. «Нужно сделать небольшой перерыв в повседневном пьянстве!» – резонно заключил Альберт, – «Давайте же подпитаемся пищей духовной!» «Мы уже согласны!» – согласился с ним Ральф, – «Сделаем сегодня некоторое подобие разгрузочного дня».

«Как поедем?» – поинтересовался Том, – «Будем останавливать поезжающий по сотому шоссе транспорт? Или найдем что-нибудь прокатное?» «Да… незадача… Посмотрим…» – задумчиво произнес Альберт, – «Я так думаю, что можно пройтись к выезду из города по Бульвару имени Падре. Если не найдем ничего прокатного, заехавшего сюда с востока, то попытаемся сесть на любой транспорт до Эрмосильо… В конце концов, если не повезет, то просто не поедем никуда и снова погрузимся в разврат курортной жизни…»

Им повезло. Недалеко от выезда из города, они нашли одиноко стоявшую прокатную машину. «Ну вот, как раз, вернем машину на базу!» – произнес Макс, осматривая автомобиль. Они разместились в салоне. «Неплохо!» – Ральф немного поерзал на переднем сиденье, устраиваясь поудобнее, – «Как раз, тот случай, когда машина снаружи кажется гораздо меньше, чем внутри!» Макс уселся за руль и стал прилаживать свой телефон на приборную панель, – «Ну что, господа, прокатимся? А наш верный навигатор, покажет нам куда ехать!»

Настроение было вполне себе веселым и за разговорами, время прошло чрезвычайно быстро. Полторы сотни километров остались позади и вскоре, миновав аэропорт, их автомобиль стал углубляться в городскую застройку. Навигатор, усстановленный Максом на приборной панели, уверенно вел их в сторону центра города. Шоссе номер сто плавно перешло в бульвар Хесус Гарсия Моралес, а потом – в бульвар Луис Энсинас.

«Макс, там впереди какая-то замясловатая развязка!» – произнес Альберт, глядя на экран телефона – навигатора. «Некрасиво подглядывать через плечо, мой дорогой друг!» – ответил Макс, – «Сейчас будем смотреть внимательно…» «Судя по всему, вот эти белые корпуса – это и есть университет Сонора…» – Ральф ткнул пальцев в пейзаж за окном. «Да, судя по всему, это они и есть…» – соглалсился Макс, стараясь следить одновременно за стрелкой на навигаторе и за дорожной обстановкой. «И вот сейчас…» – Макс стал выкручивать руль, заезжая на развязку, – «Мы должны съехать на Авенида Росалес, а там до музея – рукой подать!»

Они съехали с Авенида Росалес и теперь судорожно вертели головами по сторонам в поисках места, где можно было припарковать машину. «Здесь кругом административные здания, а вон там, за площадью, судя по всему, местный кафедральный собор… места для парковки особо нет! И это – чрезвычайно прискорбный факт!» – несколько озадаченным голосом сказал Макс. «Макс, не дрейфь!» – ободряюще произнес Генри, – «верти прямо к музею, там точно места найдутся!»

Макс включил поворот и направил машину в направлении причудливого фасада Музея Индейской культуры, – «Вот, собственно, его мы и нашли!» «Вон, места кажется есть!» – Ральф показал на несколько разрывов в стройной шеренге припаркованных машин, – «Едь туда и никуда по дороге не сворачивай!»

Вскоре их авомобиль занял свое место на парковке перед зданием музея. Первым из машины вывалился Ральф, а затем – почти одновременно открылись две задние двери и из них буквально выпали Том и Генри. «Эй, хватит толкаться, нам самим жарко было!» – обиженно проговорил Генри, с деланной гримасой боли, потирая бок, – «Вон… везет Толстому! Он все время на сиденье один едет!» «Слышишь, мелочь, ну давай я туда сяду, а ты – вперед, только чтобы ты не ныл!» – приняв угрожающую позу, сказал Ральф, – «Представляешь, сколько у тебя будет близких друзей? Друзей, которые захотят близости с тобой!» «Нет, Толстый, только не это! Сиди впереди, я тебя прошу!» – завопил из салона Альберт, с трудом выкарабкиваясь из машины вслед на Томом.

* * *

Друзья зашли в просторный холл. «Я так понимаю, входные билеты продаются вот там…» – Том показал в направлении напоминавшей барную, стойки со стеклом, увешанным разной сувенирной продукцией. Кассир, молоденькая девушка, из-за того, что посетителей было не особенно много, откровенно скучала. «Если можно, то нам, пожалуйста, в сопровождении гида!» – оформляя билеты, попросил Альберт. «Да, конечно… С гидом…» – согласилась она, – «Доктор Хуан Альварадо ответит на все ваши вопросы!» С этими словами она показала взглядом в сторону щуплого человека, уже довольно почтенного возраста с живыми глазами за толстыми линзами очков, изучавшего какую-то старую книгу, сидя прямо на большом кожаном диване, неподалеку от кассы.

Доктор, увлекшись изучением книги, казалось бы, не обращал на окружающих никакого внимания. «Извините…» – слегка смутясь, обратился к нему Том, – «Доктор Хуан Альварадо, это вы?» Щуплый человек, немного вздрогнув, оторвался от пожелтевших от времения страниц и посмотрел на пятерых друзей. «Чего желают почтенные сеньоры?» – продолжая разглядывать их лица, произнес доктор. «Видите ли…» – Макс явно не знал, с чего начать. «В общем… Нас интересуют культы древних индейцев, в том числе и связанные с жертвоприношениями различным богам!» – набравшись смелости, выпалил Генри.

«Молодых людей интересуют культовые ритуалы индейских народом Мексики?» – живой взгляд доктора сользнул по фигурам друзей сквозь толстые стекла очков. «Да… как-то так…» – смущенно промямлил Ральф. «Честно сказать, не помню того, чтобы много людей интересовалось, методикой принесения человека в жертву…» – доктор пожал плечами, снова оглядывая парней. «Наоборот», – продолжил он, – «Как только неподготовленные посетители узнают о том, что человеческие жертвоприношения до Колумба на этой земле цвели пышным цветом, они тут же теряют интересо вообще ко всему, включая следующий за всем этим, обед, или ужин». «Нет, мистер Альварадо, нервы у нас довольно крепкие и, смею Вас уверить, аппетита мы не потеряем точно!» – с оттенком городости произнес Генри. Он весь подобрался и выпрямился, словно старался стать выше ростом и оглядел стены фойе, украшенные предметами мексиканского искусства.

«Всегда приятно иметь дело с людьми, которые знают, чего хотят!» – улыбнулся в ответ доктор. «Ну… пойдемте, друзья мои, пойдемте…» – сделав приглашающий жест, он показал в направлении дверей, ведущих в просторный и светлый зал. «Здесь в основном представлены образцы современного искусства» – Хуан Альварадо показал на висевшие на стенах картины, в которых с трудом прослеживалась связь между изображением на холсте и названием самой катрины. «Как-то я не совсем понимаю то, что рисуют в настоящее время…» – досадливо поморщился Генри. Его, воспитанного на произведениях кассиков европейского искусства, нешуточно раздражали искаженные, непропорциональные лица персонажей и непонятные сюжеты представленных в зале картин.

«Честно сказать, друзья мои, я и сам не большой поклонник современного искусства», – доктор Хуан пожал плечами, – «Мне кажется, что в былые времена, настоящих художников все же было гораздо больше.» «Мы с Вами полностью согласны!» – с готовностью откликнулся Ральф. Он разглядывал картины и, иногда, досадливо морщась, – «Не картины, а мазня какая-то, полнейший примитив, не требующий никакого таланта, единственный козырь – это воспаленное воображение. По-видимому, от огромных порций абсента, или местных наркотиков…». «Вы совершенно правы, большое количество художников злоупотребляли, либо абсентом, чего стоит тоот же Сальвадор Дали, либо попросту – наркотиками… В таком состоянии, окружающий мир, виделся им в куда более ярких красках, нежели на трезвую голову! Ну, тогда предлагаю перейти в следующий зал! Там вам я уверен, станет немного интереснее» – он пошел в направлении внушительных дверей, за которыми угадывалось очередное просторное и светлое помещение.

«Здесь у нас представлены образцы изобразительного искусства начала девятнадцатого века», – доктор Альварадо любовно оглядел представленную экспозицию. «Обратите внимание на вот эти забавные картинки!» – он подвел их к висевшим на стене небольшим картинкам, многие из которых в любопытном свете отображали религиозные сюжеты. «Ретаблос!» – он показал на одну из них, – «Ретабло и экс-вото – небольшие, красочные картинки, нарисованные в благодарность за божественное заступничество, избавление от болезни, спасение в опасной ситуации или за иную удачу, в которой верующий разглядел чудесное вмешательство святого».

«Любопытная штука!» – Макс с интересом стал разглядывать цветастые картинки, нарисованные либо на холсте, либо на чем-то твердом. «Это жесть! Некоторые ретабло рисуют на разглаженных листах жести!» – уловив его взгляд, ответил доктор, – «История ретабло уходит корнями в средневековую Испанию, откуда жанр распространился и в страны Латинской Америки. Изначально это был алтарный образ, чаще всего в виде триптиха, где по центру изображали святого, которому посвящали алтарь, а слева и справа – евангельские сцены». «Современные ретабло» – продолжил он, – «Стали плодом сочетания католической иконографии с яркой народной живописью в стиле коренных мексиканцев». Друзья внимательно слушали, с интересом разглядывая незатейливые сюжеты картинок. Доктор Альварадо выдержал небольшую паузу и стал рассказывать дальше, – «В результате такого своеобразного слияния религиозной живописи с народной и образовался стиль, в котором творят современные художники».

«А здесь у нас представлены образцы нашего монументального искусства» – доктор, спустя некотрое время, перевел их в следующий зал, – «Смотрите! Монументальная Мексиканская живопись или мурализм – грандиозный феномен изобразительного искусства, который в свое время захватил пространство южноамериканской культуры и, собственно говоря, не отпускает по сей день». «Доктор, судя по всему, Вы большой поклонник этого вида?» – Том с любопытством посмотрел на гида, кторый постепенно входил в роль, видя в друзьях заинтересовавшихся данной темой людей.

«Да, это так!» – с гордостью произнес Хуан Альварадо, – «Это искусство времен моей молодости! Период рассвета этого движения приходится на 1920-е – 1960-е года, двадцатого века». «Мы были молодые и дурные…» – взгляд доктора стал отрешенным, словно он перенесся снова в то славное время, – «Вдохновленные мексиканской революцией, светлыми коммунистическими идеями и торжественной атмосферой равенства и братства, творцы ощутили острую необходимость в новых художественных формах, мы их усиленно искали в окружающем мире».

«Социалистическое реалистичное движение было нацелено на то, чтобы вознести нового героя современности, а именно представителя рабочего класса. Пример России начала двадцатого века, нас действительно вдохновил на это!» – во взгляде Альварадо появилось что-то подобное вызову. «Мы не особые поклонники коммунистической России» – пожав плечами произнес Ральф, – «Хотя это, наверное, действительно великая страна, способная влиять на ход истории». «Это ваше право, господа» – в голосе Хуана проскочил холодок, – «Поэтому центральным образом всех изображений стал пролетарий, страдающий и в то же время торжествующий, как символ раболепского прошлого, революционного настоящего и прекрасного будущего, в котором всех обиженных и скоробленных простых людей ждут – счастье, справедливость и коммунистическое солнце свободы!»

«Дождались ли трудяги этого рая на земле, сказать очень сложно, пожалуй, даже не стоит об этом и думать», – попробовал пошутить Том, глядя на грозные образы, смотревшие на них со стен. «Вы совершенно правы, сеньор!» – доктор согласно, но с некоторой досадой кивнул головой, – «Однако, над идеей библейского «рая» художники муралисты задумывались не единожды, ориентируя свои работы на стилистику религиозной живописи прошлого. Подмена идей произошла весьма-таки удачно, теперь вместо ликов святых сияли образы идеологических героев и вдохновителей». «Вот, посмотрите на это полотно, как вам?» – он показал на очередное полотно. «Мощно!» – в свою очередь, согласился с ним Ральф. «Да, безусловно! Смотрите! Всепоглощающие, гнетущие и недосягаемые образы, с массивными, непропорциональными телами, пронизанные невероятной силой и мощью!» – доктор Альварадо стоял с горящими глазами и распростертыми навстречу образам, глядевшим с картин, руками, – «Вот оно, совершенное оружие в руках новоизбранной идеологии! Смотрте! Масштабы этих работ действительно поражает, размах царский, амбиции запредельные, все красиво, достойно и торжественно!»

Он перевел дух и вновь, своим живым взглядом оглядел стоящих перед ним друзей, – «Весь этот титанический труд был оправдан и такие имена как: Диего Ривера, Хосе Клементе Ороско, Давид Альфаро Сикейрос, Хесус Герреро Гальван, равно, как и многие другие представители этой школы, были вбиты стальными буквами в граните истории и останутся во веки веков! Аминь!» Выдав последнюю фразу буквально на одном дыхании, доктор теперь стоял и тяжело дышал. «Браво, мистер Альварадо!» – друзья тихонько зааплодировали своему гиду. «Простите, сеньоры!» – немного смутился он, – «Но – это моя молодость, черт возьми! Моя дурная, бурная молодость!» «Доктор, это было поистине потрясающе!» – Макс с чувством пожал ему руку.

* * *

Они прошли еще несколько залов, пока не оказались срели предметов искусств и быта племен, населявших полуостров Юкатан и центральную Мексику. Вокруг них были статуэтки, образцы керамики, найденные в разных местах, предметы одежды. Доктор подошел к стеллажу, на котором стояли с десяток статуэток и сосудов причудливой формы, – «Керамические изделия древних индейцев, иллюстрируют широкий круг тем, от бытовых до религиозных. Вплоть до эротических!» «Вот это да!» – вполголоса проговорил Том, разглядывая сосуд в виде пары под одеялом.

«У многих племен не было письменности, но вместе с тем они оставили после себя бесценные сведения о культуре в тонких линиях изысканных рисунков» – доктор Хуан любовно оглядел фигурки, – «На поверхности керамических изделий, похоже, рисуется каждый аспект жизни, что не только делает индейскую керамику увлекательной и сегодня. Керамика более высокоразвитых сообществ пемен, стала образцом для подражания для других соседних индейских культур».

«Помимо горшков, во многих индейских культурах, из керамики делали музыкальные инструменты, в основном духовые, но встречаются также колокольчики и трещотки», – доктор Альварадо подвел их к другому стенду. «Здесь вы можете видеть различные духовые музыкальные инструменты, глиняные или из морских раковин, которые были распространены по всему побережью, в плоть, до Древнего Перу!» – Хуан подвел их к старой карте, висевшей рядом со стендом, обозначавшей места проживания сходных в культурном отношении индейских племен. «Музыкальные инструменты изготовленные из раковин, были в особенности распространены у прибрежных культур» – они перешли к новому стенду, заваленному осколками крупных морских раковин. «А что касается колокольчиков и прочего…», – доктор немного помолчал, подождав, пока несколько отошедший от всех Генри, вернулся в общую группу, – «Колокольчики привязывались к шеям животных. Трещотки и в наше время используются шаманами… Преемственность поколений…»

«Интересно, а какой смысл вкладывался в фигурки и предметы быта с эротическим подтекстом?» – Генри снова задержался возле сосуда, на котором были запечатлены совокупляющиеся мыши, – «Вот, какой смысл заложен например, вот в этом?» «Да, чрезвычайно любопытный образец древнего искусства!» – доктор улыбнулся, – «Вы знаете, точное значение или функция индейских предметов искусств с эротическими изображениями неясны, поэтому археологи негласно договорились считать их ритуальными, а сцены считать наполненными религиозным содержанием».

«Интересно, а на основании чего был сделан такой вывод? Темы религии и эротики, на мой взгляд, слабо контактируют между собой…» – спросил Альберт, с легкой улыбкой разглядывая фигурку скелета, занимавшегося сам с собой явным непотребством. «Я вас прекрасно понял!» – доктор поднял вверх указательный палец, – «Фигурки скелетов часто изображали с клыками, по всей видимости, предполагая связь со сверхестественными и божественными представителями семейства кошачьих». «Поскольку все подобные сосуды извлечены из индейских захоронений, их стали считать частью погребального ритуала. Как раз к ним мы с вами, наконец, перейдем в следующей нашей экспозиции!» – Хуан Альварадо подошел к двери, ведущей в следующий зал. «Замечено также», – произнес он, открывая массивную дверь, – «Что сосуды с изображениями сексуального характера вкладывались в любые могилы, мужские и женские, взрослые и детские».

«Молодые люди, обратите внимание на вот этот любопытный образец сосуда, в котором угадывается изображение оленя!» – старик подвел их к очередному экспонату. «Это олень?» – удивился Генри. «Да, безусловно!» – ответил доктор, – «Олени очень часто появляются в образах, изготовленных мастерами древности, особенно в сценах охот». «Между прочим, обратите внимание на эту деталь…» – он подошел поближе к сосуду, – «Олень часто представлен как связанный вражеский военнопленный, захваченный для кровавого ритуала жертвоприношения». «Возможно, олени наравне с людьми приносились в жертву и играли ту же роль. Впрочем… Давайте пройдем в следующий зал!» – доктор сделал приглашающий жест рукой, пропуская друзей вперед себя в полуоткрытые двери.

Глава четырнадцатая

Разверзнется небо огненным ливнем и выйдет из него карающий меч. И обрушится этот меч на головы и правых и виноватых, не щадя никого…

Теперь их окружали висевшие на стенах сцены из ритуалов поклонения богам. Вдоль стен стояли стенды с луками, копьями, образцами одежды и головных уборов индейских шаманов и жрецов, с десятка полок, глазели на окружающий мир своими пустыми глазницами человеческие черепа, найденные в местах ритуальных захоронений. Фрагменты керамических сосудов, явно религиозного назначения были обильно украшены рисунками с разделенными на части телами, головами, сложенными отдельно от тел и реками крови. «Жестко все тут, у них…» – вполголоса, но так, чтобы все, кто нужно, слышали, произнес Альберт. Он делал многозначительные гримасы, разглядывая новую обстановку.

«Итак, друзья мои, мы с вами наконец-то оказались в том месте, котрое вас интересовало изначально!» – с видом бывалого конферансье произнес гид, оглядывая стоявших возле него парней. «Предлагаю зайти немного издалека и обратиться, что называется, к истокам…» – произнес он. «Для начала, небольшой экскурс в историю!» – сеньор Альварадо жестом расставил друзей полукругом вокруг себя.

«Смотрите, в чем тут дело… Ацтекская теология обосновывала человеческие жертвоприношения следующим образом. У человеческого тела есть две сущности: оболочка и божественная искра, которая была заложена божествами во время зачатия. Богов и мир, который они создавали, нужно было периодически питать энергией путем жертвоприношений и высвобождения божественной энергии из тел людей, растений, насекомых и животных», – доктор на секунду прервал свой монолог, видимо, ожидая реакции слушателей. «Сразу на ум приходит фраза – «Бог дал – Бог взял…», – Генри внимательно посмотрел на него.

«Да, есть что-то похожее…», – согласился с ним доктор, – «Сначала боги дают божественную искру при зачатии, а затем они же, благополучно забирают ее назад!» «Обычная или ритуальная смерть», – продолжил Хуан Альварадо, – «Высвобождала божественные искры, которые спускались на землю, в подземный мир и основывали новую оболочку или материю. Когда растения, Солнце, Луна, животные или люди появлялись вновь, они содержали в себе ту преобразованную божественную искру, которая продолжала жить в цикле рождения, смерти и возрождения».

«Кровь – это один из носителей божественной искры», – доктор сложил ладони «лодочкой» и выразительно посмотрел вверх. «Так вот, в мире ацтеков все так или иначе занимались кровопусканием: кровь пускалась из губ, ушей и бедер, а самые набожные священники пускали кровь из языка и даже гениталий», – теперь Хуан выразительно посмотрел вниз, – «Да, да… вы не ослышались – именно из гениталий! Причем – наиболее набожные! Увы, но таково теологическое обоснование жертвоприношений. Да, друзья мои, это так и тому имеются многочисленные подтверждения». «Вот же… Из гениталий… Это уж совсем жестоко! Они что тут, ненормальные все?» – Генри сморщил лицо и выразительно поежась, поправил что-то в своих штанах. Альберт уловил его движения и тоже принялся поправлять примерно в том же месте.

«Вторая причина жертвоприношений, как уже нетрудно догадаться», – продолжал говорить сеньор Альварадо, переводя взгляд с одного человека на другого, наблюдая за их реакцией, – «Наряду с религиозной, была политической. Многие ацтекские жертвоприношения выносились на публичное обозрение, чтобы показать религиозную легитимность правителей, их военную политику или необходимость обеспечить плодородие урожая. В некоторых случаях правители дружественных или вражеских городов приезжали в столицу, чтобы наблюдать за жертвоприношениями воинов, которых они захватили».

* * *

«Между прочим, господа, в жертву тоже приносили не абы кого!» – доктор подошел к картине, на которой изображалось кровавое действо, – «Мы можем наблюдать необыкновенный пример того, как ацтеки выбирали человека для жертвоприношения, можно увидеть в пятом месяце ритуального календаря, который был посвящен плодородию и мужской красоте».

Доктор, тем временем, подошел к висевшему на стене большому холсту, на котором были изображены мнгочисленные символы. Их было настолько много, что как только он оказался вблизи, стало рябить в глазах. «Вот смотрите, это страница из Кодекса Фейервари – Майер, как раз, то, что нам нужно!», – сказал он и стал водить пальцами по рисункам, – «Тошкатль (засуха) 5 мая – 22 мая. Ни одного созвездия. Божества: Тескатлипока (бог Севера, ночного неба, также ассоциировался с Юпитером), Уицилопочтли (бог войны, ассоциировался с Солнцем, огнем, ветром и южными созвездиями, годами со знаком точтли). Мишкоатль (облачная змея, ассоциировавшаяся с Млечным Путем, звёздами, небесами. Он же – бог ветра и туманностей, образующих ночное небо, и лет со знаком текпатль (кремневый нож). Ритуалы: главный праздник обновления. В жертву приносили юношу, целый год игравшего роль Тескатлипоки».

«Доктор, откуда вы это все знаете? Мы бы в жизни ничего на этом рисунке, кроме непонятных символов не увидели!» – восторженно проговорил Том. «Вы знаете», – Хуан внимательно посмотрел на Тома из-под толстых стекол, – «Когда этим занимаешься всю свою жизнь, то научишься читать не только какие-то индейские символы! Они выбирали человека, которого считали самым красивым мужчиной. Сохранилось прекрасное описание того, как выбирали этого человека. Они имели определенную формулу для каждого месяца, я думаю, что вы мне поверите на слово! Они захватывали воинов, держали их в определенной зоне и искали наиболее красивого».

«Красивого мужчину?» – Ральф удивленно вскинул брови, – «А я думал, что красивым, мужчина не может быть по определению! Он должен быть чуть красивее обезьяны! Вот тогда – он мужчина! Красота – это блльше к женщинам подходит!» «Вы знаете, здесь видимо, речь идет не в смысле латентного гомосексуализма» – охотно отозвался на эту шутливую фразу доктор Альварадо, – Они искали очень красивого мужчину, который бы соответствовал их стандартам. То есть – мужчину без каких бы то ни было физических недостатков. Чтобы у него были все руки и ноги, чтобы сами руки и ноги, и прочие части тела, соответствлвали определенным требованиям». «Я так понимаю, больше всего везло тем, кто стал инвалидом на какой-нибудь войне, или попросту родился некрасивым?» – поинтересовался Генри, с интересом наблюдая за реакцией гида.

Хуан Альварадо, видимо, наученный опытом общения с экскурсионной публикой, был однако, невозмутим, – «Они обучали этого человека: как правильно держать цветы, играть на флейте, говорить на науатле – языке ацтеков. В течение года этот человек жил в ацтекском городе как бог. К нему относились как к богу, кормили лучшей едой, и он всегда передвигался с окружением, в котором была охрана». «Наверное, чтобы попросту не сбужал…» – едва слышно сказал Макс.

«Совершенно с вами согласен! Именно поэтому! Хуже всего – ожидание неизбежного!» – оживился доктор. Макс удивленно посмотрел на друзей и пожал плечами. Такого поворота событий и такой остроты слуха он от Хуана не ожидал. А тот, в свою очередь, невозмутимо продолжал, – «Согласно достоверным источникам, ему давали четырех божественных женщин для компании и сексуальной активности, чтобы питать космос энергией. Ближе к концу он уезжал из города и поднимался на пирамиду, где и происходило жертвоприношение. Дети и женщины также приносились в жертву в некоторых ритуалах. Описания этих ритуалов тоже сохранились».

* * *

«Что интересно», – Хуан Альварадо подвел их к стеллажам, на которых были собраны обсидиановые ножи, посредством которых и умерщвляли предназначенных для принесения в жертву, – «Жертвоприношение воспринималось как честь! Да, именно так! И для близких того, кого будут приносить в жертву и для него самого. Это было возвышением, и несмотря на то, что члены семьи были, естественно, опечалены потерей близкого, ацтекская идеология считала жертв божественными искрами, которые помогали питать космос энергией». «Обалдеть!» – Макс развел руки в стороны, – «Вот представляю себе, что выдернули кого-то из моей семьи и решили принести в жертву… Да еще и сказали, что это почетно… Дичь какая-то!»

«Да, в наше время многие из тех религиозных ритуалов, которые отправлялись в доколумбовой Америке, выглядят по меньшей мере дико, в то время, судя по всему, это было в порядке вещей. Просто было другое время.» – доктор Хуан посмотрел на Макса с оттенком легкой досады. Затем, после небольшой паузы, во время которой он собирался с мыслями, продолжил, – «Практика жертвоприношения высшим силам была известна многим древним культурам – от вавилонян до греков. Помимо закланных животных их алтари орошала и кровь человека. Однако нигде, подобные жестокие ритуалы, не достигали такого размаха, как у индейцев Мексики. Первыми свидетелями их кровавых действ стали испанцы-конкистадоры, с ужасом живописавшие местные обычаи».

«Можно, конечно, усомниться в правдивости таких описаний», – сеньор Альварадо слегка пожал плечами, – «Ну слишком уж они были на руку завоевателям! Логика здесь предельно простая – раз индейцы, это дикари и людоеды, то их, конечно, следует истребить или цивилизовать. А награда за это – присвоение себе их богатств. Однако, к сожалению, многое из рассказов испанцев подтверждается этнографами, а найденные свидетельства заставляют неподготовленного современного европейца содрогнуться».

«Давайте подойдем вот сюда!» – с этими словами, доктор Хуан, как они стали его называть между собой, подвел их к диораме, изображавшей начало ритуала жертвоприношения. «Давайте представим себе! Верховный жрец поднялся на великую пирамиду. Его четверо помощников уже крепко держали девушку, лежащую на высоком помосте. Держали не для того, чтобы она не вырывалась! Напротив, посланница к богам была горда своей миссией. Держали ее лишь для того, чтобы на момент вскрытия грудины ее тело не дернулось от острого зазубренного ножа жреца!», – показывая на фигурки, застывшие в ответственный момент ритуального действа, доктор Хуан обратил ладони с растопыренными в стороны пальцами в сторону друзей, словно стараясь их загипнотизировать.

Глаза доктора горели не совсем нормальным огнем, видимо, он оказался на месте того самого жреца, но он уже не обращал ни на кого внимания и продолжал, – «Сердце следовало изъять быстро, хирургически точно и поднести к статуе божества еще живым, пока «не отлетела душа», иначе боги отвергнут послание». «Еще секунда…» – Хуан Альварадо вскрикнул, подняв глаза, словно к небу, а гулкое эхо высокого зала повторило этот вскрик – «…и жрец поднимает к небесам пульсирующий источник человеческой жизни. А бездыханное тело посланницы катится вниз по ступеням пирамиды. Здесь служители привычным движением сдирают с него почти всю кожу, оставив нетронутыми лишь кисти рук и ступни…»

Он говорил все быстрее, нагнетая и без того, ставшей напряженной, обстановку, – «Скинув ритуальные одеяния, жрец натягивает на себя кожу девушки, чтобы возглавить танец, в котором его движениям вторят старухи в специальных нарядах. Еще одна жертва принесена. Боги вновь примут посланника, который расскажет им о нуждах ацтеков». Друзья вдруг почувствовали, что предательский холодок забирается, несмотря на жару, за воротник и им становится очень не по себе, словно они стали невольными свидетелями.

«Что же стоит за массовыми человеческими жертвоприношениями ацтеков и майя?» – вдруг, безо всякого перехода, задал вопрос доктор Хуан. Вопрос не предназначался кому-либо. Он просто повис в воздухе. Макс уже было, собрался набрать воздуха в легкие, но доктор опередил его. «В древней Мексике», – продолжал он, – «Люди искренне верили в то, что душа умершего отправлялась к высшим покровителям. А значит, могла передать им просьбы людей. Иными словами, среди древних племен жертвоприношение являлось своего рода письмом, направляемым в «небесную канцелярию».

«Между прочим…» – сеньор Альварадо многозначительно поднял вверх указательный палец, – «Посланники могли быть как «регулярными», их посылали по обычным календарным праздникам. Так и «чрезвычайными» – для их отправки к богам требовался какой-то особый повод – неурожай, засуха, бедствие, эпидемия, война и так далее. Согласно описаниям францисканского миссионера Диего де Ланды, в первом случае в качестве «регулярных» посланников индейцы майя подносили богам животных». А в «случае несчастья или опасности», – доктор развел руками, словно изображая сожаление, – «Они шли на человеческие жертвоприношения. Обычно для ритуала выбирали девственных юношей и девушек».

«Истово религиозные родители добровольно готовили своих чад к священному акту. Да», – снова воскликнул гид, уже окончательно вошедший в роль, – «Бывали и такие!» «Между прочим, не просто оберегали, но и всячески ублажали их, дабы у тех не возникло соблазна убежать или «оскверниться плотским грехом», – доктор уже успокоился и снова говорил ровным, но в то же время, выразительным голосом, – «Чуть повзрослев, дети передавались в обучение жрецам и помогали им в обрядах. А накануне жертвоприношения в сопровождении специальных процессий их торжественно возили по селениям. Человек, отправлявшийся к богам, считался не страдальцем, а героем, способным отказаться от личного счастья ради общественного блага».