Текст книги "Наши домашние дела"

Автор книги: Александр Порецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 40 страниц)

НАШИ ДОМАШНIЯ ДѢЛА
СОВРЕМЕННЫЯ ЗАМѢТКИ
"Время", № 2, 1862

Наслѣдство стараго года: задачи и «День». – Образчики его рѣчи и размышленiй. – Офицiальное заявленiе. – Вопросъ о гласности сужденiй мирового съѣзда и слухъ объ одномъ случайномъ послѣдствiи подобнаго вопроса. – Открытый мировой съѣздъ и его влiянiе. – Еще образчикъ недовѣрiя. – Вопросъ о томъ, говоритъ ли правду. – Живописная группа. – Желанiя, и надежды на ихъ исполнимость, основанныя на нашей измѣняемости. – Метаморфозы и смотръ знаменъ. – Извѣщенiе о предстоящихъ преобразованiй. – Вкладчики въ пользу народнаго образованiя. – Жалобы изъ Орла и утѣшенiе негодующимъ. – Проектъ «общаго поземельнаго банка». – Общества вспомоществованiя: новгородскихъ чиновниковъ и московскихъ приказчиковъ. – Пушкинская стипендiя. – Закрытiе петербургскаго университета. – Кончина Остроградскаго. – Подписка на памятникъ Никитину.

Много нерѣшоныхъ дѣлъ и вопросовъ оставилъ своему наслѣднику старый годъ. Чего стоитъ уже одно начало избавленiя насъ отъ крепостного права! Говоримъ: начало, потомучто дѣлъ окончательно рѣшоныхъ у насъ нѣтъ, – всѣ они въ производствѣ; но подвигъ прошлаго года состоитъ въ томъ, что актъ полнаго освобожденiя онъ сдѣлалъ несомнѣннымъ; онъ сдалъ это дѣло новому году въ такомъ видѣ, что залежаться гдѣ-нибудь подъ сукномъ оно уже никоимъ образомъ не можетъ; онъ, положенiями 19 февраля, положилъ фундаментъ новому зданiю, заготовилъ для него матерьялы, собралъ рабочiя силы, и сооруженiе началось; въ старой стройкѣ, мѣшающей производству работъ, онъ расшаталъ связи и отмѣтилъ ее къ сносу; для новаго зданiя начертилъ общiй планъ, но нѣкоторыхъ деталей опредѣлить не успѣлъ, передавъ эту обязанность преемнику, въ видѣ нѣсколькихъ задачъ, надъ которыми надо подумать. Эти задачи уже доказываютъ, что его триста шестьдесятъ пять дней прошли не праздно и что не оставилъ онъ преемника безъ наслѣдства. Одно только дѣло можно бы пожалуй почесть окончательно рѣшонымъ за 1861 годъ: это – вопросъ о гласности, да и то вотъ макарьевскiй мировой съѣздъ… Впрочемъ о макарьевскомъ мировомъ съѣздѣ скажемъ послѣ какъ-нибудь: не объ немъ же говорить въ прощальной рѣчи 1861 году!..

Поговоримъ лучше о газетѣ «День». Наша скорая, горячая, гордая своимъ внутреннимъ жаромъ, но необдуманная критика встрѣтила это изданiе площадною бранью, чуть не похоронила его въ самый день рожденiя, даже придумала для него извѣстныя отдѣленiя… и ошиблась. «День» съ каждымъ нумеромъ своимъ обращаетъ на себя все болѣе и болѣе вниманiя. Мы намѣрены поговорить и поспорить съ нимъ в особой статьѣ въ отдѣлѣ «критики», а теперь приведемъ нѣсколько образчиковъ его мнѣнiй, которыя вмѣстѣ съ тѣмъ и очень кстати представятъ тѣ задачи, которыя прошедшiй годъ оставилъ для будущаго разрѣшенiя, а также представятъ то положенiе, въ которомъ нѣкоторыя дѣла сданы старымъ годомъ новому, т. е. до чего мы по этимъ дѣламъ додумались… Начнемъ съ того мѣста, гдѣ духъ нетерпимости, о чемъ мы уже говорили въ одной изъ статей нашихъ еще слышится въ этой газетѣ, но изъ-за него уже поднимается твердый голосъ, одушевленный здоровой мыслью. Это-то мѣсто, гдѣ говорится о нѣкоторыхъ доктринахъ, выработанныхъ и «отшлифованыхъ» по европейскимъ началамъ, доктринахъ, которыя, замкнувшись въ данной теорiи, не хотятъ признавать требованiя жизни и духа, тѣхъ требованiй, которыхъ не вмѣщаетъ въ себѣ ихъ отшлифованая теорiя. Рѣчь такимъ образомъ идетъ въ защиту жизни, въ защиту живого народнаго духа.

"Какъ бы ни продолжали – заключаетъ одну изъ статей своихъ «День» – закупориваться отъ свѣжаго воздуха, вѣющаго отъ жизни, пробудившейся въ русскомъ народѣ, свѣжiй воздухъ возьметъ свое и вывѣтритъ залежалыя, затхлыя, отвлеченныя доктрины. Остается надѣяться, что тѣ изъ нашихъ "жрецовъ науки", которые уже умиротворились и успокоились въ своемъ жреческомъ званiи, высвободятъ наконецъ сами науку на вольный божiй свѣтъ, пустятъ свѣжiй, вольный воздухъ въ свой душный и тѣсный храмъ, растворятъ настежъ окна и двери; раздвинутъ, если нужно, и самыя стѣны храма, и поймутъ, что только освободясь от всякаго духовнаго и умственнаго рабства предъ послѣднимъ словомъ науки вообще и западной науки въ особенности, только признавъ за русской народностью право на самостоятельную духовную и умственную дѣятельность, только проповѣдью духовной свободы, живого знанiя и любвеобильной мысли – будутъ они въ состоянiи направить къ плодотворной работѣ молодыя русскiя силы." ("День" № 5)

Нельзя не согласиться, что въ этихъ словахъ больше фразъ, чѣмъ дѣла, но и въ этихъ фразахъ видно какое-то раздражонное, непрiятное и непрямое отношенiе къ дѣйствительности. Все здѣсь, если хотите, правда. Кто не сочувствуетъ желанiю дышать свѣжимъ воздухомъ, желанiю освободиться отъ рабства даже предъ послѣднимъ словомъ науки? – потомучто послѣднее слово науки невсегда будетъ послѣднимъ словомъ… Впрочемъ рабство предъ послѣднимъ словомъ гораздо яснѣе можетъ быть въ примѣненiи къ той или другой доктринѣ; но свежiй воздухъ!.. Люди просятъ и желаютъ свѣжаго воздуха, и чтò можетъ быть скромнѣе и законнѣе этого желанiя? Они желаютъ его и ждутъ отъ будущаго, отъ расчистки почвы, еще запятой кой-какимъ старымъ хламомъ и нужной для безпрепятственнаго возведенiя новаго зданiя.

Все это прекрасно, и мы первые сочувствуемъ этому; но вѣдь нельзя же одной строкой похерить то, чтó созидала жизнь втеченiе полутора вѣка? Но переходимъ къ исчисленiю задачъ, которыя прошедшiй годъ, устами «Дня», передаетъ къ будущему разрѣшенiю:

"Вопервыхъ вопросъ крестьянскiй… О необходимости его развязки настоятельно свидѣтельствуетъ современное положенiе дѣлъ въ Россiи.

"Вовторыхъ вопросъ дворянскiй… (разумѣется тѣсно связанный съ первымъ).

"Втретьихъ вопросъ объ отношенiяхъ государства къ правиламъ самой жизни общественной, и дѣятельности государственной – къ самодѣятельности общественной…

"Вчетвертыхъ вопросъ о свободѣ совѣсти и ея выраженiи въ словѣ…

"Впятыхъ вопросъ о народномъ образованiи. Народъ жаждетъ знанiя; потребность грамоты проснулась въ немъ съ необъятною силою. Чтó въ состоянiи предложить мы ему изъ нашего темнаго хаоса противорѣчивыхъ, невыработанныхъ доктринъ, теорiй и отрывочныхъ понятiй? Какихъ учителей дастъ ему среда, давно отъ него оторвавшаяся, чуждая ему по новымъ преданiямъ и по развитiю? Этотъ вопросъ тѣсно связанъ съ вопросомъ:

"объ отношенiи нашего образованнаго общества и нашей положтельной дѣятельности къ нашей народности и къ пробуждающейся дѣятельности самого народа. Здѣсь намъ грозитъ новое, страшное зло: лженародности… " («День» № 12).

О лженародности «День» обѣщаетъ поговорить особо. Значитъ – чтó ни говорилось у насъ о ложно-понятой или совсѣмъ не понятой народности, – все это не то, чтó думаетъ «День». Вообще замѣтно, что порыванье его къ свѣжему воздуху такъ сильно, что все кажется ему душащимъ, заслоняющимъ этотъ воздухъ, – въ томъ числѣ и наша литература: въ ней онъ слышитъ однѣ доктрины и теорiи, и изъ-за нихъ нисколько не слышитъ вѣянiя свѣжаго воздуха. Всѣ литературные дѣятели, массою, рисуются предъ нимъ въ видѣ существъ, оторвавшихся отъ народа, непонимающихъ народа, неимѣющихъ понятiя какъ приступить къ народу, и для него во всей этой массѣ уже нѣтъ никакого различiя… Это немножко слишкомъ, это немножко смѣшно, но «День» въ самомъ дѣлѣ такъ думаетъ, чтó сейчасъ увидимъ, когда заговоритъ онъ о первомъ изъ предложенныхъ къ разрѣшенiю вопросовъ.

"Совершаясь въ дѣйствительной, а не въ отвлеченной средѣ – начинаетъ «День» – охватывая сѣтью своихъ могучихъ корней всѣ слои нашей исторической почвы, проинкая во всѣ изгибы нашего общественнаго бытья, – онъ (крестьянскiй вопросъ) тѣмъ неменѣе въ области тѣхъ отвлеченныхъ, досужихъ, призрачныхъ интересовъ, которыми по большей части живетъ и пробавляется наше столичное общество, а съ нимъ и наша литература, – представляется какимъ-то жестокимъ постороннимъ тѣломъ, упорно неразлагающимся, неуступающимъ никакимъ усилiямъ химиковъ-теоретиковъ, неподающимъ даже и надежды составить съ прочими химическими ингредiентами какое-нибудь искуственное химическое третье. Въ немъ, въ этомъ крестьянскомъ вопросѣ, есть та грубость дѣйствительности, та дикость и сырость самородка, полнаго внутренней органической силы, которыя ставятъ въ неловкое къ нему отношенiе нашихъ прогресистовъ, доктринеровъ и либераловъ"…

"… нетолько въ крестьянскомъ, – во всякомъ дѣлѣ, касающемся нашего общественнаго бытiя, являются и сталкиваются два начала, два созерцанiя, двѣ точки отправленiя и дѣйствованiя: начало бытовое и начало, которое въ большей части случаевъ можетъ быть названоюридическимъ, начало внѣшняго, формальнаго права; оба разнаго происхожденiя.

"Но нигдѣ, ни въ какомъ другомъ государственномъ вопросѣ эта противоположность двухъ точекъ зрѣнiя – бытовой и юридической – не имѣетъ такой важности, какъ въ крестьянскомъ дѣлѣ, по его бытовому, земскому значенiю. Здѣсь она немедленно отражается въ самой жизни, въ крестьянскомъ и дворянскомъ быту; здѣсь теорiя сталкивается непосредственно съ упорнымъ бытомъ народа…

"Прежде всего представляется вопросъ: можетъ ли быть и могутъ ил требованiя, органически изъ него вытекшiя, нераздѣльно съ нимъ связанныя, – быть подчинены началу юридическому, на которомъ основываются и держатся интересы помѣщичьяго сословiя? Очевидно нѣтъ: вопервыхъ потому, что задачею всего совершающагося переворота есть улучшенiе, а не искаженiе быта; вовторыхъ потому, что положенiе 19 февраля 1861 года признало, вопреки ученiю иностранныхъ экономистовъ и юристовъ, законность бытового народнаго воззрѣнiя, ограничивъ безусловное право собственности правомъ крестьянъ на вѣчное пользованiе; втретьихъ потому, что при всей, достойной истинной похвалы, покорности нашего народа внѣшнему закону, все противорѣчащее требованiямъ его быта – неминуемо породитъ безобразiе…

"Затѣмъ представляется другой вопросъ: можетъ ли быть принесено въ жертву воззрѣнiямъ народнымъ, можетъ ли быть отвергнуто то право, которое основывается на началѣ юридическомъ? Мы отвѣчаемъ положительно, что отвергнуть его нельзя безъ нарушенiя справедливости, потомучто оно уже само жило жизнью историческою, было признано законодательствомъ, выразилось законно во внѣшнихъ явленiяхъ… Мы говоримъ не о самомъ началѣ, но о правѣ, возникшемъ изъ начала, однажды допущеннаго нашею общественною жизнью. Нарушенiе этого права привело бы къ разоренiю цѣлаго сословiя и пало бы всею своею тяжестью на невинныхъ, на тѣхъ, которые были вовсе непричастны первоначальному допущенiю неправды и только унаслѣдовали положенiе, измѣнить которое сами были невластны. Слѣдовательно необходимо соблюсти всѣ требованiя справедливости относительно матерьяльныхъ интересовъ помѣщичьяго сословiя.

"Разрѣшается ли эта трудная задача современною дѣйствительностью? Едвали. Съ одной стороны крестьяне отказываются входить въ добровольныя соглашенiя и продолжаютъ пребывать въ какомъ-то смутномъ ожиданiи, весьма невыгодномъ для нихъ самихъ и для всего государства въ отношенiи экономическомъ. Съ другой стороны помѣщики… Если многiе, предпочитая скорѣйшую развязку дѣла, охотно жертвуютъ и въ состоянiи жертвовать значительною частью своихъ настоящихъ матерьяльныхъ выгодъ, то такого рода образъ дѣйствiя для менѣе богатыхъ большею частью невозможенъ, да и нежелателенъ, потомучто клонился бы къ ихъ разоренiю.

"Итакъ, какимъ же образомъ выдти изъ этой дилеммы?.." ("День" № 7).

Выходъ изъ этой дилеммы предлагается въ статьѣ г. Д. Самарина: Уставная грамота, помѣщенной всѣдъ за вышеприведенными словами. Г. Самаринъ, для примиренiя помѣщичьихъ интересовъ, основанныхъ на юридическомъ правѣ, съ бытовыми воззренiями народа, полагаетъ достаточнымъ, чтобы повинности или оброкъ за пользованiе землею, оставаясь въ томъ же размѣрѣ, перестали быть повинностями за пользованiе землею и вносились бы не помѣщику, а в казну, какъ подать и вмѣстѣ съ податью; а помѣщики были бы вознаграждаемы изъ казны ежегодною рентою. Такимъ образомъ оброкъ, платимый крестьянами, проходя чрезъ казну, такъ-сказать измѣнился бы въ самомъ принципѣ.

Редакцiя «Дня», невдаваясь сама въ обсужденiе мысли г. Самарина, изъявляетъ желанiе, чтобы приняли это на себя другiе, разумѣется хорошо знакомые съ дѣломъ.

Слѣдуетъ потомъ размышленiя по второму вопросу, тѣсно связанному съ первымъ, или лучше – неизбѣжно вытекающему изъ него:

"… Крестьянское дѣло есть въ тоже время и дворянское дѣло: оно въ ровной степени затронуло интересы крестьянъ и помѣщиковъ, оно сдвинуло оба сословiя съ ихъ вѣкового подножiя… Дворянство на западѣ, въ обстоятельствахъ подобныхъ нашимъ, во все не задавало себѣ тѣхъ тревожныхъ вопросовъ о своей судьбѣ, какими смущается теперь дворянство у насъ въ Россiи. Почему же это такъ?.. Отчего могъ родиться вопросъ: что такое русское дворянство въ настоящее время? И чтò же такое въ самомъ дѣлѣ теперь – русское дворянство?"

Для разъясненiя этого вопроса надо было заглянуть въ исторiю, и исторiя показала, что "люди въ Россiи дѣлились нестолько по происхожденiю, сколько по наслѣдственному роду занятiй; " что народъ и дружина, служилое и земское сословiе – составляли главное дѣленiе населенiя въ древней Руси, и въ основанiи этого дѣленiя лежало то же начало, т. е. родъ занятiй, а также и отношенiе ихъ къ государству; что земля жила обычаемъ, подъ закономъ общиннаго быта и общиннаго владѣнiя: дѣятельность ихъ была личная, равно какъ и отношенiя къ власти; землю получали они отъ государя, за службу и вмѣсто жалованья, въ личное пользованiе и владѣнiе, въ пожизненное или потомственное. Далѣе исторiя указала на два событiя, недавшiя возрасти и укорениться сословному значенiю служилыхъ людей: табель о рангахъ отняла у нихъ генеологическiй или аристократическiй характеръ, открывъ къ нимъ доступъ лицамъ другихъ непривилегированныхъ сословiй, а указъ Петра III о вольности дворянства, предоставившiй дворянамъ право не служить, отнялъ у сословiя одинъ изъ его сщественнѣйшихъ признаковъ. Другой (и послѣднiй) существенный признакъ оставался въ своей силѣ до нашихъ временъ. Наконецъ «19-ое февраля 1861 года уничтожило на вѣки вѣковъ крѣпостное право, а съ нимъ и существеннѣйшiй признакъ дворянскаго достоинства, т. е. привилегiю…»

"Распущенная дружина обращается домой, въ земство, и вноситъ въ него новые элементы. Въ земствѣ мы видимъ или скоро увидимъ два начала, двѣ бытовыя стихiи: начало общины и начало личности, начало общиннаго поземельнаго владѣнiя и начало личнаго поземельнаго владѣнiя, общинниковъ-крестьянъ и личныхъ землевладѣльцевъ, большинство которыхъ едвали не исключительно составляютъ нынѣшнiе дворяне. Другихъ дѣленiй намъ не предвидится." ("День" № 8)

"Дворянамъ необходимо (продолжаетъ «День» въ слѣдующемъ 9 No) опрѣделить себѣ самимъ, чтó они такое и чѣмъ могутъ быть, пристроить себя, отыскать себѣ почву и фундаментъ общественный." Внѣ этой главной задачи, по мненiю «Дня», всѣ вопросы, разсужденi и соображенiя преждевременны и не могутъ быть, даже въ теорiи, ни правильно постановлены, ни правильно разрѣшены… "приписка дворянина, какъ дворянина, къ волости невозможна, или по крайней мѣрѣ будетъ явленiемъ насильственнымъ, искуственнымъ и нисколько не плодотворнымъ. Точно также безполезно было бы теперь соединенiе выборныхъ отъ всѣхъ сословiй для контроля земскихъ повинностей, пока еще не рѣшонъ самый вопросъ о соловiяхъ, пока крестьяне и помѣщики не развяжутся между собою, пока раздѣляютъ ихъ преданiя о полноправности одного и безправiи другого соловiя."

"Русскимъ дворянамъ (говорится далѣе) необходимо было бы вопервыхъ вникнуть въ историческiй ходъ дворянскаго учрежденiя и проникнуться сознанiемъ, что дальнѣйшее существованiе дворянскаго сословiя, на прежнихъ основанiяхъ, послѣ великаго дѣла 19 февраля 1861 года, невозможно; вовторыхъ отрѣшиться отъ прежнихъ воспоминанiй, безплодныхъ сожалѣнiй и отъ великаго духа сословной гордости и исключительности; втретьихъ устранить всѣ перегородки, которыя отдѣляютъ его отъ народа какъ въ политическомъ, такъ и въ нравственномъ смыслѣ; вчетвертыхъ опредѣлить свои отношенiя къ прочимъ сословiямъ… Таковы общiя начала; ближайшею же заботою дворянства должно быть примѣненiе къ положенiю 19 февраля устава о выборахъ и дворянской грамоты, т. е. III и IX т. Св. Зак. Необходимость такого примѣненiя очевидна даже и при сохраненiи начала сословности: прежнее осноавнiе права голоса на дворянскихъ выборахъ лежало въ привилегiи крѣпостного права, въ извѣстномъ числѣ душъ, которыми владѣлъ помѣщикъ; но теперь это основанiе уже не можетъ имѣть никакой силы."

Это послѣднее замѣчанiе повело къ вопросу о цензѣ, развитому въ 11 No «Дня». Вопросъ этотъ въ примѣненiи къ намъ совсѣмъ новый, и потому мы прослѣдимъ и высказанныя о немъ мысли.

Начинается съ того, что «День» не видитъ вообще никакого нравственнаго основанiя для идеи ценза. "Трудно понять, – говортиъ онъ, – почему человгкъ, владѣющiй сотнею десятинъ земли, признается болѣе способнымъ, болѣе разумнымъ, болѣе надѣленнымъ тѣми условiями, какiя необходимы для полезнаго участiя въ общественномъ дѣлѣ, чѣмъ человгкъ, обладающiй девяносто-девятью и девятью-десятыхъ десятинами? Почему меньшинство «имущихъ» имѣетъ право рѣшать участь громаднаго большинства «неимущихъ»? Почему это громадное большинство, составляющее то органическое ядро, которое хранитъ въ себѣ всемiрно-историческую идею извѣстнаго народа, должно быть лишено голоса въ вопросахъ, непосредственно до него касающихся?.."

Затѣмъ разсматриваются два возраженiя защитниковъ ценза. Первое то, что «имущiе» болѣе заинтересованы въ сохраненiи твердаго порядка вещей, въ усовершенствованiи законодательства и вообще въправильномъ развитiи гражданственности. Второе возраженiе состоитъ въ томъ, что считаютъ необходимымъ создать сильное замкнутое сословiе или увеличить силу существующаго, учрежденiемъ поземельнаго ценза, дающаго право вступить въ сословiе и исключающаго изъ него всѣхъ владѣющихъ землею въ меньшемъ размѣрѣ.

Въ первомъ возраженiи «День» видитъ ту мысль, что эгоизмъ, матерьяльный интересъ служитъ порукою въ томъ, что ничего противнаго видамъ этого эгоизма не будетъ предпринято, и весьма справдливо находитъ, что начало, лежащее въ основѣ этой мысли, кромѣ его безнравственности, непримѣнимо къ Россiи, потомучто "у насъ (нетакъ какъ въ англiи или Францiи) нѣтъ «неимущихъ», за исключенiемъ самаго ничтожнаго числа; у насъ всѣ собственники или землевладѣльцы; у насъ крестьянская община, какъ юридическое лицо, такой же землевладѣлецъ, какъ и любой помѣщикъ, и часто болѣе крупный, чѣмъ иной дворянинъ."

Вмѣсто отвѣта на второе возраженiе предлагается вопросъ: какой же для созданiя сильнаго сословiя вы назначите цензъ – высокiй или низкiй? Если высокiй, то, оказавъ нравственную несправедливость, "вы создадите меньшинство, сильное матерьяльнымъ богатствомъ только относительно, и совершенно безсильное предъ большинствомъ, у котораго остается громаднѣйшая масса богатства; и большинство, поставленное къ меньшинству въ непрiязненное отношенiе, какъ непривилегированное къ привилегированному, будетъ своимъ центромъ тягости служить опорою всякому враждебному для меньшинства дѣйствiю. Если же назначите низкiй цензъ, то сдѣлаете приманку, которая будетъ только извлекать лучшiя силы изъ большинства, а силы эти не пойдутъ въ прокъ меньшинству: сильнаго-то сословiя оно съ нимъ не образуетъ. Произойдетъ явленiе, подобное тому, которое представляетъ теперь низкая пошлина по третьей гильдiи для нашихъ мѣщанъ. Или – «такого рода цензъ могъ бы создать нѣчто вродѣ польской шляхты, – вредной общественной стихiи, неимѣющей ни той силы, какую даетъ аристократическое начало, ни силы, сознаваемой въ себѣ массою простого народа.»

Всѣ вышеприведенныя мысли служили какбы предисловiемъ, предварительными соображенiями къ тому, чтó выражено положительно въ № 13 «Дня» (6 ноября). Здѣсь, по поводу открывшихся въ Москвѣ дворянскихъ выборовъ и по поводу напечатанной въ газетахъ рѣчь, произнесенной предъ открытiемъ такихъ же выборовъ въ Тулѣ, – рѣчи, гдѣ приглашается дворянство къ соображенiямъ и предположенiямъ по пересмотру нынѣ дѣйствующаго уства о службѣ по выборамъ, а также по предмету устройства губернскихъ земскихъ повинностей, – редакцiя «Дня» проектируетъ отвѣтъ, содержанiе котораго приводить здѣсь считаемъ излишнимъ, потомучто въ № 10 "Сѣверной Почты", въ отдѣлѣ офицiальномъ, читаемъ слѣдующее:

"По поводу происходящихъ въ разныхъ губернiяхъ дворянскихъ губернскихъ выборовъ, въ нѣкоторыхъ газетахъ напечатаны статьи, въ которыхъ обсуживаются вопросы о значенiи дворянства послѣ изданiя положенiя 19 февраля, и о тѣхъ предположенiяхъ, которыя по сему поводу могли бы быть представлены губернскими дворянскими собранiями на усмотрѣнiе правительства. Въ нѣкторыхъ статьяхъ развивается мысль, что съ отмѣною крѣпостного права русское дворянство утратило отдѣльное значенiе въ ряду государственныхъ сословiй и само должно заявить объ этой утратѣ. Подобныя статьи не выражаютъ мысли правительства, несогласны съ точнымъ смысломъ новыхъ узаконенiй, и не соотвѣтствуютъ правильноиу развитiю проистекающихъ отъ нихъ послѣдствiй. Высочайше-утвержденными положенiями 19 февраля только отмѣнено, согласно съ желанiемъ самого дворянства и при его содѣйствiи, крѣпостное право на дворовыхъ людей и на крестьянъ, водворенныхъ въ помѣщицьихъ имѣнiяхъ. Русское дворянство, сохраняя преемственную память о своихъ подвигахъ на полѣ войны и на поприщѣ гражданскихъ заслугъ, не могло и не можетъ признавать крѣпостного права кореннымъ условiемъ своего существованiя. Оно приняло, согласно съ указанiями высочайшей воли государя императора, ревностоное участiе въ дѣлѣ отмѣны этого права, и нынѣ конечно не забудетъ, что оно призвано не къ самоуничтоженiю, но къ дальнейшему непосредственному участiю, при введенiи въ дѣйствiе тѣхъ законоположенiй, которыми означенное право навсегда отмѣнено.»

Итакъ, поэтому всякое дальнѣйшее сужденiе о такъ названномъ выше "дворянскомъ волпросѣ", впредь до окончанiя введенiя въ дѣйствiе законоположенiй 19 февраля, конечно не можетъ имѣть мѣста. намъ остается только съ искреннимъ участiемъ слѣдить за дѣйствiями нашего дворянства по введенiи этихъ законоположенiй.

Кстати: въ началѣ статьи мы упомянули о макарьевскомъ (нижегородской губернiи) мировомъ съѣздѣ. Чтобъ не забыть, раскажемъ это дѣло теперь же, извлекая расказъ изъ журнала нижегородскаго губернскаго присутствiя 13 сентября 1861 г.

На макарьевскомъ мировомъ съ ѣздѣ, въ селѣ Лысковѣ, двое изъ гг. членовъ съѣзда выразили мнѣнiе, что въ присутствiи съѣзда бываютъ постороннiя лица на основанiи 119 ст. Положенiя о губ. и уѣздн. по крестьян. дѣл. учрежд.; но въ статьѣ этой говорится только, что имъ дозволяется быть въ присутствiи съѣзда при объявленiи рѣшенiя; о томъ же, чтобъ они могли находиться при сужденiи и постановленiи рѣшенiй – указанiя въ статьѣ нѣтъ. Мировой съѣздъ представилъ это обстоятельство на разрѣшенiе губернскаго присутсвiя и при этомъ присовокупилъ, что "руководствуясь существующими въ отношенiи разсмотрѣнiя и рѣшенiя дѣлъ въ другихъ присутсвенныхъ мѣстахъ узаконенiями, допускать постороннiя лица находиться въ присутствiи съѣзда при сужденiи и рѣшенiи дѣлъ не слѣдовало бы, а тѣмъ болѣе при рѣшенiи дѣлъ помѣщичьихъ, потомучто присутствiе постороннихъ лицъ въ этомъ случаѣ можетъ быть для гг. членовъ стѣснительнымъ."

Губернское присутствiе, послѣ производившагося диспута, большинствомъ голосовъ постановило: такъ какъ на основанiи ст. 117 Положенiя о губерн. и уѣздн. по крест. дѣл. учрежд., разборъ дѣлъ въ уѣздныхъ мировыхъ съѣздахъ долженъ производиться примѣняясь къ порядку, установленному въ ст. 54–72, изъ которыхъ въ ст. 57 выражено, что при разборѣ дѣлъ, кромѣ истца, отвѣтчика и свидѣтеля, могутъ присутствовать и постороннiе, съ обязанностью сохранять тишину и порядокъ, – то увѣдомить макарьевскаго уѣзднаго предводителя дворянства, въ разъясненiе возбужденнаго имъ вопроса, что на уѣздныхъ мировыхъ съѣздахъ могутъ присутствовать и постороннiе, съ обязанностью сохранять тишину и порядокъ.

Съ этимъ мнѣнiемъ предсѣдателяи членовъ пристутсвiя: гг. Арцыбашева, Драницына, Болтина и Жаловскаго не согласились члены: за губернскаго предводителя, нижегородскiй уѣздный предводитель Остафьевъ, и по выбору отъ дворянъ Демидовъ, заявивъ, что ими будетъ доставлено особое по этому предмету мнѣнiе.

Этотъ журналъ напечатанъ между прочимъ въ "Русскомъ Инвалидѣ" (10 декабря № 275), съ нѣкоторыми размышленiями редакцiи, удивляющейся, что предводитель дворянства не знаетъ положенiй и пишетъ, что нѣтъ положительнаго закона, дозволяющаго постороннимъ лицамъ присутстовать на мировыхъ съѣздахъ, тогда какъ этотъ законъ есть. Насъ напротивъ не удивляетъ нетолько одна изъ статей положенiя, недосмотрѣнная предводителемъ, но даже и то, что гг. члены съѣзда находятъ присутствiе при ихъ сужденiяхъ постороннихъ лицъ для себя стѣснительнымъ; потомучто даже и это можно объяснить – застѣнчивостью гг. членовъ: извѣстно, что произносить свое сужденiе вслухъ, какъ-говорится на весь народъ, не всякому легко. Впрочемъ тутъ есть одно обстоятельство, которое несовсѣмъ подходитъ помъ наше объясненiе: отчего присутствiе постороннихъ считается особенно стѣснительнымъ при рѣшенiи дѣлъ помѣщичьихъ? Этого мы совсѣмъ не понимаемъ; тутъ должно быть что-нибудь или недоговорено, или переговорено.

Надо признаться, что мы забыли-было и № 275 «Инвалида», и напечатанный въ немъ журналъ съ размышленiями; но какъ-то подулъ вѣтеръ съ той стороны, съ Волги, и на насъ пахнуло… не тѣмъ свѣжимъ воздухомъ, котораго проситъ «День», а затхлымъ запахомъ стараго строенiя, остающагося еще въ видѣ неубраннаго хлама на нашей общественной почвѣ. Молва, принесенная этимъ вѣтромъ, вѣщаетъ, что жило-было одно служащее лицо, мировому съѣзду по службѣ непричастное, но постоянно посѣщавшее съѣздъ въ качествѣ посторонняго зрителя, единственно изъ любознательности. Кому-то показалось, что лицо посѣщаетъ съѣздъ недаромъ, а съ цѣлью выносить соръ изъ избы; на бѣду явилось въ газетахъ что-то вродѣ размышленiй «Инвалида», и вотъ – приводятся въ движенiе особыя хитрыя пружины, которыя были весьма тщательно устроены въ нашемъ старомъ строенiи; отъ дѣйствiя ихъ лицо, въ сущности и по увѣренiю его непосредственнаго начальства, невиннѣйшее, является повиннымъ въ какомъ-то вредномъ влiянiи, и пружины приходятъ въ такое положенiе, что готовы взять заподозрѣнное лицо да и перенести его съ береговъ Волги на берега… Урала или другой какой-то рѣки.

Въ новомъ, только-что начатомъ зданiи такихъ пружинъ, которая-бы могли всякое лицо, по одному безотчетному подозрѣнiю, взять да и перенести, независимо отъ его желанiя, съ береговъ одной рѣки на берега другой, – такихъ пружинъ въ новомъ зданiи по проекту неположено. Мировые съѣзды – учрежденiя новыя, долженствующiя лечь, въ числѣ краеугольныхъ камней, въ основанiе новаго зданiя, и потому странно, что нашолся мировой съѣздъ, который тащитъ изъ стараго строенiя ржавыя пружины; точно также какъ странно, что макарьевскiй мировой съѣздъ желаетъ руководствоваться узаконенiями, "существующими для разсмотрѣнiя и рѣшенiя дѣлъ въ другихъ присутственныхъ мѣстахъ", старыхъ, т. е. давнымъ-давно учрежденныхъ, – тогда какъ для его руководства есть особыя, новыя, изданныя 19 февраля 1861 года узаконенiя, соотвѣтствующiя его назначенiю!

Странно наконецъ: неужели мудрено понять, что все живое у насъ того только и желаетъ, того только и добивается, чтобы труды нашихъ общественныхъ дѣятелей, работающихъ какъ дѣломъ, такъ и словомъ, не крылись ни подъ какими пружинами, ни за какими закрытыми дверями; чтобы массы, на которыя устремлены эти труды, не бродили въ потемкахъ, въ невѣдѣнiи собственнаго положенiя; чтобы напротивъ, понявъ цѣли и направленiя общей работы, онѣ постепенно уняли и затушили въ себѣ то крайнее недовѣрiе, которое такъ явно, такъ несомнѣнно обнаружили въ прошедшемъ году вновь-освобожденныя массы и которымъ, сказать по правдѣ, одержимы не однѣ онѣ: мы всѣ недовѣряемъ, и намъ недовѣряютъ. Долго находясь подъ невидимымъ и неслышимымъ движенiемъ сложныхъ пружинъ, концы которыхъ терялись въ глубинѣ канцелярскихъ дѣлъ, мы всѣ какъ-будто потеряли способность къ откровенности, къ открытымъ дѣламъ и рѣчамъ, утратили тактъ, указующiй чтó и въ какой степени откровенно можно сказать или сдѣлать. Оттого и такъ-называемая гласность, вновь провозглашонная и введенная въ употребленiе, долго не могла отыскать этого такта: она то являлась въ формѣ загадокъ, въ формѣ притчи о рабѣ лукавомъ, въ формѣ расказовъ объ иксѣ, игреке изетѣ, то, бросаясь въ другую крайность, при всемъ честномъ народѣ выворачивала наизнанку чью-нибудь душу, тыкая въ нее пальцемъ и громко произнося чинъ, имя и фамилiю пойманной жертвы. Всякiй могъ замѣтить, что она постепенно приближалась къ этому такту и постепенно кругъ ея дѣятельности расширялся, по мѣрѣ того какъ недовѣрiе въ нѣкоторыхъ сферахъ слабѣло. Конечно, оно и теперь еще не ослабѣло окончательно, а потому и есть причины упрекать насъ въ недомолвкахъ, порождающихъ нерѣдко недоразумѣнiя, въ невыработкѣ разумно и честно-откровенной рѣчи; но уже изъ многаго того, чтò говорили мы выше, можно понять, что разумная гласность все больше становится на твердую ногу, и въ этомъ отношенiи прошедшiй годъ небылъ совершенно безплоденъ.

Если напримѣръ обратиться еще разъ къ мировымъ съѣздамъ, то не всѣ они окажутся хватающимися за старыя пружины и желающими покрѣпче притворять за собой двери; даже можно сказать, что такiе застѣнчивые съезды выйдутъ довольно рѣдкими исключенiями. Вотъ расказъ г. Дм. Телепнева («Сѣв. Пч.» № 286):

"Костромской губернiи, кинешемскiй мировой съѣздъ напечаталъ извѣщенiе, что засѣданiя его впродолженiе 1862 г. имѣютъ быть каждаго мѣсяца 17 числа, въ 12 часовъ пополудни, въ г. Кинешмѣ, въ залѣ дворянскаго собранiя; при этомъ мировой съѣздъ объявилъ, что засѣданiя его публичны и открыты для всѣхъ сословiй, а потому всѣ желающiе могутъ присутствовать.

"Декабря 10 дня 1861 г. было у насъ первое открытое засѣданiе. Мировой съѣздъ предварительно, чрезъ волостныя правленiя, повѣстилъ всѣмъ желающимъ, что они могутъ присутствовать. Зала кинешемскаго дворянскаго собранiя обширна и роскошно отдѣлана; на концѣ ея, у портрета государя императора, поставленъ столъ для присутствiя. Въ разстояни шаговъ пяти отъ присутственнаго стола, поставлены стулья рядами; они были заняты публикою. Сидѣли рядомъ и дворяне, и крестьяне.