Текст книги "Тарзанариум Архимеда"

Автор книги: Алексей Кацай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 39 страниц)

21 апреля 1970 года,
Барьерные Острова (побережье штата Флорида, США)

Медуза напоминала медленно вращающееся мутное облачко, всплывающее из мерцающей, угольной пустоты. Судя по небольшому размеру, она была довольно ядовита. Те, которые покрупнее, эту самую ядовитость почему-то теряли. Взрослели, наверное, и становились терпимее к этому миру. Если к нему, вообще, можно быть терпимым.

Джордж вздохнул и отошел от борта, видавшей виды, яхты, взятой им по дешевке напрокат еще в Дестине. Включил радио. «Президент Никсон объявил о выводе еще ста пятидесяти тысяч американских военнослужащих из Вьетнама, – зачастила женская скороговорка. – Вот как прокомментировал этот шаг сенатор…» Политика. Джордж крутанул ручку настройки. По волнам, разглаженными шаром закатившегося солнца, запрыгали сиплые выкрики «Роллингов». О, Господи!..

Старик выключил радиоприемник, снова подошел к борту и посмотрел на берег Галф-Айленда, на котором в сумерках мерцало бледное и одинокое пятно чьей-то палатки. Одиночество… Какое одиночество!.. Возвращаться в Пенсаколу, в свой душный гостиничный номер, расхотелось совершенно. Да и Барни, владелец ресторанчика «Флаундерс», в котором подавались отличные устрицы с не менее отличным белым вином, вряд ли его дождался. Поздно уже. Вечернюю партию в шахматы перенесем на завтра. А сегодня…

Заночует-ка он здесь сегодня. Возьмет фонарик и будет до утра бродить по пляжу острова, вылавливая шустрых белых крабов. Как когда-то, давным-давно, в далеком Крыму. Насобирает полный пластиковый мешок. То-то Барни завтра обрадуется.

С левой стороны борта что-то всплеснулось. Джордж повернул голову и различил в стремительно наступающей темноте пятно чьего-то лица. Пятно улыбнулось и выкрикнуло:

– Добрый вечер, капитан! Можно взять вас на абордаж?

Старик ничего не имел против молодых голых пиратов и потому приветливо кивнул:

– Прошу, если не боитесь залпа пушек моего галеона.

Пловец засмеялся, ловко вскарабкался на борт и через минуту, мерцая влажной кожей, протягивал руку хозяину ветхой посудины:

– Джон.

– Джордж, – ответил старик на рукопожатие. И, секунду подумав, добавил: – Барсукофф.

Лицо Джона показалось ему почему-то знакомым.

– Мистер Барсукофф, – блеснул тот ослепительно белыми зубами, – проявите милосердие и спасите наш сегодняшний ужин, – он махнул головой в сторону одинокой палатки, возле которой начал мерцать огонек разжигаемого костра. – Дело в том, что наши, просоленные водами пяти океанов, желудки уже не воспринимают пресной пищи. А про соль мы не подумали, – неожиданно жалобно закончил он.

– Надеюсь, вы не каннибалы? – ухмыльнулся Джордж.

– Как можно! – деланно возмутился новый знакомый. – Мы – благородные, но временно неудачливые, флибустьеры.

– А благородных флибустьеров устроят отличные пищевые концентраты в прекрасных и качественных отечественных упаковках?

– Никаких концентратов! Только естественная еда, испеченная на естественном огне. Сегодня у нас на ужин собственноручно пойманная рыба, – хищно облизнулся Джон.

– Жаль, – откликнулся Джордж из каюты, в которой упаковывал баночку с солью в целлофановый пакет, – жаль. Я хотел угостить вас настоящей космической пищей. Которую употребляют наши бравые астронавты. Больше такой вы, наверное, нигде не попробуете.

Выбрался наверх и встретился с внимательным, изучающим взглядом Джона.

– Пробовали. Уже пробовали, – слегка напряженно произнес он. – Послушайте, мистер Барсукофф, мы с вами нигде не могли встречаться? Что-то лицо мне ваше…

– Да и мне…

– НАСА?

– Канаверал?

– Площадка тридцать девять «а», – утвердительно кивнул головой Джон.

– Та-а-ак. Старт борта ноль четыре триста семьдесят один… Да, теперь вспомнил. Я видел вас там.

– То-то и мне ваше лицо знакомо. А мы вот еле вырвались из этого ада, – обескуражено развел руками Джон.

И Джордж понял, что «адом» он называет не те несколько бессонных суток, когда хьюстоновский Центр, став единым организмом и напрягаясь всеми своими телами, мозгами и приборами, по миллиметру вытаскивал из пропасти космоса «Аполлон-13» (бортовой номер 1970-029А/04371), а то, что наступило там еще до приводнения «Одиссеев».

ЦРУ лютовало. Ему явно была сделана установка на отработку версии внутреннего саботажа. Проверяли всех и вся. Самого Джорджа, правда, особо не дергали. Он был проверенный-перепроверенный еще с тех далеких времен, когда из Франции перешел в американскую оккупационную зону Германии. Перед этим изменив не только имя, но и внешность. Рвать, так рвать! С мясом. С кровью. Вот только фамилию Лены себе оставил. Как талисман, что ли.

Володя ушел на восток еще раньше. Теплые отношения между ними, после гибели Пьера, так и не восстановились, не смотря на то, что воевали они в одном отряде маки и виделись, чуть ли не каждый день. Может, потому не восстановились, что семьи Пьера ни в Марселе, ни в близлежащих окрестностях, они так и не нашли. А, может… Второе «может», конечно, ближе к истине. Не мог Владимир простить Кондратюку его лагерной слабости. И ее мотивы не имели тут никакого значения.

– Вы как, из ада того с боем вырывались? – улыбнулся Барсукофф навстречу Джону.

Тот снова развел руками:

– Да, нет. Не вырывались, а разрывались между Канавералом и Хьюстоном. А потом решили временно сойти с этой проклятой трассы. Пусть ищут, – и Джон беспечно махнул рукой.

– А найдут?

– Ну и что? Я, вообще-то, гражданин Канады. И работаю на нашу АВРО[13]13
  AVRO-Canada – канадская авиастроительная компания.


[Закрыть], а здесь, – он немного замялся, – нахожусь для решения некоторых наших общих проблем. Дик же… Это мой друг, изнывающий сейчас от голода на пустынном берегу. Так вот, Дик – тоже прикомандированный. Из министерства обороны. Про АРПА слыхали? Агентство передовых исследовательских проектов? Они сейчас с ЭВМ что-то химичат. Не слыхали? Ну, в любом случае у каждого из нас свое начальство и на все приколы местных фараонов нам глубоко наплевать.

В голосе Джона прорезались запальчивые нотки. Словно он продолжал какой-то затянувшийся спор. То ли с самим с собой, то ли…

– А вы? – внезапно спросил он. – Вы тоже сбежали?

Джордж пожал плечами:

– Куда? Я к НАСА уже лет двадцать как прикованный. Особенно к лунной программе. Нет, я не сбегал. Написал пару объяснительных, прошел тестирование и решил взять отпуск. А после отпуска уйду на покой. Стар я уже. Хватит.

Про то, что такое решение было принято им после одного из последних разговоров на Канаверале, Барсукофф говорить не стал.

А Джон смерил его оценивающим взглядом и, принимая из рук в руки, запакованную в целлофановый пакетик баночку с солью, заметил:

– Не наговаривайте на себя. Вы выглядите еще очень даже ничего.

– Молодой человек, – пробурчал Джордж, – старость оценивается не только годами и состоянием тела, но и количеством пережитых событий. А всего этого в моей жизни было предостаточно.

– Да, на счет событий… Мистер Барсукофф, я имею честь официально пригласить вас на торжественный ужин. – Джон приподнял над головой целлофановый пакетик. – Сия приправа предназначена именно для него. Мы с Диком отмечаем сегодня очень важную дату. Присоединяйтесь!

Джордж смерил взглядом расстояние до берега:

– Эта важная дата не очень личного характера?

Джон рассмеялся:

– Отнюдь. Характера она очень даже общечеловеческого. Просто ровно сто лет назад некий французский писатель Жюль Верн написал известный роман «Из пушки на Луну». Ведь нам с вами грех не отметить такое событие? – И молодой канадец хитро прищурился.

Да, это было бы грешно. И через пятнадцать минут надувная лодка Джорджа, шурша листьями морского овса – «Обычная осока по-нашему», – мелькнуло у него – причалила к пологому берегу. Джон, плывший до этого рядом и комментировавший ход предстоящего ужина, уже выбегал на пляж и, отряхивая пятерней воду со своих длинных волос, весело кричал:

– Капитан Дик! Дружище, у нас гости. Приведите себя в порядок перед коллегой из НАСА.

Сам Дик оказался долговязым негром, на вид еще моложе Джона. Рука, поданная Джону, была крепка, а взгляд – настороженным. Чуть-чуть. За палаткой стоял темно-синий, черный в темноте, «мустанг», невидимый со стороны яхты. Его вообще не было бы видно, если бы не отблески огня на поблескивающих бортах. Барсукофф понял, что добрались ребята до Галф-Айленда по мостам из Пенсаколы. Жаль, что там они не встретились. Он обязательно сводил бы их во «Флаундерс» и познакомил со стариной Барни.

Однако, ресторан – рестораном, а ужин на берегу моря, рядом с потрескивающим костром и подогретый настоящей русской водкой из припасов Джорджа, нельзя было сравнить ни с чем. Разве что с туманными воспоминаниями о крымском шашлыке в Судаке. Тогда с Джорджем тоже было двое друзей – белый и черный. А еще маленький мальчик, который сейчас вырос, возмужал и затерялся где-то на необъятных просторах Советского Союза. Родной страны. Страны враждебной. Любимой.

– Я всегда был немного суеверен, – говорил Джордж, подняв маленький стаканчик с плещущейся на его донышке водкой, – и тринадцатый номер «Аполлона» еще задолго до рейса вызывал во мне тревожные предчувствия.

– Не только у вас, – перебил его Джон. – Я стал случайным свидетелем разговора Ловелла с Янгом[14]14
  Ловелл Джеймс Артур, Янг Джон Уотс – американские астронавты, первый – командир корабля «Аполлон-13», второй – командир дублирующего состава.


[Закрыть]. Дня за три до старта. Так вот, Ловелл рассказывал, что его жене приснилось, что какой-то астронавт исчезает в космической бездне…

– А в момент их старта, – в свою очередь перебил Джона Барсукофф, – она в душе уронила обручальное кольцо, и его смыло вместе с водой.

– Бросьте вы всю эту мистику, – крякнул Дик, опрокидывая в рот свою дозу. – Хороша, – потряс головой, – и как ее русские ведрами пьют?.. Вы мне эту мистику бросьте, – повторил. – Тринадцать – не тринадцать. Мракобесы! Технике, ей вся эта цифирь до одного места. Технике, ей контроль да проверка нужна. Тогда и не будут кислородные баки взрываться.

– А чего ж ты молиться начал, когда у них акселерометр по всем осям активизировался? – ехидно просил Джон.

– Это лучше, чем губы кусать, когда по расчетам вышло, что они мимо Земли проскакивают, – сердито фыркнул Дик.

– Конечно, лучше, чем пальцы крестом держать, когда на «Аполлоне» батареи греться начали…

– Да уж, не то, что дышать на серебряный доллар, когда гелий корабль закручивать начал…

– А совсем уж хорошо, когда кое-кто тантор вызвать хотел…

Джон сказал и осекся, испуганно взглянув на Барсукоффа. А тот вздрогнул и невидящим взглядом уставился на стаканчик с так и не выпитой водкой. Резко выдохнул воздух, прислушиваясь к чему-то внутри самого себя, и опрокинул его в рот. Вкуса не ощутил. Медленно и очень аккуратно поставил стаканчик на землю. Поставил и взглянул прямо во встревоженные глаза канадца.

– То-то мне лицо ваше сразу знакомым показалось, – сказал. – Очень знакомым.

Ребята молчали. Барсукофф тяжело вздохнул.

– Ну, здравствуй, Джон Арданьян! А ваша фамилия, если не ошибаюсь, – он повернул голову к негру, – Хастон? Кем вам Ник приходится? Дедом, наверное?

Ему никто не ответил. Пламя костра качнулось, вырвав из пространства ночи красные, словно кровью облитые, лица новых знакомых Джорджа. Если их так можно было назвать.

– Меня действительно зовут Барсукофф. Но раньше меня звали Кондратюком.

Затянувшееся молчание подсказало ему то, что и эта фамилия ни о чем не говорит ни Джону, ни Дику.

– Когда мы с Владимиром Барбикеном бежали из фашистского лагеря, с нами был третий. Шарль Ардальон. Американец французского происхождения, выдававший себя за коренного француза. И только мы вдвоем знали, что его настоящее имя Пьер Арданьян.

Джон вздрогнул всем телом, как до этого и Джордж, услышавший слово «тантор».

– Вы знали… Вы знали отца?..

– Да, знал.

И Джордж, не отрывая глаз от пламени затухающего костра, в который, боясь пошевелиться, никто не подбрасывал дров, рассказал все. О Бухенвальде. О Нордхаузене. О смертельном полете диксфайтера – поганой копии тантора. О могилке в лесах горной Тюрингии, к которой он ездил летом каждого года. О том, как они пробирались на запад, к французской границе, хотя Володя всем сердцем рвался на восток. Как добрались до Марселя и никого там не нашли. Как связались с Сопротивлением и как, после гибели Клода Дюбелье, Владимир стал командиром их небольшого отряда.

Про то рассказал, как Георгий Кондратюк побоялся возвращаться в Союз и решил остаться на Западе. Все рассказал. Не утаивая ничего. Весь выплеснулся, как водка из бумажного стаканчика. А костер печально догорал, судорожно вздрагивая пробегающими искрами.

Барсукофф замолчал и понял, что сделал то, чего неосознанно хотел последние четверть столетия. Сильно хотел. Теперь можно было умирать. Спокойно умирать. Навсегда.

Дик, обхватив колени руками и положив на них голову, смотрел на кровавые пятна углей. Джон, застывший после первых слов Барсукоффа, так ни разу и не шелохнулся. И только когда тот закончил рассказ, выпрямил негнущиеся ноги и тяжело поднялся с места.

– Я, наверное, в кемпинг схожу. Матери позвонить нужно. – Он сделал неуверенный шаг в темноту и остановился. – Нет… Не в кемпинг… Дик, – повернулся он к окаменевшему негру, – я машину возьму. В Пенсаколу сгоняю. Матери позвонить нужно, – повторил Джон.

Дик только слабо шевельнулся в ответ.

Когда мягко урчащий «мустанг» растворился в ночном пространстве, Барсукофф бросил пару сучьев в мгновенно оживший костер и спросил Хастона:

– Зачем вы его отпустили?

Тот пожал эбонитовыми плечами:

– Ему сейчас одному побыть надо. Позвонить и из кемпинга можно было.

– Да, – согласился Джордж. – Одному. А как ваши дела? Про деда вашего нам Пьер рассказывал. А отец?.. Чем занимается?

– Ничем, – хмуро ответил Хастон. – Как пропал десять лет назад, так до сих пор – ни слуху, ни духу.

– Где пропал?! – не понял Барсукофф.

Дик снова пожал плечами:

– Никто не знает. В одно прекрасное утро пришли из ФБР, пригласили на консультацию и… Все. Исчез человек. Не стало.

– Но вы же что-нибудь…

– Ничего мы не делали. Отец что-то предчувствовал. Оставил матери записку, чтобы мы уезжали из Карлсбада. Мы там тогда жили. Хотя, – Дик бросил задумчивый взгляд на Джорджа, – после исчезновения отца жизнь наша как-то налаживаться начала. Меня не трогали, хоты было за что. Массачусетский университет без проблем закончил. Правда, во Вьетнам загрохотал. Ну, ничего. Отвоевал, как положено. Медаль вот имею. С Джоном только с год назад в НАСА встретились. До этого не переписывались даже.

Помолчали.

– Как там, во Вьетнаме? – кашлянул Барсукофф.

– Душно, – потер Дик горло. – И жарко.

– Да, – снова согласился Джордж, – душно. – Ему явно чего-то не хватало. – А чем сейчас занимаетесь? Джон упомянул что-то насчет ЭВМ.

– Да неплохая идея. Объединить их все в одну сеть. Чем только это закончится, не знаю. Ситуация неясная. Мы ведь по другому пути пошли.

«Мы, – понял Барсукофф, – это Хастоны, Арданьяны и… Должны были быть еще Барбикены, но…»

– Вот хотим сейчас этот новый путь промоделировать, – Дик запнулся, – на комплексе. Джон, кстати, еще ни разу там не был. – И вдруг блеснул белками глаз на Джорджа. – Присоединяйтесь.

Тот внезапно ощутил жгучую волну, прошедшую через его тело. Даже горло перехватило. И сердце. До боли перехватило. Но умирать почему-то расхотелось.

– Спасибо, – откашлял тугой ком, – обязательно присоединюсь.

Джордж поднял голову, чтобы предательская слеза не выкатилась из глаза, и сквозь дрожащую пелену взглянул на лунный диск. Тот тоже дрожал, словно окончательно решил сорваться с небес на эту грешную землю. И боялся этого.

– Вы ведь сейчас при Пентагоне работаете?

Дик молча кивнул головой.

– Не слышали, когда ваши недоумки – вы уж извините, что я так неуважительно о вашем начальстве! – начнут Луну бомбами забрасывать?

– Не понял! – резко выпрямился Хастон.

Джордж отвел взгляд от серебристого шара, парящего в пространстве, и вдруг осознал, что это – последнее, про что он должен рассказать Дику. Про причину, из-за которой он решил уйти из НАСА.

– Как вам известно, – начал он, – два года назад был подписан очень важный международный договор. А именно – договор о нераспространении ядерного оружия. Мол, хватит, наигрались. Если следовать логике, то следующим шагом должно быть если не запрещение, то хотя бы ограничение всех ядерных испытаний. Но испытывать новое оружие ведь надо где-то! Надо ведь, Дик?

Тот машинально качнул головой.

– В общем, чтобы опередить эти события, у наших умников из министерства обороны и окружения президента возникла идея возродить проект А119. Не слышали о таком?

Дик снова мотнул головой. Но теперь осмысленно, хоть и отрицательно.

– Проект А119 разрабатывался на переломе пятидесятых и шестидесятых годов. А суть его заключалась в том, чтобы вынести испытания ядерного оружия в космос. Более того. Чтобы боеголовки не тратили своей энергии на подсветку и обогревание пустоты, взрывы решено было производить на поверхности нашего естественного спутника.

И Барсукофф снова посмотрел на спокойно сияющий матовый диск. Хастон проследил за направлением его взгляда и напряженно выдавил:

– Ну и чем же все это закончилось?

Барсукофф пожал плечами:

– Если иметь в виду настоящее время, то мне недавно было предложено войти в эту, – он ткнул пальцем вверх, – программу. Но желание таковое у меня совершенно отсутствует. Почему бы тогда не начать бомбардировку Венеры? Или Марса? В целях, так сказать, разработки и усовершенствования. – Джордж сделал короткую злую паузу. – Что же касается времен минувших… То, как мне стало известно из неофициальных источников, было предпринято две попытки запуска ракет. Обе закончились в определенной степени неудачно. Да, ракеты взрывались. Но взрывались они на орбите. Лунной орбите. И самопроизвольно. Если бы Луна была живым существом, то могло бы показаться, что она возмутилась. Или насторожилась.

– Да. Насторожилась, – эхом, как недавно сам Джордж, отозвался Хастон. – Теперь кое-что становится понятным.

– Что «понятным»? – внимательно посмотрел на него Барсукофф.

– Кое-что, – думая о чем-то своем, ответил Дик. И Барсукофф понял, что они дошли до той грани, за которую его не пускают. Пока не пускают.

Со стороны яхты послышалось приглушенное стрекотанье мотора. Кто-то катался на катере по ночному заливу. Возле палатки раздался тихий шорох. Джордж взглянул туда и испуганно вздрогнул. Из темноты на него смотрели ярко-красные бусинки чьих-то глаз. Словно там приготовился к прыжку маленький злобный дьяволенок.

Барсукофф резко вскочил с места. Даже в пояснице что-то хрустнуло.

– Дик! Там что-то…

Хастон бросил невнимательный взгляд в сторону палатки и внезапно улыбнулся, блеснув белыми зубами:

– Не обращайте внимания. Это – маленькая банда местных бродяжек. Вдвоем работают. Енот и скунс. У нас там пакет с мусором стоит. Так они проверять его приходят. Мы их не трогаем – пусть веселятся. Да и сами понимаете – скунс, он парень серьезный. И вонючий ужасно, если что не по его получается.

Стрекотание мотора в заливе смолкло. Джордж медленно сел, неуверенно ерзая на песке и настороженно поглядывая в сторону палатки.

– Да расслабьтесь вы! Они хорошие и добрые. Жуликоватые, правда, немного.

– Барсукофф!.. Мистер Барсукофф!.. Где вы?

Фигуры возле костра замерли, а потом Хастон, пристально вглядываясь в темноту, произнес:

– По-моему, у вас гости.

А Джордж уже стоял на ногах, приложив козырек ладони ко лбу:

– Кого это там принесло? Здесь я! – крикнул он.

Мотор катера взревел, и через пару минут изящная белая посудина подошла почти вплотную к берегу. Крепкий молодой человек в шортах и джинсовой куртке на голое тело имел бы совсем домашний вид, если бы не кобура с тяжелым полицейским «магнумом», болтающаяся на широком поясе.

– Слава Богу, – спрыгнувши в воду, облегченно, но со странными нотками непонятного разочарования, произнес он, обращаясь к Джорджу и поглядывая на трепещущуюся темноту, сгустившуюся фигурой едва различимого Хастона. – Слава Богу, нашел! А наши ребята по всему побережью растянулись. Перебудоражили вы всех, мистер Барсукофф.

Джордж недоуменно смотрел на него:

– Извините, но… Но, с кем имею честь?

Крепыш с «магнумом» на поясе осторожно вытащил из кармана курточки жетон.

– Маккольн. Дэн Маккольн. ЦРУ.

Был Маккольн чертовски молод и от этого чертовски озабочен возложенными на него обязанностями. В такой же самой степени, в какой Барсукофф начал испытывать нарастающую злость.

– Какого черта! – выдавил он. – Какого черта вашему ведомству нужно от меня? Все вопросы мы решили еще в Хьюстоне. И на Канаверале.

– Конечно, конечно, – успокаивающе взмахнул жетоном Маккольн. На мгновение задумался и бережно сунул его обратно в карман. Двумя руками подтянул сползающий ремень с «магнумом», словно малыш падающие штаны, и озабоченно взглянул на Джорджа: – Конечно, все ваши личные вопросы решены. Но вопросы государственной важности…

– Да пошли вы куда подальше вместе со всеми вашими государствами!.. – вскипел Барсукофф.

– Вот это вы зря. Зря вы это. Ведь скольких людей, беспокоящихся о вашей элементарной безопасности, переполошили! Ну сами подумайте, Барсукофф: авторитетный ученый, участник секретных космических программ, не является на традиционную шахматную партию. Вообще ночевать не приходит, исчезает куда-то вместе с арендованной яхтой. Ну, что мы думать должны?!..

«Ну, Барни! Ну, сукин сын!» – мелькнуло у Джорджа, а вслух он произнес:

– Да ничего вы не должны думать!.. А если и заниматься этим процессом, то только в разрезе беспокойства про нарушение моих конституционных прав. Хотя бы права на свободу личности. Слежку какую-то устраиваете, обыски, если не ошибаюсь, по всему побережью…

– Да ничего мы не нарушаем и ничего не устраиваем, – поморщился Маккольн. – И я бы, поверьте, вас совершенно не тревожил. Убедился бы тихонечко, что вы живы-здоровы и – слава Богу, но… – Он настороженно взглянул на полуразличимую фигуру Хастона, замершую возле костра: – А кто это с вами? – спросил.

– А, – махнул рукой Барсукофф, – абориген местный. На ужин меня пригласил.

– Это хорошо, – произнес Маккольн и снова полез в карман курточки. – Аборигены нас не интересуют. Нас другое интересует.

Он достал из кармана какую-то бумажку и вздохнул:

– Не обижайтесь на нас, мистер Барсукофф. Просто возникли срочные вопросы, а вы, как назло, исчезли куда-то. – И он ткнул развернутый листок прямо под нос Джорджа. – Вот. Вы человека этого не знаете? Где-то в этих местах околачивается.

Барсукофф неимоверным физическим усилием заставил себя не вздрогнуть и не обернуться к палатке. Вместо этого он с деланным равнодушием взял бумажку из рук Маккольна и с таким же деланным интересом взглянул на нее.

– М-м-м, – пробормотал, – Лицо, вроде, знакомое. А кто это?

– Некий Дик Хастон. Из министерства обороны. Подозревается в саботаже программы «Аполлон» и связях с советской разведкой.

– Дик Хастон?.. В связях с русскими?.. – как можно громче, чтобы его было слышно возле костра, переспросил Джордж. – Кажется, нет. Не знаком. Хотя, возможно, где-то и встречались. Лицо уж больно знакомое. Где же я мог его видеть? – крутил Барсукофф бумажку в руках, лихорадочно обдумывая создавшуюся ситуацию.

А ситуация начинала выходить из-под контроля. Маккольн, оставив Джорджа, заскрипел по песку в направлении палатки.

– Эй, дружище, – выкрикнул он, – перекусить не найдется? Голоден, как собака! С этой чертовой работой с утра еще во рту ничего не было.

– Вспомнил, вспомнил, мистер Маккольн, – бросился за ним Барсукофф, – я этого типа на Канаверале видел. А потом… Потом… Потом в Дестине я его встречал. Когда яхту арендовал. Он из гостиницы выходил…

Но Маккольн уже не слушал его, вглядываясь в выпрямившегося Хастона. Рука служащего очень центрального разведывательного управления легла на рукоятку «магнума», а мимолетную тишину разрезал удивленный присвист:

– Ого!.. Так это же… Это же мистер Хастон собственной персоной, – и он обернулся к Барсукоффу.

Тот обескуражено развел руками:

– Я же говорил, что лицо какое-то знакомое, – и протянул измятую бумажку агенту ЦРУ.

Маккольн машинально взял ее и снова повернулся к Хастону. В его правой руке уже поблескивал тяжелый ствол «магнума».

Не оборачиваясь, Маккольн шевельнул им:

– Барсукофф, а ну вставайте-ка рядышком. Дайте, я на вас обоих полюбуюсь.

Дик за все это время не издал ни одного звука. Был он напряжен, но странно спокоен. Когда Джордж, опасливо поглядывая на оружие в руках Маккольна, встал рядом с ним, то с удивлением отметил такое же противоестественное напряженное спокойствие и в лице их ночного гостя. Негр и белый уставились друг на друга, словно в гляделки играли. Ноздри расширены, зубы стиснуты, на скулах выступили бугры желваков. На Джорджа, казалось, они не обращали никакого внимания, но когда он попробовал повернуться к Хастону, «магнум» слегка шевельнулся и до крайности искаженный голос Маккольна проскрипел:

– Стоять… Никому не двигаться…

На его лбу выступила испарина. Точно такая же заблестела на черной коже Дика. Барсукофф лихорадочно пытался сообразить, что же оно происходит. Казалось, что возникшее напряжение даже завибрировало в ночи. А, может, этому способствовало трепыхание язычков пламени в костре, распластанном как раз посредине между Маккольном и Хастоном. Неожиданно огонь вздрогнул, на мгновение застыл, а затем пламя начало спокойно облизывать потрескивающие ветки. Хастон расслабился. Как-то весь и сразу.

– Никогда бы не подумал, что у цэрэушника средней руки может быть такая мощная психоблокада, – вытянув вдоль тела руки, ставшие внезапно какими-то неестественно длинными, выдохнул он.

Маккольн, не спуская с него взгляда, покрутил головой и криво ухмыльнулся:

– Ты еще можешь думать, обезьяна? Тогда подумай о том, что твои гипнотические штучки с работниками государственной разведывательной службы, – он так и сказал, сухо и высокопарно, – не проходят.

– Да на кой черт мне нужна твоя разведывательная служба! – буркнул Хастон и негромко добавил: – Мне сейчас такотан гораздо нужнее.

Его услышал только Барсукофф. Мгновенно вспомнил рассказы Пьера и до него начал доходить смысл сложившейся ситуации.

А Маккольн, приняв театральную позу, уже вколачивал слова в глухое пространство:

– Дик Эммануил Хастон, вы обвиняетесь в саботаже секретных правительственных программ, в распространении в средствах массовой информации заведомо лживых материалов, в связях с разведывательными службами Советского Союза, направленными на… Короче, пару десятков лет за решеткой я тебе обеспечу, обезьяна, – неожиданно голосом злорадного подростка закончил Маккольн.

Дик только плечами пожал. Возле палатки снова послышался тихий шорох: маленькие мохнатые бродяжки нашли что-то интересное.

– А вы, Барсукофф… – повернулся было Маккольн к Джорджу.

Шорох усилился и агент ЦРУ, не окончив фразы, замер так же напряженно, как и за несколько минут перед этим.

– Кто это там? – спросил непонятно у кого, направляя ствол «магнума» в сторону палатки.

– Советские шпионы, – криво улыбнувшись, бросил Хастон.

– Шутишь, обезьяна? – зло сплюнул Маккольн прямо в костер. Только зашипело. – Юмор у тебя? Я тебе сейчас покажу юмор! – И закричал в темноту: – Эй, кто там, выходи! Буду стрелять на поражение! Выходи по одному!

Не смотря на серьезность ситуации, Барсукофф почувствовал, что его разбирает смех.

– Молодой человек… – начал было он, но в пространство уже вклинился насмешливый голос Хастона.

– Ты, что – кретин? Слабоумный от рождения? Там ведь…

– Я кретин!?! – внезапно заревел Маккольн и Барсукофф поразился его, мягко говоря, неадекватной реакции на насмешливое замечание Дика. – Я слабоумный?!? Ах ты, макака черномазая! Я тебе сейчас устрою побег при задержании… – и резко вздернул ствол пистолета.

Первая пуля разметала костер, осыпав Джорджа пеплом и горячими искрами. У него даже глаза заслезились. Или это от вони, волной хлынувшей на них? «Испугали-таки беднягу-скунса», – мелькнуло у Барсукоффа перед тем, как он, немного сбоку, увидал аккуратное, черное и слегка дымящееся, отверстие ствола, направленного на Дика.

Времени на то, чтобы ударить по руке, побелевшим пальцем нажимающей на спусковой крючок, не было.

Пространство между летящей пулей и телом Хастона сжалось до минимальных, каких-то атомарных, размеров. Но между временем и пространством еще существовал человек, родившийся под фамилией Шаргей, проживший добрую половину жизни под псевдонимом Кондратюк, и заканчивающий ее…

Кондратюк, разбрасывая собой пространство и время, как пуля «магнума» – пылающий костер, ворвался, втиснулся, в нечто упругое, обжигающее грудь вспышкой не то боли, не то изумления, и отбрасывающее его на, так и не успевшего пошевелиться, Хастона.

Последнее, что он увидал, это – раскоряченная, источающая невыносимое зловоние, фигура Маккольна, слезящиеся белки глаз, склонившегося над ним, Дика, и такой же белый, влажный шар Луны, который начал стремительно уменьшаться, превращаясь в искрящуюся точку, а потом – в тонкую иглу света. Вот игла прикоснулась к лицу Кондратюка, впилась в него и начала сокращаться, вытаскивая его тело из смрадного пространства во что-то прохладное, свежее и огромное. То ли в бесконечную вечность, то ли в вечную бесконечность. Это уж как кому больше нравится.