Текст книги "Неустанное преследование"
Автор книги: Александер Кент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)
Варло хрипло сказал: «Должно быть, он тоже мертв!»
А потом Партридж, боцман, резко и сердито: «Не говорите так, сэр! Этот бедняга носит ваше пальто!»
Адам сказал: «Ложитесь в дрейф, будьте любезны. Мистер Варло, примите вахту. Приготовьтесь спустить шлюпку. Лоусон, набирайте команду, не тратьте время на поиски добровольцев! Время на исходе!» Он взглянул поверх сетей и увидел, как море снова оживилось: две или больше акул вынырнули на поверхность, какими-то грациозными и изящными. Непристойными в своей неистовости.
Он знал, что мичман Дейтон наблюдает за ним и кивает, словно пытаясь успокоить Джаго или себя.
Их взгляды встретились, и Адам улыбнулся. Ему стало противно, но это было важно, возможно, жизненно важно для этого юноши, который однажды станет королевским офицером. И будет помнить.
«Непревзойдённая» неуверенно шла против ветра, её паруса едва хлопали в знак протеста, словно она была рада отойти от невидимых убийц. Адам едва слышал, как лодка отходит от кормы, но видел Гэлбрейта, стоящего на корме с вытянутой рукой, наклонившегося к рулевому Лоусону, чтобы поговорить.
Затем он взял подзорную трубу и осторожно выровнял её. Ялик, голова и плечи Гэлбрейта, резко мелькнувшие в фокусе, один из гребцов, щурящийся от яркого света, откинувшись на ткацкий станок. Затем, дальше и дальше, мелкие обломки и крышка люка. Наблюдая, он увидел, как акула наталкивается на неё, слегка приподнимая, пытаясь сбросить безжизненную фигуру в воду. Партридж был прав. На мужчине был лейтенантский мундир, словно он увидел самого себя. Кто-то ахнул, когда фигура опустила руку на край крышки люка. Другой воскликнул: «Он жив!»
Акула снова ринулась к крышке, ее жестокая пасть в форме полумесяца была отчетливо видна в объектив телескопа.
Последняя надежда или какой-то сохранившийся инстинкт – кто мог сказать после всего, что он видел и пережил, – но он снова пошевелил рукой, так что акула проскользнула мимо, хлеща по туманной воде, и тут же повернулась для новой атаки.
Адам опустил стекло и вытер лоб. Казалось, он сам только что выбрался из моря. Шлюпка была на месте, и единственного выжившего уже переправили через загребного гребца на корму.
Адам услышал низкий голос хирурга, отдававшего указания своим ассистентам.
Он направился к коробке с компасом, волоча ноги по расплавленной смоле.
Возможно, они узнают, что произошло и почему.
Он нетерпеливо встряхнулся. «Когда мы подберём лодку, можешь вернуть её на первоначальный курс». Он взглянул на закрученный кокпит мачты и увидел Салливана, очерченного на фоне пустого неба, смотрящего на него сверху вниз.
Адам медленно поднял руку в приветственном жесте. Затем снова повернулся к Кристи.
Остальным придётся подождать. Корабль был первым.
Кристи наблюдал и был доволен. Какое-то время он был встревожен, но теперь всё прошло.
Капитан снова стал самим собой.
И первым был корабль.
Денис О'Бейрн, хирург Unrivalled, уже закатал рукава и неторопливо жестикулировал, словно хотел подчеркнуть необходимость осторожности, а не спешки.
Адам стоял в углу медотсека, пока мальчишки-лапочки несли выжившего к столу. Их лица были сосредоточены, но лишены всякого выражения. Они были закалены. Иначе они бы не выжили.
Он ненавидел звуки и запахи этого места; он не мог привыкнуть к ним ни на одном корабле. Он знал людей, которые молили и умоляли оставить их умирать на палубе после ранения в бою, что угодно, лишь бы не столкнуться с пилой и ножом на мундштуке.
Он вполуха прислушивался к звукам сверху, приглушённым и каким-то отдалённым. Теперь командовал Гэлбрейт, разворачивая корабль, чтобы уловить слабый морской ветер. Он быстро сказал: «Зовут Финли, сэр. Лейтенант на «Парадоксе». Он командовал призовой командой на борту работорговца. Он постоянно терял связь, бредил. Не думаю, что он понимал, что происходит, когда мы подняли его на борт».
Адам наблюдал за руками О’Бейрна – ловкими, деловитыми, словно продолжением его разума. Мужчина был крупным, во многом неуклюжим, но руки у него были маленькие и очень сильные.
Фигура на столе, возможно, уже была мертва: одна рука свисала с крышки люка, которая его спасла. Кожа сильно обгорела, на лбу, в месте удара, виднелся синяк.
Адам заставил свой мозг проанализировать немногочисленные, но скудные факты, которыми он располагал. «Парадокс» был одной из шхун, борющихся с рабством. На несколько секунд он задумался, почему название показалось ему знакомым, а потом до него дошло. Она упоминалась в записях Тьяке как судно, на котором коммодор Тернбулл посещал пределы патрульной зоны. Она была небольшого размера, так что этот лейтенант, вероятно, был её старшим офицером. Тогда это была ценная добыча. Но где сейчас «Парадокс»? И почему захваченный работорговец остался без сопровождения?
Он услышал чей-то вздох и увидел человека по имени Финли, пытающегося помешать помощникам О’Бейрна снять с него пальто. Возможно, в его мучительных мыслях оно было последней связью, единственной его личностью.
О’Бейрн говорил, словно про себя: «У него ножевое ранение левого бедра. Глубокое и гнойное». Он положил руку на плечо Финли и тихо сказал: «Теперь успокойся, ты среди друзей». Он резко кивнул своим людям, и они сняли форменную одежду.
Затем Финли заговорил, и голос его был довольно сильным.
«Надо сказать капитану...»
О'Бейрн наблюдал за своим старшим помощником; приборы мерцали в дрожащем свете фонаря, словно нечто зловещее.
Он сказал: «Капитан уже здесь, как вы и говорили!» Он посмотрел на Адама. «На несколько слов, сэр?»
Адам подошел к столу и увидел, как мужчина пытается сфокусировать взгляд, пытаясь сохранить ясность мысли.
«Меня зовут Болито. Я здесь командую». Он положил руку на плечо. Кожа была холодной и липкой.
Теперь он был голым, и Адаму не нужно было оглядываться, чтобы понять: остальные заняли свои позиции, готовые прижать его к земле, удержать неподвижно, несмотря ни на что. Только их тени двигались, прыгая по белым балкам, словно упыри.
Другой невнятно пробормотал: «Новичок здесь». Он попытался снова, но остановился, пока кто-то протягивал руку, чтобы промокнуть рот влажной тряпкой. «Мы сбили работорговца». Он застонал и покачал головой. «Три дня назад, не помню точно. Коммодор был с нами. Нам повезло!»
«Что произошло потом?»
«Я принял командование. Абордажная команда, десять опытных матросов и молодой мистер Коулз. Его первая попытка». Он крепко зажмурил глаза. «Парадокс» пришлось нас покинуть. Не помню почему. Мы должны были идти во Фритаун, как и было приказано».
О'Бейрн заметил: «Осталось совсем немного, сэр».
Адам взглянул на него. «Минутку».
Финли вдруг сказал: «Потом мы увидели, что к нам приближается другое судно. Бриг. Испанский флаг. Ничего необычного». Он вспоминал, видел это. «Потом оно подняло чёрный флаг и вытащило оружие. Я запер команду работорговца под охраной, но бедный Коулз, должно быть, проявил неосторожность. Они вырвались и напали на моих людей. Всё закончилось за считанные минуты».
Адам почувствовал, как люди вокруг него напряглись, и увидел, как О’Бейрн лезет в свою сумку. Он продолжал: «Рабы, что с ними случилось?»
Финли откинул голову на стол, его взгляд внезапно потускнел. Он был побеждён.
«Их было больше двухсот. Большинство были в кандалах, и у нас не было времени их освободить. Но они знали, что спасены. Некоторые из них пели об этом».
Адам понял, что теперь глаза смотрят прямо на него.
«Они, должно быть, заметили ваши топсели, капитан Болито. Я был беспомощен». Он попытался коснуться своего бока и, возможно, впервые осознал, что его держат неподвижно. «Они тут же убили моих ребят. Молодому Коулу потребовалось больше времени. Даже там, на плоту, мне показалось, я слышал его крики. Как будто девушку пытают, подумал я. Должно быть, они решили, что я мёртв. Потом раздался взрыв. Они заложили заряды, прежде чем бросить её. Потом я оказался в воде. Кажется, кто-то вытащил меня на плот. Я… не помню. И там были акулы. Когда работорговец затонул, я слышал их крики. Там мелко. Акулы схватят их прежде, чем они утонут, бедолаги!»
Он больше не произнес ни слова и не сопротивлялся, когда ему в зубы втиснули кожаный ремень и впервые показался нож.
Адам вышел из лазарета и подумал о неизвестном мичмане, которого замучили до смерти, и о моряках, которых убили, словно свиней на бойне. И он подумал о мичмане Дейтоне, который видел это. Огромное, расползающееся пятно, обозначающее место, где более двухсот беспомощных пленников были разорваны на части.
Они так и не узнают, кто был невидимым спасителем Финли. Его, вероятно, тоже утащили акулы.
Он услышал сдавленный крик Финли и захотел вернуться к нему. Чтобы сказать ему, что он и его люди будут отомщены.
Вместо этого он вышел на палубу с саднящим ртом, словно его вырвало, как Дейтона.
Всё было как прежде. Взглянув наверх, он увидел, что реи укреплены, чтобы удержать ветер, но флаг едва поднимался.
Гэлбрейт стоял у трапа левого борта, но приготовился к движению, когда появился его капитан. Никто на него не смотрел, но Адам знал, что они видят все его эмоции.
Нейпир, слуга из каюты, ждал вместе с Джаго. Мальчик помедлил, а затем подошёл к нему, осторожно держа в одной руке поднос, накрытый чистой тряпкой.
«Это было очень продуманно, Дэвид». Айл не заметил, как Нейпир вздрогнул, услышав его имя.
Это был бокал белого вина, хранившегося почти холодным где-то в трюме. До сих пор.
Он посмотрел на Гэлбрейта и пожал плечами. «Их всех убили».
Затем он наклонил стакан, его глаза ослепило солнце или что-то более сильное, что он больше не мог контролировать.
Он увидел тяжёлую фигуру О’Бейрна, поднимающегося по трапу на шканцы, оглядывающегося по сторонам, как всегда, когда он посещал это место командования. Он отличался от человека в лазарете, с сильной и твёрдой рукой. Его мир был совершенно иным.
О’Бейрн почти небрежно сказал: «Боюсь, потерял его, сэр. Не понимаю, как он прожил так долго». Он выплюнул это слово. «Отравлен. Намеренно, если мне не изменяет память». Он лишь на мгновение обернулся, когда парусный мастер и один из его лопоухих мальчишек пересекли главную палубу. Значит, пора было хоронить. Труп был хорошо подготовлен к быстрому переходу в вечную тьму.
Он тихо добавил: «Перед самым концом он посмотрел на меня». Он улыбнулся, и это придало ему глубоко печальный вид. «Прямо на меня и спросил: где ты был?» Он покачал головой. «А потом он умер».
Кого он имел в виду? Своего капитана? Этот корабль? Адам резко повернулся и посмотрел назад. Море снова стало спокойным. Пятно исчезло.
Возможно, он говорил от их имени.
В сумерках на мачте на востоке показался парус. Это был «Парадокс». Завтра, на рассвете, они поговорят.
Но перед этим, когда их внезапно накрыли багровые тени заката, они похоронили лейтенанта Финли в том же океане, который решил, что он должен остаться единственным свидетелем.
Закрыв молитвенник, Адам услышал другие слова и понял, что никогда их не забудет.
Где вы были?
Коммодор Артур Тернбулл легко шел по черно-белому клетчатому покрытию палубы, останавливаясь лишь для того, чтобы коснуться одной из балок над головой.
«Мне нравится простор, Болито, место, где можно стоять прямо, а не пригибаться, спасая череп! Говорят, на маленьких судах к этому привыкают». Похоже, это забавляло его. «Недостатки перевешивают достоинства, я бы сказал». Он повернулся к кормовым окнам, движение было лёгким и непринуждённым, как и его походка. «Ты молодец, Болито. Мы бы ничего не заметили, если бы не твоя быстрая реакция».
На фоне танцующего отражения и яркого света сзади было невозможно разглядеть его лицо или оценить его позу.
Тернбулл оказался моложе, чем Адам ожидал, или, по крайней мере, казался таким. Но он был старшим пост-капитаном, и Тьяк рассказал ему, что до назначения во Фритаун он командовал большим трёхпалубным судном. Он хорошо справлялся. Но даже за короткое время, прошедшее с момента прибытия на борт, Адам ощутил в нём беспокойство, нетерпение, которые шли вразрез с его самоуверенностью.
Финли, похороненный накануне вечером, был первым лейтенантом «Парадокса», того же возраста и звания, что и командир. Тернбулл внимательно выслушал рассказ о его спасении и последующей смерти, но сказал лишь: «Капитан «Парадокса» будет скучать по этому парню. Думаю, они были довольно близки. Но вот так».
Адаму показалось странным, что его не пригласили на борт марсельной шхуны, которая как раз сейчас медленно лавировала вдоль кормы «Непревзойдённого». Элегантное, хорошо управляемое судно, и он хорошо представлял себе, как два офицера могли сблизиться и стать зависимыми друг от друга. Возможно, Тернбулл предпочёл, чтобы эта беседа состоялась здесь, вдали от глаз и ушей людей, среди которых он жил в этом последнем патруле. И уж точно – последнем для Финли и его абордажной команды.
«Другой корабль, сэр. Возможно, известный работорговец?»
Тернбулл пожал плечами. «Возможно, один из трёх, которые я имею в виду». Он не стал вдаваться в подробности. «Вернули приз и намеревались отвести его к берегу, где груз перегрузят на более крупное судно. Пока что никто ничего не выиграл, а мы потеряли приз». Он сел в кресло, скрестив ноги, и снова обвёл взглядом каюту, словно что-то искал. «Ваше прибытие на станцию будет иметь значение, Болито. Бесконечных патрулей недостаточно. Мы должны нанести удар по работорговцам на их территории. Уничтожить их, прежде чем они выставят наши усилия бесполезной кампанией по спасению лица в Лондоне». Он взглянул на Нейпира, осторожно входя в каюту с подносом и стаканами. Мальчик ждал у стола, отводя взгляд от посетителя.
Тернбулл вдруг спросил: «Конечно, вы знаете капитана Тиаке уже какое-то время. Он, кстати, был флагманским капитаном вашего дяди?» Он поспешил продолжить. «Но он и здесь научился своим навыкам. Я бы хотел видеть его коммодором, когда уеду, если их светлости не возражают». И снова что-то, казалось, его развеселило. «Тиаке – единственный из всех, кого я встречал на этой забытой богом станции, кто, кажется, чувствует себя здесь непринужденно!»
Адам расслабился, мышца за мышцей. Тернбулл дал ему понять, насколько хорошо он осведомлён обо всех, кто находится у него в подчинении. И по его последнему замечанию было очевидно, что он уже думал о своём следующем назначении.
Он налил два бокала вина, а Нейпир в это время впервые осмелился взглянуть на коммодора.
Тернбулл сказал: «Это отличный корабль, Болито. Думаю, твои достижения ему соответствуют. Фрегат принесёт тебе славу, но в чём-то большем я не уверен». Он отпил вина и мягко улыбнулся. «Ты зашёл в Фуншал, я вижу. Неплохо, я бы сказал, но на мой вкус чуть-чуть слишком сладко». Он снова сменил тактику. «Когда мы вернёмся во Фритаун, у нас будет много дел. Должен был прибыть новый агент Короны, и я намерен убедить его в необходимости провести несколько решительных атак на различные районы сбора рабов. Торговля процветает, цены растут с каждым днём, и некоторые торговцы усугубляют ситуацию, подкупая местных вождей, чтобы те покупали для них рабов». Он поднял голову, его взгляд был острым. «Подкупая их мушкетами. И ты знаешь, к чему это приведёт».
В дверь постучали, и часовой крикнул: «Вахтенный мичман, сэр».
Нейпир поспешил к экрану, бесшумно ступая босыми ногами по расписанному холсту. Тернбулл достал часы. В каюте они словно светились, и Адам догадался, что они инкрустированы бриллиантами. Ему было бы забавно узнать, что у слуги всегда были сломанные часы с выгравированной русалочкой.
Совершенно бесполезно, но, похоже, для мальчика это значило всё. Осознание этого внезапно разозлило его. Он был несправедлив и так же нетерпим, как и его гость.
В тот же миг он понял, насколько всё иначе. Тёрнбулл ни разу не проявил ни малейшей жалости к убитым рабам и абордажной команде Парадокса. Потеря приза и его потенциальной награды, казалось, была для него важнее.
Мичман Дейтон вошел в каюту, держа шляпу под мышкой.
«Мистер Гэлбрейт выражает почтение, сэр, и ветер крепчает». Он поднял взгляд, услышав топот ног над головой. Возможно, вспомнив то, что видел с высокой мачты. Неужели это было только вчера?
Тернбулл сказал: «Мне понадобится моя лодка, Болито. Мы не хотим потерять ветер!» Он снова посерьезнел. «Как только мы пройдём мимо суши и освободим место в море, мы сможем поймать юго-восточный пассат. Это сократит время перехода на несколько дней».
Адам сказал: «Продолжайте, мистер Дейтон. Я сейчас поднимусь. Пусть шлюпка коммодора подойдёт к борту».
Он недоумевал, почему Тернбулл не решил перенести свой кулон на «Непревзойденного» для обратного путешествия. Всё это было окутано тайной, неким образом лихости и отваги, которые он, казалось, считал подходящими для своей нынешней роли.
Дверь закрылась, и Тернбулл небрежно спросил: «Дейтон? Его отца убили, да? Он же был коммодором!» Он снова усмехнулся. «Мне придётся быть осторожнее!»
У двери он резко сказал: «Я был бы признателен, если бы ваш клерк сделал две копии вашего отчёта до того, как мы увидим Фритаун. Он будет мне полезен, и я полагаю, что новый агент Короны с волнением прочтёт его, когда услышит об абордажной группе. Акт пиратства, ни больше ни меньше, который ни один вор в Министерстве иностранных дел не посмеет проигнорировать, по крайней мере, на этот раз!»
Адам повёл его к трапу, радуясь, что уходит. Тернбулл оглянулся на пустую кают-компанию, и снова его взгляд не ускользнул от внимания. Возможно, он вспоминал какое-то лицо или какой-то момент из прошлого.
Он сказал: «Королевский агент сам является или являлся морским офицером, и это, я надеюсь, говорит в нашу пользу».
Он снова повернулся, его идеально начищенный ботинок застыл на лестнице.
«Зовут меня Херрик. Контр-адмирал Томас Херрик – это вам что-нибудь говорит?»
Адам ухватился за поручень, чтобы удержаться на ногах. Тернбулл не ждал и не рассчитывал на ответ. Он уже знал.
На палубе он всё ещё был с ним, и те, кто ждал у иллюминаторов или нагло стоял в стороне, когда он проходил, были знакомы ему по лицам. Мы, немногие счастливые. Теперь их осталось совсем мало. И Томас Херрик был одним из первых.
Столько вопросов без ответов и объяснений. Как и некоторые расчёты Кристи, аккуратные линии на графике, которые каким-то образом снова и снова сходились и соединялись.
Судно, которое погибло, и кричащее, заперло в ловушке мужчин и женщин, оставленных тонуть или быть растерзанными акулами. Тьяк, который не мог говорить о воспоминании, которое всё ещё управляло его жизнью, и Джордж Эйвери, который умер из-за этого. А теперь и Томас Херрик. Сгинул с годами. Лучший друг моего дяди.
Он приподнял шляпу, приветствуя коммодора, и раздались пронзительные крики приветствия, когда морские пехотинцы взяли в руки оружие.
На первый взгляд, Тернбулл должен был быть более чем доволен. Безупречная репутация и выслуга лет, подготавливающая его к следующему этапу – флагманскому званию. В то время как столь многие другие были отброшены в сторону из-за сокращения флота, его ждало блестящее будущее.
Он смотрел, как лодка отходит. Коммодор ни разу не взглянул за корму «Непревзойденного».
Адам снова надел шляпу и вспомнил о двух едва притронутых стаканах мадеры в своей каюте.
Оглядываясь назад, трудно было разглядеть настоящего человека за авторитетом.
Все, что он мог осознать, была зависть.
7. Секреты
Гичка «UNRIVALLED» ловко подошла к провисшему, обожжённому солнцем пирсу и зацепилась за него. Люк Джаго сдвинул шляпу и уставился на здания на набережной, на одном из которых развевался флаг Союза, а двое морских пехотинцев в алых мундирах прятались в тени арочного входа. Затем он взглянул на мичмана Дейтона, командовавшего гичкой. Он больше ничего не сказал о залитой кровью воде, о жалких обломках – обо всём, что осталось от места бойни. Он держался молодцом, и даже Джаго невольно признался в чём-то вроде восхищения. Дальше он зайти не мог.
Он подождал, пока капитан Болито поднимется на пирс. В своём лучшем сюртуке, треуголке и чистых штанах он мог бы выглядеть совсем другим, подумал он. Расстёгнутая рубашка и потёртые ботфорты были совсем не к месту. Джаго спрятал ухмылку. Как и я.
Адам сказал: «Идти недалеко». Айл обернулся и посмотрел на корабль, чётко и ясно очерченный на фоне скопления торговых судов и суетливых прибрежных судов. Тенты и паруса уже установлены, несколько лодок притаились неподалёку, предлагая свои товары, всегда полные надежды.
Джаго наблюдал за ним, вспоминая выражение его лица, перемену в его настроении после того, как они бросили якорь этим утром. Это случилось после того, как первый лейтенант капитана Тиаке поднялся на борт, чтобы увидеть его, словно он предвидел их прибытие с точностью до минуты. А потом Джаго увидел всё сам. Их приз, португальский «Альбатроз», отплыл из Фритауна. Освобождены, как они сказали, по какой-то маленькой юридической детали, по правовому вопросу, как, по его словам, выразился Кристи. Он знал, что большинство членов экипажа «Непревзойденного» были настолько уверены в своей доле призовых денег, что уже потратили их в мечтах.
Но дело было не в этом. Дело было в чём-то более глубоком, более личном. Возможно, он знал капитана лучше, чем тот предполагал, и чувствовал его настроение так, как никогда бы не поверил. Да и не хотел. Как юный Дейтон и его отец-коммодор, убитый одним из своих. Они делились этим, но всё равно это оставалось личным.
Он посмотрел на людей, толпившихся вдоль набережной. Чёрные, коричневые, столько же цветов, сколько флагов в гавани.
«Я покажу дорогу, сэр». Он заглянул в лодку, и Дейтон неуверенно спросил: «Что мне делать?»
Джаго нахмурился. «Держи лодку в тени, если можешь. А если какой-нибудь ублюдок попытается что-нибудь украсть…» Он не мог угнаться за Дейтоном. Он ухмыльнулся. «У вас на поясе висит красивый кортик, мистер Дейтон. Пользуйтесь им!»
Адам поднялся по последней ступеньке и посмотрел на город, на поднимающуюся за ним, словно древесный дым, пыль и дымку.
Подводя «Непревзойденный» к якорной стоянке, он увидел другое судно, уже стоящее у причала; вероятно, оно вошло во Фритаун примерно часом ранее. Бриг, крепкий и типичный для тех, что служили служанками для всех работ на флоте. Тьяк тоже, должно быть, увидел его и вспомнил о своём первом командовании. Как и я о своём. Но это было нечто другое. Это был курьерский бриг, скорее всего, из Англии, его покрытый шрамами корпус и обветренная внешность говорили лучше всяких слов о морях, которые он так хорошо знал. Серый, штормовой: враг. А наверху, на реях, работали люди, расстилая новые паруса или спуская на починку остатки недавнего перехода.
Курьерский бриг. Значит, кому-то присылали почту. Людям, не умеющим читать и писать, зачитывали письма в кают-компании, а другие, возможно, никогда не получавшие вестей из дома, сидели и слушали. Поделитесь.
Он остановился у высокого, опасного на вид грузового подъёмника и снова попытался справиться с мыслью, которая вертелась у него в голове. Тьяке счёл это достаточно важным, чтобы отправить своего лейтенанта, Рэйвена, подготовить его. Или предупредить меня?
Контр-адмирал Томас Херрик. Для всех остальных это имя означало бы просто ещё одного флагмана, возможно, даже и не это.
Но Адам знал Херрика, сколько себя помнил. Флот был с ним, с перерывами, как семья. Все говорили, что…
Он не мог смириться с тем, что Валентин Кин, ныне флагман «Плимута», ничего не знал и не предупредил его. Он служил и с Ричардом Болито, и с Томасом Херриком бесчисленное количество раз. И всё же всего несколько недель назад, когда он навещал Кина и его жену, пока «Непревзойдённый» заканчивал ремонт в Плимуте, Кин ничего не сказал. Он, должно быть, слышал о назначении Херрика агентом Короны, так почему бы не упомянуть об этом? Адам давно чувствовал, что между ними возникла прохлада; однажды Херрик даже отдал Кина на допрос, что тот был крайне недоволен. А теперь они поменялись ролями. Кин был старше Херрика по званию, и у него ещё оставалось несколько возможностей для продвижения; определённо не было нужды в дальнейшей вражде.
Ему было и до сих пор больно от осознания того, что Валентин Кин скрыл от него правду. Неужели звание настолько выше дружбы?
Он вдруг вспомнил свой короткий визит в Фалмут, когда Фергюсон отговорил его от поездки в Фаллоуфилд к Джону Оллдею в «Старый Гиперион». В минуту затишья Фергюсон рассказал ему слова Оллдея о том дне, когда Ричард Болито был сражён снайпером.
Он говорил о боли Олдэя, когда тот пытался объяснить свои собственные чувства, о том, как, несмотря на последствия битвы и людей вокруг, он и его адмирал... его друг... были «совершенно одни».
Он ехал быстро, Брайан. И вдруг он смотрит на меня и спрашивает: «Где был Херрик?» Он почему-то ожидал его там увидеть, понимаешь?
Его старый друг.
Адам стряхнул с себя воспоминания и сказал: «Давайте покончим с этим, хорошо?»
Джаго пожал плечами. Другое настроение. Он видел капитана Болито, подобного молодому льву в пылу схватки, но всё же способного пожать руку умирающему. Он слышал, как тот восклицал в момент отчаяния: «Неужели им нельзя умереть достойно? Разве это так плохо?» А в другой раз он услышал дрожь в голосе, когда читал о захоронении в море человека, которого едва знал.
Он слышал, как часовые топали сапогами. В Плимуте, Гибралтаре или на палубе флагманского корабля волы никогда не менялись.
Он улыбался. Даже в жару. Без всякого смысла, без всякого чувства.
«Капитан Болито, сэр?» Лейтенант вышел поприветствовать их, на его лице играла привычная улыбка.
Адам сказал: «Я ненадолго, Люк».
Вот ещё что. Он называл тебя по имени, естественно, как друга, а вовсе не как офицера, и уж тем более не как капитана. Как будто он тебя действительно знал и ты никогда не воспользуешься этим. Не как некоторые. Как большинство.
Джаго смотрел, как он исчезает в тени у входа, и огляделся в поисках подходящего места для ожидания. Люди будут смотреть на капитана и видеть только отделку, подумал он. Капитан фрегата, у которого есть всё, который вскружит голову любой женщине. Он подумал о той, которую называли леди Бэйзли, такой гордой и прекрасной. И знал это. И когда он увидел их вместе, её полуобнажённую, в облепившей её одежде, он понял, что это нечто большее. Он оглянулся, когда мимо прошли две туземки, каждая с огромной корзиной, легко балансирующей на голове, увидел, как они закатили глаза, глядя на двух потеющих часовых. Как раз то, что нужно капитану. Он ухмыльнулся и похлопал себя по куртке. Он был не один такой.
Адам следовал за лейтенантом по коридору, их каблуки странно громко стучали по кафельному полу. Старое здание, подумал он, привычное к временному использованию и назначению. Нетрудно было представить это место, когда компанией были только море и джунгли. Кто пришёл первым? Торговцы, купцы, а может быть, миссионеры? В конце концов, придут военные, чтобы защитить их. Так случалось много раз. Торговцы и миссионеры могли уйти, но армия и флаг всегда оставались.
«Здесь, сэр». Лейтенант открыл дверь и объявил: «Капитан Болито, сэр». Более тихим, почти доверительным тоном он добавил: «Примерно десять минут, сэр».
Когда дверь за ним закрылась, Адам оказался в полумраке, или так ему показалось после прогулки от пристани.
Длинная, узкая комната с окном, занимавшим почти всю стену. Оно было плотно закрыто ставнями, ламели были наклонены, чтобы пропускать минимум солнечного света, так что ему пришлось несколько секунд постоять неподвижно, чтобы сориентироваться. Затем он увидел у дальнего конца окна контр-адмирала Томаса Херрика, который стоял, склонив голову вполоборота, словно прислушиваясь к звукам из гавани.
«Присаживайтесь, – он указал на столик. – Могу предложить вам имбирного пива, и я обязан этой маленькой роскошью местной армии!»
Тот же голос. Но когда глаза Адама привыкли к теням, он с трудом мог поверить, что это тот же человек. Он был к этому готов. Он знал, как страдал Херрик после ампутации руки, как смерть любимой жены Дульси разбила ему сердце. Но в мыслях он всегда держал в памяти человека, которого знал большую часть своей службы, и то, что слышал от других, в основном от дяди. Храбрый, преданный и упрямый до безумия, но всегда человек, которому можно было доверить свою жизнь. Херрику, должно быть, было около шестидесяти, этому человеку, который никогда не ожидал назначения из-за своего скромного происхождения, не говоря уже о том, чтобы достичь звания флаг-офицера.
Адам спросил: «Вы хорошо себя чувствуете, сэр?»
Херрик потянул за шнур рядом с собой и чуть шире приоткрыл жалюзи. Адам видел, как он с усилием согнул плечо, словно культя правой руки всё ещё сильно его беспокоила. Волосы у него были совершенно седые, но, отвернувшись от яркого света, он увидел те же ярко-голубые глаза, которые помнил всегда.
Херрик сказал: «„Непревзойдённый“ станет прекрасным дополнением к здешним силам. „Временное соглашение“, скорее демонстрация силы, чем что-либо, что могло бы указывать на нарушение соглашения. Насколько я понимаю, у коммодора Тернбулла есть план действий. Я скоро с ним увижусь».
Адам напрягся. Значит, Тернбулл уже побывал здесь, чтобы увидеть Херрика. Прежде чем кто-либо успел оспорить его оценку зверских убийств рабов и британских моряков.
Херрик продолжил тем же бесстрастным тоном: «Им понадобится много небольших, но быстрых судов, чтобы конкурировать с торговлей. Мне сообщили, что вдоль этого побережья курсирует по крайней мере один новый барк. Быстрый, хорошо вооруженный и способный перевозить триста или более рабов для быстрого и выгодного плавания. И есть другие, один из которых вы задержали на «Непревзойденном».
Адам ждал. Это был не вопрос. Херрик был занят с момента прибытия во Фритаун.
Херрик подошёл к столу и налил себе стакан имбирного пива. «Альбатрос» – работорговец, не сомневайтесь. Но он принадлежит Португалии, и на него не распространяется пункт о снаряжении, который наше правительство пытается сделать всеобщим. Кандалы – это лишь признак, но, похоже, уже не доказательство». На этот раз он не пытался скрыть презрения. «Пиратство – совсем другое дело, но мне не нужно вам это говорить. Люди в Англии и близко не понимают всей жалости и порочности этого грязного промысла. Как разбойник с большой дороги, который может казаться героем для кого-то, но не для тех, кто страдает от его рук! Я предупреждал…» Он резко остановился и отошёл к окну, не притронувшись к имбирному пиву.
Адам впервые почувствовал жалость. Он чуть не произнёс её имя.
Херрик сказал: «Я бы никогда не пролил слезу, увидев, как они танцуют Тайбернскую джигу!»
