Текст книги "Неустанное преследование"
Автор книги: Александер Кент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)
«Люди Сэнделла, я полагаю, весьма важны, сэр?»
Адам снова посмотрел на Фробишера. «Они узнают правду, Ли. Когда я её узнаю».
Он подошел к борту и присоединился к своему рулевому.
«Бортовой экипаж! Внимание на верхней палубе!»
Рист, помощник капитана, стоял вместе с остальными, пока звучали сигналы, а капитан быстро спустился по борту в свою гичку.
Он сказал: «Вы считаете, что мистер Сэнделл отправился к акулам?»
Кристи услышала это и спокойно сказала: «Если бы я была акулой, я бы швырнула этого маленького ублюдка прямо в нас!»
Рист выдавил улыбку, но отвернулся, когда снова раздались пронзительные звонки и работа возобновилась.
Он снова подумал об этом; с тех пор он почти ничего не делал. Скоро это забудется, и, как все знали, но не говорили, мичман Сэнделл с его высокомерием и скрытой жестокостью никому не навредил. Подумай об этом, приятель. Флот снова рос, ты сам мог это видеть в Плимуте, и здесь, под Скалой, было больше судов, чем в их последний визит. Настоящая резня закончилась. По крайней мере, пока. Рист был не молод, но достаточно молод для повышения, если бы ему его предложили или выпало. До капитана, как старый Кристи, или, может быть, в собственную команду, пусть даже и маленькую, лишь бы было время и возможность.
Он наблюдал, как первый лейтенант разговаривает с боцманом Партриджем. Он любил и уважал Гэлбрейта и доверял ему.
Он столкнулся с этим в сотый раз. Сколько это продлится, если он признается, что был свидетелем убийства?
Ему нужно было спуститься в штурманскую рубку. Ещё раз всё пересматривать было бесполезно. Он нащупал в руке прекрасную новую подзорную трубу, которую сделал для него юноша Эде. Поставь себя на первое место. Но это не проходило.
Люк Джаго прислонился ягодицами к массивной каменной тумбе и ковырял в зубах куском китового уса. Камень был ещё тёплым, но, глядя на тёмную, бурлящую воду, он видел, что на некоторых кораблях уже светятся огни, словно светлячки над его домом в Дувре. Что он ещё помнил об этом?
Команда гички находилась рядом, где он мог следить за погодой, чтобы не пропустить какую-нибудь авантюру в последнюю минуту, хотя, признавая, они стали довольно надёжной командой. Он слышал, как кто-то бросает камни в воду. Мичман Дейтон, выполняющий свою часть работы. «Молодой джентльмен», а когда-нибудь он станет лейтенантом, а может, и ещё одним выскочкой-надсмотрщиком. Но он должен был признать, что любил его, разделял с ним что-то такое, чего даже его острый ум не мог ни определить, ни принять. Всегда готовый слушать и учиться, никогда не лезущий из кожи вон даже перед самыми младшими матросами, но дело было не только в этом. Например, в том самом важном, что их сблизило: в том, что Джаго был рядом, когда погиб отец Дейтона. Его сбил один из его людей, хотя никто об этом никогда не говорил. Даже капитан.
Он подумал о пропавшем мичмане. Сэнделле. Он мрачно улыбнулся. Сэнделл, как он всегда и настаивал. Об этом тоже никто особо не говорил. Дейтона это трогало, хотя другой мичман ему никогда не нравился. Словно чьё-то присутствие перемещалось между палубами.
Капитан Болито провёл на берегу большую часть дня, но передал через гонца, что шлюпка не понадобится. До сих пор.
Он наблюдал за проходящей толпой; у Скалы всегда было одно и то же. Забавно было об этом подумать. Несколько лет назад можно было представить себе донов, стоявших прямо над проливом, в Альжеирасе, подстерегающих, чтобы шпионить за прибывающими и отплывающими сюда кораблями, готовых послать быстрых всадников с новостями: откуда? или где гоняться за врагом. Теперь же здесь на якоре стояли корабли под десятком флагов. Он легко помнил времена, когда флаг был только один. Остальные были врагами.
Но они не особо скрывали своё присутствие здесь; он слышал, как первый лейтенант говорил об этом молодому Беллэрсу. Почему «Непревзойдённый»? Любая быстроходная шхуна или курьерский бриг могли бы это сделать. Они делали это каждый день где-нибудь.
Он спрятал улыбку в лучах угасающего солнца.
Двое матросов с другого судна посмотрели на шлюпку и спросили, что это за корабль?
Когда он им рассказал, один из них воскликнул: «Это корабль капитана Болито, приятель!»
Яго был вынужден поддаться чувству гордости, которое раньше было бы смешным.
Ни один из этих двух Джеков никогда не видел капитана. Но имени было достаточно.
Дейтон встал и отряхнул свои белые брюки. «Капитан идёт».
Джаго оттолкнулся от кнехта и выплюнул китовый ус в воду. Должно быть, стареет. Дейтон первым его заметил.
Он ощутил нетерпение, даже гнев, когда капитан спустился в кивающую лодку.
Яго оценил настроение. Рискнул.
«Мы снова отправляемся в плавание, сэр?»
Он увидел запрокинутое лицо, тёмные глаза в обрамлении волос, знакомую треуголку. На этот раз он зашёл слишком далеко.
Но Адам тихо сказал: «Это так, мой друг. В Фалмуте я слышал о мальчике на побегушках, который стал богатым и влиятельным человеком. А теперь ты видишь капитана, ставшего мальчиком на побегушках!»
Команда судна переминалась с ноги на ногу на банке, делясь своим мнением, некоторые не понимали. Мичман Дейтон оперся рукой на румпель, наклонившись вперёд и прислушиваясь. Такие разные, но эти двое мужчин наполняли его жизнь, когда он считал себя одиноким.
Он вспомнил тот день, когда впервые встретил капитана Болито. Тот проявил к нему сочувствие, но не просто из чувства долга, как напоминал ему отец. Как друг. Как тот, кто понимал, через что он проходит.
«Отдать! Отдать!» – его голос был уверенным и сильным.
Когда катер отчалил в сторону удлиняющихся теней, мичман Ричард Дейтон, как обычно, поменялся ролями, оставшись один.
Джаго улыбнулся и откинулся назад, наблюдая за размеренным подъемом и опусканием лезвий.
Однажды он увидел, как капитан обернулся и посмотрел на огромную громаду, которую он видел по прибытии. В последний раз это было, когда адмирал лорд Родс приказал «Непревзойдённому» остановиться и прекратить преследование фрегата-отступника, а этот капитан проигнорировал сигнал. И вместе они одержали победу.
Но в глубине души Джаго знал, что видит перед собой пришвартованный корабль с пустыми орудийными портами, каким он был когда-то, когда был флагманом его дяди.
Он увидел, как тот снял шляпу и прижал ее к груди, и был удивлен, насколько глубоко это его тронуло.
И всё же, помимо этого, он почувствовал что-то ещё. Как предупреждение.
Это был запах опасности.
Через два дня после выхода из Гибралтара «Unrivalled» снова шёл на север, отойдя на безопасное расстояние от мыса Сент-Винсент в поисках свободного пространства. Как и ожидалось, пророчество Кристи о ветре сбылось. Через час после выхода из пролива «Rock» скрылся в густом тумане, вероятно, в дожде, хлынувшем вглубь острова. Теперь, идя крутым бейдевиндом правым галсом и круто кренясь к ветру, несмотря на зарифленные марсели, фрегат постоянно попадал в волны, которые с грохотом обрушивались на наветренный борт, делая любое движение по палубе опасным.
С первыми лучами солнца на мачте сообщили о наличии паруса прямо на севере, но при такой плохой видимости любое опознание было чистой догадкой.
Пока они кренились, борясь с ветром, который временами, как казалось, дул прямо с траверза, большинство матросов, особенно старшего возраста, были рады, что они уже достаточно далеко от земли.
Адам поднялся на квартердек, когда утренняя вахта сменила других промокших и измученных матросов, которым в таких условиях вряд ли предложили бы что-нибудь согреться, прежде чем их снова позовут выравнивать или крепить затвердевший от соли парус. Но ром мог творить чудеса; он даже слышал, как двое сменившихся марсовых обменивались шутками, пробираясь вниз на ощупь, несомненно, недоумевая, почему вся эта суета и спешка.
Адам тоже задавался этим вопросом. У него была встреча с капитаном-наставником в Гибралтаре; исполняющий обязанности флагмана был занят чем-то другим, развлекаясь на борту одного из голландских кораблей, прибывших в Гибралтар. Сколько времени потребуется, чтобы смириться с этой переменой лояльности, когда враги в одночасье становятся друзьями?
Капитан сказал ему, что информация, которую он передал для передачи на «Непревзойдённом», будет полезна и важна для лорда Эксмута. Он не сказал, что это жизненно важно.
Казалось, ничего не изменилось. Несколько небольших судов подверглись нападению алжирских пиратов, а их экипажи были взяты в плен и отправлены в крепость дея. Были и другие сообщения о том, как турецкие солдаты убивали невинных рыбаков в Боне, порту, который Адам хорошо помнил.
По настоянию капитана, документы и депеши теперь заперты в сейфе и должны охраняться в любое время.
Он напрягся, когда его голова и плечи высунулись из лодки, и, не обращая внимания на развевающиеся волосы, ждал, когда палуба снова поднимется на дыбы.
Беллэрс приветствовал его, глаза его покраснели от порывов ветра и брызг.
«Спокойно, сэр! На запад!»
Адам вцепился в поручень, чувствуя, как корабль ныряет и снова встаёт на дыбы, словно породистый жеребец, борющийся с уздой. Несмотря на усталость и регулярные визиты в это продуваемое всеми ветрами место командования, он всё ещё ощущал прежнее волнение. Вызов: человек, корабль и океан.
Он смотрел вдоль верхней палубы, замечая остро натянутые реи, брызги, летящие с твёрдого паруса, словно ледяные хлопья, и осознавая, что всё находится на своих местах: штаги и бегучий такелаж выдерживают нагрузку, шлюпки надёжно закреплены на своих ярусах. С таким морем, должно быть, даже борьба была не из лёгких…
Он наблюдал, как вода кипит у орудий с подветренной стороны, видел, как скрючившиеся фигуры хватались за опоры, пока миниатюрная приливная волна не прошла мимо них, прежде чем приступить к следующей задаче – очередному ремонту такелажа и парусины.
«Палуба там! Парус по правому борту!» Должно быть, наступило кратковременное затишье, когда впередсмотрящий снова крикнул: «Два паруса, сэр!»
Беллэрс вытер рукавом мокрое лицо. «Наши вчерашние товарищи, сэр?»
«Возможно». Адам взглянул на качающиеся стеньги, пытаясь представить себе «Непревзойденный» таким, каким его мог бы увидеть другой дозорный. Кем бы они ни были, они не убегали и не пытались избежать встречи. Довольно обычное дело, когда капитаны кораблей знали, что поблизости находится военный корабль, будь то по закону или нет. Они не забыли и о вербовщиках.
Он вспомнил голландские корабли, которые видел в Гибралтаре. Часть плана Эксмута? Или простое совпадение?
Он увидел, как человек карабкается по грот-вантам, ловко зацепившись пальцами рук и ног за леера, когда корпус снова накренился, так что казалось, будто он висит над вздымающимися гребнями волн. Он увидел, как матрос повернулся и посмотрел на него сверху вниз. Это был Лукас, которого Сэнделл обвинил в угрожающем поведении. Всё ещё трудно было поверить в исчезновение офицера. Возможно, они никогда не узнают, что произошло. Он пытался не обращать на это внимания. Кто-то знал.
Он снова взглянул на мачту. «Мистер Казенс, возьмите подзорную трубу и поднимитесь, пожалуйста. Мне бы очень хотелось, чтобы там, наверху, была ещё одна пара глаз».
Казенс ухмыльнулся. Мичман-сигнальщик, как и Беллэрс совсем недавно, и, если повезёт, следующий претендент на звание лейтенанта. У него должно было быть всё хорошо; он усердно учился, но имел репутацию любителя розыгрышей. К тому же, он хорошо переносил высоту.
Вудторп, вахтенный помощник капитана, осторожно спросил: «Как вы думаете, эти корабли хотят поговорить с нами, сэр?»
Адам наблюдал, как мичман уверенно поднимается по вантам, а сигнальная труба висела у него на плечах, словно маленькая пушка.
«Мы, вероятно, скоро их потеряем». Он посмотрел на компас, представив себе расстилающуюся, словно акулья, голубую бездну океана, разделявшую суда. Насколько он мог судить в этом бурном море, направление было тем же. Значит, сходящийся галс. С попутным ветром они должны были пройти далеко впереди, направляясь на запад, в глубь Атлантики.
«Палуба! Головной корабль – фрегат, сэр».
Некоторые матросы на палубе прекратили работу, чтобы послушать, хоть как-то отвлечься от монотонного вытягивания канатов и забивания клиньев. Адам немного отошёл от остальных. Даже не глядя, он понял, что Кристи вышла на палубу. Вот-вот появится Гэлбрейт. Им не нужно было ничего сообщать.
Он проглотил и попробовал патоку, намазанную на печенье, с добавлением крепкого кофе Нейпира. Он расспросил его о ноге, и Нейпир сказал, что у него заноза в ступне; в остальном он был вполне здоров. В чём-то мальчик напоминал ему самого себя в том возрасте. К тому же, он не очень хорошо лгал. Он поговорит с хирургом.
«Палуба! Она же янки!»
Кто-то иронически ахнул, а помощник боцмана заметил: «Неужели этим ублюдкам нечем заняться?» Другой мужчина рассмеялся.
Адам снова посмотрел на топ мачты, брызги хлынули ему в лицо, словно дождь. Ну же. Ну же. С этим большим телескопом Казенс сможет разглядеть корабль достаточно хорошо, чтобы опознать его. Но как насчёт другого? Что здесь делал американский корабль? Возможно, правительство Соединённых Штатов всё же серьёзно относилось к работорговле, хотя до сих пор решительно сопротивлялось любым попыткам патрулей останавливать и обыскивать их суда в известной близости.
Адам взял телескоп со стойки и забрался под защитный кожух. Он и так промок насквозь; он терпеть не мог тяжёлый брезентовый плащ. Если поскользнёшься, он может унести тебя вниз так же быстро, как ядро…
Он ждал, просмоленные ванты впивались в кожу, пока корпус снова накренился. «Непревзойденный», должно быть, внезапно поднялся на каком-то странном гребне волны; он довольно хорошо видел другой корабль, его ярко-жёлтые паруса и большую часть блестящего борта, прежде чем он снова погрузился в море. Но не раньше, чем он увидел яркое цветное пятно, выступающее на его вершине, словно отполированный металл, – звёздно-полосатый флаг.
Он снова спустился вниз и увидел ожидающего его Гэлбрейта.
Он сказал: «Фрегат янки». Он посмотрел на него, не отрывая взгляда, несмотря на едкие брызги. «А другой – барк».
«Барка?»
«Может быть. В таком случае…»
«Палуба! Следующее судно – приз, оно плывёт под тем же флагом!»
Адам ударил себя по губе. «В таком случае, американцы нас опередили. На этот раз».
Гэлбрейт сказал: «Они все еще приближаются к нам, сэр».
Адам отвернулся и пошёл к подветренной стороне. Возможно, контр-адмирал Херрик доложил их светлостям об Осирисе, таинственном работорговце. Это ещё больше затронет Силлитоу. Он нахмурился. И, следовательно, Кэтрин. Он снова представил Херрика на борту этого корабля. Напористого, упрямого, но искреннего. Неспособного нарушить кодекс, который он почти рождён был соблюдать. Старейший друг сэра Ричарда
Он снова забрался в ванты, услышав звон двух колоколов с бака, и устроился в удобной позе. Прошёл час. Казалось, что прошло всего несколько минут с тех пор, как он вышел на палубу.
Он попробовал ещё раз. На этот раз изображение было чётче: другой фрегат был гораздо ближе, максимум в двух милях. Он осторожно переместил подзорную трубу, стиснув зубы от боли в руке и бедре при каждом резком нырке. Звездно-полосатый флаг теперь был очень ярким и чётким. И люди тоже, выстроившиеся вдоль трапа и цепляющиеся за такелаж, чтобы поглазеть на этот корабль. Он снова переместил подзорную трубу. Вероятно, чтобы позлорадствовать. Затем он увидел барку, изящную для своих размеров, ближе, но наклонённую в сторону от кормы фрегата. И он увидел флаг. Он развевался над другим, грубо завязанным узлом, в знак покорности. Награда.
Он увидел, как некоторые матросы машут с другого фрегата, прекрасно понимая, что за ними наблюдают в телескопы.
Кристи сказала: «Теперь они гордые, как павлины, не правда ли?»
Беллэрс сказал: «Ветер стихает, сэр». Это был скорее вопрос, чем доклад.
Адам кивнул, нетерпеливо желая поскорее закончить. «Соберите всех. Расчехлите эти рифы, и мы пойдём к ветру». Он взглянул на Кристи. «Покажи им, как это делается, а?»
Высоко на своём насесте на ветвях деревьев мичман Казенс услышал слабый визг позывных и догадался, что происходит далеко внизу, под его свесившимися ногами. Впередсмотрящий, держась за штаг, терпеливо наблюдал за ним, жаждая снова остаться один. Казенс навёл подзорную трубу. В его мокрых руках она ощущалась как балласт.
Он внимательно осмотрел фрегат, а затем протёр глаза, думая, что что-то пропустил. Каким-то образом картина изменилась, что было невозможно.
Машущих, ликующих матросов, бесшумных и крошечных в объективе, не стало, и... он едва мог в это поверить... звездно-полосатый флаг тоже исчез.
Пока он смотрел, открылся ряд иллюминаторов, как ему показалось, и он с недоверием уставился на орудия, которые сверкали в резком свете, словно черные зубы.
Он нащупал смотровую площадку и ударил ее по руке.
Тревога! Тревога!»
Все остальное заглушил рычащий грохот бортового залпа и последний крик, когда он упал.
15. Самый старый трюк
«РАЗБИТЬ ПО КВАРТИРАМ и приготовиться к бою!»
На мгновение воцарился хаос: люди, высыпавшие на палубу, чтобы выполнить последний приказ, разбились на группы, постоянные учения взяли верх, хотя некоторые с недоверием смотрели на другие корабли.
Адам сложил руки рупором. «Измените курс на два румба! Держите курс на северо-запад!»
Мимо пробегали люди, чтобы занять позиции у брасов, в то время как орудийные расчеты ныряли вокруг них, высматривая знакомые лица, подгоняемые отрывистым грохотом барабанов двух морских пехотинцев у грот-мачты.
Адам вцепился в поручень обеими руками, наблюдая за другими фрегатами, за открытыми орудийными портами, за внезапной угрозой их черных дул.
Было слишком поздно. Уже слишком поздно. Я должен был догадаться, догадаться.
«Спокойно идет! На северо-запад, сэр!»
Всё остальное потонуло в раскатистом громе бортового залпа. Возможно, другой капитан почувствовал, что «Непревзойдённый» собирается поднять паруса, и решил, что это его единственный шанс.
Это было похоже на дикий ветер: снаряды свистели сквозь такелаж и пробивали дыры в марселях и кливерах. И железо, бьющееся о корпус, предательски дрожало.
Он снова взглянул. Одно 18-фунтовое орудие вылетело из иллюминатора внутрь судна, и человек оказался придавленным им, вытянув руки, словно тонувший. Нижние конечности не двигались. И не собирались двигаться.
Двое других моряков лежали у фок-мачты: один был почти разрублен пулей пополам, другой пытался уползти. Чтобы спрятаться.
Гэлбрейт крикнул: «Если бы он подождал, он бы нас снес!»
Адам увидел разбитый телескоп, разбитый об одно из орудий, и тело Коузенса, сброшенное с грота-рея, когда руки потянули за скобы, и упавшее на палубу, словно тряпичная кукла.
Он почувствовал, как горе сменяется яростью, раскаленной добела и не поддающейся разумному выражению. Они погибли из-за меня. Не из-за глупых, чрезмерно осторожных приказов, а из-за меня.
Орудия снова начали стрелять вдоль борта другого фрегата, и он попытался очистить разум. Не быстро, но достаточно быстро. Этими орудиями управляли обученные люди: ренегаты, мятежники, как бы он их ни называл, не имело значения. Всё ещё на сходящемся галсе, второй корабль всё ещё нес вооружение. На фрегате было установлено 38 орудий, так что, возможно, и барк нес своё вооружение. Его капитан также ожидал, что «Unrivalled» сменит галс, возможно, полностью отойдёт назад и оставит корму открытой ровно на некоторое время.
«Готово, сэр!»
Он не обращал внимания на лица окружающих и разыскал Варло у первого дивизиона орудий. Тот стоял неподвижно, перекинув ремень через плечо, словно это был официальный осмотр, а на одном из его сапог остался кровавый след – след человека, придавленного восемнадцатифунтовым орудием.
Как выдержите! Огонь!"
Бортовой залп был произведен очень вовремя, он обрушился на корму вдоль борта, оранжевые языки вырвались наружу сквозь плотную завесу дыма, проникавшего через порты и над трапом.
У другого фрегата был анемометр, но, подгоняемый тем же ветром и с высоко поднятыми дулами, «Непревзойденный» обладал дальностью полета.
Адам понял, что противник снова открыл огонь; снасти, оторванные блоки и обугленные полосы парусины падали и разлетались по орудийным расчетам, которые, словно демоны, работали ганшпицами и трамбовками, уже откликались на хриплые команды. «Непревзойденный» был один, и ему было приказано оставаться в одиночестве до завершения миссии. Если сейчас что-то важное будет унесено, другие суда отстанут и не будут торопиться, пока не останется никого живого, способного предотвратить абордаж. Бойня.
Он схватил мичмана Дейтона за руку, прижал его к поручню и направил ему на плечо подзорную трубу. Юноша пристально смотрел на него; он даже чувствовал его дыхание, тело сотрясалось от очередного рваного залпа. Но взгляд его был спокоен, словно пытаясь показать, что он не боится.
Адам молча поприветствовал его и сосредоточил взгляд на другом фрегате. На его вершине теперь развевался чёрный флаг, и он с безумной ясностью вспомнил слова умирающего капитана-ренегата в той самой каюте у него под ногами. На войне мы все наёмники.
Он увидел пробоины в парусах, торчащие из фальшборта необработанные балки, несколько пустых орудийных портов. Он опустил подзорную трубу. Но этого было мало. Недостаточно.
Он вздрогнул, почувствовав, как чьи-то руки обхватили его талию, а меч внезапно скользнул по бедру. Это был Джаго, с наполовину выбритым лицом, застигнутый врасплох внезапным призывом к оружию.
В нижнюю часть корпуса ударило ещё несколько выстрелов, каждый из которых был ударом в корпус. Джаго схватил его за руку, не улыбаясь, и резко сказал: «Неважно, сэр. Я закончу бриться, когда мы закончим с этой сволочью!»
Адам посмотрел на него и, возможно, впервые осознал, насколько близок он был к тому, чтобы сломать, погубить корабль и людей, подобных Джаго, которые никогда не задавались вопросом, зачем они здесь и кто умрет следующим.
«Мы выдержим этот курс!» Он увидел, как Гэлбрейт приложил руку к уху, прислушиваясь к грохоту канонады, заглушающему всё остальное. Командиры орудий, ослеплённые дымом, едва видели противника, и всё же опытными пальцами сжимали спусковые тросы, даже когда каждый лафет накренялся на борт. Огонь! Губка! Заряжай! Бежать! Огонь! Если порядок нарушится, им конец.
Помощник боцмана беззвучно упал на палубу. Без опознавательных знаков, с потрясённым лицом, словно он не мог смириться с поспешностью смерти.
Расстояние сократилось до менее мили, оба корабля вели огонь, клубящийся туман порохового дыма скрывал все, кроме верхних реев и пробитых парусов противников.
Гэлбрейт крикнул: «Он серьёзно ранен, сэр! Один выстрел против двух, если не больше!» Он буквально ухмылялся и махал шляпой орудийным расчётам на шканцах. Адам вышел на середину палубы, ноги вдруг снова смогли его нести.
«Тогда он попытается взять нас на абордаж, Ли!» Он обнаружил, что держит в руке меч. Не свой: Джаго, должно быть, выхватил его где-то. Больше ошибок быть не должно. Не может. «Все орудия – двузарядные, с картечью. Предупредите штурмовиков на носу, чтобы были готовы». Он крикнул через плечо: «Подведите его на нос, мистер Кристи, мы не хотим заставлять его ждать!»
Он смотрел, как сквозь дым поднимаются стеньги другого корабля, видел короткие яркие вспышки на марсах или реях, где стрелки заняли свои самые эффективные позиции. Далеко, без видимой опасности, пока не чувствовалось, как тяжёлые пули ударяются о палубу или вырывают осколки, словно их поднимало невидимое долото. И ещё один звук. Свинец, врезающийся в плоть и кости, жалобные крики человека, которого тащили на кубрик, и к хирургу. Пуля врезалась в шлюпочный ярус и, словно топор, разрубила нос большого катера. Ещё больше людей упало, когда осколки пронзили их, словно стрелы.
Адам вдруг вспомнил о Нейпире. В тот последний раз. Обернувшись, он увидел юношу, стоящего на одном колене и перевязывающего руку морпеха, с пальцами, красными от крови, и с тем же серьёзным выражением лица, которое он сохранял, даже готовя еду для своего капитана.
«Дэвид, не двигайся!» Их взгляды встретились, и ему показалось, что он услышал ответ. Это прозвучало безумно, словно «…поездка на пони!»
«Готовы, сэр!» Все командиры орудий, кто ещё мог, смотрели на корму, подняв кулак. Гэлбрейт вытащил свой анкер, а морпехи у набитых сеток для гамаков уже примкнули штыки.
Карронады тоже будут готовы. Если они сейчас подведут…
Он крикнул: «Стой, ребята, и встречай их на своём пути!» Он увидел лица, вытаращенные глаза. Дикие, испуганные, отчаянные. И это были его люди.
Он взмахнул незнакомым мечом. «Запомните, ребята! Непревзойденный!»
С дрожью накренившись, вражеский утлегарь и бушприт пролетели над полубаком, словно гигантский бивень. Он слышал треск мушкетов, а голоса, перекрывая грохот скрежета корпусов и рвущихся снастей, словно гимн ненависти, сливались в один голос. Обрубленный фал прополз сквозь скорчившихся матросов и морских пехотинцев и каким-то образом запутался в теле мичмана Казенса, так что тот снова выпрямился, словно отвечая на зов, которому тот без вопросов следовал большую часть своей юной жизни.
Меч взмахнул. «Огонь!»
Ближе к носу жерла орудий, должно быть, перекрывали жерла противника, теперь маячившего высоко рядом. В упор, сдвоенные выстрелы и добавленная для пущего эффекта картечь, взрыв прозвучал так, словно корабль разнесло на части. Там, где моряки стояли, потрясая оружием, ожидая удара, теперь дымилась полоса воды. Люди и куски людей, мертвецы и умирающая земля слились воедино, когда ветер снова обнял корпуса.
Но некоторые пошли на риск и каким-то образом закрепились, некоторые – с помощью дымящихся карронад, превративших носовую палубу противника в кровавое месиво.
«Вперед, морпехи!»
Это был капитан Люксмор. Адам не видел его из-за дыма, но представлял, что он, как всегда, одет безупречно.
Он услышал новый звук, похожий на рог, а не на трубу или горн. Гэлбрейт кричал ему: «Они отчаливают, сэр!» Его голос был хриплым от недоверия. «Бегают!»
Адам резко обернулся. «Схвати её!» Гэлбрейт смотрел на него, словно не понимая. «Схвати её».
Но было слишком поздно: корпуса разваливались, словно два боксера, которые слишком много отдали и слишком много потерпели.
Адам посмотрел на небо, теперь снова ясное и прозрачное, над дымом, в том другом, невозможном мире.
Где же была барка? Почему Гэлбрейт не мог понять?
Он почувствовал одиночный взрыв, но лишь отчасти осознал, как палуба позади него разлетелась вдребезги. Половина двойного штурвала была оторвана; один из рулевых всё ещё держался за спицы, но его ноги и внутренности оставили на обшивке жуткий след.
И над всем этим он услышал крик дозорного. Далеко-далеко, за пределами всей этой боли.
«Палуба там! Паруса по левому борту!»
Он почувствовал, как Джаго держит его за плечи, и понял, что упал на колени. И тут пришла боль. Он услышал свой крик; боль была словно клеймо. Он попытался нащупать бок, но кто-то ему помешал. Почему-то он вспомнил Джона Олдэя. Когда они виделись в последний раз. Разговаривали и держались за руки… как, должно быть…
Гэлбрейт был сейчас здесь, его взгляд был тревожным, он оглядывал окружающих, словно ища подтверждения или мрачного одобрения.
Он услышал свой голос, мучительный и бессвязный.
«Они прекратили действие из-за этого новичка».
Он чуть не прокусил губу от боли, пронзившей его. «Иначе…» Он не мог продолжать; в этом не было необходимости.
Дым рассеивался; он услышал, как снова раздались выстрелы. Кто-то жалобно кричал, другой настаивал: «Я здесь, Тед! Вперёд!»
Он повернул голову и увидел, что Нейпир наклонился, чтобы вытереть лоб тканью.
Голос Кристи: «Хирург идёт!»
Он попытался подняться, но почувствовал, как кровь течет по его боку и бедру.
«Мистер Гэлбрейт». Он подождал, пока его лицо обретёт фокус. «Доставьте корабль в Плимут. Эти депеши должны попасть к лорду Эксмуту».
Гэлбрейт сказал: «К черту эти депеши».
«Сколько мы потеряли?» Он схватился за рукав. «Скажи мне».
«Восемь сразу, сэр».
«Слишком много», – покачал головой он. «Самый старый трюк, а я его не видел…» Тень заслонила туманный блеск. Маленькие, сильные руки для такой крепкой фигуры. Ирландский голос, спокойный, не терпящий глупостей, даже от капитана.
«Ах, не двигайтесь, сэр». Пауза, и острая, настойчивая боль. Безжалостная. «Чуть не попал. Сейчас разберусь». Тень отодвинулась, и он услышал, как О’Бейрн пробормотал: «Морпех Фишер погиб. Падая, он выронил мушкет, и тот выстрелил при ударе. Он нашёл не ту цель!»
Он почувствовал, как чьи-то руки подняли его, а другие протянули руки, словно желая успокоить его или себя.
Гэлбрейт подождал, пока небольшая процессия не скрылась внизу, затем посмотрел на шрамы и изрешеченные паруса, засохшую кровь и палубу, где погибли люди. И за ними последуют ещё больше, прежде чем они снова увидят Плимут-Хоу.
Он прикрыл глаза, чтобы взглянуть на другие корабли, но в тумане и клубящемся дыму они казались нереальными. Он уже слышал стук молотков и пил, перекличку рабочих, работающих высоко над охваченной боем палубой.
Как же капитан, казалось, понимал, что происходит, и в решающий момент, и позже, когда другой фрегат пытался вырваться из их смертельных объятий? И что, если капитан барка понял, что рулевое управление «Unrivalled» было выведено из строя этим единственным выстрелом?
Он взял кружку чего-то у одного из сотрудников кают-компании и чуть не подавился. Это был чистый ром.
И когда он увидел, как капитан пошатнулся и упал на колени, он услышал свой голос: «Кто угодно, только не он. Пожалуйста, Боже, только не он!»
Это было похоже на голос. Потому что ты не мог этого сделать. И не сделаешь.
Он уставился на флагшток, перевернутый в этой короткой, но жестокой схватке.
«Займитесь этим, мистер Казенс!»
Затем он отвернулся, с отвращением вспоминая, и пробормотал: «Прости меня».
Никто не мог его услышать.
Дэниел Йовелл критически осмотрел перо новой ручки, прежде чем проверить его ногтем большого пальца. За белым экраном он слышал постоянные звуки и движения рабочих, ремонтирующих повреждения, заправляющих новые такелажные снасти или меняющих паруса, пробитые в бою.
Казалось, работа никогда не прекращалась, и порой было трудно поверить, что это краткое действие произошло более четырех дней назад.
Как будто труд был необходимостью, единственным способом для моряков забыть о гневе и печали. Йовелл видел, как умирали люди, и был рядом, когда они совершали свой последний путь, погружаясь в вечную тьму.
Он посмотрел через заваленный бумагами стол на стопку записей, которые капитан использовал для составления своего отчёта. Несмотря на ранение, он, казалось, не мог ни отдохнуть, ни сделать скидку на боль и потерю крови.
