Текст книги "Сын башмачника. Андерсен"
Автор книги: Александр Трофимов
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 40 страниц)
КОМЕТА АНДЕРСЕНА
Кометы – мысли неба. Они бороздят космос в поисках, которые людям неясны и вряд ли будут ими поняты. Может быть, они – поезда жизни, огненные конверты бытия. Но людям они несут страх. Вряд ли кометы ведают о том Боге или тех богах, которых представляют люди. Или кометы – письма прошлого, которые мы недостойны расшифровать? – думал пастор.
Йенни Линд – главная комета его жизни.
Мы думаем, что природа хочет, чтобы мы отразили её явления на человеческом языке. Какая глупость!
Мы должны вымолить у природы право говорить о ней на человеческом языке.
МАЛЕНЬКИЕ ИТОГИ
Андерсен всю жизнь пытался найти утешение у людей, будь то мужчины или женщины. Всякое доброе слово, благожелательный взгляд он почитал искренними.
Идеалом для него была бы женщина-утешение, любовь-утешение. Но его идеализм натыкался всякий раз на подобие утешения. Все три любви его жизни – Риборг Войт, Луиза Коллин, Йенни Линд – были достаточно самостоятельными женщинами с устоявшимися планами на жизнь.
Риборг Войт, молоденькая, симпатичная девушка, очень обаятельная, пленила Андерсена, когда любовь есть юношеская необходимость души.
Луиза Коллин, дочь мудрого Коллина, которому так обязан Андерсен, ни при каких обстоятельствах не вышла бы за Андерсена – он был только приёмышем семьи, и профессия литератора не позволяла крепко стоять на ногах – ни один писатель Дании во времена Андерсена не мог обеспечить себя литературным трудом.
Йенни Линд, «шведский соловей» – главная любовь в жизни нашего сказочника. Мендельсон говорил, что такие таланты, как она, рождаются лишь раз и столетие. Она почитала его за брата. Как и Луиза Коллин. Размениваться он не захотел. Он столько пошлости видел в своей жизни, что умер девственником.
Современникам моим конца двадцатого века этот факт может показаться смешным, но это так, так, так.
Может быть, Андерсен подспудно чувствовал, что это сэкономит его силы, может быть, он был чем-то болен, может быть, боялся заразиться. Любовь сказочника была возвышенной и непонятной современникам. Он и для нас является человеком высшего порядка, монахом литературы, который не мог бы жить без кислорода, даруемого буквами, и который далеко не всё на этой земле способен воспринимать.
Он сам был открытой раной, которая постоянно затягивалась и вновь открывалась. Только слава и удовлетворение от своего творчества могли быть лекарством для этих вещих ран.
Но будем честны – Андерсен был физически слабым человеком, а постоянная любовь, даже и платоническая, требует душевных и физических сил, и чем более платонична любовь, тем сильнее духовное напряжение.
Сам того не подозревая, он всю жизнь бессознательно создавал апокрифическое Евангелие детства – свои чудные сказки. И любовь была главным источником его творчества. С наибольшей силой тоска по глубокой ответной любви выражена в сказках – некоем высшем мире, созданном из детских игрушек, глубоких страстей, болезней, одиночества, едва ли не постоянного, жажды признания и улыбок всех достойных женщин...
Не было женщины, которая бы стремилась к нему. Уже в пору славы он вдруг стал нравиться женщинам, но ни одна из них не в силах была вызвать ответного чувства.
После неудачной любви к Йенне Линд хрупкие дверцы его сердца закрылись навсегда. Его нерастраченная девственность дала особую крепость, небывалую дотоле силу сказочным образам, сделав их человечнее самих людей. В сущности, Дюймовочка так же легендарна для нас, как Пенелопа или Елена, из-за которой разыгралась Троянская война, величайший миф человечества.
Андерсен был сплошная нежность. Её невозможно было излить на людей, нежность людям в больших количествах противопоказана, поэтому она могла существовать только в романах, пьесах, стихах, но особенно – в сказках. Форма сказки оказалась тем благородным сосудом, в который он мог перелить свою нежность без остатка.
Любить женщину издалека, жить мыслями о любви к ней – значило создавать корневую систему очередного романа, новой пьесы. Уж не говоря о стихах – пристанище его вечной литературной ненасытности. Река его стихов растекалась по терпеливой к его творчеству, но насмешливой Дании, но ручеёк лучших добежал и до наших прагматических дней. В конечном итоге Андерсен оказался прав! Количество переросло в качество. Некоторые его стихи учат в школах, особенно патриотические... Космополитом его сделали путешествия. Войны привели к патриотизму. Редко кто умудрился пройти мимо этой дорожки. И Андерсен её не уберёгся.
Если бы даже Йенни Линд стала его женой, брак был бы ненадёжен. Два соловья не могут быть вместе долгое время.
Жажда семьи преследовала его.
Сказочники не занимаются политикой... Да, он боялся политики. К тому же, старая лиса Йонас Коллин отучил его от политических суждений. Это помогло сказочнику выжить. Он не замечал дворцовых интриг, которые, разумеется, существуют при любом дворе.
Но политика интересуется сказочниками.
Войны не входили, а вбегали в жизнь Ганса Христиана Андерсена. Они унижали его сильнее нищеты, – его второй матери и были родными, хотя и не любимыми сёстрами его жизни, поскольку поэт – главный представитель нации, а война больше всего унижает нацию...
Поэт, а сказочник – высшая ступень поэта, – лакмус времени, его температура по абсолютной шкале времени. Кто-то скажет: вы излишне романтичны, но романтика – единственная сестра реализма...
Романтика – единственное, что может спасти человечество... Андерсен понял это после чтения Шекспира.
Война, которая была в его детстве, – лишь задела своим чёрным крылом...
Война 1848-1851 года – заставила торжествовать датчан, война 1864 года унизила Данию, доказала, что на грядущем торге европейских держав, она не котируется, пришёл Бисмарк – Пётр I Германии... Поэт-сказочник – это нервная система страны... Это корневая система государства. Это – зрение державы в грядущие века... Но к мнению сказочников прислушиваются ещё меньше, чем к мнению сумасшедших. Андерсен всё понимал. Он страдал, что его чувственное понимание не могли разделить, оценить, узреть...
Вокруг гения всегда собираются мифы. Мифология гения – особая статья жизни... Она живёт рядом с гениями и захватывает как круговорот. И со временем похищает одежды истины. Но мы-то, читатель, не будем грешить против истины...
Если относиться к истории человечества как к сказке, то многое встаёт на свои места. Но кто её пишет?
Бог?
Дьявол?
Страшнее!!!
Её пишет человек!
ТРИ ЛЮБВИ АНДЕРСЕНА
Людям свойственно читать о любви и верить: великая любовь бывает только у больших людей.
Ошибка.
Принято думать, что у Андерсена было три любви:
Риборг Войт, Луиза Коллин, Йенни Линд.
Каждая любовь приводила его к эмоциональному срыву. Из всех книг великих писателей нам больше всего нравится читать то, что написано на их простынях...
Андерсен был экстравертом. Он был исключительно влюбчив, и десятки женщин в разные времена занимали его воображение.
Пожалуй, только первая любовь сохранилась и его сердце...
Только одно существо он любил на протяжении всей жизни. Этим существом был он сам – Ганс Христиан Андерсен. Поэтому никто не мог занять в его душе места большего, чем он сам.
Кроме Риборг никто его не любил...
Любовь к себе, влюбчивость в женщин и искренняя любовь к природе помогли ему стать тем, кем он стал.
Жизнь его – день ото дня возрастающая любовь к самому себе.
Это позволяло ему тоньше чувствовать нервную систему слова.
Риборг Войт – первая любовь Андерсена
Говоря о судьбе Андерсена, вспоминается Риборг Войт: первая любовь. Он влюбился летней порой 1830 года. До этой встречи у него не было сильного чувства. А между тем, ему минуло двадцать пять лет, и все знакомые молодые люди его возраста испытали любовь. И вот – дорога по Фюну и город Фоборг, где находится его школьный друг Кристиан Войт. Сын купца и судовладельца искренне любо и Андерсена. Достаточно вспомнить, что он говорил прославившемуся Андерсену в 1838 году: «Теперь ты заглядываешь ко мне раз в месяц, прежде, когда я один знал то, что теперь знают другие – что ты великий поэт, – ты больше жаловал меня!»
Кристиан Войт часто рассказывал семье и своём друге, явлении из Оденсе. Отец слушал его с присущей усмешкой, ему было любопытно взглянуть на странного юношу, ничего не имевшего за душой, кроме писательских надежд на будущее.
Сестра Кристиана Войта была на год моложе будущего сказочника, и всякий молодой неженатый человек вызывал её неподдельный интерес.
Перед приездом Андерсена Риборг Войт взяла у брата книгу молодого поэта и перечитала его стихи. Человек, пишущий книги, был интересен в городке, где все думали о пропитании и доходах. Риборг много читала, ещё больше мечтала. В стихах Андерсена она нашла отголоски и своих нежных чувств. При встрече её пленила нежность молодого человека и его открытость, которые он прикрывал напускной взрослостью. Андерсен приходил к другу каждый день, но больше, чем Христиан, встречи ждала его сестра. Они гуляли, шутили. Их взгляды встречались и не хотели расставаться друг с другом. Андерсен ещё никогда не испытывал такого томления перед встречей, ведь он был девственником. Его снедало ожидание настоящей любви. Поэтическая натура нашла понимание в лице двадцатичетырёхлетней Риборг.
И вдруг к нему пришла боязнь дальнейших отношений. Так, он боялся природного явления – пожара, например. Теперь горело его сердце, и он инстинктивно размышлял о возможности побега. Его сердце поняло – любовь. То, что посещало великих поэтов, посетило и его. Он дождался. Он счастлив! Счастлив? Разве он счастлив? Откуда тогда удивительный страх? Только встретятся – жажда бегства.
Андерсен всегда помнил о своей нищете. Что он мог дать любимой? А ни-че-го. Сможет ли он стать великим? Он хотел всемирной известности – и вдруг такое препятствие – любовь к сестре друга, уравновешенной, обаятельной девушке, которая помнила его стихи наизусть. Он едва вырвался из плена Мейслинга – и вот плен Риборг Войт; разумеется, совсем другой плен, сладкий, пьянящий, высокий, но плен, плен, плен. Жениться? Появятся дети. Чем кормить их? Он ненавидел свою нищету, ненавидел себя за свою нищету, всей кровью знал, как она немилосердна. В нищете, без его помощи в Оденсе доживала мать, мечтавшая понянчить его детишек...
– Андерсен, – говорила Риборг, беря его за руку, – прочтите мне моё любимое стихотворение из вашей «Прогулки на остров Амагер»...
– Я забыл, – волновался Андерсен.
– А вы вспомните, – она покосилась на него. – Вы должны вспомнить ради меня! Ну же. Вы ведь не старик, чтобы забыть стихи из своей книги, которая вышла всего два года назад.
– Я не старик, поэтому придётся вспомнить!
– А раз не старик, то и догоните меня, – Риборг бросилась убегать.
Смешно было наблюдать со стороны долговязого Андерсена, бегущего за девушкой, которая хотела, чтобы он поймал её.
– А вот и поймал!
– А вот и нет!
Андерсен хотел поцеловать Риборг, но ладошка встала на пути его горячих губ.
– Нет, нет и нет. Сначала – стихотворение. «Я знаю две звезды лучистей звёзд небесных...», – произнесла она задумчивым голосом, с той интонацией, что две эти звезды – она и её спутник.
– Это стихотворение называется «Розы и звезды».
– А разве у поэтов есть что-нибудь ещё, кроме роз и звёзд?
Он понял это как намёк на свою бедность и замолчал. Даже девушка, в которую он влюбился и которая, он чувствовал, могла стать его женой, смеялась над ним!
– Ну, не будьте букой, не обижайтесь, пожалуйста. Я не хотела вас обидеть. Я не могу вас обидеть.
– Научитесь, – произнёс гадкий утёнок из Оденсе.
– Ни-ког-да не научусь! – Её губы коснулись его щёки.
Его психика сыграла с ним злую шутку: в минуты, когда любой другой наслаждался бы на его месте, он думал только о самых худших для себя последствиях.
– Ваши глаза так печальны, – говорила Риборг, взяв его голову в свои горячие ладони. Ему показалось, что он получил солнечный удар. Закрыл глаза.
– Откройте глаза, откройте, – приказала Риборг.
Он отворил зрение.
– Вы любите меня?
– Да, да, да, – трижды да!
Лицо её стало вдруг серьёзным.
– Так что же вы медлите? – спросила она.
Он не понял смысла её слов и, решив, что она хочет услышать обещанное стихотворение, прочитал:
РОЗЫ И ЗВЁЗДЫ
Я знаю две звезды – лучистей звёзд небесных,
Две розы видел я – прекрасней роз земных.
Упала чистая слеза с тех звёзд прелестных,
Рассьшавшись росой на розах молодых.
И сердцем полюбил я их красу живую,
Она дороже мне и неба и земли...
Ужель напрасно я надеюсь и тоскую?
Ужели розы те и звёзды не мои!..
Риборг устало вздохнула:
– Замечательные стихи. Нам пора домой.
Андерсен протянул ладонь, чтобы они вернулись, взявшись за руки. Но она сделала вид, что не заметила его жеста, и пошла вперёд. В пути она сорвала травинку. Потом выбросила её. Андерсен поднял травинку и решил сохранить её на память...
От Кристиана Войта он узнал, что её родители против брака, который она хотела заключить с одним из её поклонников. И Риборг готова была расстаться с другом детства.
Женщины любили дарить ему цветы. Чаще всего – розы. Когда через три дня летнего отдыха у друга Андерсен уезжал из маленького городка, Риборг Войт подарила ему букет роз. Поэты ведь должны любить цветы, так им положено: розы, звёзды, любовь, у поэтов иначе не бывает, думала она.
Андерсен быстро простился и уехал в родной Оденсе, хотя мог задержаться в гостеприимной семье. Он не ходил, а летал от счастья. Тёмно-карий взгляд Риборг Войт пронзил душу молодого поэта, он видел во взгляде этих очей звезду новой жизни. Он чувствовал себя женихом. Странное слово: оно то возвышало, то приковывало к земле. Глаза Риборг сопровождали его везде, и он начал бояться этого странного чувства. Восторженная его натура требовала слов, и он писал и писал стихи. Вспомнил подаренный ею букет, и из сердца выплыли строки:
О, если бы целительная сила
Была в цветах, что ты мне подарила,
Я исцелился бы. Но в них ведь яд разлит,
И раны сердца мне он как огнём палит!
Он не мог ни о чём думать, кроме любимой. Чувства становились поэзией, и. в строчках он замечал черты красавицы из Фоборга; иногда он плакал от счастья с самим собой наедине:
Царицей дум и чувств моих ты стала,
Тебя я первую – последнюю люблю!
Тебя само мне небо указало,
Люблю тебя и ввек не разлюблю!
Андерсен наконец-то полюбил, писал стихи, мечтал о возлюбленной: чувство полного счастья овладело им. Но он не сомневался, что судьба сама разрубит это гордиев узел. Так оно и случилось.
После нескольких встреч в Копенгагене среди дождей этого же 1830 года поэт понял, что боится женщин. У него не выстраивались с ними те отношения, каких они хотели от него. Решающего разговора наедине не получилось. Он инстинктивно чувствовал, что разочарование в любви принесёт ему пользу как поэту на пути к мировой славе, а брак погубит его. Он вспомнил ненавистного Мейслинга, который был уверен, что женитьба привела к тому, что он лучшие силы свои тратил на службу, ради куска хлеба, ради жены, детей, а на творчество почти ничего не оставалось. Ничегошеньки. И вот он стал обрюзгшим, уставшим, завистливым, ненавидящим всех, в том числе и себя... Служба и необходимость службы придушили в ненавистном учителе поэта, выжгли вдохновенье. Это может случиться и с ним, Андерсеном. Он представил себя на месте Мейслинга и ужаснулся. Особенно страшной была мысль, что Риборг изменит ему и он станет рогоносцем! От этой мысли прошибал пот! В нём поселился страх перед резким изменением жизни. Даже в любовных переживаниях возникал мучитель Мейслинг: этот образ глубже других запечатлелся в душе Андерсена. Пять лет, целых пять лет вместе! Часто – за одним столом в Хельсингёре. Что гложет быть ужаснее? Мейслинг и теперь покушался на его счастье своим примером. Пет, Андерсен не будет тянуть лямку такого бытия.
Да и первая его любовь – всегда ли она понимает душу поэта? Его непостоянной натуре казалось, что нет:
Тебе не понятны ни волн рокотанье,
Ни звучных аккордов, ни песен рыданье,
Ни запах душистый весенних цветов,
Ни пламя сверкающих в небе миров,
Ни пение пташек, встречающих лето,
Так где же понять тебе душу поэта?
Порой он был готов отправиться в Фоборг, чтобы сделать Риборг Войт предложение, но что ждало его в случае согласия прекрасной девушки? Привязанность к одному месту, путешествия станут навязчивой мечтой, как у покойного отца. Победит забота о хлебе насущном, необходимость кормить семью, он забудет о стихах, даже если будет писать их в свободное время, как священник Бункефлод, чьи вдова и сестра так благоволили к нему. Покойный писал песни в народном стиле, в этом доме его Андерсен впервые почувствовал, как благоговейно произносят слово «поэт». Но он хотел быть драматургом и прозаиком, а не только поэтом, разве у священника есть на это время, и он хотел, чтоб его пьесы ставил Королевский театр. Нет, семейному человеку не выдержать такой нагрузки.
Любовь его написала стихи «Ты мыслями моими овладела», «Тёмно-карих очей взгляд мне в душу запал»...
Он никому не нужен. Одиночество приводило к страшным духовным мученьям. Религиозный человек, он особенно страшился Бога, вознося покаянные молитвы. Чувство вины выплёскивалось в необъяснимую на первый взгляд раздражительность. Выливалось в творчество. Он постоянно боялся, что над ним насмехаются за его холостячество и за спиной обмениваются понимающими взглядами, подозревая его в том, что он более всего хотел скрыть.
Страх изощрил его литературную фантазию и, особенно в последующих сказках, поднял её на недоступную для других высоту. После чтения его сказок можно подумать, что он живёт среди своих героев, иногда вынужденно возвращаясь в мир людей, который после очередной сказки или романа становился ещё более бездуховен и пуст.
...Риборг Войт выйдет замуж за сына аптекаря, которого знала с детства. Она сама выбрала свою судьбу.
Через много лет Андерсен посетит её семью и будет играть с детьми. А потом не уснёт всю ночь.
Судьба его начертала строго: ни жены, ни детей. Гениальность, первозданность сказки, девственность, внутреннее одиночество при внешней публичности. Приговоры судьбы не обжалуешь у неба.
Увял букет, тобой мне данный,
Но верю, вновь благоуханный
Воскреснет в песнях он моих.
Узнай и встреть приветом их!
Её письмо Андерсен сохранил до смерти. Иногда он доставал его и всматривался в лица букв и своё прекрасное прошлое.
Когда Андерсен умер, у него была найдена кожаная сумочка с письмом Риборг Войт. Оно пережило сказочника, как и его любовь к ней. Ведь всякое чувство Андерсена оставалось в его произведениях.
Это письмо он завещал сжечь не читая.
Он не хотел, чтобы на земле кто-либо обсуждал сокровенное, касался его высоких чувств... Может быть, мысли о Риборг были его главной сказкой... Сколько тайн сохранили его морщины... Сколько слёз выдержало его одиночество...
Андерсен нашёл свою трижды потерянную за жизнь любовь в сказках, наиболее близком его натуре жанре. Литература стала его единственной свадебной песней.
Три главных его любви отвергли его: Риборг Войт, Луиза Коллин, Йенни Линд...
Но первой любовью была Риборг Войт, девушка из Фоборга.
Луиза Коллин
Бывая в большой семье Коллинов едва ли не каждый день, Андерсен постоянно видел перед собой очаровательную Луизу Коллин. Ей исполнилось семнадцать вёсен. Она росла на глазах Андерсена и год от года становилась всё красивее. Поэт полюбил её.
Младшая дочь советника Йонаса Коллина – его второго отца, по признанию Андерсена, – не могла и не хотела разделить его чувств.
Он жаловался всем подряд на свою жизнь и обижался, если его уставали слушать. Стихи Андерсена начала тридцатых годов пользуются успехом у критиков. Последние любят приветствовать и напутствовать молодые таланты, пока те послушны, и в их строчках видны доступные им чужие мысли. Лето 1832 года было прекрасным: Сорё, Оденсе, Нёрагер – поместье, о котором Андерсен долго ещё вспоминал...
Луиза Коллин, как и Риборг Войт, была помолвлена... Может быть, поэт хотел ответного чувства для восстановления душевных потерь после расставания с Риборг?
Не сразу он понял, что Луиза прекрасна. Он знал её ещё совсем маленькой девочкой, задиристой и игривой. Его душа искала любви, понимания, хотя бы сочувствия. Природная нежность Луизы Коллин поначалу позволяла надеяться, что она ответит на его чистое чувство. Андерсен влюбился в её улыбку, волосы, губы, руки, глаза, голос. Он был готов часами смотреть на её лицо – и был при этом счастлив. Но Андерсен никак не относился к мужчине её мечты. Её воспитанность он принимал за заинтересованность, а причину горения в её глазах он видел в себе, хотя молодость была единственной причиной их огня. Беря иногда её ладошку в свои огромные руки, он поражался её хрупкости и очарованию...
Он стал с особенной грустью покидать родной для него дом Коллинов. Порой, ловя пронзительный взгляд опытного Йонаса Коллина, он спрашивал себя: а не догадывается ли глава семьи о чувствах к его дочери, ведь недаром же вокруг говорили, что у Андерсена всё написано на лице. А если сам Йонас Коллин негодует в душе и ищет возможность выйти из создавшегося положения так, чтобы не задеть чрезвычайно обидчивого литератора?
Дома, перед сном, он восстанавливал все её слова, улыбки, и сердце наполнялось неизъяснимым восторгом. Каждый день он ожидал чуда: оно являлось в лице Луизы Коллин, воздушного существа, чья улыбка была занесена в этот грубый мир со звёзд. Его огромное сердце требовало ответного чувства. «Ах, почему мы всегда не довольствуемся нашей собственной любовью, – думал Андерсен, – почему мы ещё требуем и обратного чувства?» Но душа хотела ответного чувства.
Он стал писать Луизе Коллин. В своей жизни он напишет сотни писем. Не всегда его чувства и мысли изливались до конца разговоров, поэтому он частенько излагал их и после бесед.
На бумаге его идеи были куда стройнее. Его адресаты поражались этой его способности писать письма, вести всегда и везде записные книжки, дневники. Жажда отдать свои чувства бумаге говорит о том, что он был одинок, и какие бы длинные разговоры ни вёл, не мог выплеснуть в них всего себя. Письма были спасением от одиночества. Наедине с самим собой, за столом, Андерсен вновь переживал разговор с девушкой.
Письмо за письмом прилетали в руки Луизы Коллин. Строки Андерсена становились всё страстнее.
– Мои письма просматриваются сестрой, – сказала однажды Луиза разгорячённому молодому человеку. – Она, представьте себе, находит у вас эпистолярных! дар.
Андерсен был поражён. Как, его пламенные письма читают не те глаза, которым они предназначались? А если это дойдёт до старого Коллина? Как они посмели!
Он обманулся в своей любви! Самая чудесная датчанка – предательница.
– Передайте вашей милой сестре, что мои таланты простираются и дальше эпистолярного жанра.
– Она будет рада, если это окажется очередной вашей правдой, – намекнула Луиза на известное хвастовство Андерсена.
Андерсен еле сдерживал слёзы.
– Я думаю, вы никогда бы не смогли выйти за меня замуж.
– За вас?
– Да.
– Вы совершенно правы.
– Я хотел бы ошибиться и на этот раз.
– И на этот раз вы правы, любимый гость отца, – она дала понять, что он не смеет надеяться на её сердце.
Поэт тяжело вздохнул.
– Я надеюсь, что вы не оросите пол слезами?
– Можете быть в этом уверены, – выкрикнул Андерсен, выбегая из комнаты.
Вскоре он пригласил Луизу Коллин танцевать. Но она отказалась. Андерсен был унижен публично. В своей первой же книге сказок он не удержался, чтобы не отомстить ей, надеясь, что она ужаснётся своему поступку. В сборнике «Сказки, рассказанные детям», в сказке «Цветы для маленькой Иды», сочинённой под некоторым влиянием Гофмана, Андерсен написал: «...Софи повернулась к нему спиной...» Она не захотела танцевать с Курилкой.
Сказка эта написана в феврале или марте 1835 года. А случай с женитьбой Луизы Коллин нашёл отражение в сказке «Оле-Лукойе», начатой в январе 1840 года и законченной в июне... Две мышки, которые собирались вступить в брак, – Луиза и её счастливый жених.
Многие эпизоды жизни, оказавшие на Андерсена влияние, со временем перекочёвывали в сказку, что позволило некоторым исследователям даже считать, что едва ли не все его сказки автобиографичны. Сказка стала для него наиболее полным отражением переживаний, страстной, глубокой реакцией на многочисленные горести. Он так глубоко чувствовал жизнь, так глубоко был одинок, так много любви было в нём к живому, что поневоле его чувства проецировались на мышей, бузину, солдатика, воротничок, иглу... Всё вокруг было одухотворено, жаждало своего воплощения на человеческом языке, хотело занять достойное место в жизни людей. И всё вокруг, что остальным казалось неспособным к мыслям и словам, открывалось Андерсену мыслями и словами...
Две этих любви – Риборг Войт и Луиза Коллин – стали истоком его сказок. Он уже попробовал себя во всех жанрах. В 1835 году Андерсен начал работу над сборником «Сказки, рассказанные детям». В 1835 году он завершил работу над первым романом «Импровизатор», самым известным своим романом; писал стихи, пьесы... Андерсен много раз повторял, что сказки явились неожиданно. Они возникли после разочарования в любви. Его могучая любовь и великое разочарование толкнули его в объятия совсем нового для него жанра. В сказке с наибольшей гармонической силой выразилось его отношение к жизни. Если в романе он порой сдерживал свои эмоции, давал более узкое русло своим мыслям, чем в сказках, то сами сказочные персонажи заставляли смотреть на проблемы бытия шире, чем в других жанрах, говорить – не сдерживаясь. Здесь с необычной философско-лирической силой расцвела его поэтичность.
Его любовь была неземной, сказочной – и ей ничего не оставалось, как перешагнуть в сказки из этой грубой жизни, где нежность поэта не находила ответной нежности у тех, от кого он ждал её. Сказки его выпорхнули из травинки, которую обронила Риборг Войт, из улыбки Луизы Коллин, отказавшейся с ним танцевать.
Достоевский писал о том, что роман можно написать, если запастись двумя-тремя глубокими впечатлениями, пережитыми действительно. Я бы отнёс это и к андерсеновским сказкам, в сущности являющимся мини-романами: прекрасную сказку, которая будет жить среди разных народов, нельзя написать без разочарования в любви, без осознания, что ты непонимаем людьми. Чувства выхлёстываются в сказку, создавая необычайно яркие, архетипические образы, спешащие от одного читательского сердца к другому.
Две неудачные любви – две тропинки к сказкам. Эти тропинки вели на вершину, которая оказалась первым сборником «Сказки, рассказанные детям».
Кто бы вспоминал сейчас Луизу Коллин, если бы не сказки человека, безответно влюблённого в неё?
Стоит ли обижаться на чудаков? Стоит им доверять своё сердце? В семье Коллинов все были практичными людьми. Сказка не могла главенствовать в их добропорядочном доме. У неё слишком яркие крылья...
В сущности, сказки Андерсена – это ещё и слепок общества, своеобразная летопись мещанского Копенгагена.
Луиза Коллин прожила долгую жизнь (1813-1989) и была счастлива в браке. Андерсен любил её детей и часто играл с ними... Пережив Андерсена на двадцать три года, она была свидетельницей его грандиозной славы и уже без прежней усмешки вспоминала о его любви...
Йонас Коллин, отец семейства (1776-1861), смог воспитать в своих детях чувство ответственности перед долгом. Все его дети основали счастливые семьи. Может быть, потому, что они лишь читали сказки, а не жили ими...
Йенни Линд, или Последняя любовь
Главной сказкой его жизни была Йенни Линд, кому Бог подарил голос чисто ангельский. Не голос принадлежал ей, а ока принадлежала своему чудесному дару.
У каждого мужчины есть главная женщина его жизни. Она может промелькнуть в детстве и никогда не возвращаться, превращая жизнь в сумерки, она может встретиться в средине жизни и превратить пасмурные от болезней и одиночества дни в солнечные сутки...
В 1840 году Андерсен, никогда не имевший собственного дома, жил в одном из отелей Копенгагена и любил рассматривать доску с именами тех, кто только что приехал... Он романтично ждал чего-то от этого списка, вглядываясь в свежие фамилии, точно в его отеле могли поселиться Дюймовочка или Принцесса на горошине.
И вдруг почувствовал запах подснежников. Точно кто-то невидимый пронёс мимо букет... Сказочник обернулся – букета не было. Но он умел разговаривать с цветами и видеть их, даже когда никто не в силах их увидеть... Ведь часто невидимые цветы разгуливают в поисках будущих своих друзей; иногда они заходят даже в отели.
Подснежники, которые мог увидеть только он, танцевали в теплом гостиничном воздухе, то плывя навстречу друг другу, то удаляясь, делая невидимые «па» и немного обижаясь, что ни один из них Андерсен не включил в свою сказку «Цветы для маленькой Иды».
«Я не забыл о вас, – мысленно сказал им Андерсен, – найдётся и вам хорошенькое местечко на моих страницах».
Цветы, услышав его, побелели от радости, и запах их стал ещё заметнее...
И тут взгляд Андерсена – точно его подтолкнули подснежники, коснулся имени Й-е-н-н-и Л-и-н-д. Это имя неожиданно превратилось в подснежник и стало танцевать вместе с другими вальсирующими цветами.
Андерсен сразу почувствовал, что с именем Йенни Линд в его жизни будет связано нечто особенное, ради чего он, быть может, и появился на земле. И этой мысли не было стыдно перед воспоминаниями о Риборг Войт и Луизе Коллин.
«Йенни Линд», – повторял он, возвращаясь в свой номер, чувствуя, как это имя поселяется в нём, становится его крыльями.
Он уже много слышал о ней – лучшая певица Швеции. Она была соловьём своей страны, по отзывам газет.
Совсем недавно Андерсену оказали в Швеции большие почести. А поскольку он любил знакомиться со всеми талантливыми людьми, то решил познакомиться и с Йенни Линд. Дания ещё не рукоплескала певице, и Копенгаген не подозревал о родстве её голоса с голосами соловьёв...
Новый визитёр был принят крайне холодно.
– Надолго ли вы в столицу нашего королевства? – Андерсен попытался хотя бы интонацией растопить её холод.
Но заглянул в её глаза и понял, что Снежных королев в мире реальности гораздо больше, чем в сказках...
– Я приехала посмотреть ваш город, о котором много слышала. – Слова её были равнодушны, как камни мостовой. После паузы она продолжила: – Думаю, что нескольких дней мне вполне хватит.
– Для того, чтобы узнать Копенгаген, недостаточно даже жизни, – несколько менторски, что произошло, конечно же, от волнения, произнёс Андерсен. Он сидел с таким видом, словно ему были весьма рады. Иностранка не разделяла его мнения.