Текст книги "Аспект силы (СИ)"

Автор книги: Алексей Котов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 30 страниц)

Деймос. Аспект силы

Глава 1

3098 год (2345 от Р.Х.)

Звездный путь Арагон, протекторат Земной Республики

Замок Сангуэса

– Данте, проснись! – разбудил меня странный шипящий шепот.

Открыв глаза, увидел у кровати маму в парадном мундирном платье – заметив мой взгляд, она торопливо убрала руку с пистолетом за спину.

– Они сейчас придут за тобой! – неожиданно громко выпалила мама. Нижняя губа закушена, алые глаза прищурены и нездорово поблескивают – никогда ее такой не видел. Еще и говорит словно оправдывается.

За что оправдывается? А зачем ей пистолет? Почему она отводит взгляд? – разбудивший меня странный шепот прозвучал вновь и вдруг стало понятно – шипящее многоголосье раздается совсем не извне.

– Что случилось? – заглушая голоса в голове спросил я, спрыгивая с кровати.

– Они хотят преподать мне урок, они хотят нас опозорить!

Я не хотел ни уроков, ни позора, поэтому уже быстро одевался – отбросив в угоду действию ненужные сейчас вопросы о том, как «они» могут прийти в неприступный замок или где наши черные вдовы. Привычный мир стремительно рушился – всегда холодно-горделивая и уверенная в себе сеньора Агнесса Сангуэса, третья дочь главы клана и мать претендента-наследника, впервые выглядела так растерянно.

Еще я не хотел умирать и проснувшееся чутье – сродни звериному инстинкту выживания, не давало отвести от мамы взгляда. В унисон ему шипящие голоса в голове продолжали шептать, что стоит мне только отвернуться как мама сразу выстрелит.

– Если бы ты вчера не шнырялся с этой Эрменгардой, ничего бы этого не было! – вдруг зло сказала она, постепенно переходя на крик. – Теперь тебя откорректируют, ты станешь тупым охлосом!

В ярких алых глазах мамы блеснула такая злость, что я отшатнулся и почти не обратил внимания на громоздкое полное имя Эмми, неудивительно что она категорически отказалась его называть. «Пойдем, будем весело!» – говорила моя новая подруга, когда мы пробирались на арену посмотреть бои гладиаторов на празднике Республики. Да, вчера действительно было очень весело, а вот сегодня как-то совсем грустно все стало. Как? Почему? Ничего неясно кроме того, что меня откорректируют.

Мысли смешались в кучу, от шока осознания пропали даже шипящие голоса. Я замер, оцепенев – пропасть обрушения привычного мира стала еще глубже, хотя, казалось бы, дно падения давно пробито.

Претендент-наследник Данте Сангуэса подвергнут процедуре коррекции – невиданный позор! С другой стороны, умирать не хотелось так сильно, что прокралась мыслишка воспоминаний как мастера оружия постоянно повторяли что я тупой настолько, что мне даже коррекция как охлосу не нужна.

Может и не так уж это страшно?

Мама уже смотрела мне прямо в глаза – кровавый взгляд, известный на всю обитаемую галактику. В животе у меня возникла неприятная пустота – я понял, что пора принимать решение. «Беги, глупец!» – шептали шипящие голоса, но я только головой покачал. Лучше умереть как Сангуэса, чем жить как плебей – не опуская голову, закрыл я глаза в звенящей тишине смолкшего демонического шепота.

Что-то в этот момент со мной случилось, что-то изменилось – перед внутренним взором я продолжал видеть очерченный красным контуром силуэт мамы, смотрел как она поднимает оружие. Глубокий вдох, сейчас будет вспышка и все закончится.

Выстрела не последовало – застонав от бессилия, мама выронила пистолет и упав на колени зарыдала, закрыв лицо руками. Пистолет подпрыгнул по полу и приземлился рукоятью мне на ногу, ушибив большой палец – обуться я пока не успел. На боль в ноге не обратил внимания, потому что как раз в этот момент с грохотом вылетели двери и в зале появилось три боевых химеры, только мелькнули росчерками стянутые в хвост золотые волосы. Из одежды на боевых организмах лишь облегающие сетчатые комбинезоны, но контуров тел не увидеть – тонкая сетка так сильно подсвечена ярким красным неоном, что при попытке прямого взгляда в глазах сразу начинают играть яркие зайчики.

Золотые волосы, красный неон униформы – только у одного человека на трех обитаемых планетах Арагонского пути химеры личной гвардии носят такие цвета. Одна из них сейчас стремительным прыжком перелетела через всю мою комнату, с кошачьей грацией устроившись на широком подоконнике. Слепящий неоновый свет сетки комбинезона погас, на бронзовой коже стали заметны пигментные пятна как у леопарда. Голова химеры чуть наклонилась, желтые глаза – неестественно круглые при обычной форме красивого женского лица, смотрели на меня с изучающим интересом. Остальные две так же стремительно оказались за моей спиной, я их больше не видел и не слышал.

Мама плакала навзрыд и глаз не поднимала, а из коридора уже раздавался приближающийся звук шагов. Несколько секунд, и в комнату в сопровождении двух стражей-преторианцев вошел лорд Рамиро – сложно не узнать этот блестящий лысый череп и белоснежную бороду, ярко выделяющуюся на фоне смуглого лица. Даже без церемониальных доспехов протектора он казался немаленьким на фоне идущих следом широкоплечих телохранителей в боевых костюмах преторианской гвардии.

Лорд Рамиро был наместником земного правительства, самым главным человеком в Звездном пути Арагона, поэтому я ощутил слабую надежду что мама ошиблась, что неизвестные «они» не придут.

– Агнесса! Опять ты создаешь проблемы, а решение перекладываешь на других, – в голосе Рамиро было столько упрека и разочарования, а плечи мамы так поникли, что я понял – никаких проблем протектор не решил. Он, вместе со свитой – в мою спальню уже зашло еще с десяток чиновниц магистрата, и есть проблема.

Мама вдруг резко вскочила, обернувшись к протектору и заслоняя меня собой.

– Прошу, не забирай его! Я не допущу, чтобы он позорил наше имя, я согласна на все что угодно, сделаю как ты пожелаешь, только оставь его мне или…

Крик матери оборвался выстрелом – по ушам ударил неприятный пульсирующий звук. Светлое мундирное платье окрасилось кровью, ярко-красной в посеревшем вдруг мире и мама упала навзничь. Широко распахнутые глаза застыли в удивлении, на груди большая выжженная окружность, переливающаяся синими и красными искрами.

Сопряженный энергетический импульс – оружие экстерминации, окончательной смерти. Лорд Рамиро поднял взгляд от убитой на меня и тут же глаза его расширились, а брови взметнулись в удивлении. В этот момент я выстрелил – выпавший из рук мамы пистолет секунду назад по-прежнему лежал рукоятью на моей ноге, так что опережая химер я успел подкинуть его и перехватить обеими руками.

Первая пуля вошла прямо в ледоволосую бороду, ломая челюсть и мгновенно окрашивая белые волосы алой кровью, ставшей очередным ярким пятном в странно посеревшем мире. Вторая ушла мимо, едва чиркнув протектора по уху и выбив из потолка крошки разбитой лепнины, а нажать на спуск в третий раз я не успел – пистолет из моей руки выбило, а руки и ноги жестко зафиксировали химеры, после чего окружающему миру вновь вернулись привычные краски.

Протектор, не глядя на меня, раздраженно отмахнулся от помощи проспавших покушение преторианцев. Наклонившись и теряя кровь, он дошел до моего любимого кресла у камина и присел, запрокинув голову. Около минуты в полной тишине его лицом занимался один из стражей, после чего Рамиро поднялся и подошел ко мне. Глаза сощурены, рукой придерживает подбородок, залитый смешанной с кровью хлопьями вспенившегося медицинского геля.

– Неожиданно хорош, – держа зубы стиснутыми, не очень внятно произнес лорд Рамиро, глядя на меня своими глазами с радужкой красного цвета. Такой же, как и у меня – отличительный признак патрициев большой четверки кланов Арагонского пути, учителя называли этот цвет глаз «бургундским». Еще его называли кровавым, это я слышал несколько раз от людей в замке. Когда впервые рассказал об этом маме, она объяснила, что это потому что нас боятся и уважают, называя церберами Республики.

Вдруг очень сильно захотелось, чтобы лорд Рамиро тоже меня боялся.

– Я тебя убью, – сказал я, глядя снизу-вверх на протектора. Старался, чтобы голос не дрожал, но получилось так себе.

– Это ты сейчас зачем сказал? – в удивлении поднял брови Рамиро.

Зачем я это сказал? Чтобы хоть как-то выплеснуть свою злость, чтобы заставить его бояться мести.

– Чтобы тебе кошмары снились!

– Да ты прямо бог ужаса, настоящий Деймос, – покачал головой Рамиро, попытавшись рассмеяться, но тут же сморщившись и посерьезнев. – Запомни, юный патриций, есть два типа людей: первые только говорят, а вторые берут и делают. Так что ты бы лучше придержал язык и ждал подходящего момента для второго раза. В первый попытка вышла неплохая, – поморщился Рамиро, все так и придерживая рукой залитую пенящимся медицинским гелем челюсть.

– Все равно я тебя убью!

Протектор покачал лысой головой, после добавил что-то невнятно и вдруг схватил меня за руку, развернув и прислонив свою печатку мне к тыльной стороне ладони. Я едва не закричал от жгущей боли, от которой рука до плеча онемела, а в глазах потемнело. Когда взгляд прояснился, увидел на коже Печать Рамиро – похожий на меч лепестковый крест с острием в нижней части.

«В инкубатор Кальдерона, пусть запишет его как Деймос Рамиро», – пытаясь сморгнуть слезы из глаз, услышал я обращенные к преторианцам слова протектора. Зрение прояснялось, но печать на руке все еще пульсировала так, что жжением отдавалось по всему телу. Лорд Рамиро между тем опустился на одно колено, беря на руки тело моей матери.

Вот так – всего пара минут и у меня больше нет ни матери, ни имени.

Химеры отступили, меня перехватили преторианцы. Я видел, как они удивленно переглянулись – лорд Рамиро поставил мне свою печать и дал мне собственное имя, признавая патронаж. Но отметил я это пока безо всякого внимания, потому что смотрел на кажущуюся теперь такой маленькой маму на руках уходящего протектора.

Сгрудившиеся у двери и в коридоре чиновницы магистрата быстро и широко расступились, давая ему проход. Когда преторианцы следом подвели меня к выходу, из толпы вдруг шагнул мужчина и преградив дорогу опустился передо мной на колени, так что наши лица оказались вровень.

Сеньор Марк – я часто видел его в замке вместе с матерью. Только обычно он выглядел уверенно и степенно, а сейчас заметно растрепан, взгляд безумный, на лбу бисеринки пота. Сеньор Марк уже сделал быстрый жест, поочередно касаясь мне лба, середины груди, а после левого и правого плеча.

– Предаст же брат брата на смерть, и отец – сына, и восстанут дети на родителей и умертвят их, и будете ненавидимы всеми за имя Мое, претерпевший же до конца спасется, предаст же брат брата на смерть, и отец – сына, и восстанут дети на родителей, и умертвят их… – торопливой скороговоркой повторял сеньор Марк раз за разом, глядя немигающими глазами и продолжая осенять меня странными жестами. Чиновницы магистрата уже буквально разбежались в стороны, оставляя вокруг нас пустое пространство.

– Командир, у нас проблема! – крикнул один из преторианцев вслед уходящему протектору.

Лорд Рамиро остановился и обернулся. Чувствуя его взгляд в спину сеньор Марк сделал паузу – звучно сглотнул, вздрогнув, но не обернулся и продолжил осенять меня странным жестом, вновь заведя свой речитатив.

– Арбитр Марк Конради, – неуверенно произнес один из преторианцев, показывая протектору на стоящего передо мной на коленях человека. – Он выглядит как несущий ересь.

– В Арагоне нет несущих ересь, – после недолгой паузы произнес лорд Рамиро не глядя на арбитра, развернулся и пошел дальше вперед, унося тело моей мамы.

– Претерпевший же до конца спасется! – повысил голос сеньор Марк, выглядевший сейчас настоящим безумцем. Оглушив до звона, рядом с правым ухом раздался выстрел – комбинированный заряд тяжелого штурмгана преторианца снес фигуру передо мной, сломав и отбросив тело на стену, где осталось вязкое кровавое пятно.

Сорванное со спины оружие было закинуто обратно, меня повели дальше вперед. Проходя мимо сеньора Марка один из преторианцев бросил небольшую капсулу на тело, мгновенно объятое всесжигающем голубым пламенем, оставляющим за собой только прах.

Окончательная смерть вместе с плавящимся в очищающем огне квантом души – преторианцы не только хранят патрициев и устои Республики, они наделены правом искоренять ересь.

На парадной лестнице мы разошлись – Рамиро понес маму вниз, в семейную крипту, а преторианцы повели меня наверх, на посадочную площадку. Ни одной нашей черной вдовы и стражей Сангуэса по пути я так и не увидел.

Боль от ожога печати Рамиро пока не ушла, но она ни шла ни в какое сравнение с совершенно новой болью в душе от невосполнимой потери. Преторианцы вели меня в неизвестность, а я сосредоточился только на том, чтобы не заплакать.

Вчера был хороший день, оставивший лишь приятные воспоминания, а сегодня очень плохой, но давший мне два важных совета на ближайшее будущее – молчать и терпеть.

Глава 2
Деймос

Путь в интернат-инкубатор Кальдерона занял целый день. Из замка Сангуэса на орбиту, оттуда звездными вратами к планете Уэска – водный мир, дальше спуск в атмосферу в облачный город и пересадка в суборбитальный челнок, где в рассчитанном на сотню пассажиров салоне расположились только мы втроем с сопровождающими преторианцами.

Ни одного иллюминатора не было, но на информационном экране сиденья передо мной отображался маршрут полета – поднявшись по параболе в верхние слои атмосферы, мы уже спустились вниз и пробив вечный туман приводнились у огромного серебристого кольца на поверхности – надводной части аквариума Рибагорса, подводного мегагорода для охлоса, на дно которого уже быстро погружались.

– Здравствуйте, отроки! Вы прибываете в инкубатор Кальдерона, – зазвучал словно отовсюду мягкий обволакивающий голос. – Это новая веха на вашем жизненном пути, здесь вы проведете свои следующие четыре стандартных года жизни и перешагнете первые ступени Великой лестницы социальной пирамиды Республики!

– Ты готов вступить на Великую лестницу, Сань? – услышал я негромкий голос одного из преторианцев.

– Думаешь для нас включили?

– Ну не для этого же шкета, – раздраженно фыркнул сидящий впереди страж, не глядя в мою сторону. – Вообще провинциалки страх потеряли!

– Все там были, – флегматично произнес второй преторианец.

– Но не все ведут себя так борзо, только крылья нацепив. Кнопки научились нажимать как в орбитальном лифте, а гонору уже до небес! Ты видел, как эта пилотка отреагировала, когда я с ней заговорить пытался?

– Ты ей намекнул на быстрый секс без обязательств, чего ты еще хотел?

– Но я сделал это вежливо, брат!

– Думаю для нее само предложение было оскорбительно, брат.

– У них здесь восемьдесят процентов женщин, а я преторианец! Она радоваться должна, что я вообще на нее внимание обратил!

– Ребят, мы все слышим, – вдруг раздался из динамиков звонкий девичий голос. – И ваш подопечный как вы его назвали «шкет» тоже слышит, это мы для него оповещение включили по протоколу прибытия.

Оба преторианца одновременно посмотрели на меня и заметив приоткрытые глаза одинаково коротко выругались. Похоже, после вколотого перед посадкой успокоительного в их представлении я должен был спать – личную карту мою они определенно не видели и не знали, что для сна мне нужна как минимум двойная доза.

– Ну он хотя бы русский не понимает, – осторожно предположил раздраженный преторианец, посмотрев мне в глаза.

– Не понимаю, – на русском сказал я.

– Кроме интера, каждый наследник-претендент к десяти годам обязан знать английский, испанский, русский и французский, – задорный девичий голос из динамиков стал еще веселее. – А этому «шкету» уже одиннадцать.

– И пусть этот бастард больше не аристо, но пока при памяти, – прозвучал второй девичий голос. Именование меня бастардом мгновенно вызвало возвращение шипящего многоголосья, в своих возгласах сходившегося в одном: «Да что она себе позволяет?»

Приподняв руку, я два раза быстро щелкнул пальцами – любимый жест матери для привлечения всеобщего внимания, после чего заговорил ни к кому конкретно не обращаясь.

– Экипаж – выпускницы летного училища Теруэли, патрицианки из клана Веласкес. Золотой насечки нет, значит обе безродные – это значит, что принадлежат к клану без права создавать собственный род, то есть перспектив на возвышение в собственной фамилии не имеют. В чужой фамилии тоже, потому что на Арагоне среди остальных кланов есть поговорка: «Лучше зять плебей, чем невестка Веласкес». Но, так как обе они происхождением принадлежат к патрициям, предложение быстрого секса было для них оскорбительно пусть не по форме, но содержанию. Хотя… – повернув голову, посмотрел я в глаза растерявшего всю раздражительность преторианца. – Учитывая их положение и перспективы, если ты предложишь им не быстрый секс, а замужество, обе запрыгнут на тебя с ногами и вцепятся так, что оторвать можно будет только с мясом.

Звонкие девичьи голоса молчали, даже не потрудившись опровергнуть мое заявление. Впрочем, опровергать нечего – мои слова были оскорбительны по форме, но абсолютно верны по содержанию. На Арагоне для любой безродной из двенадцати фамилий заезжий преторианец из метрополии успешная партия для замужества.

– Вам же, господа, советую следить за словами, – продолжил я, глядя в глаза неудачнику-ловеласу. – Нарваться на дуэль за «пилотку» и вывалить кишки на арене легче легкого, у нас ваши боги-покровители влияния не имеют, и ваша хваленая сила здесь не действует. Это на Земле ты Лев Толстой, а у нас ты хер простой, понял? – мастер меча Николай, один из моих наставников, будучи в раздраженном состоянии часто повторял эту поговорку и сейчас она пришлась как нельзя кстати.

После моего монолога стыковка к шлюзу проходила в полном молчании. Когда двери выхода из пассажирского отсека впереди мягко разошлись, я двинулся к ним не дожидаясь приглашения.

– Удачи, парень, – пожелал мне флегматичный преторианец, а второй старательно избегал моего внимания, держась позади.

Не оглядываясь на сопровождающих, я вышел на трап. Преторианцы дальше не пошли – территория инкубатора закрыта для свободного посещения. Даже для нобилитета Республики, частью которого являлись и стражи-преторианцы.

– Двигайтесь по желтым линиям. Двигайтесь по желтым линиям, – заговорил женский механический голос, но быстро оборвался, потому что меня уже встречали – как только я сошел с трапа, передо мной встал высокий седобородый мужчина в бело-золотой мантии Ордена Истока.

– Здравствуй, дитя. Я Диего Кальдерон, твой новый наставник. Можешь называть меня дон Диего, – глянув из-под кустистых бровей протянул он руку, которую я проигнорировал.

Это не было демаршем или эмоцией – нужно было проверить догадки. Лорд Рамиро дал задание записать меня под его именем – и пусть мотивов я не понимаю, но логика подсказывает, что свою имя не дают тому, кого собираются коррекцией превратить в тупой охлос. Его слова, конечно, могли быть обманом – чтобы я спокойно добрался до инкубатора, и тогда меня сейчас будут встречать безо всякого почтения.

Рука седобородого старца некоторое время повисела в воздухе, но он совсем не расстроился и взяв меня за плечо потянул за собой.

– Пойдем, дитя.

Не будет коррекции. Впереди точно ничего хорошего, но разум я сохраню – появилась уверенность.

Недолгий путь по прямому безликому коридору вывел из стыковочного отсека к лаборатории, где нас встретило два синтбионта – функциональные синтетические организмы. Невысокие девушки с неестественно большими и никогда не моргающими глазами, в обтягивающих белых комбинезонах с красным кругом на груди – реестровая специализация «парамедик».

Синтбионты прошли вместе с нами в лабораторию, где дон Диего усадил меня в кресло, спинка которого уже медленно опускалась в полулежачее положение. Зато стремительно мелькнули мягкие держатели, зафиксировав мне запястья, лодыжки и бедра. Еще два широких ремня перехлестнули через грудь, а один притянул голову по лбу. Буквально доли секунды и я оказался полностью обездвиженным, только пальцами могу шевелить и глазами двигать.

– Сейчас тебе впрыснут медикаментозный коктейль, дитя, – успокаивающе положил мне руку на плечо дон Диего. – Подобный используется во флоте и космодесанте чтобы не потерять сознание от перегрузок, но в данном случае он нужен, чтобы ты без проблем перенес установку нейроимпланта.

Страха не было совсем – если бы речь шла о коррекции, зачем меня так успокаивать? Это просто нерационально. Под эти мысли, протыкая одежду сразу десяток игл впился мне в спину по линии позвоночника. Эффект от препарата пришел сразу же, без боли, но конвульсивной реакцией – если бы не стягивающие ремни, меня бы выгнуло дугой. Через мгновение краем глаза я увидел, как манипуляторы медицинского робота прислонили мне к виску таблетку с многочисленными тонкими, едва заметными иглами.

– Это монитор активной поддержки, – параллельно пояснял дон Диего. – Вживляемый нейроимплант, сегодня за ночь он синхронизируется и станет твоим незаменимым помощником на долгие годы.

Манипулятор уже прижал мне таблетку к виску – боли не было, но тело словно раздвоилось в пространстве, моя нервная система как будто перезагружалась.

– Кроме того, в будущем монитор поможет нам лучше узнать о твоих способностях, чтобы направить по правильному пути. Да, немного неприятно, но ничего страшного в процедуре, как видишь, нет, – мягким голосом продолжал говорить дон Диего. – Осталось еще немного, сейчас станет чуть-чуть темно, но не волнуйся, это ненадолго…

Свет перед взором как раз погас – я больше нечего не видел, только мутная темная пелена.

– Сейчас, дитя, подожди еще немного пока идет настройка. У тебя на периферии зрения уже должны появляться цифры.

Действительно, сверху появился идентификационный номер из восемнадцати цифр, справа-снизу возникли дата и время: «11.12.3098 23:15». Параллельно я уже чувствовал, что спинка кресла поднимается, а мягкие змеи ремней с меня сползают, возвращая возможность двигаться. Дон Диего помог мне подняться с кресла и потянув за плечо повел прочь из лаборатории.

Тело повиновалось, но чувствовалась некая двойственность – словно оно теперь не до конца мне принадлежало. Нечто похожее было, когда пропустил сильный удар в голову, только тогда еще тошнило. Но странное плавающее состояние понемногу отпускало, уже почти пропав когда мы поднялись на лифте в самый центр круглого зала на дне огромного атриума. Свет вокруг приглушен – уже наступила стандартная ночь, ни единой души кроме вокруг не видно.

– Это Солнечный колодец, сердце нашего инкубатора, – широким жестом показал по сторонам дон Диего.

Колодец был разделен этажи-уровни, на каждом – за перилами круговых галерей, теснящиеся вплотную двери капсул. Три уровня в самом низу выкрашены в желтый цвет, дальше еще три этажа в нежно-зеленый, еще выше переходящий в сочный оттенок июльской листвы и на четвертом, последнем кластере из трех уровней, цвет окраса был синим.

– Четыре цвета, четыре года и первые четыре ступени в жизни каждого ребенка Республики, если он воспитывается в инкубаторах, – пояснил дон Диего.

Подтолкнув к лестнице неподалеку, он вывел меня на нижнюю галерею и повел вдоль многочисленных капсул. Ширина каждой чуть больше метра, диаметр колодца метров сто пятьдесят, значит длина окружности по этажу около пятисот метров, примерно по четыреста капсул на уровень; на каждой годовой ступени из трех этажей-уровней около тысячи двухсот ячеек, а всего в инкубаторе не больше пяти тысяч мест – навскидку прикинул я общее количество капсул. К одной из них, с приоткрытой дверцей из-за которой виден мягкий желтый свет, дон Диего меня уже привел.

– Сегодня, Деймос, ты стал частью инкубатора Кальдерон. Так как тебе уже исполнилось одиннадцать, минуя ясли ты попал сразу на первую ступень взросления. Перешагнув еще три, – показал дон Диего наверх, – когда тебе исполнится четырнадцать, ты навсегда покинешь инкубатор. Твои новые товарищи на первую ступень из яслей шагнули в начале года, они все здесь уже освоились и готовы перешагнуть на вторую ступень уже меньше чем через два месяца. Я понимаю, что ты пропустил почти весь учебно-подготовительный год, но думаю с твоим домашним образованием проблем это не составит. Если же у тебя будут сложности, я всегда готов помочь советом.

Никак не отреагировав, я продолжал игнорировать дона Диего, глядя прямо перед собой. Нужно было проверить еще одну догадку, обозначив границы доступного.

– Дитя, я понимаю тяжесть твоей потери, так что сегодня сделаю для тебя исключение. Сейчас ты отправишься в свою капсулу и сразу заснешь, чтобы утром проснуться свежим и отдохнувшим. Но если ты и дальше будешь демонстрировать подобное поведение, это будет расценено как неуважение к наставнику, и я буду вынужден назначить тебе экзекуцию. У нас в инкубаторе это порка плетью – серьезных увечий не наносит, но подобные истязания причиняют немалые боль и страдания.

После этих слов я с трудом удержал невозмутимое выражение лица – у нас в замке провинившихся плебеев часто пороли плетьми, это было вполне обыденным делом. Вот только я не был готов к тому, что наказание плетьми когда-либо может быть применено ко мне. Это предстояло обдумать.

– Подумай над моими словами, дитя, – словно угадал мои мысли дон Диего, после чего приглашающе распахнул приоткрытую дверь капсулы. – Твое личное жилое пространство. Свою старую одежду брось в окошко приемника, она тебе больше не понадобится. Увидимся утром, дитя, спокойной ночи.

Дон Диего посмотрел на меня выжидательно, чуть наклонив голову – почти как химера недавно, только смотрел он человеческими глазами. Возникло неприятное впечатление – несмотря на показательную доброжелательность и внешность милого старичка, под маской морщинистого лица словно прятался безжалостный и беспощадный змей.

Удивительно, но сохранять спокойствие мне помогало напутствие убийцы матери. Лорд Рамиро посоветовал мне молча ждать подходящего момента для второй попытки. Глупо думать, что так он мне ее и предоставит, но если есть хотя бы тень надежды, то нужно пытаться. Для того, чтобы выбраться отсюда и отомстить, а еще узнать, почему меня выписали из патрициев, нужно стать умнее, сильнее и взрослее. С последним от меня ничего не зависит – с годами придет, а вот первые задачи доступны в меру сил, а наказания от наставника этому будут препятствовать. Поэтому нужно осваиваться и соблюдать правила – по крайней мере, не выходить далеко за их границы.

– Спокойно ночи, дон Диего – сдержанно кивнул я улыбнувшемуся в ответ наставнику. Когда зашел в капсулу, люк за спиной сразу захлопнулся.

Личное жилое пространство представляло из себя узкий пенал метра четыре в длину и полтора в высоту. Мой рост сто сорок девять сантиметров, чуть выше среднего для возраста одиннадцати лет, плюс подошва – так что едва ощутимо упирался теменем в потолок, если стоять выпрямившись.

Капсула сквозная – с другой стороны тоже люк, непрозрачно-матовый. Справа голая стена неактивного сейчас голопространства, вдоль левой стены скромная меблировка в виде откидных кровати и стола со стулом, также небольшой ящик с письменными принадлежностями в герметичной упаковке. Дальше на выдвижной перекладине вешалки запаянный в целлофан желтый комбинезон – единственное яркое пятно в этой собранной из серого рифленого металлопластика коробке пенала. Откинув от стены кровать, обнаружил тонкий матрас из вспененного теплоизолирующего материала и чуть более толстый брикет подушки.

Присев на кровать, я тяжело вздохнул. У нашего садовника были собаки-химеры, у каждой из них в вольере удобств было больше. Да и сами вольеры были больше этой конуры. Закрыв глаза, я вздохнул еще раз, потрогал таблетку монитора на виске и только сейчас начал осознавать всю бездну нового положения.

Не раздеваясь лег на кровать, глядя в потолок. Одежда – единственное что связывало меня с домом, снимать ее не хотелось, а переодеться я успею и завтра утром.

Очень хотелось плакать, но плакать было нельзя.

Патриции не плачут.