Текст книги "Жажда познания. Век XVIII"
Автор книги: Александр Радищев
Соавторы: Василий Татищев,Михаил Ломоносов,Николай Советов
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 44 страниц)
§ 62. По указу Правительствующего Сената переведены китайские и манжурские книги о состоянии тамошних народов переводчиками Россохиным и Леонтьевым[428]428
Россохин (Рассохин) Родион Калиниикович (ум. в 1761 г.) – подпоручик, переводчик Академии наук с китайского и маньчжурского языков.
Леонтьев Алексей Леонтьевич (ум. в 1786 г.) – переводчик с китайского и маньчжурского языков при Коллегии иностранных дел.
[Закрыть] на российский язык для государственной пользы, и велено их напечатать при Академии 1762 года в... Оные книги, как дорогою ценою купленные и немалым иждивением и трудом переведённые и в Европе ещё не известные, надобно было издать неукоснительно для чести Академии и чрез людей российских, однако Тауберт но обинулся отдать оному же Шлёцеру, чтобы сделал экстракт для напечатания, человеку чужестранному, быдьто бы своих столько смыслящих при Академии не было или в другой какой команде, человеку едва ли один год в России прожившему. Сие ж учинил Тауберт без общего ведома и согласия прочих членов и без позволения от Сената, самовластно. Однако ж, что сделано по сему Шлёцером, неизвестно. Может быть, сделан экстракт на немецком языке и сообщён в чужие государства.
§ 63. Мало показалось Тауберту и сего дела для Шлёцера, ибо он его выхваляет почти всемощным. Присоветовал сочинять ему и российскую историю, дал позволение брать российские манускрипты из Библиотеки, хранящиеся в особливой камере, которые бы по примерам других библиотек должно хранить особливо от иностранных. Оные книги Шлёцер не токмо употреблял на дому, но некоторые и списывал. Надеясь на все таковые подкрепления от Тауберта, подал в Профессорское собрание представление, что он хочет сочинять российскую историю и требует себе в употребление исторические сочинения Татищева и Ломоносова к крайней сего обиде, который будучи природный россиянин, зная свой язык и деяния российские достаточно, упражнявшись в собирании и в сочинении российской истории около двенадцати лет, принуждён терпеть таковые наглости от иноземца, который ещё только учится российскому языку.
§ 64. В начале нынешнего лета требовал Шлёцер отпуску в отечество на три месяца и как заподлинно уверял, что он с профессором Цейгером вместе поедет. Сверх того и в «Гёттингенских учёных ведомостях» напечатано, что Шлёцер там объявлен профессором. Наконец исканное для него здесь историческое профессорство всякими Таубертовыми мерами, не так, как о Козицком, Мотонисе и Протасове, и несмотря на то, что есть два профессора истории – Миллер и Фишер[429]429
Фишер Иоганн-Эбергард (1697—1771) – профессор истории и древностей.
[Закрыть], также и Ломоносов действительно пишет российскую историю, – не удалось. То скорый отъезд его из России был отнюд не сумнителен. Между тем профессор Миллер неоднократно жаловался на Тауберта в Профессорском собрании, что он всё историческое дело старается отдать Шлёцеру, вверил ему всю российскую библиотеку, так что Шлёцер выписывает и переписывает что хочет, на что писцов наймует, а одного-де и нарочно держит, о чём-де он не для чего другого так старается, как чтобы, выехав из России, не возвратиться, а изданием российских исторических известий там наживать себе похвалу и деньги. Ломоносов, ведая всё прежнее и слыша Миллеровы основательные жалобы и представления и опасаясь, чтобы не воспоследовали такие ж неудовольствия, какие были прежде от иностранных из России выезжих, не мог для краткости времени, не терпящего ни малого умедления, и для отсутствия президентского и не должен был преминуть, чтобы о том для предосторожности не объявить Правительствующему Сенату, о чём ныне дело производится. Позволение от Тауберта Шлёцеру брать и переписывать российские неизданные манускрипты есть неоспоримо. Тауберт, как видно, хочет тем извиниться, что будьто бы в сём позволении в переписке не было никакой важности, однако ему противное тому доказано будет.
Примечания и следствия
§ 65. Рассматривая всё вышеписанное, которое доказывается живыми свидетельми, письменными документами, приватными и публичными, неоспоримо и обязательно удостоверен быть должен всяк, что Канцелярия академическая основана Шумахером для его властолюбия над учёными людьми и после для того утверждена по новому стату и регламенту к великому наукам утеснению, ибо 1) имел он в ней способ принуждать профессоров удержанием жалованья или приласкать прибавкою оного; принятием и отрешением по своей воли, не рассуждая их знания и достоинств, но токмо смотря, кто ему больше благосклонен или надобен; 3) всевал между ними вражды, вооружая особливо молодших на старших и представляя их президентам беспокойными; 4) пресекал способы употреблять им в пользу своё знание всегдашною скудостию от удержки жалованья и недостатком нужных книг и инструментов, а деньги тратил по большой части по своим прихотям, стараясь завести при Академии разные фабрики и раздаривать казённые вещи в подарки, а особливо пользоваться для себя беспрестанными подрядами, покупками и выписыванием разных материалов из-за моря; 5) для того всячески старался препятствовать, чтобы не вошли в знатность учёные, а особливо природные россияне, о чём Шумахер так был старателен, что ещё при жизни своей воспитал, обучил, усыновил подобного себе коварствами, но превосходящего наглостию Тауберта и Академическую канцелярию и Библиотеку отдал ему якобы в приданое за своею дочерью.
§ 66. Сие было причиною многих приватных утеснений, кои одне довольны уже возбудить негодование на канцелярские поступки, ибо не можно без досады и сожаления представить самых первых профессоров Германа, Бернулиев и других, во всей Европе славных, кои только великим именем Петровым подвиглись выехать в Россию для просвещения его народа, но, Шумахером вытеснены, отъехали, утирая слёзы. Утеснение советника Нартова и, кроме многих других, нападки на Ломоносова, который Шумахеру и Тауберту есть сугубый камень претыкания, будучи человек, наукам преданный, с успехами и притом природный россиянин, ибо кроме того, что не допускали его до химической практики, хотели потом отнять химическую профессию и определить к переводам, препятствовали в издании сочинений, отняли построенную его рачением Химическую лабораторию и готовую квартеру, наущали на него разных профессоров, а особливо Епинуса, препятствовали в произвождении его чрез посольство Епипуса с Цейгером и Кельрейтером, препятствовали в учреждении Университета, в отправлении географических экспедиций, в сочинении «Российского атласа» и в копировании государских персон по городам. Не упоминая, что Тауберт и ныне для причинения беспокойств Ломоносову употребляет Шлёцера, не обинулся он прошлого 1763 года, призвав в согласие Епинуса, Миллера и адъюнкта Географического департамента Трескота, сочинил скопом и заговором разные клеветы[430]430
...прошлого 1763 года... сочинил скопом и заговором разные клеветы... – Ломоносов называет участников направленной против него интриги, в результате которой 2 мая 1763 г. Екатерина II подписала указ об его отставке. 13 мая указ был взят назад, но это происшествие нанесло больному Ломоносову сильную моральную травму и ухудшило состояние его здоровья.
[Закрыть] на оного и послал в Москву для конечного его опровержения, так что Ломоносов от крайней горести, будучи притом в тяжкой болезни, едва жив остался.
§ 67. Сие всё производя, Шумахер и Тауберт не почитали ни во что нарекание, которое наносили президентам, от таких непорядков на них следующее неотменно. Правда, что Блументрост был с Шумахером одного духа, что ясно доказать можно его поступками при первом основании Академии, и Ломоносов, будучи участником при учреждении Московского университета, довольно приметил в нём нелюбия к российским учёным, когда Блументрост назначен куратором и приехал из Москвы в Санктпетербург: ибо он не хотел, чтобы Ломоносов был больше в советах о университете, который и первую причину подал к основанию помянутого корпуса. После Блументроста бывшие Кейзерлинг и Корф[431]431
Корф Иоганн-Альбрехт (1697—1766) —главный командир (президент) Академии наук в 1734—1740 гг.
[Закрыть], хотя и старались о исправлении наук, однако первый был на краткое время и не мог довольно всего осмотреть, а второй действительно старался о новом стате и о заведении российских студентов, однако больше нежели надобно полагался на Шумахера, который сколько об оных радел, явствует из вышеписанного. Наконец, нынешний президент, его сиятельство граф Кирила Григорьевич Разумовский, будучи от российского народу, мог бы много успеть, когда бы хотя немного побольше вникал в дела академические, но с самого уже начала вверился тотчас в Шумахера, а особливо, что тогдашний асессор Теплов был ему предводитель, а Шумахеру приятель. Главный способ получил Шумахер к своему самовластию утверждением канцелярского повелительства регламентом, особливо последним пунктом о полномощии президентском, ибо ведал Шумахер наперёд, что когда без президента ничего нельзя будет в Академии сделать, а он будет во всём на него полагаться, то, конечно, он полномощие при себе удержит. Сей-то последний пункт главный есть повод худого академического состояния и нарекания нынешнему президенту. Сей-то пункт Шумахер, Теплов и Тауберт твердили беспрестанно, что честь президентскую наблюдать должно и против его желания и воли ничего не представлять и не делать, когда что наукам в прямую пользу делать было надобно. Но как президентская честь не в том состоит, что власть его велика, но в том, что ежели Академию содержит в цветущем состоянии, старается о новых приращениях ожидаемый от ней пользы, так бы и сим поверенным должно было представлять, что к чести его служит в рассуждении общей пользы, а великая власть, употреблённая в противное, приносит больше стыда и нарекания.
§ 68. Вышепоказанными вредными происками, утеснениями профессоров, шумами и спорами, а особливо посторонними, до наук не надлежащими делами коль много в сорок лет времени потеряно, то можно видеть из худых в науках успехов, из канцелярских журналов[432]432
Канцелярские журналы – протоколы заседаний Академической канцелярии.
[Закрыть], которые наполнены типографскими, книгопродажными, грыдоровальными и другими ремесленными и торговыми делами, подрядами и покупками, а о учёных делах редко что найдётся, хотя они через Канцелярию в действие происходить должны по речённому стату. Если бы хотя Университет и Гимназия были учреждены сначала, как ныне происходят, под особливым смотрением Ломоносова, где в четыре года произведены двадцать студентов, несмотря на чувствительные ему помешательства, то бы по сие время было бы их в производстве до двухсот человек и, чаятельно, ещё бы многочисленнее, затем что за добрым смотрением дела должны происходить с приращением. А сие коль надобно в России, показывает великий недостаток природных докторов, аптекарей и лекарей, механиков, юристов, учёных, металлургов, садовников и других, коих уже много бы иметь можно в сорок лет от Академии, ежели бы она не была по большей части преобращена в фабрику, не были бы утеснены науки толь чувствительно и не токмо бы наставления не пресекались, как выше показано, но и власть бы монаршеская, которая явствует в регламентах Академическом и в Медицинском, употреблена была на поставление в градусы, чего сколько Тауберт не хотел, явствует выше из примера с Протасовым.
§ 69. Какое же из сего нарекание следует российскому народу, что по толь великому монаршескому щедролюбию, на толь великой сумме толь коснительно происходят учёные из российского народа! Иностранные, видя сие и не зная вышеобъявленного, приписывать должны его тупому и непонятному разуму или великой лености и нерадению. Каково читать и слышать истинным сынам отечества, когда иностранные в ведомостях и в сочинениях пишут о россиянах, что-де Пётр Великий напрасно для своих людей о науках старался и ныне-де дочь его Елисавета без пользы употребляет на то ж великое иждивение. Что ж таковые рассуждения иностранных происходят иногда по зависти и наущению от здешних недоброхотов российским учёным, то свидетельствует посылка с худым намерением к Ейлеру сочинений Ломоносова и после того бессовестное их ругание в «Лейпцигских учёных сочинениях»[433]433
...бессовестное их ругание в «Лейпцигских учёных сочинениях»... – В 1752 г. была напечатана статья, содержавшая отрицательный отзыв по поводу ломоносовской теории вещества и молекулярно-кинетической теории теплоты и газов. М. В. Ломоносов ответил на критику статьёй, напечатанной в Амстердаме в 1755 г.
[Закрыть], несмотря что они уже Академиею апробованы и в «Комментариях» были напечатаны, чего ведомостщики никогда бы не сделали из почтения к сему корпусу, когда бы отсюда не побуждены были. Однакож Ломоносов опроверг оное публично довольными доводами. Какое же может быть усердие у россиян, учащихся в Академии, когда видят, что самый первый из них, уже через науки в отечестве и в Европе знаемость заслуживший и самим высочайшим особам не безызвестный, принуждён беспрестанно обороняться от недоброжелательных происков к претерпевать нападения почти даже до самого конечного своего опровержения и истребления?
§ 70. Наконец, по таковым пристрастным и коварным поступкам не мог инако состоять Академический корпус, как в великом непорядке и в трате казны не на то, к чему она определена, но на оные разные издержки, до наук не надлежащие. От сего произошло, что хотя Академическое собрание и прочие до наук надлежащие люди при Академии никогда в комплете не бывали и надобности к учёным департаментам почти всегда недоставали, однако претерпевать должны были в выдаче жалованья скудость, что и ныне случается. Между тем в Академическое комиссарство с начала нового стата по 1759 год в остатке должно б было иметься в казне 65 701 р., а поныне, чаятельно, ещё много больше. Но сие всё исходит на беспрестанные починки и перепочинки и на содержание излишних людей, ибо на выстройку погоревших палат, кроме двадцати трёх тысяч, истребованных на то от Сената, употреблено академических близ трёх тысяч рублёв по 1759-й год, за починку домов академических и наёмных и за наем семнадцать тысяч в 8 лет, за выстройки каменной палатки под глобус полшесты тысячи рублёв, а после того издержаны многие тысячи на разные перестройки и на покупки вещей наместо погоревших в Кунсткамеру, не считая дарения книг, при Академии печатанных, коих нередко расходится даром близ ста экземпляров, немало в дорогих переплётах, не упоминая починки или лучше нового строения глобуса. Для всех сих каковы бывают подряды, можно усмотреть из представления о том Канцелярии академической от Ломоносова и из доношения в Сенат от секретаря Гурьева. Также и о всей экономии заключить из того можно, что Тауберт на своей от президента данной квартере, на Волкова доме чинит постройки и переделки без ведома канцелярского. О состоянии Библиотеки и Кунсткамеры не подаются в Канцелярию никогда никакие репорты, и словом нет о том почти с начала никаких ведомостей. Книжная лавка, а особливо же иностранная, производится без счетов, в Канцелярии видимых, и книгопродавец Прейссер, который был за двадцать лет под арестом по Нартовской комиссии, ныне умер безо всякого следствия и счёту.
§ 71. Между тем науки претерпевают крайнее препятствие, производятся новые неудовольствия и нет к лучшему надежды, пока в науках такой человек действовать может[434]434
...в науках такой человек действовать может... – имеется в виду Тауберт.
[Закрыть], который за закон себе поставил Махиавелево учение, что всё должно употреблять к своим выгодам, как бы то ни было вредно ближнему или и целому обществу. Едино упование состоит ныне по бозе во всемилостивейшей государыне нашей, которая от истинного любления к наукам и от усердия к пользе отечества, может быть, рассмотрит и отвратит сие несчастие. Ежели ж оного не воспоследует, то верить должно, что нет божеского благоволения, чтобы науки возросли и распространились в России.
С ЕКАТЕРИНОЙ II ОБ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ, ПРЕПЯТСТВУЮЩИХ
РАБОТЕ ЛОМОНОСОВА В АКАДЕМИИ НАУК[435]435
Печатается по кн.: Ломоносов М. В. Полное собрание сочинений. М. – Л., Изд-во Академии наук, 1957, т. 10, с. 357.
[Закрыть]
1. Видеть Г[осударыню].
2. Показывать свои труды.
3. Может быть, понадоблюсь.
4. Беречь нечего. Всё открыто Шлёцеру сумасбродному. В Российской библиотеке есть больше секретов. Вверили такому человеку, у коего нет ни ума, ни совести, рекомендованному от моих злодеев.
5. Приносил его выс[очеству] дедикации[436]436
Приносил его высочеству дедикации – наследнику престола Павлу Петровичу посвящения.
[Закрыть]. Да всё! и места нет.
6. Нет нигде места и в чужих краях.
7. Все любят, да шумахерщина.
8. Multa tacui, multa pertuli, multa concessi [Многое принял молча, многое снёс, во многом уступил][437]437
К пункту 8 – Цитата из «Речи против Катилины» Цицерона.
[Закрыть].
9. За то терплю, что стараюсь защитить труды П[етра] В[еликого], чтобы выучились россияне, чтобы показали своё достоинство pro aris etc. [за алтари и т. д.][438]438
К пункту 9 (за алтари и т. д.) – Полностью это высказывание Цицерона выглядит так: «Борьба за алтари и домашние очаги». В данном контексте означает: «В борьбе за благо Родины».
[Закрыть].
10. Я не тужу о смерти: пожил, потерпел и знаю, что обо мне дети отечества пожалеют.
11. Ежели не пресечёте, великая буря восстанет.
МОСКОВСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ
7 мая 1940 года в связи со 185-летием со дня своего основания Московскому университету было присвоено имя Михаила Васильевича Ломоносова.
А. С. Пушкин справедливо писал о титане русской и мировой науки XVIII столетия: «Соединяя необыкновенную силу воли с необыкновенною силою понятия, Ломоносов обнял все отрасли просвещения. Жажда науки была сильнейшей страстью сей души, исполненной страстей. Историк, ритор, механик, химик, минералог, художник и стихотворец, он всё испытал и во всё проник...» В числе выдающихся заслуг первого академика из русских было создание первого русского университета.
Строго официально-юридически основание университета в Москве было осуществлено указом дочери Петра I императрицы Елизаветы на основании доклада в Сенат её фаворита, считавшегося покровителем просвещения, И. И. Шувалова. Почему же всё-таки не их, а М. В. Ломоносова называют подлинным создателем Московского университета?
Потребности страны на рубеже XVII—XVIII веков требовали распространения в России науки и просвещения. Ещё в XVII веке выдвигались предложения о создании в Москве университета. Однако дело ограничилось открытием в 1678 году Славяно-греко-латинской академии, или, как её называли, Спасских школ (по имени монастыря, где академия находилась). Образование в ней носило богословский характер.
В ходе петровских преобразований в первой четверти XVIII века была создана светская школа, сделаны значительные шаги вперёд в развитии науки. Ведущим центром новой школы и научных знаний стала открытая в 1725 году Петербургская Академия наук. С тем чтобы готовить в России кадры учёных, при академии были учреждены университет и гимназия. Однако ни гимназия, пи академический университет с поставленной задачей не справились. Немецкая академическая клика, возглавлявшаяся И.Д. Шумахером, утверждала, что в Петербурге университет «не надобен», предлагала либо выписывать студентов и профессоров из-за границы, либо готовить русских в зарубежных университетах.
В этих условиях М. В. Ломоносов и его единомышленники потратили много энергии и сил, чтобы сносно организовать работу учебных заведений при академии. Эти действия были той основой, тем трамплином, которые с учётом собственного опыта учёбы за границей приведут впоследствии к необходимости создания университета в Москве. Это случится в 1755 году. В 1764 году, спустя 9 лет после основания Московского университета, М. В. Ломоносов справедливо напишет, что он видел причину, мешавшую его открытию, в деятельности И. Д. Шумахера и его единомышленников: «И Ломоносов, будучи участником при учреждении Московского университета, довольно приметил в нём нелюбия к российским учёным, когда Блументрост назначен куратором и приехал из Москвы в Санктпетербург: ибо он не хотел, чтобы Ломоносов был в советах о университете, который и первую причину подал к основанию помянутого корпуса».
Есть и другие свидетельства об активной роли М. В. Ломоносова в создании Московского университета. В письме к И. И. Шувалову М.В. Ломоносов даёт набросок структуры университета (это письмо и указ об обосновании Московского университета публикуются в данной книге). Внимательное сопоставление двух документов даёт основание сказать, что в основу штата университета были положены предложения М. В. Ломоносова. Один из выпускников университета, И. Ф. Тимковский, хорошо знавший И. И. Шувалова в конце его жизни, писал в своих мемуарах об обсуждении М. В. Ломоносовым и И. И. Шуваловым проекта будущего первого высшего светского учебного учреждения в Москве. «Ломоносов тогда много упорствовал в своих мнениях и хотел удержать вполне образец Лейденского, с несовместимыми вольностями» (т. е. университетской автономией. – Сост.). Ещё в одном письме к И. И. Шувалову (1760 г.) М. В. Ломоносов замечает, что он «и прежде сего советы давал о Московском университете».
Конкретное, практическое участие М. В. Ломоносова в подготовительной работе по созданию Московского университета но подлежит сомнению. Но ещё важнее роль М. В. Ломоносова как первого русского учёного с мировым значением. В его лице сфокусировалась вся мощь, красота и жизнеспособность российской науки, вышедшей на передовые рубежи мирового научного знания, успехи страны, сумевшей после петровских преобразовании значительно сократить отставание от передовых стран того времени и войти в число ведущих держав мира. Дальнейшее развитие России было невозможно без собственной университетской базы. Это лучше всего понимал и активно действовал в деле учреждения университета в Москве М. В. Ломоносов. Это достаточно ясно осознавали и И. И. Шувалов, и все разумно мыслящие политические и общественные деятели страны. Да, предложение в Сенат об открытии университета было внесено И. И. Шуваловым, да, указ о его создании был подписан императрицей Елизаветой – они в силу своего служебного и общественного положения в абсолютистском государстве формально-юридически оформили этот акт. Честь и хвала им за это. Но нельзя недооценивать решающего вклада и выдающейся роли М. В. Ломоносова в основании Московского университета. Именно как результат его научной и организационной деятельности был создан «наш первый, наш российский, наш Московский» университет. А. С. Пушкин высказал это со свойственной только гениям ясностью и точностью: «Ломоносов был великий человек. Между Петром I и Екатериною II он является самобытным сподвижником просвещения. Он создал первый университет. Он, лучше сказать, сам был первым нашим университетом».
Проект организации Московского университета был подписан императрицей Елизаветой Петровной 12 (23 по новому стилю)[439]439
В XVIII веке разница между старым и новым стилем составляла 11 дней, в настоящее время – 13 дней.
[Закрыть] января 1755 года (Татьянин день) и опубликован 24 января (4 февраля) того же года. Церемония торжественного открытия (инавгурация) состоялась в день празднования годовщины коронации Елизаветы Петровны 26 апреля (7 мая) 1755 года, когда начала работать гимназия при университете (существовала до 1812 года).
Московский университет начал свою работу в здании бывшей Главной аптеки, которую построил ещё в XVII веке архитектор М. Т. Чоглоков и которая специально к этому событию была отремонтирована под руководством известного московского зодчего Д. В. Ухтомского. Здание находилось на Красной площади на месте, где сейчас расположен Государственный Исторический музей. На стене ГИМа в настоящее время имеется мемориальная доска, напоминающая об этом замечательном событии в истории русской культуры и просвещения. Лишь к концу XVIII столетия университет переехал в новое, специально для него построенное здание за рекой Неглинной неподалёку от Кремля (ныне площадь 50-летия Октября). Здание было сооружено выдающимся московским архитектором М. Ф. Казаковым. Свой нынешний вид это здание Московского университета приняло после небольших перестроек его фасадов известным зодчим Д. И. Жилярди в ходе восстановительных работ после пожара 1812 года.
В течение первого полувека своего существования университет в Москве был единственным светским высшим учебным заведением в стране. Принципы организации в нём учебной, научной и общественно-просветительной работы во многом определят характер всей системы высшей школы в нашей стране.
Московский университет с самого своего основания характеризуется целым рядом замечательных черт, совокупность которых показывает, как глубоко и далеко предвидели его создатели в деле подготовки кадров высшей квалификации.
В соответствии с планом М. В. Ломоносова и опытом Академического университета в Москве были образованы три факультета: философский, юридический и медицинский. Своё обучение все студенты начинали на философском факультете, где получали фундаментальную подготовку по естественным и гуманитарным наукам. После трёх лет обучения шло, как бы мы сказали сегодня, распределение по факультетам. Образование дальше можно было продолжить, специализируясь на юридическом, медицинском или на том же философском факультетах. В отличие от университетов Европы в Московском не было богословского факультета, что объясняется наличием в России своей системы образования для подготовки кадров православного духовенства. «Попечение о богословии справедливо остаётся святейшему Синоду», – читаем в указе об учреждении университета. Более того, богословие в Московском университете стало преподаваться только с начала XIX века.
За семь лет до открытия Московского университета в Петербурге М. В. Ломоносов прочёл впервые в нашей стране лекцию студентам на русском языке. С момента своего основания лекции в Московском университете русскими преподавателями читались на русском языке, в то время как в качестве языка науки всюду в Европе господствовала латынь. Ученик М. В. Ломоносова И. Н. Поповский в лекции, открывшей занятия на философском факультете, мог с гордостью сказать об успехах в разработке русской научной терминологии: «Нет такой мысли, кою бы по-российски изложить было невозможно!»
Московский университет с первых дней отличался демократическим составом своих студентов и профессоров. Это во многом определило широкое распространение среди учащихся и преподавателей передовых научных и общественно-политических идей.
Уже в преамбуле указа об учреждении университета отмечалось, что университет создан «для генерального обучения разночинцев». Среди первых студентов, принятых в 1755 году, не было ни одного дворянина. Решая проблему подготовки учащихся для обучения в университете, когда не было фактически среднего образования в стране, М. В. Ломоносов в письме к И. И. Шувалову подчёркивал, что университет без гимназии, как «пашня без семян». Университетские гимназии для дворян и разночинцев обеспечили Московский университет нужным числом студентов. По их примеру гимназии в XIX веке были открыты во многих городах России.
Отстаивая демократические взгляды на образование и просвещение, М. В. Ломоносов указывал на пример западноевропейских университетов, где было покончено с принципом сословности: «В университете тот студент почтеннее, кто больше научился; а чей он сын, в том нет нужды». За вторую половину XVIII века из 26 русских профессоров, которые вели преподавание, только были выходцами из дворян. Следует заметить здесь, что в отличие от Академии наук набор преподавателей из числа иностранцев не был столь удачен, как это было в период создания Петербургской Академии наук. В XVIII веке состав студентов был в основном разночинский, хотя дворяне, особенно мелкопоместные, охотно шли в университет. Наиболее способных студентов для продолжения обучения стали посылать в зарубежные университеты, укрепляя контакты и связи с мировой наукой.
Выдающуюся роль с момента своего основания Московский университет играл в доле распространения и популяризации научных знаний. На лекциях профессоров университета и диспутах студентов могла присутствовать публика. В апреле 1756 года при Московском университете на Моховой улице (ныне проспект Маркса) были открыты типография и книжная лавка. Тогда же стала выходить дважды в неделю первая в стране неправительственная газета «Московские ведомости», а с января 1760 года первый в Москве литературный журнал – «Полезное увеселение». 3 (14) июля 1756 года «Московские ведомости» сообщали, что в только что созданной библиотеке университета открыт доступ «для любителей наук и охотников чтения каждую среду и субботу с 2 до 5 часов».
Просветительская деятельность Московского университета способствовала созданию на его базе или при участии его профессуры таких крупных центров отечественной культуры, как Казанская гимназия (с 1804 г. – Казанский университет), Академия художеств в Петербурге (до 1764 г. в ведении Московского университета), Малый театр. В XIX веке по инициативе университета возникли первые научные общества – «Испытателей природы», «Истории и древностей российских», «Любителей российской словесности», Исторический, Политехнический, Изящных искусств (ныне Музей изобразительных искусств имени А.С. Пушкина) музеи, Зоологический сад и другие культурные заведения.
В XVIII веке в стенах Московского университета учились и работали замечательные деятели русской науки и культуры: философы Н. Н. Поповский, Д. С. Аничков, математики и механики В.К. Аршеневский, М.И. Панкевич, медик С. Г. Зыбелин, ботаник П. Д. Вениаминов, физик П. И. Страхов, почвоведы М.И. Афонин, Н. Е. Черепанов, географ X. А. Чеботарёв, филологи и переводчики А. А. Барсов, С. Хальфин, Е. М. Костров, правоведы С.Е. Десницкий, И. А. Третьяков, издатели и писатели Н. И. Новиков, Д. И. Фонвизин, М. М. Херасков, В. А. Санковский, Н. Н. Бантыш-Каменский, архитекторы В. И. Баженов и И. Е. Старов.
Соединение в деятельности Московского университета задач образования, науки и культуры превратят в дальнейшем университет в «средоточение российского просвещения», один из крупнейших центров мировой культуры.
Документы, публикуемые в этом разделе, можно разделить на три группы: 1) учреждение и открытие университета, 2) мемуары первых университетских студентов и 3) деятели русской науки и культуры второй половины XVIII века – питомцы Московского университета.
Подборка документов об истории Московского университета в первые пятьдесят лет его работы открывается письмом М. В. Ломоносова И. И. Шувалову, которое датируется июнем—июлем 1754 года. Такая датировка объясняется тем, что М. В. Ломоносов и И. И. Шувалов обсуждали структуру создаваемого университета накануне подачи меценатом представления в Сенат об учреждении Московского университета (19 июля 1754 г.). В результате в ломоносовский проект были внесены небольшие изменения как редакционного, так и смыслового характера. Последние, например, заключаются в сокращении числа профессоров на философском с 6 до 4 и объединении нескольких дисциплин в руках того или иного профессора.
Сравнение письма М. В. Ломоносова и указа императрицы Елизаветы Петровны об учреждении Московского университета и двух гимназий, а также «проекта по сему предмету» неоднозначно показывает на огромную роль великого русского учёного в организации университета в Москве. Указ изобилует характерными для абсолютизма XVIII века ссылками на «общее благо», на «пользу и благополучие всего отечества», «пользу общего житья человеческого», «народное благополучие». Влияние века Просвещения просматривается и в преувеличенном восхищении перед наукой – «всякое добро происходит от просвещённого разума», стремлении «способом пристойных наук возрастить в пространстве империи нашей всякое полезное знание». Указ включает в себя постановляющую часть с пространным объяснением причин учреждения Московского университета и проект положения о его организационной структуре и принципах работы. Из многих положений об устройстве университета, которые отмечались выше, обратим внимание на неподсудность «университетских людей» каким-либо судам без решения на то директора; на запрещение принимать в университет «никаких крепостных и помещиковых людей», пока господа не освободят их от крепостной неволи, на отсутствие на первых порах права «производить в градусы», то есть присуждать учёные степени.