Текст книги "Женская война (др. перевод)"

Автор книги: Александр Дюма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 35 страниц)

V

Через день после того, как виконтесса де Канб приезжала в качестве парламентера на остров Сен-Жорж, в два часа пополудни Каноль осматривал укрепления. Ему доложили, что явился человек с письмом и хочет говорить с ним.

Его тотчас ввели, и он отдал Канолю депешу.

Послание вовсе не походило на официальное. Письмо, сложенное в продолговатой форме, было писано мелким и слегка дрожащим почерком на синеватой бумаге, гладкой и надушенной.

Увидев письмо, Каноль почувствовал невольное сердцебиение.

– Кто дал тебе его? – спросил он у посланного.

– Человек лет пятидесяти пяти – шестидесяти.

– С седыми усами и бородкой?

– Да.

– Немножко сутуловатый?

– Точно так.

– Похож на военного?

– Да.

Каноль дал ему луидор и велел тотчас же уйти.

Потом он отошел в сторону, спрятался за угол бастиона и с трепетом распечатал письмо.

В нем заключались только следующие строки:

«Вас атакуют. Если Вы уж недостойны меня, так покажите, по крайней мере, что достойны себя».

Письмо не было подписано, но Каноль догадался, что оно от виконтессы, как прежде узнал Помпея. Он осторожно осмотрелся, не подглядывает кто-нибудь за ним, и, покраснев как мальчик, влюбленный в первый раз, поднес письмо к губам, горячо поцеловал и спрятал на груди.

Потом он взобрался на бастион, откуда мог видеть и течение Гаронны на целую милю, и всю окрестную равнину.

Ни на равнине, ни на реке никто не показывался.

– Так пройдет все утро, – прошептал он. – Они не нападут на меня днем. Они, вероятно, отдыхают на дороге и явятся ночью.

Услышав за собой шум, Каноль обернулся. Он увидел своего лейтенанта.

– Что, господин де Вибрак? – спросил он. – Что нового?

– Говорят, господин комендант, что знамя принцев завтра будет развеваться на острове Сен-Жорж.

– А кто говорит?

– Наши дозорные, которые вернулись; они видели приготовления городских жителей.

– А что отвечали вы тем, кто уверял вас, что знамя принцев будет развеваться завтра над крепостью Сен-Жорж?

– Я отвечал, что мне это все равно, потому что я этого не увижу.

– В таком случае вы похитили у меня мой ответ, сударь, – сказал Каноль.

– Браво, комендант! Мы только этого и хотим, и солдаты будут драться, как львы, когда узнают ваш ответ.

– Пусть дерутся, как люди, я больше ничего не требую от них… А какая будет атака?

– Нас хотят застать врасплох, – сказал де Вибрак с улыбкой.

– Как бы не так, черт побери! – отвечал Каноль. – Мы сегодня получаем уже второе известие об атаке… А кто у них главный начальник?

– Герцог де Ларошфуко командует сухопутными войсками, советник парламента Эспанье – отрядом на лодках.

– Ну, – сказал Каноль, – я дал бы ему совет.

– Кому?

– Этому советнику.

– Какой?

– Подкрепить городскую гвардию хорошим полком, знающим дисциплину: солдаты научат горожан, как выдерживать порядочный огонь.

– Он предупредил ваш совет, господин комендант, потому что до того, как вступил в судейское звание, был на военной службе. Он в эту экспедицию берет с собой полк де Навайля.

– Как! Полк де Навайля?

– Точно так.

– Мой старый полк?

– Да. Кажется, весь полк со всем оружием и снаряжением перешел на сторону принцев.

– А кто там полковник?

– Барон де Равайи.

– О!..

– Вы его знаете?

– Как же! Очаровательный малый, смел, как его шпага! В таком случае дело будет жарче, чем я думал, и мы порядочно повеселимся.

– Какие прикажете принять меры, господин комендант?

– Сегодня вечером везде удвоить караулы, солдатам ложиться спать одетыми, ружья иметь заряженные и под рукой. Одна половина солдат пусть спит, пока другая будет настороже. Да, вот еще что.

– Слушаюсь.

– Говорили вы кому-нибудь о том, что ко мне являлся посланный?

– Нет, никому.

– Хорошо. Держите это дело в тайне до некоторого времени. Выберите дюжину самых дрянных солдат: у вас здесь, верно, есть браконьеры, рыбаки?

– Их даже чересчур много, господин комендант.

– Так выберите из них дюжину и отпустите до завтрашнего утра; они отправятся ловить рыбу в Гаронне или охотиться в окрестности. Ночью господа Эспанье и Ларошфуко захватят их и станут расспрашивать.

– Не понимаю…

– Сейчас поймете: надо, чтобы осаждающие вообразили, что мы совершенно спокойны. Люди, которых они возьмут и которые ничего не знают в самом деле, поклянутся им, что мы беспечно спим, и невольно введут их в заблуждение.

– Превосходно!

– Допустите врагов до самой крепости, пусть высадятся на берег и приставят лестницы.

– Так когда же стрелять?

– Когда я прикажу. Если хоть один выстрел раздастся в наших рядах прежде приказания, я прикажу расстрелять того, кто выстрелит.

– А, черт!

– Гражданская война – это дважды война. Ее надобно вести не так, как охоту. Пусть господа бордосцы смеются, смейтесь сами, если вам это приятно, но не иначе как с моего позволения.

Лейтенант ушел и передал приказания Каноля другим офицерам, которые посмотрели друг на друга с удивлением.

В коменданте уживались два человека: утонченный дворянин и неумолимый воин.

Каноль пришел ужинать с Нанон, но двумя часами ранее обычного; он решил, что проведет всю ночь до зари на крепостном валу. Он застал Нанон за чтением огромной кучи писем.

– Вы смело можете защищаться, дорогой Каноль, – сказала она. – Уж теперь вам недолго ждать помощи: король едет сюда, маршал де Ла Мельере ведет армию, а герцог д’Эпернон скоро будет с пятнадцатью тысячами человек.

– Между тем все-таки пройдет дней восемь-десять, Нанон, – отвечал Каноль с улыбкой, – а ведь остров Сен-Жорж нельзя считать неприступной крепостью.

– О, пока вы здесь комендантом, я за все отвечаю.

– Хорошо, но именно потому, что я здесь комендант, я могу быть убит… Нанон! Что сделаете вы в случае моей смерти? Подумали вы об этом?

– Да, – отвечала Нанон тоже с улыбкой.

– Так приготовьте ваши сундуки, лодочник будет ждать в назначенном месте. Если нужно будет броситься в воду, у вас будет четверо из моих людей, мастера плавать, они доставят вас на тот берег.

– Все эти предосторожности бесполезны, Каноль; если вас убьют, тогда мне ничего не нужно…

Доложили, что ужин готов.

Во время него Каноль раз десять вставал и подходил к окну, выходившему на реку. Не доев, он вышел из-за стола. Начинало темнеть.

Нанон хотела идти за ним.

– Вернитесь, – сказал ей Каноль, – и поклянитесь мне, что не выйдете из комнаты. Если я буду знать, что вы подвергаетесь опасности, то я не отвечаю за себя. Нанон, тут дело идет о моей чести, прошу вас, не играйте ею.

Нанон подставила Канолю губы, казавшиеся особенно алыми на бледном лице, и потом ушла в свою комнату, сказав:

– Повинуясь вам, Каноль, хочу, чтобы друзья и враги узнали человека, которого я люблю! Действуйте!

Каноль вышел. Он не мог не удивляться этой женщине, уступавшей всем его желаниям, совершенно покорявшейся его воле. Едва пришел он на крепостную стену, как наступила ночь, страшная и грозная, какою она кажется всегда, когда несет в черной своей одежде кровавую тайну.

Каноль стал на краю эспланады, откуда он мог наблюдать течение реки и оба ее берега. Луны не было; завеса темных облаков тяжело плыла по небу. Коменданта невозможно было заметить, но зато и он почти ничего не мог видеть.

В полночь ему показалось, что какие-то темные массы движутся по левому берегу и исполинские тени тянутся по реке. Впрочем, никакого шума не было, только ночной ветер завывал между деревьями.

Массы остановились; тени, приблизившись, приняли правильные очертания. Каноль думал, что ошибся, однако ж начал всматриваться пристальнее. Пылавшие глаза его пронизывали мрак, ухо его ловило малейший звук.

На часах крепости пробило три; долгие звуки медленно и скорбно замирали в ночной тиши. Каноль начинал думать, что его обманули ложным известием, и хотел уже идти спать, как вдруг лейтенант де Вибрак подошел к нему и положил одну руку ему на плечо, а другою указал на реку.

– Да, да, – сказал Каноль, – это они. Ну, мы ничего не потеряли, что ждали их. Разбудите ту часть гарнизона, которая спала, и расставьте людей за парапетом крепостной стены. Вы говорили им, что я убью того, кто осмелится выстрелить до приказа?

– Говорил.

– Хорошо, скажите им то же еще раз.

На заре длинные лодки начали приближаться к крепости. Люди на них смеялись и потихоньку разговаривали. На равнине можно было заметить возвышение, которого не было накануне. То была батарея из шести орудий, поставленная герцогом де Ларошфуко ночью. Люди в лодках ждали только потому, что батарея не могла еще начать действовать.

Каноль спросил, заряжены ли ружья, на утвердительный ответ кивнул головой и велел ждать приказания.

Лодки все приближались, и при первых лучах солнца Каноль рассмотрел кожаную одежду и особого фасона шляпы роты из полка де Навайля, в котором, как известно, он служил. На носу первой лодки стоял барон де Равайи, который принял командование ротой после Каноля, а на корме – лейтенант, молочный брат Каноля, очень любимый товарищами за свою веселость и беспрерывные шутки.

– Вы увидите, – говорил он, – они не пошевелятся, и надобно будет, чтобы герцог де Ларошфуко разбудил их пушками. Как удивительно, черт возьми, спят в Сен-Жорже! Когда я буду болен, я сюда перееду жить.

– Добрый Каноль, – сказал Равайи, – он управляет крепостью, как истинный отец семейства: боится простудить солдат и не назначает их ночью в караул.

– Правда, – прибавил другой, – даже часовых не видно.

– Эй! – закричал лейтенант, спрыгивая на землю. – Ну, просыпайтесь же и подайте нам руки, чтобы мы могли взобраться на стену!

При этой шутке вся линия осаждающих захохотала. Две или три лодки пошли к порту, а из остальных войска выходили на берег.

– Хорошо, – сказал Равайи, – понимаю. Каноль хочет показать, будто его застали врасплох, чтобы не поссориться с королевой. Господа, будем столь же учтивы и не станем убивать его людей. Когда войдем в крепость, щадите всех, кроме женщин… впрочем, они, может быть, и не станут, черт побери, просить пощады. Дети мои, не забудем, что это война между друзьями, поэтому первого, кто обнажит шпагу, я велю заколоть.

При этом приказании, отданном с веселостью совершенно французской, все опять захохотали, включая солдат.

– Друзья мои, – сказал лейтенант, – посмеяться хорошо, но смех не должен мешать делу. Берите лестницы и лезьте наверх.

Солдаты вытащили из лодок длинные лестницы и подошли к стене.

Тут Каноль встал и, с тростью в руках, со шляпой на голове, спокойно пошел вдоль парапета, как человек, вышедший подышать свежим утренним воздухом.

Было уже так светло, что его нельзя было не узнать.

– А, доброе утро, навайльцы! – сказал он, обращаясь к своей роте. – Здравствуй, Равайи!.. А, Ремонанк, здравствуй!

– Ба, да это Каноль! – закричали молодые офицеры. – Наконец-то ты проснулся, барон.

– А что ж еще делать? Здесь живешь как король Ивето, ложишься рано, встаешь поздно. Но какого черта вы поднялись с зарей?

– Дьявольщина! Ты, кажется, сам должен видеть, – отвечал Равайи. – Мы осаждаем тебя и больше ничего.

– А зачем осаждать меня?

– Хотим взять твою крепость.

Каноль засмеялся.

– Ты капитулируешь, – спросил Равайи, – не так ли?

– Но прежде мне следует знать, кому я должен сдаться? Каким образом случилось, что навайльцы сражаются против короля?

– Честно сказать – потому, что мы стали бунтовщиками. Мы убедились, что Мазарини решительно дрянной человек и не стоит того, чтобы храбрые дворяне ему служили; поэтому мы перешли на сторону принцев. А ты?

– А я отчаянный эпернонист.

– Эх, перейди-ка лучше к нам! Брось этих людей.

– Нельзя… Эй, вы, господа там внизу, не трогайте цепей моста. Вы знаете, что на такие вещи можно смотреть издалека, а кто дотронется до них, тому беда! Равайи, скажи им, чтобы они не трогали цепей, – прибавил Каноль, нахмурив брови, – или я велю стрелять. Предупреждаю тебя, Равайи, у меня превосходные стрелки.

– Полно, ты шутишь, – отвечал Равайи. – Сдавайся, ведь ты не сможешь устоять…

– Нет, я вовсе не шучу. Прочь лестницы! Равайи, прошу тебя, будь осторожен… Ведь ты осаждаешь королевский замок.

– Что ты? Здесь королевский замок?

– Разумеется, черт возьми, посмотри хорошенько, и ты увидишь знамя на углу бастиона. Ну, вели лодкам отчаливать и спрячь лестницы в лодки, или я велю стрелять. Если ты хочешь переговорить со мной, ступай сюда один или с Ремонанком, и мы поговорим за завтраком. У меня здесь бесподобный повар.

Равайи засмеялся и ободрил своих людей взглядом. Между тем другая рота готовилась к высадке.

Каноль понял, что наступила решительная минута; он принял твердый и суровый вид как человек, на котором лежит тяжелая ответственность.

– Остановись, Равайи! – закричал он. – Довольно пошутили! Ремонанк! Ни слова, ни шага вперед, или я прикажу стрелять! И это так же верно, как то, что здесь развевается знамя короля и вы идете против французских лилий!

Соединяя дело с угрозой, он опрокинул первую лестницу, приставленную к стене и поднимавшуюся над ее зубцами.

Пять или шесть человек взбирались уже по лестнице. Все они повалились. Падение их возбудило громкий хохот между осаждавшими и между осажденными, как будто здесь резвились школьники.

В эту минуту условленным сигналом дали знать, что осаждающие разбили цепи, которыми запирался порт.

Тотчас Равайи и Ремонанк схватили лестницу и приготовились спуститься в ров.

Они кричали:

– За нами, навайльцы! На приступ!

– Бедный мой Равайи, – кричал Каноль, – умоляю тебя, – остановись!

Но в ту же минуту батарея, до сих пор молчавшая, вдруг заговорила; ядро с шумом упало возле Каноля и осыпало его землей.

– Ну, если вы уж непременно хотите, так извольте! – закричал Каноль, поднимая трость. – Огонь! Друзья, огонь по всей линии!

Солдаты выполнили его приказ как один человек. Ряд стволов опустился на парапет, и огненная лента протянулась над стеной, в то время как гром двух больших орудий отвечал на огонь батареи герцога де Ларошфуко.

Упало человек десять нападающих, но это не только не испугало их товарищей, а дало им новые силы. Батарея на берегу обстреливала пушки крепостного вала: одно ядро сбило королевский флаг, другое разорвало д’Эльбуэна, одного из лейтенантов Каноля.

Барон осмотрелся и, увидев, что солдаты его опять зарядили ружья, закричал:

– Огонь всем!

Приказание было исполнено столь же точно, как и первый раз.

Через десять минут не осталось ни одного целого стекла в Сен-Жорже; камни дрожали и дробились на куски; пушки разбивали стены, пули стучали по широким камням, и густой дым висел в воздухе; слышались крики, угрозы и стоны.

Каноль заметил, что более всего крепости вредила батарея герцога де Ларошфуко.

– Вибрак, – сказал он, – поручаю вам Равайи; чтобы он не двинулся ни на шаг вперед, пока меня здесь не будет. Я пойду к нашим пушкам.

Каноль побежал к двум орудиям, отвечавшим на пальбу неприятельской батареи; он сам смотрел за их действиями, командовал, сам направлял их. В минуту он сбил три пушки из шести и положил на равнине человек пятьдесят. Остальные, не ожидавшие такого жестокого сопротивления, подались назад и думали уже о бегстве. Герцог де Ларошфуко, старавшийся остановить их, получил контузию, и у него вышибло шпагу из рук.

Увидев такую удачу, Каноль оставил батарею начальнику артиллерии, а сам побежал туда, где рота навайльцев, поддержанная людьми Эспанье, силилась взять крепость приступом.

Вибрак держался крепко, но только что был ранен в плечо пулей.

Появление Каноля, встреченное криками радости, удвоило храбрость солдат.

– Извини, – сказал он Равайи, – я принужден был оставить тебя на минуту, милый друг, но, как ты видел, надо было разбить пушки герцога де Ларошфуко; будь спокоен, я опять здесь.

В эту минуту капитан полка де Навайля, слишком раздраженный, чтобы отвечать на шутку, повел людей своих на приступ в третий раз и, вероятно, не слыхал слов Каноля из-за страшного грохота артиллерии и мушкетов. Поэтому барон вынул пистолет из-за пояса и, протянув руку к прежнему товарищу, который стал теперь его неприятелем, спустил курок.

Пуля была направлена твердой рукой и верным глазом: она пробила руку Равайи.

– Благодарю, Каноль! – закричал он, увидев, откуда сделан выстрел. – Я заплачу тебе за это!

Но, несмотря на свою храбрость, молодой капитан принужден был остановиться; шпага выпала у него из рук. Подбежавший Ремонанк поддержал его.

– Хочешь прийти ко мне? – спросил Каноль. – Тебе здесь перевяжут рану. Мой хирург ничем не хуже моего повара.

– Нет, я вернусь в Бордо; но жди меня с минуты на минуту, потому что я непременно вернусь, обещаю тебе. Только получше выберу время.

– Назад! Назад! – закричал Ремонанк. – С той стороны отступают. До свидания, Каноль, вы выиграли первую партию.

Ремонанк говорил правду: крепостная артиллерия нанесла значительный урон войскам Ларошфуко, который по меньшей мере потерял человек сто. Отряд на лодках – почти столько же. Самые большие потери понесла навайльская рота, потому что, поддерживая честь мундира, она шла все время впереди горожан советника Эспанье.

Каноль поднял пистолет.

– Прекратить огонь! – закричал он. – Пусть они отступают спокойно. Нам нельзя тратить зря порох.

Действительно, дальнейшие выстрелы были бы напрасны, потому что осаждавшие отступали очень поспешно, оставляли мертвых и уносили только раненых. Каноль начал считать свои потери: у него было шестнадцать раненых и четверо убитых. Сам он не был даже оцарапан.

– Черт возьми, – говорил он через четверть часа, принимая нежные ласки Нанон, – вот меня и заставили заслужить патент коменданта! Какая нелепая резня! Я убил у них не меньше, чем человек полтораста, и раздробил руку одному из лучших друзей моих, чтобы его не убили.

– Правда, – отвечала Нанон, но сам ты цел и невредим?

– Слава Богу. Наверно, ты принесла мне счастье, Нанон; но надобно бояться второго приступа! Жители Бордо чрезвычайно упрямы, притом Равайи и Ремонанк обещали мне опять явиться сюда.

– Ну и что? Тот же человек командует крепостью, те же солдаты защищают ее. Пусть явятся, во второй раз их примут еще лучше, чем в первый. Не так ли? Вы успеете еще более усилить средства защиты?

– Дорогая, – отвечал Каноль доверительно, – крепость узнаешь хорошо, только когда защищаешь ее. Моя совсем не неприступна, и если б я был герцогом де Ларошфуко, так взял бы Сен-Жорж завтра. Кстати, д’Эльбуэн не будет завтракать с нами.

– Почему?

– Ядро разорвало его пополам.

VI

Возвращение осаждавших в Бордо представляло печальную картину. Горожане отправились в поход с торжеством, надеясь на свою многочисленность и на искусство своих предводителей; они нисколько не беспокоились насчет успеха, предаваясь надежде, которая человеку в опасности заменяет все.

В самом деле, кто из осаждавших в молодости своей не гулял по рощам и лугам острова Сен-Жорж один или с веселой компанией? Кто из жителей Бордо не орудовал веслом, рыболовными сетями или охотничьим ружьем в тех местах, куда отправлялся он теперь солдатом?

Поэтому нашим горожанам неудача показалась вдвойне обидной. Они вернулись домой, повесив головы, покорно слушая восклицания и стоны женщин, которые, как это принято у американских дикарей, считали отсутствующих воинов и беспрерывно узнавали о новых потерях.

Общий ропот наполнил весь большой город печалью и смущением. Воины рассказывали в своих домах про неудачу, каждый по-своему. Начальники отправились к принцессе, которая жила, как мы уже сказали, у президента.

Принцесса, сидя у окна, ждала возвращения экспедиции. Она происходила из воинственного семейства, была супругой одного из величайших в мире полководцев, воспитывалась в презрении к буржуа, пытающимся изображать из себя военных. Поэтому она не могла не испытывать смутного беспокойства, думая о том, что горожане, ее сторонники, идут в бой с армией настоящих солдат. Но три обстоятельства успокаивали ее: первое – что экспедицией командовал герцог де Ларошфуко, второе – что впереди шел полк де Навайля, и третье – что на знаменах красовалось имя Конде.

По очень понятной причине все надежды принцессы, наоборот, приводили в отчаяние виконтессу де Канб, и все, что могло привести прославленную даму в отчаяние, доставило бы виконтессе радость.

Первым к принцессе явился герцог де Ларошфуко, весь в пыли и крови. Рукав его черного камзола был разорван, а сорочка облита кровью.

– Правду ли сказали мне? – спросила принцесса, бросаясь к нему навстречу.

– А что вам сказали, ваше высочество? – отвечал герцог очень хладнокровно.

– Говорят, что осада не удалась?

– Так вам сказали не все: мы просто разбиты.

– Разбиты! – воскликнула принцесса, побледнев. – Разбиты! Но это невозможно.

– Разбиты, – прошептала виконтесса, – разбиты Канолем!

– Но как же это случилось? – спросила принцесса высокомерно, показывая таким образом свое негодование.

– Это случилось, ваше высочество, как случаются все неудачи в игре, в любви, на войне: мы столкнулись с человеком, который хитрее или сильнее нас.

– Так этот господин де Каноль очень храбр? – спросила принцесса.

Сердце госпожи де Канб радостно забилось.

– Да, Боже мой, храбр, как все мы! – отвечал Ларошфуко, пожимая плечами. – Только у него были свежие солдаты, крепкие стены, и он приготовился к защите, потому что, вероятно, был извещен о нашем нападении, поэтому он легко справился с нашими бордосцами. Ах, ваше высочество, какие это жалкие воины! Они обратились в бегство при втором залпе!

– А навайльцы? – спросила Клер, забывая, что вопрос ее очень неосторожен.

– Вся разница, сударыня, – отвечал Ларошфуко, – между навайльцами и горожанами состоит в том, что горожане побежали, а навайльцы отступили.

– Теперь нам остается только потерять Вер!

– Это очень возможно, – проговорил Ларошфуко с удивительным хладнокровием.

– Разбиты! – вскричала принцесса, топнув ногой. – Разбиты какой-то дрянью под предводительством некоего господина де Каноля! Каноль! Какое странное имя!

Клер покраснела до ушей.

– Имя это кажется вашему высочеству смешным, а кардиналу Мазарини оно кажется чудесным. И я почти смею сказать, – прибавил герцог, быстро и проницательно взглянув на Клер, – что так думает не один он. Имена как разные цвета, ваше высочество, – продолжал герцог, улыбаясь своей желчной улыбкой, – о них не спорят.

– Так вы думаете, что и Ришон может быть разбит?

– Почему же нет? Ведь меня тоже разбили! Надобно переждать несчастное время; война – та же игра, когда-нибудь и нам повезет.

– Это бы не случилось, если бы приняли мой план, – вмешалась маркиза де Турвиль.

– Ваша правда, – сказала принцесса. – Никогда не принимают наших предложений, говоря, что мы женщины и ничего не разумеем в военном деле… Мужчины делают по-своему, и за то их бьют.

– Ах, Боже мой, ваше высочество совершенно правы, – сказал герцог, – но это случалось с лучшими полководцами: Павел Эмилий был разбит при Каннах, Помпей – при Фарсале, а Атилла – при Шалоне. Только Александр Великий да вы, маркиза, никогда не проиграли ни одной битвы. А в чем состоял ваш план, извольте сказать?

– По моему плану, – отвечала госпожа де Турвиль очень сухо, – следовало осадить крепость по всем правилам военной науки. Но меня не захотели слушать и решили напасть врасплох. И что же вышло?

– Отвечайте маркизе, господин Ленэ, – сказал герцог. – Что касается меня, я не очень силен в стратегии и потому не смею вступать в спор с госпожой де Турвиль.

– Сударыня, – сказал Ленэ, который до сих пор только улыбался, – вот сколько обстоятельств соединилось против вашего плана: бордосцы не солдаты, а просто горожане, они хотят ужинать дома и спать на супружеской постели. При правильной осаде мы лишили бы их множества удобств, без которых они не могут обойтись. Они осаждали остров Сен-Жорж как любители. Не порицайте их за то, что они сегодня не имели успеха, они опять проделают эти четыре льё и снова начнут воевать столько раз, сколько вам будет угодно.

– Вы думаете, что они опять начнут? – спросила принцесса.

– О, в этом я уверен, ваше высочество, – отвечал Ленэ, – они так любят свой остров, что не захотят оставить его королю.

– И возьмут его?

– Разумеется, рано или поздно…

– А когда они возьмут Сен-Жорж, я прикажу расстрелять этого дерзкого господина де Каноля, если он не капитулирует! – вскричала принцесса.

Клер задрожала в смертельном страхе.

– Расстрелять! – проговорил герцог де Ларошфуко. – Проклятие! Если ваше высочество таким образом начинает войну, то я от души радуюсь, что принадлежу к вашей партии.

– Так пусть он сдается!

– Я желал бы знать, что ваше высочество скажет, если Ришон сдастся?

– Ришон еще не начал действовать, герцог, не о нем идет речь. Приведите мне буржуа, судью, советника парламента, кого-нибудь из них, кто сказал бы мне, что они чувствуют весь стыд, которым покрыли меня, – горько чувствуют его!

– Вот очень кстати: господин Эспанье просит о чести быть принятым вашим высочеством, – сказал Ленэ.

– Пусть войдет!

Сердце Клер во время этого разговора то билось так сильно, что ей ломило грудь, то сжималось, как в тисках. Она понимала, что Каноль дорого заплатит жителям Бордо за свою первую победу. Но ей стало еще хуже, когда Эспанье пришел и своими оправданиями подтвердил уверения Ленэ.

– Успокойтесь, ваше высочество, – говорил Эспанье принцессе. – Вместо четырех тысяч человек мы пошлем восемь тысяч, вместо шести пушек выставим двенадцать, вместо ста человек потеряем двести, триста, четыреста, если будет нужно, но все-таки возьмем Сен-Жорж!

– Браво, сударь! – воскликнул герцог. – Вот это дело! Вы знаете, что я целиком на вашей стороне, придется ли мне быть вашим начальником или просто идти с вами волонтером – всякий раз, как вы вздумаете предпринимать этот поход. Только не забудьте, если мы каждый раз будем жертвовать по пятьсот человек и если совершим четыре нападения, похожие на нынешнее, то к пятому армия у нас очень уменьшится.

– Господин герцог, нас, способных взяться за оружие, здесь в Бордо тридцать тысяч человек, – возразил Эспанье. – Если будет нужно, мы перетащим все пушки из арсенала к крепости и будем стрелять так, что превратим гранитную гору в порошок. Я сам переправлюсь через реку с саперами, и мы возьмем Сен-Жорж: мы сейчас торжественно поклялись взять его.

– Сомневаюсь, что вы возьмете Сен-Жорж, пока господин де Каноль будет жив, – сказала Клер едва слышным голосом.

– В таком случае, – отвечал Эспанье, – мы убьем его или прикажем убить, а потом уже завладеем островом.

Виконтесса едва удержала крик ужаса, рвавшийся из ее груди.

– Так непременно хотят взять Сен-Жорж?

– Вот прекрасно! – вскричала принцесса. – Я думаю, что хотят! Только этого и хотят!

– В таком случае, – сказала Клер, – позвольте мне действовать, и я завладею крепостью.

– Ну, – возразила принцесса, – ты уже обещала мне это, но не сдержала слова.

– Я обещала вашему высочеству переговорить с господином де Канолем, эта попытка не удалась: я нашла барона непреклонным.

– Так ты думаешь, что он станет сговорчивее после своей победы?

– Нет. Но на этот раз я ничего не говорю вам о коменданте. Я говорю вам, что могу завладеть только крепостью.

– Каким образом?

– Я введу ваших солдат во двор крепости.

– Вы, верно, волшебница, сударыня, если беретесь за такое дело? – спросил Ларошфуко.

– Нет, сударь, я просто землевладелица, – отвечала виконтесса.

– Виконтесса шутит! – сказал герцог.

– Нет, нет! – вскричал Ленэ. – Я многое вижу в нескольких словах госпожи де Канб.

– Этого достаточно, – сказала Клер, – мнение господина Ленэ для меня все! Повторяю, остров Сен-Жорж будет взят, если мне позволят сказать теперь несколько слов нашему советнику.

– Ваше высочество, – сказала маркиза де Турвиль, – я тоже возьму Сен-Жорж, если мне позволят действовать.

– Позвольте сначала маркизе высказать ее план во всеуслышание, – сказал Ленэ Клер, которая хотела отвести его в сторону, – а потом и вы, виконтесса, скажете мне о вашем плане потихоньку.

– Говорите, маркиза, – сказала принцесса.

– Я отправляюсь ночью с двадцатью лодками, на которых будет человек двести мушкетеров; другой отрад, тоже из двухсот человек, двинется по правому берегу; четыреста или пятьсот – по левому. В это время тысяча или более жителей Бордо…

– Позвольте заметить, сударыня, – сказал Ларошфуко, – что у вас уже вступает в дело тысяча – тысяча двести человек.

– А я, – прибавила Клер, – возьму Сен-Жорж с одною ротой; дайте мне навайльцев, и я за все отвечаю.

– Об этом стоит подумать, – сказала принцесса, а между тем герцог, улыбаясь презрительной улыбкой, с жалостью смотрел на этих женщин, рассуждавших о военных делах, которые затруднили бы мужчин, самых смелых и самых предприимчивых.

– Я готов выслушать вас, сударыня, – сказал Ленэ, – пожалуйте сюда.

И Ленэ увел виконтессу к окошку.

Та сказала ему на ухо свою тайну. Ленэ вскрикнул от радости.

– Действительно, – сказал он принцессе, – на этот раз, если вы предоставите госпоже де Канб полную свободу действовать, Сен-Жорж будет взят.

– А когда? – спросила принцесса.

– Когда угодно.

– Виконтесса – великий полководец! – сказал Ларошфуко с насмешкой.

– Вы будете судить об этом, господин герцог, – возразил Ленэ, – тогда, когда войдете в крепость, не сделав ни одного ружейного выстрела.

– Тогда буду с вами согласен.

– Если дело так верно, как вы говорите, – сказала принцесса, – так надо все приготовить на завтра.

– Извольте назначить день и час, – отвечала Клер, – я буду ждать в своей комнате приказаний вашего высочества!

С этими словами она поклонилась и ушла. Принцесса, в одну минуту перешедшая от гнева к надежде, сделала то же. Маркиза де Турвиль пошла за нею. Эспанье, повторив свои обещания, тоже вышел, и герцог остался один с Ленэ.