Текст книги "Рыцарь из ниоткуда. Сборник (СИ)"

Автор книги: Александр Бушков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 166 (всего у книги 269 страниц)

– Жена была здоровехонька, – сказал Сварог. – Или он вообще никогда не был женат.

– В сто раз интереснее! – с хмельным воодушевлением воскликнула Литта. – Оказалось, что его нет. Ну, попросту нет. В книгах Геральдического департамента не обнаружилось не то что графов, но просто дворян Брашеро. Нет в Горроте такой дворянской фамилии. Понимаешь? Нет и не может быть никакого графа Брашеро… а меж тем он существует во плоти, и не просто существует: служит при министерстве двора, лично известен королю – я сама видела, как на том малом балу они с королем, отойдя в сторонку, беседовали минут пять, и король держался с ним, как со знакомым…

– Ну, в конце концов, можно подыскать объяснение, – сказал Сварог. – Просто-напросто он не горротец по происхождению. Он приехал из другой страны, быть может, очень давно. Ты ведь не развернула столь бурной деятельности, чтобы искать следы в других королевствах?

– Нет, – призналась Литта. – Хотя собиралась… Видишь ли, он все говорил мне о себе как о горротском уроженце. О том, что его роду две тысячи лет, что родовые поместья у него в Полуденном Горроте… А оказалось… Вариантов было два: либо он и в самом деле дьявол, либо авантюрист и самозванец не просто высокого – высочайшего полета. Многим успешно удавалось выдавать себя за дворян, но никто не взлетал так высоко… Я как-то склонялась ко второму – ну не хотелось мне о первом думать, сам понимаешь, очень уж жутко…

– И как же ты обошлась со своими открытиями? – усмехнулся Сварог.

– А никак, – ответила Литта. – Просто не успела. Эти мои изыскания отняли примерно неделю – и буквально на следующий день после того, как я окончательно все выяснила, он меня впервые пригласил к себе в особняк – у него роскошный дом, едва ли не дворец, буквально в двух кварталах от королевского замка… Я испугалась не на шутку, только когда оказалась в особняке и мы сидели в малой столовой, – вечерело, ужин был подан для двоих… Я вдруг подумала, что правдой все-таки было первое. Что он и в самом деле дьявол, без труда узнал о моих изысканиях, и теперь случится что-то жуткое… А я даже молитв от нечистой силы не знала… верю в Единого, но креста не ношу и в храме последний раз была уж и не упомню, когда…

А он держался, как обычно. Вот только после первого блюда все и началось. Он сказал самым обыденным тоном:

– Литта, у меня к тебе есть серьезное предложение. Как-то у вас в театральном мире именуется? Ага! Считай, что я антрепренер. И предлагаю тебе гастроли: очень долгие, невероятно доходные…

– А что за роль? – осторожно спросила я.

– Ты будешь играть королеву Эгле.

– Я и не слышала, чтобы кто-то собирался ставить о ней пьесу, даже не слышала, что такая написана…

– Написана, – сказал он без улыбки. – До последней точки. И труппа готова, не хватало только актрисы на роль королевы. Но теперь она у меня есть.

Черт возьми, подумала я, неужели кончилось невезение? Такую пьесу должны играть даже не в театрах Сословия – в Королевском…

И спросила:

– А в каком театре?

Он преспокойно сказал:

– Театром будет сам королевский дворец.

– Вот теперь ничего не понимаю… – пролепетала я.

– Я объясню, – сказал он спокойно, даже весело. – Ты будешь играть королеву Эгле в том смысле, что сядешь вместо нее на трон… Я же говорил, спектакль ожидается долгий, на годы… Ты будешь играть королеву… а человек, который станет играть короля, у нас уже есть.

– Подожди… – я ничегошеньки не понимала. – Я же на нее совершенно не похожа…

– Будешь похожа, – сказал он. – Так, что родная мать, княгиня Скатерона, не отличит.

И только тут до меня дошло.

– Но как же так? – чуть ли не закричала я. – А настоящие?

– А их не станет, – спокойно сказал он. – Но никто об этом, разумеется, не узнает. Потому что на троне преспокойно останетесь вы со Стахором… И жизнь будет продолжаться, как ни в чем не бывало. Ну, конечно, "Стахору" будут подсказывать, что делать и какие указы подмахивать, иначе зачем все и затевать? Зато от тебя, в общем, не понадобится особенных трудов – Эгле в управлении королевством практически не участвует. Твоему муженьку еще придется потрудиться, подписывая указы, заседая в Палате Пэров и прочих заведениях, произносить речи… Тебе будет гораздо легче – никаких трудов, беззаботная жизнь королевы…

– Ты с ума сошел? – спросила я в полном расстройстве чувств.

– Честное слово, нисколечко, – серьезно сказал он. – В сущности, ничего необычного не происходит. Самый обычный дворцовый переворот, устранение королевской четы… Сколько их было в истории? Отличие только в том, что на сей раз никто ничего и не заметит, потому что на троне останутся Стахор и Эгле, которых ни одна живая душа не отличит от настоящих. Ты только представь, какое великолепное у тебя будущее – на всю оставшуюся жизнь…

– Ты дьявол? – бухнула я напрямик.

Он усмехнулся, поднял салфетку – под ней оказался серебряный крест Единого – взял его в руки, повертел, даже приложил ко лбу:

– Как, по-твоему, дьявол или любая другая нечистая сила – на такое способны?

Нет. Уж я-то точно знала, что нет. В пансионе у нас был вероучитель, и уж кое-какие основы я помнила…

Хорошо, он человек. Только легче мне от того не стало…

И покушение на цареубийство, дворцовый переворот… Верная плаха даже для замешанной в заговор мелкоты – а мне-то предлагают одну из главных ролей…

Полное впечатление, будто он угадал, о чем я думаю. Сказал даже не спокойно, скорее небрежно:

– Ничего не бойся. Проиграть мы просто не можем – на такой уж стадии предприятие. Через неделю ты уже будешь сидеть на троне, и все будут принимать тебя за Эгле.

– Но как, как? – завопила я, чуть с ума не сходя. – Как ты сделаешь меня точным подобием Эгле? Магия какая-то?

– Никакой магии, – сказал он. – Есть другие способы. Скоро сама убедишься.

– Подожди, а принц?

– Та же история, – пожал он плечами. – Все будут считать, что этот – настоящий принц…

Тут мне удалось взять себя в руки. Жизнь меня все же чуточку пожевала – настолько, чтобы не раскисать…

Я встала и, стараясь говорить как можно спокойнее, начала:

– Хорошо, я все обдумаю, и, когда что-то решу, приеду…

Он расхохотался, честное слово, как ребенок.

– Литта, ты же умница, – сказал он, наконец. – А говоришь такие вещи… Ты и в самом деле думаешь, что тебя отсюда выпустят после всего, что ты только что услышала?

Да уж, конечно, запоздало сообразила я. Ни за что не выпустят.

– Садись, – сказал он, и я села, как марионетка. Он налил мне вина и продолжал своим обычным тоном, без всякой насмешки или угрозы: – Литта, ты умница. Бросаться к окну, распахивать его и взывать к прохожим о помощи – бесполезно. Я поставил хитрый замок. Вскакивать и нестись к выходу сломя голову – бесполезно. В коридоре мои люди, и на лестнице, и у всех дверей… Ты молодец. Не делаешь глупостей, не бьешься в истерике… Все поняла, будешь вести себя спокойно, правда? Знаешь, я собой доволен. Сделал неплохой выбор, – и накрыл мою ладонь своей. – Говорю тебе, через неделю ты будешь королевой.

Вот тут я не сдержалась – выругала его. Последними словами. Было где наслушаться в первые годы после побега из дома.

Он нисколечко не рассердился. Только пожал плечами:

– За что? Я не делаю тебе ничего плохого, совсем наоборот. Оставшуюся жизнь ты проживешь королевой Горрота – со всеми выгодами и благами, проистекающими из такого положения. Это царский подарок, Литта, а ты, хотя и умница, меня костеришь бордельными словечками…

Я что-то пробормотала – сама не помню, что. Он наклонился, взял меня за руку, впился взглядом и со своей неподражаемой улыбочкой сказал:

– Есть только два мотива, которые заставляют тебя сопротивляться. Только два… Вот мне и любопытно послушать, который из них тобой движет. Тебе жаль королевскую чету? Или просто боишься, что все откроется и всем отрубят головы? Скажи честно.

И понимаешь, он явно видел по моим глазам, что я боюсь только плахи. С какой стати я должна была жалеть королевскую чету? Совершенно чужих для меня людей? Которых и видела-то раз в жизни? Вот я вчера читала в газете, что на Большом Ронерском тракте, в трех лигах от харланской границы, разбойники убили крупного купца из Сноля Тана Добарто. Тебе его жалко? По-настоящему? Так, чтобы тоска сердце сжимала? Ну?

– Нет, – вынужден был признаться Сварог.

– Вот видишь. А разве мы с тобой чудовища или бездушные твари? Никто по-настоящему не жалеет чужих, незнакомых людей – ну разве что, если это поэт, артист или писатель, которого ты любил…

Короче, граф усмехнулся:

– Прелесть моя, Литта, ты боишься исключительно плахи… Клянусь чем угодно, этого не будет. Все настолько хорошо подготовлено, что осечки быть не может. Это можно сделать хоть сейчас. Собственно говоря, неделя отсрочки нужна исключительно для одного: чтобы сделать тебя королевой Эгле. Что до короля…

Он усмехнулся, позвонил и, когда вошел лакей, распорядился:

– Пригласите его величество пожаловать.

И почти сразу же вошел… король Стахор. Совершенно такой, каким я его видела на балу, даже одет точно так же.

Граф весело спросил:

– Дружище, кто вы такой?

– Что за дурацкий вопрос? – произнес этот голосом настоящего короля, пожимая плечами. – Король Стахор, конечно. А это, я так понимаю, моя дражайшая супруга?

– Еще не совсем, – сказал граф. – Ну, Литта? Если хочешь, подойди, потрогай супруга, чтобы убедиться, что он настоящий… Хотя, по-моему, и так видно…

Я не встала, не пошевелилась, я и так видела, что этот человек похож на короля, как брат-близнец. Граф сделал небрежный жест, будто лакея отсылал, и "король" вышел.

– Что скажешь, умница? – осведомился граф.

Не поднимая глаз, я спросила:

– И я что, буду точно такой же Эгле?

– Ну, разумеется, – сказал граф. – Совершенно такой же.

– Но как такое возможно…

– Литта… – сказал он с мягким укором, – не стоит забивать себе голову вещами, которых все равно не поймешь. Какая бы ты ни была умница, в сложных науках не разбираешься совершенно. Так что заканчивай с пустыми вопросами. Будем продолжать ужин?

– Нет, – сказала я, чувствуя, что голова идет кругом. – Ничего сейчас не хочу… Дай мне какую-нибудь комнатку, пусть в подвале, пусть с решетками на окнах, лишь бы я могла лечь и полежать…

– Великие небеса, ты считаешь, что я способен посадить тебя в подвал? – рассмеялся он так, словно этого разговора не было, и мы сидели в каком-нибудь "Золотом яблоке". – Может быть, желаешь еще гнилую солому и крыс? Размечталась… – он звонком вызвал лакея и распорядился: – Проводите даму в ее комнату.

Вставши, я демонстративно прихватила со стола непочатую бутылку вина и бокал. Граф не препятствовал, только усмехнулся:

– Что ж, тоже метод…

За дверью оказались еще два лакея, бдительно так придвинулись, хотя бежать я и не собиралась, понимала, что бессмысленно. Комната мне досталась вполне роскошная, под стать особняку – вот только меня тут же заперли снаружи, а на обоих окнах я обнаружила два хитрых замка. Постояла у окна – уже совсем стемнело, зажглись фонари, проезжали кареты, ехали всадники, шагали люди – и мне казалось, что все они в каком-то другом мире…

Я сбросила платье, забралась в роскошную постель и принялась отхлебывать прямо из горлышка, что уж тут церемониться. В голове стояла совершеннейшая пустота, ни мыслей, ни чувств – слишком уж удивительная и грандиозная беда на меня свалилась. Помаленьку прикончила бутылку, и так мне стало себя жалко, что заревела в три ручья. Даже не слышала, как вошел граф. Встал рядом с постелью и серьезно сказал:

– А вот это совершенно ни к чему. Не из-за чего слезы лить. Тебе бы порадоваться…

Я сквозь слезы пустила его руганью через три забора… Он усмехнулся, разделся неторопливо, лег рядом со мной. Я нисколечко не сопротивлялась, мне было все равно. И он меня взял. Ничуть не грубо, он все делал ласково, нежно, умело, так, что в конце концов я стала отвечать. До сих пор подозреваю, что он меня хотел именно такую – зареванную, беспомощную, слабую… Я его, смею думать, хорошо узнала за два последующих года. Он никак не извращенец, ничего такого. Просто властолюбие у него дикое и проявляется сотней разнообразных способов. Это не то властолюбие, когда человек мечтает сидеть на троне или каком-нибудь высоком посту. Тут другое. Ему нравится ломать людей, делать их своими куклами. Меня он, во всяком случае, сломал. Почти… – с неожиданной злобой улыбнулась, почти оскалилась Литта. – До конца все же не доломал, коли уж я здесь, с тобой… – и, по непостижимой женской логике меняя тему, сказала уже без всякой злости: – Но любовник он все-таки великолепный, этого у него не отнять…

Она помолчала, допила остававшееся в бокале, повернулась к Сварогу:

– Можно еще? Ты же видишь, язык не заплетается…

Сварог посмотрел на часы, пригляделся к Литте и сказал:

– Ладно. Только рассказывай покороче, без лирических отступлений. Время есть, но его не особенно много…

– Постараюсь… В общем, ночь я провела с ним, и это было только к лучшему – некогда было сокрушаться и жалеть себя. А потом… Уже под утро мы начали очередную бутылку, по бокалам разливал он – и явно что-то подлил или подсыпал, потому что я уснула мгновенно, едва отпив, даже не знаю, что было с бокалом, видимо граф его успел подхватить.

Проснулась в другой комнате, впрочем, столь же роскошной, тут вдобавок было еще и зеркало, выше человеческого роста. Портьеры были распахнуты, судя по солнцу, часа два пополудни… Я пошевелилась – и поняла, что как-то странно себя чувствую. Совершенно необычное чувство, ничуть не похожее ни на головную боль после перепитого, ни на что вообще испытанное. Я лежала и пыталась это чувство осознать. Не болело, нет, но беспокоило… Словно бы по всему лицу, под кожей продернули то ли нитки, то ли что-то вроде канители, золотой или серебряной. Я открыла рот, закрыла, похмурилась, в общем, поиграла лицом – и всякий раз оставалось ощущение той тонюсенькой сетки. Не болело, но беспокоило именно своей непривычностью. Я стала трогать лицо – но ничего под кожей не нащупала. И только тут сообразила…

Мои волосы были не мои! Русые, гораздо длиннее моих, наполовину прикрывавшие груди – а у меня от природы каштановые, и вчера они были лишь на пару ладоней пониже плеч… В первую очередь я подумала, что на меня зачем-то напялили парик, попыталась его снять – не получилось, это был не парик, а самые настоящие волосы. И на правой руке, меж локтем и запястьем, обнаружился шрамик, чуть извилистый, длиной в палец – раньше у меня ничего подобного не было…

И тут меня словно подтолкнуло что-то, вскочила с постели в чем мать родила, кинулась к зеркалу…

Меня в зеркале не было. В зеркале отражалась королева Эгле, в точности такая, какой я ее видела в двух шагах от себя на балу – разве что волосы не уложены в прическу, а распущены, ну, и голая, конечно. Я подняла правую руку – и она подняла. Я пошевелила пальцами – и она пошевелила. Вот так. Меня больше не было, я теперь была она…

Я присматривалась то к отражению, то к себе – ну да, и тело чуточку другое, и пальцы на руках, и шея… Знаешь, что самое смешное? Такое тело мне гораздо больше нравилось. Нет, у меня и раньше была неплохая фигурка, и ноги стройные, и груди не отвисли – но это тело было гораздо холенее. За ним явно ухаживали лучшие мастера таких дел, располагавшие лучшими притираньями, бальзамами, ну, всяким таким… Я за собой всегда следила, и доходы были неплохие, но такого ухода за телом устроить бы себе не смогла. Тело королевы…

И тут же за моей спиной голос графа произнес то же самое:

– Тело королевы…

Я обернулась. Он стоял и улыбался. Ага, вот оно в чем дело – в дальнем углу распахнута невысокая и узкая потайная дверь… А он продолжал деловито:

– Бедра, конечно, чуточку пошире – она рожала, а ты нет… Но это нисколько не портит фигуру, правда?

– Но как же… – только и смогла я пролепетать.

– Наука делает чудеса, Литта, – сказал граф все так же весело. – Ну что? Хочешь, я дам тебе одеться и выйти на улицу? Там ты начнешь доказывать прохожим, что ты не королева Эгле, а актриса Литта Аули… И к тебе кликнут врачей – практически все обитатели этого квартала приняты при дворе, сто раз видели королеву, решат, что с ее величеством приключился внезапный припадок безумия, и она незамеченной ухитрилась выскользнуть из дворца… Шучу, конечно. Выпускать тебя на улицу слишком опасно. Настоящая еще во дворце, как-то неудобно и странно получится, если вдруг окажется, что в столице сразу две королевы – одна завтракает во дворце, вторая бродит по улицам… А ты молодец… Эгле. В обморок не хлопаешься, даже глаза не закатываешь. Лишний раз убеждаюсь, что в тебе не ошибся. С другой, точно, было бы гораздо больше хлопот…

А я, действительно, как-то не собиралась ни в обморок падать, ни биться в истерике. Малость битая жизнью девочка… Решила доказать ему, что силу воли сохраняю – надела пеньюар, села в кресло у постели, закинула ногу на ногу и постаралась говорить как можно спокойнее:

– Что же, мне теперь неделю сидеть тут взаперти в таком виде?

– Четыре дня, – поправил он с ухмылкой. – Видишь ли, все научные процедуры, что с тобой происходили, заняли чуть больше, чем трое суток, и все это время ты была в беспамятстве… А свобода у тебя будет… относительная. Не надувай так губки, четыре дня – гораздо лучше, чем неделя.

– Постараюсь вытерпеть, – сказала я ядовито.

Он подошел, остановился надо мной, посмотрел на мои голые ноги:

– Вот кстати, королевам этикет строго запрещает так сидеть – закинув ногу на ногу. Императрица, правда, так часто сидит, но за облаками другой этикет, ее величеству многое позволено… Ну ничего, это мы поправим, ты многому научишься… Хорошо себя чувствуешь?

– Отлично, – сердито отрезала я.

– Вот и прекрасно, – сказал он с чертиками в глазах. – Актрису Литту я уже пробовал, а вот королеву Эгле еще нет. А хотелось, признаюсь тебе, чертовски…

Он поднял меня из кресла и стал снимать пеньюар. Я не сопротивлялась – зачем, я теперь была его куклой…

В общем, Сварогу нравилось, как она держалась. Не била на жалость, не пыталась представить себя этакой безвинной овечкой среди злых волчищ – хотя пару раз ненавязчиво подчеркивала, что попала в безвыходное положение (с чем, признаться, нельзя не согласиться), рассказывала спокойно (пусть временами и растекалась мыслью по древу), деловито.

– А дальше?

Литта печально усмехнулась:

– Он был настолько вежлив, что спросил, какую комнату я предпочитаю: нынешнюю или прежнюю. Я, не особенно и раздумывая, выбрала прежнюю. Потому что там стояло это зеркало. Следовало почаще смотреть на себя новую и привыкать. Я уже не сомневалась: если они и впрямь смогли сделать такое, все остальное случится в точности так, как рассказывал граф… – она покосилась с вызовом. – Ты меня осуждаешь? Но я, в самом деле, совершенно ничего не могла сделать. Вырваться из особняка не было никакой возможности, оставалось плыть по течению. И не думай, что на душе у меня было так уж спокойно, я себе места не находила…

– Осуждать я тебя не собираюсь, – сказал Сварог. – Читать мораль – тем более, я не священник. Рассказывай, что было дальше, время скоро начнет поджимать.

– Но до утра еще столько времени…

– И проводить нам его по-разному, – терпеливо сказал Сварог. – Ты будешь дрыхнуть в роскошной спальне, винца выпей, если захочешь – а мне нужно за эти оставшиеся часы сделать так, чтобы весь мир думал, что ты погибла. Твои горротские друзья должны так и считать…

– А у тебя получится? – спросила она деловито.

– Постараюсь, – ответил Сварог. – Ну, что было дальше?

– Я спросила, не может ли он распорядиться, чтобы из моей квартиры привезли драгоценности. Платья, конечно, теперь не нужны, но драгоценности… Он рассмеялся и сказал: самые умные женщины не более чем женщины. У меня будет в полном распоряжении королевская сокровищница, а я беспокоюсь о кучке дешевых поделок… Он, впрочем, распорядился, и драгоценности привезли. И принесли телевизор – я о них только слышала, но раньше не видела. Вот он очень пригодился: в тот день меня никто не тревожил, только приносили обед, ужин… Вечером пришел граф, и мы… А вот назавтра началось самое интересное. Меня отвели в какую-то странную комнату, я и не думала, что в особняке может оказаться такая… Никакой мебели, обои, правда, ничем не хуже тех, что были в тех покоях, которые я уже видела. Пусто, только посередине стояло какое-то странное кресло из синего металла, с подставкой для ног. Там на подлокотниках и ниже были ремни с пряжками – сразу видно, предназначенные для того, чтобы человеку привязывать руки-ноги. По обе стороны подголовника две таких металлических… как бы змеи, из блестящих колечек, и у каждой вместо головы – фиолетовые шары величиной с кулак, со множеством мелких граней. Рядом ящик с косой крышкой, на которой мигали огоньки и светились разные знаки. На магию это как-то не походило, а вот на пыточную – очень даже… Пришел старик, совсем седой, одетый богато. С графом он держался, как с равным. Граф сказал, что мне нужно туда сесть. Что ничего страшного со мной не случится. Улыбнулся:

– Ты мне еще долго будешь нужна, Литта… ох, прости, Эгле. Больно не будет, честное слово. Ты сядешь сама или тебя нужно будет привязать?

Ну конечно, за дверями были наготове лакеи… Я не хотела, чтобы меня лишний раз унижали, хотела сохранить хоть капельку самолюбия. И уселась сама. Оказалось, эти змеи очень гибкие, старик без труда изогнул их так, что шары оказались у самых моих висков. И что-то стал делать с ящиком.

Боли и правда не было. Но то, что началось… Даже не знаю, как описать… Мне в глаза будто ударила лавина из лиц, комнат, лестниц, парков… все смешалось в голове… в уши сто голосов кричали что-то… Я потеряла сознание. Когда очнулась, нигде ничего не болело, старика не было, остался один граф. Он тут же спросил:

– Кто у тебя начальник тайной полиции?

"Откуда я знаю? – хотела я ответить. – У меня и тайной полиции нет…" И вдруг отбарабанила:

– Барон Скалитау.

– А церемониймейстер?

– Граф Филори, – так же быстро сказала я, ничего не понимая.

Он задал еще несколько вопросов, точно таких же – кто занимает такую-то должность при дворе. Я моментально называла имена. И знаешь, каждый раз у меня сами собой всплывали в памяти лица всех этих людей.

– Все великолепно, – сказал граф. – А теперь поброди-ка мысленно по своему дворцу. Ну, скажем, для начала – из тронного зала в малый кабинет короля…

И у меня тут же получилось! Я мысленно шла по коридорам и переходам, которые прекрасно знала, уверенно сворачивала, поднималась, спускалась… Попробовала еще, еще… Я теперь знала королевский дворец так, словно прожила там всю жизнь, любое место, какое граф называл, тут же вставало перед глазами…

Обучающая машина, конечно. Сварог сам прошел через такую. Литта описывала, похоже, тот же образец… но мать твою, техника ларов, сколько раз говорилось и подтверждалось опытным путем перестает работать в Горроте! Как они ухитрились, умельцы?

– Вернулся старик, – продолжала Литта. – Переглянулся с графом, тот кивнул, и граф сказал мне:

– Будет еще одна процедура. Теперь убедилась, что это не страшно?

– А я и в первый раз не боялась, – отрезала я.

Он присмотрелся ко мне, хмыкнул:

– Ну-ну, самоутверждайся… Если не во вред делу – сколько тебе угодно…

Старик снова придвинул мне шары к вискам. Теперь было чуточку по-другому: глаза словно туманом заволокло, я оставалась в полном сознании, только в висках легонечко, совсем не больно покалывало. Когда это кончилось, граф сказал:

– Ты помнишь, что у тебя в верхнем ящике розового комода в опочивальне?

У меня перед глазами встала опочивальня королевы Эгле, и я ответила без запинки:

– Два гребня, позолоченный с изумрудами и костяной, из клыка того вепря, которого я сама убила в Каталауне… Изумрудная брошь… Коробочка сахарных барашков для сына… Перстень…

– Достаточно, – прервал он. – Встань и пройдись по комнате.

Я подчинилась. И вдруг поняла, что у меня изменились походка, движения… Они тоже были не мои…Я теперь совершенно по-другому поправляла волосы, садилась, подавала руку для поцелуя.

– Это тоже она? – спросила я графа.

– Да, – сказал он спокойно. – Поняла? Умница. Ты будешь двигаться, как она…

За ужином оказалось, что и приборами я теперь пользуюсь по-другому, другими движениями. А вечером, когда пришел граф, оказалось, что и любовью я теперь занимаюсь совершенно по-другому… Ты помнишь, как мы… сегодня?

– Где ж тут забыть? – фыркнул Сварог. – Часа не прошло…

– Это была Эгле, – сказала Литта, глядя очень печально. – Понимаешь? Не я. Она. Нет, удовольствие-то получала я… но в прежней жизни я любовью занималась чуточку иначе. Так с тех пор и пошло, все эти два года – я ходила ее походкой, двигалась ее движениями, любила ее ухватками… Мое, прежнее, пропало навсегда. Это жуткое ощущение, я к нему привыкала очень долго. Моим осталось только сознание и воспоминания. Все остальное – ее. Так жутко было поначалу… Наутро я сказала графу: хочет он или нет, а я напьюсь вдрызг, в лежку… Он сказал: пожалуйста, все закончено. Я попросила принести шесть бутылок…

Дальнейшее Сварог слушал вполуха. Думал о другом – о тех обрывках знаний, что выдернули из сознания настоящей Эгле и вложили в голову Литте.

Теоретически, ему давно рассказывали в Магистериуме, возможно полностью вынуть сознание, личность человека и вложить в голову другому, начисто уничтожив при этом личность прежнюю, а «высосанного» оставить полным идиотом. Именно теоретически – потому что за попытку претворения такого в жизнь еще лет пятьсот назад тогдашний император ввел смертную казнь. Независимо от личности провинившегося. Даже за попытку собрать необходимую для этого аппаратуру – смертная казнь. Мудрый был человек, надо отдать ему должное…

В данном случае граф располагал кое-чем другим, попроще – так называемой "хваталкой", способной украсть из человеческого мозга не всю личность целиком, а кусочки. Человек и знать не будет, что его «обокрали» – зато украденное можно без труда загрузить в другой мозг, как с Литтой и проделали. Устройство миниатюрное, не больше портсигара. Королева Эгле спокойно шла по коридору, и кто-то, прекрасно ей знакомый, не возбуждающий никаких подозрений, прошел навстречу, вежливо поклонившись – и нажал кнопку в кармане… Королева обедала – и кто-то, находившийся тут же, нажал кнопку в кармане… Королева садилась, вставала, протягивала руку для поцелуя, занималась любовью с мужем, а где-то рядом кнопка щелкала, щелкала, щелкала… Давным-давно известно, как сконструировать такой приборчик, – но любой уличенный в попытке его смастерить, уже никогда не выйдет из замка Клай…

По спине у него прополз неприятный ледяной холодок. Дело могло обернуться гораздо более скверно, чем ему сначала казалось…

То, что у Литты будто бы волшебным образом изменилось и лицо, и тело, его как раз нисколечко не удивило, он давно уже знал, как это делается. Пластическая хирургия у ларов на высочайшем уровне – именно потому там, за облаками, практически нет некрасивых, кривоногих, толстяков, даже старики и старухи без морщин. Редко-редко среди пожилых встречаются консерваторы, не желающие этим пользоваться. Да и принц Элвар не раз громогласно заявлял, что его брюхо – его родное брюхо, наглядное свидетельство весело прожитых лет, и он ни за что от него не откажется.

Правда, заведение, где все это проделывают, находится под негласным, но строжайшим контролем людей Канцлера – чтобы не обнаружилось вдруг двойников, мало ли на какие хитрости способны иные беззастенчивые субъекты… Как в воду смотрел Канцлер в свое время… Это, в общем, пустяки. А вот то, что горротская шобла располагает "хваталками" – гораздо хуже и опаснее. "Брашеро" – лар, у него могут быть сообщники здесь, наверху. Не столь уж и трудно с этой поганой штукой в кармане оказаться рядом с Канцлером, с Яной, с самим Сварогом, никто из них ничего и не почувствует, а уж изготовить двойника – и вовсе просто… Как только утром в Замке Ковенанта появится Канцлер (а он непременно там появится), надо ему все объяснить, чтобы втихомолку объявил Белую Тревогу кое-каким службам и принял меры, он в том разбирается лучше Сварога, до сих пор мало уделявшего внимания заоблачным интригам и персонам (хотя в восьмом департаменте имелся соответствующий отдел наподобие земной тайной полиции, присматривающей за своими…)

– Все произошло совершенно неожиданно и буднично, – продолжала Литта. – Утром ко мне в комнату вошел граф вместе со Стахором – я так и буду его звать Стахором, потому что настоящего имени до сих пор не знаю… И сказал весело:

– Ну, что же, ваши величества, извольте собираться и ехать восседать…

На улице стояла простая карета, без гербов – я знала, что королевская чета иногда и в город, и в загородные замки выезжает именно так, скромно. В карете сидел юный принц, тоже, как две капли воды… Граф сел к нам, и мы поехали. Через квартал к нам присоединился небольшой эскорт из Синих Мушкетеров, во дворец мы въехали через боковые ворота. Все выглядело вполне обыденно – венценосное семейство вернулось из загородного замка… где настоящие и в самом деле тогда были, но вот что с ними сталось, не знаю до сих пор… Все оказалось совсем просто: я очень уверенно прошла в "свои" покои, уверенно отдавала приказания служанкам и камеристкам – я их всех теперь знала в лицо и по именам… – она грустно улыбнулась. – Вот, мы и вооссели…Очень быстро началась форменная «генеральная уборка», как-то с улыбочкой назвал граф. Начали…

– Ну, то я знаю, – сказал Сварог. – Быстренько убрали личных друзей короля и королевы, придворных, министров, оставшихся можно по пальцам пересчитать, а значит, они были в заговоре. Окружение ваше ближнее почти полностью обновилось…

– Ага. За каких-то полтора месяца никого из прежних почти и не осталось. Фрейлин, камеристок и служанок мне сменили всех до единой. Кстати, министр тайной полиции остался на месте, а значит, он-то точно был в заговоре…

– Ну, и как правилось? – усмехнулся Сварог.

– А никак. Как граф и говорил, мне совершенно не пришлось вникать в государственные дела… впрочем, и настоящая королева ими почти не занималась. Стахору тоже править не пришлось, ни в малейшей степени, все решал граф, приносил на подпись бумаги, советовал, подсказывал… – она улыбнулась со злым торжеством. – Пожалуй, мне повезло больше. У меня не отбирали власти, потому что Эгле и так ею не обладала… хотя, как я потом слышала, кое-какое влияние на мужа оказывала, не особенно большое, он был сильный человек… А вот нынешний Стахор как раз и стал самой настоящей марионеткой, совершеннейшей… Ему это не особенно и нравилось, он, конечно, не рвался к настоящей власти, хватало ума, чтобы понимать свое положение, но просил у графа оставить ему хотя бы мелочь…Граф отказал, дело было при мне, похлопал его по плечу и сказал небрежно: