Текст книги "Рыцарь из ниоткуда. Сборник (СИ)"

Автор книги: Александр Бушков

Глава II
ДЕВУШКА ИЗ БАЛЛАДЫ И ПРОЧИЕ

Когда Томи вошла и села, Сварог не заметил в ее глазах ни напряженности, ни тревоги. Что отнюдь не облегчало ему задачу: какое-то время он откровенно мялся, не зная, с чего начать. Трудное это дело – быть не только командиром, но и воспитателем юной оравы. В особенности, когда речь идет о вещах крайне деликатных. А родительского опыта у него, естественно, быть не могло: ребенок имелся один-единственный, да и тому пока совершенно не за что читать мораль…

– Так-так, – сказала Томи. – Я так понимаю, предстоит воспитательная лекция о моем моральном облике?

– Догадалась? – хмыкнул Сварог.

– Вычислила, – сказала Томи. – Судя по вымпелу, вы сегодня отдыхаете, о служебных делах докладывать мне нечего. Да и Интагар только что прошел мимо, бросив весьма выразительный взгляд. И наконец, все эти полтора месяца за нами таскаются его тихари. Рано или поздно встал бы вопрос…

– Умница ты у меня, – хмуро сказал Сварог. – Облегчила задачу.

Ну конечно, уж она-то в два счета засекла слежку, пусть и весьма искусную – их всех, едва зародился девятый стол, хорошо учили, в том числе и оперативным премудростям…

– Ругать будете? – не без любопытства поинтересовалась Томи. – По вашему лицу не похоже.

– Да за что тебя ругать… – мрачно сказал Сварог. – Ты девушка взрослая. Так, поговорить…

– Ну да, – безмятежно сказала она. – Я его любовница. Все эти полтора месяца. У вас на языке, наверное, вертятся разные слова?

– Ты знаешь, нет, – сказал Сварог – Просто не ожидал как-то… Ты и он…

– Вы это таким тоном произнесли, будто он – какое-то чудовище. А он, между прочим, человек очень интересный, во всех смыслах.

– Вот то-то, что – во всех смыслах… – проворчал Сварог.

Томи прищурилась с видом вполне уверенной в себе зрелой женщины:

– Уж если тихари нас обложили так плотно, должны были донести, что другой за это время у него не было.

– Верю, – сказал Сварог. – Всякие чудеса на свете случаются. Как выразился бы отец Грук – Господь попускает… Уж не любовь ли на манер принца Люциара и его прекрасной пастушки?

– Вряд ли, – серьезно сказала Томи. – Нам просто хорошо вдвоем, вот и все.

– Бывает… – сказал Сварог. – А как насчет других его развлечений на стороне? Уж ты-то о них не можешь не знать.

– Знаю, – сказала Томи. – Ну и что? Другие развлекаются далеко не так безобидно. По крайней мере, он не у бедных вдовушек отбирает на большой дороге последний грошик. Можете не верить, но он всегда облегчает только тех, у кого за душой немало грязи.

– Да? – иронически усмехнулся Сварог.

– Представьте себе. Взять последний раз, того судовладельца… Знаете, что он выкинул месяц назад? Починил и подкрасил два своих самых старых корыта, за взятки застраховал их как совершенно новые, опять-таки за взятки загрузил песком вместо груза дорогих вин. Закрасил старые трюмные марки, новые велел нарисовать так высоко, как только возможно – и отправил на Катайр Крофинд маршрутом, которого обычно опытные моряки избегают, очень уж часто там штормит. Ну, они и затонули при не столь уж сильном волнении. Три моряка погибли, между прочим. А страховую премию он получил немалую, конечно, не сто тысяч золотом, но все же… А историю с гарнитуром из черных алмазов знаете?

– Наслышан…

– Так вот, их хозяйка, милая благонравная старушка, драгоценности эти отсудила у законных наследников, своих юных племянниц, исключительно оттого, что сунула немаленькие денежки коронному судье. И тот навиртуозил с законами. Все остальные не лучше.

– Ну да, – с нескрываемым сарказмом сказал Сварог. – И твой Лемар, конечно же, восстановил справедливость, вернув драгоценности законным наследницам? Ага, потупилась? Значит, не вернул. Что-то не похож он, прости, на благородного разбойника Агилона из знаменитого романа…

– Я его не оправдываю и не защищаю, – чуть покраснела Томи. – Просто принимаю таким, какой он есть. А все эти люди и в самом деле имели на душе немало грязи. Конечно, это не значит, что с ними можно так поступать, и тем не менее… Вы не подумайте, командир, я не попала под его влияние. Просто принимаю его таким, какой он есть. Будете читать нотации?

– Не моя стихия, – сердито фыркнул Сварог. – Собственно, как тебе сказать… Я просто опасаюсь…

– Я, кажется, поняла, – подхватила Томи. – Опасаетесь, что он меня злодейски бросит, и я умру от разбитого сердца, в хорошем стиле тех же романов? Успокойтесь. Я прекрасно понимаю, что это не навсегда. И умирать от разбитого сердца или бросаться в Ител не собираюсь. Мы давно уже об этом поговорили. Если настанет такой момент… разойдемся без слез и взаимных попреков. Но пока что момента такого не предвидится. Мы друг другу нужны. Честное слово, не стоит за меня беспокоиться.

Сварог испытал нешуточное облегчение: все разрешилось быстро, просто и легко.

– Извини, Томи, – сказал он тихо. – Но я и в самом деле беспокоился. Беспокоюсь за вас за всех, что поделать…

– Спасибо, командир, – сказала она с легкой улыбкой. – Я вас еще и за это уважаю…

Оставшись в одиночестве, Сварог тяжко вздохнул. Вот уж поистине, жизнь наша многогранна и сложна. Томи ни за что не стала бы ему врать, не тот человек. Воровать, конечно, нехорошо и у вора – но никакого лакомого подряда судовладельцу теперь не дождаться, наоборот, следует натравить на него сыскарей из Морской полиции… И, коли уж так с Лемаром обстоит… Не подкинуть ли Интагару идею использовать его в качестве своеобразного индикатора преступлений и темных делишек? Тщательно проверять очередную жертву аферы – не сыщется ли за ней нечто противозаконное?

Увидев загоревшуюся лампочку, он нажал шпенек. Моментально вошедший статс-секретарь по обыкновению бесстрастно сообщил:

– Графиня Дегро только что прибыла в Яшмовый дворец.

– Пусть войдет, как только приедет, – кивнул Сварог.

Посмотрел на часы – ждать оставалось минут пятнадцать. Канилла, как и многие, добиралась во дворец, так сказать, обходным путем. Не представляло никакого труда сажать невидимые виманы на плоскую крышу одной из башенок над личными покоями Сварога – но пользовались этим лишь в экстренных случаях. Королевский дворец – это скопище любопытных глаз. Рано или поздно, но непременно пойдут разговоры, что многие молодые придворные из числа новых появляются из ниоткуда и исчезают в никуда. Поступили проще. Виманы садились в обширном парке Яшмового дворца, где персонал состоял сплошь из своих, прибывшие как ни в чем не бывало садились на коня или в экипаж и ехали к Сваpoгу – все обыденно, никаких странностей, никаких поводов для пересудов…

Канилла, в зеленом мужском костюме для верховой езды, с хлыстиком в руке, вошла, улыбаясь во весь рот. Настроение у нее, сразу видно, превосходное, а значит, есть какие-то новые успехи: не столь срочные, чтобы выходить на связь, а сюрпризы она любила. Уселась, закинув ногу на ногу, привычно извлекла свой плоский золотой портсигар с эмблемой девятого стола на крышке, но открывать не стала, уставилась на Сварога лукаво и загадочно.

– Ну, не тяни кота за хвост, – сказал Сварог. – Все равно не поверю, что случилось нечто эпохальное – иначе ты давно обрывала бы спецсвязь…

– Ничего, когда-нибудь доживем и до эпохального, – заверила Канилла. – Но результаты все равно стоящие. Два немаловажных обстоятельства о Радианте, то бишь об этой лупящей по Талару синей пакости, «тройке». Первое. Достоверно установлено, что излучение привязано к какому-то стационарному источнику на Нериаде. Он перемещается в полном соответствии с вращением той либо другой планеты… – она грустно покривила тубы. – Вот только не удалось пока установить точку, мы только начали работать, но рано или поздно доберемся… Усовершенствуем и отладим аппаратуру, а там посмотрим, кто кого…

– А второе?

– Командир, какие у вас отношения с математикой?

– Довольно прохладные, – сказал Сварог с усмешкой. – Подсчитать что-нибудь смогу, но к математике как к науке никогда малейшей любви не питал, давно вылетела из головы…

– Ничего, я объясню доступно, ничего сложного… Знаете, так с иными открытиями и бывает: достаточно его сделать, а потом подробности и детали хлынут, как зерно из распоротого мешка, успевай только фиксировать… «Третий ручеек», как и остальные, не являет собой нечто неизменное. Он подвержен модуляциям. Модуляция – это…

– Кани, – прервал Сварог, – Возможно, тебя это удивит, но я прекрасно знаю, что такое модуляция.

– Прошлый опыт?

– Ну, да, – сказал Сварог. – Я как-никак был не интендантским офицером и даже не простым пехотным. Приходилось иметь дело с радиоэлектронной аппаратурой, так что прекрасно знаю, что такое модуляция.

– Тем лучше, – кивнула Канилла. – Меньше понадобится объяснений. Всего мы обнаружили семь видов модуляции, которые могут следовать в разнообразных комбинациях, как это присуще другим излучениям искусственной природы. Этакий алфавит из семи букв. Количество комбинаций легко определить путем несложных расчетов – пять тысяч сорок.

– Интересно, – сказал Сварог. – Алфавит… Насколько я разбираюсь в научных делах, такие открытия обычно получают имя первооткрывателя, как это было с «точками Кондери» и многим другим…

Очаровательная и лукавая мордашка Каниллы была исполнена законной гордости, на которую она безусловно имела право.

– В общем так и обстоит, – сказала она с наигранной скромностью.

– Неплохо, – сказал Сварог. – Весьма, учитывая твое юные годы и полное отсутствие должного образования. «Алфавит Дегро»…

– Точнее, «Алфавит Дегро-Дальрета», – сказала Канилла, на сей раз нисколечко не играя. – Так будет справедливо. Одна я либо не справилась бы, либо возилась гораздо дольше.

– Все равно здорово, – сказал Сварог. Особенно если вспомнить иных обрюзгших моржей, которым такие новости будут словно горячие угольки за шиворот… Интересно, а найдутся какие-нибудь «эффекты Уртало»? Или нечто подобное?

– Конечно, – сказала Канилла. – Все же нельзя стать академиком благодаря связям или протекции. Есть с полдюжины, – она прищурилась. – Вот только едва ли не все они относятся ко временам, когда он был молодым, дерзким и отчаянным, часто вплотную к той границе, за которой располагаются научные ереси, не одному сломавшие карьеру, вот Дальрета хотя бы взять… Вот только потом Уртало, в отличие от Дальрета, стал ужасно благонамеренным и держался от этих границ подальше… Каждому свое. Командир… Неужели у вас нет соображений по поводу нашего «алфавита»?

– Подожди, подожди… – сказал Сварог. – Как-то не задумывался… Пятьсот сорок комбинаций… Черт! Да ведь это позволяет вести шифрованные переговоры…

Канилла энергично кивнула:

– И посылать какие-то сигналы, и отдавать какие-то команды. Брашеро, теперь никаких сомнений, использовал «пятый ручеек» для бесед с сообщниками в Магистериуме. Кстати, в «пятом ручейке» комбинаций даже побольше, там больше букв, так что получается более миллиона вариантов. Хотя с практической точки зрения достаточно, чтобы число комбинаций соответствовало числу букв нашего алфавита. Открытие, в общем, нам для конкретных дел и не нужно. Разве что позволяет более вдумчиво наблюдать за Радиантом. Но в собственной работе оно нам ни к чему. Нам вполне хватит и той шифросвязи, что уже есть, мы, в отличие от Брашеро, никаких заговоров не плетем… Ну, вообще-то бесполезных открытий не бывает, может, когда-нибудь на что-нибудь и пригодится…

– Ничего, – сказал Сварог. – Первое открытие гораздо важнее. Значит, там есть какой-то стационарный излучатель, остается его найти и посмотреть, кто с нами балует… Это все вы с Дальретом?

– Ну, конечно.

– Молодцы, – сказал Сварог, перехватил ее взгляд и усмехнулся. – Ты куда это уставилась? А если у короля на столе сверхсекретные бумаги?

На столе у него все еще были разбросаны папки об Ассамблеях из Интагарова футляра – в том числе и листок с несколькими строчками об Ассамблее Боярышника.

– Ну что вы, командир, – сказала Канилла. – В секретные бумаги я бы глаз запускать не посмела, а тут во-о-от такими буквами значится, что ничего секретного нет. Ассамблеи, и только. О них и так все все знают.

– И о «Молодой лани» тоже? – усмехнулся Сварог.

Канилла поморщилась:

– Мерзость какая. Они там все больные, по-моему…

– Что делать, – сказал Сварог. – Некоторые разновидности больных, увы, приходится держать на свободе…

– Интересно, а что о моем «Боярышнике» докладывают? – с любопытством спросила Канилла. – Что вы так смотрите? Ваша школа, командир, Интагар, конечно, ко мне не стал бы лезть, но я-то догадываюсь, что вся прислуга во дворце герцогини – ваша. Не могут не… осведомлять. Из чистой рутины, дело житейское…

– Ну, у тебя-то самая лучшая репутация, – сказал Сварог, ухмыляясь. – Правда, иных орлов старшего поколения, помнящих времена, когда приличное платье было обязано прикрывать колени, чуть шокирует ваша привычка устраивать танцы в платьях, как они выражаются, самым варварским образом обрезанных…

– В чем, в чем? – Канилла недоумевающе уставилась на него, потом что-то сообразила, рассмеялась звонко, весело, искренне. – Ох уж эти мужчины… А, впрочем, откуда им знать… Нет у меня в Ассамблее никаких «варварски обрезанных» платьев. Мы туда приходим потанцевать в платьях с Той Стороны, а они по сравнению с нашими, сами знаете, коротковаты. Помните, я самым беззастенчивым образом обокрала на Той Стороне ведущие дома моды? Ну вот, у меня в маноре уже есть мастерская. Девушкам фасоны нравятся, так что не удивляйтесь, если эти моды будут распространяться и наверху… Кстати, Яна тоже хочет поехать ко мне потанцевать, но не решается у вас спросить.

– Вот не думал, что я домашний тиран… – сказал Сварог. – С чего бы я ей запрещал потанцевать в коротеньком платье? Да сколько угодно. Не боится же она меня, грозного мужа?

– Нет, конечно, – сказала Канилла. – Просто Янка – девушка ответственная и серьезно относится к своему положению мужней жены… вы меня только не выдавайте, ладно? Она особо не рассердится, но все равно…

– Могила, – сказал Сварог. – Так что ты ей так и скажи: я прослышал краем уха и ничего против не имею. Может быть, и сам как-нибудь загляну. Пустишь?

– О чем разговор, командир!

– Вот, кстати, – сказал Сварог уже серьезно. – Обе дочери Интагара у тебя в Ассамблее ведь тоже состоят?

– Ага. В превеликой тайне. Если грозный папаша узнает, в каких платьях они щеголяют…

– Вот именно, грозный папаша со своими специфическими взглядами на мораль… – сказал Сварог. – Когда ты сможешь увидеть Вилеретту?

– Да хотя бы сегодня днем. Я к ней иногда заезжаю в гости, – Канилла тоже посерьезнела. – А что случилось?

– Ничего пока, – сказал Сварог. – Но последствия возможны самые непредсказуемые. Слушай внимательно…

…Заложив руки за спину, Сварог чуточку нетерпеливо прохаживался по кабинету. Он уже давно продумал, как построит разговор, но еще с четверть часа предстояло ожидать молодую женщину, чья судьба могла послужить темой для баллады или сюжетом для рыцарского романа. И в том, и в другом случае конец оказался счастливым, что как нельзя лучше укладывалось в каноны поэзии и изящной словесности.

В чем-то история герцогини Латери, до замужества баронессы Таргайл, напоминала неизвестную здесь историю прекрасной Анжелики – вот только здесь романтики не было ни капли, а вот грязи имелось выше головы…

Герцог Латери, родовитейший вдовец, считался хозяином одной из провинций, расположенных лигах в ста от Латераны, – ничего удивительного, если учесть, что его владения занимали добрую треть провинции. Классический магнат старого времени: все крестьяне состоят на положении крепостных, расположенные на его землях гербовые города стараются особой строптивости не проявлять (есть разные способы у господ магнатов изрядно навредить даже гербовому городу, не нарушая законов), губернатор почитает за честь приглашение на обед, пышные охоты, роскошные балы для знати не только этой, но и двух прилегающих провинций, и все такое прочее, вплоть до приглашений на имперские балы и приемы. Одним словом, жизнь удалась.

Барон Таргайл, отец будущей герцогини, был полной противоположностью соседу: чуть ли не клочок земли с четырьмя деревушками, бедные пашни, каменистые пастбища да водяная мельница, обеспечивавшая барону больше половины годового дохода. Словом, еще один классический персонаж, только с обратным знаком: замок ветшает, наполовину уже не пригоден для жилья, а чинить не на что, из крестьян, как ясно умному человеку, много не выжмешь, хоть ты их каленым железом жги, они и сами едва сводят концы с концами, сыновей, которых можно было бы и пристроить на выгодную службу, нет, богатые дальние родственники давно уже предпочитают с обнищавшим неудачником не водиться, приданого для единственной дочери практически нет, накопления на черный день у зажиточных крестьян в иных местах побольше… В общем, полный абзац.

А дочка, которой едва исполнилось двадцать, – писаная красавица. Вот только и на выгодное замужество рассчитывать нечего – красота красотой, а более богатые соседи воротят нос и прозвали красавицу Вердиану «пастушкой».

И вдруг все меняется, как в сказке или том самом рыцарской романе. Блестящая охотничья кавалькада герцога однажды проезжает через «владения» барона и останавливается у его замка перековать потерявшего подкову коня главного ловчего. Герцог замечает стоящую на балконе красавицу Вердиану, вышедшую полюбоваться столь непривычным для нее зрелищем.

Поначалу ничего не происходит. Герцог благодарит барона и скачет дальше. Вот только у барона вскоре после этого по какой-то злой прихоти судьбы начинаются невзгоды. Он вдруг лишается главного источника своего благосостояния, той самой водяной мельницы, сгоревшей дочиста, – ну, правда, была гроза… Восстанавливать не на что. Еще через пару недель вдруг всплывают ветхие, всеми позабытые документы, по которым выходит, что половиной своих земель, тремя деревнями из четырех, барон долгие годы владел совершенно не по праву, а по праву они принадлежат одному из соседей – просто так уж вышло, что документы завалялись в каком-то пыльном углу, что и с более важными бумагами не раз случалось. Коронный судья провинциария подлинность документов подтверждает и передает спорное имущество законному владельцу. Барон в трансе. Впору вешаться (точнее, травиться или стреляться, потому что для дворянина вешаться позорно) – но на кого оставить дочку?

Тут все снова все волшебным образом меняется. К барону заявляются трое расфуфыренных, как павлины, дворян герцога, все с золотисто-синими бантами сватов на плече, выкладывают на стол кельсий[13K4]

[Закрыть] (при виде которого у барона язык отнимается и наступает общее оцепенение организма) и по всем правилам объявляют, что герцог просит руки прекрасной Вердианы, которую полюбил с первого взгляда и очень просит не затягивать с ответом.

Затяжки не происходит. Уведя дочку в другую комнату, барон падает перед ней на колени и слезно молит согласиться, иначе, чего доброго, придется и по миру пойти. Герцог уже в годах, прямых наследников у него нет. В общем, суровая наша жизнь на грешной земле – штука жесткая…

Красавица Вердиана, конечно, и почитывает баллады с романами, и, как практически все в ее возрасте, втихомолку мечтает о юном красавце на белом коне – но, во-первых, сердце ее никем не занято, а во-вторых, житейской практичности у нее достаточно – ясно, что отца надо спасать, не она первая, не она последняя, такова жизнь…

Согласие дается моментально. Ну, свадьба, конечно, роскошная с парой сотен приглашенных окрестных дворян, жареными быками и бочками вина для крестьян, фейерверками и прочными понтами.

Никак нельзя сказать, что новобрачная была несчастной, в чем сама честно признавалась Сварогу. Герцогу за пятьдесят, но мужчина он видный, невинности лишает бережно, и в дальнейшем ночью не разочаровывает. С ходу осыпает драгоценностями, возит на все балы и охоты, так что новоявленная герцогиня первые пару месяцев замужества ходит чуточку хмельная и без вина – чересчур уж велик контраст между жизнью прежней и нынешней, у любой голова закружится…

А вот потом началось что-то не то. Герцог предложил юной супруге новое развлечение, и она, как примерная жена, согласилась, не расспрашивая о подробностях.

Развлечение оказалось, мягко говоря, нестандартным. В огромном парке герцогского дворца имелся отгороженный высокой стеной уголок, именовавшейся Медвежьей Чащобой. Ключ от ворот имелся только у герцога. Забава была незатейливая: герцогиня бродила по лесу в одной легкой ночной рубашонке, а герцог ее старательно выслеживал – одетый в искусно изготовленную медвежью шкуру с медвежьей же головой. Выследив, торжествующе ревел и исполнял супружеский долг, не снимая шкуры.

Занятно, но первое время герцогиня подчинялась, не прекословя. Дело в том, что определенного опыта у нее не было совершенно, не имелось опытных подруг, способных бы просветить касаемо нормы и извращений, и она попросту была в растерянности: а может, в семейной жизни так и полагается? И законный супруг вправе выдумывать всякие забавы?

Чуть погодя стало ясно, что происходит все же что-то неладное, – когда к ней вечером бесцеремонно ввалились в спальню трое пажей герцога. Мальчики крепкие без труда сломили слабое сопротивление и принялись вытворять, что душе угодно (в подробности она не вдавалась, только густо краснела и отворачивалась, да Сварог до подробностей, понятно, и не доискивался, хватало общей картины). Вскоре явился и герцог – и тут уж началось такое, с участием всех пятерых одновременно…

Тут уж любая неопытная поняла бы, что началось что-то крайне неправильное. Тем более что на следующую ночь к ней заявились три юных пажессы (тут уж она и вовсе отворачивалась, закрывая лицо руками, и Сварог с превеликим трудом уговорил ее продолжать).

Пажессы, уходя, пообещали ей в ближайшем будущем новые интересные сюрпризы. Тут только герцогиня поняла, во что влипла. Вдобавок старый слуга, прихваченный из отцовского дома, человек преданный, сметливый и неглупый, поделился результатами втихую проведенных изысканий: по его уверениям герцогский дворец мог дать сто очков вперед любому столичному борделю, и звездой борделя должна была служить…

Особой твердостью характера Вердиана не отличалась, но и оранжерейным цветочком ее не назовешь: деревенская жизнь в довольно суровых условиях характер лишь укрепляет. Она и слуга, стараясь не привлекать взимания окружающих, принялись шушукаться, перебирая варианты и прикидывая, как из этой грязи выбраться.

Вариантов, увы, имелось немного. Вернись она к отцу, герцог моментально возвратил бы беглую женушку с помощью своих егерей – в чем с точки зрения закона был бы совершенно прав. И развод, и таньяж, раздельное проживание супругов, в королевстве существовали. Но легко их можно было получить только в том случае, если ничего не имели против обе стороны. А вот если одна из сторон ни того, ни другого категорически не желала, дело усложнялось. Решать его пришлось бы коронным судом – в котором у Вердианы не было ни малейшего шанса, учитывая влияние и богатство мужа. По той же причине бессмысленно было подавать на него в суд – хотя иные забавы, как просветил знавший жизнь слуга, прямо подпадали под кое-какие параграфы Карного кодекса.

Она уже впала в уныние, но слуга, знаток жизни (доводилось и в больших городах жить, и на военной службе побывать, и даже в матросах походить), предложил единственный выход: тайно бежать ночью из замка в Латерану, броситься к ногам короля Сварога, рассказать ему все и попросить ярдат[13K5]

[Закрыть]. Ходят слухи, что король Сварог – человек справедливый (ну, насколько бывают справедливыми короли). К тому же герцог при дворе не принят, на Латерану его влияние не распространяется, и вообще он по неким неведомым причинам вот уже двадцать два года безвыездно пребывает в этих местах.

Это был единственный шанс, и следовало им воспользоваться, несмотря на весь риск. Хорошо, что кроме общей супружеской спальни имелись и отдельные. В свою Вердиана и ушла, едва только прозвучал призыв «Гасите огни!»[13K6]

[Закрыть], соврав мужу насчет классических женских недомоганий. Собрала в узелок драгоценности, выждала часа полтора, пока замок окончательно не отошел ко сну, потом пришел слуга. Тут по ходу дела возникла еще одна проблема: одежда. Никак не годилось скакать сотню с лишним лиг в обычном женском платье – а ее охотничий мужской костюм висел в гардеробе, к которому пришлось бы идти через спальню герцога. Однако проблема была не столь уж тяжелая: слуга попросту принес свой костюм и сапоги. Вердиане и то, и другое оказалось, конечно же, велико, но тут уж не до разборчивости.

В конюшню они попали без всяких хлопот: тех, кто знал о забавах герцога и роли в них молодой супруги, не насчитать и десятка, а прочая многочисленная прислуга, как ей и следовало, относилась к хозяйке замка с нешуточным почтением. Ну, а удивляться каким бы то ни было причудам господ (вроде ночного визита в конюшню хозяйки в мужской одежде не по росту) челяди не полагалось испокон веку. Так что они быстро добрались до ворот, герцогиня приказала их отпереть, что и было исполнено.

А вот тут уже начались сложности. Выскочил какой-то субъект и принялся довольно бесцеремонно допытываться, куда это они собрались на ночь глядя, да еще в таком виде. И одет был побогаче сторожей, при мече и двух пистолетах. Видимо, особо доверенный привратник герцога – о ком-то таком, особой ночной страже, герцогиня слышала краем уха. Следом появились еще трое.

Получилась схватка. Слуга отмахивался охотничьим ножом, как мог, но, заработав удар в бок мечом, упал с коня, успев крикнуть хозяйке, чтобы спасалась. Она галопом вылетела в ворота, голову не потеряла и, проскакав лиг пять, свернула в лес, где и затаилась на опушке. И поступила правильно: вскоре по дороге галопом промчались человек пятнадцать егерей – несомненная погоня.

В каком бы расстройстве чувств Вердиана ни была, взяла себя в руки и два часа так и пробыла на опушке. Видела, как егеря возвращались – уже шагом, ругаясь так, что слышно было на лигу вокруг – особенно честили одного из своих за то, что тот впопыхах не взял собак, иначе беглянку непременно изловили бы. Несмотря на всю серьезность ситуации, в ней обнаружился и комический момент: трое из егерей в замок возвращаться не стали, ускакали прочь, заявив товарищам, что лучше уж податься в Волчьи Головы, чем полагаться на милость разъяренного герцога.

Засаду на дороге они безусловно не оставили – сколько их ускакало, столько и вернулось, Вердиана сосчитала. И решилась пуститься в неизвестность – нелегкие ночные странствия. Сама она никогда прежде в Латерану не ездила, дорогу знала лишь по описаниям слуги – а потому путь, который хороший сытый конь способен, не особенно и измотавшись, преодолеть где галопом, где крупной рысью часа за четыре, отнял у нее все десять. Она два раза путала мерные столбы, сбивалась с дороги, с превеликим трудом на нее возвращалась, вновь сбивалась, два раза в каких-то деревушках будила крестьян, бесцеремонно колотя рукоятью плетки в окошки, расспрашивала о дороге…

Одним словом, до Латераны она добралась, когда уже давно рассвело, на совершенно заморенном коне, едва передвигавшем ноги, голодная и усталая. И, конечно же, обращавшая на себя внимание прохожих. Хорошо еще, полиция не привязалась, пока она, расспросив дорогу, добиралась до королевского дворца (задержавшись немного на постоялом дворе, где за золотую сережку без камешков раздобыла коню воды и овса и дала ему немного отдохнуть).

Потом снова едва не начались серьезные неприятности. На ее несчастье дворцовая стража и тайная полиция, вульгарно выражаясь, стояли на ушах. За день до того на Сварога бросился у главного входа какой-то псих с кинжалом. Его, конечно, быстренько скрутили ратагайцы (потом совершенно точно выяснилось, что это и в самом деле псих-одиночка, действовавший, в общем, без всяких мотивов). Псих психом, но как-то же он ухитрился добраться до главного входа во дворец? Так что все, отвечавшие за безопасность, были на нервах и бросались на всех мало-мальски подозрительных, считая, что лучше перебдеть, чем недобдеть.

А уж Вердиана выглядела подозрительнее некуда: простоволосая, растрепанная девица (шляпу она где-то потеряла, а гребень не взяла), от ушей до пяток покрытая дорожной пылью, в мужском костюме не по росту и таких же сапогах, с перстнем с герцогской короной на пальце. Держит в поводу заморенного коня и твердит, что хочет видеть короля по важному и неотложному делу – причем не знает никаких паролей для тайных агентов (которые порой появляются и в более диковинном виде).

Ничего особо жуткого с ней наверняка не случилось бы – но под замком могла насидеться и подвергнуться нешуточным допросам (при том, что свое настоящее имя называть никак не следовало – могли принять за малость повредившуюся умом и вернуть законному мужу, что было бы самой худшей из неприятностей).

Офицер дворцовой стражи подал условный сигнал, и вокруг герцогини стали смыкаться хмурые здоровяки из тайной полиции.

На ее счастье, в ворота как раз въезжала верхом Канилла Дегро – и заинтересовалась весьма нетипичной сценой. Отвела в сторонку, немного поговорила (все сотрудники девятого стола давно получили то самое умение мгновенно определять, где правда, а где ложь), после чего объявила, что берет девушку под свое попечение – и повела во дворец. Тихари сговорчиво расступились – они прекрасно знали Каниллу как обладательницу особо тяжелой бляхи тайной полиции – с широкой золотой каймой, означавшей, что обладатель пребывает в немалом чине.

В общем, к Сварогу Вердиана попала уже через четверть часа – благо дел у него не было ровным счетом никаких, и он с превеликим удовольствием объявил себе выходной.

Ну, то, что странная гостья не врет, он, конечно, определил сразу – и усмотрел в ее рассказе кое-какие крайне интересные моменты, как раз и позволявшие отвлечься от текущих дел. Самый интересный вопрос: почему один из родовитейших вельмож королевства на двадцать два года удалился в добровольное изгнание в свои поместья. Был в свое время похожий пример, когда некий столь же родовитейший граф аж тридцать лет прожил отшельником в своем самом маленьким поместье вовсе уж у черта на куличках. Но там мотивы были другие: граф, как рассказывал отец Грук, малость перебрал с религиозным фанатизмом, в монастырь по каким-то своим причинам не ушел, но затворился от мира, все эти годы старательно умерщвляя плотв, постясь и молясь до обмороков (церковь вообще-то таких переборов не одобряет, см. трактат Катберта-Молота «О рвении в вере и пределах такового»). Однако герцог, судя по его поведению, верой не озабочивался нисколечко, наоборот…