Текст книги "Юнга Северного флота (СИ)"

Автор книги: Александр Бондарев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)

   После такого выступления даже командир Мурманской базы капитана второго ранга Гизатулин, поморщился.

  – Разрешите по существу, – встал, одёргивая китель, капитан-лейтенант Ледяев, вопросительно смотря на командира базы.

  – Говорите, – разрешил Гизатулин.

  – Товарищ капитана второго ранга, по поводу 163, он в тот день, только к 12 часам прибыл из патрулирования, боевой листок был выпущен к 18.00, после выполнения технического обслуживания техники. По поводу 161 всего лишь вчера прибыл после выполнения задачи по высадке разведчиков в тылу немцев, а так же сопровождения каравана судов, прибывших из Архангельска перед этим. По поводу 162 я вам докладывал персонально ещё вчера утром, как только узнал, что прибыли запчасти к мотору, самолётом, что прибыл из Москвы. Сейчас, продолжаются роботы и как заверил командир катера Бабкин до завтрашнего утра ремонт закончат, корабль будет введён в строй и экипаж готов выполнить поставленные перед ним задачи. По поводу краснофлотцев Уськова и Рябова с 111-го, я уже писал рапорт на их замену. У Уськова зрение минус 0,5, а Рябов не может подымать тяжёлое из-за ранения руки, в настоящее время оба заменены из резерва базы.

  – Вот видите товарищи, у капитан-лейтенанта Ледяева как всегда отговорки, а нет реальной роботы с людьми, – тут же вставил Чернов, – может пора принимать меры?

  Гизатулин сморщился ещё раз, – я сам сегодня же разберусь по фактам, товарищи у кого ещё есть вопросы?

  – Вопросов нет, тогда по рабочим местам, – проговорил он.

  Стычки с Черновым у Ледяева пошли ещё два месяца назад, когда Чернова назначили заместителем командира базы по политической части, и он прибыл к месту службы. Началось всё с того, что Ледяев отказался выделять людей из дивизиона на проведения митинга на морремзаводе в портовой зоне. Единственный экипаж, что был на тот момент в порту, закончил ремонт катера, которому случайно досталось во время авиа налёта от недалеко упавшей бомбы, и проводился два дня без перерывов и сна, тогда Ледяев выделил им всего четыре чеса для сна, боевые задачи с него никто не снимал. А батальонный комиссар, не принимал ни каких возражений, требовал выделения людей, для митинга в промышленной зоне морремзавода. Тогда он его просто послал куда подальше. С тех пор Чернов затаил злобу и начал доставать не только его, Ледяева, а доставалось и его командирам катеров. Тот всегда раздувал любой маломальский случай, если он случался в его дивизионе.

  Вот же ж, – со злостью подумал Ледяев, дальнейший полёт его мысли, прервали сирены на кораблях и в порту, – опять авиа налёт, как же не вовремя. Со своего места он, видел, как в порт входило два сухогруза под британскими флагами, с охраной из морского охотника и двух мотоботов. По небу на 5 километровой высоте приближалась девятка юнекрсов.

  – «Юнкерс-87», «Штука», – мгновенно определил Ледяев тип самолётов, из-за неубирающихся шасси. Девятка медленно подлетала к порту и начала выстраиваться в круг, для атаки. Со своего места Ледяев, хорошо видел всю акваторию порта, ему сразу же было понятно, что атаке в первую очередь подвергнуться входящие военные транспорты союзников, переделанные из сухогрузов. К «Штукам» уже потянулись шапки разрывов от полуавтоматических пушек, а так же зенитных орудий миноносцев и орудий зенитной батареи прикрывающей порт.

  Первый самолёт, упав на правое крыло, устремился вниз включилась сирена установленная на самолёте с увеличением скорости падения «штуки» усиливался вой сирены.

  На высоте около двух километров по нему открыли огонь крупнокалиберные пулемёты ДШК, которые имелись в наличии на кораблях и пароходах. Где-то на высоте около полутора километров в него пошли попадания с 163, хотя с катера стрелял один пулемёт, то что, попадания были с 163, было видно, по росчеркам трассирующих пуль от самолёта отвалилось несколько небольших кусков. Самолёт, продолжал упорно лететь к сухогрузу и его первая бомба, упала точно в корму сухогруза, на котором тут же вспыхнул пожар, но на этом успех «штуки» и закончился, в точке выхода из пике, его настигла очередь из того же 163, на этот раз полетели крупные куски обшивки и самолёт не выходя из пике, нырнул в холодные воды мурманского порта, рядом с горящим сухогрузом.

   – Попали, – обрадовано подумал Ледяев. Но действо продолжалось, следующая «Штука» уже пикировала под увеличивающийся вой сирены, пройдя полутора километровый рубеж и ещё не сбросив бомбу, как в него опять с 163 попала очередь, по всей видимости, что-то случилось с самолётом, так как он начал спешно высыпать все имеющие в наличии бомбы. После ещё нескольких попаданий, попадания уже шли с миноносцев, самолёт задымил, и пилот пока была хоть и небольшая высота, выпрыгнул с парашютом. Так как ветер дул в северном направлении, то и парашютиста стало сносить на северную часть порта, да и пилот не горел желанием приземляться в холодные воды, осень же.

  – Отлично, Корнейчук уже одного сбил, другого подбил, – обрадовано подумал Ледяев, радуясь за своего подчинённого. Но налёт на этом не закончился. Третья «штука» с всё увеличивающимся завыванием пикировала на всё те же сухогрузы. Опять же на высоте всё тех же полутора километрах, когда ещё не был произведён сброс, с всё того же 163 ударила длинная очередь. По трассирующим пулям были видны попадания в «штуку». Наверняка вся очередь попала в «штуку», так как от него отвалилось целое крыло, переведя самолёт из управляемого пике, в неуправляемый штопор, пилот так и не смог покинуть кабину самолёта.

  Ледяев, испытывал чуть ли не экстаз, от такой стрельбы своего подчинённого, ещё никогда его подчинённые не сбивали подряд ДВА, ДВА самолёта противника.

  В тоже время на цели всё те же сухогрузы пикировал с всё усиливающимся завыванием четвёртый по счёту пикирующий бомбардировщик. На этот раз огонь из крупнокалиберного пулемёта 163 открыл на рубеже одного километра, сразу выпустив несколько длинных очередей, обе очереди с большей долей вероятности попали в самолёт. Ледяев очень жалел, что у него не было с собою морского бинокля, смотреть в приближении как крупнокалиберные пули рвут дюраль самолёта – это ещё то, зрелище. Через буквально секунду самолёт просто взорвался, подорвался и весь запас бомб на подвесках, огненный шар на несколько десятков метров в диаметре не оставил пилоту ни малейшего шанса.

   Да-а, от такой стрельбы он Ледяев, получил истинное, ни с чем не сравнимое удовольствие, все проблемы с Черновым тут же ушли на второй план. Надо обязательно написать представление на стоящего у ДШК, а он это выяснит зразу же, как закончится налёт. Хотя уже можно идти к 163, что он тут же и сделал.

  Но налёт на этом не закончился, пятый самолёт, чуть подправив полёт, пикировал на неподвижно стоящий у причала морской охотник, по всей видимости, решив разобраться с ним и поквитаться за своих комрадов.

  Как точно кидают бомбы пикирующие бомбардировщики, Ледяев знал не по наслышке, да и видеть приходилось, поэтому сердце его сжалось от нехорошего предчувствия.

  На охотнике так же оценили ту опасность, которая ему угрожала и ответил сразу длинной очередью, всё это было прекрасно видно Ледяеву, по трассирующим пулям, вставленным в пулемётную ленту. Видимых повреждений у самолёта с такого расстояния Ледяев во время быстрой ходьбы и без бинокля не наблюдал, но стрелок попал куда-то в крайне важную точку, это стало понятно от отделившейся точки пилота и раскрывшемуся над ним парашюту. Самолёт же, завершил свою траекторию, около всё того же охотника, за номером 163, вошёл в воду. Во время вхождения произошла детонация бомб на подвесках, на большой радиус от взрыва полетели осколки и куски самолёта. Накрыло и 163 охотник, он стоял ближе всех к эпицентру взрыва, это было видно по тому, как его приложило о пирс взрывной волной.

  – Если надо будет, то и до командующего Северным флотом дойду, но награду герой свою получит и у Чернова затереть данный факт не получиться, всё-таки четыре самолёта сбили, – думал на ходу Ледяев, – вот и реальная проверка готовности экипажей дивизиона. Всё наглядно видно. И придраться не к чему.

  Ещё до того как он дошёл до катера, он увидел как к нему бежит почти полный экипаж, впереди всех бежал его командир лейтенант Корнейчук Василий Петрович, его лучший друг, здесь в Мурманске.

  – Кто же тогда стрелял, – тут же подумал Ледяев, видя как весь экипаж, подымается по сходам, на катер.

  Когда он подходил к катеру, с него вынесли носилки, с них торчала только голова, тело было аккуратно укрыто одеялом, почему-то рядом с головой лежала обыкновенная кепка. За ними сходили два краснофлотца, Смирнов сам хромая, аккуратно поддерживал Малышева. Здесь же находился командир катера морской охотник номер 163 лейтенант Корнейчук, увидев подходящего начальника дивизиона, Корнейчук подал команду «Смирно» находящимся на пирсе краснофлотцам и строевым шагом подошёл к Ледяеву с докладом:

  – Товарищ командир дивизиона, дежурная смена 163 только, что участвовала в отбитии атаки самолётов противника, расход снарядов к 21-К 65 штук, к пулемётам ДШК две ленты 100 патронов. В результате налёта ранены краснофлотцы: Малышев – нуждается в госпитализации и легко ранен краснофлотец Смирнов по касательной в ногу. А так же на катере после налёта обнаружен мальчишка, его плечо пробито осколком, которое нужно удалять, пацан находится в бессознательном состоянии, мною принято решение отправить его в госпиталь. Личный состав экипажа во время налёта находился в бане, согласно распорядка дня дивизиона при нахождении в порту катеров и очерёдности, командир морского охотника номер 163 лейтенант Корнейчук.

  – Кто стрелял из пулемётов? – задал мучавший его вопрос Ледяев.

  Командир морского охотника замялся буквально на несколько секунд, потом посмотрев на командира дивизиона, своего друга честно ответил, пожав плечами:

  – Не знаю, никто не видел, кто стоял у пулемётов, старшина Кобызев во время налёта стоял за наводчика, стреляя из полуавтоматической универсальной пушки 21-К, установленной перед рубкой Смирнов и Малышев были на подачи снарядов, а дежурившего у трапа старшего краснофлотца Лукова, Кобызев приставил к зарядке пушки. Около борта катера лежал этот раненый парнишка, больше никого рядом не было, когда после атаки старшина Кобызев прибежал к пулемётам.

  Делаа, – подумал Ледяев и что, тогда докладывать командиру базы Гизатулину?

  Эпизод 3

  В сознание я пришёл ближе к вечеру, по привычке не открывая глаз, сквозь чуть приоткрытые веки осмотрелся, лежал я на кровати, около выхода, судя по всему комнаты-палаты. В ней стояло ещё шесть коек все они были заняты, на всех лежали или седели одетые в пижамы различного возраста молодые и постарше мужчины. Плечо просто ломило от боли. Скорее всего, я и пришёл в себя из-за боли, аккуратно перемещая левую руку, дошёл до плотной повязки на правом плече и наложил на себя заклинание среднего исцеления.

  Боль сразу же начала отступать.

  Двое, сидящих на кровати вели беседу с лежащим у окна парнем. Тот лежал на животе, повернув в их сторону голову и рассказывал:

  – Значит, старшина поставил нас с Серёгой Смирновым на подачу снарядов, а Лукова который дежурил у трапа катера, поставил на подачу снарядов в приёмник пушки, нам и смотреть то вверх было не когда, мы только слышали, один готов, второй готов, третий готов, про четвёртый мы и сами услышали, он взорвался на высоте, потом Кобызев прокричал пятый готов и тут нас со Смирновым приложило сначала взрывной волной, ну а потом осколками, Серёгу легко по касательной в ногу, а мене по спине прошлось осколками, правда, не большими.

  В это время лежащий с другой стороны от рассказчика больной, заметил, что я открыл глаза и так же слушаю.

  – О, наш герой очнулся, – сказал он, кивая на меня, все кто лежал в палате повернули головы в мою сторону.

  Решив приколоться, я ответил:

  – Нее, я не хер Рой, я Ваник. Хера Роя я не знаю, первый раз слышу.

  Два молодых краснофлотца, загнулись с улыбками на лицах, прокашливаясь.

  – Ваня значит, – сказал ещё один пожилой мужчина, лежащий на кровати и до этого не участвовавший в разговоре.

  – Не, – поправил я его, – я Ваник.

  – Ну, Ваник, так Ваник, – тут же согласился он и скомандовал, одному из седевших на кровати, – ну-ка Петя, сообщи на пост, что, мальчишка пришёл в себя.

  Голос, которым он отдал команду, мне понравился, боцман или старшина не ниже, – подумал я. В, последствии я узнал, что он входил в экипаж малого охотника за номером 161, служил там действительно в должности боцмана катера и отзывался на отчество Сергеич.

  Тот, кого он назвал Петром, сразу же подорвался с места и выскочил в коридор, через десять секунд появился снова и доложил:

  – Сообщил дежурной медсестре на пост, при этом опустившись на свою кровать.

  В это время я прислушивался к своим ощущениям, закрыл глаза, диагностируя своё тело, кроме раны на плече, впрочем, с уже удалённым осколком он ничего больше не болело.

  – Через полчаса брошу ещё одно заклинание среднего исцеления, – подумал я, и на сегодня достаточно, открыв глаза.

  В это время у палаты, раздались многочисленные шаги, и в палату вошла небольшая делегация, все в белых халатах, во главе с небольшого роста старичком, с аккуратной бородкой (профессиональный типаж докторов Айболитов, пронеслось у меня в голове), и очками в виде пенсне.

  – Ну с герой, как себя чувствуешь, – произнёс негромко «Айболит» и вместе со своей свитой состоящей из четырёх девушек посмотрел на меня.

  Решившись приколоться по новой, я быстро нагнулся и заглянул под кровать, так же быстро вернулся в исходное положение, покачивая в стороны головой, сообщил:

  – Там никого нет, – сделав как можно более укоризненное лицо, посмотрел на «Айболита».

  Тот от такого демарша, даже поперхнулся.

  – Молодой человек, вам несколько часов назад сделали операцию, а вы ведёте себя как, как, – он старался подобрать подходящее слово, его свита так же неодобрительно смотрела на меня.

  – Мальчик, – подсказал я, – а я и есть пацан, продолжал очевидную истину. А за рану не волнуйтесь через три дня даже рубца не останется. Вот только ... – я на мгновение замолчал, а «Айболит» тут же вклинился: – Что?

  – Да ничего, – пожал плечами я, – есть надо много, вот и всё.

  – И что всё само пройдёт? – с явным неверием спросил «Айболит».

  – Чё говорить сами через пару дней увидите, – опять пожал я плечами.

  – Хорошо, посмотрим, – всё ещё с скептическим неверием произнёс «Айболит», – а как же тогда звать такого продвинутого в медицине организма?

  – Ваник – коротко ответил я.

  – Ваник, а дальше – продолжал допрос «Айболит», – фамилия у Ваника есть?

  – Ещё не заработал, – нехотя ответил я, – вот по обвыкнусь немного, может и заработаю. Хорошую фамилию нужно заслужить.

  – Ну-ну молодой человек, может вы и правы, – глубокомысленно сказал «Айболит», – жалобы на здоровье?

  – Да нет, – ответил я, опять потянуло приколоться, – разве, что организму калорий не хватает, а так всё норма.

  – Да понял я, – ответил «Айболит», сейчас принесут, – Вероника Павловна, голубушка, распорядитесь, пожалуйста, – обратился он к блондинистой девушке из своей свиты. Та молча кивнула головой.

  После этого «Айболит» со своей свитой покинул палату.

  За время нашего с «Айболитом» диалога, вся палата молча таращилась на нашу пикировку.

  – Ну ты... – боцман Сергеич, больше не нашёл в своем лексиконе подходящих слов, чтобы выразить свои мысли, наверное у него все остальные слова были из большого или малого боцманского загиба.

  – Да всё нормально, я сам по себе через пару дней выздоровею, даже рубцов не останется, сами увидите, – сообщил я.

  – И как же? – со скепсисом произнёс Сергеич.

  – Да всё просто, – с энтузиазмом сообщил я, – у меня бабушка шаманкой в седьмом поколении была, вот и научила, как самому лечиться, в тайге-лесу докторов на пятьсот километров нет и близко, или сам выкручивайся или умирай. Уже привык выкручиваться, не первый раз.

  В этот момент санитарка принесла мне поздний, если так можно, выразится, ужин: кусок хлеба, тарелку каши перловой и стакан чая. Всё это я проглотил буквально за минуту.

  – Куда посуду относить, – поинтересовался я.

  – Да вон пусть Петя отнесёт, он ходящий, а у тебя даже тапок нет, – произнёс Сергеич, посмотрев на Петю, тот сразу же сорвался с места, по всей видимости, Сергеич имел среди больных весомый авторитет.

  – Спасибо Петя, с меня должок, – произнёс я, отдавая ему посуду после ужина.

   -Ты лучше скажи Ваник, – тут же вставил своё веское слово Сергеич, – это ты у ДШК на 163 стоял при авиа налёте сегодня.

  Лежащий на животе Малышев, впрочем, как и все другие с интересам посмотрели на меня.

  Ну и чё им отвечать, чтобы не обидеть, – подумал я, – завалить сразу четыре самолёта, кто поверит, что их завалил мальчишка. А была, не была, буду так и говорить.

  – А вы сами верите, что мальчишка, может завалить в один заход четыре самолёта, потратив всего пару лент, – наконец выдал я свои мысли вслух. Вроде бы не сказал ни да, но и нет не сказал.

  – В тайге-лесу нормальный охотник, к примеру, из якутов один выстрел – одна цель, – продолжил я мысль, – один промах – одна жизнь в минус. Так что жить захочешь, будешь хорошо стрелять.

  – А самолёты, – я немного помолчал и продолжил, – пусть экипаж катера на свой счёт запишет, на одного или нескольких краснофлотцев на усмотрение командира, – при этом я посмотрел сначала на Малышева, а потом на Сергеича, уяснили ли они, что я сказал им.

  – А мне, если экипаж подарит хороший нож, то я только спасибо скажу, – закончил этот разговор я.

  – Зачем тебе нож, – удивился один из молодых, лежащих на кровати, до этого не участвовавший в разговоре.

  – А в лесу без него не выжить, – сказал я, немного подумав, добавил, – не выжить, конечно, можно, но будет очень, очень тяжело.

  – А ты, стало быть, в леса уйдёшь, – тут же поддержал разговор Малышев.

  – Нет, – с улыбкой сказал я, – едите вы плохо, а в лесу этого добра вагон и тележка, да и в речках и море рыбы валом, я пока сюда добирался, в этом убедился, прошлось два раза рыбачить, а из снастей всего лишь одни руки. А рыбка ничего попалась.

  – Дык осень сейчас, – снова встрял Малышев, – в воде за два десятка минут окачуришся ежели не вытащат.

  – Вот выйдешь из госпиталя сходим, проверим, – ответил я, – заодно и самолёты, упавшие можно проверить на предмет полезного в хозяйстве барахла, я засёк, где они упали.

  – Нож говоришь, – в раздумье протянул Сергеич, – ну-ка Петя подай ему ножик. Достав из тумбочки мешок, Сергеич, вынул оттуда ножны с ножом.

  Петро быстро выполнил указание Сергеича. Все с дальнейшим интересом уставились на меня.

  Взяв нож, а это была обычная финка, крутанул его в левой руке, проверяя балансировку.

  – Ну что могу сказать, – сказал я, уж что, что, а с ножами мне дело иметь приходилось довольно часто, – чуть утяжелена ручка, если нужна точная балансировка, могу сделать. Для разделки рыбы и дичи самое то.

  Повернувшись к двери, сказал, – над окном сучок посередине, – не поворачиваясь с левой руки, метнул финку за спину, в сторону окна. Когда она попала туда, куда я и планировал, неспешно босиком подошёл к окну и выдернул её. Вдев в чехол, протянул Сергеичу.

  – Нет, – замахал, тот руками, – оставь себе, подарок, за самолёты.

  – Спасибо, – прижав ножны с финкой к груди, пообещал, – через неделю, когда выйдешь из госпиталя, если будет опять авиа налёт, нескольких с вашего катера приземлю, – засмеявшись, добавил, – если пустите на катер.

  – А пустим, – сказал Сергеич, – и посмотрим, как приземляешь самолёты. Ну, всё народ, перекур, в туалет и отбой, пора на боковую.

  Утром следующего дня, проснувшись в шесть часов, первым делом сбегал в туалет, выпросив тапки у лежащего Малышева. Пока не наступило время завтрака, наложил на себя опять заклинание среднего исцеления.

  После завтрака, как и принято, в лечебных заведениях, прошёл обход больных. В нашу палату обход попал часов в одиннадцать. Так как я лежал у входа в палату, то ко мне подошли в последнюю очередь.

  «Айболит» сказал, чтобы до его подхода ко мне, сняли временную повязку с меня, для осмотра. Повязку снимала всё та же блондинистая Вероника Павловна, после снятия последнего слоя бинтов, с широко открытыми глазами уставилась на то место, где в плечо вошёл осколок. На том месте, вместо кровянистой ещё не зажившей зашитой раны, находился красный рубец.

  – Анатолий Павлович, – осипшим голосом позвала она, «Айболита», который занимался осмотром спины Малышева, – идите сюда.

  – Ну что, там ещё – недовольным голосом произнёс Анатолий Павлович, которого я окрестил как «Айболит», но всё же отрываясь от Малышева и подходя ко мне.

  Уставившись на моё плечо, тот даже от удивления, снял и протёр свои пенсне, но картинка и после этого не поменялась.

  – Ни чего не понимаю, – растеряно произнёс он, – я же его оперировал вчера, осколок вынул, а тут рубец, да вот же нитки, не может быть, – подняв с табуретки Веронику Павловну, он сам сел на табурет и всё ещё не веря своим глазам, принялся ощупывать своими руками моё плечо.

  – Как так молодой человек? – произнёс «Айболит», уставившись на меня.

  Пожав голыми худыми плечами, я сказал, – Я же вам вчера говорил, за три дня даже рубца не будет.

  – Но как, – всё ещё непонимающе, произнёс «Айболит». Остальные его помощницы столпились за его спиной, так же, не понимающе, смотрели на меня.

  – С научной точки зрения, объяснить не могу, – сообщил я глядя на него.

  – А, с не научной, – тут же добавил он.

  – У меня бабушка шаманкой, в седьмом поколении была, меня и научила. В лесу по другому ни как, докторов то, нет там, а лечиться надо, – сообщил я.

  – И что и другие так могут? – задал очередной вопрос «Айболит».

  – Может и могут, – согласился я, – только здесь никого нет, кто так сможет.

  Помолчав, добавил, – по крайней мере, я не встречал.

  – А покажешь, как ты это сделал, – снова спросил он.

  – Показать то можно, – ответил я, – да только после этого, я в отключке бессознательной буду примерно неделю, а это мне чёт, не очень хочется. Мал я, ресурсов организма, у меня мало.

  Ага, понятно, – понимающе кивнул «Айболит», – организм ещё растёт и что шрама даже не будет?

  – Будет, – сообщил я, – но очень малозаметный. Меня можно уже завтра выписывать, нитки сняв. Чё мне тут делать?

  – Посмотрим, посмотрим, – задумчиво проговорил «Айболит», вставая с табуретки и выходя из палаты.

  До обеда больше ничего не происходило, а после обеда Малышева навестил его друг Смирнов, пришедший в госпиталь на перевязку. О чём они разговаривали, я не знаю, так как по собственной инициативе начал выполнять обязанности самого младшего по палате, то есть, по-простому был на подхвате у всех больных-раненых палаты, если в этом была необходимость. На что одобрительно смотрел на меня Сергеич, как самый старший в палате.

  Вечером ко мне в гости пришли лейтенант Корнейчук с капитан-лейтенантом Ледяевым. Меня расспрашивали досконально, видать, предварительно переговорив с Сергеичем и Малышевым. Договорились о том, что я недельку побуду на 163 у Корнейчука, так сказать до первого налёта, заодно рассказали, в какой прострации были немецкие лётчики, когда их допрашивали. Так как фамилии у меня не было, то Корнейчук предложил взять фамилию Северный, как-то проводить меня по бумагам надо было.

  Фамилия как фамилия, – подумал я, согласительно кивнув головой.

  Через день меня выписали, ещё до моего ухода из госпиталя, я по очереди незаметно наложил малые исцеления на Сергеича, у которого вырезали аппендицит, Малышеву на район спины, Петрухи на левую руку, он служил на малом охотнике номер 162 и две недели лежал в госпитале с ранением левой руки.

  – Куда дальше путь держишь, – поинтересовался Сергеич, когда я стал переодеваться в свою одежду, полученную у старшины госпиталя в его каптёрке.

  – Корнейчук со 163, приглашал погостить, блины поесть, – скаламбурил я, одеваясь, – конечно до первого авиа налёта. Так что, погостюю у него пока.

  – Смотри там, поосторожнее с заступником начальника Мурманской базы по политической части, батальонным комиссаром Черновым, плохой человечишка, – шепнул на ухо мне Сергеич, когда я пожимал ему руку на прощание.

  Через, полчаса я уже был на морском охотнике номер 163, меня Корнейчук, сразу же отправил в кубрик, где меня переодели, подобрав самую маленькую по размерам морскую форму. После чего я облазил весь катер, перезнакомившись со всем экипажем катера, который состоял из 15 человек, из командиров был только Корнейчук Василий Петрович. Младший комсостав представляли: старшина 1 статьи, Кобызев Виктор Викторович, отвечающий на катере за артиллерию (состоящую из 2-х 45-мм полуавтоматических универсальных пушек 21-К, а так же 2-х крупнокалиберных пулемётов ДШК под патрон 12,7х108 мм.) и одновременно являющийся замом Корнейчука. Мичман Икулов Игорь Юрьевич (отвечающий за силовые установки, включающие 3 бензиновых двигателя ГАМ-34БС по 850 л.с. каждый, а так же за энергетическую систему, включающую в себя две динамо-машины постоянного тока ПН-28,5 мощностью по 2 кВт); старшина 2 статьи Кашкаров Виктор Османович – боцман катера (отвечал за минное вооружение катера состоящее из двух бомбосбрасывателей для глубинных бомб, восемь больших глубинных бомб ББ-1 и 24 малых БМ-1).

  Катер за номером 163, относился к классу морских охотников МО-4, его корпус был гладкопалубный, деревянный. Катер имел трёхслойную обшивку с прокладками из перкаля. Надстройка состояла из боевой рубки и открытого ходового мостика.

  Непотопляемость обеспечивалась делением корпуса водонепроницаемыми переборками на 9 отсеков. В которых, имелись следующие помещения

  • Форпик;

  • Камбуз, котёл для обогрева жилых помещений;

  • Кубрик Љ1 на 4 человека;

  • Кубрик Љ2 на 8 человек, коридор Љ1, санузел;

  • Топливные цистерны;

  • Машинное отделение Љ1;

  • Машинное отделение Љ2;

  • Кают-компания, коридор Љ2;

  • Ахтерпик

  Про отсеки катера, мне рассказал и показал боцман катера Кашкаров.

  Поселил он меня в 4-х местный кубрик, на верхнее место.

  Пока я валялся в госпитале, был ещё один авиа налёт, досталось обоим сухогрузам, стоявшим под разгрузкой, была также потоплена одна баржа стоящая рядом с одним из разгружавшихся сухогрузов. Немцы отделались всего одним задымившим пикировщиком, который сразу же повернул в сторону, откуда прилетел. Граница фронта проходила километрах, в 40 от Мурманска. И это всё мне рассказал боцман Кашкаров.

  Следующий авиа налёт произошёл на следующий день ближе к вечеру, часов в пять, не за долго до окончания светового дня. О том, что произойдёт налёт, я узнал по включившимся на кораблях сиренах громкого боя и сирене воздушной тревоги, которая включилась в порту. Я всё это время находился в кубрике катера, подгоняя выданную форму под себя, а так же изучая силуэты немецких самолётов всех типов, тем более Корнейчук сказал, чтобы я не отсвечивал на палубе катера, решение вопроса о моём нахождении на катере зависло до налёта немцев.

  После объявления тревоги матросы заняли свои места, согласно, штатного расписания, я, не мешая экипажу, выбрался на палубу последним. Просительно посмотрев на Кобызева, стоящего около 45-мм пушки на баке катера, после его кивка головой занял место матроса стоящего около правого пулемёта. Накладка на себя заклинания зоркого глаза, снял пулемёт с предохранителя, передёрнул затвор, принялся ждать.

  Девятка всё тех же «штук» с неубирающимися шасси на высоте тех же 5 километров, на крейсерской скорости около 350 километров в час приближались к порту Мурманска. Построившись в круг, первый самолёт с всё увеличивающим завыванием, начал пикировать на порт. Британские сухогрузы уже не было в порту, ушли ещё за темно утром в сопровождении своего эскорта. Поэтому, командир «штук», выбрал беспроигрышный вариант – своей целью он выбрал три стоящих под загрузкой у причала баржи, неподвижные цели, прекрасно подходили под бомбардировку.

  Первыми начали работать 45-мм пушки катера, по самолётам стреляли все какие можно зенитные орудия кораблей и зенитной батареи порта. Дождавшись, когда самолёт пройдёт километровый рубеж, дал первую длинную очередь на десять патронов. К стрельбе из ДШК я уже приноровился. По договорённости с Кобызевым, в лентах зарядка патронов шла следующим образом четыре обычных, трассирующий, два бронебойных. Подправлять очередь пришлось самую малость, хорошее усиленное зрение, плюс трассирующие пули поставленные чаще. У пикирующей «штуки», первой же очередью оторвало хвост, её пикирование тут же превратилось в неуправляемое падение. Пилот покинуть кабину самолёта из-за сильного вращения не смог, стрелок так же остался в самолёте. Самолёт врезался в воду чуть ли не посередине акватории порта. На этот раз детонации бомб по какой-то причине не произошло.

  – Давай их, – закричал с высоты рубки смотревший в бинокль лейтенант Корнейчук, размахивая правой рукой, его внешний вид говорил, что он сильно возбудился от первого сбитого самолёта.

  Вторая «штука» уже пикировала и находилась на высоте около четырёх километров.

  – Ещё рано, – мелькнула мысль в голове у меня, при этом я сопровождал «штуку» через прицел пулемёта. Дождавшись, когда он спустится ниже километра, дал по нему сразу две длинные, по пятнадцать патронов очереди. Итог – развал самолёта в воздухе на несколько крупных кусков. Куполов пилота и стрелка радиста, я не видел, не судьба – подумал я.

  Сзади, что-то орал Корнейчук с высоты рубки, что конкретно было плохо слышно из-за очередного пикирования «штуки».

  Находящийся рядом со мной краснофлотец, стоящий до меня за пулемётом, и уступивший мне место, сноровисто перезарядил пулемёт, вставив в него ленту с патронами.

  Пикирующая третьей, «штука» прошла шести километровый рубеж и с продолжающимся ускорением шла к своей цели у причала. Дождавшись, когда она приблизилась к километровому рубежу, открыл огонь. Снова дал сразу же две очереди, одну за другой корректируя стрельбу по трассирующим пулям. От самолёта во все стороны полетели куски, в этот раз самолёт выдержал, не выдержал пилот, а может быть отказал мотор, но пилот покинул самолёт, следом за ним выпрыгнул и стрелок. Их купола чётко просматривались.

  От эйфории, по-моему, орал весь экипаж катера. Но моя чуйка просто верещала, что сейчас что-то будет плохое, поэтому бросив почти разряженный пулемёт.