Текст книги "На землях рассвета (СИ)"

Автор книги: Алексей Ефимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц)

Юноша замер, направив оружие на неподвижное тело. До него постепенно начало доходить, что сам он совершенно цел. Охранники промахнулись дважды, а он попал, хотя прежде ни разу не держал в руках оружия.

При этой мысли его страх совершенно исчез. Мягко ступая, не опуская пистолета, он пошел вперед и замер над распростертым телом. В ушах у него звенело.

Охранник так и не выпустил оружия из рук. Рифленая рукоять была крепко зажата в его кулаке. Его куртка была разорвана в шести местах, но крови почему-то не было, – лишь на левом плече расплылось темное пятно.

Лэйми присел и осторожно сжал толстое волосатое запястье, стараясь нащупать пульс, но не сумел, – прежде ему не приходилось это делать. Во всяком случае, когда он, неловко перехватив пистолет, попробовал отыскать пульс у себя, результат был тем же самым. Потом он вспомнил, что пульс можно отыскать на шее, но боялся прикасаться к горлу охранника – вдруг тот уже покойник?..

Что-то вдруг сильно ударило его в спину, – если при этом и был какой-то звук, он его не услышал. Обернувшись, он увидел второго охранника, – тот сидел в проеме лестничной клетки и целился в него из другого, маленького пистолета. Половина его головы была залита кровью, но он выстрелил ещё раз. Лэйми увидел вспышку, потом словно раскаленный прут пронзил его тело насквозь. Боль была такой ослепительной, дикой, что его сознание даже не погасло, а оборвалось в одно мгновение, как лопнувшая струна.

Глава 7:

Находки в темноте

Гитоград, 0-й год Зеркала Мира,

Вторая Реальность.

1.

Остаток этого вечера Найко запомнил весьма смутно. Лицо Охэйо было столь красивым, что казалось ему нарисованным, ненастоящим, – но оно было более чем живым, и от одного этого у него кружилась голова. Принц умел приводить окружающих в состояние полного ошаления – отчасти, это было его работой, отчасти – врожденным талантом. Это был, конечно, уже совсем другой человек. Внезапное появление старого друга он встретил с мальчишеской радостью, – совершенно искренней, – но Найко вдруг обнаружил, что просто не может смотреть ему в глаза. Очень яркие, они словно вбирали в себя его душу, превращая каждый взгляд Охэйо едва ли не в дар божий. При этом казалось, что они расстались лишь вчера. Они говорили о вещах, которые любому другому показались бы чушью: об их прерванных играх, о "кладе" – коробке с безделушками, которую зарыли под расщепленным деревом, и только потом – о вещах более важных: о том, как они жили всё это время. Найко понимал, что говорит в основном он один, но это его мало трогало. Когда он рассказал, как его пытались продать в рабство, Охэйо вдруг рассмеялся, словно заяц из мультика.

– Что в этом забавного? – спросил Найко. Его разозлило неуместное веселье друга.

– Приятно знать, что я настолько популярен, – Охэйо видел, как Найко возмущен, но это его явно не трогало. – Ты вряд ли понимаешь, насколько тебе повезло. Старина Хиббл редко упускает добычу.

– Ты его знаешь?

– Конечно. Он влиятельный человек.

– А тот, кому он звонил?

– Джак Овао. Один из самых крупных работорговцев. Его отец, Кен Овао, пытался похитить и меня, когда мне было всего лет двенадцать.

– И?..

– Я не сказал "пытался"? Его подвело не в меру крепкое здоровье: он умер лишь после семнадцати дней пыток. Иногда принадлежать к Правящему Дому бывает очень полезно. Вот с тех пор они меня и боятся.

– Но ты знаешь их всех, и не...

– Я давлю гадов, когда они лезут мне под ноги, но я не гоняюсь за ними специально: это мой город, но и их тоже. Я не лезу в их дела, они – в мои. Иное... слишком утомительно.

– Но ты мог бы...

Охэйо взглянул ему в глаза. Его лицо стало очень серьёзным.

– Прежде, чем парни из Тайной Стражи нашли меня, прошло три дня. Я не лишился невинности – она стоила слишком дорого, – но плети я попробовал. И потом целый день провисел нагишом, на связанных руках, весь иссеченный в кровь – после того, как пнул этого ублюдка в промежность. Он едва не спустил с меня шкуру, – но это было, вообще-то, очень полезно. Благодаря ему из меня не вырос очередной глупый избалованный принц. Я делаю то, что могу делать. Вопрос не в том, чтобы уничтожить рабство: если в рабы попадают скоты и подонки, оно становится благодеянием для общества.

Найко смутился; у него горели уши. Пусть бессознательно, но все эти годы он представлял Охэйо именно принцем из детской книжки: хрупким созданием неземной красоты и неопределимого пола. Но это был человек другой породы: из тех, что рождены пасти, а не бежать под бичом.

– А Фаррис? – спросил Найко после недолгого молчания. – Он тоже?

– Нет. Его я не знаю, – но не таких, как он. Если бы ты поехал с ним... сейчас, думаю, ты стонал бы от удовольствия, словно девчонка. Только, знаешь, Наше Императорское Высочество не одобряет таких опытов.

Найко звонко рассмеялся, но лица Охэйо улыбка не тронула.

– Это очень важно, Найко. Гиты веками трахают своих мальчиков, – а ойрат сжигают извращенцев на костре, и даже потерю невинности до брака считают позором. Гиты подыхают на склонах Верхнеянского хребта, корчуя пни, и все честные люди в Империи плюются, услышав их имя. Ойрат правят одной половиной мира и пользуются уважением в другой. Возможно, до тебя не дошло, но второе – это следствие первого. Это простые правила, но их нужно соблюдать: они дают силу.

Найко кивнул. Как ни странно, столь простые вещи почему-то не приходили прежде ему в голову. Но Охэйо ещё не закончил:

– Я также смеялся над тем, какой опасности ты избежал, не заметив: если бы ты соблазнился, я бы тебя убил.

Ещё секунду они смотрели друг на друга. Потом Охэйо улыбнулся ему – так, что по коже Найко пробежали мурашки. Он понял, что принц вовсе не шутил. Но всё это осталось уже позади, и он спокойно кивнул.

– Я рад, что не ошибся в тебе, – сказал Охэйо, опуская глаза. Его улыбка стала мягче.

Он полез в карман своего длинного одеяния, достав оттуда крошечный, изящный телефон в серебряном корпусе. Его ловкие пальцы быстро пробежали по кнопкам. Он поднес телефон к уху и ждал несколько секунд.

– Хиббл? Привет, это Охэйо. Хеннат Охэйо. Я очень рад, что ты проявил благоразумие в отношении моего друга. Я буду молиться за то, чтобы один из твоих покровителей навестил тебя, и передал все возможные благодарности... ну, в пределах разумного. Не из Старших, конечно. Я думаю, что Ран-Тегот...

Найко вновь рассмеялся. Ран-Тегот был одним из самых гнусных чудовищ в пантеоне Древних, – мерзкое головоногое, которое переваривало свои жертвы заживо. Для человека мнительного визит такой твари даже во сне был бы столь же фатален, как и наяву.

– Хорошие рефлексы следует поддерживать, Найко, – сказал Охэйо, и было видно, что сейчас он едва сдерживает смех. – А теперь – к черту всю эту сволочь. Возможно, ты мне не веришь, но эти восемнадцать лет я тоже мечтал с тобой встретиться. Будем веселиться!

Потом они ели какие-то совершенно незнакомые Найко, но поразительно вкусные вещи, болтали и смеялись. Ничего крепче чая, вроде бы, не подавали, – но вокруг были такие девушки, что он окончательно перестал соображать. Он едва помнил, как Вайми вел его по сумрачным коридорам, пока он не оказался вдруг один, в прохладной темной комнате. Найко, зевая, разделся, растянулся на чуть влажной, холодной постели, – а потом просто уснул...

2.

Проснувшись утром, Найко долго не мог понять, где это он, как он тут оказался, и что из случившегося вчера было сном. Мог ли принц Правящего Дома и один из богатейших людей в Гитограде плясать босиком на бочке, распевая неприличные песни, – причем с такой превосходной пластикой и голосом, что, избери Охэйо сценическую карьеру, он был бы не менее богат, чем сейчас?..

Найко помотал головой и осмотрелся. Отведенная ему комната была маленькой, с пепельно-белыми стенами и громадным окном. Узкая дверь вела в чуть менее узкий коридор. В его конце он обнаружил роскошную ванную, обложенную коричневым базальтом в узоре шершавых и гладких полос, и дочиста вымылся в ней. Причесавшись и почистив зубы, Найко отправился на поиски еды.

С другой стороны коридор выходил в круглую гостиную, обставленную кожаной мебелью. Здесь, в одиночестве, сидел Охэйо, одетый куда проще, чем вчера: джинсы, сандалии, черная футболка. Этот наряд смотрелся на нем так же естественно, как и вчерашний: ему пошла бы, наверно, любая одежда. Он как раз приступил к завтраку – глубокой фарфоровой миске, до краев полной порезанных горячих сосисок, залитых томатным соусом. Молча, зевая, он принес Найко вторую порцию. Еда была не вполне подходящей для принца, но сытной и вкусной.

Ели они тоже молча, потом Охэйо посмотрел на него – словно в первый раз – и встряхнул волосами.

– Вчера я забыл спросить, – зачем ты здесь? Прости, но навестить друга ты мог бы догадаться и раньше.

Найко смутился. В самом деле, – зачем он приехал?

– Я действительно забыл о тебе, – наконец неохотно сказал он. – А теперь вспомнил. Вот и...

Охэйо улыбнулся. Найко уже заметил, что слабая, задумчивая улыбка почти не сходит с его лица.

– Я так и думал, примерно. Но вообще-то...

– Что?

– У тебя нет никакого дела ко мне? Чего-нибудь... ну, необычного?

– А это обязательно?..

Охэйо очень внимательно разглядывал его – словно стараясь понять, кто перед ним, и к какому делу его можно приспособить. А скорей всего и не "словно". Найко поёжился, как от внезапного холода. Анта Хилайа славились неприятной привычкой убивать людей, которые им не нравятся – и незваных гостей тоже.

– Есть что-то, чего ты хочешь – и не решаешься мне рассказать. Поверь мне, я это чувствую. И это "что-то" не очень для тебя приятно. Я прав?

Найко вздрогнул, – он понятия не имел, как Охэйо догадался, – но молчать и дальше было бы уже просто стыдно. Он рассказал всё, – это не заняло много времени.

Охэйо выслушал очевидную ахинею с серьёзным и деловым выражением лица, – а потом вдруг улыбнулся.

– История дурацкая, и я бы много чего сказал на её счет... но тебе ещё повезло. Мои сны были куда гаже. Но начались в то же время. Я такой же мертвый в своем мире, как и ты. Поэтому-то нас и притянуло друг к другу.

Какое-то время Найко ошалело смотрел на него. Его сердце билось так часто, что, казалось, вот-вот выпрыгнет.

– Но... но что всё это значит? Неужели мы все умрем?

– Когда-нибудь – обязательно. Вопрос лишь в том, когда и отчего, – Охэйо встал и потянулся. – Знаешь, будущего не существует. Его нельзя предсказать с точностью неизбежности. Только...

– Только – что?

Охэйо отошел на несколько шагов и повернулся к нему, сунув руки в карманы. Сейчас он смотрел на него молча, очень спокойно. Найко вдруг охватило волнение, – его мир разомкнулся, и он чувствовал, что сейчас узнает нечто очень важное.

– У Реальности существуют варианты, – как всё могло бы быть, – и в каждом из них живем мы. Или умираем. А люди ведь хотят жить, Найко. И их сознания не навечно привязаны к плоти. Они пытаются вырваться туда, где живут их... варианты – и иногда это получается. Тогда-то мы и видим... такие сны.

– Значит, я видел, как умер – в каком-то параллельном мире? И умру снова, уже здесь?

– Ты видел свою смерть. И я. И Вайми. И ещё несколько... моих друзей. Это обычное правило большинства, – если что-то случается с другими, оно случится и с тобой. Во всех возможных Реальностях идет война с Мроо, обитателями тьмы, – она идет и в нашей. Только их оружие совсем не такое, как у нас...

– А какое? Черного цвета?

Охэйо рассмеялся. Он явно ждал похожего вопроса.

– Оружие – это странная вещь, – начал он, опершись плечом о стену. – Я вот не люблю отрубленные руки и ноги, дырки в башке и обугленную кожу, висящую лохмотьями. А вот творящие всё это штуки мне нравятся. Да и почти всем, – по крайней мере, из мальчиков. Пожалуй, ни у кого при виде, скажем, пистолета, не встанет в глазах умирающий парень, зажимающий разорванный пулями живот, ничья рука не дрогнет от омерзения, как от орудия пытки, хотя это, в сущности, одно и то же. Конечно, кое к кому и они преотлично подходят, – да и если дело дойдет до моей шкуры, я забуду о всяких отвращениях. Но прогресс оружия всё отдалял жертву от убийцы, разрывал связи между ними, – и вот это уже мне не нравится. Как-то, страдая от скуки, я разделил всё оружие на пять видов по ступеням этой неприязни.

Первый вид – это оружие, ставшее продолжением руки. Дубина, меч... на этом его развитие прекратилось, и оно превратилось, скорее, в символ оружия. Второй вид – оружие, которое бросают в цель, как камень или ручную гранату. Третий – оружие метательное, то есть луки, арбалеты, пулеметы, торпедные орудия, ракеты и бомбардировщики. Но и тут нужно, во-первых, видеть врага, во-вторых, обязательно попасть в него, – ведь даже пятитонная бомба не разнесет и паршивой горушки. Ядерное оружие, правда, сносит горы и города, и наиболее дешево, если брать соотношение стоимости к разрушительной силе...

– Зато опасность радиации, и, главное, её неизбирательность превращает его применение в весьма мучительный способ самоубийства, – хмуро сказал Найко.

Охэйо хмуро взглянул на него.

– Так было. Теперь появились магнетронные бомбы, – энергия ядерного распада в них выделяется, в основном, в виде магнитного поля. Оно выстраивает спины атомов в направлении силовых линий, тормозит их движение, – и, когда поле исчезает, температура падает почти до абсолютного нуля. Радиус поражения одного такого заряда достигает ста двадцати миль, но это оружие Судного Дня. Конечно, любую вещь можно использовать с умом, а можно – без ума... Четвертый вид – оружие направленной энергии, наподобие лазеров или современных синхротронных орудий. Здесь средством разрушения служит свет или более мощные виды излучений. Пятый вид, к которому я так долго подбирался, – это оружие косвенное, для которого прямой контакт с врагом совсем не нужен...

– Что это такое? Газ?

– Скажем так: изменения окружающей среды. Необязательно драться с врагом. Можно написать на него донос. Можно выжечь посевы на его поле. Существуют миллионы способов причинять вред тем, кого ты даже в глаза не видел. В большинстве всё это способы... дикие. Но есть способы научно обоснованные, систематизированные, производимые с помощью гигантских... скажем так, механизмов. Оружием здесь служит изменение самой Реальности.

– И нам угрожает такое изменение? – спросил Найко.

– По-видимому, – так.

– Когда? Какое?

– Понятия не имею. Скоро. Знай я, что именно случится, – я говорил бы не здесь и не с тобой. Не много толку от предупреждения всего лишь быть начеку... Но кое-что я всё же понял: изменение Реальности – средство исключительное, и прибегать к нему можно очень редко, может быть, раз в тысячи лет. Слишком велико... сопротивление. И Мроо не смогут сделать так, чтобы, например, все люди здесь вдруг умерли, как было в твоем... сне. Скорее, они заставят всех нас сражаться с изменившимся миром, но те из нас, кто выживут, смогут... пойти дальше.

– Но что именно произойдет?

Принц пожал плечами.

– Даже ОНИ вряд ли знают, что именно у них получится. Я знаю, что может случиться, но не знаю, что именно. Всё это ужасно смутно, Найко. Ничего такого, что я мог бы положить на стол командованию ВКС. Мы и так уже готовы к Вторжению, насколько это только возможно. Сделали всё, что в человеческих силах. Не знаю только, будет ли их достаточно. Может, и нет. Но рои Мроо уже много лет находятся в нашей системе. Пока они не пытались напасть, и в обозримом будущем вряд ли на это осмелятся. Наша оборона... вполне надежна.

Звучало это всё бодро, но Найко поёжился. Узнать, что самый страшный враг человечества уже так близко, под одним солнцем с ним...

– Но почему нам не сказали об этом?

– Найко, не глупи. Радости эти знания никому не принесли, – а вред могут нанести огромный. Без какой-либо пользы. Любой умный человек и так поймет, почему к Джангру вдруг перестали летать...

Юноша обиженно прикусил губу. Об этом он и сам мог бы догадаться.

– Тогда почему эти сны начались так... внезапно?

Не глядя на него, Охэйо сбросил сандалии и сел за стол, уткнувшись лицом в руки. Сейчас Найко видел не принца, а просто парня, уставшего размышлять над вещами, которые ему не нравились.

– Наш мир уже меняется, Найко, – наконец сказал он, не поднимая головы. – Мы не знаем до конца ни намерений, ни возможностей Мроо. Да и вообще мало что знаем. Верим, что все бесконечные усилия, потраченные нами на то, чтобы выжить, дают нам гарантию вечного существования. А на самом деле они ничего не значат. Всё может измениться в один миг – и человек исчезнет. Но для нас, умеющих видеть не одну Реальность, очень важно...

– Нас? Кто это "мы"?

Охэйо вскинул голову и посмотрел на него удивленно, словно проснувшись. А потом вдруг покраснел до ушей, – он мучительно стеснялся своей слабости, этих вот слов.

– Глупо всё получилось, – сказал он через минуту. – Я ведь не хотел тебе рассказывать. По крайней мере, не сейчас. Не сразу. Но если бы я промолчал, наша дружба погибла бы, разве нет? А ведь мы не можем просто вот так говорить об этом. И у меня нет друзей наполовину. Если ты хочешь быть с нами, думаю, мы имеем право ставить условия.

– Какие?

– Ты забудешь о своей прежней жизни. Останешься жить здесь. С нами. Можно вытерпеть, правда?

– А если у меня появится девушка?

– Здесь вполне хватает места. Один человек, два – никакой разницы. Мы с радостью примем её.

– И всё?

– А ты чего ждал? Клятвы на крови? Целования ноги на верность? Ну, если для тебя это так важно, я не против, – он вытянул пыльную босую ногу. – Вот тут, над пальцами.

Найко засмеялся. Он понимал, что это похоже на истерику, но ничего не мог с собой поделать.

– Ты сам не пробовал?

– Не-а. Я себе не доверяю.

– Это почему же?

– Хитрый шибко. Мне такие люди не нравятся.

Найко вновь хихикнул.

– Непросто, должно быть, быть принцем.

– Морока одна, – Охэйо встал, надевая сандалии. – Знаешь, я совсем забыл, что ты – мой гость, и мой долг – тебя обихаживать. Ты не хочешь посмотреть, как... ну, как я живу? Мне так давно не удавалось похвастаться...

– А Мроо?

Принц яростно встряхнул волосами.

– К черту их. Пока живется, мы должны жить, и не давать этим тварям испортить себе настроение. И потом, неужели ты надеешься жить вечно?..

3.

Охэйо едва ли не светился, показывая ему свои владения: парк, где они играли малышами, был только задним их двором. Фасад Малау выходил на Нижний Гитоград, и вид оттуда открывался потрясающий: Найко видел едва ли не весь город, распластанный в утренней дымке.

Перед Малау раскинулась просторная, мощеная гранитом площадь, – лишь с неё он увидел, насколько обширно это здание. В, официально, культурном центре Империи жило человек двести, – а с учетом филиалов число подчиненных Охэйо доходило до тысячи.

Несмотря на ранний час, парадные ворота Малау были широко открыты. В них тонкой, но упорной струйкой текли посетители, к удивлению Найко, почти сплошь молодежь гитов. Это было связано, скорее, с личностью принца, чем с достоинствами представляемой им страны, и юноша начал понимать, как ему повезло оказаться в друзьях столь популярной персоны. Счет сторонников Охэйо шел на сотни тысяч, – но для восемнадцатимиллионного Гитограда, достигавшего девяноста миль в длину, это было всё равно очень мало. Не все они добирались сюда пешком. Прямо сквозь здание проходила эстакада монорельсовой дороги, и Найко понял также, каким он был идиотом: он мог приехать сюда прямо с вокзала.

Он как-то вдруг заметил, что Вайми тоже бродит тут, с ними: не совсем рядом, но и не в стороне. Он был... просто лучшим другом принца, – а также его старшим помощником и главным телохранителем. Второе, как обычно, следствие первого.

4.

Этот день оказался самым счастливым в жизни Найко: после экскурсии последовало представление друзьям принца – и его подругам, после чего собственно друзей он не запомнил. Охэйо был в Гитограде кем-то вроде наместника или посла – кем именно, юноша так и не понял, но вокруг него крутилась масса людей. Запас его энергии казался неистощимым, – Охэйо без труда загнал бы лошадь, мчась с ней наперегонки, а уставал он, наверное, лишь от себя. Найко выдохся гораздо раньше, но это не разбило его радости: среди прочего, в Малау обнаружилась библиотека с массой книг, которые он давно мечтал прочитать.

Увлекшись, юноша не заметил, как пришла ночь. Выбравшись, наконец, в коридор, он с удивлением обнаружил, что все остальные уже давно легли спать.

Голова гудела от избытка впечатлений. Найко решил пойти на крышу, чтобы проветриться, но заплутал по коридорам, и в конце концов попал в небольшой сад на западном уступе здания. Тут было темно и страшновато, – темные силовые экраны отсекали свет города, а далекий и узкий серп внешней луны Джангра даже не отбрасывал теней. Редкие звезды, белые, как маргаритки, лишь подчеркивали глубокую черноту неба. Врезанные в перекрытие квадратные проекционные матрицы струили ничего не освещающий, таинственный, темно-фиолетовый свет, ветер шумел, то налетая волнами, то отступая, шелестела высокая трава, метались диковатые кусты и тяжелые цветы клонились на упругих стеблях. Всё было темное, туманное. Влажное.

Он не сразу заметил человека, стоявшего у угла крыши, – а заметив, не сразу узнал его: Охэйо был в своем официальном, черном с серебром одеянии, сливавшемся с темнотой. Его лица Найко не видел. Принц, казалось, тоже не замечал его, но, когда он подошел – вроде бы, совершенно бесшумно – сказал, не оборачиваясь:

– Я вижу, ты тоже ночная душа, Найко? Для меня ночь – самое любимое время.

– Почему? – Найко сел на край силовой матрицы, шагах в десяти от него.

Охэйо тихо рассмеялся и поднял левую ладонь, смутно светившуюся в темноте, словно у привидения.

– Лет в десять я пугал так девчонок – скидывал всю одежонку, а потом выскакивал из кустов, когда они шли спать. Сколько было визгу... А сейчас я хочу быть смуглым – очень смуглым – и черноглазым.

– Зачем?

– Чтобы меня в темноте видно не было, зачем же ещё? Я не люблю, когда люди на меня смотрят. Замолкают, когда я вхожу в комнату, смущаются, когда я к ним обращаюсь. А мне становится неловко, – знаешь, как во сне, когда выходишь к публике забыв одеться.

– Наверное, это оттого, что ты красивый.

– Сказал бы честно: похож на девушку. Волос нигде нет, кожа гладкая, как у... если бы мог, я стал бы здоровенным мужиком с квадратной челюстью и шерстью на спине. Тогда бы на меня не пялились.

Найко невольно засмеялся. Охэйо повернулся к нему с хмурым видом – и засмеялся тоже.

– Знаешь, недаром говорят, что красота – это наказание за грехи. Когда становится темно, мне хочется бегать и выть диким голосом. Только от этого я быстро устаю, и поэтому... Больших и приятных снов, Найко.

5.

Ещё через неделю они с друзьями сидели кружком и болтали, все едва одетые – было очень тепло. Несмотря на поздний час, небо оставалось таким же темно-синим, всего с несколькими звездами. Далеко внизу – из окон их комнаты открывался роскошный вид на город, – сияла галактика синих и желтых огней.

Найко толкнулся пальцами босой ноги и повернулся вместе с креслом, лениво осматриваясь. Мерцание мониторов и сияние северной негаснущей зари наполняло просторную комнату таинственным полумраком. Из окна струился теплый, сильно пахнущий соснами воздух, и этот аромат, смешиваясь с запахом озона от компьютеров, превращался в нечто, доставляющее почти физическое наслаждение. Ровное жужжание кулеров давало приятный звуковой фон, ярко-зеленое мерцание коннекторов в темноте под столами казалось интересным и таинственным. Дверь в почти темный коридор была открыта – как и двери, ведущие на улицу. В любой миг Найко мог выйти босиком на прохладный песок двора – и, может быть поэтому, этого не делал: куда приятнее было просто наслаждаться возможностью.

Они все расселись в вольных позах, лишь Охэйо сел не слишком-то удобно – сунув левую ногу под зад, – но был, очевидно, так увлечен, что просто забыл об этом. На экране перед ним застыло изображение Джангра, видимого в четверть полной фазы – его передавала камера спутника, через который шла связь. Принц тронул курсором один из показавшихся на миг квадратов изображения и тот, увеличившись, занял весь экран. Это был, наверно, Гитоград, но Найко не видел ничего знакомого, – масштаб был все равно слишком мелким. Возможно, это смутное пятнышко желтовато-белого свечения и было их городом... а возможно, и нет.

Охэйо сидел очень прямо, едва касаясь пальцами края стола. Его красивая ровная подошва, видневшаяся из-под бедра, была довольно-таки грязной. Как-то ощутив взгляд Найко, он покосился на него, потом встал, зевая и потягиваясь. Они все переглянулись, – без слов было ясно, что пора закругляться, – после чего начали выключать машины.

Вообще-то дело у них было очень серьезное – Найко, например, поручили обшарить все художественные сайты, и отобрать пару сотен наиболее симпатичных ему авторов, чтобы Охэйо пригласил их в Гитоград – якобы для получения грантов. На самом деле – чтобы, если начнется война с Мроо, укрыть их в Ана-Малау – новейшем имперском убежище, лишь только что законченном постройкой. Вообще-то принц собирал крепкую и красивую молодежь уже месяца три, – он создал целую комиссию из своих друзей, где каждый отбирал таланты в каком-то одном виде искусства. С рисунками, по крайней мере, было просто, – характер автора тут, при небольшой практике, угадывался с одного взгляда. С музыкой тоже не возникало проблем, но вот уже рассказы создавали затруднения, – как известно, читать можно или быстро или внимательно. Охэйо руководил процессом и проводил окончательный отбор – тоже непростое дело, так как людей в Ана-Малау могла войти лишь тысяча двести, а выбирать приходилось не только по творческим способностям и чистому, задорному характеру, но и по стойкости. Принц хотел успеть к Закату Лета – но, во-первых, они уже почти справились с этим, и во-вторых, срок подходил только послезавтра. К тому же, был уже первый час ночи: можно и отдохнуть, хотя спать им совершенно не хотелось.

Вернувшись в свою комнату, Найко подошел к окну. В парке Малау, среди прочего, было небольшое озеро. На окружавшем его песчаном пляже Охэйо с друзьями и подругами, – все одетые лишь в пёстрые парео на бедрах, – затеял игру с мячом. Они, смеясь, носились друг за другом, выхватывая мяч из рук, из-под их босых ног летел песок. Найко невольно любовался их гибкими телами и ловкими, отточенными движениями. Пусть и остальные их занятия могли показаться игрой, юноша относился к порученному ему делу очень серьёзно. Теперь он работал вместе с остальными каждый божий день, – а потом мирно спал до восхода, и видел Охэйо всего два часа в сутки, – когда тот, устав от дел, развлекался с друзьями. Они все собирались в гостиной, ели всякие вкусности, бездумно болтали, танцевали под музыку – Охэйо тоже, с подругами – очень красиво, с изяществом, какое не могли дать никакие упражнения, – оно было врожденным.

Найко насчитал у него восемь очевидных подруг, но до сих пор не мог сказать, с какой из них принц не только дружит по-братски: возможно, что со всеми, – по очереди или как душа велит. Это были, конечно, необычные девушки – таких не встретишь на улице. При одном взгляде на них у него перехватывало дух, и он постоянно ходил слегка ошалевший.

Друзей у Охэйо было меньше – всего трое без Вайми и самого Найко – так что бездельничать им не приходилось. Отдыхая от дел, они смеялись, рассказывали страшилки (которые здесь вполне могли быть и не выдумками) или забавные истории. Охэйо обожал пересказывать свои сны, и, как полагал Найко, здорово при этом привирал, – истории у него получались просто фантастические, и притом, очень интересные. Он валялся на диване, непринужденно положив голову на бедра одной из подруг, чесал грязные пятки и говорил вещи, часто не блистающе умные, – но в восемнадцати карманах его парадной хайлины водилось множество весьма странных вещей: лазерные указки (часто весьма вредные для глаз), телефоны (от одного до четырех штук), фонарики, планшеты, драгоценные камни, а в одном Найко заметил рубчатую рукоять пистолета, – положение и род занятий побуждали Охэйо к неослабной бдительности. Войдя в помещение он всегда тщательно осматривался и никогда не подходил к малознакомым людям на расстояние вытянутой руки. Тем не менее, он не походил на человека, которого окружают враги. Принц любил мирную, уютную обстановку, и был склонен к мелким изыскам во всем. Их посиделки были просто образцовыми, – они скромно пили чай и общались очень культурно. Пошлостей Охэйо не терпел, – стоило ему скосить глаза на сказавшего что-то не то, и виновный тут же извинялся. Его неприличные песни о любви Найко, наверное, приснились. С девушками принц держался очень уважительно – разве что, танцуя, мог поймать подругу и поднять её на руках к потолку, вырвав восхищенно-испуганный визг, – но вообще-то он был очень скрытным юношей. Найко не знал о нем, собственно, ничего, понимая, однако: если он решит остаться здесь, всё изменится.

Эта идея очень ему нравилась и одновременно пугала, – прежде всего, потому, что все его усилия разобраться в Охэйо напоминали попытки описать вкус радуги. Принц был экономичен в словах, поступках и затратах времени, точно оценивал свои возможности и редко уставал от работы, – но в одежде, внешности, поведении и разговоре считался только сам с собой, был часто нелогичен в словах и действиях, хотя уличать его в этом рисковали немногие. Найко подозревал, что перед ним – скрытый диктатор, творчеством которого является власть, а базой этой власти – система неизмеримых, то есть, не скованных законом, неформальных отношений между людьми. Его владение миром этих отношений было абсолютным, высоким искусством – и, пользуясь этим, принц подчинял себе людей. Противостоять ему могли лишь немногие. Он управлял людьми походя, часто – ради развлечения, не их формой, но сущностью, создавая собственные миры и помещая людей в них. Как вот его...

Вдруг чьи-то теплые ладони обвили его талию. Найко позорно вскрикнул от неожиданности, и лишь потом гневно обернулся, – но его гнев тут же угас.

В полушаге от него стояла Иннка, одна из подруг принца, – красивая крепкая девушка лет двадцати. У неё было скуластое лицо и густейшая грива вьющихся темно-золотых волос. Они уже несколько раз поговорили очень мило, но сейчас Найко замер с приоткрытым ртом, не зная, что сказать. Он не заметил, как влюбился в нее, – но до сих пор не знал, что и она в него тоже. Сердце у него сладко сжало, – несмотря на жару, он чувствовал тепло девушки, а в её глубоком темном взгляде можно было утонуть. Потом она засмеялась и потянула его за руку.