Текст книги "Рыцарь из ниоткуда. Сборник (СИ)"

Автор книги: Александр Бушков

Вердиану увела Канилла – выкупать, накормить и устроить на отдых. А Сварог, как легко догадаться, вызвал Интагара, ибо давно подмечено: кто у нас ближе всех к населению? Полиция, ясен день…

Интагар управился к вечеру. Никаких документов он не нашел – их и не было. Просто-напросто отыскал нескольких знатоков былых дворцовых сплетен, пребывавших уже в преклонных годах, но при ясной памяти.

История вскрылась интереснейшая. Тогда, двадцать четыре года назад, внезапно овдовевший герцог (Интагар сказал: самоубийство герцогини в некоторых отношениях выглядит крайне подозрительно) принялся развлекаться на всю катушку в своем великолепном латеранском дворце «Медвежья пещера». Да так, что Лемар по сравнению с ним выглядел светочем праведной жизни: предметом интереса герцога большей частью были вовсе уж малолетки обоего пола – либо привезенные из его поместий, либо дети из низших Гильдий, чьим родителям без всякого труда можно было заткнуть рот золотом либо угрозами.

Сладкая жизнь длилась два года. А поломал ее, кто бы мог подумать, простой мусорщик из Железной гильдии, чью семилетнюю дочку люди герцога схватили прямо на улице и увезли на неделю в «Медвежью пещеру». Так уж сложилось к несчастью для герцога, что брат мусорщика сделал фантастическую по меркам Железной гильдии карьеру: служил в Сноле, в королевском дворце камер-лакеем при покоях королевы и был у нее на хорошем счету. Мусорщик собрал последние гроши и поехал к брату. Брат назавтра же упал на колени перец королевой и по старинной формуле попросил «защиты и милости».

Будущая Старая Матушка, а в ту пору не достигшая еще тридцати лет красавица, вдовствующая (то есть правящая) королева Киралина пришла в ярость. Сама она никогда не страдала соблюдением супружеской верности (но в умеренных пределах, никак не позволявших применить к ней кое-какие неприглядные эпитеты), но вот подобных забав с малолетками на дух не переносила и забавников при любой возможности преследовала беспощадно. В Латерану помчались два ее доверенных человека из тайной полиции – и очень быстро с помощью местных коллег накопали на герцога массу интересного с точки зрения строгой юстиции. Плаха по нему рыдала горючими слезами.

Однако королева оказалась в затруднительном положении. Будь это кто-нибудь другой, калибром помельче… Очень уж родовит был герцог, его раскидистое генеалогическое древо там и сям переплеталось веточками едва ли не с половиной знатнейших (и, что печальнее, влиятельнейших) родов королевства – и даже с королевским домом (пусть в данном случае родство было очень уж далеким, но оно было). Ну, а обладающие реальной властью и богатством магнаты – это каста, не дававшая своих в обиду по разным пустякам. С точки зрения касты, безусловно подлежащие суду забавы герцога были именно что пустяками – речь, в конце концов, шла всего-навсего об отпрысках последних простолюдинов, а то и вовсе крепостных, ниже которых никто попросту и не стоит. Сварог, король с некоторым стажем, прекрасно знал, как это бывает: открытых мятежей, упаси Боже, не поднимает никто, однако тихий, незаметный внешне, но хорошо организованный отпор сплотившейся касты являет собой силу, перед которой пару раз отступали даже Дарил Золотой Топор, Саугер Суровый, а в более близкие времена – и Конгер Ужасный (самому Сварогу, к счастью, сталкиваться с таким пока не доводилось).

Да вдобавок дело осложнялось еще и тем, что Киралина после смерти супруга сидела на троне не вполне прочно. Утвердиться еще не успела, так что прямое столкновение с кастой ей было решительно ни к чему, при самом неблагоприятном исходе могла и проиграть. К тому же у нее были трения с Ратагайской Пуштой, что сил не прибавляло, наоборот.

Однако она (Сварог мысленно поаплодировал) все же отыскала выход, позволявший пусть не прекратить, но ограничить герцогские развлечения. В «Медвежью пещеру» к герцогу прибыл с визитом один из тех двух доверенных лиц и, не повышая голоса, наверняка еще и приятно улыбаясь, слово в слово передал герцогу устное послание королевы: «Не всегда можно покарать человека за то, что он сделал. Однако иногда очень легко лишить человека головы за то, чего он не делал».

Герцог моментально понял, что к чему (как и Сварог, едва услышал об этом от Интагара). С подачи коронованной особы любая тайная полиция в два счета мастерски сошьет убедительное дело против самого родовитого, приписав государственную измену, заговор с целью цареубийства или шпионаж с особым размахом. Верная плаха. И вот в этих случаях каста и не пискнет, не говоря уж об организованном отпоре, все будут сидеть тихонечко, как мыши под метлой – неизвестно, как далеко простираются королевские замыслы, что там задумано и кто может оказаться следующим…

Далее визитер кратенько изложил пожелания королевы, не столь уж и сложные. Уже на следующий день герцог, торопливо собрав пожитки, отправился в свое поместье, где и засиделся на двадцать два года. Прежних привычек он не оставил (отучите свинью в грязи валяться), но вот получилось у него лишь бледное подобие прежнего размаха. Крепостные крестьяне, конечно, народ бесправный, но тут есть своя специфика. Отдельные выходки еще сойдут сеньору с рук, но если его забавы примут массовый характер, в два счета может грянуть бунт. Примеров предостаточно. Так что герцогу приходилось изворачиваться: искать сироток, беззастенчивых родителей или опекунов, способных за горсть золота продать не только малолетнее чадо, но и свою бессмертную душу, отправлять доверенных далеко за пределы провинции, чтобы заманивали глупеньких юных красоток, якобы в услужение на хорошее жалованье, и все такое прочее. Да вдобавок тайная полиция не оставляла его вниманием (вот тут есть документы, сказал Интагар), и порой кое-кому из таких посланцев приходилось сплясать с Конопляной Тетушкой…

Герцог воспрянул духом, когда двенадцать лет назад молодой принц вошел в совершеннолетие и мать передала ему власть (отнюдь не по своему желанию, была там какая-то темная интрига, которую Сварог пока что не раскапывал – а может, вовсе не следовало тревожить дела давно минувших дней).

Однако сиятельному потаскуну пришлось остаться в деревенской глуши. Покойный король был личностью жалкой и никчемной, едва не развалившей страну, но одна-единственная положительная черта у него, пожалуй, все же имелась: во всем, что касается женщин, он был совершенно нормальным мужиком и педофилов ненавидел столь же люто, как и мать.

Ну, а когда королем стал Сварог, герцог и не пробовал высунуть нос за пределы своих владений – прослышал, какое положение нынче заняла Старая Матушка с ее цепкой памятью на старые обиды и прегрешения…

Вот таким образом нежданно-негаданно на руках у Сварога оказалась очаровательная обуза. Впрочем, обузой Вердиану никак нельзя было назвать, проблема решалась просто и быстро: пара часов размышлений с участием Интагара, полчасика на сочинение соответствующих указов… Это не обуза, а, скорее, развлечение. И, кроме того, Сварогу подворачивалась прекрасная возможность сделать доброе дело просто так, не преследуя ни малейших собственных интересов, как в случае с «лозоходцами» – а такое редко случалось…

Больше всего ему хотелось, не мудрствуя, отправить этого скота на плаху. И дело тут не только в том, что этот скот наворотил: крайне неприятно знать, что в какой-то сотне лиг от твоей столицы процветает такое. Сегодня объявился растлитель малолеток, а завтра, чего доброго, в паре конных переходов от Латераны гнездо «Черной Благодати» объявится – их, уверяют отец Алкее, монахи из Братств и Грельфи, все же не удалось выжечь все до единого.

Что будет по этому поводу пищать каста, его не интересовало совершенно. Перетопчутся и перестрадают. Даже не придется привлекать кое-какие свои имперские возможности или зловещую репутацию хелльстадского короля – когда у тебя за спиной, помимо прочего, железной когортой стоят Ратагайская Пушта и Глан, на любые мнения касты можно плевать с высокой башни…

Отговорил Интагар. Убедил, что устраивать судебный процесс по обвинению в педофилии и сопутствующих противозаконных деяниях даже при наличии совершенно ручных коронных и королевских прокуроров и понятливых судей – дело все же долгое и тягомотное и при стопроцентной уверенности в успехе. Гораздо проще и рациональнее сшить, скажем, дело об участии герцога в лоранском заговоре с целью убийства Сварога. Так оно будет гораздо быстрее: ускоренные правила судопроизводства, другие юридические хитрости. В замок нетрудно заслать агентов, которые быстренько осмотрятся и подберут надежных свидетелей, а уж те в два счета покажут, что герцог каждый вечер перед отходом ко сну возглашал: «А Сварога я, точно, зарежу!» В тюрьмах сыщется парочка лоранских шпионов, которые ради сохранения своей драгоценной жизни приплетут герцога к чему угодно. Наконец, случалось уже с полдюжины реальных лоранских заговоров с целью убийства Сварога, так что раскрытию еще одного никто и не удивится – в конце концов, это даже скучно уже…

Следующий ход напрашивался сам собой – освободить Вердиану от этого скота самым законным образом. Что можно было сделать в два счета с помощью того самого понятливого судьи, каких немало – и герцог не выиграет с помощью всех адвокатов Талара, сколько их ни наберется. Можно даже устроить так, чтобы Вердиане досталась изрядная часть герцогского имущества – закон это дозволяет, если будет доказана супружеская неверность герцога (а покажите-ка Сварогова прокурора, который ее не докажет. Да хоть с козой…).

Однако, чуть поразмыслив, Сварог выбрал другой способ. Сейчас, когда перед ними стоит загадка Нериады, на которую и следует бросить все силы, нельзя отвлекаться на пустяки, каковым случай с герцогом и является. Дело о заговоре будут шить не спеша, как говорится, в свободное от основной работы время. Так что пару месяцев, не меньше, герцог еще на свободе погуляет. А значит, есть риск, что, пусть и ограниченный в возможностях, женится на очередной юной дворяночке, прельщенной блеском его богатств и не подозревающей, что скрывается за красивым фасадом. Все можно сделать гораздо быстрее и проще. Пара часов на составление нужного документа и приведение его в официальный вид – и готово…

Примерно столько на все и ушло. Интагар быстренько доставил во дворец самых, по его уверению, искусных крючкотворов латеранской юридической братии: прокурора, двух судей и дорогого адвоката. Поставленную перец ними задачу они ухватили влет, Сварог даже не успел договорить. И быстренько составили все нужные документы.

Отправился с ними к герцогу Советник Габель, один из самых доверенных людей Интагара (а таковых имелось не очень много), великий мастер вести проникновенные беседы с клиентами, Сварог из любопытства заглянул как-то на допрос крупного горротского шпиона, вздумавшего поначалу играть в молчанку. Габель, обликом вылитый Дед Мороз, усевшись рядом с собеседником, задушевно, едва ли не со слезою в голосе, вещал:

– Голубчик мой, вы, может, и не поверите, но сам я таракана прихлопнуть не могу, рука не поднимается, всякий раз лакея звать приходится. А вот в пыточных у нас – зверь на звере. Служба у них такая – зверями быть, коли начальство кулаком по столу лупит и велит: «Доискаться! А то самих…» У вас ведь дома то же самое, правда? Вот видите, душа моя… Человек вы молодой, видный, девок, как мне доложили, со страшной силой валяете, и не каких-то там, а самых что ни на есть благородных. Жизни радоваться умеете. А эти звери подвальные перед тем, как ногти выдрать, и куда только можно раскаленных углей напихать, мужское ваше достояние вмиг откусят – там у них клещи есть специальные… И какая у вас жизнь будет после этого? А ведь всего-то и дел – рассказать, кто такой Барсук и с каких пор он вам запродался. А еще лучше – вдобавок нам перепродаться. И денег прибавится, и жить станет спокойнее, если дело поставить грамотно, дома и не узнают ничего…

В таком примерно ключе. Минут через пять собеседник выдал Барсука (немаленького чина из Адмиралтейства, которого тщетно пытались до того вычислить больше года), а еще через пять – перевербовался…

Для почета Сварог отправил с советником двух гвардейских капитанов, командовавших у себя в полках «волчьими сотнями» и потому хитрым делам не чуждых. А чтобы произвести должное впечатление, выделил им бомбардировщик. Должное впечатление было произведено, в том числе и на самого герцога – когда он покинул Латерану, самолеты были еще диковинной новинкой, которую лицезрели считанные люди. К тому же на подлете бомбер нечаянно уронил две бомбы на примыкавший к замку обширный луг (потом советник, сидя напротив герцога, сокрушенно разводил руками: техника – вещь несовершенная, случаются досадные казусы).

Незваные гости выложили перед герцогом три документа. Первым шло прошение в Высокий Коронный Суд (по меркам покинутого Сварогом мира – Верховный), в котором герцог с герцогиней просили по обоюдному согласию разрешить им таньяж (подпись герцогини там имелась, герцога, понятно – нет). Второй документ – составленный по всем юридическим канонам помянутым судом «Акт о таньяже», сиречь разрешение. Две обычных печати разного цвета и одна серебряная подвесная, эмблемы и узорчатая каемка, подписи Главы Высокого Суда и двух чиновников пониже рангом, а также герцогини (для подписи герцога и тут имелось свободное место). И наконец, «Прилагаемые условия данного таньяжа» – выражаясь по-советски, раздел имущества.

Сварог не стал обдирать герцога, как липку, но пощипал изрядно. В полную собственность герцогини переходили огромный латеранский дворец «Медвежья пещера» с его обширным парком, больше напоминавший небольшой лесок, одно из поместий (Сварог, посмотрев документы, цинично выбрал не самое большое, но самое доходное), а также изрядная сумма денег – на обустройство на новом месте.

Габель, как всегда мягко и задушевно, предложил герцогу, не откладывая, подписать все три документа. Герцог не протестовал бурно – но все же попытался что-то такое вякнуть. На что Габель со своей всегдашней обаятельной улыбкой напомнил о некоем устном послании, полученном некогда герцогом от королевы – и намекнул, что аналогичное может последовать и от короля Сварога, нрав которого должен быть прекрасно известен и здесь, в провинции. Герцог увял и побледнел. Закрепляя успех, Габель небрежно заметил: в любом случае подпись герцога на всех документах будет. И пусть потом герцог ищет правдочку там, где только пожелает. Если успеет начать поиски, конечно. Гвардейцы все это время помалкивали, но грозно крутили усы, смотрели волками и многозначительно хмыкали.

После чего Габель с той же душевной улыбкой извлек походную чернильницу и стилос. Все три документа герцог подписал моментально. Победа оказалась столь легкой и быстрой, что Сварог ощутил нечто вроде брезгливой жалости к растоптанному противнику. И подумал: а может, и не шить дела? Ограничиться тем, что блокировать любые попытки герцога найти очередных малолеток. Всех его «охотничков», действующих в провинции и за ее пределами, переловить и демонстративно повесить, а герцогских крестьян перевести во фригольдеры. Они и в этом случае будут нести некоторые мелкие повинности, но вот их дети от притязаний герцога будут избавлены совершенно: согласно четко прописанным законам. Пусть уж уныло блудит с теми, кто у него остался в замке и вышел из малолетства.

Так он и поступил, подписав соответствующий указ, в темпе составленный той же четверкой. И вдобавок велел Интагару распустить среди знати слух, что это стало карой герцогу за некое неповиновение, проявленное перед лицом его величества. Так что, господа мои, прецедент создан, имейте в виду… Согласно поступившим сведениям, знать поняла не столь уж тонкий намек и примолкла, как та мышь под метлой.

Поскольку Сварогу, что скрывать, была свойственна некоторая мстительность (не выходившая за разумные пределы), через пару недель он провел еще одно мероприятие: отправил герцогу именной указ, не просто разрешавший пребывание при дворе – прямо обязывавшей там бывать, поскольку ему пожалован чин камергера, а камергер, всем известно, обязан находиться при дворе почти безотлучно и жить в столице.

Сварог похвалил себя: все же идеально придумано. Ни капли крови, ни кандалов, ни ссылок. А вот моральных терзаний – хоть лопатой греби. Во-первых, в Латеране герцог будет под строжайшим присмотром, и уж в случае чего… Во-вторых, что важнее, он чуть ли не каждодневно будет лицезреть во дворце свою бывшую супругу, очаровательную и недоступную. «А сволочь я все же, если подумать, – фыркнул Сварог, подмахивая последние бумаги. – Но что поделать, со сволочами сволочью и быть…»

Чтобы быть последовательным до конца и предусмотреть все случайности, он распорядился вышвырнуть из «Медвежьей пещеры» всех без исключения герцогских слуг, от мажордома до последнего поваренка – и заменить их антланцами (с примесью некоторого числа агентов восьмого департамента). Были все основания предполагать, что герцог попытается предпринять нечто, позволившее бы ему овдоветь вторично.

Вот так при дворе и появилась очаровательная Вердиана, герцогиня Латери, довольно быстро освоившаяся среди золотой молодежи обоего пола. Тем более что ее взялась опекать Канилла Дегро. Появилась у нее в последнее время такая привычка, опекать девушек, попавших в затруднительное положение, – герцогиню, Айвику, дочек Интагара, молодую графиню, которую супруг начал было колотить по пьяной лавочке в лучших традициях запойного советского сантехника. Марлок, которому Сварог как-то за нэльгом об этом рассказал, фыркнул в густые усы:

– Ничего странного, лорд Сварог. Коллизия, давно известная психологам: девушка таким образом стремится выглядеть в собственных глазах взрослее и серьезнее, чем сейчас. Счастливый возраст, когда хочется выглядеть не моложе, а старше…

…Она вошла в церемониальном поклоне и, повинуясь жесту Сварога, села в кресло напротив. Сварог внимательно присмотрелся. Поза у нее оказалась примечательная: Вердиана сидела, выпрямившись, не касаясь спиной мягкой спинки кресла, сложив руки на коленях, напряженная, как туго натянутая гитарная струна: чуть прикоснись – отзовется звоном. Во взгляде, кроме того выражения, что когда-то Сварога не на шутку заинтересовало, был теперь еще и откровенный испуг. Пожалуй, он угадал все правильно: после всего, что с ней в замке творили, она откровенно боится мужчин. Канилла говорила: танцевать она любит, но всегда выбирает исключительно те танцы, в которых кавалер пальцем не касается дамы. Сварог подумал тогда: следует уберечь ее и от ухаживателей. Самое безобидное прикосновение самого галантного кавалера (а какой без этого флирт?) будет для нее… Вообще, с этим надо что-то делать. В восьмом департаменте хорошие психологи и психотерапевты, вооруженные последними достижениями медицины – иной раз без них не обойтись, порой сотрудники попадают в такие переплеты… Нужно подвести к ней парочку таких под видом обычных здешних лекарей, пусть поработают. А проблему ухажеров он решил просто: велел Интагару распустить слух, что Вердиана – его незаконная дочь, воспитывавшаяся в глуши и неудачно вышедшая замуж. Чем и объясняются все пролившиеся на нее королевские милости. «Общественное мнение» этот слух приняло за чистую монету, поскольку он давал отличный ответ на многие вопросы – а ухажеры сделали для себя выводы и вокруг красавицы пока что не крутились. Со временем, конечно, осмелеют – но и она, смотришь, оттает…

– Герцогиня, – сказал Сварог спокойно. – Вы не согласились бы поговорить со мной откровенно? Я бы сказал, довольно откровенно…

Настороженный взгляд больших серых глаз:

– Конечно, ваше величество…

– Вы во дворце уже три месяца, – сказал Сварог. – И я давненько подметил любопытную вещь: то и дело я постоянно ловлю на себе какие-то довольно странные ваши взгляды. Полное впечатление, исполненные некоего напряженного ожидания, тревоги, а то и испуга… Так случается всякий раз, когда мы встречаемся в одном помещении.

Он сделал выразительную паузу. Герцогиня опустила длинные пушистые ресницы:

– Вам просто показалось, ваше величество…

– Я человек не мнительный, – сказал Сварог мягко. – Как-то мне ничего не «кажется». Это есть. Ведь правда? Ответьте честно. Вы ведь наверняка уже знаете, что я умею моментально определять, когда мне говорят правду, а когда лгут… Я жду. Король ждет ответа…

Она какое-то время сидела, потупясь, потом подняла глаза и выпалила, словно в холодную воду бросалась:

– Вы не ошиблись, Ваше величество…

– Ну вот, я так и думал, – сказал Сварог. – Вряд ли я человек великого ума, но есть вещи, которые угадать нетрудно… Кажется, я понял, чего вы боитесь и напряженно ждете. Что за все сделанное для вас я однажды потребую благодарности… определенного рода. Я угадал? И снова – король ждет ответа…

С тем же бледным и решительным лицом Вердиана выпалила:

– Угадали, ваше величество.

– И вы этого не хотите?

– Не хочу, тысячу раз простите! – воскликнула она с тем же видом человека, которому нечего терять. – Я понимаю, что королю отказывать просто не полагается, но так уж сложилось… Ваше величество, я не могу… Для меня мужчины сейчас… Любое мужское прикосновение – как укус… Поймите меня… Если вы гневаетесь, отберите все, что соизволили пожаловать, выгоните из дворца, только не возвращайте… к мужу. А впрочем… Я предусмотрела…

Перехватив ее взгляд, брошенный на собственную левую руку, Сварог присмотрелся, подошел и бесцеремонно снял с безымянного пальца кольцо с крупным сапфиром. Очень быстро нажал на крохотный шпенек. Камень чуть сдвинулся в оправе, открыв крохотное углубление с парой щепоток тончайшего зеленоватого порошка. Широко ухмыльнувшись, Сварог высыпал его в рот. Порошок совершенно безвкусный.

Глаза Вердианы округлились от ужаса, она замерла, вцепившись в подлокотники кресла. Все так же широко улыбаясь, Сварог сказал:

– Успокойтесь, герцогиня. Как видите, я до сих пор жив и здоров, хотя действие у настоящего яда мгновенное.

– Но как…

– Вы слишком молоды и совершенно не искушены в тонкостях столичной жизни, – сказал Сварог. – Тот мастер, с улицы Златошвеек, у которого вы заказывали кольцо, в тот же вечер доложил кому следует. Он, понимаете ли, как и многие люди специфического ремесла, состоит на жаловании в тайной полиции – со многими так, дело житейское… Ну, а подменить кольцо точной копией с безобидным порошком для моих сыщиков – вовсе уж детская забава… Простите уж, но пришлось именно так и поступить. Мало ли что вам могло прийти в голову после всего перенесенного… А я отчего-то чувствую за вас некоторую ответственность. Вы одна в чужом городе, вам всего двадцать лет, отец далеко, появились, конечно, подруги, но надежнее будет, если вас стану опекать еще и я. Хотя бы оттого, что возможностей у меня гораздо больше, чем у всех ваших подруг, вместе взятых, включая Каниллу Дегро. Так что хотите вы или нет, но я буду вас опекать.

Она сидела неподвижно, с растерянным и печальным видом, на ресницах поблескивали слезинки. Недолго думая, Сварог прошел к шкафчику, налил высокий хрустальный стакан с медальонами из алого и синего стекла почти до краев синей жидкостью. Протянул девушке:

– Выпейте. Это вкусно.

– Что это? – настороженно спросила она.

– Ну, не яд, конечно, – сказал Сварог. – И даже не вино. Всего-навсего сок синей малины. Ее мало кто знает, она растет только в Каталауне, да и там встречается довольно редко. У меня в Каталауне есть добрые знакомые, то и дело присылают всякие гостинцы… Ну, выпейте и успокойтесь.

Она отпила несколько глотков, явно распробовав и оценив, осушила стакан до половины. Вообще-то налицо безбожное нарушение этикета – наедине с королем дама не может выпить и глотка сока (если только она не королевская любовница). Но Сварог, матерый самодур, и не такие этикеты с хрустом ломал через колено…

– Еще? – спросил Сварог, видя, что стакан опустел.

– Нет, благодарю вас. И в самом деле вкусно…

Ее щеки приобрели нормальный румянец, голос звучал ровно. Сварог мысленно ухмыльнулся. Он не стал уточнять, что сок синей малины обладает еще и легоньким успокаивающим действием, за что высоко ценится у городских лекарей (а некоторые огородники в последнее время стали синюю малину высаживать у себя, но она не принимается – есть в каталаунской почве, надо полагать, что-то особенное…).

– Успокоились чуточку? – спросил Сварог. – Прекрасно. Пойдем дальше. Вердиана, как вы считаете, можно доверять королевскому слову?

На сей раз никаких этикетов он не нарушал – король вправе называть любого из своих подданных просто по имени – что даже считается знаком некоторого расположения. Чересчур уж напыщенно выглядело слово «герцогиня» в применении к этой, в сущности, девчонке.

– Ну, конечно! – воскликнула она убежденно. – Иначе и быть не может!

– Просто прекрасно, что вы так считаете, – сказал Сварог. – Так вот… У меня не было, нет и никогда не будет мыслей требовать у вас вознаграждения… определенного рода. Слово короля. Никакого вознаграждения мне от вас не нужно.

Она переменилась на глазах: исчезли напряженность и тревога, щеки зарумянились, глаза заблестели, и в кресле она устроилась гораздо свободнее. Тихо сказала:

– Вы очень добрый человек, ваше величество…

– Ничего подобного, – сказал Сварог, чувствуя, что вместо улыбки получилась лишь ее тень. – Добрых королей не бывает – не то ремесло, – он вдруг почувствовал острое желание хоть пару минут, да поговорить более-менее откровенно с этой красавицей: – А если и каким-то чудом появляются, то живут и правят очень недолго… Поверьте моему опыту.

– У отца есть книга, где что-то подобное написано. «О сути царского и королевского ремесла и последствиях, из оной проистекающих».

– Знаю, читал, – сказал Сварог. – Чей Чедагон, сильванец. Очень толковая книга, заверяю вас. Король обязан в любой момент проявить злость и жестокость…

– Но вы столько для меня сделали совершенно бескорыстно…

– Ну, мне это, признаться, ничего не стоило, Вердиана, – сказал Сварог. – Пару часов посовещаться с нужными людьми, подмахнуть пару бумаг… И потом… Я в жизни сделал немало злого не в силу каких-то свойств характера, а по королевской обязанности. И вдруг появляется случай сделать добро совершенно бескорыстно, без малейших задних мыслей – политических, экономических, да любых – это так редко случается…

Вердиана смотрела на него с непонятным выражением лица, потом тихо сказала:

– Как же вам должно быть тяжело…

Умница, подумал Сварог. Чей Чедагона читала, без малейшей запинки название его книги произнесла… И сказал веско:

– Не особенно. Со временем привыкаешь… Вердиана, а что, если мы просто посидим и поболтаем? Мне совершенно нечем заняться, такое редко бывает, чтобы никто не приставал с неотложными делами…

– С удовольствием.

– Ну, в таком случае, можно устроить маленькое застолье, – сказал Сварог, прошел к шкафчику, стал вынимать оттуда всякую всячину. – Вы будете пить сок, а я позволю себе что-то покрепче. Рекомендую вот эти зеленые шарики, такого вы тоже наверняка никогда не пробовали – каталаунский домашний марципан.

– Вообще-то это против этикета… – неуверенно сказала Вердиана, тем не менее с любопытством разглядывая незнакомые сласти.

– Этикет здесь – это я, – сказал Сварог. – Сатрап я, или нет? Завтра же введу какой-нибудь совершенно другой этикет, и все его будут соблюдать, как миленькие. – Он вспомнил матушку Елизавету Петровну и одну из ее шалостей. – Например, издам указ, чтобы на придворные балы мужчины являлись непременно в женских платьях, а женщины, соответственно, в мужских нарядах. Что вы улыбаетесь? Между прочим, такое однажды случалось…

– Никогда не слышала…

И неудивительно, подумал Сварог. Сказал:

– Это было очень давно и далеко отсюда, мало кто и помнит, даже книжники… Вы мне вот что скажите – и больше никогда не будем к этому возвращаться… Эти все ваши страхи, что я потребую благодарности… Должны же они были быть на чем-то основаны? У меня что, столь отвратительная репутация в королевстве? Говорите, не смущайтесь и без дипломатии. Мне далеко не всегда говорят правду даже те, кто это обязан делать по долгу службы, а король обязан знать о себе правду.

Вердиана чуточку замялась, но наконец ответила, открыто глядя ему в глаза:

– Как вам сказать, ваше величество… Никакой такой отвратительной репутации у вас, пожалуй, нет. Но очень много сплетничают о вас и ваших женщинах… Говорят, вы их меняете, как щеголь – перчатки и шейные платки. Простите, если я сболтнула что-то не то, но вы сами просили быть откровенной…

– Да нет, все правильно, – сказал Сварог. – То есть, в том смысле правильно, что я жду от вас откровенности, а не насчет женщин.

И со стыдом подумал, что в том, что гуляют именно такие слухи, виноват сам. Конечно, женщин он не менял, как перчатки, но до женитьбы покуролесил изрядно – доступные грации из Королевского Балета, придворные красотки, что сами вешались на шею, да и в Империи…

– Откровенность за откровенность, – сказал он. – Да, я не был в свое время образцом благонравия, хотя и не с таким размахом, какой приписывает молва. Но я, так случилось, год как женат и пообещал жене не изменять.

В ее глазах полыхнуло неистребимое женское любопытство:

– А кто она? И почему об этом никто не знает?

– Совсем скоро узнают, вот увидите, – пообещал Сварог. – Но обо мне говорить неинтересно – у меня все на виду, а что не на виду – то государственные тайны… Давайте о вас. Как отец?

– У него все отлично, – сказала Вердиана. – Поселился в том поместье, что вы мне пожаловали, отношения с крестьянами, пишет, складываются нормально. Знаете, именно мелкопоместные дворяне как раз и умеют ладить с крестьянами гораздо лучше богачей – жизнь учит… – она улыбнулась. – Он только говорит, что боится однажды проснуться и обнаружить, что все это приснилось…

Ну что же… Пусть и очень, очень редко, но и Сварог ловил себя на том, что боится проснуться и обнаружить, что все было не более чем сном. А на самом деле он только что очнулся от долгого запоя, произошедшего от полной неизвестности и безвыходности – на Бараглайском холме, в кольце облавы, когда совершенно непонятно было, как же отсюда выбраться, и удастся ли выбраться вообще… Глупости, конечно, но ведь случаются такие мысли, хотя прекрасно знаешь, что столь долгих и подробных снов не бывает… А хорошо бы – были. Тогда оказалось бы, что никто не погиб, что иные подлости лишь приснились и ни разу не пришлось в интересах дела и ремесла наступать на горло собственной совести. Правда, это означало бы, что все победы и достижения тоже приснились – но это, быть может, и не такая уж большая утрата, зная, что и горе с потерями и мерзостью в душе было только сном…