Текст книги "Пояс жизни. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Александр Гребенников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 50 (всего у книги 66 страниц)

– Сказал сущую правду, что Вы больны, и не в состоянии принять его.

– Отлично! И, если кто либо, будет справляться о моем здоровье, отвечай, что я очень плох.

– Зачем?

– Пусть это дойдет до ушей Божественного, тогда у меня появится повод просить его разрешения отбыть, якобы для лечения, в Египет.

– Но почему в Египет, учитель?

– Я потом все тебе объясню, обещаю, а сейчас, прошу об одном одолжении.

– Все, что угодно, командор!

– Ты должен сам, лично, отнести императору обещанную ему мною, сумму. Только возьми не пятьсот, а тысячу талантов, как компенсацию моей немощности. Расскажи ему о моей внезапной болезни так, чтобы он поверил каждому твоему слову.

– Хорошо, я все выполню так, как Вы этого хотите.

– Вот и отлично! Ступай! Деньги возьмешь у Мерцила. И не медли, пожалуйста. Завтра же утром отправляйся к Августу.

Аврелий покинул спальню профессора и направился на поиски Мерцила. Он обошел весь дом и, не найдя его, пошел через сад к где-то затерявшейся в его глубине хижине. Ему стоило немалого труда отыскать ее. Крошечный дворик оказался обнесенным невероятно густой живой изгородью, сквозь которую молодой человек едва смог различить то, что находилось внутри. Когда же ему удалось продраться сквозь густой кустарник и заглянуть во двор, он увидел там Мерцила, сидящего на низкой скамье с маленьким ребенком на руках, а рядом с ним красивую молодую темноволосую женщину. Чуть в стороне, сидя прямо на земле, уже знакомая Аврелию Тания, что-то с увлечением лепила из глины. Юноша еще раз обошел изгородь пока не обнаружил, наконец, маленькую калитку, так же покрытую густой зеленой порослью. Некоторое время он постоял в нерешительности, но потом, набравшись духу, все-таки открыл ее. Появление молодого человека во дворе вызвало шок у находившихся там людей. Юноша, прижав ладонь правой руки к сердцу, а левую руку вытянув прямо перед собой с раскрытой ладонью, как бы давая понять добрую волю своего визита, извинительным тоном сказал:

– Не бойтесь, прошу Вас. Я не желаю Вам ничего плохого. Мерцил, я всего лишь искал тебя, чтобы сообщить, что хозяин пришел в себя, и ему стало гораздо лучше.

На лице Мерцила отражалось неподдельное недоумение и растерянность. От неожиданности он на какое-то время потерял дар речи. А в глазах женщины можно было прочитать только ужас. Она выхватила из рук Мерцила ребенка и прижала его к груди, показывая, что будет защищать его, чего бы ей это не стоило. Обстановку разрядила Тания. Увидев Аврелия во дворе своего домика, она оставила свое занятие, и с радостным криком бросилась в объятия молодого человека.

– Аврелий, ты пришел! Как я рада! Проходи же, я познакомлю тебя с моей мамой!

Эта сцена вызвала у взрослых еще большее недоумение. Обретший, наконец, дар речи Мерцил, спросил, обращаясь одновременно к дочери и к молодому человеку:

– Вы знакомы? Но откуда, как? Ты знал, Аврелий?

– Успокойся, мой друг, – ответил юноша, – мы с твоей дочкой познакомились только сегодня утром. Вот при каких обстоятельствах, я тебе не скажу. Это наш с нею маленький секрет. Должен сказать, что у Вас с Зоей очень воспитанная и умная дочь, и Вы вправе гордиться таким ребенком.

Слушая молодого человека, Мерцил бросил укоризненный взгляд в сторону дочери и покачал головой. А меж тем, Аврелий продолжал говорить.

– Не надо ругать Танию. Она поступила так, как должно было поступить, и честно мне все рассказала. Только не пойму, Мерцил, зачем тебе понадобилось скрывать свою семью? Они вполне могли бы жить в доме в гораздо более комфортных условиях, чем здесь.

– Да, возможно ты и прав, но боюсь, хозяину это вряд ли понравилось бы. Поклянись мне, что ничего ему не расскажешь.

– Да я готов поклясться, только объясни мне, пожалуйста, чего ты боишься. Вы с Квинтом столько лет вместе. Я всегда считал, что Вы близкие друзья.

– Тания, чего стоишь, – обратился Мерцил к дочери, – принеси для гостя скамью!

Девочка тут же сорвалась с места, и вприпрыжку помчалась в дом выполнять распоряжение отца.

– А ты, дорогая, – обратился он к жене, – принеси нам чего-нибудь выпить.

Женщина посадила сынишку рядом с отцом, и, встав, направилась в дом. Аврелий невольно залюбовался ее стройной фигурой, облаченной в длинную столлу, которая только подчеркивала ее грациозный стройный стан.

– Тебе можно позавидовать, старина! – Воскликнул юноша. – Она настоящая красавица. Вы давно вместе?

– Скоро четырнадцать лет.

– Как же тебе удалось так долго скрывать свою семью?

– Зоя была рабыней на соседней вилле. Однажды я, выполняя поручение Квинта, увидел ее там, и был поражен красотой юной гречанки. Мы стали встречаться. Благо ее хозяева оказались очень добропорядочными людьми, что большая редкость среди римлян. Пожилая матрона относилась к своим рабыням, скорее как к приемным дочерям. Когда же наши с Зоей отношения зашли слишком далеко, и вот-вот должна была появиться на свет Тания, госпожа и вовсе освободила Зою от всяких домашних обязанностей. Дело в том, что боги не дали ей дочерей, о которых она мечтала всю жизнь, а сыновья, став взрослыми, разъехались по дальним провинциям. Эта добрая женщина окружила Зою заботой и лаской, а когда родилась Тания, то нянчилась с ней, как будто это была ее собственная внучка. Так продолжалось долгое время. Потом родился Филипп, и все было замечательно до того момента, когда женщина тяжело заболела и вскоре умерла. Перед смертью она умоляла мужа дать Зое с детьми вольную, или, хотя бы не разлучать нас. Он, в общем-то, неплохой человек, но патрицианские предрассудки оказались выше. Он отказался отпускать рабов на волю. Я был в отчаяние, не знал, что мне делать.

– Так почему же ты не обратился к Квинту?

– Это давняя история, и, боюсь, в этом деле он мне не был бы помощником. Тогда я решил их выкупить и сделал это, заплатив восемнадцать тысяч сестерциев. Только вот, сделать это мне пришлось от имени хозяина и на его имя. Я ведь, для всех окружающих, всего лишь вольноотпущенный.

– Да как же тебе удалось все устроить таким образом, что Квинт даже не подозревает о том, что у него есть рабы?

– Мне пришлось, к моему стыду, подделать подписи хозяина, а один знакомый стряпчий, за солидную сумму все оформил должным образом.

– Вот так история! – Воскликнул удивленный юноша. – И что будет дальше? Ты же не сможешь вечно прятать их за этим забором! Рано или поздно все равно все придется раскрыть командору.

– Я понимаю это, Аврелий, но боюсь, Квинт меня не поймет. Он крайний противник каких-либо взаимоотношений между нами и землянами, а семейных, в особенности.

– Странно, а чем это вызвано?

– Поклянись, что то, что сейчас услышишь, умрет вместе с тобой.

– Мог бы и не просить, ведь мы же друзья.

– Дело в том, что у Квинта, очень, очень давно была семья – красавица жена и двое детишек. Из-за любви к этой женщине, он отказался от карьеры, титулов и должностей, которые ему прочили. И остался с ней здесь, на Земле.

– Так она была римлянкой?

– Нет, нет. Она происходила от одного из народов, проживающих в Месопотамии на берегах Евфрата.

– И что же произошло?

– Она погибла вместе с дочерью во время нашествия диких племен с востока, а он в это время был далеко и ничем не мог помочь. С тех самых пор ни одна из женщин сколь-нибудь серьезно не входила в его жизнь. Наверное, он опасается, чтобы подобная участь не постигла кого-нибудь из тех, с кем ему пришлось работать, и кто ему был дорог. А боль эта навсегда осталась в его сердце.

– А сын, ты сказал, что у него был еще и сын?

– Сына спас самый близкий друг командора. Но это совсем иная история и я не вправе, без его ведома, рассказывать о ней.

– Этим другом был ты?

– Нет, что ты! Мы познакомились гораздо, гораздо позднее.

Из дому вышли Тания со скамейкой в руках и Зоя с подносом, на котором стояли два простых кубка с прохладительными напитками. Аврелий опустился на принесенную девочкой скамью, взял, поблагодарив, один из кубков, и задумчиво сказал:

– Да, грустная история, – и еще немного подумав, добавил, – обещаю, что что-нибудь придумаю, как выйти из этого щекотливого положения.

Юноша отпил из кубка и обнял, присевшую рядом с ним, Танию. Вдруг его осенило.

– А знаешь, Мерцил, я стану наставником твоей дочери. У нее появится возможность учиться и преумножить те знания, которые ей передала мать. В доме огромная библиотека и я добьюсь у Квинта разрешения для девочки пользоваться ей.

– Аврелий, опомнись, она же рабыня!

– Клянусь, я решу эту проблему. – Решительно ответил юноша. – Сможешь привести ко мне своего стряпчего?

– Думаю, да.

– Тогда не затягивай с этим и найди его как можно скорее, пока мы не уехали в Египет.

– В Египет? – Удивленно переспросил Мерцил. – С чего это вдруг?

– Ну, вот, о самом главном я и не сказал, зачем искал тебя. Завтра утром, по поручению Квинта, я должен доставить императору тысячу талантов. Хозяин распорядился, чтобы ты выдал мне эту сумму. И еще, он просил, всеми доступными средствами, поддерживать и распространять слухи о его слабом здоровье, чтобы выпросить разрешение у Августа отбыть в Египет для лечения.

– Зачем ему в Египет?

– Не знаю. Он обещал все объяснить позже. Так, мне пора. Простите, еще раз, за непрошенное вторжение.

Аврелий поднялся со скамьи, потрепал за волосы Танию, и быстрым шагом вышел за калитку.

Глава 8.

Преодолев неблизкий путь с Квиринала до Палатина, пробиваясь через лабиринт римских улочек, заполненных суетливыми горожанами, нубийцы, наконец, опустили паланкин у роскошного двухэтажного особняка, как живым частоколом обнесенного неподвижно замершими в полном боевом облачении, солдатами преторианской гвардии, в котором расположилась личная резиденция императора Гая Юлия Цезаря Августа. Навстречу, выбравшемуся из паланкина, Аврелию, из дворца вышел управляющий императора. Аврелий, придав лицу небрежное, несколько высокомерное выражение, обратился к нему, слегка выпятив нижнюю губу:

– Любезный, доложи божественному Августу, что прибыл Аврелий Лициний Сцинна, по поручению Квинта Сципилиона Аркуса.

Управляющий, почтительно поклонившись, удалился вглубь дома, предварительно, извинительным тоном предложив Аврелию дожидаться снаружи. В ожидании, юноша стал вымерять шагами широкую террасу перед особняком, с любопытством рассматривая преторианцев. Ожидание несколько затянулось, но вот, наконец, на пороге снова появился управляющий, и, склонившись перед Аврелием, объявил:

– Наш повелитель, достойнейший из достойных, император и Великий понтифик, Гай Юлий Цезарь Август, ждет тебя, Аврелий Лициний Сцинна.

Аврелий повернулся к ожидающим его рабам и отдал короткий приказ. Тотчас, двое нубийцев извлекли из паланкина большой, тяжелый сундук, окованный бронзовыми пластинами, и, подхватив его с двух сторон, поднесли к юноше. Управляющий, жестом пригласил следовать за ним. Пройдя просторный, роскошно отделанный мрамором, вестибул, управляющий распахнул перед гостем и сопровождающими его рабами, массивную, отделанную искусной резьбой, дверь. Юноша очутился в просторном, хорошо освещенном зале, в конце которого на возвышении, к которому вели мраморные ступени, стоял трон императора. Август, застывший в величественной позе, как и подобает правителю Рима и всей ойкумены, прямо восседал на этом троне, облаченный в белоснежную тогу. Голову императора украшал золотой венец в виде переплетенных листьев. Аврелию никогда раньше не приходилось вот так близко видеть Августа, и он с любопытством рассматривал этого, уже не молодого, но сохранившего юношескую осанку, человека, сумевшего покорить не только Рим, но и большую часть ойкумены. Более всего в императоре юношу поразил гордый, колючий взгляд, будто насквозь просвечивающий окружающих его людей. Аврелий сделал несколько шагов вперед, и, как положено по протоколу, опустился перед императором на одно колено. Глядя Августу прямо в глаза, он произнес:

– Я, Аврелий Лициний Сцинна, приветствую тебя, Божественный Август по поручению моего наставника и воспитателя Квинта Сципилиона Аркуса. Мой наставник просил простить его за то, что он лично не смог предстать перед Великим императором, и просил меня передать свое пожертвование на устроение праздника в честь твоего, Божественный, вхождения в должность Первого консула и Принцепса.

Юноша хлопнул в ладоши. Ожидающие его за дверью рабы внесли сундук и, поставив его рядом с Аврелием, удалились. Юноша откинул крышку сундука, в котором переливались груды золотых монет, заполнивших его до краев.

– Здесь тысяча талантов, Божественный. Мой наставник посчитал возможным удвоить сумму обещанного пожертвования, как компенсацию невозможности выполнения им высочайших повелений Великого Августа, из-за неожиданно поразившего его недуга.

На лице Августа промелькнула мимолетная самодовольная усмешка.

– Встань, юноша, – доброжелательным тоном произнес император, – подойди поближе, присядь рядом, и расскажи, что за тяжелый недуг поразил моего дорогого (Август многозначительно кинул взгляд на сундук с золотом) друга Квинта.

Аврелий встал и, поднявшись по ступеням, присел на предложенный Августом табурет, обшитый алым сирийским шелком.

– С моим наставником случился сердечный припадок, и его лекарь категорически запретил ему вставать с постели.

– Передай, юноша своему наставнику и господину, мое искреннее сожаление о его болезни и пожелание скорейшего выздоровления. Если необходимо, я пришлю ему самых лучших своих лекарей.

– Благодарю тебя, Божественный Август, но в этом уже нет необходимости. Наш лекарь сказал, что самое страшное позади, и требуется только время и покой для полного выздоровления моего воспитателя. Так же лекарь порекомендовал нам обратиться к одному всемирно известному чародею, который проживает в Египте, и, который, по слухам, обладает волшебным даром целительства. Поэтому мой наставник и господин просит твоего разрешения, отбыть в Египет после того, как лекарь позволит ему встать на ноги.

– Здоровье и благополучие моих друзей – это святое для меня. – Ответил Август. – Можешь передать Квинту, что я не только разрешаю ему совершить эту поездку, но и предоставлю в его распоряжение боевую триеру с экипажем и центурией воинов для его охраны, а так же свой эдикт, по которому везде, где мой друг будет находиться, ему и его спутникам будет оказано всяческое содействие.

Август повернулся в сторону, замершего в ожидание приказаний, секретаря.

– Ты слышал, Амвросий, подготовь эдикт!

Секретарь почтительно склонил голову и стал быстро скрипеть пером по пергаменту. Когда он закончил, то поднес готовый эдикт императору и подал ему перо. Август размашисто поставил подпись. Секретарь, не разгибая спины, взял пергамент и перо из рук Августа, вернулся на свое место и, скрепив эдикт печатью, передал его Аврелию. Юноша, с благодарностью, принял документ и спрятал его под складками своей тоги.

– Ты сказал, что твое имя Аврелий Лициний Сцинна? – Вновь обратился Август к молодому человеку. – Я слышал об одном Сцинне, который служил под началом Гая Мария. Не твой ли это родственник?

– Да, это мой дальний родственник, Божественный. – Ответил Аврелий.

– А твои родители? – Продолжал Август.

– Они умерли от чумы, когда я был еще младенцем, и меня взял на воспитание Квинт Сципилион.

– Почему же я ничего не знал об этом благородном шаге твоего воспитателя?

– Он не любит выставлять напоказ свои чувственные порывы, Божественный.

– Похвально! Расскажи, юный Сцинна, чем же ты занимаешься?

– Последние пять лет, Божественный, я провел в Иудее, где, по твоему приказу, изучал настроения среди местного населения, в связи с предстоящим присоединением этой, и других соседних территорий, к твоей великой империи, а так же с, предшествующей этому событию, переписью населения. Сразу же по прибытию в Рим, я передал свой отчет в курию¹⁹.

– Интересно! – Воскликнул Август. – Я непременно сам лично ознакомлюсь с твоим отчетом, но прошу тебя рассказать мне сейчас свои впечатления о поездке. Эта тема очень важна для меня. Как ты считаешь, когда мы сможем объявить Иудею, Галилею и другие земли, нашими провинциями?

– Сейчас, на мой взгляд, не самое благоприятное время для этого.

– И почему же? Вот царь Ирод пишет мне, убеждая, как раз, в обратном.

– Прости, Великий Август, в отличие от царя Ирода, я инкогнито путешествовал по стране и общался с самыми разными людьми. Если ты хочешь услышать правду, я готов рассказать ее тебе.

– Так говори же!

– Народ Иудеи, мягко говоря, недолюбливает царя Ирода, даже несмотря на его многочисленные заслуги. Большинство людей из самых разных сословий считают его предателем и вероотступником за то, что он понуждает собственный народ, презрев свою древнюю веру, молиться нашим, римским богам. А из-за того, что он обложил все население Иудеи непомерными подушевыми податями и налогами, всякая мысль о переписи населения, не вызывает ничего иного, как общее негодование. Вспомни те народные восстания, происходившие в Иудее в недалеком прошлом, которые были, как раз, следствием подобных переписей.

– Так что же предлагаешь ты? Отказаться?

– Нет, нужно немного подождать и подготовить благоприятную почву. Необходимо распространять среди населения слухи, что с мирным присоединением этих земель к Великому Риму, жизнь станет несравненно лучше теперешней, и что железные римские легионы станут на защиту народа от набегов кочевников-бедуинов, от которых так страдает мирное население.

– Признаться, не по годам мудрая мысль, – задумчиво ответил император, но где найти такого человека, которому люди поверят. И сколько времени потребуется, чтобы переломить общественное мнение.

– Я думаю, – ответил юноша, – пару лет будет достаточно, а что касается человека, то одного такого я знаю. Он иудейский священник. Его имя Тобий и сейчас он здесь, в Риме. Я привез его с собой.

– Вели этому человеку прийти ко мне, Сцинна, я хочу говорить с ним.

– Когда пожелаешь, божественный.

– Сегодня же! Пусть он придет сегодня! И спасибо, юноша за смелость и откровенность. Можешь идти. Передай Квинту, что я благодарен ему за то, что воспитал столь достойного и честного римского гражданина.

Возвратившись домой, Аврелий застал, с нетерпением ожидающего его, Мерцила.

– Ну, наконец-то! – Воскликнул управляющий. – Я привел того человека, которого обещал. – Уже в полголоса сообщил Мерцил. Его имя Простаний, он клиент одного очень высокопоставленного сенатора, и, вообще, очень ловкий человек. Он, как мне кажется, сможет оказать тебе помощь.

– Отлично, дружище! – Ответил юноша. – Где он?

– Я проводил его в алы, где он сейчас и дожидается тебя.

– Хорошо, проследи, пожалуйста, чтобы нас никто не побеспокоил, пока мы будем беседовать.

Аврелий прошел в алы, где застал совершенно лысого маленького сморщенного человечка.

– Твое имя Простаний?

– Да, господин, – сиплым голосом ответил человек.

– И ты, говорят, ловкий стряпчий?

– До сих пор, все клиенты оставались довольными моей работой.

– Тогда вот что...

Аврелий склонился к гостю и что-то начал шептать ему на ухо. Немного поразмыслив, стряпчий утвердительно кивнул головой.

– Ну, вот и прекрасно! – Воскликнул юноша. – За свою работу ты получишь десять тысяч сестерциев. Еще столько же я заплачу тебе, если все документы будут у меня не позднее завтрашнего дня, и за то, что ты будешь нем, как рыба.

– Не волнуйтесь, господин, – довольно потирая руки, просипел Простаний, – все будет исполнено в лучшем виде, или мое имя не Простаний.

– Вот, возьми, – сказал Аврелий, кидая в руки стряпчего увесистый кошелек, – это аванс. Здесь тысяча сестерциев на расходы.

Простаний поймал кошелек и, рассыпаясь в благодарностях за щедрость, раскланиваясь на ходу, покинул комнату.

Спустя несколько минут, в алы вошел Мерцил.

– Как все прошло? – спросил он Аврелия.

– Все в порядке, дружище, – задумчиво ответил юноша. Надеюсь, уже завтра Зоя и дети будут свободными людьми, но мне понадобятся деньги.

– Сколько?

– Двадцать тысяч сестерциев. Услуги и молчание стряпчего стоят того.

– Вечером ты их получишь. – Радостно ответил управляющий.

– И вот что еще, Мерцил, пока никому ни слова, в том числе и Зое.

– Могила! – Ответил управляющий, и отправился в хранилище отсчитывать нужную сумму.

– Да, еще найди Тобия. – Вслед удаляющемуся управляющему крикнул Аврелий. – Я отрекомендовал его императору, и Август хочет сегодня же видеть его и говорить с ним. Пожалуйста, проследи, чтобы иудея доставили во дворец. Пусть мои нубийцы отнесут его, когда немного передохнут и поедят, и потом доставят обратно.

– Можешь не беспокоиться! Все будет исполнено! – Ответил Мерцил.

А Аврелий, еще некоторое время, постояв в одиночестве, круто повернулся на пятках и пошел докладывать Квинту о результатах своей аудиенции с императором.

– Ты превзошел все мои ожидания, мой мальчик! – Воскликнул Квинт, складывая только что прочитанный им императорский эдикт. – О таком можно было только мечтать! Расскажи, как же тебе удалось убедить Августа, что он так расщедрился.

– Его убедил не я, профессор, а золото. Видели бы Вы, с какой жадностью и вожделением он смотрел на содержимое сундука!

– Так или иначе, Божественный здорово облегчил нашу задачу. Боевой корабль и центурия легионеров в придачу, позволит нам существенно сократить группу отбывающих в Египет, что будет способствовать продолжению нормального функционирования базы, с одной стороны, и не вызовет кривотолков среди местных аристократов, с другой.

– Кстати, по поводу путешествия! Цилия категорически возражает, по крайней мере до Вашего полного восстановления после болезни.

– Я уже это слышал. Можешь успокоить свою возлюбленную Цилию. На подготовку путешествия уйдет какое-то время, в течение которого, благодаря ей, я смогу прийти в норму. Кроме того, Цилия со своим чудо чемоданчиком поедет с нами, и, если мне вдруг снова станет хуже, всегда сможет оказать необходимую помощь.

– А кто же останется руководить базой?

– Ну, за это я вообще не беспокоюсь! Мерцил благополучно справится со всеми делами, тем более, что ему уже неоднократно приходилось этим заниматься в мое отсутствие.

– Командор, могу я обратиться к Вам с личной просьбой?

– Ну, конечно, Аврелий! Что за церемонии! Проси, что хочешь!

– Профессор, я здесь, в Риме, случайно познакомился с одной женщиной – вольноотпущенной.

– Что я слышу? А как же прекрасная Цилия?

– Нет, нет! Вы меня не так поняли. Совсем не в том смысле. Просто мне очень хотелось бы хоть чем-нибудь помочь ей и ее детям. Женщина эта родом из знатной эллинской семьи. На остров, где жила ее семья напали киликийские пираты. Они перебили все взрослое население, а женщин и детей продали в рабство. Сейчас, получив свободу, она совершенно одна в этом городе, а возвращаться на родину, где никого из близких не осталось, ей очень больно. Вот я и подумал, что она могла бы стать помощницей Мерцила, и следить за порядком в доме, а он смог бы сосредоточиться на управление базой. И еще, женщина эта хорошо образованна, знает языки народов, населяющих ойкумену. Многое из своих знаний она передала своей дочери. Девочка, несмотря на свои двенадцать лет, так же свободно владеет несколькими языками, умеет читать и писать на них. И мне очень хотелось бы, стать ее наставником, чтобы у нее появилась возможность преумножить свои знания.

– Что ж, хоть и просьба твоя необычна, я обещал, что выполню ее. Можешь приводить своих протеже. Пусть Мерцил приготовит для них помещения в доме для прислуги, и хорошенько проинструктирует на счет того, куда им не следует совать свой нос.

Глава 9.

Ранним утром двадцатого ноября, 752 года от основания Рима, небольшой отряд, состоящий из пяти всадников, закутанных в дорожные плащи, и большой крытой повозки, запряженной двумя лошадьми, проехал через Остийские ворота Рима. Нигде не останавливаясь все двадцать миль, отделяющих Рим от своего главного порта, уже спустя четыре с половиной часа этот отряд пересек Римские ворота Остии, и, миновав город, больше похожий на большой военный лагерь, направился в порт. Здесь передвижение отряда замедлилось в виду того, что то и дело приходилось объезжать различные портовые постройки и пропускать снующих в разные стороны рабов и вольноотпущенных, занятых на разгрузке и погрузке многочисленных, пришвартованных к берегу кораблей. Из всего многообразия судов и суденышек самой разной оснастки и происхождения, путники выбрали большую боевую трирему²⁰ с фигурой мифической Медузы Горгоны на носу. Здесь они остановились и спешились. От маленького отряда отделился один человек, передав повод своего коня, товарищу. Он подошел к перекинутым с борта на берег сходням и властным голосом окликнул легионера, охранявшего вход на корабль.

– Эй, солдат, позови своего триерарха²¹ или центуриона.

– А кто ты такой, чтобы мне приказывать, – грубо ответил легионер, продолжая неподвижно стоять, перегораживая проход на сходни.

– Я, Аврелий Лициний Сцинна, посланник нашего божественного императора Августа, и у меня приказ императора твоим командирам.

– Тулий! – Нехотя окликнул легионер своего товарища, находящегося на борту. – Зови скорее триерарха! Тут его спрашивают какие-то важные "шишки" из Рима.

Вскоре вместе с легионером к борту вышел тучный человек с одутловатым лицом, на котором, как в зеркале, отражалась тяга к чревоугодию и пьянству.

– Чего надо? – Спросил он.

– Мне нужен триерарх этого корабля.

– Ну, я триерарх! Говори!

– У меня приказ императора Августа!

– Эй, солдат, пропусти! – крикнул он часовому у сходней на берегу.

Часовой отошел в сторону, пропуская Аврелия. Тот ловко взбежал по сходням и поднялся на борт. Юноша протянул триерарху пергамент с печатью императора. Тот развернул его, внимательно перечитал несколько раз, и, откашлявшись, сказал:

– Прошу прощения, господин. Можете подняться на борт.

Юноша сбежал вниз по сходням, и, подойдя к повозке, помог спуститься из нее еще четверым своим спутникам. Затем, пятеро других, забрались в повозку и стали разгружать из нее багаж путешественников. Когда весь груз оказался выгруженным, Аврелий расплатился с возницей. Он отдал вознице приказ, немедленно возвращаться в Рим, и отвести лошадей в усадьбу Квинта Сципилиона. Пока Аврелий был занят с возницей, пятеро его верных нубийцев уже поднимали тяжелые сундуки и короба на борт триремы. Дождавшись, когда они закончат погрузку, на борт поднялись и все остальные. В фигурах двоих спутников юного римлянина, с ног до головы закутанных в плотные дорожные палии, угадывались женщины, в двоих же других с первого взгляда можно было узнать людей уже далеко не молодых.

– Так сколько же Вас всего? – спросил триерарх у Аврелия.

– Десять человек. – Ответил тот. – Трое мужчин, две женщины и пятеро рабов.

Пожилой человек, в котором без труда угадывался знатный патриций, спросил у триерарха, едва очутившись на палубе:

– Когда мы отплываем?

– Если боги будут благосклонны к нам, завтра утром с приливом. Сейчас пошлю за центурионом, чтобы он поспешил с погрузкой своих людей. И, позволь спросить, как мне тебя называть, господин.

– Я, Квинт Сципилион Аркус, сенатор и близкий друг Божественного Августа. А как твое имя, триерарх?

– Меня зовут Демеций. – Ответил триерарх. – Позволь спросить, куда мы держим путь?

– В Египет. – Коротко ответил Квинт.

– Я гляжу, ты тут самый главный. Давай пройдем в мою каюту и обсудим, каким маршрутом нам лучше идти.

– Сначала устрой наших спутниц, а потом поговорим о делах. – Ответил Квинт.

– На корме есть несколько кают. Заняты только две – моя и центуриона Дирха. В остальных можете располагаться по своему усмотрению.

– Прекрасно! В таком случае, Демеций, пойдем, взглянем на твои карты.

Пока Аврелий осматривал каюты, выбирая наиболее подходящую для своих спутниц, Демеций любезно распахнул перед Квинтом дверь в свою, очень скромно обставленную, но неожиданно опрятно прибранную каюту, и жестом пригласил его войти внутрь. Квинт, не заставив себя ждать, прошел в помещение. Триерарх достал большой пергаментный свиток, и, развернув его, разложил на стоящем посреди каюты столе.

– Это карта Внутреннего моря, – сказал он Квинту, – вот Остия, – добавил он, тыкнув пальцем в место на карте, – а вот Александрия Египетская, – перенеся палец в другое место, показал триерарх. – Покажи, благородный Квинт Сципилион, каким маршрутом ты хотел бы пройти этот путь.

Квинт склонился над картой, внимательно изучая ее, и, вскоре произнес.

– Предлагаю пройти на юг вдоль Италийского полуострова, далее, с запада обогнуть Сицилию, пересечь море до Карфагена, и, двигаясь вдоль северного побережья Ливии, пройти до Александрии.

Демеций покачал головой, и скривил рот в снисходительной улыбке.

– Плохой план, сенатор. Сразу видно, что ты не мореход. С первой частью, предложенного тобою маршрута, я согласен. Мы пройдем вдоль западного берега Италии. Но вот дальше... Море в это время года неспокойно, а между Сицилией и Ливией, особенно. Но даже, если мы благополучно доберемся до Карфагена, дальше нам предстоит долгий путь вдоль пустынных и засушливых берегов Ливии. Здесь практически нет портов, удобных для стоянки, и пополнения запасов воды и продовольствия. К тому же, двигаясь на восток, нам большую часть пути придется идти на веслах, так как зимою здесь преобладают встречные ветра.

Я предлагаю поступить следующим образом. Мы проходим на юг вдоль Италии, далее проходим через пролив, отделяющий ее от Сицилии. В Мессине пополняем запасы и, обогнув Италию, идем до Брундизия. Затем пересекаем море до Эллады, огибаем ее, и продолжаем двигаться через море, усеянное густонаселенными островами до азиатского побережья. Потом, продолжаем плавание на юг вдоль Азии, где множество удобных портов, и идем до Александрии. Этот маршрут, хоть и более длинный, но наиболее безопасный. А благодаря попутным ветрам, мы сможем пройти его даже быстрее, чем в твоем случае.

– Как я вижу, ты опытный мореход, Демеций, – с уважением ответил Квинт, – и вынужден с тобой согласиться. Твое предложение разумно, и гораздо лучше моего. Мы идем твоим маршрутом.

Весь остаток дня, путники занимались обживанием своих кают, не обращая внимания на шум и топот ног грузящихся на корабль легионеров. Когда же солнце начало клонить к горизонту, все приготовления к плаванию были закончены, и на триреме воцарилась тишина. Маленькая каютка по правому борту, досталась иудею Тобию. Квинт и Аврелий заняли каюты, расположенные рядом с каютой триерарха, а смежная с ними, досталась женщинам. Кем же были эти таинственные спутницы наших героев? Одной из них, как не трудно догадаться, была Цилия, а другой – юная Тания. Она, со слезами на глазах, уговорила родителей отпустить ее вместе с Аврелием, который объявил себя ее наставником, в это путешествие. После долгих колебаний, юноша согласился, посчитав, что девочка, владеющая несколькими языками народов, населяющих берега Внутреннего моря, может быть весьма полезной в пути, а кроме этого, сможет скрасить быт и стать младшей подругой для Цилии. Цилия, в свою очередь, внимательно присматриваясь к девочке все последнее время, с момента ее появления на вилле Квинта, все больше привязывалась к любознательному и жизнерадостному ребенку. И ей было очень приятно от того, что рядом с нею все время путешествия будет эта девочка.