Текст книги "Рыцарь из ниоткуда. Сборник (СИ)"

Автор книги: Александр Бушков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 144 (всего у книги 269 страниц)

 
Не высохнут моря, мой друг,
не рушится гранит,
не остановишь водопад,
а он, как жизнь, бежит…
 

Судя по лицам остальных, граф давно был принят в компанию. Интересно, наткнулся он уже на Бетту, живущую в паре минут ходьбы отсюда, или продолжает искусные подходы…

Господи, Гаржак… Из того мира, куда неизвестно когда удастся вернуться… Сварог стоял, тоскливо уставясь на меломанствующего графа: вот уж кто великолепно умеет читать по-писанному… но не при остальных же писать… знать бы, где он остановился… но завтра с рассветом фигляры собрались тронуться в путь… Остаться здесь? Найти Гаржака? Но даже если Сварог его отыщет и объяснится, графу придется добираться до Гаури даже дольше, чем Сварогу до гланской границы. Так что бессмысленно…

– О! Собака! Та самая, ученая!

– Тю-тю-тю! Иди сюда!

– Иди, посчитаешь что-нибудь! Колбасы дадим!

– Это еще что! – засмеялся Гаржак. – Видел я одного пуделя, так тот умел натуральнейшим образом выговаривать «вино». Больше, правда, ничего не умел…

– А что… У Бонета пес выговаривал «мама», я своими ушами слышал, когда пес еще был живой…

– Иди сюда, счетовод!

Совершенно не тянуло их развлекать, муторно стало на душе невероятно – и Сварог, бросив на Гаржака последний тоскливый взгляд, затрусил прочь.

…Староста степенно вошел под навес возле постоялого двора, где обедали все четверо – а рядом примостился Сварог со своей миской, в охотку наворачивая вареную требуху с кашей. Лицо у старосты было непроницаемое, замкнутое, его сопровождал рослый малый в одежде охотника, с ножом на поясе.

Ортаг отложил ложку, привстал:

– Наше почтение, жамый…

– Наше почтение, – без выражения сказал староста. – Вы доедайте, не вставайте, чего уж… Я не губернатор какой… Хорошо вас тут кормят?

– Неплохо.

– Ну вот и ладненько… – вздохнул староста. Положил на стол из некрашеных досок небольшой звякнувший мешочек. – Тут вот еще немножко, к тому, что вы собрали… От управы, стало быть… В дороге пригодится…

– Благодарствуйте… – сказал Ортаг чуть настороженно.

Сварог его понимал. Был в этом внезапном визите оттенок некоей странности – с чего бы высокой по здешним мерам персоне, старосте процветающей фригольдерской деревни, лично снисходить до бродячих фигляров, чтобы подбросить им еще малую толику денежек. Послал бы писца или этого вот молодчика, уставившегося очень уж неприязненно…

– Да что там… – отмахнулся староста. – Так, пустячок… Только вот что, жамый Ортаг… Вы уж, когда доедите, будьте так любезны прямо-таки незамедлительно ехать прочь из деревни, своей дорогой, куда вы там собирались… Незамедлительно, вот именно…

– Что случилось, господин староста? – тихо спросил Ортаг, помрачнев на глазах.

– Да ничего не случилось. И не хочу я, чтобы что-нибудь случилось… – староста, преувеличенно прикряхтывая по-стариковски, опустился на лавку напротив Ортага. – Мы тут люди, знаете ли, простые, и жизнь у нас простая, незатейливая. Может, кому не понравится, но уж какая есть… Привыкли жить по-своему, уж не посетуйте… Или вы против?

– Да как же мне быть против? – сказал Ортаг, натянуто улыбаясь. – Тут все ваше, а значит, и порядки свои…

– Вот как вы все распрекрасно понимаете, жамый, – кивнул староста одобрительно. – А значит, соображаете, что ни к чему вам лишние хлопоты, да еще в чужом краю, где прав у вас, откровенно говоря – фига да маленько…

– Что случилось, господин староста? – повторил Ортаг.

– Ничего, говорю же, не случилось. Просто так обернулось, что вы тут совершенно не ко двору. Ничего не скажешь, поете вы с женушкой красиво, душевно поете, век бы слушал. И доченька ваша, хоть и молоденькая совсем, ремесло знает. И дядюшка ваш железо глотает самым натуральным образом, залюбуешься… Вот только этакое мошенство нам тут совершенно ни к чему, – он откровенно уставился на Сварога. – Не надо было нам этакое подсовывать под видом обыкновенной ученой собаки… И не взметывайтесь с лавки с оскорбленным видом, жамый, я вас душевно умоляю. Вы ж прекрасно соображаете, что к чему, а? Соображаете…

Стояла напряженная тишина. Ортаг молчал, понурясь.

– Ну вот совершенно ни к чему нам тут этакое… – тем же вялым, лишенным эмоций голосом продолжал староста. – А потому будьте любезны, как доедите, садиться на облучки и уезжать подобру-поздорову. Вот именно, подобру-поздорову. Пока честью просят. Кто-нибудь другой на моем месте поступил бы и покруче, ну да я человек, право слово, совершенно не злобный. Езжайте уж добром, куда вам там… Так оно для всех лучше будет и спокойнее. Ведь правда?

– Как прикажете, – сказал Ортаг, не поднимая глаз.

– Да разве ж я могу вам приказывать? Вы человек сторонний, к деревне не приписаны. Я вам советую, по-отечески прямо, и не более того… – его голос набрал жесткость. – Я там распорядился, на конюшне, ваших лошадок запрягли уже, овсеца подбросили напоследок… Уезжайте уж по-хорошему…

– Сейчас же уедем, – сумрачно сказал Ортаг.

– Да зачем же сейчас? Я ж говорю – дообедаете спокойно… а там уж извольте сразу в путь. Удачной вам дороги и всех благ.

Он, покряхтывая, встал, едва заметно поклонился и степенно направился прочь. Охотник, задержавшись на миг, выразительно поиграл густыми бровями, ухмыляясь, многозначительно похлопал по рукояти ножа и заспешил вслед за принципалом.

Шумно отодвинув миску, в которой тяжело плескалась густая похлебка, Ортаг распорядился:

– Пошли. Не помрем и без жаркого, деньги есть… – он взял со стола мешочек, подкинул на ладони и опустил в карман. – Расщедрился напоследок… Вообще-то он прав, другой бы на его месте…

Никто не произнес ни слова – остальные молча, с серьезными лицами вставали из-за стола. Сварог виновато отвернулся.

– Да вам-то уж чего кукситься… – хмыкнул, глянув на него, Ортаг. – Вы тут ни при чем. Не вы ж все затеяли, придумал Патек, а я, дурак, согласился…

– Кто ж знал, что они просекут… – пожал плечами Патек.

– Да я и тебя не виновачу, – буркнул Ортаг. – Пакостное занятие – виноватых искать, когда в этом нет никакого смысла. Оба хороши. Решили, проскочит, а оно не проскочило. Кто-то у них тут есть знающий, и гадать нечего. Крепенько ж они иные вещи недолюбливают, если вызверились даже не на оборотня, а на простого обращенного… Ну, чисто монахи, туда их… Ну, что молчишь? – повернулся он к Кайе. – Скажи опять, что я дурень набитый!

– Да зачем же, отец? – ответила она спокойно, с привычным, надо полагать, терпением. – И вовсе ты не дурень. Думали, проскочит, а оно не проскочило, бывает… – она нахмурилась. – Только вот что интересно: я за все время ни разу вблизи от нас знающего не чувствовала…

Я, что характерно, тоже, мысленно добавил Сварог. Значит, у них отыскалось что-то другое, на то это и Туарсон, от которого, как показывает опыт, можно ожидать любого сюрприза…

– Ну, пойдемте, – нетерпеливо поторопил Ортаг. – Пока они тут добренькие…

– Ух ты! – вскрикнула Маритана, задрав голову вверх. – Папка, посмотри! В жизни такого не видела!

Все уставились в небо, в том числе и Сварог. Действительно, зрелище небывалое…

С полудня приближались летающие замки, плывущие в небесах безукоризненно точным строем, их было не менее трех десятков, и двигались они гораздо быстрее обычного, не беспечно плавали, как обычно, а спешили куда-то целеустремленно. Землю размеренно накрывали огромные пятна густой тени, когда очередной замок заслонял солнце.

Скрылись с глаз они очень быстро.

– И точно, ни разу не видел, чтобы они этак вот, большой стаей, да быстро… – протянул Патек.

– Нам-то какое дело? – сердито сказал Ортаг. – Мало ли что взбредет в голову Высоким Господам… Пошли уж!

Замыкавший шествие Сварог подумал, что это больше всего похоже на объявленный вдруг «Журавлиный клин». Примерно так и должно выглядеть. «Они уходят…» – плакала Бетта. Кажется, они и впрямь уходят – недели на две раньше намеченного срока. Почему вдруг? Канцлер известен тем, что скрупулезно соблюдает во всех делах им же намеченные сроки и требует того же от других. Или сейчас у него не выдержали нервы, и он приказал начать исход раньше? Почему бы и нет…

– Как утки, которых вспугнул кто на болоте… – фыркнул Патек.

– Отец… – тихонько сказала Кайя. – А ведь давненько уж говорят, что к нам летит…

– Чертова Мельница? – фыркнул Ортаг. – Слушай больше эти сказочки. Нет никакой Мельницы.

– А помнишь, что говорил монах в Заруме?

Не останавливаясь, Ортаг фыркнул:

– Странствующие монахи, мать, они вроде нас – ради миски похлебки или пары монет любой фокус покажут, любую басню сплетут… Публика известная.

Она ответила задумчиво:

– А мне вот порой кажется, будто я ее вижу. Вон там…

Сварог вздрогнул: она показывала в точности туда, где сам он и днем прекрасно видел багровый огонек, разве что изрядно поубавивший яркости при солнечном свете…

Ортаг остановился, глянул на жену очень внимательно:

– Кажется? А не – точно? Ну, если кажется, то ерунда. Кажется, перекажется, перемелется… Вот если б ты сказала, что точно, я бы, знаешь, поверил… А так… Ладно, пошли. Нужно убираться, а то еще передумают…

Глава XVII
Один-одинешенек

– Дядюшка Патек… – сказала Маритана, сидевшая на облучке рядом со шпагоглотателем. – А вот вы в Чертову Мельницу верите?

– Если честно, даже и не знаю. Как-то получается… Очень уж жутко: все сметет с лица земли, ни хижинки не останется… Жизнь меня научила: когда болтают о чересчур жутком, всегда получаются побасенки. Ты-то, конечно, не помнишь, откуда тебе помнить… Лет двадцать назад по полуночным губерниям шлялся один… пророк. Я его сам в Чибольде видел и слушал. Такой, знаешь, как порядочному пророку и положено: лохматый, грязный, в драной рогоже на голое тело, босиком… Так вот, вещал он перепуганному народу, что через два месяца из Итела полезут в превеликом множестве огненные ящеры, будут, мол, пыхать огнем во все стороны, куда ни попадя, и спасется только тот, кто догадается скрыться в горах, потому что ящеры эти гор почему-то боятся и туда не забредают. Такой, знаешь ли, был пророк… внушительный. Как выпрямится во весь рост, как руки начнет простирать, глазищами сверкает, басом гремит… Иных впечатляло, люди приходили в смятение и панику, некоторые даже, похватав, что под руку попалось, направлялись к ближайшим горам… Двадцать лет прошло, а не два месяца. Вылез хоть один огненный ящер? То-то…

Сварог, лежавший за занавеской, за их спинами, слушал болтовню вполуха – у него до сих пор на душе было тяжело после случайной встречи с Гаржаком.

– А что потом было с пророком?

– А ничего хорошего, – хихикнул Патек. – Иных, случалось, после таких вот несбывшихся ужасов народец и сам колошматил чувствительно… Но с этим было иначе. Земли были герцогские, а герцог – может, и живой до сих пор, совсем нестарый был тогда – оказался не только суровым, но и с юморком. Когда среди прочих с его земель побежали его собственные крепостные, он, понятно, осерчал. Велел схватить пророка и привести. И сказал ему так: ваше пророчество, погостите-ка оставшееся время у меня в замке, в уютной комнатке с запором снаружи. Если ящеры и в самом деле полезут, у меня будет время вознаградить вас по-королевски, чем хотите, золотом либо землями. Ну, а если не полезут, уж не посетуйте, велю запороть… Этакий, знаешь ли, был красавчик – брюнет, статный, взгляд хищный, улыбка наглая… Женщинам нравился… и любил воровать с большой дороги красоток попроще, за которых заступиться некому. Вот окажись мы там, тебя бы его ловчие точно украли…

– Да ну вас!

– А я серьезно. Потом уж старались его владения обходить-объезжать – а то налетят ловчие, сцапают с повозки дочку или даже жену, и никак ты их потом не выручишь, разве что королю в ноги броситься, да поди ты доберись до короля… Да и герцог у него был в большом фаворе…

– Вы про пророка, дядюшка Патек!

– А что пророк… Когда срок вышел, герцог, как он сам сказал, ради пущей беспристрастности, выждал лишнюю неделю. А когда и неделя минула – ну, запороли, как и было обещано. Мне его и не жалко нисколько: видела бы ты, какая паника поднялась… Хотя кто их поймет, пророков, кто ж заранее определит, который настоящий, а который врет… Что-то давненько я их не видел, перестали как-то шляться…

– Но мама же вроде видела…

– Вот то-то, что «вроде». Сама сказала: кажется. А маму твою я знаю сколько лет, это ж я их с твоим папкой познакомил, когда…

– Сто раз рассказывали.

– Ну болтун я, Тана, болтун… В общем, я, как и твой папка, давно понял: когда она говорит уверенно, все так и есть. А если кажется – то оно и есть мерещится…

– А монах? Я ведь тоже слышала…

– Охо-хо, монах… – тяжко вздохнул Патек. – Мы с твоим папкой, сама знаешь, насчет веры придерживаемся двух совершенно разных мнений, но что до бродячих монахов, тут я с ним согласен целиком и полностью: среди них и в самом деле попадаются фантазеры, балаболы, а то и, прости, Единый, сущие прохвосты. Один на моей памяти продавал в Покортуке камешки, якобы… ну, ты уже совсем большая, тебе можно… Камешки, якобы совершенно унимающие у женщины боль при родах. Успел их продать не одну пригоршню – и унес ноги раньше, чем обнаружилось, что никакой боли они не унимают, надо полагать, в придорожной канаве собраны… А ведь монах… А другой… Довелось мне однажды с ним три дня пить в Равене. Хорошо погуляли, душевно, и с винцом, и с… кхм… ну, короче, как следует. Этот ни у кого денег не выманивал и облапошивать людей не пытался. Вот только толковал мне три дня напролет, что знает, кто у нас Воплощение Воздуха, и где засел (Сварог моментально навострил уши). Ты ведь знаешь, что такое Воплощение Воздуха?

– Ага. Мама рассказывала. Четвертое, никому неизвестное.

– Хе-хе-хе… Никому, понимаешь ли, неизвестное, а вот ему, если верить, прекрасно известное. После второго кувшина принимался расписывать ужасы, даже на бумажке карту чертил, если попадалась бумажка. Самое интересное, что монах был не странствующий, а из местного монастыря, отец Юло, ага… Большой был краснобай. Только, я так понимаю, ему и в собственном монастыре не особенно верили – самый обычный монашек, ничем не примечательный, грешил напропалую против некоторых заповедей… что ж, прикажете верить, будто такому будет божественное откровение наподобие того, как это случилось с Катбертом-Молотом? Ох, крепко сомневаюсь… А без божественного откровения, я так думаю, такие вещи и не узнать. Никто не знает, в том числе почившие во благодати святые, а этот пьянчуга и бабник, видите ли, сподобился… Не бывает так. Божественные откровения не монетки в день королевского тезоименитства, чтобы их разбрасывать кому попало. Уж коли ты не святой и даже отдаленно не приблизился…

– Дядя Патек! – вдруг вскрикнула Маритана с таким отчаянием и страхом, что Сварог вскочил.

И тут же полетел в задок фургона – Патек рывком натянул поводья так, что лошадь, похоже, аж на дыбы встала.

– Ты что, дуреха? Ничего такого вокруг…

– Да я не про вокруг… – убитым голосом произнесла Маритана. – Дядюшка Патек, ожерелье потерялось…

– Тьфу ты, я неизвестно что подумал… Погоди, его ж, и точно, у тебя на шее нет… Как же ты так, с шеи? Может, за вырез упало, ты пошарь…

– Да не с шеи… Там застежка сломалась, погнулась так, что кожу царапало. Ну, я и сняла – еще когда с Тракта съезжали, чтобы путь срезать. Положила рядом на облучок, вроде лежало надежно… Потом, видимо, упало, я с тобой заболталась, не заметила, как свалилось…

Патек засвистел в два пальца – видимо, останавливая идущий впереди фургон.

– Ну что ж ты так… – протянул он укоризненно. – Сама знаешь, вещь памятная… Ну да, когда свернули с Тракта, первая лига была – сплошные ухабы, трясло вовсю… Там оно, видимо, и…

– Что там у вас? – послышался голос Ортага.

Маритана принялась всхлипывать. Сварог слышал, как она повторила все отцу. Наружу он и носа не казал – чисто семейные дела, к чему тут лишние свидетели.

– Где у тебя мозги были… – с непритворной злостью сказал Ортаг. – В фургон нужно было, в мешочек…

– Мамина память, – послышался грустный голос Кайи. – Единственное, что оставалось…

– Ну, Тана…

– Пап, я ж не нарочно…

– Еще б ты нарочно… Нет, хоть и выросла, а ремня все равно получишь на совесть. Иди-ка сюда…

– Погоди, Ортаг, – сказал Патек рассудительно. – Ремнем, конечно, недолго, а делать-то что?

– Назад погоню! – рявкнул Ортаг. – Пешедралом! Пусть идет по обочине и смотрит в оба!

– Остынь. Проехали мы лиг десять, а то и побольше. Часа два ей туда идти одной, столько же обратно… Это ведь явно где-то возле самого Тракта, на тех клятых ухабах…

– Ладно, ладно… Сейчас выпрягу Жука и сам поеду.

– Много ты с седла рассмотришь, ты ж малость подслеповатый.

– А что прикажешь делать? Кайя, молчишь? Молчишь… А сама чуть не плачешь… – Ортаг выругался, затейливо и с чувством. – Ну да, матушкина память, единственная… Что ж тут поделать, разворачиваем фургоны, едем все назад. Не оставлять же на дороге… Эх, судьбинушка… Туда десять, обратно десять… Лошади приморились. До деревни уже сегодня не доберемся, придется тут, в глуши, ночевать… Срезал дорогу, называется… Ладно, – решительно сказал он. – Поворачиваем.

И тут Сварогу пришла в голову великолепная идея. В конце концов, он сейчас был именно что собакой…

Не теряя времени, он высунулся за занавеску, протиснулся меж Патеком и плачущей Маританой, спрыгнул с облучка и запрыгал вокруг Ортага, гавкая, отбегая назад, возвращаясь.

– Без вас тут тошно, сударь обращенный… – проворчал Ортаг.

– Погоди-погоди… – протянул Патек в некоем озарении. – Лопни мои глаза! Никак вы хотите сбегать? (Сварог закивал). А что? Очень даже неплохо придумано. Собака, даже трусцой, гораздо быстрее обернется, чем мы с фургонами. Сударь наш, простите за прямоту, ехал в фургоне, не устал ничуточки, сытый…

– И правда… – с надеждой в голосе сказала Кайя. – Так будет быстрее, коли уж вы, сударь, готовы помочь…

– И потом, у собаки чутье имеется, – сказал Патек. – Тана, слезь с облучка, подставь шею, пусть сударь как следует принюхается: вдруг в высокой траве, мало ли что… Живо!

Все еще всхлипывая, Маритана покорно спрыгнула с облучка, присела на корточки, подставила шею. Сварог старательно принюхался и как-то так не удержался, легонько лизнул в шею.

Маритана отстранилась, попыталась улыбнуться сквозь слезы:

– Вы уж, господин граф, язык не распускайте, хоть вы сейчас и собака…

– Да тебя б зубами цапнуть… – фыркнул Ортаг. Добавил деловито. – Ладно. Раз такое дело, останавливаемся на привал. Вон полянка подходящая. Будем ждать.

– Вы уж найдите, пожалуйста… – с тоской сказала Кайя.

Сварог кивнул, повернулся и затрусил по обочине, склонив голову к земле.

…Большой Тракт уже виднелся впереди, не далее чем в полулиге, когда в неизменный за все время фон – земля, трава, хвоя, временами конский навоз – ворвалась новая нотка: знакомый запах молодой свежей кожи. Резко остановившись, Сварог принялся раздвигать мордой высокую траву. И вскоре обнаружил ожерелье, потеря лежала себе преспокойно, сбившись в комочек. Осторожно забравши его в пасть вместе с оборванными травинками, радостный Сварог пустился в обратный путь.

Очень быстро сообразил, где он сможет пойти напрямик, чтобы срезать дорогу на парочку лиг. Он хорошо помнил, как они ехали и где, да вдобавок смотрел карту вместе с Ортагом: фургонам пришлось далеко обогнуть гряду невысоких лесистых холмов, потому что именно так изгибалась почти заброшенная проселочная дорога – да и не одолели бы кони эти склоны. Зато Сварог без труда мог двинуть напрямик – туда в гору, зато обратно под гору, точно, на пару лиг короче будет…

К холмам он и свернул. Заблудиться не боялся: не такие уж вокруг и лабиринты, а ориентироваться на местности он прекрасно научился еще в прошлой жизни. По-настоящему опасных зверей вроде каталаунских тигров или горных медведей в округе, говорили, не водится, вот лигах в тридцати к полуночи – да, появляются…

Он и не заблудился. Примерно там, где и рассчитывал, вновь вышел на полузаброшенную дорогу, где в траве четко виднелись свежие колеи от колес фургонов. Неспешной трусцой пустился в обратный путь – он не то чтобы вымотался, но немного приустал. Десять лиг туда, обратно на пару меньше, зато пришлось в гору взбираться…

Еще издали ему в нос ударил тяжелый запах крови – и он, не рассуждая, понесся бегом. Поляна, фургоны…

Из пасти у него невольно вырвался горестный вой.

Кровью пахло вовсе уж тяжело, удушливо. Еще издали он увидел, что обе лошади лежат в оглоблях неподвижно, словно мертвые… да они и есть мертвые. Ортаг застыл навзничь, остановившимся взглядом наблюдая небо – лицо совершенно спокойное, видимо, все произошло неожиданно и моментально – ну да, напротив сердца торчит железное оперение короткого арбалетного болта… совсем рядом ничком лежит Патек, с таким же болтом в левой лопатке…

Сварог разжал пасть, и никому уже не нужное ожерелье упало в траву…

Совсем скверно на душе стало, когда он чуть подальше, уже в чащобе, обнаружил Кайю и Маритану. Вот их убили не сразу, далеко не сразу. Сварог, если прикинуть, отсутствовал часа два с половиной, а за это время…

Их, безусловно, расспрашивали, и сразу видно, как – люди, не знавшие жалости и не стеснявшиеся в средствах. Потом изнасиловали, обеих…

Он ничего не мог с собой поделать – стоял, расставив передние ноги, подняв голову к небу и выл. Бессильная ненависть захлестывала так, что в глазах темнело. Если только ему удастся вернуться в человеческий облик, все тайные полиции королевства, сколько их ни есть, будут, оставив прежние дела, ловить Одо и Сувайна, а потом Баглю позаботится, чтобы они подыхали очень медленно и очень невесело… Да, так и будет, но кого ты этим вернешь? Кого вообще вернула с того света самая изощренная месть, хотелось бы знать?

«Бог ты мой, и ведь это не в первый раз», – в тоскливом, горестном смятении подумал он. Случалось уже, что хорошие люди гибли, если подумать беспристрастно, исключительно из-за того, что он незваным и непрошеным вторгся в их жизнь… ну, правда, без злого умысла и не забавы ради – на пути к очередному, изволите ли знать, героическому свершению. И ведь сейчас даже этим не оправдаешься, он просто-напросто бежал, скрывался.

Усилием воли он заставил себя успокоиться, рассуждать холодно и трезво. И принялся бегать вокруг удушливо пахнущей кровью поляны.

Довольно быстро по следам и запахам удалось многое восстановить: несколько всадников подъехали чащобой довольно близко, оставили коней на одного из своих, подкрались к полянке, где никто такого визита не ждал – и началось… Это не простые разбойники, конечно – в фургонах никто даже и не пытался рыться, у мужчин не вывернуты карманы, не срезаны кошельки… Да и с какой стати обычным разбойникам убивать лошадей – они сами по себе неплохая добыча, коневодства в этих местах нет, лошадей завозят издалека, и они в цене… Погоня его все-таки достала – ну, предположим, не его самого…

Он вернулся к дороге. Всадники, судя по следам, галопом ускакали в ту сторону, куда он недавно уходил. Очень похоже, то ли Маритана, то ли Кайя не выдержали и рассказали все – и невозможно их за то винить… Наверняка так и было. Не вздумай он срезать дорогу – возможно, столкнулись бы нос к носу…

Доскакав до Тракта и не найдя его нигде, они, конечно, вернутся. Вряд ли это недотепы, наподобие горожан с вилами – явно кто-то гораздо более опасный, хорошо вооруженный, хваткий, умеющий ориентироваться в лесу. Не егеря ли Сувайна? Очень может быть…

Стоя на дороге, он прислушивался – нет, стука копыт пока не слышно, лесная тишина безмятежна. И все равно, они обязательно вернутся. Собак с ними нет, ни единого собачьего следа… а впрочем, иногда охотники возят собак на седле, чтобы не вымотались прежде времени, даже специальные короба есть, к седлу притороченные… А если вдобавок с ними нечто вроде той «крысы»… Они постоянно опаздывают, не так уж и надежно то, чем они для поисков располагают, но все равно, медлить нельзя. Карту Ортага, весьма подробную, он запомнил хорошо. На полуночный закат, и лучше бездорожьем, чащобой, лиг через десять будет Большой Тракт, и не так уж далеко до гланской границы, а если еще в паре мест срезать путь…

Не в силах еще раз взглянуть на женщин, он опустил голову и двинулся чащобой, тихонечко подвывая от бессильной ненависти и лютой тоски.

…Сварог вынырнул из тяжелого, неспокойного сна, ощутив натуральное удушье – шею словно петлей стиснуло, но это не человеческие руки и уж тем более не звериные лапы, никто на него не навалился, не держит…

Машинально, еще не открыв глаз, он поднял руки к горлу, что есть силы рванул душившее, лопнувшее с треском – ага, мелькнуло в сознании, платок с деньгами – отбросил, вздохнул жадно, полной грудью…

И теперь только сообразил, что проделал это человеческими руками – горло еще чувствовало упершиеся в кадык собственные пальцы! Рывком приподнялся, сел – на человеческую задницу! – заполошно, изумленно уставился на собственное тело…

Голое человеческое тело. Задницу чувствительно покалывала сухая хвоя, чего во сне не бывает. Чтобы убедиться окончательно, Сварог встал на ноги в темноте, а когда человеческие глаза к ней привыкли, положил обе руки на толстый ствол ближайшей сосны. Твердый, шершавый, реальный, ладони враз перепачкались в липкой смоле…

Выскочив на небольшую полянку, он пустился в дикий пляс, высоко вскидывая коленки, нелепо махая руками, подпрыгивая. Радость в сознании не умещалась. Справа зашумели кусты – это, судя по звукам, в панике улепетывала какая-то мелкая ночная животинка.

Широко раскинув руки, поворачиваясь вправо-влево, Сварог затянул во всю глотку:

 
– Кто он, в юном блеске,
в ореоле дерзком
Храбрецааааааа?
 

Потом перед глазами у него встала поляна, и он замолк, опустил руки. Он и не пытался догадаться, почему все произошло именно так, само собой, среди ночи. Никогда не изучал магию, не то что всерьез, а даже и поверхностно, пользовался готовыми заклинаниями, подобно посетителю ресторана, понятия не имеющему, как приготовить бифштекс – время от времени болтал со знающими людьми. Кто-то говорил, то ли Грельфи, то ли Бони, что иные заклинания могут сами по себе ослабевать, спадать, как падает порвавшееся ожерелье… И черт с ней, с теорией. Заклятье само собой свалилось, и ладно… Времени терять не стоит. Тем более что ночная лесная прохлада стала пробирать не на шутку – густой собачьей шерсти больше не было.

Точнее, осталась, но уже не при нем – почувствовав босой ступней мягкое, он наклонился, поднял клок шерсти, ею все вокруг усыпано. Вот, значит, как это выглядит, шерсть осталась, но вся осыпалась… Где-то он и про такое слыхивал… да нет, читал в прошлой жизни…

Не теряя времени, сосредоточенно и методично Сварог занялся делом. Извлек из воздуха носки и подштанники, натянул, взялся за рубашку… Кто бы мог подумать, что столь дикую радость, едва ли не оргазм, может вызвать простое надевание рубашки и натягивание сапог…

И пары минут не прошло, как он оказался одетым в дворянское платье, в бадагаре на голове, при мече и паре заткнутых за пояс пистолетов. Теперь хоть каталаунский тигр нагрянь…

Усевшись на поваленное дерево, он жадно выкурил две сигареты подряд, сгоряча выхватил из воздуха и третью, но это оказалось чересчур, и он затоптал сапогом едва зажженную.

Посмотрев на звезды, встал и уверенно направился на восход. Планов менять не собирался: до гланской границы совсем близко, тем более что явиться туда предстоит в человеческом облике. Пограничники могут и не знать его в лицо, но все равно, будет гораздо легче… Лиг двадцать осталось, пустяк, а если еще и…

Вспомнив карту, он забрал чуточку левее и вскоре оказался на вершине гребня. Вниз спускался очень длинный и пологий откос, и далеко впереди, правее, на земле словно бы мерцала колышущаяся красноватая звездочка – костер, конечно. Вот она, деревня…

Сварог стал спускаться по склону, мурлыча под нос печальную балладу «Воспоминания монаха».

 
Ах, как дни романтикой звенели
на мою беду…
Вы, красавица, любить умели —
два часа в году.
 

Он ничего не мог с собой поделать, несмотря на недавние горестные события – откровенная радость от возвращения в человеческий облик оказалась слишком сильна.

 
Что за глупость – странствия-изгнанья…
на ледышку пламя променяв,
я уже не оглянусь на ржанье
вашего высокого коня.
Кто там у вас нынче на примете?
С кем вы – без любви и теплоты?
Вы, наверно, лучшая на свете —
стерва из мечты…
 

Еще издали, с превеликой радостью применив и ночное зрение, и «подзорную трубу», он рассмотрел лошадей на лугу – несколько лениво пощипывали траву, но большинство спали стоя. У костра трое мальчишек – чепуха…

Подойдя совсем близко, он высмотрел гнедого жеребца – как подсказывало фамильное чутье Гэйров-лошадников, ходившего не в упряжи, а под селом. Должно быть, принадлежит какому-нибудь справному охотнику, их тут хватает…

Сварог направился прямо к облюбованному коню. От костра, еще издали захлебываясь лаем, примчались два здоровенных кудлатых пса, заметались перед ним, припадая на передние лапы, рыча. Вынув меч, Сварог небрежно отмахнулся клинком. Псы попались сообразительные и наброситься не пытались, хотя шуму производили немало.

От костра уже бежали, подняв рассыпающие снопы искр факелы. Сварог спокойно ждал. Наконец колышущийся свет факелов упал на него, осветив заодно и лица мальчишек – азартные, не особенно и испуганные. Один натянул рогатку, целясь в Сварога, похоже, серебряной монеткой.

– Уши надеру, отрок, – добродушно сказал Сварог. – Ну какой я оборотень? Будь я оборотень, ваши собачки давно бы убежали, поджав хвосты под задницу… Собак отзовите, сорванцы.

– Что вам нужно, лаур? – настороженно откликнулся один, видимо, вожак или заводила. – Пестряй, Беляк, назад! Если вам в деревню, нужно пойти во-он туда, увидите тропу – и уж по ней прямо до деревни, не заблудитесь…

– Да нет, – сказал Сварог. – Мне конь нужен. Вот этот. До зарезу нужен, так уж сложилось…

Он бросил меч в ножны, присел на корточки и принялся привычно распутывать передние ноги гнедого. Тот стоял спокойно, усмиренный теми же приговорками Гэйров.

Мальчишки топтались на месте, растерянно переглядываясь – а что им еще оставалось?

– Благородный лаур… – растерянно протянул тот, заводила. – Вы уж будьте так любезны, не безобразьте…

– Это получается чистое конокрадство, а за такое и благородному по закону причитается…

– Законник… – проворчал Сварог, отбрасывая путы и выпрямляясь. – От горшка два вершка… – он подпустил в голос металла. – Слышали когда-нибудь такие словеса – королевская служба? Именем короля!

– Так-то оно так… – пробурчал немного оторопевший заводила. – Но ежели вы, лаур, неправду говорите, то сами знаете, что бывает… Не любит король Сварог, когда его именем не по праву прикрываются…