Текст книги "Женская война (др. перевод)"

Автор книги: Александр Дюма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 35 страниц)

– Даже секреты ваших союзниц, если бы у них они были?

– Вы сейчас произнесли слово, которое было бы плохо истолковано, если б его услышали. Женская тайна! Стало быть, ваша поездка и эта встреча – секретны?

– Объяснимся, герцог, потому что вы правы только наполовину. Встреча случилась совершенно неожиданно. Поездка составляла тайну, и даже женскую тайну, потому что о ней никто не знал, кроме меня и принцессы.

Герцог улыбнулся. Искусная ее защита состязалась с его проницательностью.

– А Ленэ? – сказал он. – А Ришон? А маркиза де Турвиль и, наконец, некий виконт де Канб, которого я совсем не знаю и о котором я впервые услышал, когда мне рассказывали об этом происшествии?.. Правда, виконт – ваш брат, и вы скажете мне, что тайна не выходила из семейного круга.

Клер начала хохотать, чтобы не рассердить герцога, который уже хмурился.

– Знаете ли, герцог… – начала она.

– Нет, не знаю, и если это тайна, то поведайте ее мне, сударыня; я обещаю быть скромным не менее вас и рассказать ее только моему штабу.

– Пожалуй, скажу, хотя боюсь заслужить ненависть одной знатной дамы, которую опасно иметь врагом.

Герцог мало-помалу стал краснеть.

– Что же это за секрет? – спросил он.

– Знаете, кого назначила мне принцесса Конде в спутники во время этой поездки?

– Нет, не знаю.

– Вас!

– Правда, помню, принцесса спрашивала меня, не могу ли я проводить одну особу, которая едет из Либурна в Париж.

– И вы отказались?

– Меня задержали в Пуату неотложные дела.

– Да, вы ждали известий от герцогини де Лонгвиль.

Ларошфуко быстро взглянул на виконтессу, как бы желая прочесть в ее сердце прежде, чем испарится след произнесенных ею слов, подъехал к ней ближе и спросил:

– Вы упрекаете меня за это?

– Совсем нет; ваше сердце нашло такой превосходный приют, что вы вместо упреков имеете право ждать похвалы.

– Ах, – сказал герцог с невольным вздохом, – как жаль, что я не поехал с вами!

– Почему?

– Потому что не был бы в Сомюре! – отвечал герцог таким тоном, который показывал, что Ларошфуко хотел бы сказать совсем иное, но он не смеет или не хочет сделать этого.

Клер подумала:

«Верно, Ришон все рассказал ему».

– Впрочем, – продолжал герцог, – я не жалуюсь на мое личное несчастье, потому что из него вышло общественное благо.

– Что вы хотите сказать, герцог? Я вас не понимаю.

– А вот что: если б я был с вами, вы не встретили бы того офицера, которого после прислал Мазарини в Шантийи… Из всего этого ясно видно, что судьба покровительствует нам…

– Ах, герцог, – сказала Клер дрожащим голосом, взволнованная горьким воспоминанием, – не смейтесь над этим несчастным офицером!

– Почему же? Разве его особа священна?

– Сейчас – да, потому что для благородных сердец великое несчастье столь же свято, как и большое счастье. Этот офицер… Он, может быть, теперь уже мертв и жизнью заплатил за свое заблуждение или за преданность…

– Он умер от любви? – спросил герцог.

– Будем говорить серьезно, сударь. Вы хорошо знаете, что если б я решилась отдать сердце мое кому-нибудь, так не стала бы искать такого человека на большой дороге… Я говорю вам, что этот несчастный арестован сегодня по приказанию кардинала Мазарини.

– Арестован? – повторил герцог. – А как вы это узнали? Тоже случайно?

– Боже мой, да. Я проезжала через Жольне… Вы знаете Жольне?

– Очень хорошо знаю, там меня ранили в плечо… Так вы ехали через Жольне, через то самое селение, в котором, как рассказывают…

– Ах, герцог, оставим эти сплетни, – сказала Клер, покраснев. – Я проезжала, как уже говорила, через Жольне, увидела отряд солдат, они при мне арестовали и увели человека. Это был он!

– Он, говорите вы? Ах, будьте осторожны, виконтесса! Вы сказали «он»!

– Да, разумеется, он, то есть этот офицер. Как вы проницательны, герцог! Оставьте ваши колкости, и если вы не жалеете несчастного…

– Мне жалеть его! – воскликнул герцог. – Помилуйте, да разве у меня есть время жалеть, особенно людей, которых я вовсе не знаю?

Клер украдкой взглянула на бледное лицо герцога и на его губы, сжатые злобною улыбкою, и невольно вздрогнула.

– Мне хотелось бы иметь честь проводить вас дальше, – продолжал герцог, – но я должен разместить гарнизон в Монроне; извините, что я оставляю вас. Двадцать дворян – они счастливее меня – будут сопровождать вас до места пребывания принцессы. Прошу вас засвидетельствовать ей мое нижайшее почтение.

– Так вы не едете в Бордо? – спросила Клер.

– Нет, теперь не еду, отправляюсь в Тюренн за герцогом Буйонским. Мы оба состязаемся в вежливости, каждый из нас отказывается быть главнокомандующим в этой войне; я имею дело с сильным противником, но хочу победить его и остаться его помощником.

И с этими словами Ларошфуко церемонно поклонился виконтессе и медленно поехал вслед за своим отрядом.

Клер посмотрела на него и прошептала:

– Я просила у него сострадания! А он отвечал, что ему некогда жалеть!

Тут она увидела, что несколько всадников повернули к ней, а остальные поехали в ближайшую рощу.

За отрядом ехал задумчиво, опустив поводья, тот человек с лживым взглядом и белыми руками, который впоследствии написал в самом начале своих «Мемуаров» следующую фразу, довольно странную для философа-моралиста:

«Полагаю, довольно показывать, будто сострадаешь, но не следует чувствовать сострадания. Эта страсть ни к чему душе, хорошо устроенной; она только ослабляет человека, и ее должно оставить черни, которая, ничего не исполняя по рассудку, нуждается в страсти, чтобы делать что-нибудь».

Через два дня виконтесса де Канб приехала к принцессе Конде.

XIII

Виконтесса часто инстинктивно чувствовала, к каким бедам может привести ненависть такого человека, как Ларошфуко; но, видя себя молодой, красивой, богатой, в милости, она не предполагала, что эта ненависть могла бы когда-нибудь иметь пагубное влияние на ее жизнь.

Однако ж когда Клер убедилась, что он интересуется ею и даже знает о ней так много, то решилась предупредить принцессу.

– Ваше высочество, – сказала она в ответ на похвалы, расточаемые ей принцессой, – не хвалите мою ловкость в этом случае: некоторые люди уверяют, что офицер, нами обманутый, очень хорошо знал, где настоящая и где ненастоящая принцесса Конде.

Но такое предположение лишало принцессу заслуги в измышлении этой хитрости и в устройстве всего дела, которую она приписывала себе. Поэтому мадам Конде не желала о нем и слышать.

– Да, да, милая Клер, – отвечала она, – понимаю: теперь, зная, что мы обманули его, наш дворянин уверяет, что он помогал нам. К несчастью, он принялся за это слишком поздно, напрасно он ждал, пока попадет в немилость у королевы. Кстати, вы мне сказали, кажется, что видели герцога де Ларошфуко по дороге?

– Да, мадам.

– Что же нового?

– Он едет в Тюренн на совещание с герцогом Буйонским.

– Да, они соперничают друг с другом, я это знаю. Каждый из них отказывается занять место главнокомандующего нашей армией, а на самом деле только к этому и стремится. Действительно, когда мы будем вести их к согласию, то, чем опаснее был бунтовщик, тем дороже заплатят ему. Но маркиза де Турвиль подала мне идею, как заключить между ними мир.

– О, – сказала виконтесса, улыбнувшись при имени маркизы, – так ваше высочество изволили помириться с вашей неизменной советницей?

– Что ж делать? Она приехала к нам в Монрон и привезла целую кучу бумаг с такой важностью, что мы едва не умерли со смеху, я и Ленэ. «Хотя ваше высочество, – сказала она мне, – вовсе не обращаете внимания на эти размышления, плоды бессонных ночей, полных труда, однако я приношу и свою дань…»

– Да это целая речь…

– Да, в трех частях.

– И ваше высочество на нее ответили?

– Вместо меня отвечал Ленэ. «Маркиза, – сказал он, – мы никогда не сомневались в вашем усердии, а еще менее – в ваших познаниях; они так нужны нам, что мы, принцесса и я, ежедневно жалели о них…» Одним словом, он насказал ей столько комплиментов, что обольстил ее, и она отдала ему свой план.

– Что в нем?

– По ее мнению, надобно назначить главнокомандующим не герцога Буйонского и не герцога де Ларошфуко, а маршала Тюренна.

– Ну что же, – сказала Клер, – мне кажется, что на этот раз маркиза посоветовала очень удачно. Что вы скажете, господин Ленэ?

– Скажу, что вы правы, виконтесса, и будете мудрым членом нашего совета, – отвечал Ленэ, который в эту минуту появился со связкой бумаг и держал их так же важно, как могла бы держать маркиза де Турвиль. – К несчастью, господин де Тюренн не может приехать из северной армии; по нашему плану он должен идти на Париж, когда Мазарини и королева двинутся на Бордо.

– Заметьте, виконтесса, что Ленэ вечно встречаются какие-нибудь препятствия. Зато у нас главнокомандующий не герцог Буйонский, не Ларошфуко, не Тюренн, а Ленэ! Что такое у вас, ваше превосходительство? Не прокламация ли?

– Точно так, мадам.

– Прокламация маркизы де Турвиль, не так ли?

– Совершенно верно, только с некоторыми изменениями в слоге: канцелярский слог, изволите знать…

– Хорошо, хорошо, – сказала принцесса с улыбкой, – что хлопотать о словах? Только был бы тот же смысл, вот все, что нам нужно.

– Смысл не изменен.

– А где подпишется герцог Буйонский?

– В одну строчку с герцогом де Ларошфуко.

– Но где подпишется герцог де Ларошфуко?

– Он подпишется под герцогом Энгиенским.

– Сын мой не должен подписывать такого акта! Подумайте, ведь он ребенок!

– Я обо всем подумал, ваше высочество! Когда король умирает, ему тотчас наследует дофин, хотя бы ему было не более одного дня… Почему же в семействе принцев Конде не поступать так, как делается в королевском семействе Франции?

– Но что скажет герцог Буйонский? Что скажет герцог Ларошфуко?

– Последний уже возражал против этого, но потом он уехал. А первый узнает обо всем, когда дело будет сделано, и скажет, что ему будет угодно, нам все равно!

– Так вот причина той холодности, которую герцог выказал вам, Клер?

– Пусть будет холоден, ваше высочество, – сказал Ленэ; он разогреется при первых залпах, которые направит на нас маршал де Ла Мельере. Эти господа хотят воевать, так пусть воюют!

– Будем осторожны, Ленэ, – сказала принцесса, – не стоит слишком сердить этих господ, у нас никого нет, кроме них.

– А у них ничего нет, кроме вашего имени. Пусть попробуют сражаться за себя, мы увидим, долго ли они смогут продержаться: даром ничто не дается.

В это время вошла маркиза де Турвиль; но радость на ее лице сменилась беспокойством, которое еще более усилилось от последних слов Ленэ.

Она быстро подошла и сказала:

– План, который я имела честь предложить вашему высочеству, кажется, не понравился господину Ленэ?

– Напротив, маркиза, – отвечал Ленэ, почтительно кланяясь, – и я почти сохранил все ваши слова; только одно изменено: прокламация будет подписана не герцогами Буйонским и Ларошфуко, а монсеньером герцогом Энгиенским. Эти господа поставят свои имена после его высочества.

– Вы компрометируете молодого принца, сударь!

– Это правда, но как же иначе, если мы за него сражаемся?

– Но жители Бордо любят герцога Буйонского, душой преданы герцогу де Ларошфуко и совсем не знают его высочества герцога Энгиенского.

– Вы ошибаетесь, – сказал Ленэ, вынимая, по обыкновению, бумагу из кармана, который всегда удивлял принцессу своей вместимостью, – вот письмо президента бордоского парламента; он просит меня, чтобы прокламации были подписаны юным принцем.

– Ах, что заботиться о мнении парламентов, Ленэ! – воскликнула принцесса. – Не стоило освобождаться от власти королевы и Мазарини, если надо подпасть под влияние парламента!

– Вашему высочеству угодно въехать в Бордо? – спросил Ленэ решительно.

– Разумеется.

– Ну так это их условие sine qua non [10]10
  Непременное (лат.).


[Закрыть]: они станут тратить порох только ради герцога Энгиенского.

Маркиза прикусила губы.

– Так вы заставили нас бежать из Шантийи, – проговорила принцесса, – заставили нас проехать полтораста льё, и для чего? Чтоб сносить оскорбление от жителей Бордо!

– То, что вы изволите принимать за оскорбление, ваше высочество, есть почесть. Что может быть более лестным для принцессы Конде, чем знать: принимают ее, а не других…

– Так жители Бордо не примут двух герцогов?

– Они примут только ваше высочество.

– Но что могу я сделать одна?

– Бог мой! Вы въедете в город, потом ворота останутся открытыми, и все другие въедут за вами.

– Мы не можем обойтись без герцогов.

– И я то же думаю, а через две недели и парламент будет думать то же. Бордо не принимает вашей армии, потому что боится ее, но через две недели призовет ее для своей защиты. Тогда у вас будет двойная заслуга: вы два раза исполните просьбу бордосцев, и тогда, будьте спокойны, они все, от первого до последнего, будут готовы умереть за вас.

– Так Бордо в опасности? – спросила маркиза.

– В большой опасности, – отвечал Ленэ, – вот почему необходимо занять его. Пока мы находимся вне его стен, Бордо не может отказаться открыть нам ворота, не изменив законам чести. Когда мы вступим в него, город не сможет выгнать нас, не покрыв себя позором.

– А кто же, скажите пожалуйста, угрожает городу?

– Король, королева, Мазарини… Королевские войска пополняются рекрутами, враги наши занимают позиции вокруг нас. Остров Сен-Жорж (он только в трех льё от Бордо) получил подкрепление войском, припасами, туда назначен новый комендант. Жители Бордо попробуют взять остров и, разумеется, будут разбиты, потому что им придется иметь дело с лучшими войсками короля. Когда же их основательно поколотят, как и должно быть с горожанами, которые хотят изобразить из себя солдат, они станут отчаянно звать на помощь и герцога Буйонского, и герцога де Ларошфуко. Тогда, ваше высочество, вы предложите условия парламенту, потому что оба герцога на вашей стороне.

– Но не лучше ли постараться переманить на нашу сторону этого нового коменданта, прежде чем бордосцы будут разбиты и падут духом?

– Если вы будете в Бордо, когда их разобьют, так вам нечего опасаться. Что же касается коменданта, то его никак нельзя подкупить.

– Нельзя? Почему?

– Потому что он личный враг вашего высочества.

– Мой личный враг?

– Да.

– Но в чем причина этой вражды?

– В том, что он никогда не простит вашему высочеству обмана, жертвою которого был в Шантийи. О, кардинал Мазарини не так глуп, как вы думаете, хотя я беспрестанно твержу вам противное. И вот вам доказательство: он назначил на остров Сен-Жорж, то есть на лучшую здешнюю позицию, угадайте кого?..

– Я уже сказала вам, что ничего не знаю об этом человеке.

– Того капитана, над которым вы так посмеялись… который по непостижимой неловкости выпустил ваше высочество из Шантийи.

– Господина де Каноля? – воскликнула Клер.

– Да.

– Господин де Каноль – комендант на острове Сен-Жорж!

– Именно он.

– Не может быть! Я видела, как его арестовали, видела собственными глазами.

– Точно так. Но у него сильные покровители, и он опять попал в милость.

– А вы уже считали его умершим, бедная моя Клер, – сказала принцесса с улыбкой.

– Но точно ли вы в этом уверены? – спросила изумленная виконтесса.

Ленэ, по обыкновению, полез в свой знаменитый карман и вынул из него бумагу.

– Вот письмо от Ришона, – сказал он. – Он описывает подробно прием нового коменданта и очень жалеет, что ваше высочество не назначили его самого на остров Сен-Жорж.

– Но как могла принцесса назначить Ришона на остров Сен-Жорж? – воскликнула маркиза де Турвиль с торжествующим хохотом. – Разве мы можем назначать комендантов крепостей его величества?

– Мы можем назначить одного, сударыня, – ответил Ленэ, – и этого уже достаточно.

– Но каким образом?

Маркиза де Турвиль вздрогнула, увидав, что Ленэ опять полез в карман.

– Ах, бланк герцога д’Эпернона! – воскликнула принцесса. – Я совсем забыла про него.

– Ба, что это такое? – сказала маркиза презрительно. – Клочок бумаги, не больше!

– Этот клочок бумаги, маркиза, – возразил Ленэ, – даст нам возможность противостоять только что произведенному назначению. Это наш противовес острову Сен-Жорж, это наше спасение, словом, какая-нибудь крепость на Дордони, как Сен-Жорж – крепость на Гаронне.

– И вы уверены, – спросила Клер, ничего не слышавшая из всего разговора с той минуты, как ей сказали о новом коменданте, – вы уверены, что господин де Каноль, арестованный в Жольне, именно тот самый Каноль, который назначен теперь комендантом Сен-Жоржа, как утверждает Ришон?

– Совершенно уверен, сударыня.

– Странно же кардинал Мазарини отправляет своих комендантов к местам их назначений, – продолжала Клер.

– Да, – сказала принцесса, – тут, верно, что-нибудь да есть.

– Разумеется, есть, – отвечал Ленэ, – тут действует Нанон де Лартиг.

– Нанон де Лартиг! – воскликнула виконтесса, которую страшное воспоминание ужалило в самое сердце.

– Эта женщина… – с презрением пробормотала принцесса.

– Точно так, – сказал Ленэ, – та самая женщина, которую ваше высочество не хотели видеть, когда она просила чести быть вам представленной. Королева, менее строгая к правилам этикета, чем вы, уже принимала ее… Поэтому-то госпожа де Лартиг отвечала вашему камергеру, что принцесса Конде, может быть, гораздо более важная дама, чем королева Анна Австрийская, но, во всяком случае, Анна Австрийская гораздо благоразумнее принцессы Конде.

– Память изменяет вам, или вы хотите пощадить меня, Ленэ! – вскричала принцесса. – Дерзкая сказала совсем не то: она сказала, что Анна Австрийская не благоразумнее, а просто умнее меня.

– Может быть, – отвечал Ленэ с улыбкой. – Я выходил в это время в переднюю и поэтому не слышал окончания фразы.

– Но я слушала у дверей, – сказала принцесса, – и я слышала всю фразу.

– Так вы можете понять, что эта женщина будет особенно стараться вредить вашему высочеству. Королева вышлет против вас солдат, с которыми придется сражаться; Нанон вышлет против вас врагов, с которыми надо будет бороться.

– Может быть, – язвительно сказала маркиза де Турвиль Ленэ, – если б вы были на месте ее высочества, то приняли бы эту Нанон с глубокими поклонами.

– Нет, маркиза, я принял бы ее с улыбкой и подкупил бы.

– А если ее можно подкупить, так на это всегда есть время.

– Разумеется, всегда есть время; но теперь, вероятно, это дело уже не по нашим деньгам.

– Так сколько же она стоит? – спросила принцесса.

– До начала войны она стоила пятьсот тысяч.

– А теперь?

– Миллион.

– Но за эти деньги я куплю самого Мазарини!

– Возможно, – отвечал Ленэ. – Вещи, несколько раз продававшиеся, падают в цене.

– Но, – сказала маркиза, любившая строгие и насильственные меры, – если ее нельзя купить, так ее можно захватить.

– Вы оказали бы, маркиза, чрезвычайную услугу ее высочеству, если б сумели сделать это. Но трудно этого достигнуть, потому что совершенно неизвестно, где теперь находится Нанон. Но оставим этот разговор, прежде войдем в Бордо, а потом займем остров Сен-Жорж.

– Нет, нет, – воскликнула Клер, – прежде всего займем крепость Сен-Жорж!

Это восклицание, вырвавшееся из самого сердца виконтессы, заставило обеих дам обернуться к ней, а Ленэ посмотрел на нее так же внимательно, как и Ларошфуко, но только с явной благосклонностью.

– Ты просто сумасшедшая, – сказала ей принцесса. – Ведь Ленэ говорит, что крепость неприступна.

– Может быть, – возразила Клер, – но я думаю, что мы возьмем ее.

– Вы уже составили план? – спросила маркиза с видом женщины, которая боится возвышения новой соперницы.

– Может быть, – отвечала Клер.

– Но, – сказала принцесса с улыбкой, – если остров Сен-Жорж, по словам Ленэ, продается так дорого, то, может быть, мы не в состоянии купить его?

– Мы не купим его, – возразила виконтесса, – а все-таки он будет наш.

– Так мы возьмем его силой, – сказала маркиза, – значит, вы возвращаетесь к моему плану, дорогая.

– Именно так, – отвечала принцесса. – Мы прикажем Ришону напасть на Сен-Жорж; он здешний, знает местность, и если кто-нибудь может овладеть этой крепостью, которую вы считаете такой важной, так это он!

– Прежде чем прибегать к этому средству, – сказала Клер, – позвольте мне попробовать, не улажу ли я это дело. Если мне не удастся, так извольте предпринимать что вам угодно.

– Как? Ты поедешь на остров Сен-Жорж? – спросила принцесса с удивлением.

– Поеду.

– Одна?

– С Помпеем.

– И ты не боишься?

– Я отправлюсь парламентером, если вашему высочеству угодно дать мне инструкцию.

– А, вот это ново! – воскликнула маркиза. – Мне кажется, что дипломатами становятся не в одну минуту и что науку эту надобно долго изучать. Маркиз де Турвиль, лучший дипломат своего времени и величайший воин, называл ее труднейшей из всех наук.

– Хотя я и не сведуща в дипломатии, – отвечала Клер, – все же попробую, если ее высочеству угодно будет позволить мне…

– Разумеется, ее высочество позволит вам, – сказал Ленэ, значительно взглянув на принцессу, – я даже уверен, что никто, кроме вас, не может иметь успеха в таких переговорах…

– Что же может сделать виконтесса, чего не сделали бы другие?

– Она просто станет торговаться с господином де Канолем, чего не может сделать мужчина, потому что его выбросят за это в окно.

– Мужчину – да, – возразила маркиза де Турвиль, – но женщину?

– Если мы решим отправить на остров Сен-Жорж женщину, – сказал Ленэ, – то лучше всего будет послать туда виконтессу, нежели кого-либо другого, потому что именно ей первой пришла в голову эта идея.

В эту минуту к принцессе явился курьер. Он привез письмо от бордоского парламента.

– Ах, – воскликнула принцесса, – вот, по-видимому, ответ на мою просьбу!

Обе дамы, желая проявить участие, а также из любопытства подошли к ней. Ленэ же спокойно остался на прежнем месте, зная наперед содержание депеши.

Принцесса жадно прочла ее.

– Они просят меня… Зовут… Ждут! – воскликнула она.

– Ага! – сказала маркиза де Турвиль с торжествующим видом.

– Но что пишет парламент о герцогах?.. – спросил Ленэ. – Что об армии?

– Ни слова.

– Так мы без защиты, – сказала маркиза.

– Нет, – возразила принцесса, – нет, с помощью бланка герцога д’Эпернона я займу крепость Вер, которая господствует над Дордонью.

– А я, – сказала Клер, – я захвачу Сен-Жорж, ключ ко всей Гаронне.

– А я, – прибавил Ленэ, – доставлю вам герцогов и армию, если только вы дадите мне время действовать.