Текст книги "Единственный победитель"

Автор книги: Александер Кент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

Она тихо сказала: «Оуэн, ты поклялся!»

Он тяжело ответил: «А теперь иди к своим друзьям. Оставь войну нам, а?»

«Если ты уверена, дорогая?»

«Общество решит; вы не можете пренебрегать им, как вам вздумается. Но во время войны…» Он повернулся на каблуках и пошёл рядом со своим секретарём. «Хочу знать что-нибудь ещё?»

Секретарь, как и его господин, осознавал свою удачу и хотел, чтобы так и оставалось. Он тихо произнёс: «Эта молодая женщина, жена капитана «Олдерни». Он увидел, как воспоминание прогнало хмурое лицо Годшеля. «Она снова пришла сюда, чтобы просить его об одолжении». Он помолчал, отсчитывая секунды. «Она очень привлекательная леди, милорд».

Годшале кивнул. «Назначь встречу». К тому времени, как он добрался до личного кабинета, где его ждали остальные, он почти снова стал самим собой.

«Итак, господа, что касается этой кампании…»

Болито открыл стеклянные двери и вышел на небольшой железный балкон, наблюдая за огнями, мерцающими вдоль Темзы, словно светлячки. Было так жарко и душно, что занавески едва шевелились. Он всё ещё чувствовал жар их любви, бесконечные требования, которые они предъявляли друг другу.

Её слова в большом доме Годшеля всё ещё звучали в его памяти, и он знал, что они составят ему компанию, когда они снова расстанутся. «Однажды ты за морем, а теперь ты здесь». Так просто сказано, и в то же время так верно. На этом фоне даже неизбежное расставание казалось менее жестоким. Он думал о людях в нарядных одеждах, проталкивающихся вперёд, чтобы увидеть их, чтобы посмотреть на Кэтрин, когда она проходит мимо. Её спокойствие и изящество делали их раскрасневшиеся лица пустыми и бессмысленными. Он смотрел на крошечный фонарь, плывущий по реке, и думал об их первом посещении Воксхолл-Гарденс… они вернутся, когда будут свободнее.

Дом был небольшим, но пропорциональным, стоял на террасе, между ним и набережной Темзы находилась обсаженная деревьями площадь.

Завтра ему предстояло отправиться в Нор, где его будет ждать Тибальт. Простое совпадение, что именно «Тибальту» было приказано забрать его с эскадры и доставить обратно. Это было то самое судно, которое вернуло его домой, всё ещё потрясённого потерей своего старого «Гипериона». Всё остальное, подумал он, было другим. Закалённый шотландский капитан перешёл на семидесятичетырёхместный корабль, а его офицеров распределили по другим кораблям, где их опыт, даже среди самых молодых, был бы бесценен.

Болито был рад. Воспоминания могли быть разрушительными, когда ему требовалась вся его решимость.

Он также думал об эскадре, которая все еще находилась в Северном море, курсируя туда-сюда, вперед и назад, ожидая узнать намерения противника, собирая информацию, подобно рыбакам, ищущим хороший улов.

Что бы ни ждало их впереди, его опыт или интуиция должны были решить, как они встретят это. Это было словно находиться в ступице огромного колеса. Сначала он научился оглядываться вокруг с кормы или квартердека «Чёрного принца», запоминая имена и лица, обязанности и реакции людей, управляющих кораблём в бою.

Все они знают его по слухам или по репутации, но он должен понимать самых близких на случай, если случится худшее. Штурман и первый лейтенант Казалет; другие офицеры, стоящие на вахте день и ночь в любых условиях; командиры орудий и форгард. Словно спицы, тянущиеся к каждой палубе и каждой щели корабля.

И далеко за его спиной, до отдельных капитанов в боевом строю, других, подобных Адаму, которые бродили за пределами поля зрения наблюдателей в поисках улик, зацепок, которые их вице-адмирал мог бы вписать в схему, если бы таковая действительно существовала. Одно было совершенно очевидно. Если Наполеону удастся захватить флоты Дании и Швеции (а некоторые утверждали, что их было более ста восьмидесяти кораблей), английские эскадры, всё ещё не оправившиеся от ущерба и требований, предъявленных им после Трафальгара, будут затоплены одним лишь численным превосходством.

Он спросил Годшеля о роли Херрика в общем плане. Адмирал попытался отмахнуться, но, когда тот настоял, сказал: «Он будет командовать эскортом судов снабжения. Это жизненно важная задача».

Жизненно важный? Старый, никому не известный коммодор вроде Артура Уоррена из «Гуд Хоуп» мог бы это сделать.

Годшале пытался уладить ситуацию. «Ему повезло – у него всё ещё есть Бенбоу и его флаг».

Болито услышал свой гневный ответ: «Удача? Так это называется в Адмиралтействе? Он всю жизнь был бойцом, храбрым и преданным офицером».

Годшел мрачно посмотрел на него: «Весьма похвально это слышать. При нынешних, э-э, обстоятельствах, я считаю удивительным, что вы высказываетесь подобным образом».

Проклятье! Он горько усмехнулся, вспомнив смятение Годшеля, когда тот сказал ему, что Кэтрин будет сопровождать его на дамбу.

Луна выскользнула из длинной полосы облаков и оживила реку, словно мерцающий шёлк платья Екатерины. На маленькой площади он увидел верхушки деревьев, тронутые лунным светом, словно увенчанные припорошённым снегом.

Он вцепился обеими руками в железный поручень и уставился на луну, которая, казалось, двигалась сама собой, оставляя облака позади. Он не моргнул, но продолжал смотреть, пока не увидел, как вокруг неё и рядом с ней начинает сгущаться бледная дымка. Он опустил взгляд, и во рту внезапно пересохло. Хуже точно не стало. Или это был очередной обман?

Он чувствовал, как занавески колышутся у его ног, словно тонкая паутина, и знал, что она с ним.

«В чём дело, Ричард?» Её рука убедительно и сильно скользнула ему между плеч, снимая напряжение, если не тревогу.

Он полуобернулся и просунул руку под длинную шаль, которую она сшила из кружева, привезённого им с Мадейры. Она вздрогнула, словно от холодного ветра, когда его рука скользнула по её наготе, вновь исследуя её, возбуждая, хотя она считала это невозможным после ярости их страсти.

Он сказал: «Завтра мы расстанемся». Он запнулся, уже растерянный. «Я должен кое-что сказать».

Она прижалась лицом к его плечу и подвинулась так, чтобы его рука могла завершить свое исследование.

«На похоронах». Он чувствовал её взгляд, её тёплое дыхание на шее, пока она ждала его. «Прежде чем гроб накрыли, я видела, как ты бросила платок в могилу…»

Она хрипло сказала: «Дело было в кольце. Его кольце. После того, что случилось, я не хотела иметь с ним ничего общего».

Болито так и думал, но боялся сказать об этом. Может быть, он всё ещё питал сомнения или просто не верил, что она может так сильно его любить?

Он услышал свой вопрос: «Выдержите ли вы еще один скандал и наденете мое кольцо, если я найду достаточно красивое?»

Она затаила дыхание, удивленная его просьбой, и глубоко тронутая тем, что человек, которого она любила безоговорочно и который был бы призван на битву и, возможно, на смерть, если бы было решено, все еще мог считать ее такой дорогой и важной.

Она позволила ему провести себя в окно и стояла, глядя на него, пока он снимал с нее шаль; ее конечности сияли в свете двух прикроватных конфет.

«Я буду». Она ахнула, когда он прикоснулся к ней. «Ведь мы едины, пусть даже только в глазах друг друга». Она всегда редко плакала, но Болито увидел влагу под её сомкнутыми ресницами, когда она прошептала: «Мы расстанемся завтра, но я сильная. Теперь принимай меня, как хочешь. Для тебя я не сильная». Она запрокинула голову и воскликнула, когда он схватил её: «Я твоя рабыня!»

Когда над Лондоном рассвело, Болито открыл глаза и увидел её голову, лежащую у него на плече, её растрепанные волосы, разбросанные по подушке рядом с ним. На её коже виднелись красные пятна, хотя он не мог вспомнить, откуда они взялись, а её лицо, когда он пальцами расчёсал с него прядь волос, было лицом юной девушки, без малейшего намёка на невысказанные тревоги, которые они всегда должны были разделять.

Где-то пробили часы, и он услышал на улице скрежет обитых железом колес.

Расставание.

18. Огонь и туман

Болито стоял у кормовых окон «Чёрного принца» и вполуха прислушивался к знакомым звукам, пока корабль снова поднимал паруса и шёл. В кормовой галерее он видел призрачное отражение фрегата «Тибальт», отошедшего от флагмана и готовящегося вернуться на «Нор» за приказами.

Ее новый капитан, несомненно, испытал облегчение, доставив пассажира без происшествий и риска быть обвиненным в задержке, и что теперь он может вернуться к своей собственной индивидуальной работе.

Болито вспомнил последнее прощание в доме на реке. Кэтрин хотела поехать с ним в Чатем, но не стала умолять, когда он сказал: «Поезжай в Фалмут, Кейт. Там ты будешь среди друзей». Они расстались так же страстно, как и жили вместе. Но он всё ещё видел её. Стоящую на каменных ступенях, с глазами, залитыми светом, с высокими скулами, отражающимися от реки.

Болито слышал, как Оззард возился в спальном отсеке: похоже, он был единственным из своей небольшой группы, кто был действительно рад вернуться в эскадрилью.

Даже Олдэй был непривычно подавлен. Он признался, что, увидев сына на борту «Анемоны», молодой человек признался, что всё-таки хочет уйти из флота. Для Олдэя это было словно пощёчина: обнаружить сына, о котором он ничего не знал, узнать о его мужестве, когда сначала подозревал его в трусости, а затем увидеть, как его назначили рулевым капитана Адама Болито, – всё это было больше, чем он когда-либо надеялся.

Его сын, которого тоже звали Джон, объяснил, что хочет положить конец войне. Он любил море, но говорил, что есть и другие способы служить ему.

Эллдей потребовал рассказать, что это за мечты, и его сын без колебаний ответил: «Я хочу ловить рыбу и когда-нибудь иметь собственную лодку. Остепениться и жениться – не так, как многие».

Болито знал, что именно последнее замечание действительно задело его. В отличие от многих. Может быть, отца?

Оллдей описал энтузиазм сына, когда тот вновь пережил их слишком короткую встречу после битвы. Он закончил словами: «Когда он сказал мне, что капитан Адам с ним согласен, я понял, что проиграл».

Возможно, Олдэй сравнивал свою собственную жизнь с тем, что может с ним случиться однажды.

Раздался стук в дверь, вошел Кин и отдал свою шляпу Оззарду.

«Входи, Вэл». Он с любопытством наблюдал за ним. Кин выглядел более расслабленным, чем когда-либо прежде. Даже его лицо не выражало бремени обязанностей, тяжким бременем возложенных на флаг-капитана любой эскадрильи. Болито принёс ему письмо, которое Кэтрин хранила у себя.

Болито сказал: «Ты можешь просмотреть эти документы, когда захочешь, Вэл. Но, короче говоря, похоже, пророчества и планы адмирала Годшела были воплощены в жизнь». Они подошли к столу и посмотрели на карту. «Большой флот, включая несколько кораблей, отпущенных с «Гуд Хоуп», собрался в Норт-Ярмуте в…

Норфолк. Это, пожалуй, ближайшая к Дании якорная стоянка любого размера. Адмирал Гамбье поднял свой флаг на корабле «Принс-оф-Уэльс», и под его командованием находится около двадцати пяти линейных кораблей.

Он улыбнулся, глядя на настороженный профиль Кина. «Я так понимаю, адмирал изначально намеревался взять „Чёрный принц“ своим флагманом, но опасался, что его не достроят вовремя». Он посерьезнел, внезапно вспомнив о Херрике, и сказал: «Будет много транспортов и войсковых судов – некоторые из них будут нести все плоскодонные лодки, необходимые для высадки армии, а также артиллерию для осады. Это будет крупнейшая совместная операция со времён Вулфа, захватившего Квебек в пятьдесят девятом». Он подумал о генерале в Гуд-Хоуп и медленно добавил: «Армией командует лорд Кэткарт, и, как мне сказали, у него в подчинении около десяти генерал-майоров, один из которых – сэр Артур Уэлсли. Я… полагаю, что Кэткарт и многие другие будут рассматривать эту атаку как подготовку к возможному наступлению на Европу».

Кин серьезно сказал: «Тогда да поможет Бог датчанам».

Болито сбросил тяжелое пальто и бросил его на стул.

Мы останемся на месте, пока флот Гамбье не пройдёт через Скагеррак, на случай, если французы попытаются атаковать суда снабжения. Если им это удастся, армия останется ни с чем! Затем мы последуем за ними для поддержки.

«Как и было приказано, сэр, «Глориес» капитана Кроуфута все еще находится в составе нашей второй дивизии к северу».

«Знаю», – он энергично потёр подбородок. «Передай сигнал Анемоне, Вэл. Отзови её в эскадрилью, а я отправлю Адама с донесениями для Кроуфута. Думаю, нам лучше держаться вместе, пока не выяснится, что происходит».

Когда Кин направился к экрану, Болито спросил: «Какие еще новости, Вэл?»

Кин вопросительно посмотрел на него и широко улыбнулся. «Я получил известие от Зенории, сэр».

Болито криво усмехнулся. «Я так и понял!»

«Свидание назначено». Слова словно полились из него потоком. «Похоже, к этому приложила руку леди Кэтрин. Они поговорили, и она пригласила её навестить её в Фалмуте».

Болито улыбнулся. «Рад это знать». Он обошёл стол и сжал руки Кин. «Никто не заслуживает той любви и счастья, которые она может предложить».

Когда Кин отправился передать сигнал, который должен был в конце концов быть передан Анемоне за горизонтом, Болито задумался, о чём говорили две женщины. Кэтрин мало что говорила об этом, но, очевидно, была очень рада их встрече. Что-то в её тоне подсказывало, что дядя Зенории, недавно вернувшийся из Вест-Индии, мог попытаться отговорить их от брака. Может быть, он хотел себе прекрасную девушку с лунными глазами?

Он вернулся к папке в холщовой обложке, которую носил в Тибальте в утяжелённой свинцом сумке на случай, если они снова столкнутся с более сильным противником, и перелистал страницы. Дверь открылась и закрылась, и он услышал шёпот Дженура, более глубокий ответ Йовелла. Они снова собирались вокруг ступицы колеса, спицы ждали, когда смогут связаться с другими кораблями и другими разумами от человека, который их вёл.

Но Болито видел реальность в прекрасном тексте. Двадцать тысяч солдат, артиллерия и миномёты, а также множество небольших судов, таких как бомбомёты и артиллерийские бриги, для поддержки высадки.

Они прорвутся на берег между Эльсинором и Копенгагеном. Если датчане выдержат длительную осаду, этот прекрасный город с зелёными шпилями рухнет. Это казалось неправильным. Датчане были хорошими людьми и хотели лишь, чтобы их оставили в покое.

Болито захлопнул крышку. Но другого выхода не было. Да будет так.

Кин вернулся и сказал: «Сигнал подан, сэр. Видимость хорошая, так что «Анемон» должен быть здесь до наступления темноты».

Они все еще обсуждали тактику и правильную формулировку его приказов капитанам эскадры, когда вошел вахтенный мичман и доложил, что брам-стеньги «Анемона» уже видны.

Болито понял, что это его племянник, и спросил: «Как вы устроились, мистер Винсент?» Затем он увидел тёмный синяк на щеке и несколько шрамов вокруг рта.

Винсент угрюмо ответил: «Я чувствую себя достаточно хорошо, сэр Ричард».

Выходя из каюты, Болито кротко заметил: «Небольшая ссора, не так ли?»

Кин пожал плечами. «Иногда трудно присматривать за всеми молодыми джентльменами одновременно, сэр».

Болито, заметив его неловкость, сказал: «Этот молодой человек – настоящий задира, с таким же зазнайством, как эта каюта. То, что он мой родственник, не имеет никакого значения в вопросах дисциплины. И я поделюсь с тобой ещё кое-чем. Он никогда не станет лейтенантом, если ты не веришь в чудеса!»

Кин уставился на него, пораженный такой откровенностью и тем, что Болито все еще мог его удивлять.

«Это была драка, сэр. Что-то вроде суда в оружейной. Другим был мистер Сигрейв».

Болито медленно кивнул. «Мне следовало догадаться. Никто лучше него не поймет, как обращаться с мелким тираном!»

Настроение улетучилось, он коснулся руки Кин и ухмыльнулся. «Просто будь благодарен, что тебе не придётся рассказывать моей сестре Фелисити!»

Когда «Анемона» наконец легла в дрейф под прикрытием «Черного принца» и пошла против ветра, зажглись фонари.

Йовелл запечатывал донесения для капитана Кроуфута, когда в порту входа раздался сигнал, и Кин повел Адама на корму, в большую каюту.

Болито пересказал суть того, что он уже объяснил Кину.

«Если французы продемонстрируют силу или попытаются помешать атаке или нашим судам снабжения, я должен знать об этом без промедления. Я пошлю весточку Зесту и Мистралю с первыми лучами солнца, но наша маленькая шхуна справится с этим».

Адам спросил: «Что говорят в Лондоне о замеченном большом лайнере Radiant?»

Кин резко сказал: «Они в это не верят».

Адам пробормотал: «Да, сэр».

Болито наблюдал за ним. Адам должен был вернуться на свой корабль до наступления темноты, и они займут свои места на ночь. Но что-то было не так. Он слышал это в голосе Адама; тот всегда был очень близок с этим племянником. Он позволил себе подумать об этом. Сын его брата. Много раз Болито жалел, что он не был его собственным.

Он сказал: «Возможно, лейтенант Эванс действительно ошибся». Он вспомнил, как валлиец выпил ром кружками. «Но я ему доверяю».

Адам встал. «Мне лучше уйти, дядя». Он посмотрел на него с тревогой и беспокойством в глазах. «Если мы будем драться, дядя, ты позаботишься обо всём? Ради всех нас?»

Болито обнял его. «Только если ты сделаешь то же самое». Он увидел, как Кин вышел из каюты, чтобы приказать своим людям отозвать гичку Адама, и тихо сказал: «Ты чем-то обеспокоен, Адам. Ты можешь командовать королевским кораблём, но для меня ты всё ещё мичман, понимаешь?»

Адам выдавил улыбку, но от этого его лицо стало ещё более задумчивым. «Ничего страшного, дядя».

Болито настаивал: «Если что-то случится, пожалуйста, сообщите мне. Я постараюсь помочь».

Адам отвернулся. «Я знаю, дядя. Это всегда было моей спасительной надеждой».

Болито проводил его до трапа, а тени между палубами молча наблюдали за ними, считая себя невидимыми или недостойными внимания своего адмирала. Как же они ошибались!

Болито прислушивался к приглушённому рокоту моря и осознавал, что, возможно, видит Адама в последний раз перед морским сражением, о неизбежности которого все его чувства уже предсказывали. Он внезапно почувствовал холод. Возможно, в последний раз.

Он сказал: «Олдэй рассказал мне о своем сыне».

Адам, казалось, очнулся от своих мыслей. «Мне было жаль, но, по правде говоря, ему нет места в бою. Я понимаю, что чувствует Олдэй, но я также знаю, что его сын падет в бою, если он останется. Я вижу признаки».

Болито молча смотрел на него. Он словно слышал голос кого-то гораздо старше, говорившего о прошлом. Словно его покойный отец всё ещё был частью его.

«Ты его капитан, Адам, и, подозреваю, ты знаешь его гораздо лучше, чем его отец. Рулевой должен быть близок к своему командиру. Возможно, ближе всех». Он увидел Аллдея с бортовой командой, его загорелое лицо выделялось на фоне медленного заката. Ближе всех.

«Сторонняя сторона, будьте начеку!»

Это был Казалет, еще одно звено в цепочке командования.

Кин, Казалет и сражающиеся гардемарины сплотились в одну компанию; несмотря на корабль, а может быть, и из-за него.

Адам протянул руку. «Передай леди Кэтрин самые тёплые пожелания, когда ты напишешь ей в следующий раз, дядя».

«Конечно. Мы часто говорим о тебе». Он хотел надавить ещё сильнее, вытянуть из Адама то, что его тяготило. Но он знал, что Адам слишком похож на него самого, и расскажет ему только тогда, когда будет готов.

Адам прикоснулся к шляпе и официально спросил: «Ваше разрешение покинуть корабль, сэр Ричард?»

«Да, капитан. Да пребудет с вами Бог».

Раздались пронзительные крики, и матросы ждали у подножия трапа, чтобы подготовить гичку к отплытию капитана.

«Интересно, что с ним, Вэл?»

Кин пошел с ним к корме, где, как он знал, Болито развеет его тревоги размеренной прогулкой.

Он улыбнулся. «Дама, не удивлюсь, сэр. Никто из нас не чужд тому хаосу, который они способны устроить!»

Болито наблюдал, как нижние реи «Анемоны» меняли форму в золотистом свете, пока ее передние и боковые суда наполнялись ветром.

Он услышал, как Кин восхищенно добавил: «Ей-богу, если он может справиться с такой тварью, то уж дерзкий взгляд ему не страшен!»

Он снова увидел Олдэя, стоящего рядом с привязанным двенадцатифунтовым орудием; одного, несмотря на суетящиеся вокруг тени.

Болито кивнул Кину и спустился на квартердек.

«А, вот ты где, Олдэй!» Он снова увидел эти глаза, всё ещё незнакомые ему фигуры. Как он убедит их, когда придёт время?

Более тихим голосом он сказал: «Пройдемте на корму и выпейте со мной бокал. Я хочу вас кое о чем спросить».

Каким-то образом он понял, что Олдэй откажется; его гордость и обида не оставят ему выбора.

Он добавил: «Пойдем, старый друг». Он почувствовал его неуверенность, хотя черты лица Олдэя теперь терялись в тени. «Ты не единственный, кто одинок».

Он отвернулся и услышал, как Олдэй неловко сказал: «Я как раз подумал, сэр Ричард. Всю жизнь на море ты рискуешь – сражаешься, и если удача будет к тебе благосклонна, ты протянешь немного дольше». Он глубоко вздохнул. «А потом умрёшь. Разве это всё, что нужно человеку?»

Госпожа Удача… она напомнила ему о Херрике, человеке, которого он когда-то знал.

Он повернулся к нему. «Давай подождем и посмотрим, а, старый друг?»

Оллдей оскалил зубы в тени и покачал головой, словно большая собака.

«Я мог бы справиться с мокрым, сэр Ричард, и это не ошибка!»

Лейтенант Казалет, собиравшийся совершить вечерний обход корабля, остановился возле Дженура и наблюдал, как вице-адмирал и его рулевой спускаются по трапу. «Весьма необычная пара, мистер Дженур».

Флаг-лейтенант задумчиво посмотрел на него. Казалет был компетентным офицером, именно тем, что нужно любому капитану, особенно на новом корабле. Кроме этого, решил он, больше ничего и не нужно.

Он ответил: «Я не могу представить одно без другого, сэр».

Но Казалет ушел, и он снова остался один, мысленно составляя свое следующее письмо домой о том, что он только что увидел.

Капитан Гектор Госсаж, семидесятичетырехпушечный «Бенбоу», беспокойно бродил по широкой квартердеке корабля, щурясь от яркого солнца. На баке только что пробило восемь склянок, и утренняя вахта была собрана; и всё же жара уже казалась невыносимой. Госсаж чувствовал, как его ботинки прилипают к просмолённым швам, и молча проклинал их черепашье продвижение.

Он посмотрел по правому борту и увидел неровную линию из двадцати судов снабжения, тянущихся к ослепительному горизонту. Ужасно медленный переход – их пункт назначения – Копенгаген, чтобы присоединиться к флоту адмирала Гамбье для поддержки армии.

Госсаж не отличался богатым воображением, но гордился «Бенбоу», кораблём, который почти непрерывно служил несколько лет. Многие опытные матросы и уорент-офицеры служили на нём с тех пор, как он принял командование; если такое существо вообще существовало в королевском флоте, это был счастливый корабль.

Он взглянул на открытый световой люк и подумал о том, какое настроение будет у его контр-адмирала, когда тот наконец выйдет на палубу. С тех пор, как он получил известие о смерти жены, Херрик изменился до неузнаваемости. Госсаж был достаточно благоразумен, чтобы не упоминать некоторые вещи, которые его контр-адмирал упустил из виду, или, что ещё важнее,

Вероятно, забыли. Будучи флаг-капитаном, он легко мог свалить вину на себя, и он намеревался избежать этого любой ценой. Ему было почти сорок, и он положил глаз на вымпел коммодора ещё до истечения срока – очевидный шаг к флагманскому званию, которое он лелеял больше всего на свете. Контр-адмирал Херрик всегда был разумным начальником, готовым выслушать и даже реализовать любую идею Госсажа. Некоторые адмиралы откусили бы вам голову за это, а потом выдали бы её за свою. Но не Херрик.

Госсаж прикусил губу и вспомнил ужасные ночи в море, когда Херрик был неспособен связно говорить. Человек, который всегда употреблял спиртное умеренно и быстро обрушивался с суровой критикой на любого офицера, который видел в вине и крепких напитках подкрепление своей слабости.

Он взял со стойки стакан и направил его на колеблющуюся колонну кораблей. С большим грузом они шли едва ли несколько узлов, а с северным ветром ночью им предстояло войти в Скагеррак только через день. Богатый конвой, мрачно подумал он. Двести солдат лёгкой бригады с лошадьми, пехотой и несколькими морскими пехотинцами, со всеми припасами, оружием и порохом, чтобы обеспечить армию на долгую осаду. Он отвернулся и почувствовал, как его башмак скрипит, освобождаясь от расплавленной смолы. Если так пойдёт и дальше, война закончится ещё до того, как они доберутся до Копенгагена.

Он слегка подвинул подзорную трубу, прежде чем солнечный свет ослепил его и заставил смаргивать слёзы. Он увидел «Эгрет», другой эскортный корабль, старый шестидесятипушечный двухпалубный корабль, выведенный из отставки после многих лет службы в качестве приёмного судна. Затем морской туман снова скрыл его.

Реликвии, подумал он с горечью. Всё, что продержится на плаву достаточно долго для целей Их Светлостей.

С первыми лучами солнца впередсмотрящий на мачте одного из судов снабжения заметил землю вдали по правому борту – неясную фиолетовую тень, которая вскоре скрылась за дымкой, когда августовское солнце превратило Северное море в бесконечную череду волнистых стеклянных горбов.

Лейтенант Гилберт Боуотер вылез через люк и неопределенно коснулся своей шляпы.

«Контр-адмирал Херрик приближается, сэр».

Даже лейтенант с флагом-свинкой вступил в сговор с другими офицерами, чтобы держаться подальше от Херрика и избежать очередной скандальной сцены, подобной той, что недавно произошла, когда Херрик отчитал мичмана за смех на вахте.

Утренние вахтенные выпрямили спины, а помощник капитана без особой необходимости поглядывал на компас.

Госсаж прикоснулся к шляпе. «Ветер по-прежнему устойчивый, северный, сэр. Конвой закрепился с рассвета».

Херрик подошёл к компасному ящику и перелистнул влажные, влажные страницы журнала. Рот и горло у него саднили, а когда он повернулся к солнцу, голова немилосердно раскалывалась.

Затем он прикрыл глаза и посмотрел на корабли, которые они сопровождали всю дорогу от Норт-Ярмута. Бессмысленная задача, скорее бремя, чем долг.

Госсаж наблюдал за ним с опаской, словно почтальон, изучающий опасную гончую.

«Я отдал команду боцману на зачистку, сэр. Она будет достаточно умна, когда мы войдем в гавань».

Херрик впервые увидел своего флаг-лейтенанта. «Нечем заняться, Боуотер?» Затем он сказал: «Не позволяйте этим кораблям разбредаться, как стадо овец, капитан Госсаж. Подайте сигнал «Эгрету», чтобы тот развернулся и взял их под свой контроль». И снова его гнев перехлестнул, словно вода через плотину. «Тебе не нужно ничего говорить, парень!»

Госсаж покраснел и увидел, как некоторые из матросов у штурвала переглянулись. Он ответил: «С моря густой туман, сэр. С ней трудно поддерживать связь».

Херрик прислонился к сетке и тяжело произнёс: «На повторение сигнала по всей линии капитанов бакалейных лавок уйдёт целый месяц!» Он резко обернулся, его глаза покраснели от яркого света. «Стреляйте, сэр! Это разбудит Эгрет ото сна!»

Госсаж бросил через плечо: «Мистер Пайпер! Вызовите канонира. Затем очистите левый борт от носового погона!»

Все это заняло время, и Херрик чувствовал, как жар, поднимающийся от палубы, совпадал с жаждой, переполнявшей его горло.

«Готово, сэр!»

Херрик резко кивнул и поморщился от боли, пронзившей его череп. Орудие отскочило на тали, дым едва шевелился во влажном воздухе. Херрик слушал, как эхо выстрела всё длилось и длилось, рикошетя от каждой линии катков. Корабли снабжения продолжали свой беспорядочный путь, как будто ничего не произошло.

Херрик резко ответил: «Хороший человек, пожалуйста, наверху. Как только Цапля покажется в поле моего зрения, я хочу знать об этом!»

Госсаж сказал: «Если бы мы сохранили наш фрегат...»

Херрик устало посмотрел на него. «Но мы этого не сделали. Я этого не сделал. Адмирал Гамбье так приказал, как только мы добрались сюда. Североморская эскадра тоже уже с ним». Он обвёл рукой вокруг себя. «Так что остались только мы и эта унылая груда залатанных остовов!»

Глухой удар разнесся по кораблю, и Госсаж сказал: «Цапля, сэр. Она скоро столкнет их всех!»

Херрик сглотнул и потянулся за шейный платок. «Немедленно передай сигнал „Эгрету“. Приближаемся к флагу».

«Но, сэр…» Госсаж взглянул на остальных, словно ища поддержки. «Она потеряет ещё больше времени, и мы тоже».

Херрик потёр глаза руками. Он так долго не спал, что едва помнил, каково это. Он всегда просыпался от кошмара, который мгновенно превращался в реальность, оставляя его беспомощным. Дульси была мертва. Её больше никогда не будет рядом, чтобы встретить его снова.

Он резко сказал: «Подавайте сигнал». Он подошёл к трапу на корму и выглянул за борт. «Выстрел был оттуда, не с „Цапель“». Он вдруг стал совершенно спокоен, словно стал кем-то другим. Воздух снова задрожал. «Слышите, капитан Госсаж? Что вы теперь скажете?»

Госсаж медленно кивнул. «Прошу прощения, сэр».

Херрик бесстрастно посмотрел на него. «Ты слышишь то, что хочешь услышать. Ничего нового».

Лейтенант Боуотер нервно пробормотал: «Торговые суда выстраиваются в линию, сэр».

Херрик мрачно улыбнулся: «Да, они чуют опасность».

Госсаж почувствовал, что сходит с ума. «Но как это возможно, сэр?»

Херрик взял подзорную трубу Дульси и аккуратно навёл её на корму, пока марсели «Эгрета» словно парили, не прикреплённые, над полосой белого тумана. Он сказал: «Возможно, сэр Ричард всё-таки был прав. Может быть, мы все были слишком глупы или слишком потрясены, чтобы его слушать». Его голос звучал отстранённо, даже безразлично, когда мичман крикнул:

Цапля принята, сэр!

Затем он сказал: «Североморская эскадра больше не на стоянке». Он направил великолепную подзорную трубу на ближайшее торговое судно. «Но конвой всё ещё на нашей ответственности». Он опустил её и раздражённо добавил: «Сигнал „Цапле“ поднять паруса и занять позицию перед флагом». Он наблюдал, как Боуотер и сигнальный мичман объявили свои номера и развевали яркие флаги над реями.

Час, а потом и два пролетели в палящей жаре. Неудачный вызов? Обмен между капером и контрабандистом? Каждый из вариантов был возможен.

Херрик не поднял глаз, когда с топа мачты раздался крик: «Палуба! Приземляемся на подветренной стороне!»

Госсаж заметил: «Ещё час-другой, и мы увидим Скагеррак, сэр». Он начал расслабляться, но медленно. Непредсказуемый нрав Херрика давал о себе знать.

«Палуба там! Паруса по правому борту!»

Люди перебегали дорогу, а дюжина телескопов исследовала ослепительные зеркала воды и легкий туман.

Раздался вздох облегчения, когда впередсмотрящий крикнул: «Бриг, сэр! Он носит наши цвета!»

Херрик сдерживал нетерпение, наблюдая, как бриг меняет направление и направление, приближаясь к флагманскому кораблю.