Текст книги "Загадай желание (СИ)"

Автор книги: Александр Черногоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

ГЛАВА 8

– Доброе утро! – Сверкая золотым зубом, появилась со своей неизменной кофейной чашкой прямо навстречу закипевшему кофейнику тетушка Алтайе.

Цегие обрадовалась.

– О господи! А мы собирались послать за вами.

– Кофейный дух сам призывает меня. Дай бог, чтобы день прошел хорошо, чтобы завистник наш сгинул… – пробормотала она и села.

Цегие радостно улыбнулась гостье. Крышка кофейника подпрыгивала, словно от нетерпения. В доме курился ладан, поднимаясь струйками дыма вверх, к потолку. Тетушка Алтайе была явно довольна.

– Все в порядке. Кофейный дух поднимается вверх. Да услышим мы только хорошее и не увидим ничего плохого! Пусть добрый дух подстережет нашего недоброжелателя у дверей и прогонит от нас болезни! Да пребудет он с нами вечно! – шептала она, сверкая золотым зубом и протягивая служанке чашку.

Тетушка Алтайе любовалась закоптевшим кофейником, предвкушая угощение. Увидев Иоханнеса, который получил горсть орехов коло и хотел всыпать их в кофе, она рассердилась и бросила Цегие:

– Не лучше ли убрать подальше от кофейника этого баловника?

Цегие потянулась, чтобы схватить Иоханнеса, но он увернулся и рассыпал полную тарелку коло. Тетушка Алтайе потемнела от злости. Она больно ущипнула Иоханнеса, и тот залился слезами. Вубанчи бросилась собирать зерна, приговаривая – «бог – это хлеб, хлеб – это бог». Цегие целовала Иоханнеса, пыталась его успокоить.

– Что это вы, госпожа Алтайе? – сердито сказала она гостье.

– Убери мальчишку от кофейника. Дух не любит, когда его пугают, – ворчала та.

Цегие не забывала духа. Она плеснула в угол чашечку кофе и бросила туда же горсть коло.

Тетушка Алтайе наконец успокоилась. Прихлебывая кофе, она вспоминала их с Цегие поход к знахарю:

– Ты все сделала, что советовал тебе знахарь из Кечение?

– А что нужно было делать?

– Как что, девочка моя?

– Колдун ничего мне не присоветовал.

– Оставь такие разговоры, Цегие. Это нехорошо! – испуганно сказала Алтайе.

– Лучше вы оставьте колдовство, тетушка. Все это обман!

– И ничего не сделал? – удивилась Алтайе.

– Черт, который сделал тебя дьяконом, сделает и попом. Вы это знаете, тетушка Алтайе.

Госпожа Алтайе на обратила внимания на настроение Цегие. Она была голодна и думала только о еде. Она не ела со вчерашнего дня. В животе слышалось голодное урчание.

Ее старые зубы не могли грызть зерна коло, и это раздражало ее. Алтайе думала, что у человека нет более злого врага, чем его живот.

– Не осталось ли чего на сковородке? – спросила она с надеждой.

Налив всем по второй чашечке, Вубанчи пошла опять варить кофе.

Тетушка Алтайе обмакивала инджера в куриный бульон и запивала кофе. Глядя в потолок, она благодарно приговаривала:

– Пусть ты будешь щедра, пусть будешь, жить в мире с добрыми духами матери и отца твоего.

– Что сделали для меня добрые духи матери и отца? Заставили бедствовать, скитаться, продавать самое себя любому пьянице! Пришло время, когда я от всего этого избавилась. А теперь снова… – сказала Цегие раздраженно в ответ на ее молитвы.

– Да что произошло, девочка моя? – с недоумением спросила Алтайе, не переставая жевать. – Нехорошо гневить судьбу без причин.

– Вы так ничего и не поняли, – с досадой сказала Цегие.

– Что тут понимать? Ревнуешь? – сверкнула Алтайе золотым зубом. – В молодости я чуть не убила первого мужа от ревности.

– Нет, это не ревность, тетушка, – едва сдерживая слезы, сказала Цегие. – Меня печалит моя судьба и судьба моего сына.

– Ну что же все-таки случилось? – аппетитно пережевывая инджера, удивилась тетушка Алтайе.

– Я чувствую, что он бросит меня, как старый пустой мешок.

– Не говори так, дитя мое. Ведь он добросердечный человек. Не сможет он поступить с вами жестоко. Не произноси таких грешных слов.

– Оставьте, тетушка. – Цегие глубоко вздохнула. – Я знаю, что он ждет возвращения своей жены. Мы с сыном для него пустое место. Временные мы в его жизни. Раньше я верила, что он с нами, а теперь вижу – нет. Иначе он заботился бы о том, чтобы улучшить нашу жизнь. А ему до этого и дела нет. Ведь он не живет в семье. Не зря говорят: не проводят допоздна вечер в доме, где не собираются ночевать. Он только пережидает время. А почему, вы думаете, он начал писать? Вспоминает жену и сына, вот и пишет. Я-то поняла это давно.

Тетушка Алтайе, вытирая руки, возразила:

– Как может вернуться женщина, которая сбежала из своей страны? Разве тело покойного вносят обратно в дом? Сама рассуди.

Вубанчи принесла еще кофе. Подала воду. Госпожа Алтайе вымыла руки. Цегие посмотрела в ее сторону и тихо сказала:

– Говорят, многие эфиопы, которые уехали за границу, теперь возвращаются домой.

– Что ты говоришь, девочка? Неужели ты настолько глупа? Не может предавший родину, сбежавший из дому, вернуться обратно открыто, через дверь! Если бы она любила своего мужа, она бы никуда не уехала. Значит, родня ей оказалась дороже. Она никогда не вернется. А вот мужчине, пока идет эта революция, трудно верить. Не сбежит ли он – вот в чем дело. Говорят, первая любовь зла.

– Он-то не сбежит, – уверенно возразила Цегие. – Не только от страны, он от Квартала Преданий оторваться не может. Жена ведь попыталась увезти его с собой, но поняла, что его разлучить с родиной может только смерть. Потому-то и уехала отсюда вместе с сыном. Сирак часто говорит: человек без родины – что дерево без корней. Как можно жить без национальных песен, сказок, шуток, без родного смеха и слез?! Я не сомневаюсь в нем. Кроме того, он от души поддерживает революцию. Я как-то спросила его: «Почему ты не уехал с ней? Хоть ты из угнетенных, но ведь она твоя жена». А он ответил: «Брак не может преодолеть классовую принадлежность… Я вижу, как угнетенные массы творят историю. Если я не сумею написать об этом, то должен сам принять участие в борьбе». Вот он какой. Нет, он никуда не уедет. Он и умрет здесь, на родине.

Госпожа Алтайе явно была в замешательстве. Она ничего не могла понять.

– Что же тогда тебя беспокоит? – опять удивленно спросила она.

Цегие вспыхнула:

– Почему он такой невнимательный ко мне? Сердце его где-то далеко.

– Так ты ведь сама сказала, что он поглощен книгой, – недоумевала госпожа Алтайе, – И я клянусь тебе, что он забросит свою писанину. А то, что у него есть другая женщина, видно на кофейной гуще.

– Как? – вскрикнула Цегие, и ей показалось, что сердце ее на мгновение остановилось.

Вубанчи пошла варить кофе в третий раз. Госпожа Алтайе, не отрывая взгляда от кофейника, тихо сказала:

– Вместе с ним работает одна девушка. Я хорошо ее знаю. И постараюсь через нее все узнать. Ее родители, царство им небесное, были моими соседями в итальянском квартале. Они давно уже почили. Все мы обратимся в прах однажды. Уж как пытался избежать смерти фитаурари Маналлебачеу, но и он ушел в землю. А какой был собой видный!

– Как ее зовут? – нетерпеливо спросила Цегие.

– Себле Ворку Таффесе. Отец ее, алека Таффесе, умный был человек. Она вся в отца. А какая красавица! Кажется, что бог все свое умение потратил, чтобы сотворить ее.

Цегие побледнела.

– Она замужем? Или…

– Замужем. И живет как в раю, – закончила тетушка Алтайе.

У Цегие отлегло от сердца.

ГЛАВА 9

У Сирака нет срочной работы. На столе все те же запыленные папки. Он рассеянно смотрит в окно. Дует легкий ветерок. Наконец-то августовские дожди и туманы уступили место ласковому сентябрю. Из-за гор величественно выкатилось утреннее солнце. Хотелось выйти во двор, понежиться в ласковых лучах.

Некоторые чиновники, изображая занятость, уткнулись носами в давнишние бумаги. Пять лет прошло после революции, но доставшиеся в наследство от феодального строя порядки еще живучи. Сколько их этих выскочек, приспособленцев, лицемеров, которые изображают бурную деятельность, а сами тунеядствуют, пользуясь трудом и заслугами других. Строят козни, не брезгуют никакими средствами вплоть до предательского удара в спину. Нет, борьба еще не окончена!

Сирак открыл рукопись Искандера. Недочитана лишь последняя глава. Он глубоко вздохнул, стал читать, но не мог сосредоточиться. Поскорее бы разделаться. Высказать Искандеру свое мнение – и с плеч долой. Книга ему не нравилась. Хотя конец был близок, ему казалось, что он до сих пор находится в непроходимом, густом лесу, из которого нет выхода. Стараясь не отвлекаться, он дочитал наконец последнюю страницу, взглянул на часы. Прошло только сорок минут. Сирак с облегчением вздохнул, но, подумав о предстоящем разговоре с Искандером, смутился. Попытался представить книгу в целом.

«В общем-то она неплохая, – убеждал себя Сирак. – Особенно некоторые главы. Отдельные страницы написаны ярко и выразительно. Но ведь этого мало. Форма сама по себе не определяет ценности произведения. Главное – содержание. А у Искандера это самое слабое место. Неясна основная идея. Искандер хотел рассказать о кампании по развитию страны и ликвидации неграмотности. Показать роль учащейся молодежи, которая превращает всю страну в школу для народа, встречая его понимание и поддержку. Молодежь помогает крестьянам приобщиться к политической жизни, делает многое для улучшения быта крестьян. Так и было на самом деле. А у него получается, что кампания проводится лишь для того, чтобы молодежь могла проявить свой геройский пыл.

Поступки персонажей лишены внутренней логики, слабо показан процесс становления новой жизни, воспитания новых людей. Картины перемен в жизни крестьян даны размыто. Герои теоретизируют, язык их невыразителен, они мало чем отличаются друг от друга. Читателю предлагаются абстрактные теоретические рассуждения участников кампании. Здесь нечему огорчаться или радоваться, плакать или смеяться. Если в книге нет художественных образов, то она не может называться романом. Скорее это брошюра на злобу дня. А в художественном произведении мало коснуться злободневной темы, нужно выразительно раскрыть ее, создать запоминающиеся образы. Показать борьбу прогрессивных сил с реакционными не так просто, один лишь выбор темы не гарантирует успеха произведения, – думал Сирак. – Если бы Искандер смог изобразить живую жизнь и живых людей в определенный момент истории, его роман, несомненно, был бы интересным. Ведь когда был объявлен декрет о проведении кампании, люди по-разному повели себя. Некоторые, чтобы удержать детей дома, не допустить их отправки в отдаленные районы, обивали пороги кабинетов ответственных руководителей, не гнушались и прямым подкупом. Они приносили справки от врачей, добивались, чтобы их дети оставались недалеко от дома, где-нибудь в соседнем городе или там, где жили родственники. Ничего этого нет в книге Искандера. Для некоторых слово «народ» означало болезни, эпидемии, грязь, голод, ад кромешный. И как они могли отпустить своих сынков на такое испытание? Были случаи, когда целый год их прятали по домам. Такие не верили в пользу ликвидации неграмотности и считали, что кампания проводится для того, чтобы погубить молодежь. А среди народа они распространяли слухи о том, что военное правительство посылает в деревню молодежь для того, чтобы разрушать церкви и мечети, уничтожить религию, надругаться над женщинами, разрушить лучшие национальные традиции, чтобы захватить земли и скот и вновь ввести ненавистную крепостную зависимость. Как можно было пройти мимо этого в романе?

Но это не единственный недостаток книги. Все участники кампании имеют одинаковые взгляды и представления. Однако в жизни не все они были прогрессивными и верно служили народу. Некоторые из них, вырвавшись из-под родительской опеки на свободу, весело проводили время. Целые ночи напролет кутили, соблазняли деревенских девушек, безобразничали. Среди молодежи были люди целеустремленные и умные, но встречались авантюристы и хвастуны. Большинство молодых людей бескорыстно и самоотверженно выполняли свой долг перед народом, а некоторые использовали это событие в своих целях. Среди участников кампании шла острая классовая борьба. А об этом в книге сказано расплывчато. Неясно, где происходит действие, что представляют собой банды помещиков. Чтобы достоверно отобразить такую сложную тему, требуется терпение, внимательное изучение вопроса. Его нельзя касаться вскользь». Сирак поймал себя на мысли о том, что со стороны легко судить и давать так называемую объективную оценку. Повесть Искандера вызвала в нем досаду и огорчение. Может, это зависть? Нет, чему здесь завидовать. Так или иначе, придется сказать Искандеру все, что он думает. Сирак поднял трубку, набрал номер.

Искандер пришел ужасно взволнованный. Пот градом катился по его лицу, вспотела спина, руки и губы дрожали, а глаза стали красными и непрерывно мигали. Он слушал Сирака молча, с видом человека, который предстал перед судом, чтобы принять смертный приговор. Время от времени Сираку казалось, что разговор надо прекратить: чувствовалось, что Искандер кипит, словно вулкан, готовый взорваться в любую минуту. «Может, лучше было бы сказать, что все хорошо? – спрашивал себя Сирак, но тут же отвергал эту мысль. – Если человек хочет стать писателем, он должен быть готов к нелицеприятной критике. Иначе ему нечего делать в литературе». Искандер был жалок. Он все время вытирал со лба пот. Толстые щеки его дрожали. Лицо потемнело.

Сирак взглянул на него украдкой. Посмотреть ему прямо в глаза он не мог. В душе он раскаивался, что так много себе позволил. Ведь Искандер примчался сюда вовсе не для того, чтобы его разгромили.

Пытаясь избавиться от тяжелого ощущения, Сирак, заканчивая разговор, сказал:

– В основном книга интересная. И, если ты учтешь мои замечания, она только выиграет.

Искандер нерешительно протянул дрожащую руку и взял рукопись. Он поправил зубной протез и сказал, обращаясь к самому себе:

– Все кончено.

– О чем ты? – спросил Сирак.

– Кончилось мое писательство. Рассеялись заблуждения, пустые надежды… Понимаешь ли ты, что я сейчас испытываю?

– Что же? – торопливо спросил Сирак.

– Полнейшую пустоту.

– Ты не прав, Искандер. Ты не должен отчаиваться.

– Замолчи, ради бога!

– У тебя есть способности.

– Но ведь ты же сам только что сказал, что их нет.

Сирак рассердился.

– Я не говорил этого. Я высказал лишь критические замечания. А принимать их или нет – твое дело. Между прочим, писатель должен стремиться к совершенству.

Искандер нервно втянул воздух и сказал:

– Как от несовершенного существа можно ожидать совершенное произведение? Это утопия. Ты меня уничтожил. Лишил надежд. – Он бросил рукопись на стол.

– Я не хотел разрушать твоих надежд. Такое не в моем характере. Зависть мне чужда. Если я обидел тебя своей откровенностью, извини. Любовь и уважение к литературе заставляют меня быть правдивым. Если ты хотел услышать от меня только приятное, то ошибся. Я говорил то, что чувствую. Сожалею, если наш разговор вызвал в тебе досаду. Творческие личности часто отличаются самомнением и самовлюбленностью. Они слишком чувствительны, капризны и обидчивы. Воспринимают все болезненно. Поэтому, думаю, лучше нам на этом закончить. Извини еще раз, – сказал Сирак и встал.

– Ты меня не понял, – возразил Искандер.

– Почему? – удивился Сирак, снова садясь.

– Если я добавлю то, о чем ты мне сказал, цензура роман не пропустит.

– Когда ты пишешь, тебя не должна интересовать цензура. Ее ножницы – не твоя забота. Задача автора в том, чтобы правдиво отразить жизнь. – Сирак нервно ковырнул прыщ на подбородке.

Искандер всматривался в Сирака покрасневшими глазами.

– Ты идеалист, Сирак.

– Не идеалист я. Я мечтатель. Мои мечты – это мечты народа. Моя душа живет чаяниями народа, его радостями и заботами. Я мучаюсь оттого, что мне не хватает слов, чтобы рассказать о судьбе человека в этом мире, его радостях и страданиях, рассказать о том, что жизнь не бессмысленна и не суетна. Человек должен быть счастливым, должен изменить мир. Он рожден для того, чтобы быть победителем, а не побежденным. Мне нужны такие слова, которые бы вселили светлые надежды в моего современника. Человек – это тема моих произведений, а слова – орудие, которым я работаю. Слова – дивные жемчужины, но мы не всегда с ними бережны. Может, в этом ты видишь мой идеализм?

– Да нет же, Сирак.

– Тогда что ты имеешь в виду?

– Я же сказал, если я буду писать откровенно о всех перегибах и ошибках, цензура меня не пропустит.

– Какое тебе до этого дело? Твой долг писателя состоит в том, чтобы писать.

– А разве писатель не должен хотеть, чтобы его читали? Какой тогда смысл в том, что он пишет? Это уже не писатель, а писарь. Если я пишу, я хочу, чтобы меня читали. И ради этого в чем-то себя сдерживаю. Такова жизнь… – закончил Искандер.

Сирак устроился поудобнее.

– Каждый писатель желает, чтобы его читали. Но это не может быть его главной целью. Наипервейшая его задача – быть правдивым в своем творчестве. Именно потому я и ошибся со своей первой книгой. Мною руководило желание напечататься, встать в один ряд с известными писателями, завоевать популярность. И сейчас я очень сожалею об этом.

Искандер смотрел в окно. Надежды его рассеялись, подобно туману в ветреную погоду. А он-то мечтал, как через месяц-другой выйдет книга с его именем на обложке. Он всем сердцем ненавидел Сирака.

– Для чего ты пишешь? – спросил Сирак, не отрывая от Искандера внимательного взгляда. – Какая у тебя цель?

– Я люблю писать.

– Но этого недостаточно. Литература имеет особое предназначение. Ты не сердись, послушай. Главное для каждого писателя – это человек. Ты согласен? Если да, то идем дальше. Как мы видим человека – в этом суть вопроса. Каков смысл жизни? Может, это западня, которая уготована человеку помимо его воли, с рождения? Является ли человек жалким существом, судьба которого предопределена? Или он сам строит свою жизнь, изменяет окружающий мир, сам распоряжается своей судьбой? Таковы две противоположные позиции. Третьей быть не может. Писатель должен разделять одну из них. Для того чтобы писать, мало взять перо и бумагу. Писатель должен видеть общее и частное в жизни и обязательно внести в нее что-то новое, свое. А для этого одних способностей недостаточно. Писателю нужны всесторонние знания. Он должен изучать жизнь, больше узнавать людей, их судьбы, взгляды. Писателем может быть лишь человек, имеющий доброе сердце и богатую душу. Писатель должен обладать способностью анализировать явления, сравнивать, уметь видеть противоположности. Лишь тогда он сможет отобразить действительность и красоту, отобразить жизнь такой, как она есть, не оглядываясь на других и не опасаясь, что его неправильно поймут. Нет более сложной и интересной задачи, чем постигать истину. Поэтому правдивый писатель, имея друзей, не всегда имеет поклонников.

Искандер опять поправил зубы и обратился к Сираку:

– Что же ты советуешь мне делать?

– Разобраться в себе и продолжить…

– Что? Эту же книгу? После двух лет работы?

– Над своей я работаю уже три года и, может, проработаю еще три…

– Я ни за что к ней не вернусь! – Искандер вскочил со стула.

– Я бы на твоем месте попытался. Тема интересная. И способности у тебя есть. Мы не должны терять надежды.

Искандер опять молча уставился в окно. Потом, повернувшись к Сираку, сказал:

– Желаю тебе долгих лет жизни, спасибо за все. С сегодняшнего дня я не писатель. Писатель Искандер умер. – Он ударил себя в грудь. Пот катил с него градом. – Его больше нет! – Мучительно захрипев, Искандер схватил со стола рукопись и начал рвать ее на мелкие кусочки…

ГЛАВА 10

– Что с тобой? – спросила Себле, как только Сирак открыл дверь.

Он попытался улыбнуться, но не смог. К ней он пришел не в силах справиться с собой после тяжелого разговора с Искандером.

– Ты выглядишь больным. Что случилось?

Он придвинул стул, сел около нее и стал рассказывать:

– Я чувствую себя так, будто погубил живую душу. И теперь раскаиваюсь, но… Мне кажется, я убил в Искандере писателя…

– Если он не хочет знать о себе правду, тем хуже для него. Чем ты можешь ему помочь? – сказала Себле, поправляя букет роз на столе.

Сирак взглянул на розы, потом на ее губы.

– Никто не хочет знать о себе правду… Но зачем быть мухой, которая лезет в сметану? Зачем вмешиваться в чужие дела? Какой прок от того, что я ему высказал? Уничтожил его – и все. Человек, потерявший надежду, живой мертвец. Каждому из нас надо на что-то надеяться. Иначе жить невозможно.

Сирак рассматривал волосы Себле. Они, как всегда, спадали на лоб. «А что, если бы она изменила прическу?» – подумал вдруг Сирак, отвлекшись от своих переживаний.

– Может, он обдумает твои советы. Напрасно ты так волнуешься. – Себле взглянула Сираку в глаза.

– Если бы ты видела, с каким остервенением он изорвал рукопись, ты бы так не говорила. Точно с ума сошел.

– Думаешь, он может над собой что-то сделать?

Эта мысль не приходила ему в голову, и вопрос Себле его ошеломил.

– А тебе кажется, что такое возможно? Я и не подумал об этом. Он очень одинокий человек, насколько я знаю. Иных радостей, кроме книг и вкусной еды, в его жизни нет. Если бы ты видела, как он ест! Тщательно, со смаком пережевывает каждый кусочек. Может сидеть за столом часами! И очень раздражается, когда кто-то быстро ест. Однажды он пригласил меня пообедать в итальянский ресторан на улице Черчилля. Рядом с нами, за соседним столиком, какой-то человек заказал спагетти. Он мгновенно накручивал их на вилку и тут же проглатывал. Искандер не мог этого выдержать. Встал, подошел к нему и спросил: «Куда так торопишься, брат мой?» Человек поднял глаза от тарелки. Он даже вспотел от спешки. Рот его был набит. Он растерянно смотрел на Искандера. А у того в глазах горела ненависть. «Я про то, как ты ешь!» – сказал он. Человек разозлился: «Тебя это не касается». А Искандер знай гнет свое: «Видеть не могу, когда так едят, у меня весь аппетит пропадает».

Я испугался, что торопыга затеет ссору, но он, облизнувшись, ответил с улыбкой: «Чтобы твой аппетит не пропал, отвернись. Ты ведь пришел сюда обедать, а не на людей смотреть». Но Искандер не унимался. «Люди отличаются от животных в том числе и тем, как они едят!» – сказал он в заключение и вернулся к столу. Но обедать уже не стал. Играя ложкой, он говорил уже мне: «Чтобы почувствовать красоту музыки, надо слушать ее внимательно. Чтобы наблюдать красоту природы, надо уметь созерцать. Все проявления жизни требуют к себе вдумчивого отношения. Так же и еда. На пищу нельзя набрасываться. Надо уметь почувствовать ее вкус, насладиться ею».

Видимо, сосед все слышал. Закончив трапезу, он подошел к нам: «Мне кажется, братец, ты пришел сюда не обедать, а философствовать. Сытый голодного не разумеет. Голодный желудок пустым словоблудием не набить», – сказал он и, не дожидаясь ответа, вышел… Так о чем я говорил? – вернулся Сирак к прежнему разговору.

– О том, что Искандер очень одинок.

– О да! Одиночество – опасное состояние.

– Мне казалось, что вы, творческие люди, любите одиночество.

– Это наша стихия!

– Так почему ты беспокоишься об Искандере?

– Я боюсь… В иные моменты творческие натуры, когда они не могут ничего создать, начинают разрушать. Когда они не справляются с жизнью, они ожесточаются. Одни начинают пить. Другие становятся чревоугодниками. И так далее и тому подобное. Иногда кончают жизнь самоубийством. Некоторые теряют рассудок. Разные бывают истории. Творческие личности – особые создания. Иногда они считают себя божьими избранниками и ставят себя выше других. У них преувеличенное самомнение. Критику они часто не воспринимают. Они вспыльчивы и легко ранимы. Одним словом, в них много детского.

– Какой путь выберет Искандер, как ты думаешь? – спросила Себле.

– Мне кажется, он отправится по ресторанам в поисках изысканной кухни. Хотя в городе нет ни одного, где бы он не знал шеф-повара. Искандер ведь живет в гостинице.

Себле легким движением поправила локон, спадающий на лоб.

– Я иначе представляла себе людей искусства. Мне казалось, что вы нуждаетесь в женах, которые понимали бы вас.

– Нет, совсем нет. Мы слишком погружены в себя, чтобы с кем-то ужиться.

– А я все-таки думаю, – продолжала Себле, – что писателю нужна жена, которая будет молчать, когда ему угодно, говорить, когда он пожелает, жена, которая будет вовремя укладывать детей спать, вкусно готовить еду, делать все, что нужно для того, чтобы он мог спокойно творить.

Сирак покачал головой.

– Никакая женщина не сможет обрести счастье с человеком, занятым литературой. Единственная радость писателя состоит в том, что из-под его пера бегут строки, как ручейки в сентябре, после сезона больших дождей. Мне жаль тех женщин, которые выходят замуж за людей, связанных с искусством и литературой. Они не смогут разделять их радости и страдания, не смогут жить общей с ними жизнью.

Сирак почувствовал, что настроение Себле внезапно изменилось. Исчезла улыбка. Пытаясь скрыть волнение, она наклонила голову, и он залюбовался ее волосами. Он не понял, что ее вдруг обидело. Может, ей надоели его скучные разговоры? Тут он заметил, что сегодня, против обыкновения, у нее на столе не было книги. И сам он почему-то сразу побежал к ней со своими переживаниями…

«Уж не влюбился ли я? – подумал Сирак. – Нет, это невозможно…» Он поднял глаза, и их взгляды встретились.

– Что это ты перестала читать, Себле? – спросил он, отводя взгляд.

– Сама жизнь стала для меня романом. Трудным романом… Теперь не до чтения. Если бы я могла, то сама начала бы писать. – Себле была взволнована.

– Что же не попробуешь?

– Не хочу быть плохим писателем. Ты ведь сам рассказывал, сколько страданий выпадает на его долю.

– Но ведь страдание является и источником радости.

– Ладно, хватит обо мне. Расскажи, что ты написал за это время.

– Подожди немного. Я еще не начал, вот начну, и тогда уж меня не остановишь. Всегда трудно начало, хотя не менее труден и конец. Я уже чувствую главную линию книги, однако не могу пока полностью ее уловить. Так оно и бывает. Вдруг все проясняется, и тогда я живу жизнью моих героев, не расстаюсь с ними. Правда, это длится недолго.

– Скорее бы ты начал писать! Как я жду этого!

– Не волнуйся. Непременно начну.

– Ты думаешь, что я такая нетерпеливая потому, что рукопись пропала по моей вине? Конечно, мне это неприятно. Но главное – я жажду увидеть страницы книги, где будет частица и моей души.

Она отвернулась, приложила прохладные ладони к зарумянившимся щекам.

– Ты возлагаешь на меня тяжелую ответственность, – сказал Сирак серьезно.

– Пиши скорее, пока мой муж не убил тебя. – Себле смотрела прямо ему в глаза. Сирак рассмеялся. Она даже не улыбнулась и с дрожью в голосе добавила: – Он считает, что ты мой возлюбленный.

– Ну что ж, я готов умереть. За такую женщину, как ты, не грех сложить голову.

Воцарилось тягостное молчание. Себле открыла сумку, делая вид, будто что-то ищет. Потом отложила ее в сторону. Хотела встать. Губы ее дрожали. Сирак готов был вырвать свой язык.

– Кто же тебе запрещает? – сказала Себле, прикусив нижнюю губу.

Он не мог поверить своим ушам. «До чего ты был глуп, Сирак», – услышал он свой внутренний голос.