Текст книги "На землях рассвета (СИ)"

Автор книги: Алексей Ефимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц)

В темноту.

6.

Они мчались верхом на мопеде по прямому, как стрела, шоссе, посреди широкой просеки. Было уже далеко за полночь, толку от слабенькой фары оказалось немного, и Найко погасил её. Ему нравилось ехать в призрачном сумраке. Впереди, над горизонтом севера, стояла таинственная, негаснущая заря, вокруг, за темно-медными стволами сосен, сгущалась непроницаемая тьма. Нигде, насколько хватал глаз, не было ни огонька, ни человека: все пропускные пункты в Империи на ночь закрывались, и дороги были совершенно пусты. Найко словно попал в чуждый, таинственный, безлюдный мир, и ровный шум отлаженного мотора совершенно не мешал ему. Ощущая ровный пульс машины и теплые руки подруги на талии, он не только сам сливался с ними, но становился частью чего-то большего, единый с окружающим миром, и, в то же время, отдельный от него. Иннка была очень благодарна ему за это, совершенно неожиданное, громадное удовольствие: в Усть-Манне юноша приохотился к ночной езде на мопеде, так что когда она предложила ему сделать что-нибудь необычное, затруднений у него не возникло.

Больше всего Найко нравилось кататься за городом, где в это время не встречалось ни единой живой души. Это одиночество было настолько обычным и устойчивым, что он ездил обычно босиком, в одних джинсах, – чтобы ощущать нагой кожей напор прохладного, пропитанного пронзительным запахом сосен воздуха. Он почти никогда не останавливался: ему нравилось именно это бесконечное, стремительное движение.

За ночь Найко проезжал километров по триста, забираясь очень далеко от города, в другие области. У него были, конечно, свои любимые маршруты, но куда интереснее было мчаться наугад, не зная, что увидишь в следующий миг. Он не боялся бездорожья: маленький, джанской работы мопед мог пройти почти всюду, где проходил человек.

Вообще-то, кататься с девушкой здесь, в Гитау, для манне было рискованно, но риск тоже привлекал его: проносясь по узкой тропке над высоким обрывом реки, например, он упивался собственной ловкостью. Не менее приятно было и видеть места, отличные от знакомых. В таинственной ночной стране он встречал вещи, иногда очень странные, – вроде отходящих от шоссе дорог, окутанных густо-зелеными или темно-красными силовыми полями. Он видел и странных людей, – но просто проносился мимо них, и они ничего не могли ему сделать. Ощущение собственной неуязвимости было не менее привлекательным, чем всё остальное...

Найко встряхнул волосами, опомнившись. Впереди, уже близко, маячил длинный горб моста, – тот вел в соседнюю, Лайскую область. Юноша понял, что забрался слишком далеко, – но даже не подумал повернуть назад.

Перед мостом, над шоссе, с тросов ровным треугольником свисали тусклые, таинственно-фиолетовые фонари, и их назначение он не мог представить даже приблизительно. Мостовые ворота из коричнево-смуглых толстых труб были заперты на ночь, – но Найко проскочил в узкую пешеходную калитку, мимо темной коробки милицейского поста. Он помчался по слабо выгнутой серебрящейся дуге моста вверх – прямо к коричневато-белой, бесконечно далекой заре, над затопившим долину реки морем рыжеватого тумана. Казалось, он сделался легче и вот-вот взлетит. Впрочем, катиться вниз тоже было удивительно...

За мостом он словно попал в какой-то другой, волшебный мир. Хотя на первый взгляд ничто не изменилось – тот же пыльный асфальт, те же сосны – казалось, всё вокруг происходит во сне, и ему хотелось сделать ещё что-нибудь необычное, чтобы убедиться в этом...

Свернув на первом же повороте, Найко съехал к излучине реки или темному лесному озеру. Не в силах одолеть искушения, он обнял подругу. Они долго целовались, а потом, как-то вдруг, занялись любовью – прямо на берегу озера, на песке, под пристальными взглядами громадных утренних звезд.

Найко было неловко на просторе, но всё вокруг казалось ему по-прежнему волшебным, – золотой отблеск зари над темной стеной близкого леса, чистейший, прохладный воздух ночного соснового бора, поразительная тишина, – её нарушал только тихий шум сбегавших отовсюду капель росы, сухой холодный песок – и гладкое, горячее тело Иннки на нем. Он обнимал плечи новой подруги, целуя её глаза, её пухлые губы, задыхаясь от наслаждения, и не в силах поверить, что всё это происходит на самом деле...

7.

Вернувшись в Малау, Найко проспал до самого обеда. Проспал бы и больше, но его разбудил голод – он не ел со вчерашнего вечера. Обед оказался столь сытным, что юноша снова заснул и проснулся уже на закате, потеряв всякое представление о времени и совершенно ошалевший. День выдался на удивление жаркий, – он был весь мокрый от пота, а воздух в комнате напоминал влажную горячую вату.

В поисках прохлады юноша вышел на открытую террасу над берегом паркового озерца, – но и снаружи оказалось очень жарко и душно, как в теплице. Впрочем, он тут же замер, начисто забыв о жаре, – в озерце плескалась стайка загорелых принцевых подруг, одетых очень легко, – только в пояски из бус, свисавших на их круглые попы и крепкие бедра. Низко над головой Найко висели тяжелые, красновато-бурые закатные тучи, и гибкие тела девушек казались отлитыми из гладкой, блестящей меди.

Заметив Найко, девчонки засмеялись, – как будто его застали в столь неловком положении – и начали дружно забрасывать водорослями. Он вернулся в дом с горящими щеками, смущенный и пристыженный. Здесь он столкнулся с Иннкой и Охэйо. Вложив его руку в руку девушки, принц сделал какой-то сложный жест, насмешливо посматривая на него, и Найко не выдержал.

– Что это значит? – довольно грубо спросил он.

Иннка тут же закатила глаза, словно готовясь упасть в обморок, – и хихикнула, прикрыв рот ладошкой.

– Это значит: "многих вам детей" – пояснила она.

Найко в гневе бросился на неё. Он с удовольствием дернул бы её за косу, – но косы у неё не было, и он, довольно сильно, дал ей ладонью по заднице. Иннка задорно взвизгнула, отскочив метра на два, как вспугнутая антилопа, – и Найко вновь замер с мучительно горящим лицом, не понимая, как это у него получилось.

Охэйо, презрительно фыркнув, вышел на террасу, замер, словно превратившись в статую, – и, вдруг вскрикнув, покатился по полу, спасаясь от метко летевшей в него тины. Донесся дружный девичий смех, и Найко улыбнулся, почувствовав себя, наконец, отомщенным.

Принц пулей влетел в комнату, захлопнув за собой дверь. С его лица и с других частей тела свисали космы ряски, и он гневно сбрасывал их со всех мест, до каких только мог дотянуться. Иннка и Найко покатились со смеху. Охэйо хмуро посмотрел на них, потом тоже вдруг ухмыльнулся и вышел, оставив их одних. Иннка и Найко замерли, смущенные, не глядя друг на друга.

Юноша не помнил, оделись ли они перед тем, как поехать сюда, не помнил толком даже обратной дороги, – он едва ли не всё время жмурился от удовольствия, чувствуя руки подруги на своей талии. Кажется, с того самого вечера они не сказали друг другу ни слова – просто потому, что в них не было нужды. Его вольная жизнь закончилась, – но Найко совершенно не жалел об этом.

Глава 8:

Откровения реальности

Хониар, 200 лет до Зеркала Мира,

Первая Реальность.

1.

Первым, что Лэйми ощутил, очнувшись, была мучительная боль: его словно жгли каленым железом, причем, сразу в двух местах. Не вытерпев, он застонал, потом сжал зубы. Он был убежден, что парень должен страдать молча, – хотя, и не мог вспомнить, почему, – но боль терзала, пронзала его, не давая думать, лишая всех душевных сил. Юноша отчаянно боролся с ней, пытался сосредоточиться на боли, и это действительно её уменьшало.

Когда боль, наконец, отступила, – по крайней мере, ослабела настолько, что он смог не только бессловесно выть от неё, как животное, но и хоть как-то рассуждать, он разобрался в её источниках. Судя по ощущениям, у него было прострелено легкое и перебито одно или два ребра. Вторая пуля прошла навылет ниже печени. Там болело уже не так дико, но вот дышать было трудно и так больно, что приходилось делать перерывы.

Вдруг он с ужасом понял, что может вообще не дышать, – хотя бы какие-то минуты: огонь Внутренней Энергии поддерживал его силы. Эти перерывы были великим облегчением, и он не представлял, как вытерпел бы всё это без неё. Потом он как-то незаметно отключился...

Очнувшись во второй раз, он смог открыть глаза. Над ним выгибался беленый свод, но сил поднять голову ещё не было. С большим трудом удавалось ворочать ей из стороны в сторону, словно тяжеленным бревном.

Он увидел голые облезлые стены и несколько железных кроватей с тонкими тюфяками – пустых. Над ним нависал стояк с капельницей, и тонкая прозрачная трубка вела от неё к игле, впившейся в сгиб локтя. Попытавшись вытащить её, Лэйми тут же обнаружил, что его руки и ноги привязаны, – хотя он был так слаб, что не смог бы шевельнуть и пальцем.

До него начало, наконец, доходить, где он оказался. Сердце юноши забилось редкими, обморочными ударами, – но страх был всё же не таким мучительным, как боль. Через какое-то время Лэйми успокоился. Ничего не происходило. Он лежал, закрыв глаза, и тихо страдал, иногда приподнимал ресницы и осматривался, но ничего не менялось. Так прошло, наверное, несколько часов. Потом он уснул.

2.

Пробуждение вышло неприятным – кто-то старательно бил его по щекам. Лэйми издал протестующий звук и открыл глаза, однако тщетно. Было так же темно. Он повел головой – и не сразу понял, что его глаза завязаны. Он сам лежал на чем-то мягком... и ему стало значительно лучше. Боль почти совсем прошла, остался лишь палящий жар и страшная тяжесть в груди, – словно ему на ребра взгромоздили раскаленный гранитный блок, но ощущение не было мучительным, – это было ощущение исцеления.

Юноша чувствовал, что спал очень долго – гораздо дольше, чем смог бы проспать сам. Голова была тяжелой, он не вполне понимал, что с ним, но мускулы ему теперь подчинялись – наверно, он смог бы встать и даже пойти, если бы его не привязали. Тугие, вроде бы резиновые жгуты стянули его запястья, щиколотки, бедра над коленями, живот и грудь под мышками. Она была перевязана, но ничего больше на себе он не чувствовал. Лэйми не стыдился своего тела, но, в общем, был стеснителен. И уж подавно не любил, когда его били. Юноша яростно мотнул головой.

– Очнулся? – спросил спокойный мужской голос. Судя по всему, его обладателю было лет пятьдесят. Впрочем, Лэйми понимал, что легко может ошибиться.

– Да. Ещё бы!

– Кто ты?

– Лэйми.

– Точнее! Имя, фамилия, домашний адрес?

– Сначала отвяжи меня.

Бац! Юноша взвыл от боли. Судя по ощущениям, его ударили по босым пяткам чем-то твердым. Наотмашь.

– Ах ты, сволочь!

Бац! Лэйми зашипел, потом выдал подряд весь запас ругательств, который знал. Донесся смешок.

– Приятно, когда человек говорит искренне. Тебе может быть гораздо больнее. Так что давай, поговорим спокойно, как друзья.

– Я хочу есть, – заявил Лэйми.

– А попробовать свою печень ты не хочешь? Ты жив только потому, что интересен мне. Знаешь ли, когда человек появляется там, куда попасть невозможно, и отправляет в больницу двух охранников, это само по себе уже довольно необычно. Но вот когда он за двое суток оправляется от тяжелого ранения, это можно принять за чудо. Вот только чудес, знаешь ли, не бывает. К счастью, твой случай лежит в профиле моей основной работы. Чертовски интересно, как можно добиться регенерации со скоростью, превосходящей биологические возможности клеток. Анализы ничего не показали. Ты что-нибудь знаешь об этом?

– Нет.

– Охотно верю. Но ведь тебя кто-то послал сюда? Кто? Как ты сюда попал?

– Меня никто не посылал. Я просто хотел посмотреть...

Мужчина с искренней печалью вздохнул.

– Хорошо подумай. Если ты будешь отвечать честно, то сможешь сохранить жизнь и даже получить много денег. Если нет, – ты умрешь. По частям... медленно.

– Но ведь ты тоже умрешь – когда-нибудь. Какая разница?

Удар обрушился на его голени там, где кость прилегала к коже, и мир под сжавшимися веками окрасился в желтый цвет. Лэйми прикусил губу, чтобы не закричать. Второй удар, третий... его замутило от боли. Не вытерпев, он заорал во все горло – и тут же получил удар по животу, лишивший его дыхания. Теперь ему стало по-настоящему плохо, – он ничем не мог выразить, как ему больно. Ему хотелось только одного – немедленно умереть...

Когда дикое избиение прекратилось, Лэйми почти не ощутил облегчения, – казалось, его ноги опустили в чан с кипятком.

– Ты будешь отвечать? – теперь в голосе не было даже фальшивого дружелюбия.

– Да иди ты!.. – заорал Лэйми с глубоким и искренним чувством. Все его мускулы сжались в ожидании очередного удара, он зажмурился... и снова услышал тихий смешок.

– Я думал, что такое бывает лишь в дурацких книжках про героев. Надо же... знаешь, с тобой приятно иметь дело. Надоели эти сопляки, вечно визжат, рыдают и просят... Что ж, раз ты не желаешь разговаривать, придется прибегнуть к другим средствам...

На минуту его оставили в покое. Несколько раз Лэйми слышал, как тихо звякало стекло. Потом его плеча коснулась мокрая ватка, и через мгновение он ощутил укол. Судя по всему, им занимался врач – он даже не почувствовал боли, лишь неприятное, тянущее ощущение в мускулах, когда ему впрыскивали... что?

Внезапно ему стало очень легко и хорошо. Боль почти мгновенно утихла. Лэйми перестал осознавать себя, ему хотелось смеяться... говорить... говорить без конца. Но что-то в нем словно выбило предохранитель и он, даже не заметив этого, провалился в черное забытье.

3.

На сей раз, в сознание его привел острый, мучительный зуд. Лэйми бессознательно потянулся к груди, – и испуганно отдернул руку, коснувшись корки запекшейся крови. Под ней нестерпимо чесалось. Он стал осторожно поглаживать эту неровную, грубую поверхность, стараясь хотя бы немного ослабить терзавшее его ощущение. Ноги болели сильно, но терпимо. В общем, ему было хорошо, – его заливало ровное тепло, словно над грудью висело маленькое солнце. Открыв глаза, Лэйми даже удивился, не увидев его. Но, несмотря на весь пережитый кошмар, внутренний свет всё ещё был с ним...

Его голова лежала на чем-то теплом, определенно живом. Подняв взгляд, он обнаружил, что она покоится на коленях нагого юноши, уже знакомого ему, – Аннита Охэйо. Лэйми испуганным рывком сел, поджал ноги, и тут же зашипел от боли, – ниже колен они превратились в один сплошной синяк.

– Я думал, ты никогда не очнешься, – тихо сказал Аннит. – Тебя сильно избили.

– Если бы только избили... – Лэйми открыл рот, чтобы продолжить, но ничего не сказал. Он не разбирался в медицине, но понимал, что парню с простреленным легким полагается умирать, захлебываясь кровью, а не чесаться.

– Чем они тебя так?

– Две пули, – буркнул Лэйми и пошевелил пальцами босых ног. Ходить, похоже, он ещё мог.

– Странно, что ты жив, – Аннит помолчал. – Больно?

– Теперь – не очень.

Юноша осмотрелся. Комната была небольшой и довольно-таки странной, – стены и пол обиты толстыми подушками, обтянутыми грубой черной кожей. Наверху горела голая, ослепительно яркая электролампа, не давая рассмотреть потолок. Сам он тоже оказался обнажен.

Какое-то время они смущенно посматривали друг на друга. Охэйо был гибкий и мускулистый, его стройное тело покрывали синяки, густые черные волосы спутаны.

– Как ты попал сюда? – наконец, спросил Лэйми. – И что это за место?

Он сел поудобней, опершись спиной об стену.

– Об этом я знаю не больше тебя, – Аннит пожал плечами. – Вообще-то, во дворце. Я работаю здесь, и довольно случайно узнал, что ты тут оказался. Только у меня не было пропуска в этот подвал, разумеется. Я, скажем так, потерялся и приступил к поискам, когда была уже глухая ночь. Добрался до нижней чертовой двери. Даже открыл её. Только за ней было несколько парней. Я не успел ничего сделать. Они уже ждали меня, и бросились все сразу... – Аннит зябко поёжился, словно демонстрируя синяки, – свидетельство того, что он не сразу и не без боя уступил превосходящему врагу. – Я пнул одного под ширинку... его визг было слышно по всему дворцу. Остальные схватили меня. Их было трое или четверо. Прижали мне к лицу тряпку с какой-то вонючей дрянью. Я думал, что задохнусь... и потерял сознание. Очнулся уже здесь. В таком... виде. Меня допрашивали. Били. Сначала дубинкой, потом плетью... – он вновь судорожно повел ободранными до крови плечами. – А потом бросили к тебе. В общем, я попался, как дурак.

– А я... – начал Лэйми, но Охэйо прервал его.

– Знаешь, почему мы тут вместе? Им не удалось ничего из меня вытянуть – без членовредительства – и из тебя, насколько я смог понять из их вопросов, тоже. Здесь где-то есть микрофон. Они думают, что мы бросимся болтать и выдадим всё, что знаем. Тут можно говорить только то, что им уже известно. Ты понял? Давно ты здесь?

– Дня два. Не помню. Я почти всё это время был без сознания.

– А я попался вчера... кажется. Что ты помнишь о своей жизни?

– Ну... Мои родители умерли, когда я был ещё малышом. Когда все деньги, оставшиеся от них, кончились, родня сразу вся как-то разбрелась... У меня осталась лишь квартира, но и её недавно описали за долги...

Охэйо вдруг почему-то улыбнулся.

– Забавная история. Нет, в самом деле.

– Да? А что в ней смешного? – Лэйми пристально смотрел на своего невольного товарища. – Я последний в роду, которому полторы тысячи лет. Живу один, в старой развалине, как привидение. Завидовать нечему.

– Да, – Охэйо опустил взгляд. – Знаешь... я искал тебя не потому, что... Мне понравилось то, что ты сделал. Я бы так не смог... впрочем, неважно. Вообще-то я работаю здесь техником на узле связи. То есть, работал. Они нас, наверно, убьют... – он помолчал. – Здесь, в Директории Хониара, уже давно исчезают люди. Молодые, обоего пола, несколько сотен за год. В основном, одинокие – те, кого никто не будет искать. Но для страны с населением в четыре миллиона человек, такие потери почти незаметны. О том, кто и зачем это делает, тут ходит множество слухов – и, как ты понял, правдивы самые страшные из них... – Охэйо обращался скорее сам к себе. – Но, если мы проживем ещё хотя бы несколько часов, они будут последним, о чем нам придется беспокоиться. Уже, по сути, началось. Когда появились эти жуткие облака... знаешь, они давили на глаза, словно свинцовая крыша, и под ними было... страшно. Потом была жуткая гроза, а потом вдруг дико похолодало... и выпал снег.

– Снег? – Лэйми удивленно вскинул голову. – Сейчас же июль!

– Вот именно. Похоже на конец света, правда?

– Да. Но что это? Это... они? Из тьмы?

Охэйо хмуро кивнул.

– Да, Лэйми. И они уже нас атакуют.

Лэйми с удивлением обнаружил, что этот рассказ не слишком его впечатлил, – он слишком боялся за себя, чтобы думать ещё и о мире. Особенно страшно ему не было, – он искренне верил, что сможет сбежать. Но вот сможет ли он вновь подняться в воздух? Он не был уверен. Слишком много вновь обретенной силы ушло на то, чтобы просто позволить ему дышать...

Дверь, неотличимая от стены, открылась беззвучно и так неожиданно, что Лэйми удивленно вскрикнул. За ней он увидел полутемный беленый коридор – и трех громадных парней, при одном взгляде на которых пропадала даже мысль о побеге. Но они явились вовсе не затем, чтобы убить их или подвергнуть истязаниям – они принесли им еду.

К удивлению Лэйми, предложенная им похлебка мало походила на тюремную баланду, – в ней нашлось даже мясо, а порции оказались такими, что впору было треснуть. Если их тут и ждала смерть, то явно не от голода.

Юноша с энтузиазмом набросился на еду. Он слышал, правда, что гордые пленники не берут еды из рук врага, но был слишком голоден, чтобы быть гордым. Как же он сможет убежать, если начнет морить себя голодом? Правда, он тут же подумал, что его откармливают для того, чтобы потом съесть, но это был уже явный бред...

Сытная еда буквально воскресила его, – даже боль в отбитых ногах заметно ослабела. Но тут же его голова словно налилась свинцом. Лэйми нестерпимо захотелось спать. Он успел подумать, что его вновь обкормили какой-то дрянью, – и провалился в глухое забытье.

4.

Его схватили и поволокли, не дав толком проснуться. Несколько мгновений Лэйми пытался понять, сон это, или явь, потом бешено рванулся, но его руки скрутили столь умело и старательно, что он вскрикнул от боли, – и лишь тогда очнулся окончательно.

Его тащили по какому-то коридору. Двое здоровенных парней перед ним волокли яростно упиравшегося Охэйо. Впереди, из распахнутой двустворчатой двери, потоком изливался свет.

Когда его затащили в неё, Лэйми на несколько секунд зажмурился. Зал оказался очень просторным – метров пятнадцать в длину, десять в ширину и выше его роста раза в два. По беленому своду тянулись плотные ряды люминесцентных ламп, – их свет был так ярок, что походил на солнечный. Пол и нижняя часть стен были облицованы кафелем. Вдоль них сплошь стояли застекленные шкафы с медицинскими инструментами и химической посудой, в центре зала, рядами, – столы, лабораторные, с какими-то аппаратами из стеклянных трубок, и операционные, в свежих пятнах крови. Кровь здесь была везде – на полу, на небрежно брошенных стальных инструментах, на комках мокрой ваты...

За ребристыми панелями на торцевой стене тихо урчали вентиляторы, но всё равно, здесь стоял тяжелый запах химикатов, крови и страданий. Лэйми вновь бешено рванулся. Ему почти удалось освободиться, но на голову тут же обрушился удар дубинки, и в глазах потемнело на несколько секунд. Его оттащили к стене, к наспех сколоченной деревянной раме, похожей на поставленную стоймя кровать. Лэйми изо всех сил старался вырваться, но он был один, а палачей – трое. С помощью грубых брезентовых петель они притянули к раме его руки и ноги. Охэйо же опрокинули на операционный стол, и привязали куда более тщательно, – он не мог даже повернуть головы. Стол подкатили так близко, что Лэйми мог бы коснуться его.

Едва его оставили в покое, юноша осмотрелся. Кроме двух пленников в зале было четверо могучих парней в клеенчатых передниках и полный пожилой мужчина в лабораторном халате. Именно он обратился к нему, и Лэйми узнал ненавистный голос.

– Твой случай становится всё более интересным, – сказал толстяк. Он не удосужился представиться, но юноша узнал его, – он видел в газете его фотографию. Аний Мург, директор Медицинского Управления. Директор и эта лаборатория во дворце... Что же они здесь делали?..

– Я впервые встречаю такую хорошую блокаду от правдосказа, – продолжил Мург. – У тебя и у твоего друга. Это просто что-то изумительное. Такую защиту не ставят просто вот так, и очевидно, что ты знаешь нечто очень важное. Председатель приказал перейти к пыткам, но бывает защита и от пыток – смертью, а я не хочу терять столь уникальный экземпляр регенерата. Интересно будет узнать, как ты относишься к чужим страданиям. Я понимаю, что этот вот парень ничего не значит для тебя, но тебе вряд ли захочется смотреть, как его разбирают на части. Ты не знаешь, сколько всего можно сделать с человеческим телом прежде, чем оно умрет. Я могу вскрыть ему глазные яблоки и впрыснуть внутрь немного кислоты... или проделать то же с суставными сумками. Можно ввести немного кислоты в кровь – это вызывает сумасшедшую головную боль. Можно просто распороть ему живот и потихоньку доставать внутренности...

– Заткнись, тварь! – сорвавшимся, незнакомым голосом крикнул Лэйми.

– Ты согласен отвечать на вопросы?

– Нет.

– Жаль. Вряд ли тебе понравится смотреть, как с лица твоего друга сдирают кожу. А если он вдруг умрет – у нас есть парни помоложе, девушки... Эй, держите ему голову!

Это относилось к Лэйми. Грубые, безжалостные руки схватили его, растянули веки вверх и вниз, принуждая смотреть на белое от испуга лицо Охэйо. Их взгляды встретились. В глазах Аннита Лэйми увидел сочетание безумной надежды, страдания и тоски, какое обычно бывает на последней грани перед сумасшествием. Потом рядом с этими глазами появилась рука – сильная рука хирурга, сжимающая скальпель. Скальпель вдавился в кожу перед ухом, из-под него потекла кровь...

Лэйми бешено рванулся, ощутив несокрушимую прочность ремней, – они не поддались, даже не растянулись. Он не смог даже освободить голову. В приступе безумной ярости он закричал и вновь рванулся. Огонь Внутренней Энергии вновь вспыхнул в нем, – но теперь он был беспощадным, смертельно-белым, словно свет ламп над головой.

Парень, державший его голову, испуганно отдернул руки, – кожа под ними вдруг стала нестерпимо горячей. Лэйми смог закрыть глаза, и это помогло ему сосредоточиться. Его тело изогнулось дугой под безжалостным напором силы, что смогла поднять его в воздух. Широкие ремни до крови врезались в кожу, суставы затрещали – его словно пытались разорвать четверкой лошадей. Толстый брезент выдержал, зато дерево, к которому он крепился, поддалось, – Лэйми услышал хруст и удвоил усилия. Ещё мгновение, – и он либо вырвется, либо внутреннее пламя сожжет его, подарив быструю милосердную смерть...

Рама разлетелась на куски с треском, похожим на звук взрыва. Лэйми швырнуло вперед, он налетел на стол с Охэйо, пребольно ударившись бедрами. Пронзительно взвизгнули ролики. Стол ударил Мурга, стоявшего с другой стороны, сбил его с ног, и врезался в стояк с лабораторной посудой, которая со звоном посыпалась на пол. Лэйми распластался на кафеле. Пламя Внутренней Энергии ослепительно вспыхнуло в нем... и вдруг погасло. Совсем. Юноша ощутил в груди пустоту, – и с ужасом понял, что его сердце не бьется. Это тянулось, быть может, секунду, – самую длинную секунду в его жизни, – потом его тело потряс тяжелый, обморочный удар... ещё один... и ещё...

После каждого удара его сердце замирало, словно решая – сжиматься ему ещё раз или нет. Лэйми чувствовал, что умирает, он не мог подняться, понимая, что его сейчас схватят – это напоминало кошмар, где время идет мучительно медленно...

Потом он моргнул, и его сердце вдруг забилось нормально, очень быстро. Пусть непомерное напряжение лишило его бесценного Дара Полета, – но сила его тела осталась при нем. И ярость – тоже.

Юноша вскочил, лихорадочно осматриваясь в поисках хоть какого-нибудь оружия. На глаза ему попался большой микроскоп с массивной чугунной станиной. Лэйми схватил его – и наотмашь, с разворота ударил подбежавшего охранника по голове, ощутив упругую мягкость поддающейся плоти. Охранника швырнуло вбок, он упал и уже не шевелился. Его левый висок превратился в глубокую, бледную вмятину. Второй охранник испуганно отскочил, замахнувшись дубинкой, но ничего больше сделать он не успел, – Лэйми наотмашь ударил его по поднятой руке, потом по голове, и сбил на пол. Занеся микроскоп двумя руками, как камень, юноша изо всех сил обрушил его на испуганную потную морду. Череп проломился с хрустом, как незрелый арбуз, и во все стороны брызнула темная кровь. Охранник дернулся и замер.

Сзади приглушенно треснул выстрел газового пистолета, и Лэйми ударило волной невыносимо едкой вони. Задохнувшись, мгновенно ослепнув от слез, он выронил микроскоп, и беспомощно схватился за лицо. Хлесткий удар дубинкой сшиб его с ног, чья-то рука страшно сдавила плечо. Ощутив, как в него вонзается игла, парень бешено рванулся. Игла сломалась, разорвав кожу, потом Лэйми нащупал горло противника, и вцепился в него пальцами, словно когтями. Жесткая плоть подалась, он услышал негромкий треск и вскрик, перешедший в клокочущий храп. Сбросив выгибавшееся тело, он поднялся, растирая слезящиеся глаза.

Теперь их осталось двое: последний уцелевший охранник и Мург. Оба потихоньку пятились к двери, уже не решаясь вступать в схватку, и Лэйми сам бросился на них.

Его ближайшей целью был Мург. Толстяк схватил стул и прикрывался им, словно щитом. Когда Лэйми налетел на него, Мург встретил его ударом, чуть не сломав юноше руку. Лэйми опрокинулся назад и не упал только потому, что врезался спиной в тумбу стола.

Совершенно обезумев от боли, он вновь бросился в атаку, поднырнул под занесенные вверх ножки и с разбегу боднул Мурга головой в грудь. Толстяка отбросило назад. Он врезался спиной в прозрачную дверцу шкафа и проломил её, обрушившись внутрь в водопаде бьющегося стекла и жидкостей, хлынувших из разбившихся банок, потом качнулся вперед и упал на пол. Из его спины торчал широкий осколок стеклянной полки и несколько осколков поменьше. Раздался непереносимый визг. Мург корчился в бурлящей, клокочущей луже – очевидно, вытекшие химикаты вступили в какую-то бурную реакцию. Его халат дымился и темнел на глазах. В нос Лэйми ударила сатанинская вонь, и юноша невольно отступил. Последний охранник смотрел на него остекленевшими глазами, потом повернулся и побежал.

Лэйми настиг его уже у дверей. Он бросился на спину врага, на мгновение зависнув в плавном, кошачьем прыжке. Они вместе рухнули на пол, проскользив по гладкому кафелю ещё два дюйма – и лоб охранника ударился об обитую сталью нижнюю часть двери. Его голова неестественно запрокинулась назад и вбок. Раздался короткий треск. Жесткое тело под Лэйми дернулось и обмякло.

Юноша поднялся медленно, словно очнувшись ото сна. Равнодушно запустив пальцы в рану, выдернул засевший в мышце кусок иглы. Визг Мурга терзал слух, однако, толстяк встал на четвереньки и пополз. Осторожно, чтобы не наступить босыми ногами на битое стекло, Лэйми подошел к нему, и поднял отлетевший стул. Стул быстро взлетел и опустился – раз, второй, третий...

Он бил, словно автомат, стараясь попадать по черепу, и опомнился только когда этот визг окончательно стих. Голова Мурга превратилась в скользкий кровавый комок, и юноша отвернулся, отчаянно борясь с тошнотой, потом сел на пол. Его всего трясло, и он не был уверен, что сможет сделать хоть что-то, если сюда сейчас ворвутся.

Лэйми равнодушно смотрел, как на полу корчится последний охранник, которому он раздавил горло, – с минуту тот хрипел, пытаясь вдохнуть, потом посинел и умер. Эти пятеро для него вообще не были людьми, – если он о чем-то и жалел, то лишь о невозможности убить их ещё раз.

– Эй, ты в порядке? – тихо позвал его Охэйо.

– Да.

Юноша поднялся. С неожиданным даже для себя спокойствием он избавился от брезентовых петель, потом освободил друга. То, что отсюда надо убираться немедленно, они оба понимали и без слов.

Охэйо подобрал газовый пистолет, Лэйми нашел устрашающего вида нож для вскрытия трупов. Они вместе распахнули дверь.

Просторный полутемный коридор за ней был пуст и тих. В стенах белели другие, плотно закрытые двери.

Юноши беззвучно пошли вперед. За поворотом коридора Лэйми увидел ещё одну дверь, обитую железом и знакомую. Она оказалась заперта, – как, впрочем, и все остальные. Похоже, что никого больше тут не было.