Текст книги "Неустанное преследование"
Автор книги: Александер Кент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)
Даже О'Бейрн, казалось, был сбит с толку волей и решимостью, которые им двигали.
Сейчас он был с капитаном, в спальне. Они были хорошей парой, подумал Йовелл, ни один из них не хотел уступать другому.
Он увидел Нейпира у кормовых окон, наблюдавшего за чайками, пролетавшими над оживлённым кильватерным потоком «Непревзойдённого», чьи пронзительные крики терялись в этой каюте. Она была словно убежище, оторванное от остального корабля, но тесно связанное с ним благодаря постоянному прибытию и отбытию офицеров и посланников рабочих групп, какими бы низшими они ни были. Капитану нужно было сообщить об этом.
Йовелл подумал о своей роли в этом. Помогая хирургу, видя, как люди, которых он знал, страдают, а иногда и умирают, распростертые на этом окровавленном столе. Он держал за руку одного моряка и читал за него молитву, вставляя свои слова, когда что-то забывал, и всё это время умирающий моряк стоял совершенно неподвижно, наблюдая за ним. Наконец О’Бейрн отдёрнул руку и подал знак своим помощникам.
«Боюсь, ушёл». Почти бессердечно. Как ещё он мог выполнять свою работу?
Он также подумал о похоронах, о жуткой тишине, повисшей над кораблем, словно даже мертвецы ее слушали.
Анонимные холщовые связки, нагруженные дробью. Но по мере прочтения имени в памяти всплывало лицо, а может быть, и какое-то слово или поступок.
Капитан Болито настоял на том, чтобы сделать то же самое: в одной руке у него был знакомый, часто перелистываемый молитвенник, в другой – этот мальчик, Нейпир, держащий шляпу, а Джаго стоял у его локтя, готовый поддержать его, если боль станет слишком невыносимой.
О’Бейрн вошёл в каюту и накинул пальто; Йовелл уже заметил тёмные пятна крови на его рубашке. Похоже, сон ему тоже не требовался.
О'Бейрн увидел, как Нейпир наливает в стакан бренди.
«Хорошо вышколен, парень!» Но привычное настроение ускользнуло от него. Он посмотрел на Йовелла и отчаянно махнул рукой. «Неужели ты ничего не можешь сделать? Этот человек убьёт себя, если будет продолжать в том же духе». Он с благодарностью проглотил бренди и протянул кубок, чтобы ему наполнили. «Когда доберёмся до Плимута, я подам документы на перевод, вот увидишь!» И он всё же усмехнулся, очень устало.
Они оба знали, что он не собирался покидать Unrivalled.
Йовелл тихо спросил: «Как он?»
О’Бейрн наклонил кубок в луче солнца. «Повезло, – без колебаний сказал бы я. – Мушкетная пуля задела старую рану, полученную им при потере другого своего командира, «Анемона». Мы пока не узнаем точный размер повреждений. Я зашил его настолько, насколько это было возможно в данных обстоятельствах. Ещё дюйм… – он покачал головой, – …и он бы отправился за борт вместе с другими бедолагами».
Он защёлкнул свою потёртую кожаную сумку. «Я ухожу, пока он не заставил меня забыть мою священную клятву!»
Он остановился у сетчатой двери. «Нейпир, зайди ко мне попозже. Я хочу взглянуть на твою ногу». Дверь за ним закрылась.
Йовелл вздохнул. Капитан даже нашёл время рассказать О’Бейрну о травме мальчика.
Адам Болито услышал стук двери и безошибочно узнаваемый голос О'Бейрна, разговаривавшего с часовым.
Он осторожно сел на сундук и наклонился вперёд, чтобы рассмотреть себя в подвесном зеркале. Спокойно и внимательно, словно рассматривая какого-нибудь нерадивого подчинённого.
Он был голый по пояс, его загорелая кожа казалась тёмной на фоне последних бинтов. Словно тесный жилет, постоянное напоминание о нём, пульсирующее после осмотра О’Бейрна. Чаша стояла рядом с подвесной койкой, и в ней плескалась окровавленная вода в такт глухому гудению руля.
Он прислушался, увидев корабль таким, каким он должен казаться любому другому судну, реагирующему на освежающий ветер. Ночью он изменил направление на юго-восточное. Он обнаружил, что держится за бок, вновь переживая это. Близость катастрофы: смерть казалась почти второстепенной.
Завтра их ждет отплытие от Уэссана: Западные подходы и Ла-Манш.
Но он не находил в этом удовлетворения. Он мог думать только о неизвестном барке; не было никакой уверенности, что это был Осирис. Но именно она подала сигнал, заставив фрегат отдать швартовы, когда они уже собирались сцепиться абордажом и взять на абордаж «Непревзойдённый». Чтобы капитан барка мог пустить в ход своё оружие. Если бы не неожиданное появление другого паруса, на этом всё могло бы и закончиться. Неизвестное судно почти сразу же скрылось, как и двое нападавших.
Барка подала сигнал. Значит, у неё были полномочия и интеллект, чтобы спланировать и осуществить столь опасное предприятие. Его разум повторил это. На этом всё могло бы и закончиться.
Он оглядел спальные помещения. Теперь стало тише; должно быть, для его людей установили трубу, чтобы они могли отдохнуть от бесчисленных дел.
Он подумал о Джаго, стоявшем рядом с ним, о его темных чертах, мрачных и вызывающих, когда они хоронили мертвых.
В ходе боя и в последующие дни они потеряли в общей сложности четырнадцать человек. Некоторые ещё держались на грани, но О’Бейрн не терял надежды. Значит, четырнадцать. Слишком много.
Мысленно он всё ещё видел их. Мичман Казенс мчится по вантам, большая подзорная труба покачивается у него на плече. Такой полный жизни. Боцман по имени Селби. Адам мало что о нём знал; возможно, каким-то образом избегал этого. Селби – псевдоним, который использовал его собственный отец, когда тот скрывался от правосудия. Когда он спас мне жизнь, а я его не знал. Королевский морской пехотинец, Фишер, старый моряк, так и не получивший повышения в Корпусе. Но популярный человек, всегда гордившийся своей службой на старом третьесортном «Агамемноне», последнем корабле Горацио Нельсона в качестве капитана. Это выделило его, придало ему определённую известность. Он умер, так и не узнав, что чуть не убил своего капитана.
Он обнаружил, что снова держится за бок. Четырнадцать человек. Он медленно поднялся и поморщился, когда боль пронзила рёбра. И мичман Сэнделл.
Молотки снова заработали. Стэнд-изи закончился.
Он увидел Нейпира у двери, а через руку у него была перекинута чистая рубашка.
Адам улыбнулся. Он не помнил, когда делал это в последний раз.
«Мы поднимемся на палубу, Дэвид. Ты готов?»
Нейпир отряхнул чистую рубашку и серьёзно кивнул. Это было именно то, чего он ждал.
«Да, готов, сэр!»
Йовелл поднял взгляд, когда они вошли в большую каюту. «Здесь был мичман Дейтон, сэр. Я сказал ему, что это неудобно…» Он увидел чистые бриджи, рубашку и лицо Нейпира.
Адам сказал: «Я послал за ним. Назначаю его мичманом-сигнальщиком. Он опытнее остальных и к тому же сообразительный». Он поднял руку. «Не бойся, друг мой, я сейчас его увижу. На палубе».
Йовелл сдвинул очки на лоб и посмотрел на свои руки. Казалось, они дрожали. С Божьей помощью ему обычно удавалось скрывать эмоции. Это было совсем на него не похоже.
Он услышал, как закрылась дверь, и топот сапог часового.
Это было то, что им всем было нужно.
Капитан вернулся.
Слуга адмирала подвинул кресло на несколько дюймов, словно давая понять, что оно уже выбрано для гостя. Адам заметил, что лорд Эксмут и его личный слуга почти не разговаривали; возможно, они были вместе так долго, что устные наставления стали излишними.
Он опустился в кресло, опасаясь, что боль вернётся именно сейчас, когда ему нужно быть начеку. Гэлбрейт предупреждал его об этом, почти умолял, и Джаго не смог скрыть своего возмущения.
«Чего они ожидают, сэр? Вы ранены – вам вообще не следует здесь находиться, по праву!»
Адам подумал о Херрике, преодолевшем свою инвалидность, посетившем «Непревзойденный» во Фритауне, и об упрямой решимости, которая заставила его отказаться от предложения поднять его на борт в кресле боцмана.
Его и самого охватили дурные предчувствия, когда гичка приблизилась к борту флагмана. Словно к обрыву; он всё ещё не понимал, как ему удалось добраться до входного порта, не выпустив из рук и не упав головой вперёд, как это случилось бы с Херриком, если бы не быстрые действия Джаго.
Джаго прикоснулся к своей шляпе, стоя в двуколке, в то время как Адам протянул руку, чтобы подтянуться к «лестнице», и услышал, как тот тихо пробормотал: «Это легко и приятно, сэр».
И вот он здесь, в большой каюте адмирала. Хуже всего был шум приёма – не крики, не лязг и щёлканье мушкетов, а лица на краю бортовой группы и ожидающих офицеров. Любопытство или волнение – он не был уверен. Как и тишина, опустившаяся над оживлённой гаванью и причалами Плимута, когда «Непревзойдённый» медленно шёл к назначенной якорной стоянке. Её команда работала без жалоб, ради него, ради корабля и друг ради друга, но они не могли скрыть шрамы битвы, и только самые неотложные задачи можно было выполнить, пока корабль был ещё в пути.
Это было первое известие об этом событии, и он ощутил потрясённое затишье тех самых судов, которые видели их отплытие менее трёх недель назад. Некоторые суда-склады прекратили работу, когда тень фрегата медленно скользнула по траверзу; подъёмники и стрелы застыли, словно в знак уважения.
Просьба о его появлении на борту флагманского корабля «Королева Шарлотта» была доставлена на сторожевом катере, а не каким-либо сигналом, и офицер охраны расписался в получении и доставил секретные донесения в эту самую каюту.
Лорд Эксмут откинулся на спинку кресла, внешне расслабленный, но его зоркий взгляд ничего не упускал.
«Я прочитал ваш отчёт, Болито. Очень подробный, особенно учитывая обстоятельства». Его рука едва заметно шевельнулась, и на столе появился поднос с двумя изысканными бокалами. Ещё одно лёгкое движение, и слуга начал разливать вино. «Возможно, вам понравится. Обычно я оставляю его себе».
Он продолжил: «Я также прочитал другие вещи, которые вы не указали в своём отчёте, и понимаю, что вы чувствовали, чувствовали по поводу этой хитрой и ничем не спровоцированной атаки, совершённой под чужим флагом». Он покачал головой. «Старый трюк. Но вы получили приказ. Мой приказ. Именно поэтому я изначально и выбрал вас. У любого другого судна, будь то бриг или быстроходная шхуна, не было бы никаких шансов».
Раздался тихий стук в дверь, лейтенант бесшумно подошёл к столу и положил записку возле зеркала адмирала. Он так же тихо вышел из каюты, лишь мельком взглянув на Адама.
Лорд Эксмут прочитал записку и скомкал ее в тугой шарик.
«Как я и предполагал, Болито. Дей собрал под своим флагом ещё больше кораблей, например, фрегат, атаковавший «Непревзойдённый». Французские, голландские, кто знает? Но мне ведь не нужно тебе это объяснять, правда?» Он сделал ещё один лёгкий жест, и бокалы снова наполнились.
Адам попытался потянуться в кресле, пробуя его, чувствуя, как бинты тут же натягивают его. Он даже не помнил, что пил вино. В просторной каюте было почти прохладно, но он чувствовал, будто тело горит.
Адмирал спокойно наблюдал за ним. «Вы не упомянули, что были ранены. Я не умею читать мысли, Болито, и мне не следует напоминать вам об этом». Он не стал дожидаться ответа. «Время на исходе. Я намерен отплыть отсюда в конце месяца. В Гибралтар, где к нам присоединится голландская эскадра под командованием барона ван де Капеллана, офицера, которого я знаю и которого очень уважаю». Его глаза прищурились в улыбке. «В вашем рапорте вы упоминаете, что действительно видели голландские корабли у Скалы. Очень проницательно с вашей стороны – возможно, вы уже догадались, какова их цель?»
«У меня были веские причины вспомнить один голландский фрегат, милорд».
«В самом деле, в самом деле. Но, как говорила наша Нель, война создаёт странных партнёров. А мир создаёт ещё больше!»
Он взглянул на световой люк, когда в эту отдалённую каюту доносился трель вызовов. Адмирал был великим человеком, но, возможно, в душе всё ещё оставался капитаном фрегата. Звук бегущего такелажа посреди ночной вахты… кто-то отдаёт приказ или предупреждает… Как молодой Казенс, который увидел опасность раньше всех. И поплатился за неё.
У меня уже есть хорошая эскадра, Болито. Сказать, что мне нужен определённый капитан, – слишком легкомысленно, на мой взгляд. У тебя есть опыт и мастерство для этого предприятия. Я хочу, чтобы ты был в авангарде, когда я начну атаку на оборону Дея и его корабли. Если к тому времени, как я это сделаю, твой корабль не будет в исправном состоянии, я найду тебе другого!
Адам затаил дыхание, изумленный и растерянный.
«Она будет готова, мой господин! С местной помощью я смогу…»
Адмирал поднял руку. «Я это устрою. Вы будете в состоянии следовать за флагом?»
Весь его мир внезапно сжался в этот момент, с этим знаменитым человеком и угрозой потерять Unrivalled.
«Я буду готов, мой господин. Даю слово».
Адмирал нахмурился и сложил кончики пальцев. «Возможно, твоих слов будет недостаточно. Я знал твоего дядю и вижу в тебе что-то от него. Ты не хочешь отдыхать и оставлять рутину другим».
Адам оглядел хижину, и правда была суровой и совершенно реальной. Он потеряет Непревзойденного…
Адмирал встал и прошёл на корму к высоким окнам. В огромном трёхпалубном судне было достаточно места для головы, даже для него. Возможно, он всё ещё где-то на своём фрегате…
Он быстро обернулся.
«Ваш первый лейтенант, Гэлбрейт. Я с ним встречался. Он показался мне достаточно компетентным». Это прозвучало как вопрос. «Я где-то читал, что вы рекомендовали его к повышению, хотя в то время у вас не хватало подготовленных людей? Значит, вы уверены в его способностях».
«Да, сэр». Почему же было так странно, что он колебался? «Он прекрасный офицер».
«Всё решено, Болито. Ты возьмёшь неделю-другую и проведёшь время на берегу. Корнуолл – тоже мой дом, знаешь ли». Он улыбнулся, не отрывая взгляда от лица Адама. «Я не отдаю тебе приказ, Болито. Я хочу, чтобы ты был в авангарде. Если ты не справишься, скажи мне прямо сейчас. Я бы не стал держать на тебя зла, особенно после того, что ты сделал».
«Я смогу, мой господин. И Непревзойденный тоже».
Тихие голоса. Пришло время.
Адам встал и невольно ахнул от боли.
Лорд Эксмут протянул руку и взял Адама в свои ладони, как это сделал Олдэй.
«Я позабочусь о том, чтобы ваш корабль получил всю необходимую помощь. Возможно, мне даже удастся ускорить выплату вознаграждения, причитающегося вашему народу. Это не поднимет мёртвых, но, осмелюсь сказать, поднимет дух некоторых!»
Флагманский лейтенант вернулся; дверь была открыта и готова.
Затем адмирал отпустил его и почти резко сказал: «На этот раз ты пойдёшь к своей шлюпке в кресле боцмана. Гордыня – это одно, Болито, но самомнение – это враг!»
Слуга уже уходил с подносом и двумя бокалами; следующему гостю предстояло получить не только вино адмирала. Лорд Эксмут улыбнулся почти печально.
«Он хороший парень. Потерял слух ещё в 93-м, после того, как мы захватили «Клеопатру», когда я командовал «Нимфой». Он оглядел просторную каюту, и в его глазах на мгновение появилась тоска. «Вот это был славный маленький корабль».
Адам вышел на палубу, пройдя мимо двух других капитанов, ожидавших адмирала. Невероятно, но этому великому человеку было столько же лет, сколько ему самому, когда он получил «Непревзойденный».
Иль повернулся и приподнял шляпу перед флагом и собравшейся стороной.
Затем, едва осмеливаясь колебаться, он направился прямо к группе моряков, ожидавших его с креслом боцмана.
Один из них, помощник боцмана, быстро сориентировался и поднял кулак в сторону тех, кто управлял снастями.
Лишь на мгновение их взгляды встретились. Затем он прошептал: «Ты им показал, капитан! Теперь мы сделаем это вместе!» Он сложил ладони рупором и крикнул: «Вперёд, ребята! Вперёд!»
Морпехи выставили мушкеты, но он этого почти не заметил. Команда флагмана приветствовала его, когда он поднялся над трапом, а затем легко раскачал ожидающую гичку.
Джаго удерживал снасти, пока не освободился и не добрался до кормовых палуб.
Мичман Мартинс стоял у руля и, казалось, собирался что-то сказать. Его лицо было полно волнения и удовольствия, а вокруг раздавались ликующие возгласы, словно весь корабль к ним присоединялся. Но Джаго нахмурился и заставил его замолчать.
Адам почувствовал, как гичка вышла из тени на солнечный свет, и подумал о неизвестном моряке, который говорил с ним. Вместе.
Он посмотрел на Джаго и пожал плечами. Будто услышал кого-то другого.
«Пусть так и будет», – сказал он.
Девушка сидела перед высоким зеркалом, её рука размеренно двигалась вверх и вниз, а щётка проходила по всей длине тёмных волос. Расчёсывать… расчёсывать… расчёсывать, неторопливо, в такт дыханию. На ней было длинное свободное платье; это был личный момент, и посетителей не предвиделось.
Вокруг и внизу, в старом доме Глеба, было очень тихо. Пусто. Монтегю приехал в Фалмут поговорить с плотником: он хотел, чтобы тот выполнил какую-то работу, пока их не будет.
Прочь. Снова Лондон, это бесконечное путешествие в их собственной карете. Таково было желание сэра Грегори.
Она изучала себя в зеркале, встречаясь взглядом с самим собой, словно с незнакомцем. За окном будет жарко, очень жарко, кусты и цветы поникнут под палящим солнцем. Нужно будет позаботиться хотя бы об уходе за розами.
Кисть остановилась, и она подумала о заброшенной студии прямо у себя под ногами. Портрет был закончен, но сэр Грегори всё ещё не успокоится, пока не даст ему время «укорениться». Она смотрела на него несколько раз. Интерес или чувство вины – она не могла описать свои чувства. Не могла. Кисть снова начала двигаться, на этот раз в другую сторону, её длинные волосы упали на плечо и спустились до бедра. Под платьем она была обнажена. То, чем она ни с кем не делилась.
Она снова подумала о портрете. Любой, кто знал капитана Болито, капитана Адама, как, как она слышала, его называли, узнал бы в нём прекрасную работу. Леди Роксби была бы им довольна. Но чего-то не хватало. Она нетерпеливо встряхнула волосами. Откуда ей было знать?
Роза на портрете была. Сэр Грегори, казалось, был этим удовлетворён, хотя и немного удивлён.
Она попыталась думать о Лондоне и доме, который даже принц-регент посещал несколько раз.
Она теребила платье; даже толстые стены дома Глеба не могли удержать жару. Она стояла босиком и потирала одну ногу о кафельный пол, вспоминая каменный дом, где в последний раз видела Адама Болито, и ту напряжённую группу, и курьера, требовавшего возвращения на службу.
Она слышала, как повар рассказывал о военном судне, вошедшем в Плимут примерно день назад. Повреждённом, словно в бою, хотя никаких вестей о таком инциденте не было. Она отложила расчёску и отряхнула волосы. Это место было таким уединённым. Она потёрла бедро рукой. Ради меня.
Она посмотрела на окно, где лиана стучала по пыльному стеклу, хотя ветерка не было.
Она встала и отошла от зеркала, не отрывая взгляда от своего отражения. Её могли попросить позировать сэру Грегори в Лондоне или кому-то из его учеников. Зачем она это сделала? Он никогда не настаивал. Она смотрела на себя и трогала своё тело, руку в зеркале, словно чужую. Потому что это спасло меня.
Она опустила руку и отвернулась от незнакомца в зеркале. Она услышала копытце; сэр Грегори вернулся раньше, чем ожидалось. Дом снова оживёт. Она подумала, почему он так упорно ездит верхом, когда может позволить себе любую карету. Старый кавалер. Он никогда не изменится. Что же из него выйдет…
Она вздрогнула и обернулась. Кто-то стучал в дверь. Она поспешила к окну и посмотрела вниз. Сегодня никто не должен был прийти…
Она увидела лошадь, постукивающую копытом и лениво жующую разросшуюся траву, затем она увидела конюха, смотрящего прямо на нее, его глаза были широко раскрыты от тревоги.
«Что случилось, Джозеф?»
«Вы лучше пойдёте, мисс Ловенна! Произошёл несчастный случай!»
Она чуть не выпала из окна. Лошадь. Та, на которой он сюда приезжал. Но это было невозможно… Она накинула шаль на плечи, едва осознавая, как со стола упали бутылки. Внезапно всё стало чётким, словно на одном из быстрых, грубых набросков Монтегю. Больше никого не было. Только кухарка, да и та, наверное, спала где-то в глубине кухни.
Она распахнула двери и воскликнула: «Где он?»
Мальчик указал на ворота.
"Это чертовски плохо, мисс!"
Она выбежала из дома, не обращая внимания на камни, резавшие ее босые ноги.
Он сидел на большом куске сланца, который был частью первоначальной стены времен правления здесь Церкви.
Одна нога была согнута, и он наклонился вперёд, склонив голову, глаза плотно закрыты, волосы прилипли ко лбу. Она увидела его шляпу, лежащую на дороге. Словно сама была там и видела всё своими глазами. Затем она заметила кровь, такую яркую в безжалостном солнечном свете, на штанине его штанов. Она растекалась прямо на её глазах.
Уходи сейчас же. Оставь это. Тебе здесь не место. Уходи сейчас же. Это было похоже на какой-то безумный хор. Как будто все духи, о которых говорили люди, пришли, чтобы издеваться над ней. Чтобы напомнить ей.
Но она сказала: «Помоги мне, Джозеф». Она шла к нему, увидела свою тень, уходящую за её пределы, словно девушка из зеркала заняла её место. Затем она опустилась на колени и обняла его за плечи, почувствовав внезапную, неконтролируемую дрожь, понимая, что это её собственная дрожь.
Джозеф был хорошим, надёжным мальчиком. Но ему было всего тринадцать.
Она услышала свой голос: «Беги в гостиницу, Джозеф, и приведи людей. Мы должны отвести его в дом». Мысли путались. А что, если в гостинице нет мужчин? Возможно, они уже вернулись в поле. Она даже не могла вспомнить, который час.
Каким-то образом она взяла себя в руки и стала ждать, когда понимание проявится на веснушчатом лице мальчика.
«Рауз Кук. Мне нужна горячая вода и чистые простыни». Она попыталась улыбнуться, хотя бы для того, чтобы вернуть ему уверенность. «Иди. Я останусь здесь, пока не прибудет помощь».
Она смотрела, как он бежит по тропинке. Она была одна.
Она попыталась расстегнуть его пальто, но оно было слишком туго застёгнуто. На рубашке тоже была кровь, причём свежая.
Она снова почувствовала, как дрожь пробежала по её телу. Должно быть, это был его корабль, который был повреждён, слух об этом дошёл до них из Плимута. Это казалось невозможным…
Она поняла, что он пристально смотрит на нее, слегка поворачивая голову, словно пытаясь понять, где он находится и что происходит.
Он вдруг крикнул: «Кровь на твоей одежде!» Он немного поборолся, но она удержала его.
Она хотела заговорить, но её рот казался напряжённым и скованным. Она предприняла ещё одну попытку.
«Здесь ты в безопасности». Она обняла его крепче, чувствуя, как его тело сжимается от боли. «Что случилось?»
Она посмотрела вдоль переулка, но никого не было. Только его шляпа лежала там, где упала. Словно зритель.
Он хрипло сказал: «Была драка». Его голова откинулась ей на плечо, и он застонал. «Мы их прогнали». Казалось, это что-то пробудило в его сознании. «Слишком поздно. Я должен был догадаться».
Он всё ещё смотрел на неё широко раскрытыми глазами, возможно, только сейчас понимая, что произошло. Она чувствовала это; на мгновение он перестал чувствовать боль. Он сказал: «Лоуэнна. Это ты. Я шёл…» Он снова прижался лицом к её плечу и выдохнул: «О Боже!»
Она крепко сжала его руку. «Помощь уже близко! Скоро придёт!»
Она обернулась, чтобы снова посмотреть на дорогу, и почувствовала его руку на своей груди. Она посмотрела на неё, увидела кровь на его пальцах и на платье, там, где он к ней прикасался. Страх, крик поднимались к горлу. Но она ничего не сделала, лишь смотрела на руку на своей груди, чувствуя жар его кожи сквозь тонкую ткань, словно жар лихорадки.
И тут все сразу собрались здесь, даже хозяин гостиницы.
«Мы возьмём капитана Адама, мисс», – сказал молодой Джозеф. – «На дороге была кровь, мисс Лоуэнна, и на лошади тоже. Должно быть, её сбросили».
Она встала, когда двое мужчин усадили Адама в кресло.
«Мы можем отнести тебя в гостиницу, мисс!»
Она посмотрела на своё платье, на пятна крови и на подтёки крови на груди. Кровь была и на ногах. Она ничего не чувствовала. Словно позировала для картины. Очисти разум. Сотри воспоминания.
Она едва узнала свой голос. Возможно, это была девушка в зеркале.
«Несите его осторожно – я покажу вам комнату. Мне нужно остановить кровотечение. Пошлите за врачом. Гарнизон пришлёт, если вы скажете, кому он нужен».
Она широко распахнула дверь, и мужчины набросились на нее.
Она видела, как его рука тянется к ней, хотя он и не мог понять, что происходит. Она схватила её и прижала к себе, игнорируя окружающих, даже не замечая их.
«Теперь ты в безопасности, Адам». И ей показалось, что он ответил рукой. Она позвала его по имени.
16. «Иди со мной»
АДАМ BOI.ITIi0 лежал совершенно неподвижно, не зная, как долго, считая секунды, ожидая, находя себя.
Он слегка пошевелился, ожидая, когда боль пронзит его. Было поздно, закат. Он попробовал ещё раз и обнаружил, что окно задернуто шторой; солнце всё ещё светило, он видел, как оно освещало кровать.
Он снова крепко зажмурил глаза и попытался сложить кусочки воедино. Он лежал в постели, укрытый простыней до подбородка. Его рука исследовала тело, бок и бинты. Разные, и крови не было.
Словно сквозь дымку, он увидел свое пальто, висевшее на стуле, пуговицы которого тускло поблескивали в рассеянном свете.
Его рука снова двинулась, коснувшись кожи, влажной, но уже без ужасной боли. И он был обнажён.
Он пошарил рукой над простыней, чтобы убрать волосы с глаз, но кто-то уже сделал это за него. Словно увидел картину в конце тёмного коридора, вспоминая. Лошадь, ровным шагом въезжающая на тропинку, смутные очертания старого дома за деревьями. Он вытащил одну ногу из стремени, чтобы уменьшить напряжение, – свежая память о ране в боку.
Тень; это могла быть лиса или даже горностай, но она застала коня врасплох. В любое другое время. Но это было не другое время, и он упал головой вперед с седла. Сколько времени? Сколько времени? Он перебирал ногами, боясь потерять обрывки воспоминаний. Лица и голоса, еще больше боли, пока его куда-то несли. Он почувствовал под собой кровать. Потом другие голоса, твёрдые, настойчивые пальцы. Должно быть, он снова потерял сознание.
Но он был не один. Он был в этом уверен. Возможно, О’Бирн был прав насчёт его упрямства, как и адмирал. Гордыня – это одно. Самомнение – это враг. Он снова откинул голову назад. Он мог вспомнить! Он прислушался к звукам. Какие-то птицы, скорее всего, грачи. Голоса, не во дворе, а где-то в доме. Может быть, они уже послали весть на корабль? Он попытался приподняться на локте, но вернувшееся воспоминание было похоже на угрозу.
Только тогда он увидел её фигуру у окна. Она была в тени, но он чувствовал это. Так же, как он помнил, что она была здесь, с ним, в том затерянном пространстве времени, до того, как кто-то другой, специалист, пришёл к нему на помощь.
«Лоуэнна?» Его голос прозвучал эхом в этой странной комнате. Он не видел, как она пошевелилась, но почувствовал, как она осторожно села на кровать и взяла его за руку, как, казалось, он помнил раньше…
Она сказала: «Полегче, капитан. Ваша рана перевязана. Мне жаль, что вам пришлось так страдать». Он почувствовал, как её пальцы шевельнулись в его руке, словно она вдруг что-то осознала. «Я передала весточку вашей тёте». Должно быть, она почувствовала его удивление. «Она сказала, что я могу обратиться к ней. Как к другу».
Ещё голоса, громче. Один из них был Монтегю. Пока нет. Адам сказал: «Ты была со мной. Я помню это. Ты оставалась со мной». Он сжал её сильнее, когда она попыталась высвободить руку. «Нет, Ловенна, не уходи. Ты заботилась обо мне». Он сделал ещё одну попытку приподняться, но она положила руку ему на обнажённое плечо и прижала к земле.
«Пожалуйста, не надо».
Адам смотрел в потолок. Голоса напомнили ему о мужчинах, которые принесли его сюда. Когда она гладила его лицо тряпкой, когда он возмущался кровью на её платье.
Он смотрел на неё. Видел это. Словно слово или звук, пробуждающий сон. Она стояла у кровати и сбросила на пол испачканное платье. Потом легла рядом с ним, промокая его лицо влажной тканью, и застыла, когда он потянулся к ней и коснулся её.
Теперь она смотрела на него сверху вниз, ее волосы закрывали часть лица, лежа на его плече, словно теплый шелк.
Она сказала: «Ты всё время говорил, что хочешь меня спасти. Я так переживала – любые усилия казались тебе непосильными». Она отвернулась, волосы теперь скрывали её глаза. «Ты хотел меня спасти. Может быть, ты видел во мне пленницу на картине. Андромеду?» Её рука коснулась его губ. «Ничего не говори. Я так и буду думать».
Он тихо сказал: «Я шёл к тебе, Ловенна. Потому что хотел, потому что мне было нужно. Если бы не лошадь, которая меня сбросила, я бы, возможно, не смог тебе ничего рассказать. В любом случае, ехать сюда было безумием. Боюсь, я слишком долго провёл в море…» Он прижал её руку к своим губам. «И мне скоро придётся вернуться».
Она сказала: «Ваш управляющий здесь».
«Брайан Фергюсон?» – вспоминал он, вспоминая, что сказал лейтенанту Беллэрсу. «Но Фалмут – город маленький».
Она не убрала руку, а смотрела, как он её целует. Она помнила глаза мужчин, пришедших из гостиницы, и свой беспорядок в платье. Об этом можно было бы рассказать за кружечкой-другой эля. Всё это она уже видела и слышала раньше, как и подкравшийся ужас, с которым она боролась год за годом…
Она убрала руку. «Я никогда не забуду твой поцелуй, мои слёзы, когда ты уходил». И сегодня, здесь, в этой комнате, она лежала рядом с ним, обнажённая, словно в одной из поз, которые она исполняла для сэра Грегори. Это научило её бороться и бросать вызов стыду и отвращению, и лицам, которые смотрели на неё с осуждением.
Он был поглощён болью, но осознавал её присутствие. Его рука нашла её, и она ничего не сделала, чтобы этому помешать.
Она всё ещё не могла поверить в это. Она хотела покончить с этим прямо сейчас, но разум её умолял продолжать.
Она должна это принять. А не просто сдаться, как невинный ребёнок.
Она сказала: «Мне нужно ехать в Лондон». Она почувствовала на себе его взгляд. «Завтра».
Адам сказал: «Я вёл себя плохо. Оскорблял тебя, хотя боль и болезнь не могут быть оправданием». Он снова поцеловал её руку. «Но я должен увидеть тебя. Так было предначертано, судьба, если хотите. Но я должен быть с тобой».
Она увидела улыбку, нотку грусти, которой не хватало на портрете. Она замешкалась; это был их последний миг наедине. «Возможно…»
Дверь открылась, и в комнату вошел Монтегю, за которым через плечо с тревогой наблюдал Фергюсон.
Адам отпустил её руку. Возможно. Этого было достаточно.
Джон Олдей схватил своего друга за руку и буквально втолкнул его через дверной проем в гостиную.
«Я сам принесу тебе воды, Брайан. Садись здесь, а я хочу услышать всё о битве». Он остановился на ходу. «Ты говоришь, что с молодым капитаном Адамом всё в порядке?»
