Текст книги "Тарзанариум Архимеда"

Автор книги: Алексей Кацай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 39 страниц)

Алексей Кацай
Тарзанариум Архимеда

Памяти двух писателей: одного – из моего детства, другого – из детства моего сына.

«От своего читателя я ожидаю мужества. Мужества поверить в свою способность самостоятельно мыслить. Читая книгу, он должен заглядывать в сноски и делать собственные выводы».

И.Великовский

23 сентября 1872 года,
Балтимор (штат Мэриленд, США)

Пол Барбикен был взбешен. Ни Мишель Арданьян, ни Джимми Хастон еще никогда не видели в таком состоянии, обычно чересчур сдержанного, председателя «Мэрилендского артиллерийского общества».

– Как? – в десятый раз спрашивал Пол, угрожающе взъерошив свои седоватые усы. – Как вы могли позволить, чтобы какой-то французский бумагомарака рассекретил нашу работу?!

При слове «французский» в таком контексте Мишель чуть поморщился и хотел что-то сказать, но сдержался. Джимми смущенно закашлялся.

– Мишель, скажи честно, это твоя работа? Какого, извини, черта после полета тебя потащило в этот чертов Париж?

Слово «Париж» Барбикен выплюнул, как третье упоминанье о «черте» в своей короткой и гневной тираде. Арданьян крутанул пальцами сложенных рук и уже открыл было рот, но Хастон перебил его.

– Масса Пол, это я посоветовал Мишелю связаться с кем-нибудь из пишущей братии. Ведь вы в то время искали деньги под продолжение проекта, и мне показалось, что хорошая реклама нам никогда не помешает.

Барбикен изумленно взмахнул руками и толстый журнал, лежащий перед ним, с глухим стуком упала на пол. Нагибаться за ним Пол не стал.

– Реклама?! – задохнулся он. – Реклама? Хорошенькая реклама!!! – Барбикен ткнул пальцем в упавший журнал и процитировал (память у него всегда была отменной): – «Рассказ этот разрушит множество иллюзий и опровергнет немало догадок, но зато даст правдивую картину всех трудностей и неожиданностей, связанных с подобного рода опытом…» Джимми, дружище, негритянское твое… – Пол запнулся, фыркнул, как конь на водопое, и продолжил. – От кого – от кого, но от тебя я такого не ожидал. Ладно – Мишель, с его вечными завихрениями…

– Я попросил бы!.. – попытался вмешаться Арданьян, но Барбикен раздраженно отмахнулся от него.

– Какая такая «правдивая картина», Джимми? Да нас бы размазало на три плевка, если бы мы использовали технологию, описанную этим… как его… Верном. Джимми, ты что, не помнишь, сколько мы шишек набили, пока не отработали технику постепенного ускорения? Мишель, вспомни, сколько не спали, пока не вылизали всю конструкцию до мелочей? А тут – пушка! Колумбиада!.. Это надо же такое придумать!

– Пол, ты противоречишь самому себе, – миролюбиво перебил его наконец Мишель. – Ты что, хотел, чтобы я выложил мсье Жюлю полную и конкретную информацию? Мол, мы тут, в Балтиморе, в Артиллерийском обществе занимаемся проблемами межпланетных перелетов. Разрешите, дорогой мистер Верн ознакомить вас с рабочими документами и бортовым журналом… Вот тогда нас бы точно в порошок стерли, а потом, как ты выразился, на плевки размазали. Жюль Верн хотел иметь сказку, сказку и получил. Ну, поговорил я с ним пару раз за бутылочкой бургундского в перерывах между строительством баррикад, беготни по парижским улицам и митингов Коммуны. Ну, представил нас такими себе захолустными американскими фантазерами. Однако же шуму сколько! И, кстати, после этого шума не нас, а его за дурака держат.

– Не нас? – снова начал закипать Барбикен. – Не вас, это точно. Поскольку вам он хоть фамилии изменил. Ардан… Мастон… Джимми так вообще цвет физиономии лица поменял. Из негра в белого превратил, да еще и из моего официального слуги – в секретаря Общества. Джимми, конечно, тащит на себе эту работу, но… Кстати, Джимми, – вдруг откинулся председатель Артиллерийского общества на спинку кресла, – а где твой гуттаперчевый череп, который ты потираешь железным крюком, приспособленным тебе вместо ампутированной руки?..

Хастон растерянно развел руками, бросил короткий взгляд на Арданьяна и произнес:

– Мистер Верн вообще из нас каких-то монстров сделал. Разрешите, сэр? – Он нагнулся за упавшим журналом и быстро зашелестел его страницами. – Вот. «В клубе можно было видеть целую коллекцию костылей, деревянных ног, искусственных рук, ручных протезов с крючком, каучуковых челюстей, серебряных черепов и платиновых носов. Упомянутый выше статистик Питкерн вычислил также, что в „Пушечном клубе“ приходилось меньше чем по одной руке на четырех человек и лишь по две ноги – на шестерых», – процитировал Хастон.

Арданьян еле сдерживал смех. Барбикен строго посмотрел на него и, неожиданно жалобно, бросил:

– Видите, вы хоть протезами да фамилиями замаскировались. А я?.. Да мне в Балтиморе проходу не дают. В Нью-Йорке Ротшильд хохочет. Из Петербурга Штиглиц письма ироничные шлет….

– Так говори, что это не ты, Пол, а Импи – какой-нибудь твой дальний родственник из сумасшедшего дома, – примирительно, но с иронией, произнес Арданьян.

– Надо же, Импи, – не обратил на него внимания Барбикен. – Более идиотского имени придумать вообще невозможно. И, кстати, кто такой капитан Николь? Что это еще за член экипажа, вместо Хастона? Откуда у нас соперники да заядлые спорщики появились?

Арданьян шевельнулся в кресле.

– Я ему немного про Маккольна наплел…

Барбикен пожевал губами.

– А где он, кстати? Надеюсь, информации у него немного?

– Куда-то на Юг уехал. А информации… Что может знать бывший, полуграмотный и вечно пьяный, официальный секретарь Артиллерийского общества? – слово «официальный» Мишель произнес с некоторым нажимом.

– Будем надеяться, – вздохнул Пол и, выпрямившись, сурово посмотрел на своих собеседников. – Друзья, мы знакомы не первый год. Не один пуд соли вместе съели в Калифорнии, вместе воевали, вместе работали до изнеможения и всегда прекрасно понимали друг друга. Сейчас мы готовы перейти ко второму этапу проекта и поэтому я просто требую полной секретности. И не только для собственной шкурной безопасности.

Он замолчал, уставившись на лампу, сделанную из гильзы снаряда. С трудом оторвал от нее взгляд и продолжил:

– Джимми прав. Этот французишка – извини, Мишель! – представил нас эдакими монстрами. И дело не во внешнем виде. Вспомните, в романе написано, что, – он поднял глаза к темному потолку, по которому красновато, словно отблески далеких пожаров, прыгали пятна света, – разделив число жертв артиллерийского огня на число членов клуба, было установлено: на каждого приходится две тысячи триста семьдесят пять с чем-то убитых.

– Если вдуматься в эти цифры, – продолжил из затемненного угла кабинета Арданьян, – то станет ясно, что единственною заботою этого ученого общества было истребление рода человеческого (хотя и в филантропических целях) путем усовершенствования боевых орудий, которые были приравнены к орудиям цивилизации. Это был своего рода союз ангелов смерти, которые в жизни, однако, отличались весьма добродушным нравом.

На память Мишель Арданьян тоже никогда не жаловался.

Джимми кашлянул и Мишель замолчал.

– Однако, – добродушный Хастон попробовал защитить неизвестного ему французского писателя, – этот Верн высоко отозвался о способностях американцев, как нации инженеров.

– Нации, снова нации… – пробормотал Барбикен. – Снова гражданские войны, дележка территории, кровь и слезы…

Арданьян задумчиво смотрел на него.

– Не смотри так на меня, Мишель, не смотри! – раздраженно бросил Пол. – Я родился в год начала войны Черного Сокола, на которой погиб мой отец, но странным образом никогда не понимал доктрины Монро. Америка для американцев… – вдруг произнес он с горечью и замолчал.

– Свобода, равенство, братство, – почему-то шепотом выдохнул Арданьян.

Барбикен покачал головой:

– Это не то, Мишель. Может тебе трудно будет понять, поскольку ты стал американцем, состоятельным американцем, только после калифорнийской золотой лихорадки, но… Возьми Джимми. Он – сын человека, который видел казнь Ната Тернера. Вождя восставших негров. А они ведь тоже американцы.

– Вот я и говорю, что гражданская война расставила точки над «и», – начал было Мишель, но Барбикен мягко перебил его.

– Я не о том. Помнишь, ту ночь перед нашим взятием Нового Орлеана? Помнишь, как мы спорили с тобой? Я говорил тебе, что после разборок американцев против американцев на своей территории, они могут начать разборки на чужой. Вспоминал Техас. Америка для американцев… Понимаешь, это – догма. А все догмы быстро устаревают. Нас хотят загнать в схему, но все схемы тоже недолговечны. И все говорит о том, что людское сознание не успевает за жизненными переменами. Оно очень инерционно. Грубо говоря, жизнь – это пушка господина Верна, а наши устремления – сила ее взрывного заряда. Перегрузка же традиционных схем прошлого превращает нас, настоящих, в нечто плоское, безжизненное и кроваво-расплющенное по стенкам снаряда. Вот и писатель-фантаст уловил это, когда писал, что освоение Луны может привести к нарушению политического равновесия на земном шаре. – Барбикен на секунду замолк, судорожно двинув кадыком. – Короче, я ни о чем не сожалею. Но, все-таки, если про нашу работу узнают… Особенно про результаты… Мало не покажется ни нам, ни Штатам, ни всему миру. Наука – схематизированная наука! – на службе прошлого, еще со времен Архимеда, страшная сила. Не готов еще мир к большим открытиям. Он для них мелок. Он и на других планетах такую дележку устроит!.. Марс для марсиан, Луна для лунатиков… Короче, мы в наших условиях работаем на будущее, прошу помнить об этом при любых обстоятельствах.

Барбикен кашлянул, потер виски, и продолжил.

– Хорошо еще, что этот писака, – он скосил глаза на журнал, который Хастон продолжал держать в руках, – ничего не пронюхал про Аламогордо. Ни про завод, ни про стартовую площадку. Кстати, Джимми, что там с южанами и мексиканцами? Разобрались?

Хастон молча кивнул головой.

– Отлично. Так вот… То, что Жюль Верн ничего не пронюхал про Аламогордо, это хорошо. Плохо, что по его воле нам придется убраться из Балтимора со всем его чертовым любопытством. Да и обстановка мне здесь последнее время не нравится.

Арданьян снова смущенно заерзал в кресле и Барбикен бросил на него короткий взгляд.

– Ну, ничего. Все равно для второго этапа проекта наше присутствие в Аламогордо просто необходимо. Хотя, честно говоря, без моря и Патапаско, без верфей и паровозов, я буду скучать в той, забытой Богом, пылищи и скалищи. Но, друзья мои, нужно быть готовым к необычным условиям жизни. Ведь, возможно, года через два нам придется жить в еще более необычных условиях. Будем тренироваться. А то без тренировок Арданьян снова начнет в корабле выдумывать гимнастические способы защиты от перегрузок.

Вспомнив про то, как Мишель доказывал, что для преодоления взлетных перегрузок необходимо предотвратить приток крови к голове и для этого вставал на голову в рубке «Лунар Колумба», друзья заулыбались и напряженная атмосфера в кабинете мгновенно разрядилась. Настолько мгновенно, что звон разбитого стекла показался им оглушительным, как удар молнии в двух футах от головы.

– Какого черта!!!

Грузный Хастон черным медведем метнулся к левой стороне подоконника. Гибкое тело Арданьяна замерло справа от него. Барбикен, молниеносным движением открыл ящик стола и черный кольт появился в его руке, словно карта в руке фокусника.

Когда второй камень добил остатки оконного стекла, Барбикен, пригибаясь, подбежал к ковру, на котором, крест накрест, висело два карабина, и кинул один Арданьяну, а второй – Хастону. Подхваченное на лету оружие мгновенно было направлено в разбитое окно и два выстрела, слившихся в один, вонзились в ночную темноту на внушительном расстоянии от земли. В ответ раздались какие-то приглушенные выкрики.

Хастон осторожно выглянул в окно. И это было его ошибкой. Непогашенная лампа хорошо осветила его, и ответный выстрел хлестнул, как плеть по крупу лошади. Джимми, выронив карабин, со стоном схватился за левое плечо, опускаясь на пол.

– Получай, черная морда! – уже внятно раздалось с улицы и при звуке этого голоса Арданьян, склонившийся над Хастоном, напряженно замер.

Барбикен, подняв руку с револьвером, осторожно пошел к окну, но в это время дверь кабинета распахнулась и на полутемном пороге возникла женская фигура с заметно округлившимся животом.

– В чем дело, Пол? – произнесла Джулия Барбикен. – У нас проблемы?

Барбикен, испуганно обернувшись, бросился к жене, пытаясь прикрыть ее своим телом и оттеснить в спасительную темноту коридора.

– Джу, пройди в подвал, – выдохнул он. – Мы еще не знаем, в чем дело, но когда узнаем, то нам будут очень необходимы три чашечки бразильского кофе с твоим, самым лучшем в мире, яблочным пирогом.

– Что вы хотите, мистер Маккольн? – закричал в это время Арданьян, придерживая, скрючившегося на полу Хастона. – С каких это пор обычные житейские разногласия приводят к состоянию войны? Или таковы нравы на Юге, куда, как говорят, вы отбыли?

– А, это ты, лягушатник, – раздалось с улицы. – Ты – неплохой парень и у нас никаких претензий к тебе нет. Впрочем, как и к мистеру Барбикену, не смотря на все его занудство. А вот к вашему черному сучонку… Выгляни-ка в окно, Арданьян. Безопасность гарантирую.

Арданьян осторожно опустил Хастона на пол и, выпрямившись, выглянул в мрак позднего мэрилендского вечера. В неверном свете полной Луны на лужайке, перед фасадом дома Барбикенов, который находился на самой глухой окраине «верхнего» Балтимора, нетерпеливо перебирали ногами пятеро, хорошо откормленных, коней. Очевидно, это были очень хорошие боевые кони, поскольку звуки выстрелов их не особенно напугали. За ними чернели стволы деревьев, а на конях сидели… привидения. Точно такие, какими пугает друг друга несмышленая детвора всего мира. Но, веревочная петля, притороченная к одному из седел, и винтовки, лежащие на коленях всадников, наводили на мысль о том, что привидения эти довольно материальны. Остроконечные белые балахоны, надетые на головы, мерно покачивались в серебристой темноте, словно языки какого-то потустороннего пламени. Черные вырезы для глаз мертвящими пятнами уставились на окно, в котором замер Арданьян. В это время позади него что-то зашуршало и свет в кабинете резко погас. Мишель быстро повернулся и чуть не сбил с ног Джулию Барбикен, склонившуюся над постанывающем Хастоном. Ее муж с кольтом в руке отошел от газовой лампы. На лужайке перед домом раздался хриплый смех.

– Что это, Мишель? – спросил Барбикен, блеснув в темноте белками глаз.

Джулия расстегивала рубашку Хастона, пытаясь рассмотреть место ранения.

– Ку-клус-клан, сэр, – ответил Арданьян. – Во главе, если я не ошибаюсь, с нашим другом Маккольном.

– Ку-клус-клан? – задумчиво переспросил Барбикен. – Я слышал об этой шайке. Они организовались лет пять назад. Но я всегда думал, что они веселятся где-то далеко на Юге…

Он замолчал и наклонился к Хастону.

– Джимми, как дела, дружище?

– Ерунда. Царапина, масса Пол. Меня волнует другое. Маккольн со своими мерзавцами разнесут ваш особняк, если…

В это время Джулия, видимо, сделала неосторожное движение, и Хастон замолчал, скрипнув зубами.

– Рана сильно кровоточит, Пол, – раздался спокойный, чересчур спокойный, голос Джулии. – Нужно…

– Джу, Джимми, – перебил ее Барбикен. – немедленно спускайтесь в лабораторию. Ч-черт! Конечно, для секретности место дома выбрано очень удачно. Однако я хотел бы сейчас находится в помещении Общества на Юнион-сквер. Поскольку расположение особняка, оказывается, удачно и для банды полоумных южан. Можно, конечно, протелеграфировать, но время, время…

– Сэр, – снова произнес Хастон. – Им нужен я. Разрешите мне выйти к ним.

– Джимми, – в голосе Барбикена зазвучали пронзительные нотки стартовой сирены «Лунар Колумба», – немедленно иди с мисс Барбикен в лабораторию. И не высовывайтесь оттуда, пока я вам не скажу. Это приказ, мистер Хастон! Джулия, родная, не мешкай!

– Эй, Арданьян, чего же ты замолчал? Может принести тебе новые штаны? – раздалось с улицы.

– Новые штаны я пошью из вашей смирительной рубашки, сэр Эрик Маккольн, – мгновенно отозвался француз и выстрелил в ночное небо.

– Не пали понапрасну, Мишель, – остудил его Пол, наблюдая за тем, как Джулия, обхватив рукою поясницу Хастона, выводит его из кабинета.

– Вы поняли меня: не высовываться! – крикнул он им вслед и осторожно приблизился к окну, за которым заплясали какие-то багровые блики.

Призраки в балахонах уже зажгли два факела и их кони осторожной поступью начали приближаться к дому.

– Мистер Маккольн, – выкрикнул Пол, – если вы и ваши люди сделают еще хотя бы шаг, двое из вас получат в подарок по пуле в лоб. Кому они будут предназначены, определитесь сами.

– Наконец-то, – с издевкой в голосе прозвучало из-под балахона на передней лошади, – сэр председатель собственной персоной. Как обстоят дела в Мэрилендском артиллерийском обществе, мистер Барбикен? Сколько листов бумаги испоганил ваш черномазый секретарь?

– Эрик Маккольн, я принял решение. Если вы лично сделаете еще хотя бы шаг, то первая пуля будет вашей.

– Не пугай меня, Барбикен, – выкрикнул Маккольн, но кони остановились на расстоянии футов пятидесяти от выбитого окна. – А подумай лучше о том, какого выродка может родить твоя перепуганная жена.

– Скотина! – скрипнул зубами Мишель.

– Тем более мы не хотим причинять вреда никому из вас, – продолжал тем временем Маккольн. – Мы с вами одной крови и одного цвета кожи. Хотя, Барбикен, ты – психически болен, если позволяешь негритянскому ублюдку жить рядом с собой. Интересно, какой цвета будет твой ребенок?

Раздалось ржание. И только через мгновение Пол понял, что это – смех собравшихся на лужайке. Он слушал Маккольна со спокойным лицом, и только побелевшие костяшки пальцев, сжавших рукоятку кольта, указывали на то, сколько усилий нужно для этого спокойствия.

– Я хочу тебе помочь, Пол. Помочь восстановлению твоего душевного здоровья. Для этого, как ты понимаешь, необходимо хирургическое вмешательство. Ты умный человек и знаешь, что общество будет на моей стороне, а не на твоей. Пусть Хастон выйдет к нам и мы немедленно покинем твою территорию. Иначе, – он поднял факел, – мы вынуждены будем сжечь это негритянское гнездо. Стерилизовать наш общий дом. Избавить его от мышей и тараканов. Даже если для этого нужно будет уничтожить твой особняк, Барбикен.

– Что будем делать, Пол? – тихо спросил Арданьян. – Нас двое против пяти. К тому же, с нами беременная женщина.

– Бывали ситуации и хуже, – так же тихо ответил Барбикен. – У нас лучшая позиция и если бы не эти факелы…

Внезапно он резко поднял руку с кольтом, и перебитое выстрелом древко одного из факелов огненным цветком упало на черную траву. Раздались гневные выкрики и всадники, быстро развернувшись, отступили под прикрытие деревьев, окружающих лужайку.

– Ты хочешь воевать, Барбикен? – закричал Маккольн, но его голос зазвучал глуше. Обороняющиеся надеялись, что не только из-за расстояния. – Это не твое дело, ученая крыса! И сейчас ты в этом убедишься. Я заберу у тебя не только Хастона, но и гонорар за книгу «Из пушки на Луну». Я же имею на него некоторое право, не правда ли? В конце концов, я, а не твой черномазый друг, подготавливал бумаги для доклада твоих бредовых идей. Они, конечно, оказались действительно бредовыми, но хороший гонорар за публикацию сказок ты успел все-таки отгрести, не так ли, господин председатель? – закончил Маккольн с издевкой.

– Вот он в чем дело, – прошептал Барбикен.

– Движущая сила поступков пьяницы и скряги, – согласился с ним Мишель. – Да, пока кроме неприятностей, мы ничего не имеем от романа мсье Верна.

Пол вздохнул и, с укором взглянув на него, подошел вплотную к окну.

– Эрик Маккольн, – выкрикнул он, – вы определенно правы. Предлагаю вам тысячу долларов и мы забудем про этот инцидент.

– Пол! – изумленно воскликнул Арданьян, но Барбикен отмахнулся от него.

За деревьями послышался негромкий разговор и через минуту коренастая фигура в белом балахоне спешилась и вышла на лужайку.

– Полторы тысячи, Барбикен. Это число почему-то лучше делится на пять.

Пол на мгновение задумался.

– Вы отлично знаете свои права, Маккольн, – иронично выкрикнул он после паузы. – Я согласен.

– Только здесь и сейчас же. Никаких чеков и проволочек.

– Вы не только знаете свои права, но и научились разбираться в ситуации. В вашу бытность секретарем Артиллерийского общества за вами таких талантов не наблюдалось. Как благотворно влияет Юг на мыслительные способности человека!

– Не юродствуй, Барбикен! Ты согласен на наши условия или нет?

– Вы не оставляете мне выбора, Эрик Маккольн. Это будет выглядеть так. Вы подойдете слева к центру лужайки. Я подойду справа. Деньги будут переданы вам из рук в руки. Ваши люди не должны показываться из-за деревьев, иначе они схлопочут по пуле в лоб. Моя Джу и мистер Арданьян стреляют лучше всех вас, вместе взятых. Вы прекрасно знаете об этом. И даже ее положение не помешает Джулии выверено нажать спусковой крючок.

– Рискованно, Пол, – заметил Арданьян, наблюдая за тем, как, чиркнув спичкой, Барбикен достает деньги из сейфа. – Они не успокоятся.

– Смотри за ними, а не за мной, – бросил председатель Артиллерийского общества. – Я попробую завалить его. А ты должен утроить настоящий заградительный огонь, когда я захвачу Маккольна. Мы еще поторгуемся.

Арданьян вздохнул и подобрал винтовку Хастона, пристраивая ее рядом со своей.

– Удачи, сэр, – кинул он не оборачиваясь, когда Барбикен выходил из кабинета.

Безжизненная Луна космическим трупом замерла в неподвижности иссиня-черного неба. Миллион миллионов лет ей было безразлично то, что творилось внизу, на ее голубой соседке. И менять свои привычки она не собиралась. Себе дороже. Особенно, исходя из того, что население синей планеты тоже имело психологическую тягу к безжизненности. По крайней мере, этим страдала странная группа из семи человек, четверо из которых напряженно замерли за стволами деревьев, оседлав каких-то четвероногих животных и взяв ружья наизготовку, а один замер у разбитого окна, напряженно приставив к плечу приклад винчестера. Еще двое медленно подходили друг к другу на лужайке перед темным домом. Какое-то движение ощущалось и в дальнем закоулке особняка, но Луне, осветившей ночную арену, это было совсем уже не интересно.

– Ты принял правильное решение, Барбикен, – хрипло произнес Маккольн, когда между ним и председателем Артиллерийского общества осталось не более пяти шагов. За его спиной всхрапывали кони, за спиной Пола чернела открытая входная дверь.

– Я не уверен в этом, но… – начал было Пол, осторожно протягивая вперед пачку долларов, когда вдруг скорее ощутил, чем увидел, как в прорезях белого балахона испуганно расширились блестящие глаза.

Позади послышалось какое-то жужжание.

Испуганно заржали кони.

Барбикен, сам пугаясь своего резкого движения, оглянулся через плечо.

Один из коней, встав на дыбы, вынес своего всадника из-за деревьев и загарцевал на месте. Остальные тоже затоптались около почти невидимых стволов, едва сдерживаемые своими наездниками.

– Дьявол! – ахнул Маккольн и попятился назад, судорожно пытаясь сорвать с плеча, перекинутую через него, винтовку.

И в этом слове что-то было. Облитое мертвенным лунным светом, на пороге дома возникло семифутовое металлическое тело и медленно выехало, словно выплыло, на лужайку, даже не передвигая двумя мощными, закованными в какие-то латы, ногами. Железные руки, по объему не уступающие ногам, были согнуты в локтях и угрожающе выставили вперед дула двух турельных пулеметов, заменяющие им кулаки. Гнойно-красные глаза пылали на блестящей безлицей поверхности, прикрытой внизу черной решеткой из продольных ребер. Не дать, не взять, пасть, оскаленная черными длинными зубами.

– Вы нарушили покой этого благословенного дома и будете наказаны за это! – раздался рев из черной решетки, в котором Барбикен с трудом узнал сильно искаженный голос Хастона.

Впрочем, Маккольн этого не заметил. Он, в конце концов, судорожно сорвал с плеча винтовку и навскидку выстрелил, метясь в железное чудовище. Пули со звоном вонзились в металлическое тело и срикошетили куда-то в темноту, высекши из нее желтые искры.

– Не стреляй, Арданьян, не стреляй! – закричал Барбикен, бросаясь вперед с вытащенным из-за пазухи кольтом.

Но Маккольн уже несся к деревьям, пытаясь, как можно быстрее, добраться до своего коня. Тот испуганно храпел и дергал длинную привязь, а остальные всадники уже бросились врассыпную, с невнятными выкриками исчезая за раскачивающимися ветвями.

В конце концов, Маккольн оседлал беснующееся животное и хлестнул его, успев крикнуть на ходу:

– Я думал, что ты просто ученый дурак, Барбикен! Но ты – чудовище! Скоро все узнают о том, что ты продал душу дьяволу!..

Ответом ему была пулеметная очередь из вращающихся турелей. Сбитые ветки дождем посыпались на землю. Через минуту их шорох стих и на пустой лужайке воцарилась тишина, в которую медленно втекал матовый лунный свет. И только Барбикен, слегка оглушенный, так и не опуская кольта, недоверчиво рассматривал замолчавшее чудовище.

В этот момент в том что-то заурчало и тот же бесцветный голос с металлическими нотками произнес:

– Я к вашим услугам, сэр!

Из входной двери раздался смех и в проеме показалась Джулия, держащая подсвечник, а рядом с ней – улыбающийся и уже перевязанный Хастон.

– Джимми, какого черта! – озадаченно кашлянул Барбикен, пытаясь не выдавать своей растерянности.

– Да, я тоже хотел бы это знать. И именно какого черта! – воскликнул и Арданьян, выскакивая на лужайку прямо из разбитого окна.

Хастон подошел к Барбикену, на ходу похлопав железную фигуру по полированной поверхности:

– Молодец, Кала[1]1
  Здесь и далее некоторые названия и термины взяты из «Тарзана» Э.Берроуза. Кала – обезьяна, приемная мать Тарзана; Керчак – обезьяна, его отчим; хорты – свиньи; тантор – слон; нума – львица; маны – мартышки и т. п.


[Закрыть]! Дебют у тебя был неплохой.

– Кала? – недоуменно переспросили в один голос Пол и Мишель. – Что за дурацкая кличка?

– Так Джимми обыграл аббревиатуру КЛ, – объяснила Джулия. – Комический Лунатик.

– На моей далекой прародине, Африке, это довольно распространенное имя, – вставил и Хастон.

– Подождите, подождите, – запротестовал Барбикен. – Какая Африка? Какая Кала? Что здесь происходит?

– Ничего себе, комический лунатик, – поддержал председателя Артиллерийского общества и Арданьян, настороженно обходя застывшую фигуру. – Да, от этого урода наши гости, наверняка, еще долго будут смеяться. Только в приюте для душевнобольных.

– Масса Пол… – начал было Хастон, но Джулия перебила его.

– Сэр Пол Барбикен, перед вами – первый образец механического человека, изготовленный умелыми руками Джимми Хастона. Про голову вашего помощника, руководящую этими руками, я уже не говорю.

– Я хотел сделать вам сюрприз, – виновато произнес Хастон.

– Считай, что он получился, – потер Барбикен лоб и только сейчас заметил то, как он вспотел. – Но, как?!

– Наверное, Джимми вдохновили все эти механические протезы, которые описал мсье Верн, – коротко хохотнул Арданьян.

Хастон с укором взглянул на него.

– Всю механику я объясню вам потом, потому что образец еще очень несовершенен и требует значительной доработки. И дистанционно работает пока всего лишь футов на семьдесят, а для пульта нужна куча проводов. Голос записан на магнитной спирали, придуманной Мишелем. Пулеметы – съемные. Вместо них можно ставить необходимый инструмент. А сама идея – ваша. И возникла она тогда, когда мы находились на борту «Лунар Колумба» и пришли к выводу о том, что Луна – очень негостеприимная для человека планета. Помните, вы сами говорили, что первыми осваивать спутник Земли должны механизмы. Они – наш инструмент, которыми мы расколем этот неподатливый серебряный орех, – и Хастон, подняв голову, посмотрел на лунный диск, неподвижно застывший в недосягаемо высоком мэрилендском небе.