Текст книги "Неустанное преследование"
Автор книги: Александер Кент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)
Он подошёл к кормовым окнам и посмотрел на ближайшие корабли и набережную за ними. По пути к губернатору он увидел маленькую лавку; её едва ли можно было назвать магазином. Но она напомнила ему ту, что была на Мальте, где он, поддавшись безрассудному порыву, купил маленький серебряный меч с выгравированным на реверсе единственным словом «Судьба». Как какой-то бездумный, влюблённый гардемарин. Но она взяла его и носила. С ним и для него.
И она была здесь, на этом корабле. В этой каюте.
Он сел и расстегнул рубашку, чтобы охладить тело.
Судьба. Возможно, это тоже был сон.
Дэниел Йовелл отложил ручку у маленького колодца и достал платок, чтобы вытереть лоб. Платок выглядел грязным и мятым, но он был достаточно опытным, чтобы ценить пресную воду, независимо от размера судна.
Он слышал знакомое шлепанье ног над головой, лающие приказы, скрип блоков и натянутых солнцем снастей. Он всегда позволял этому оставаться загадкой, чем-то, что находится за пределами его повседневной жизни. Даже здесь, в большой каюте, было невыносимо жарко, палуба едва двигалась, тени, косо ложившиеся на балки и шпангоуты, оставались неизменными.
Он взглянул поверх очков и увидел капитана, прислонившегося к столу, его руки прижаты к карте, а какие-то медные циркульки лежат там, где он их только что бросил.
Прошла уже неделя с тех пор, как они покинули Фуншал, и ветер был лучше, чем ожидал кто-либо из интересующихся.
Йовелл снова взял ручку и был благодарен за свободу передвижения по этой части корабля. И ещё больше за привилегию делиться ею без каких-либо ограничений.
Он смотрел на Адама Болито, водившего рукой по карте, словно нащупывающей путь. Что-то проверяя. Готовясь к какому-то неизвестному препятствию.
Только здесь, в своей каюте, он, казалось, проявлял неуверенность, сомнение. Как в тот день, когда они покинули Фуншал, обнаружив, что португальская бригантина, привлекшая его внимание, снялась с якоря и выскользнула из гавани, и никто не видел её ухода.
К кораблю подошли лихтеры, и Йовелл снова почувствовал настроение капитана. Зачем тратить время на сбор воды, когда они могут быть в море, преследуя и покоряя таинственный Альхатрос?
Но это было правильное решение. Вода была словно золотой песок, и вдоль этой невидимой береговой линии могли пройти недели, прежде чем они смогли бы добыть свежие запасы.
А бригантина? Как и большинство членов экипажа «Непревзойдённого», он начал думать, что она – скорее необходимость, чем угроза.
«Как будто меня полностью бросили», – подумал он. Каждый день горизонт был пуст, даже с топа мачты не доносилось ни звука. Он смотрел, как рука Адама снова движется, циркули отмечая какой-то новый расчёт. Йовелл видел другую сторону капитана, несмотря на все сомнения относительно цели его миссии. Он велел первому лейтенанту сократить время, проводимое наверху всеми впередсмотрящими. Это мои глаза. Я хочу, чтобы они всегда были свежими и бдительными. И он вспомнил, как Гэлбрейт пришёл на корму, чтобы спросить о новом матросе, Эде, и о возможности его работы с помощниками капитана, для которой он, казалось, был более приспособлен, чем просто морская практика.
Некоторые капитаны, возможно, посоветовали бы своему старшему лейтенанту разобраться с этим и не отвлекать их от более важных дел. Вместо этого капитан Болито сказал: «Я прочитал его доклад. Думаю, это разумная идея. Держите меня в курсе».
Вахта следовала за вахтой, и ежедневная рутина брала верх над всем остальным. Учения с парусами и пушками, управление шлюпкой, когда «Непревзойдённый» заштилели под безоблачным небом, прежде чем лёгкий северо-западный ветер сжалился над ними. По необходимости или из-за дисциплины они привыкали друг к другу. Они старались извлечь максимум пользы.
Несмотря на внутреннюю осторожность, Йовелл часто ловил себя на сравнении. Он видел, как сэр Ричард Болито пытался дистанцироваться от суровой реальности наказания. Будучи адмиралом, он был избавлен от традиции и зрелища порки, с чем, казалось, не мог смириться даже после многих лет службы от мичмана до флагмана. «Мой адмирал Англии», как он не раз слышал, как леди Сомервелл называла его. Их тайна, и что-то очень дорогое для неё.
Адам Болито не мог этого сделать. Будучи капитаном, он должен был назначить соответствующее наказание в соответствии с Военным кодексом, который предоставлял право жизни и смерти каждому человеку на борту.
Старые Джеки не обращали на это внимания. Надеть клетчатую рубашку у трапа было для них лёгким отказом от порки, независимо от того, что они думали о справедливости или несправедливости этого наказания. Крутые ребята вроде Кэмпбелла с гордостью обнажали свои шрамы, полученные от кошки. Или Яго, рулевой капитана, которого когда-то несправедливо высекли, бросая вызов даже власти, которой он служил и которую поддерживал.
Адам Болито, должно быть, находился у палубного ограждения вместе со своими офицерами, пока приводилось в исполнение наказание. Бой барабана, старшина, отсчитывающий вслух каждый удар, помощник боцмана, орудующий плетью, вероятно, не слишком заботясь о жертве, но прекрасно осознавая свои действия, без страха и благосклонности, как выразился бы Партридж.
Ни один из двух наказанных мужчин не был новичком в этом деле. После двух десятков ударов плетью каждый из них был срублен и отведен вниз, в лазарет, не издав ни звука.
Любопытно, подумал Йовелл, что мичман, участвовавший в пьяной драке, чуть не упал в обморок.
Тень скользнула по столу; капитан смотрел на него сверху вниз.
«Ещё несколько дней, друг мой». Адам взглянул на световой люк. «Неудивительно, что западноафриканская станция так непопулярна. Нам с неё хватит. Представьте, каково должно быть антирабовладельческим патрулям, в основном небольшим судам, бригам, шхунам, даже катерам». Он вдруг вспомнил Джеймса Тайка, который служил в таких патрулях. «Чёрт с полуштрафом», как прозвали его работорговцы. Тайка, который стал флагманом своего дяди во Фробишере. Который был с найром. Он отшатнулся от стола, злясь на то, что позволил этому прорваться сквозь его защиту.
И Тьяк снова вернулся туда. На фрегате, но не как на фрегате. Адам слышал, как один лейтенант, служивший на корабле долгое время, описывал эту работу как подходящую только для «заколдованных и проклятых».
Он слышал, как Нейпир босиком шлепает за ширмой, потому что ему было жарко. Или потому, что он не хотел меня отталкивать.
Он посмотрел на сутулые плечи Йовелла. Неужели я был таким нетерпимым, таким одержимым? Он направился к кормовым окнам, чувствуя, как палуба кренится всё круче. Ветер. Но когда он распахнул одно из окон, то почувствовал, как воздух обжигает лицо и грудь, словно дверцу распахнутой печи.
Он смотрел на голубую воду, на небольшую гряду гребней волн, обрывающихся к кораблю. И маленькие серебряные полоски – летучие рыбы, значит, будут и акулы. Ещё кое-что, к чему новичкам нужно привыкнуть. Немногие умели плавать, если падали за борт.
Это было словно плыть в никуда. Его приказы были расплывчатыми, и толковать их мог только старший офицер во Фритауне, или «Королевский агент», как высокопарно называли новое назначение. Вероятно, это был гражданский, назначенный в качестве награды или возможности побега.
Он отошел от яркого света и снова резко остановился у стола.
"Что это было?"
Йовелл взглянул на него. «Я ничего не слышал, сэр».
Адам прислушивался к звукам такелажа и редкому стуку огромного руля.
Он сжал кулаки. Он летел в никуда.
Снаружи раздался топот, затем раздался крик морского часового: «Старший лейтенант, сэр».
Вошел Гэлбрейт, его лоб покраснел из-за того, что шляпа была надвинута на глаза, чтобы защитить их.
"Что это такое?"
Гэлбрейт взглянул на Йовелла, словно желая разделить с ним это чувство.
«Мачта, сэр. Парус по левому борту. Отходим».
Адаму хотелось сглотнуть, смочить рот, но он не мог ни того, ни другого.
Он сказал: «Вызови матросов, Ли. Подними брамсели. Передай привет мистеру Кристи. Я хотел бы, чтобы он немедленно явился в штурманскую рубку». Он спокойно посмотрел на него. «Это может быть любое судно». Это было заразительно; даже Йовелл кивал и сиял.
Гэлбрейт усмехнулся: «Думаю, нет, сэр!»
Адам схватил свои записи и направился к сетчатой двери, но остановился и снова посмотрел назад, где Йовелл по-прежнему сидел, сгорбившись за столом, выделяясь силуэтом на ослепительно-голубом фоне.
Он просто сказал: «Когда в следующий раз у тебя появится желание помолиться, мой друг, я буду признателен, если ты поговоришь за меня».
Затем он ушел, и впервые, насколько он помнил, Дэниел Йовелл почувствовал себя виноватым в гордыне.
Лейтенант Джордж Варло спрыгнул с бизань-вант в рубашке, почерневшей от смолы. Все на вахте были заняты своими обязанностями, словно плохо отрепетированные актёры, подумал он сердито. Стараясь не попадаться ему на глаза и, несомненно, забавляясь его грязным и растрепанным видом.
Он взглянул на брамсели, теперь уже свободные и надутые под постоянным северо-западным ветром, и матросы уже спускались по бакштагам на палубу, в то время как матросы и новички, подгоняемые угрозами и криками, спускались по более медленному, но безопасному пути по вышкам.
Мачтовый шкентель тянулся к южному горизонту, и Варло чувствовал, как корабль снова оживает, опуская подветренный фальшборт к воде.
Впередсмотрящий на мачте доложил о парусе, где-то там, за левым бортом. За много миль отсюда; даже забравшись на ванты, Варло не смог его увидеть. Пустыня сверкающей воды. И даже если впередсмотрящий не ошибся…
Он обернулся и увидел, как Гэлбрейт поднимается через люк. Сильный, надёжный и популярный, насколько это вообще возможно для первого лейтенанта, подумал он. И всё же они были соперниками и останутся чужими друг другу ни на этом, ни на любом другом посту.
Гэлбрейт подошёл к компасу и сверился с ним, посмотрев на новые холсты – небоскрёбы «Непревзойдённого», как их называли старожилы. Первое, что бросается в глаза, – друг или враг, прорезающий горизонт.
Варло было двадцать шесть лет. Он взглянул на мичмана Хокинса, самого нового и молодого в кают-компании, совсем ещё младенца, того самого, с прекрасным секстантом, которым так восхищался капитан. Невозможно было поверить, что он когда-либо был таким поверхностным, таким невежественным даже в основах морского дела и дисциплины. Он снова отошёл в сторону и почувствовал, как его ботинки прилипли к палубе, а запачканная рубашка прилипла, словно кожа.
Он вдруг подумал об отце. За все годы войны семьи часто разлучались, их объединяли лишь воспоминания и редкие письма. Его отец был капитаном, причём весьма достойным. Варло признал, что узнал о нём больше от других, кто знал его или служил с ним; задумавшись, он понял, что видел отца, вероятно, всего полдюжины раз в жизни, если не меньше. Серьёзный, в чём-то подавляющий, в чём-то тёплый, в чём-то человечный. Каждый словно отдельный портрет. Неповторимый.
Его отец погиб в бою на кораблях в Вест-Индии почти десять лет назад. В это до сих пор трудно было поверить. Он не дожил до того, чтобы гордиться своим единственным сыном, когда тот наконец получил офицерское звание.
Он услышал, как кто-то сказал: «Капитан идет, сэр».
Он снова почувствовал это. Как неутолимую ярость. Предупредили бы они меня?
Он подождал, пока капитан Болито проверял направление ветра и изучал установку каждого паруса.
Старый Кристи подошёл к капитану, и его лицо ничего не выдавало. В кают-компании он был таким же. Словно оракул: пока остальные пустословили о возможностях призовых денег или перевода на более престижную должность, он держался отстранённо. Разве что сидел за картами или, как сейчас, оценивал настроение капитана, словно ветер и прилив.
Варло не нашёл никого, с кем мог бы поговорить или встретиться на том уровне, который считал бы равным. Ни О’Бейрна, хирурга, слушателя, который приберегал информацию и нескромные откровения, возможно, для какой-нибудь будущей истории или для одной из своих бесконечных ирландских шуток. Ни лейтенанта Беллэрса, который был полон энтузиазма и прекрасно осознавал своё новое звание. В душе он всё ещё оставался мичманом. Как и Кристи, других старших уорент-офицеров, деливших кают-компанию и её привилегии, в силу обстоятельств держали порознь. И был Гэлбрейт. Храбрый и, очевидно, уважаемый, но жаждущий собственной власти. Значит, соперник.
Он услышал, как капитан внезапно спросил: «Впередсмотрящий на мачте?»
И Гэлбрейт немедленно ответил. Ожидая этого: «Салливан, сэр».
Болито сказал: «Интересно…» Он посмотрел на Кристи. «Поднимем её на два румба. Если ветер не помешает…» Он снова не ответил.
«Вставайте, ребята! Пошевелитесь!»
Болито взял телескоп со стойки и бросил быстрый взгляд на Варло.
«Если он побежит, мы сможем его остановить».
Варло наблюдал, как он направляет подзорную трубу на ветер, обходя стороной проходящих мимо моряков, которые, задыхаясь от усилий, натягивали брасы бизани, а морские пехотинцы топали вместе с ними.
Варло слышал большинство историй о капитане. О его знаменитом дяде, погибшем на борту флагманского корабля во время бегства Наполеона с Эльбы, и о его отце, капитане Хью Болито, предателе своей страны, сражавшемся в рядах Революционного флота Америки.
Не женат, но, по слухам, пользовался успехом у женщин. Сплетни, но где же он? Спокойный и невозмутимый, каким он теперь казался, он обернулся с улыбкой, когда молодой моряк врезался в капрала морской пехоты, и остановился, чтобы извиниться. Морпех, сложенный как скала, и, вероятно, ничего не почувствовавший, ответил столь же официально: «Один за короля, приятель!»
Брызги, разбрызгиваемые по квартердеку девятифунтовыми орудиями, мгновенно высыхали под палящим солнцем.
«Палуба! Она поднимает паруса!»
«Тогда и мы тоже. Ставьте курс, мистер Гэлбрейт. Больше рук на грот-брас». Он быстро оглянулся, когда рулевой крикнул: «Восток-юг, сэр! Полный вперёд!»
«Unrivalled» держалась молодцом, ее наветренный борт поднялся к горизонту и остался там, а огромная тень от причала расползлась и затмила суетливые фигуры у шкотов и распорок.
Дул хороший ветер с левого борта. Брызги усилились, и Варло увидел, как несколько матросов извивались, полуголые, ухмыляясь, когда вода обдавала их, словно дождь. Он заметил, что одного из них высекли. Но он разделял этот момент со своими товарищами. Людьми, которых он знал и которым доверял. Возможно, единственными.
Варло отмахнулся, злясь на себя. Сравнения не было.
«Мистер Варло?» – Адам Болито не приблизился и, казалось, не опустил стакан. – «Советую вам спуститься вниз и поискать чистую рубашку».
Варло увидел, как Гэлбрейт обернулся, внезапно напрягшись. Удивлён? Потрясён? Затем Болито всё же посмотрел на него, нахмурившись. «Может, это и пустяк, но мы должны знать, для чего предназначено это судно. Что бы мы ни делали, мы будем непопулярны как среди тех, кто наживается на рабстве, так и среди тех, кто теряет деньги из-за нас». Он улыбнулся. «Сегодня вы человек короля, мистер Варло. Одевайтесь соответственно». Он снова поднял подзорную трубу. «Мой слуга в каюте даст вам один из моих, если вам понадобится. Поверьте, я не забыл о проступках кают-компании!»
Варло сглотнул. Он не знал, что сказать. Даже Гэлбрейт, казалось, был ошеломлён.
Варло попытался снова. «Мне подняться на борт, сэр?»
Болито стиснул зубы, а затем сказал почти небрежно: «Возьмите лодку. Советую вам взять с собой мистера Риста. Он старый пёс, когда дело касается поисков!»
Он передал, почти швырнув, телескоп мичману Хокинсу и сказал: «Я видел её». Он оглядел квартердек, обнимая их. «Альбатрос, как я и думал!»
Варло уже стоял одной ногой на трапе, когда голос остановил его.
«Будьте осторожны. Будьте бдительны, когда подниметесь на борт».
Варло пригнул голову под комингс и не услышал, как Гэлбрейт сказал: «Я мог бы подойти к ней, сэр».
Он также не услышал тихого, но резкого ответа.
«Может быть, ты слишком опытен, а, Ли? Только ответственность, помнишь?»
Он увидел Джаго у трапа, стоявшего одной ногой на верхней ступеньке, и вертевшего головой, словно высматривая опасность.
Адам сказал: «Это другая война, друзья мои, но она столь же смертоносна для тех, кто должен в ней сражаться».
Потом Гэлбрейт подумал, что разговаривал сам с собой. И с кораблём.
5. Призраки и проклятые
Адам Болито не мог вспомнить, сколько раз он забирался на ванты, чтобы лучше рассмотреть бригантину, и как давно это судно не было замечено. Он подумывал подняться наверх, где Салливан, зоркий вперёдсмотрящий, в относительном комфорте наблюдал за действиями обоих судов.
Но времени не было. Нужно было поторопиться. Ветер ещё больше посвежел, и он чувствовал, с какой лёгкостью корпус «Непревзойдённого» рассекает новые волны мелководья.
Ветер был союзником, но также и возможной угрозой. Даже без своего маленького телескопа, подзорной трубы, как он слышал от молодого Нейпира, он видел, как бригантина стояла по левому борту, не двигаясь, а держась близко к ветру, словно навстречу ему, каждым швом расправленного паруса, и кренилась так круто, как только могло выдержать судно под таким давлением.
Он окинул взглядом весь отряд. Люди, не работавшие на брасы и фалы, наблюдали за происходящим, вероятно, делая ставки на исход этого невероятного состязания. Новые матросы были явно взволнованы; это был их первый опыт управления кораблём. Причины были неважны.
Он вынужден был признать, что «Альбатрос» управляется превосходно. Его капитан точно знал, что делает. Всё ближе и ближе к ветру он сохранял шанс развернуться и прорезать корму «Непревзойдённого». Если бы ему это удалось, он мог бы дождаться темноты и, если повезёт, полностью уйти. В его распоряжении был весь океан. С другой стороны, если бы он шёл на юго-восток с попутным ветром, он не смог бы обогнать фрегат, а если бы ветер усилился, невозможно было бы спустить шлюпку и хоть как-то попытаться взять его на абордаж. Он не может сражаться с нами, так зачем же ему бежать? Разве что ему есть что скрывать. Португальскому судну, отплывающему из португальской гавани, нечего бояться. Согласно последнему соглашению, Португалия неохотно согласилась даже на то, что она может продолжать погрузку и отправку рабов со своих территорий, если они находятся к югу от экватора.
Адам подошел к поручню, где Кристи и двое его товарищей оживленно беседовали, но им пришлось повысить голос, чтобы их было слышно сквозь грохот парусов и шум потока воды, который подступал почти к подветренным орудийным портам.
Один из них, Вудторп, говорил: «Ублюдок забрал всё, кроме чёртового поварского фартука! Он ещё ускользнёт от нас, чёрт его побери!»
Кристи увидел капитана и резко сказал: «Две мили, сэр. Ещё час, и он образумится. Но если он затихнет, а потом резко развернётся». Он покачал головой. «Вы знаете, каково это».
Некоторые слушали, и его собственные слова ударили его, как кулак. Моя ответственность.
Он прикрыл глаза, чтобы посмотреть на реи, на дрожащий напор брам-стеньг, удерживая солнце, чтобы отметить смену направления. Кристи доказал свою точку зрения.
Он сказал: «Попроси стрелка пройти на корму».
Рист, помощник другого хозяина, обнажил свои крепкие зубы в ухмылке.
«Мистер Странас уже здесь, сэр!»
«Старик Странас», как его прозвали за седлом, выскользнул из большой тени возницы и коснулся его лба.
Его лицо было покрыто морщинами, а годы, проведенные в море, где он большую часть времени согнувшись и шаря по пороховому складу, окруженный таким количеством пороха, что его самого и корабль могли бы разнести вдребезги, привили ему постоянную сутулость. Но его глаз был таким же острым, как у Салливана, и его суждения о драгоценной артиллерии были безупречны.
Он спросил: «Две мили, сэр, сказал?» Он обнажил неровные зубы, трудно было сказать, ухмылка это или презрение. «На мой взгляд, меньше». Он кивнул. «Хотите, чтобы его снесли?»
Адам смотрел на воду, выжидая. Что бы сказали люди в Англии, подумал он. С их навязчивыми идеями о «Сердце Дуба» или надёжном щите, как Уильям Питт когда-то называл флот, если бы они увидели это? Капитан фрегата в грязной рубашке с прорехой на одном плече, без шляпы, без шпаги или золотого галуна, выделявших бы его среди окружающих. И Старый Странейс, сгорбленный, с взъерошенными седыми волосами, в бесформенных войлочных тапочках, которые он носил, чтобы защититься от искр, летящих в пороховые погреба или рядом с ними.
Он сказал: «Если я изменю курс на несколько градусов к югу, ветер снесёт нас ещё сильнее». Он увидел, как взгляд стрелка быстро переместился на батарею восемнадцатифунтовок левого борта; море было едва видно, поскольку корпус накренился в собственной тени.
Затем он проворчал: «Я сам его положу, сэр. Номер один, левый борт».
Адам добавил: «Я хочу, чтобы её остановили, вот и всё». Он никогда не был уверен, слышит ли его Старый Странейс. Столько залпов бортовых орудий и бесчисленное множество других случаев, от салютования до сбития мчащегося чебека, сделали его частично глухим. Это было довольно распространённым явлением среди моряков, боровшихся за глубоководье.
Но сегодня с его ушами все было в порядке.
«Я разнесу этот чертов воздух, сэр!»
«Приготовьтесь к бою на шканцах! Брасы, туда!»
«Руль к ветру! Спокойно! Держи курс, рули на юго-восток!»
Кристи потер подбородок и наблюдал, как артиллерист пробирается вниз по подветренной лестнице, выкрикивая на ходу имена; его надтреснутый голос легко перекрывал шум ветра и такелажа.
Кристи мрачно сказала: «Хозяин Альбатроса подумает, что мы сдаемся.
Он высказал недоверие к новым порядкам.
К тому времени, как «Непревзойденный» лег на новый курс, первое орудие с наветренной стороны было почти готово, его расчет стоял на коленях и кланялся своим подчинённым, словно верующие во время какого-то языческого ритуала.
Старый Странас сам был капитаном артиллерии. Должно быть, это было очень давно, но он ничего не забыл. Он выбрал одну пулю из гирлянды, погладил её обеими руками, затем заменил её другой с той же точностью, пока не остался доволен. Он даже наблюдал за загрузкой заряда и трамбовкой пыжа, а затем и самой пулей, но позволил одному из орудийных расчётов забить её до упора.
Кристи сухо сказала: «Он и кремнёвым ружьём не воспользуется. Старый хитрый ублюдок!»
Адам нашёл время оценить и привязанность, и развлечение. В отличие от курка мушкета, который резко приводился в действие мощной пружиной, палубное орудие приводилось в действие рывком за шнур. Если искра не высекалась мгновенно, орудие давало осечку. Риск в ближнем бою был настолько велик и постоянен, что в защищённых ёмкостях с песком всегда держали наготове тлеющие фитили.
Адам снова поднял подзорную трубу и ждал, когда бригантина поднимется над синей водой, словно огромная мстительная птица.
«Готово, сэр!» – Это был Гэлбрейт, его голос звучал необычно тихо.
Адам взглянул вперёд, на небольшую группу фигурок вокруг восемнадцатифунтовки, ближайшей к баку. Портал был открыт, орудие уже выдвинуто, дополнительные руки налегали на тали, чтобы подтянуть орудие к нему и через него. Он увидел, как Старый Странас положил руку на предплечье одного из матросов, направляя гандшпайк, пока дуло поднималось на полную высоту. И к его удовлетворению.
Если бы выстрел попал прямо в цель, последствия были бы серьёзными. Если бы он сильно отклонился, это было бы не менее пагубно. Он лишь на мгновение задумался, заметили ли люди на палубе бригантины, что 46-пушечный фрегат величайшего флота мира стоит в стороне. Отказываясь от погони. Да и имело ли это хоть какое-то значение?
Он закрыл свой разум от этого. «Огонь, сколько сможешь!»
Он заметил, как Странас на несколько секунд бросил взгляд назад. Ответственность лежала не на нём.
Адам видел, как его рука двигалась со скоростью света, как клубы дыма поднимались, словно пар из раскаленной трубы. Он чувствовал, как лёд сжимает его живот. Мой огонь.
Раздался резкий удар, и восемнадцатифунтовое орудие словно ожило, бросившись внутрь, вниз по наклонному настилу, пока тали не замедлили движение, а затем резко не остановили грузовик.
Никто не попытался вытащить пистолет, как будто единственный выстрел каким-то образом парализовал их.
Раздался подобный глубокому вздоху, перешедший в дикий лик, когда высокий водяной смерч, белый и плотный на фоне тёмной воды, взмыл в небо с кормы бригантины. С такого расстояния невозможно было определить точное место падения снаряда.
Но Эверетт, сержант морской пехоты, воскликнул: «Еще ближе, и эти мерзавцы плавали бы вместе с акулами!»
Адам сказал: «Верните ее на курс, пожалуйста».
Рист крикнул: «Они убирают паруса, сэр!»
«Отзовите команду лодки и сообщите боцману». Адам дернул себя за рубашку. Голос был не его. Чего он ожидал и что бы сделал?
Он снова взглянул. Бригантина шла к цели, её паруса были в беспорядке, пока они готовились ждать указаний.
Варло был рядом. «Готов, сэр!»
Адам едва его слышал. «Так что давай об этом, а?»
Лейтенант Варло предпринял еще одну попытку встать на ноги на покачивающейся шлюпке, но ему пришлось опереться на плечо рулевого.
Это было трудное усилие, маленькая лодка рыскала и ныряла, попадая в череду впадин и сломанных гребней, брызги обрушивались на гребцов, словно дождь.
Он крикнул: «Не падай, мужик! Ложись на спину!»
Рист сидел, зажатый на корме с двумя вооруженными матросами, прищурившись от брызг, и следил за хлопающими парусами дрейфующей бригантины, ожидая неожиданностей.
Где-то в глубине души он всё ещё ощущал горечь и негодование, царившие на лодке. Команда была тщательно отобрана; он сам отбирал каждого члена экипажа. Все были хорошими, опытными моряками. Ни один из них не дрогнул бы и не убежал, если бы началась стрельба или, что ещё хуже, выстрелили картечью. На таком расстоянии достаточно было одного выстрела, чтобы прикончить шлюпку. Что бы «Непревзойдённый» ни делал после этого, это никому из них не помогло бы.
Он поймал взгляд гребца-загребного, а затем увидел, как тот отвернулся, откинувшись назад, за корму, и, вероятно, наблюдал за их кораблём. «Лучше не оглядываться, раз уж отчалил», – подумал Рист. Корабль всегда казался таким далёким. Он снова пристально вгляделся в бригантину. В ней было несколько пушек, может быть, шесть, но ни одна не была запущена и ни одна не управлялась. Пока.
Варло крикнул: «Мы пойдем под ее прикрытием!»
Рист сглотнул. Он не знал Варло. И, по всей вероятности, никогда его не узнает. Одно было ясно: подобные фокусы ему не по плечу. Ходили слухи, что он был флаг-лейтенантом какого-то адмирала. Он больше привык выбирать нужных людей для встречи и развлечения своего господина и хозяина, чем выполнять свои обязанности морского офицера.
Он сказал: «Она всё ещё шатается, сэр. Но цепи – это лучший шанс!»
Варло повернулся и уставился на него, словно ожидая критики или вызова.
«Чтобы я видел!» Он снова схватил рулевого за плечо, когда корпус подпрыгнул.
Затем он сказал: «А что, если они не говорят по-английски?»
Рист почти усмехнулся. «Неважно, сэр». Он коснулся рукояти короткого боевого меча под пальто. «Вот это и говорит само за себя!»
Бригантина находилась прямо над ними, или так ей казалось; они даже могли расслышать шум ослабевшего такелажа и хлопающего паруса сквозь шум весел и моря.
Рист внимательно наблюдал, стараясь сохранять невозмутимость. Как и во все те времена. Всего одна глупая ошибка. Мужчина по ошибке выстрелил из пистолета. Этого было достаточно.
Но морское дело было на первом месте.
«Луки!» Он затаил дыхание, когда носовой матрос подтянул весло и заменил его багром. Как раз вовремя: при таком волнении они могли бы врезаться прямо в другое судно, сломав весла. Катастрофа.
Он заметил, как рулевой взглянул на него, едва моргнув. Этого было достаточно. Румпель переместился, и лодка, развернувшись, направилась к округлому корпусу бригантины.
«Вёсла!» – Варло опомнился. «Вёсла в лодку!»
Они были рядом, скопившаяся вода бурлила между судами, пока люди шарили по ним, пытаясь отыскать оружие, а некоторые пристально смотрели на ближайший орудийный порт.
Варло рявкнул: «Со мной, мистер Рист!»
Рист, спотыкаясь, поплелся за ним, то хватаясь за плечо, то поддерживая руку. Всё было неправильно. Им обоим было безумием подниматься на борт. Они могли погибнуть, когда поднимутся на борт. Сейчас же.
И тут его осенило. Варло ни за что не признался бы в этом за два столетия, но он был ему нужен.
В следующее мгновение они уже подтягивались и перелезали через фальшборт. Казалось, со всех сторон маячили фигуры и лица, и Рист ощущал угрозу как нечто физическое.
Сквозь все это раздался голос: «По какому праву вы поднимаетесь на борт моего корабля?»
Варло обнажил шпагу, и на фоне моряков бригантины он выглядел совершенно неуместно в своём синем, забрызганном брызгами мундире. Каким-то образом ему удалось сохранить шляпу во время переправы.
Его голос был совершенно бесстрастным и ровным. Словно на параде. Или, подумал Рист, перед расстрельной командой. Он бы вёл себя одинаково в любой ситуации.
«Во имя короля!»
Остальная часть абордажной команды поднялась на борт, осматриваясь по сторонам, держа оружие наготове. Они знали и понимали это по собственному горькому опыту. Одно неверное движение – и прольётся кровь. Рист шагнул вперёд. Но не наша кровь. Он посмотрел сквозь ванты и впервые с момента отплытия увидел «Непревзойдённого».
Он никогда раньше не считал корабль таким красивым. Как опытный моряк, он видел его во множестве разных обликов. И она была там. Ждала.
Он обернулся, когда Варло закончил свою короткую речь о праве останавливать и обыскивать, а также о том, что хозяин Альбатроса должен быть хорошо осведомлен об этом соглашении.
Рист внимательно осмотрел хозяина. Широкий и крепкий, но без излишнего веса, сплошные мускулы: мужчина, который мог и будет знать, как этим пользоваться. Примерно его возраста, подумал он, но трудно было сказать точно: лицо было настолько обветренным и загорелым от солнца и моря, что он мог быть кем угодно. Но Рист был уверен в одном: этот человек был таким же англичанином, как и он сам. У него был резкий, но смутно знакомый акцент, как у Лавдея, бондаря из «Unrivalled». Лавдей был лондонцем и несколько лет проработал лодочником на Темзе в районе Лаймхаус, прежде чем вызвался добровольцем или был уговорен каким-то чересчур усердным лейтенантом. Работая лодочником, он получил бы драгоценную защиту.
Варло резко крикнул: «Выставить караульных!» Иле указал на одно из нескольких вертлюжных орудий. «Поставьте туда человека!»
Капитан сказал: «Это португальское судно, лейтенант. Мы не имеем никакого отношения к контрабанде или незаконной торговле». Он пожал плечами. «Вы можете посмотреть мои документы».
