Текст книги "На землях рассвета (СИ)"

Автор книги: Алексей Ефимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)

Это видение оставило в памяти Лэйми ощущение абсолютного счастья. Он знал, что видит сейчас мир, из которого пришли сюда его предки. И он всё ещё существует... такой же, а может, ещё более прекрасный...

Охэйо восхищенно перевел дух (Лэйми не видел это, но почувствовал) и потребовал рассказа о Вторичном Мире. И Лэйми увидел...

...Это была плоская, линзовидная конструкция, внутри которой могла поместиться целая планетная система, – насколько он смог понять, изначальная родина его расы, возведенная каким-то иным, совершенно неведомым ему народом, пришедшим из мест, в которых не имели понятия о вражде света и тьмы – Вселенная ведь бесконечна, и ничто не может охватить всю её целиком. Там, внутри нее, было солнце, которое в одних её местах казалось навеки замершим в небе, в других – восходило и заходило, в третьих – сияла лишь вечная, негаснущая заря. Реальность там была иной, чем здесь, в примитивном, разрушенном враждой мире, – но в ней были и страдания, и смерть, и даже сами Мроо. Под её небесами лежала равнина, превосходящая всякое воображение, – и на её бесконечных просторах нашлось место и для Вторичного Мира, и для города счастливых снов Лэйми, и ещё для множества миров, о которых он не имел пока никакого понятия...

25.

Обратно они двигались в молчании. Твари провожали их злобными взглядами, но не пытались помешать – по воле тех, Ждущих, потому что обитатели тьмы очень хотели сохранить свои бесконечные жизни...

Когда они поднялись наверх, под купол Зеркала, Охэйо всё ещё молчал. Они едва пробились в живом потоке людей и существ, устремившихся к шахте, ведущей в Хониар. Арсенальная Гора была уже взломана. Лэйми увидел, что её главный портал открыт, и из него выходит три десятка трясущихся обнаженных фигурок, – Дважды Осужденные, несущие в своей душе воплощенный ад. Возвращаться им теперь было некуда. Вообще.

– Что же нам делать? – наконец спросил он.

Охэйо молчал, глядя вниз. То тут, то там полыхали пожары; дым затягивал город сплошным пологом. И в нем пряталось ещё кое-что, почти неуловимое для глаза, однако хорошо заметное на экране, – клочья ожившей тьмы жадно искали тела, в которые они могли бы воплотиться...

– Тем, кто остался под Зеркалом, не позавидуешь, – наконец сказал Аннит. – Но и сочувствовать им я не могу. Я видел, ЧТО хотят сделать Ждущие. Дней через десять они откачают из той шахты воду, разрушат машину-замок и откроют пространственную воронку, ведущую Вовне. Все эти твари из тьмы – лишь выродившиеся тени НАСТОЯЩИХ. Когда они сюда хлынут... я думаю, что даже Зеркало не сможет их задержать. Вот почему те Мроо, из космоса, пытались захватить Джангр, – ЭТО будет слишком страшно даже для них. По идее, мы должны досмотреть это всё до конца... но я не хочу. Дело тут не в моем страхе – рано или поздно ТЕ выйдут наружу, чтобы гадить и мстить всем, и прежде всего невинным – за то, что они существуют...

– Чего же ты хочешь? – спросил Лэйми.

Охэйо поднял брахмастру.

– Мне кажется, что всю эту историю давно пора закончить. Ты согласен?

26.

Как ни странно, глядя на гибель Хониара Лэйми не чувствовал сожаления, – напротив, в нем росло и росло громадное облегчение. Это место выпило слишком много крови... и его время истекло окончательно.

Внешне всё это выглядело очень просто. Охэйо поднял брахмастру. Что-то прошептал – то ли прощание, то ли проклятие. Потом выстрелил. Оружие вспыхнуло, и от него отделился сияющий огненный заряд – не больше звезды в небе, но колючий и злой. Он полетел куда-то прочь, разгораясь всё ярче – энергия, струясь потоками, вливалась в него, пока он не превратился в солнце, залившее весь Хониар мертвенным светом.

Потом это солнце упало вниз – на мерцающий между четырех шпилей Генератора призрак-кристалл. Они слились... на мгновение Лэйми ослепила вспышка. Потом он увидел на месте кристаллического иное солнце – бело-рыжее, бесформенное, косматое. Оно всё росло... росло... росло... несокрушимые шпили вокруг него рассыпались, словно были сделаны из взметенного ветром песка.

Огненное облако достигло Ускорителя. Он просел, раскалываясь, разламываясь. Ещё одна ослепительная вспышка, спиральный диск пламени, в один миг простершийся над центром Хониара, – и вместе с ней потрясшее весь мир беззвучное содрогание. Потом – свет. Яркий, солнечный.

Зеркало Хониара исчезло в один миг, – сгинуло, как дурной сон после пробуждения. Ошарашенный Лэйми увидел бездонный голубой небосвод, – и в нем огненно-белый круг полуденной Дневной Звезды. Потом он посмотрел вниз.

Бурлящее облако жидкого, прозрачного огня окутало весь Генератор. Вдруг его пирамида содрогнулась, размазавшись на миг, – и от неё по земле побежала явственно видимая волна. Её плоский верх начал разламываться, вспучиваясь изнутри, – и вдруг, выворачивая громадные броневые плиты, в небо косо взметнулось несколько исполинских сияющих столбов. Плазменная туча вздыбилась в небеса, торжествуя свое освобождение, а чудовищные обломки крыши Генератора начали падать вниз, на окружающие дома, рассыпая каскады осколков и пламени.

"Прелесть" подпрыгнула от удара воздушной волны, и Лэйми ощутил боль, когда ремни, натянувшись, врезались в его тело – отныне он не сможет быть неязвимым существом. Ни сейчас и никогда больше.

Потом он увидел другую волну. Белая масса бурлящей пены накрывала Хониар, а над ней – пугающе высоко – поднимался пологий водяной склон. Он переходил в бескрайнюю, искрящуюся на солнце гладь – казалось, землю опрокинули, и море выливалось на сушу.

Они безмолвно следили за медлительным продвижением воды. Катастрофа заняла всего несколько минут, – но для застывшего Лэйми не существовало времени...

Многоэтажные здания казались игрушечными рядом с волной, – они рассыпались под её напором, словно были сделаны из песка, и исчезали. Даже западная стена Арсенальной Горы продавилась внутрь, как картонная, и поток хлынул в её чрево. Потом её крыша вспучилась, рассыпаясь и исчезая в приливе, – и три других стены обрушились наружу, не в силах сдержать массу ворвавшейся в них воды.

Устояла лишь пирамида Генератора, – ударившись в её бронированный склон поток взметнулся вверх и обрушился белопенными каскадами, заливая бушующий внутри пожар. Всё немедля исчезло в громадной туче пара.

Охэйо повел "Прелесть" к Библиотеке, и Лэйми смог увидеть её последние секунды.

Здесь, в возвышенной части города, поток постепенно терял силу, – по многочисленным оврагам вода скатывалась к долине реки. Возле Библиотеки волна едва достигала окон её третьего этажа.

Когда она ударила в западную стену, стена пены взметнулась в три раза выше, чем здание. Вода начала обтекать его с боков, – и в этот миг из окон первых этажей вырвались водопады, неся горящие обломки.

Библиотека начала крениться, её верхняя часть отделилась от фундамента, и вода понесла её, – покосившаяся коробка плыла ещё метров сто, рассыпаясь и оседая, потом исчезла. Лэйми ощутил приступ удушья. Вначале он решил, что это от избытка чувств, потом понял, что дело куда проще – силовое поле не пропускало воздуха, а дышать вне Зеркала было необходимо. К тому же, он понял, что голоден.

Охэйо на секунду снял силовой щит. В их лица ударил прохладный, влажный ветер, он нес брызги воды и запах рыбы... потом "Прелесть" прекратила падение, так резко, что у Лэйми на миг потемнело в глазах.

Он молча наблюдал за завершением катастрофы. Теперь внизу была лишь яростная масса бурлящей, текущей воды, и Лэйми казалось, что он тонет в ней. Он знал, что отныне зрелище потопа будет являться к нему во снах до конца жизни.

Поток не смог предолеть дамбы – ослабленный проделанной дорогой, он лизнул её склон и откатился, но вода продолжала бурлить, скручиваясь в чудовищные воронки, – уровни в озере и в новой котловине уравнивались. Минут через двадцать всё более-менее затихло. Внизу блестела бескрайняя водная гладь, по которой во множестве плавали балки, доски, остатки разрушенных крыш и всякий мусор. Ничего живого видно не было, и Лэйми искренне надеялся, что там действительно никто не уцелел...

Генератор стал единственным островом в новорожденном море. Его пирамида, затопленная до половины, поднималась из неспокойной воды, как утес. Крыша её рухнула, внутренность превратилась в хаотическое нагромождение изломанного железа, высоко вздымавшееся над сохранившимся квадратом внешних стен. Даже эти развалины выглядели грандиозно. Всё ещё клубившийся над ними и поднимавшийся к зениту исполинским грибом пар лишь усиливал это впечатление. Ничего больше от Хониара не осталось. Только...

На востоке поднимался пепельно-серый, туманный купол, оседлавший дамбу – Малый Хониар. Его Зеркало без малейших потерь пережило катаклизм, и теперь Лэйми старался представить, как сложится жизнь там, внутри...

– Ничто не прекращается навечно, – тихо сказал Охэйо, и Лэйми вздрогнул, услышав его голос. – Но, думаю, наша победа оказалась больше, чем мы могли представить.

Примерно в километре от остова Генератора Лэйми увидел темную пасть громадной воронки, жадно глотающей кружащийся вокруг мусор. Ему не нужно было объяснять, что это значит, – вода хлынула в подземный город Мроо, чтобы поставить точку и на его истории...

– Я сомневаюсь, что Ждущие выживут под давлением, под каким вода находится на глубине в две мили, – сказал Охэйо. – Я не хотел их убивать, но, наверное, для них самих так будет лучше...

– А мы? Что будет с нами? – спросил Лэйми.

– Нашего мира больше нет. А в этом я жить не хочу. Здесь, снаружи, всё... слишком хрупкое. И я убил тут слишком много людей. Впрочем, если хочешь, я отвезу тебя туда, – Охэйо показал на стоявшие за дамбой белые здания Нового Хониара. Оттуда к ним уже летели вертолеты. – Только, знаешь ли, я дал себе слово, что останусь в Хониаре навсегда. И, если мой мир превратился в мерзость – то я, наверное, это заслужил. А сейчас его нету. Нехорошо вышло, а? Да и, если честно... кому мы тут нужны? Там, в Ана-Малау, под Зеркалом, остался мой старший брат. Он стал – или станет – императором Джангра. Но на самом-то деле я в восемь раз его старше, и хониарцы захотят, чтобы правил я – в конце концов, благодаря кому мы вышли из-под Зеркала? А нам с братом придется решать – он или я. Ну, скорее всего, я, – но быть братоубийцей, по-моему, не лучше, чем убитым.

– Аннит, я тоже... дал слово. Так что же дальше?

– У нас лишь один выход – машина-замок. Я не знаю, сколько она сможет протянуть под водой, но вряд ли долго. И тогда... – Охэйо вдруг усмехнулся. – В пространственную воронку хлынет вода под давлением в тысячи атмосфер. А физика там другая, и постоянная сильного взаимодействия выше, чем у нас...

– И что это значит?

– Водород подвергнется термоядерному слиянию. Короче говоря, эта воронка не просуществует долго... А машина-замок – это, в то же время, машина-ключ. С её помощью наши предки попали сюда, и теперь я думаю, что смог бы вновь открыть проход. Может быть, не совсем так, как они, но я хочу попасть в мир моих снов... а ты?

– Ну, в общем... да. – Лэйми не очень верил в это, но почему бы не попробовать? Что он может потерять? Жизнь? Но он наслаждался этим даром уже двести семь лет, и он теперь не казался ему особенно ценным.

– Ну что ж... – Охэйо повел "Прелесть" вниз. В последний миг включив силовое поле, он нырнул, направив машину в воду возле Генератора – туда, где кончались охладительные туннели. Теперь надлежало действовать быстро, так как воздуха в силовом пузыре хватило бы максимум минут на пять.

Вода была мутной и плохо пропускала свет – но, к счастью, для ноктовизора она казалась просто не очень густой дымкой. Охэйо легко нашел устой моста, в котором был выпуск правого туннеля, и повел "Прелесть" в него. К счастью, серый материал его свода выдержал взрыв.

Мощность ионных двигателей под водой возрастала... как и сопротивление движению. Но в общем, они плыли быстро. Потом, когда они вынырнули в заполненные паром туннели, стало хуже – силовое поле без труда выдерживало его давление, но вот тепло оно пропускало свободно, – а снаружи было градусов двести. Лэйми казалось, что он забрался в раскаленную печь. Лицо и неприкрытые руки жгло.

Когда Охэйо опустил экран ноктовизора, Лэйми увидел блестящий свод зала. Под ним мчался водоворот, обрушиваясь в синевато-белую бездну. Задерживаться здесь было нельзя, и он не представлял, как Аннит намерен подчинить себе машину. Наверное, так же, как тот Лэйми...

Вдруг Охэйо крепко сжал его руку.

– Прощай, Лэйми, – сказал он. – На всякий случай. Я не знаю, получится ли у меня, а если нет, то мы умрем. Ты был хорошим другом. Очень.

Лэйми взглянул на него... но у него не было времени задуматься или испугаться. В жерле Эвергета сияло солнце, и его жар он мог выдерживать лишь какие-то мгновения. Охэйо нырнул в это белое пламя. Жгучая боль охватила их ослепляющей, невыразимой вспышкой, и Лэйми успел подумать, что это смерть.

Эпилог

Гитоград, 211-й год Зеркала Мира,

Вторая Реальность.

1.

Солнце уже склонялось к горизонту, когда Найко поднялся на вершину холма. Его босые ноги, давно не знавшие обуви, шагали легко, и сам он тоже чувствовал себя очень легким: одет он был только в один кусок ткани, небрежно повязанный вокруг бедер. Он торопился: под кронами могучих деревьев, смыкавшихся высоко над головой, уже начало темнеть.

Здесь, возле Ана-Малау, лес уступал место парку. Повсюду виднелись утоптанные до твердости камня тропинки, мощенные плиткой дорожки, скамейки и тускло-серебристые столбы фонарей с желтоватыми колпаками длинных ламп, давно испорченных. Но земля кое-где была взрыта, кусты поломаны: ночью это было самое опасное место во всей округе.

Услышав знакомые голоса, он ускорил шаг, и через минуту выбрался на широкую аллею. Та вела на небольшую немощеную площадь, усыпанную палыми листьями. На ней собралась группка молодежи – его друзей и ровесников. Все они, как и сам Найко, были одеты лишь в темно-желтые набедренные повязки. Но даже и в таком наряде юноша словно бы плыл в плотном, жарком воздухе. Он не потел: множество поколений его предков жило в таком климате, и обнимавшая его жара казалась ему даже уютной.

Выйдя на площадь, он замер, бездумно любуясь товарищами: все они были ловкие, гибкие, крепкие, их гладкая, красновато-коричневая кожа блестела, словно влажная, а густые волосы были темно-золотого цвета. Лица у всех были короткие и широкоскулые, пухлогубые, с ярко-зелеными глазами, большими и длинными, косо поднимавшимися к вискам. Сам Найко ничем, собственно, не отличался от них.

Оставаясь незамеченным, он разглядывал друзей с каким-то странным изумлением, словно впервые, – как и всегда после их невероятного воскрешения: серьезный и молчаливый Анмай, широкоплечий коренастый Найте, тонкий и гибкий, как стальная пружина, Маоней, – и, конечно же, Иннка, его подруга и любимая. Сейчас она танцевала, подняв руки над головой и дерзко виляя бедрами.

Он любовался тугими изгибами её талии, гладким поджарым животом и небольшой крепкой грудью. Ноги девушки были длинными и стройными, маленькие босые ступни изящно переступали в рыжеватой пыли. Тяжелая масса волос, спутанных крупными кольцами, плащом металась за её спиной.

Найко не сразу понял, что уж она-то видит его, но не решился подойти: ему нравилось смотреть, как она танцует. Наконец, запыхавшись, Иннка сама подбежала к нему.

Они плюхнулись на скамейку, ничего не сказав друг другу – знакомые так давно и хорошо, что в этом просто не было нужды. Найко было очень уютно рядом с ней. Он смотрел на своих резвившихся друзей, чувствуя терпкий аромат горящих листьев. В голове у него слегка звенело, и всё вокруг казалось ему чуть-чуть ненастоящим, – как и всегда на закате, так как вставал он очень рано.

Он бездумно перевел взгляд на конец другой аллеи. Та упиралась прямо в открытые ворота – единственные в стальной, темно-синей стене, что поднималась высоко над кронами исполинских деревьев. Ещё месяц назад выходцы из Малого Хониара освободили Ана-Малау из-под Зеркала, но до сих пор она служила домом для тысячи двухсот невольных беглецов из прошлого. Это громадное здание в городе заняло бы целый квартал, но на десятки миль вокруг оно осталось единственной постройкой. Найко рассматривал венчавшие её крышу громадные шпили Генератора Зеркала, массивные стальные панели, скрывшие проекционные матрицы: всё, что осталось от привычного ему мира. Хотя на земле уже сгущались тени, верхняя часть стены казалась очень яркой в густо-синем небе.

Иннка неожиданно вскочила, потянув его за руку.

– Пошли! – быстрым шепотом сказала она.

– Куда? – спросил Найко.

Она улыбнулась ему – так, что у юноши вспыхнули уши. Она совсем недавно – всего несколько недель назад – стала его возлюбленной, и он ещё не успел привыкнуть к этому. Больше всего ему нравилась в ней непредсказуемость – она постоянно вовлекала его в затеи, часто совершенно неожиданные. Но сейчас эта часть её очарования для него несколько поблекла. Желание посещало её, как придется, – иногда и вовсе оставляло на несколько дней, – а иногда вспыхивало так жарко, что Найко просто не хватало сил. И он, не зная, что ожидать от подруги, ходил совершенно ошалевший.

Он помотал головой, отгоняя слишком яркие воспоминания. Иннка отпустила его руку. Она шла впереди юноши, так быстро, что он едва поспевал за ней. Они обошли Ана-Малау и начали спускаться вниз – в лощину, по тропам, пробитым вовсе не людьми.

Мир нового Джангра не был милостив к человеку: ядерное освобождение не прошло даром, и его леса населяли чудовища, почти неуязвимые, – но, к счастью, им принадлежала только ночь. День был отдан безобидной живой мелочи – и людям. И оба мира – Ночи и Дня – старались не встречаться друг с другом.

Склон круто пошел вниз, в темно-зеленый полумрак, – но, оглянувшись, Найко ещё видел сине-золотистую стену убежища. Здесь было прохладнее, но воздух столь густ, что он словно плыл в море запахов. Иннка же скользила сквозь заросли перед ним, совершенно бесшумно.

Они спустились на самое дно лощины, туда, где земля стала черной и топкой, и где сквозь завалы упавших стволов бесшумно струился поток темной воды. Он немного пугал Найко своей беззвучной мощью, заметной лишь вблизи: достаточной, чтобы сбить с ног и унести.

Здесь было уже почти совершенно темно. Он не видел девушки, – её смуглая кожа сливалась с сумраком, и грива её светлых волос казалась ему чем-то совершенно независимым. Она пробиралась вниз по течению реки, всё дальше, и Найко начал тревожиться: она вела его в места, куда нельзя было заходить даже днем. Конечно, ночные звери не выйдут до заката, но здесь, где уже так темно, могут быть исключения...

Юноша начал злиться. У них не было необходимости идти так далеко: никто не запрещал им быть вместе так и сколько, сколько им нравилось. Но Иннка любила приключения. Наконец, она остановилась возле громадного ствола – даже упавший, он был ей по плечо.

– Здесь, – шепнула она, повернувшись к нему.

Найко обнял её. Иннка выгнулась, откинулась на шершавую кору, позволяя ему целовать её лицо, шею, уши; её маленькие ладошки ласкали нагую грудь юноши. Ладони Найко скользили по её животу и бедрам; ткань, прикрывавшая их, уже была аккуратно пристроена на стволе.

Это было явно не лучшее место для любви: босые ноги пары по щиколотку ушли в топкую грязь, к тому же, Найко, лаская подругу, постоянно осматривался. Ему очень мешала возня шагах в сорока: наммат, водяной ящер, уже приступил к трапезе, совершенно не стесняясь их.

Это создание числилось безвредным, – но оно было ростом ему по пояс и длиной метров в пять, и его толстая темно-зеленая туша могла привлечь хищников. Иннка же забыла обо всем: она откинула голову на грубую кору, её ресницы опустились, она судорожно вздыхала, выгибаясь под прикосновениями его губ к её нагой груди.

Найко пришлось ласкать её вполглаза, прислушиваясь и осматриваясь из-под падающих на лицо волос. И вдруг он понял, что всё это очень ему нравится. Здесь, возле реки, деревья расступались, и пара оказалась словно бы в громадном зале. Его стенами служили черные склоны лощины, крышей – шумящий зеленый свод, и глаза Найко то и дело косили на единственную брешь, – клочок пронзительно-синего вечернего неба.

Наконец, Иннка крепко обвила его руками и ногами; он обнял её, двигаясь быстро и упруго. Теперь он ничего не замечал, но это не продлилось долго: всего через минуту он вскрикнул в ослепляющей наслаждением судороге, и уткнулся в волосы подруги, стараясь перевести дух.

Мир вокруг медленно обретал очертания, словно бы всплывал из-под воды. Руки и ноги Иннки всё ещё крепко оплетали его, и он чувствовал всё её тело своим. У моря, на пляже, где они были наедине с небом и золотым песком, где у них было сколько угодно времени для обстоятельных, неторопливых игр, ему почему-то никогда не бывало так хорошо.

Он уже подумывал о продолжении, когда лес огласили трубные, переливчатые звуки, от которых по коже пошли мурашки: йахены приветствовали заход солнца. Пока ещё далеко, но, раз солнце зашло...

Иннка ловко выскользнула из его объятий, обернув вокруг бедер полосу ткани; ничего больше для перехода в приличный вид ей не требовалось. Найко нагнал её, затягивая повязку на ходу.

Назад они шли очень быстро, внимательно осматриваясь. Острота явной опасности и мысль о том, что они возвращаются домой, возбуждали. Эта ночь была последней перед первым его путешествием здесь, и ему хотелось сохранить в памяти что-нибудь необычное.

Они достигли Ана-Малау без помех, хотя в зарослях вокруг уже что-то подозрительно шуршало; это прекратилось лишь, когда они поднялись на холм, и впереди показалась монолитная стена здания. Она призрачно темнела, занимая, казалось, полнеба. Очень высоко наверху на её гладкой стали ещё лежали розоватые отблески заката.

Вокруг уже никого не было, и пара побежала вдоль зиявшей бездны расчерченного балками рва: с закатом ворота Ана-Малау закрывались, – а солнце уже зашло. Они понимали, конечно, что их не закроют, пока все не окажутся внутри, – не должны, – но страх остаться ночью снаружи, был уже как инстинкт. Ещё никто на побережье не смог встретить утро, оставшись вне стен селений-крепостей.

Бездумно взявшись за руки, они проскочили в портал, в просторный, во всю высоту здания, ангар со стенами из стали, освещенный мертвенно-синими проекционными матрицами. Здесь стояли машины хониарцев, столь странные, что Найко не мог понять, как они летали, – и ещё несколько десятков человек.

Их встретили насмешки: исчезновение пары и его причины вовсе не были ни для кого тайной, и ушам юноши вновь стало очень жарко. Он увлеченно разглядывал пальцы своих босых ног, – не выпуская, впрочем, руки подруги, – пока Вайми проводил перекличку. Все оказались внутри, – хотя в прошлом несколько раз не досчитывались заигравшихся детей, и молодежь бежала искать их. Найко всегда был среди добровольцев: однажды ему удалось разыскать ревущего малыша после получаса отчаянных поисков, когда стало уже почти темно, и он весь следующий день ходил в героях. Пока погибших здесь не было; Найко казалось, что смерть оставила их, и что ушедшие от них сейчас живут в каком-то другом месте, поистине чудесном.

В это верили все, – но его порой посещало желание пойти в Лес ночью, в одиночестве, нагим – чтобы встретиться с ними, узнать, что там, на темной стороне бытия, – и одолеть это желание было совсем не так просто...

Реальность, вся его жизнь словно разорвались на две части, – до Зеркала и после – и он не представлял, что было в промежутке, не мог даже понять, живет ли он сам наяву. Не осталось, конечно, никаких следов войны с Мроо, и всё случившееся казалось ему сном.

Едва перекличка закончилась, Вайми повернул рубильник. Массивный прямоугольник моста с грохотом уехал под стальной пол, и тройные ворота Ана-Малау начали неторопливо закрываться. Две пары створок скользили навстречу друг другу, а между ними опускалась вертикальная плита. Всё вместе было толщиной в шаг Найко, и он с волнением смотрел на этот торжественный обряд: разделение двух миров, Человека и Природы.

Створки ворот двигались с тяжелым рокотом, и, когда они сошлись, раздался могучий глухой удар; пол под ногами юноши вздрогнул.

В этот миг он почувствовал себя так, словно отправлялся в путешествие, – хотя сейчас ему предстояло отправиться только в постель, в зыбкий мир снов, чтобы пересечь ту полосу небытия, что называли ночью. Но и здесь его сны были длиной в жизнь, и Найко очень нравилось это: он и его друзья каждое утро становились немного иными, незнакомыми, – и это было восхитительно...

Едва ворота закрылись, люди стали расходиться, ныряя в ярко освещенные проходы. Ритуал встречи ночи в Ана-Малау не отличался сложностью: она длилась на Джангре восемнадцать часов, и нужно было хорошенько наесться перед сном на традиционном застолье. Ложиться спать натощак не стоило: можно было проснуться от голода.

В животе у юноши уже урчало, но неугомонная Иннка потянула его в конец галереи, к лифту. Миновав все этажи, они поднялись на просторную крышу здания.

Здесь было ещё десятка два их ровесников, решивших насладиться закатом. Обзор отсюда и впрямь был превосходный: ничто не загораживало дали. Найко встал лицом к западу: покрытые лесом холмы мягкими волнами сбегали вниз, и там – всего в паре миль, глубоко, – блестело море. Над ним парило фантастическое оранжево-сизое облачное кружево, облитое огнем уже ушедшего за горизонт солнца. Нельзя было поверить, что там когда-то простирался Гитоград. Местность совершенно изменилась. Глядя на неё, Найко думал, что перенесся во сне на другую планету, и боялся поверить в это счастье.

Иннка стояла справа от него, у самого угла парапета. Косясь на подругу, он видел за её гладким плечом волнистый гребень Северного Хребта, одетый темной зеленью. Там, в десяти милях от них, мягко светился розовато-белый массив Найры, соседнего здания-убежища.

Отсюда его можно было закрыть ногтем на мизинце вытянутой руки, и Найко не преминул сделать это, просто потому, что мог. Хониарцы задавали тон в Империи, – но очень многие люди, подобно самому Найко, вышли из её прошлого, и он не был уверен, что ему это нравится. Он не хотел, чтобы это прошлое вернулось.

На юге горы были темнее и выше, отсекая сияние заката. Между двумя косо заходящими друг за друга хребтами виднелась Долина Зверей – всего три мили по прямой, но никто из людей никогда не приближался к ней. Новый мир Найко был пока невелик: в любой его край он мог дойти не утомившись. Конечно, он уже бывал в соседних зданиях-странниках, – хотя их различия явно не стоили подобного труда. Но уже на восходе он должен был с этой самой крыши взойти в авиус, – и предвкушение поездки было удивительным. Они отправятся в Новый Хониар, крупнейший город и столицу возрожденной Империи. Хеннат Охэйо, третьий сын последней Императрицы, пригласил их с Иннкой на свою коронацию.

2.

Постепенно темнело. Стало прохладнее; поднялся ветер. Выползая из лощин, сгущался туман. Закат тонул в коричневатом мареве, поднимаясь всё выше над горизонтом, – как будто они спускались на дно громадной чаши.

Крыша понемногу пустела. Глубокие, словно бы подводные завывания слышались всё ближе, по кронам деревьев смерчами катилось волнение. Наконец, из уже почти черной зелени показался первый паутинник – лес копьеобразных щупалец, увенчанных маленькими заостренными головами. Это существо состояло из множества отдельных тел. Размыкаясь и соединяясь вновь в произвольном порядке, они с быстротой птиц скользили даже сквозь самые густые заросли, словно сквозь воду. Размер этой живой сети достигал нескольких десятков метров, – а каждый из тысяч клювов паутинника был смертельно ядовит.

Но паутинники вовсе не были самыми опасными из хищников нового Джангра: больше всего люди боялись лоферов, которые были ростом с них самих. Впрочем, на крыше Найко мог считать себя почти в полной безопасности, – пока совсем не стемнеет, и не появятся враны.

Он заметил, что они остались тут одни, – все остальные уже ушли вниз. Им с Иннкой не нужно было слов: перебравшись в укромный уголок за громадной коробкой кондиционера, он подсадил подругу на парапет. Иннка любила подобные опыты: запрокинув голову к неровному морю темных крон, откуда летели чуждые человеку звуки, она задумчиво постанывала, доверившись сжимавшим её бедра сильным рукам юноши. На сей раз, Найко никуда не спешил, с интересом исследуя ещё новый для него мир чувственных удовольствий, – а туман тенями и волнами призрачного света плыл вокруг них, то скрывая землю внизу, то расступаясь...

Потом они долго сидели, обнявшись, прямо на крыше. Иннка иногда посмеивалась, положив голову на плечо юноши, и он не мог поверить, что держит её в объятиях, – так ему было хорошо. Лишь когда в коричневато-сизом сумраке над ними пронеслась громадная крылатая тень, они опомнились, бегом бросившись к двери. Заперев её, Найко вспомнил, что оставил снаружи одежду. Им пришлось, поминутно оглядываясь, возвращаться за ней. Это было и в самом деле опасно, но Иннка всё время хихикала, и юноша чувствовал себя довольно-таки глупо.

Когда они спустились вниз, все уже разошлись. Еду им, правда, оставили, а после ужина паре, наконец, захотелось спать. Вернувшись в свою комнату, Найко уютно растянулся на силовом поле, удивительно удобном и мягком. Иннка легла рядом с ним. Они не говорили, искоса посматривая друг на друга.

Потом постель под ними вздрогнула, донеся эхо очень мощного, но далекого и глубинного взрыва, и Иннка прошептала ему одну фразу, от которой Найко стало страшно и радостно одновременно, – он узнал, что станет отцом, хотя не верил в это. А взрыв...

От волнения у него закружилась голова, однако, лишь сейчас он познал настоящее облегчение, – единственный путь, соединявший мироздания людей и Мроо, отныне был разрушен, и никакая сила не могла проложить его вновь.

Вторичный Мир, Мааналэйса,

62 882 334-й год Сотворения,

Вторая Реальность.

Лэйми очнулся от холода. Он наслаждался, чувствуя, как остывает его раскаленная одежда и как стихает мучительная боль, но недолго, – немного опомнившись, он понял, что лежит на камнях, и с трудом приподнялся.

Его глаза какие-то мгновения ещё смотрели в никуда, потом окружающий мир обрел резкость. Здесь было сумрачно, под низкими кронами елей пятнами белел снег. "Прелесть" стояла сразу за ним, шагах в пяти. Экран ноктовизора был разбит, его осколки блестели среди гравия. Охэйо, поджав пальцы босых ног, осматривался, вытянувшись во весь рост.

Они оказались на серой, замшелой каменной осыпи, переходившей в неровный, заросший лесом склон горы. Под ним по плоскому, заваленному камнями руслу с шумом несся мелкий поток прозрачной, даже на вид ледяной воды. Эту небольшую долину обрамляли крутые, такие же лесистые холмы, они убегали вдаль, – и там, впереди, где-то далеко за горизонтом, в небо вздымались арки, фестоны, крылья перистого, беловато-алого, неподвижно застывшего сияния – не закат, а, скорее, край колоссальной туманности. Низко над головой ползли йодисто-рыжие туманные тучи. Резкий, ледяной ветер проносился между кронами сосен. Те отвечали ему печальным, и, в то же время, грозным, всеобъемлющим шумом. Этот пейзаж был странно знаком Лэйми, – он не видел его, но представлял, когда читал истории Вторичного Мира...