Текст книги "Том 2. Докука и балагурье"
Автор книги: Алексей Ремизов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 45 страниц)
Воры
Воры *1
Жил-был богатый мужик. У мужика был работник. Сысоем звали работника. Раз караулил Сысой коней и видит, огонек в поле. Замкнул Сысой коней в цепи, пошел на огонек. Пришел к огоньку, а там сидят воры, пьют, гуляют.
Схватили Сысоя воры, при себе оставили. А как прикончили все, все запасы, потушили воры огонь да на деревню. И Сысою тоже велели.
Вот приходят они к амбару Сысоева хозяина, отвалили от фундамента камень, посылают Сысоя:
– Полезай, – говорят, – ты, Сысой, принеси нам, что есть там.
Послушал Сысой, полез, вынес добро и хотел уж вылезать, а они говорят:
– Захвати, – говорят, – ты и на свой карман что.
Опять полез Сысой, а воры тем временем камень подвалили и ушли себе, – поминай как звали!
Что поделаешь? Взял Сысой корзину муки, да с мукой и стал у двери.
Поутру рано закладал хозяин лошадей и говорит жене:
– Сходи, – говорит, – жена, в амбар за свининой, да поджарь.
Взяла баба ключи, пошла к амбару. Отперла амбар, а Сысой тут-как-тут: хвать муки ей в глаза, а сам бежать.
2
Просидел Сысой день в лесу, а как стемнело, вышел, и видит, огонек в поле. Сысой на огонек. Пришел к огоньку, а там опять сидят воры, пьют, гуляют.
Схватили воры Сысоя, при себе оставили. А как прикончили все, все запасы, потушили огонь, да на деревню. И Сысою тоже велели.
Вот приходят они к амбару соседа Сысоева хозяина, отвалили от фундамента камень, посылают Сысоя:
– Полезай, – говорят, – ты, Сысой, принеси нам, что есть там.
Послушал Сысой, полез. А в амбаре-то покойник и много всего для похорон приготовлено. Все вынес Сысой и хотел уж вылезать, а они говорят:
– Захвати, – говорят, – ты и на свой карман что.
И не успел Сысой обернуться, подвалили воры камень, и остался Сысой в амбаре один с покойником. Думал, думал, как быть, и надумал: взял Сысой покойника, обхватил его и стал с ним в дверях.
Наутро, чуть свет, идет хозяйка, да молитву читает:
– Господи Иисусе…
А Сысой тут-как-тут: как на бабу покойника кинет.
– Вперед не суйся! – да драла в лес.
Тут баба с перепугу так под покойником замертво и пала.
3
Просидел Сысой день в лесу, а как стемнело, вышел и видит, огонек в поле. Сысой на огонек. Пришел к огоньку, а там сидят воры, пьют, гуляют.
А один вор был ушедши за дровами, кричит:
– Эй, ребята, вон тот самый наш!
Схватили воры Сысоя, при себе оставили. Пьют-гуляют. А была у них пустая бочка. Взяли они Сысоя и забили в эту самую бочку, а сами, как прикончили все, все запасы, потушили огонь и ушли себе подобру-поздорову.
Ну и натерпелся Сысой страхов, в бочке-то сидючи, – ни жив, ни мертв, и голова от винного духа, что вареная картошка, того и гляди, рассыпется.
И приходит волк к бочке глодать кости, а Сысой – со смёткой, давай ковырять в бочке дырку. Проковырял Сысой дырку – цап за хвост волка.
Волк с перепугу к березе. Трах бочку о березу – и разлетелась бочка на мелкие куски.
Тут Сысой лежать и остался, да так до сей поры и лежит – не почешешься!
1908 г.
Разбойники *1
Жил-был человек тихий и работящий. Изба его стояла на пустом месте, и кругом на много верст жилья никакого. У Никиты было два сына, – в зыбке и годовой, да дочь трех лет девчонка.
Как-то Никита, поужинав, как спать ложиться, говорит хозяйке:
– Я завтра, Аграфена, помру, положи меня под образа и трое суток кади.
Ночь проспал Никита хорошо, ни на что не жаловался, а к утру, смотрят, чуть теплый – помер.
Аграфена сейчас его под образа на лавку и кадить принялась. Двое суток кадила, а на третьи запамятовала: и то сделай, и другое, – с ребятами и не то забудешь, да и подумать надо, нынче и птица думает.
Ходит девчонка по избе, говорит матери:
– Маменька, отец-то ожил, сел.
– Что ты, глупая, сел! Помер, ведь.
А сама в горницу – там сидит Никита на лавке, зубы бруском точит. Схватила Аграфена девчонку, да скорее на печку, окрестилась.
Сидят на печке, не пикнут.
Наточил Никита зубы, встал с лавки и прямо к зыбке. Ухватил ребенка, – съел. Поймал другого, – по полу ползал, – и того съел. Схватил из зыбки пеленки, – и пеленки съел. Стал печь грызть.
– Господи! – замолилась Аграфена угодникам: – принеси какого крещеного, спаси нас!
И отворились тут двери, входит святой Егорий. Поднял святой Егорий копье, ударил копьем по голове мертвеца.
– Провались ты сквозь пол, сквозь землю в предвечную муку, окаянный!
Мертвец присел, – только зубом скрипнул – и провалился. А святой пастырь пошел из избы.
Аграфена-то думала, простой человек, и ну кликать. Не откликается. И напал на нее страх, думает: придет Никита, съест!
Слезла Аграфена с печки да с девчонкой бежать. До росстаней добежала, передохнула. Пошли лесом.
2
Долго шли они лесом и видят: идут навстречу старичок и старушка, кланяются низко.
– Заходите, – говорят, – к нам пообедать.
Аграфена сначала на попятный: чего-то все страх берет.
А потом согласилась, – голод-то не тетка, согласишься, – да и старичок и старушка очень уж ласковые.
Привели их старички в дом. Дом на столбах стоит, высокий, преогромный. Посадили их за стол, щей налили, белого хлеба принесли, говядину.
Смотрит Аграфена: человечьи руки и ноги вареные в миске, – и не стала есть. Думает себе: попали к разбойникам! Девчонка ест, – очень проголодалась.
– Отдыхайте, – говорят, – с дороги, с пути, тут вам будет тепленько! – да горницу и заперли.
Уложила Аграфена девчонку, сама спать не может, все слушает. Разметалась девчонка, спит сладко.
Вот вечер стал. И понаехало народу – шум, гром, хлопотня, говор, – сорок воров, сорок разбойников, сорок подорожников. Один хвастает, что убил стольких-то, другой хвастает, что ограбил стольких-то, – все хвастают, все делов наделали.
– Мы и никуда не ходили, не ездили, а две тетерки к нам сами прилетели! – говорят старичок да старушка, смеются, старые, хихикают.
Тут разбойники повскакали: всем охота тетерок посмотреть.
А старичок со старушкой шасть в горницу. Нащупали девчонку, схватили и потащили девчонку в кухню, люлюкают, старые.
Топится в кухне печка и чугун кипит. В чугун и пихнули девчонку. Закричала девчонка по-худому и недолго кричала, умертвилась. Вынесли ее старики на тарелке, – сели ужинать. Пили, ели, похваливали. Наелись досыта и спать улеглись.
Вот как спать улеглись, да захрапел весь дом, поднялась Аграфена, схватилась за железные рамы, выломала рамы, спустилась на землю, и уж не помнит, как шла.
3
Наутро пришла Аграфена в город, заявила будочнику. Будочник Аграфену на извозчика и в самую главную часть, и там сдал ее самому их главному будочнику. Аграфена и этому все рассказала.
– Не врешь ли? – усумнился главный: – нынче велено строго: прямо без всяких разговоров подкатим бочку пороха под разбойный дом, зажжем порох и разлетится дом на пять частей огнем и пылью, и пеплу не останется.
Отпустил главный будочник Аграфену на все четыре стороны с миром. Снарядились будочники все, сколько было из всех пяти частей, и поскакали по горячему следу на то место, где жили старичок со старухой.
Подступили они к разбойному дому. Выкатили бочку. И уж спичку чиркнули, чтобы порох зажечь, да разбойники как посыпят из окон золото. Да так дождем все кругом и засыпали.
И вернулись будочники к себе в город во все свои пять частей, без разбойников. И следов разбойничьих никаких не осталось, да и где их отыщешь под золотом! – чисто.
1909 г.
Жулики *1
Ходил вор Васька по Петербургу. Было ему на роду написано и Богом указано воровать. Начал Васька сызмала и хорошо ему воровство далось, развернулся и пошел вовсю: где лавку пошарит, где магазин почистит, и капиталами не брезговал.
Ваську Неменяева все сыщики уважали.
Идет Васька по Миллионной, несут покойника, а за гробом человек десять молодцов, с дубинами, бьют в гробу покойника.
– Что такое, за что бьете? – остановил Васька.
– Должен много, за то его так и провожают, – ответили вору.
– Оставьте, – сказал Васька, – не троньте покойника, я за все заплачу.
Обратил народ внимание, бросили дубинки, пошли за Васькой.
И всех до одного рассчитал Васька, как следует, – вся публика осталась довольна.
2
Сидит Васька у себя на Фонтанке, пьет вино бокал за бокалом. Пьет Васька, попивает и не заметил, как усидел четверть, – и хоть бы что, ни в одном глазе: крепкий. Хозяйка доклад делает: человек какой-то спрашивает, видеть вора хочет.
Велел Васька пустить гостя.
А тот, как стал на пороге, так и стоит, зяблый, щербатый такой, в драном сером кафтанишке, не садится.
– Нельзя ли, – говорит, – мне ночевать, ночлегу нету.
– Чей и откуда? – спрашивает Васька.
– Мы деревенский вор Ванька, воровать в деревне нечего, в Петербург пришли, где денег больше.
– А мы городской вор Васька Неменяев.
Ну, вор на вора не доказчик, признались, выпили и стали друг с другом тайный совет держать: куда воровать идти.
– А что́ тебе тут знакомо? – спросил деревенский вор Ванька приятеля Ваську.
Васька и давай ему рассказывать: у такого-то купца денег много, а у этакого еще боле, в одном месте еще больше, а в этаком и счет потеряешь, перебрал купцов со всех улиц, и с Сенной и с Гостиного, и апраксинских и александровских.
– Не годится купца обижать, – говорит Ванька, – а лучше вот что́: пойдем-ка в царский банк, возьмем денег, сколько надо.
Ладно. Поднялись воры спозаранку, наняли чухонскую телегу и поехали, пока что, с похмелья поразмяться. Ехали почтовым трактом, выбирали, где пристать лучше. За Озерками выпрягли воры лошадь, сами сели под елку, развели огонек, закусили и сидят себе, о воровском деле рассуждают. И вдруг, как зарычит над ними с елки птица – попугай-птица. Васька – за лук: натягивает тугой лук, полагает калену стрелу, пускает в птицу. Не упала птица с елки, обронила железные ключи.
– Ключи нам и нужны, – подхватил ключи Ванька, – а ты нам вовсе не нужна, лети, куда знаешь!
Вечером вернулись воры с находкой на Фонтанку, поужинали и – на работу.
3
В полночь приходят воры к царскому банку: у калитки крепкий караул дежурит.
– Нельзя ли отворить калитку! – подступил к караулу Ванька.
А стражи человек двадцать и на всякого по ста рублей просят. Выдал Ванька деньги. Отворили калитку, впустили воров во двор, калитку опять заперли.
Ладно. Обошли воры круг царского банка, кинули шар на крышу – расправилась из шара резиновая лестница.
Поднялись они по лестнице, взял Ванька мел-камень, обкружил дыру на крыше – и открылся ход.
– Ты подержи бечевку, а я спущусь, – сказал Ванька приятелю и полез в банк.
И в банке Ванька недолго копошился, отпер попугайнымключом шкап, забрал денег, сколько влезло, и опять на крышу. Мел на крыше стер – срослась по-старому крыша чисто. И стали спускаться.
Спустились воры наземь, свернули лестницу в шар, да к калитке. Пропустила их стража. И пошли они себе на Фонтанку, делить деньги.
Васька и говорит:
– В Петербурге я вор первый и все сыщики меня уважают, только до этакого дела я своим умом не дошел бы.
– Пойдем завтра, царь банк пополнит, – сказал Ванька.
И опять снарядились воры на работу. Опять в полночь приходят они к царскому банку. А стража уже другая, ту царь сменил, хитрая, не сдается.
– Без того, – говорят, – мы вас не пустим, по двести рублей надо.
Выдал Ванька деньги. Отворили калитку, впустили воров во двор, калитку опять заперли.
Ладно. Обошли воры круг царского банка, кинули шар на крышу – расправилась из шара резиновая лестница. Поднялись они по лестнице, омелил Ванька круг на крыше – и открылся ход.
– Вчера я, сегодня ты иди, – сказал Ванька и стал спускать приятеля на бечевке в банк.
А уж там догадались и приготовлен был чан с варом.
Ванька бечевку ослабил, Васька туда и попал в этот вар. И сидит по плечи в вару, никак высвободиться не может.
Видит Ванька, дело плохо, прикрепил бечевку, полез за Васькой. И так, и сяк, и туда повернет, и сюда повернет, вертел, вертел, – не может снять приятеля. Взял да и снес ему голову. Да с головою на крышу, мел стер, бросил лестницу наземь, спустился.
Отворила стра́жа калитку, вышел Ванька на улицу и прямо на Фонтанку к Васькиной хозяйке.
Схохонулась Маруха:
– Где, – говорит, – мой вор, Васька Неменяев?
– Голова его тут, а его самого нету, поминай как звали! – ответил Ванька.
Достал у Марухи Ванька банку с вареньем, умял варенье, Васькину голову в середку всунул, завязал банку, поставил банку в уголок под образа для сохранности и стал ждать, что́ будет.
А в царском банке о ту пору поднялась тревога: пошел царь банк проверять и видит, в чану с варом, около шкапа, тулово торчит при часах и цепочке. Взяло царя раздумье:
«Что это за вор – одно тулово при часах и цепочке?» велит царь привести к себе старого вора – сидел в петербургской темнице старый вор Самоваров.
Привели Самоварова к царю из темницы. Царь говорит Самоварову:
– Что, старый вор, старинный, можешь ты знать, кто ограбил банк?
– Был вор не простой, – ответил старик, – был вор деревенский. Городской вор глупый, он и в вар попал, – его тулово.
– А как бы деревенского вора найти? – спрашивает царь.
Деревенский вор в Петербурге, – учит старый вор Самоваров, – если он украл деньги, унес он и голову, унес голову, унесет и тулово. Вези ты чан на площадь, прикажи двенадцати генералам караулить тулово, ловить деревенского вора.
4
Как сказал старый вор, так царь и сделал.
Повезли тулово на площадь, погнали двенадцать генералов караул держать, ловить деревенского вора.
Три дня стоит чан на Суворовской площади, – в чану тулово при часах и цепочке, круг чана генералы ходят, караулят тулово.
Три дня Ванька околачивается на Суворовской – подступиться нет возможности.
На четвертый день догадался Ванька: покупает Ванька бочку вина и прямиком на площадь. Подъехал он к тулову да и сковырни бочку наземь, будто нечаянно.
Потекло вино, орет Ванька:
– Пособите, товарищи, поднять, добро пропадет!
Жаль добра, – генералы и давай подымать бочку, всем миром понадсели, да с Божьей помощью и взвалили ее на телегу. Крепко уморились.
Ванька отблагодарить хочет, цедит вина, потчует генералов.
Сначала-то генералы отпирались, ну, а потом согласились, чтобы только подкрепиться и мужика не обидеть. Выпили они по одной – зашумело в голове, просят по другой. Ванька поднес по другой – загудело у них в голове, просят по третьей. А уж после третьей на разные голоса запели, вот как!
Ванька сейчас бочку наземь, чан с туловом на телегу, да и был таков.
А приятель-то Васька сильно облип весь, в вару-то стоя, обмочалилось его тулово, на чем только часы и цепочка держатся, и узнать нельзя, – одна труха.
Приехал Ванька на Фонтанку, вытащил тулово, будто тушу, омелил у тулова шею, вынул из банки голову, приставил голову к тулову.
И срослась голова по-старому.
Взялся Ванька за попугайныеключи, поднес к Васькиным губам.
И ощерился Васька.
– Ну, – говорит, – чуть не захлебнулся, больно сладко.
Тут на радостях Ванька пустился то да сё, и как Васька в вару завяз, и как на Суворовской площади три дня без головы своим туловом народ пугал и как потом все срослось по-старому. За рассказом, за беседою выпили.
Васька, знай, все облизывался.
За выпивкой задремали. И пошел храп на всю Фонтанку улицу.
А на площади, тем временем, поднялась тревога: поехал царь проверять караулы, смотрит, на площади лежат генералы влежку круг бочки, мертвецки пьяны, – нет ни чана, ни тулова.
Царь из себя вышел:
– Куда, – говорит, – девалось тулово? На что́, – говорит, – вы поставлены: бочку с вином стеречь? Где тулово? Подать сюда тулово!
Повскакали генералы. А ноги-то уж не держат. Упали генералы царю в ноги.
– Не вино нас винит, винит нас пьянство. Куда хочешь клади нас, а тулово с варом потеряно, увезено с площади, неизвестно кем!
Велел царь казнить генералов строго. И опять потребовал к себе из темницы старого вора Самоварова.
Привели Самоварова из темницы к царю, поставили перед царем.
– Ну, старый, – спрашивает царь, – рассуди наше дело, как словить вора: приезжал вор на площадь, увез чан с туловом.
– А вот как, – учит старый вор Самоваров, – обряди ты своего именного козла в парчовую одежду, да пошли за караул твоих самых верных телохранителей и пускай они ведут козла на серебряной цепочке по Петербургу: если вор в городе, обдерет он козла, как пить даст.
5
Как сказал старый вор, так царь и сделал.
Обрядили в парчу именного козла, повели козла царские телохранители на серебряной цепочке по Петербургу.
Ладно. Ведут козла по Невскому, а вор Ванька навстречу, кланяется:
– Пожалуйте, – говорит, – ко мне на Фонтанку, жена у меня Маруха именинница, охота ей именного козла посмотреть в день ангела, глупая баба, осчастливьте, сделайте милость!
«Уж не это ли сам вор деревенский?» – думают себе телохранители и повернули козла на Фонтанку, да с козлом к Ваньке, будто в гости.
А Ванька и говорит:
– Что это вы скотину-то понапрасну мучаете; поставьте-ка козла в сарай, у нас во дворе сарай теплый.
Упираются телохранители: боятся козла из рук выпустить. Да раздумались:
«Что, в самом деле, скотину понапрасну мучить, козла не убудет, а вор от нас не уйдет, скот надо миловать!»
И поставили телохранители козла в сарай, сарай на замок замкнули, ключ главному на эполету повесили.
Тут давай Ванька угощать гостей: и подарки-то им подносит и вином-то их поит и словами улещает. А как размякли гости, оставил их Ванька на Ваську – пускай зубоскалят, – а сам будто в квасную за папиросами.
И пока зубоскалил приятель с телохранителями, прибежал Ванька к сараю, отпер попугайнымключом теплый сарай, ободрал козла догола, придушил козла да на кухню. И подносит гостям на блюде именную козлятину, вареньем обложена:
– Покушайте, любезные гости, козлятины, самая свежая!
Едят гости именную козлятину, вареньем закусывают, похваливают, а сами себе думают:
«Ну, уж теперь вору не уйти от нас, он самый и есть вор деревенский, попался голубчик!»
Да на радостях и приналегли на козлятину, да на радостях и расхвастались: кто что, да кто как, и о всяких знаках отличия.
Ладно. Пришло время прощаться, расходиться пора, о козле они и не спрашивают, вышли вон на улицу, да на Ванькиных воротах мелом и написали:
Мы тут были, козлятину ели.
Ванька выждал немного, да за ними по их следу, письмо их стер на воротах, да где попало, в местах десяти ту же надпись и написал:
Мы тут были, козлятину ели.
А во дворце, тем временем, поднялась тревога: явились к царю телохранители – козла нет.
Говорят телохранители:
– Мы вора поймали! – и ну хвастать. Царь сейчас в коляску. Выехал царь на Фонтанку. Едет царь по Фонтанке, туда посмотрит, сюда посмотрит, – на одном доме надпись и на другом надпись и на третьем и на десятом и все одно и то же мелом написано:
Мы тут были, козлятину ели.
Повернул царь коляску, махнул рукою:
– Козлятина, – говорит, – козлятина одна!
И пока там новый караул снаряжали ловить деревенского вора, Ванька с Васькой зря на Фонтанке не торчали, глаз не мозолили, а взяли чухонскую телегу, забрали золото, серебро и распростились с Петербургом.
6
Стал белый, светлый день, как приехали воры к морю. Лошадь и телегу воры продали, купили пароход, сели на пароход и поплыли тихо и смирно в иностранные земли.
Приезжают воры к иностранному королю Молокиту. А у того иностранного короля Молокиты была дочь царевна Чайна-прекрасная. И влюбился Васька в Чайну царевну. Посылает Васька сватов к королю.
Чайне-прекрасной люб Васька, а иностранный король Молокита не хочет:
– Выстрой, – говорит, – русскую церковь в трое суток, тогда и бери Чайну, а не то голову долой.
А Ваське что: ему Ванька поможет, Ванька к этому делу привычен, Ванька – деревенский.
И взялся Васька в трое суток русскую церковь строить. День Ванька строит – выше окон, другой строит – вывел к потолку, на третьи сутки накрыли всю крышу.
– Принимайте, собор готов, – говорит Васька иностранному королю Молоките.
И точно, – видит король, собор построен, от слова не отпирается, благословил Чайну-прекрасную.
И при освящении собора Ваську с царевной и повенчали.
Велел король Молокита нагрузить им двенадцать кораблей, и с дарами отправил их в море.
И пали им попутные ветры – приятная погода. Целы и невредимы вернулись они в Петербург. Целую неделю выгружали корабли, да неделю пир пировали.
После пира стал вор Ванька прощаться с приятелем, а прощаясь, раскрыл ему свою тайность: он и есть тот самый покойник, которого на Миллионной в гробу дубинками били – вор Ванька.
– Пожалел ты меня, Васька, выкупил, послужил и я тебе верою, правдою и неизменою! – сказал вор Ванька и пошел себе, ничего не взял, только попугайныеключи да мел-камень, все оставил приятелю.
И остался Васька Неменяев с своей молодой женой вдвоем без приятеля, и стали жить по-хорошему при всей обличности и удовольствии.
1909 г.
