Текст книги "Неустанное преследование"
Автор книги: Александер Кент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)
Фрэнсис и конюх стояли у лошади; суровый слуга исчез. Возможно, ей всё это почудилось.
Она подумала об Адаме и его корабле, снова вернувшемся к командованию после столь короткой передышки. Это была его жизнь, а она была дочерью моряка и сестрой героя английского флота. Она взяла Фрэнсиса под руку и поднялась в карету, прежде чем оглянуться на дом. Но теперь я тётя Адама.
Она заметила короткое движение у окна. Бледно-голубое. Там, где она видела арфу и другую картину.
Она громко сказала: «Больше никого нет!»
Когда карета тронулась, ей показалось, что она слышит смех Роксби.
Контр-адмирал Томас Херрик встал со стула и подошёл к ближайшему окну. Он не мог вспомнить, сколько раз он это делал и как долго он здесь находился.
Он смотрел вниз на знакомую сцену: бесконечный парад экипажей, в основном открытых водянистому солнцу, несколько ярких зонтиков и широкополые шляпы дам, переезжающих от одного развлечения к другому. Мимо проехал отряд драгун, молодой корнет в шлеме повернулся в седле, когда из толпы вышел человек с прямой спиной, чтобы приподнять шляпу перед знаменем. У него была только одна рука.
Херрик отвернулся, злясь на себя, не в силах игнорировать или забыть резкую боль в культе собственной руки, даже при малейшем движении, тем более в своем тяжелом фраке.
Он снова сел и уставился на противоположную стену, на две картины с изображением морских сражений: развевающиеся флаги, клубящийся пороховой дым, вражеский парус, изрешеченный пулями. Но ни крови, ни трупов, ни кусков тел они не показывали.
Он рассматривал полированный мрамор, аккуратный ряд позолоченных стульев. Поддерживать в порядке это огромное здание, должно быть, требовалось столько же, сколько целая вахта моряков. Он крякнул и расслабил плечо сюртука под тяжёлым золотым эполетом, чьё присутствие всё ещё могло его удивить.
Это было Адмиралтейство, где их светлости и армия штабных офицеров контролировали нити сети, соединяющей их с каждой эскадрой, каждым кораблем и каждым капитаном в каждом океане, где развевался их флаг, практически не оспариваемый.
А после всего этого? Айл вспомнил о квартире, которую он занимал неподалёку от Воксхолла. Не фешенебельной, особенно для флагмана, но достаточно комфортной. И дешёвой. Он никогда не относился небрежно к своим кровно заработанным деньгам. Айл прошёл нелёгкий путь и хорошо знал о привычке флота менять судьбу человека вместе с его судьбой.
Он провёл в Адмиралтействе всё утро, изучая вместе с адмиралом карты и отчёты патрулей, боровшихся с рабством, и достаточно хорошо знал людей, чтобы понимать: адмирал, при всей своей любезности, не имел ни малейшего представления о Фритауне и ужасающих условиях рабства. Возможно, так было лучше, безопаснее.
Завтра состоятся новые обсуждения; там также будет присутствовать член парламента из заинтересованного комитета. Херрик объяснял в своих докладах и лично, что им необходимо в десять раз больше маневренных патрульных судов и усердное руководство в прямом командовании, прежде чем будут видны какие-либо реальные результаты. Деньги всегда были препятствием; на общее увеличение численности не было денег. И всё же с момента прибытия в Лондон Херрик слышал только слухи о масштабной демонстрации силы против алжирских пиратов и дея, которые упорно сопротивлялись всем попыткам сместить его. На этот раз это будет целый флот, да ещё и под командованием самого Пелью. Херрик не хотел тратить время на излишества и пышность громких титулов; «Пелью» его вполне устраивал.
Казалось, особой секретности не было; даже газета «Таймс» намекнула на «решительное вмешательство» с целью освобождения христианских рабов, томившихся в тюрьмах дея.
И вот что случилось. Посыльный поймал его как раз в тот момент, когда он собирался покинуть здание.
Его попросили представиться вице-адмиралу сэру Грэму Бетьюну, недавно назначенному заместителю и хорошо знакомому с лордами адмиралтейства.
Он не имел никакого отношения к Бетюну как к старшему офицеру. Я стал первым лейтенантом Ричарда через год после того, как Бетюн стал одним из его мичманов. Теперь он старше меня по званию. Он привык к таким отличиям. Ему не обязательно было их любить.
Он обнаружил, что снова стоит у окна. Возможно, Адам Болито рассказал старшему офицеру, может быть, Кину, то, что он разгласил о Силлито и его участии в работорговле. Нет. Адам мог быть вспыльчивым, даже нескромным, но он не стал бы нарушать нечто столь важное, как личное доверие. Он наблюдал, как элегантный экипаж проезжает среди рыночных повозок, увидел женщину, сидевшую в одиночестве, её лицо прикрыто широкополой шляпой. Это могла быть любовница Ричарда. Та самая женщина. Зачем он рассказал Адаму Болито? Озабоченность или чувство вины?
Именно Адам принёс ему весть о смерти его дорогой Дульси. Так же, как когда-то Херрик принёс трагическую весть о смерти молодой жены Болито…
Он смотрел на ярко раскрашенные битвы с чем-то, близким к ненависти. Корни и воспоминания оказались сильнее, чем многие полагали.
Он услышал приближающиеся неторопливые шаги и приготовился. Возможно, это была ошибка, или Бетюн уже договорился о другой встрече.
«Сэр Грэм Бетюн сейчас вас примет, сэр».
Херрик встал и поморщился, когда тяжёлый фрак тянул его культю. Так чертовски типично для этого места. Теперь могу видеть тебя. Как будто это было одолжение!
Он понимал, что ведёт себя неразумно, и винил в этом свою боль. Он ненавидел, как люди смотрели на него или сочувственно кудахтали при встрече. Я помню, как хирург посоветовал ему носить на халате страусиные иглы, чтобы люди не толкали его и не рвали рану. Он даже слышал себя.
Боятся ли они войны? Или того, что она делает с теми, кто в ней участвует?
Если бы Дульси была жива… Он увидел, как двери распахнулись внутрь, и Бетюн встретил его, стоя с вытянутой левой рукой, как и его собственная.
«Рад тебя видеть, Томас!» Его рукопожатие было крепким, а жест – всё ещё матросским. «Садитесь. Сейчас будет вино, но в этом соборе нас обслуживают улитки!»
Херрик сел, поудобнее устраиваясь в кресле, словно высматривая ловушку. Затем он посмотрел прямо на Бетюна. Он всегда гордился своей честностью и открытостью с другими и нехотя признал эти качества в Бетюне, которые не могли скрыть ни титул вице-адмирала, ни высокая должность.
Бетюн сказал: «Я видел ваши доклады. Меня особенно интересовали ваши взгляды на Фритаун и Наветренное побережье – я уже говорил об этом Первому лорду. Вы заслуживаете того, чего заслуживаете. Подозреваю, вас могут попросить вернуться к этому или какому-либо другому аспекту работорговли, но не думаю, что вы будете против этого». Это был не вопрос.
Херрик почти улыбнулся. «Запрошено» – так называли флагманов. Это всё равно означало, что выбора не было.
Бетюн подошел к окну и открыл его, впустив в себя непрерывный грохот подкованных железом колес и топот множества лошадей: Лондон в движении, никогда не отдыхающий.
Херрик наблюдал за ним. Он тоже был беспокойным, полным энергии. Всё ещё молодым человеком, как тот, кто командовал прекрасным фрегатом, изображённым на единственной картине в этом зале.
Бетюн продолжил: «Мне особенно понравился ваш отчет о капитане Тиаке, еще одном офицере, который вполне мог остаться незамеченным, обойти вниманием, если бы не кто-то достаточно заботливый и не предпринял никаких действий».
Херрик сжал оставшийся кулак. Как будто Тьяке тоже был здесь, прислушивался к улице, наблюдал за драгунами, как тот человек в толпе. Он без колебаний ответил: «Сэр Ричард сделал для меня то же самое, сэр Грэм».
Бетюн кивнул, возможно, удовлетворённый. «Ты служил с ним на Ниле?»
Херрик потёр подлокотник кресла. Этого он не ожидал.
«Да. В Лисандере. Я тогда был капитаном флагмана сэра Ричарда».
Бетюн отвернулся от окна. Херрик больше ничего не сказал, но этого было достаточно.
«Тайак тоже был на Ниле, где его так жестоко ранили».
Вошел слуга и начал раскладывать стаканы на крошечном куске ткани. Херрику показалось, что он больше похож на женщину, чем на взрослого мужчину.
На мгновение ему показалось, что он ослышался, когда Бетюн отпустил слугу и повторил: «Леди Сомервелл. Я видел её здесь, в Лондоне». Он взглянул на него. «Это рейнское вино – надеюсь, подойдёт? Должно быть прохладным, хотя после такого путешествия по лестнице остаётся только надеяться!» И рассмеялся, совершенно расслабившись. Или нет?
Херрик сказал: «Я видел её уже довольно давно. Это было в Фалмуте, когда я собирался пойти на приём в налоговую службу».
Бетюн критически осмотрел стакан. Он знал об этом и думал, что знает, почему Кин вмешался. Не все обиды утихли с годами.
Он сказал: «Храбрая и прекрасная женщина. Я ею очень восхищаюсь». Айл вспомнил медаль Нила, которую она ему доверила. Ещё одна связь. Но она всегда была с ним. Он подозревал, что она догадывается о его чувствах.
Он попытался выбросить это из головы и сказал: «Я думаю, что барон Силлитоу может стать более вовлеченным в свои деловые дела в Вест-Индии, даже на Кубе».
Херрик напрягся. Куба по-прежнему остаётся мировым центром торговли рабами.
Бетюн сказал: «Мы должны оставить в стороне все прошлые разногласия. Флот полон решимости участвовать в алжирском проекте, как и в любом другом месте, где торговля процветает. Вы это знаете, и я это знаю. Я был бы очень благодарен, если бы вы передали мне всё, что, возможно, услышите об этом проекте, чтобы защитить невинных». Он очень медленно поднял бокал, пока их взгляды не встретились.
Херрик сглотнул; он этого не заметил, был ли скакательный сустав теплым или ледяным.
«Понимаю, сэр Грэм». Это было полное безумие, и если бы что-то пошло не так, Бетюн бы отрицал какую-либо причастность.
Он наблюдал, как загорелая рука Бетюна наполняет бокалы.
Когда Дульси умерла от тифа, леди Сомервелл… он колебался даже над её именем… Кэтрин была рядом с ней. Единственная, до самого конца. Она сама легко могла заразиться лихорадкой. Но она осталась.
«Это будет сделано».
Их стаканы соприкоснулись.
Итак, он принял решение. И Томас Херрик внезапно снова ожил. Восстановился.
Завтра он может об этом пожалеть. Он улыбнулся совершенно открыто.
Но это будет завтра.
14. Внезапная смерть
ДЖЕЙМС БЕЛЛЭРС, молодой третий лейтенант Unrivalled, прикоснулся к шляпе и сказал: «Я вас сменяю, сэр».
На баке только что прозвучало восемь склянок. Вот-вот должна была начаться первая вахта.
Лейтенант Варло увидел, что его люди спешили в свои многочисленные столовые, и заметил: «Вы уверены, что сможете продержаться до полуночи?»
Беллэрс смотрел, как он идёт к трапу, и старался не испытывать к нему неприязни. Компетентный офицер, но никогда не терявший способности к колкостям в последнюю минуту, к саркастическим шуткам в чужой счёт.
Один из вахтенных Беллэрса потерялся, когда команда собралась на корме; он упал и повредил запястье. Варло заметил: «Разбудим старшину, чтобы он его нашел, а?»
Он позволил гневу утихнуть. Это было не в его характере, и, в любом случае… Он раскинул руки и оглядел корабль. Корабль уже погрузился в глубокую тень, с невероятным оранжевым сиянием по правому борту, когда солнце клонилось к горизонту. С левого борта он терялся в пурпурной дымке. Чувствовалась близость земли. Он выкинул Варло из головы и улыбнулся. Не так уж близко: Лиссабон находился примерно в шестидесяти милях по траверзу, согласно последним расчётам. Он прислушивался к скрипу и гудению натянутого такелажа, когда «Непревзойдённый» всё круче на левый галс. Каждая вахта придавала ему новую уверенность, как и звуки, которые когда-то тревожили его, но обычно заставляли не желать просить совета у лейтенанта. Теперь он сам стал лейтенантом, и те годы «юного джентльмена» казались целой вечностью назад.
Он взглянул на световой люк каюты. Там горел свет, ярче обычного. Капитан снова отдавал приказы. Бывало ли у него хоть раз неуверенность, подумал он, когда никто не советовался?
Он подошёл к компасу, и двое рулевых смотрели ему вслед. Скоро стемнеет настолько, что невозможно будет различить лица, но это уже не имело значения. Он чувствовал, что знает каждого на корабле. Даже самых бледных. Он ухмыльнулся. Особенно самых бледных…
Он подумал о Плимуте, который оставался в пяти днях пути. Плавный, хотя и оживлённый, переход пока что. Обогнув залив с его скверными настроениями, они скрылись из виду мыса Финистерре, разве что с топа мачты, когда снова изменили галс, чтобы взять курс на юго-запад через юг и следовать вдоль побережья Португалии. Стоя далеко в море, возможно, чтобы избежать слухов и подозрений. Он слышал шутки старших матросов по этому поводу. Что все на свете знают больше, чем люди с «Непревзойдённого».
Он взглянул на картушку компаса. Юго-юго-запад. Ещё два дня, может, и меньше, и они окажутся под огромной тенью Скалы.
Его мысли вернулись к Плимуту. Родители и сестра приехали навестить его, чтобы вручить ему новую саблю, купленную в честь получения офицерского звания. Он снова взглянул на световой люк. До этого он носил изогнутую вешалку, принадлежавшую капитану Болито.
Гэлбрейт заметил: «Не могу сказать, что я слышал о каком-либо другом капитане, делающем что-либо подобное!»
Он позволил себе вернуться мыслями к девушке по имени Джейн, которая тоже была там. Подруга его сестры. Открытая улыбка и блестящие фиалковые глаза; они хорошо ладили, и, как он понял, их поддерживала сестра. Она была из хорошей семьи, так какие перспективы он мог предложить, будучи скромным болваном?
Но она жила в Дартмуте, недалеко от Плимута. Когда Непревзойдённый вернётся после выполнения этой миссии, он, возможно, сможет снова её увидеть.
«Капитан идет, сэр».
«Спасибо, Такер». Он хорошо знал, насколько рискованно пытаться быть популярным или оказывать предпочтение тому или иному человеку. И всё же он не мог представить, чтобы кто-то предупредил Варло, если капитан будет в движении.
Он увидел, как один из рулевых повернул голову, чтобы убедиться, что флюгер в порядке. Вдруг стало совсем темно.
Беллэрс ждал у штурвала, пока капитан шёл к компасу и лагу, защищённому парусиновым чехлом; вероятно, он уже был в штурманской рубке, чтобы оценить их продвижение. Он делал это так легко и непринуждённо; даже когда он смотрел на чёрные сплетения такелажа и ровный угол каждой реи, казалось, что он уже всё знал. Когда они были в деле, невозможно было отметить каждый поступок или травму. Только потом, когда сердце и дыхание стабилизировались, можно было осознать, что ты натворил. И тех, кто не смог этого пережить.
Беллэрс помнил роль капитана в этом. Его явное пренебрежение как к опасности, так и к близости внезапной смерти. Или, что ещё хуже, затянувшееся отчаяние, вызванное агонией под ножом хирурга.
Он выпрямился, когда Болито сказал: «Держит курс и идёт хорошо, мистер Беллэрс». Он постучал ботинком по светлому настилу. «Но она чувствует это, учитывая весь этот дополнительный вес запасов и пуль». Он отвернулся, чтобы посмотреть на прыгающую рыбу, ярко-золотую на закате. «Нам всё это понадобится, осмелюсь предположить».
Он мог разговаривать с кораблём.
Адам чувствовал на себе взгляд Беллэрса. Странно: будучи лейтенантом, он никогда не считал своих капитанов молодыми душой и мыслями. Кроме дяди. Их иногда принимали за братьев.
Он ничего не узнает, пока не окажется в Гибралтаре. К тому времени перспективы сражения могли уже улетучиться. Это случалось довольно часто. Но до тех пор он думал о своих тщательно сформулированных приказах. Ничего такого, что любой капитан мог бы неправильно истолковать, если бы представилась такая возможность. Лорд Эксмут был отличным капитаном фрегата. Он знал каждый трюк в этом деле.
Как и судно, которое они заметили два дня назад, после того как прошли мимо мыса Финистерре. Он послал Салливана наверх, а затем присоединился к нему с телескопом, словно что-то его подталкивало.
Большой корабль, барк, насколько они могли судить; дул сильный ветер и было много брызг, что делало распознавание почти невозможным. Но они снова увидели её, и она немедленно сменила галс, её паруса были словно розовые ракушки в лучах рассвета. Чтобы избежать более пристального внимания «Непревзойдённого»? Кристи предположила, что она, возможно, стоит ближе к берегу и направляется в Виго. Это имело смысл. Но Адам никак не мог выбросить эту мысль из головы. В этих водах, вероятно, самом оживлённом морском пути в мире, были сотни кораблей. И некоторые из них, должно быть, были барками. В любом случае, его приказы были чёткими. Прямолинейными.
Он сказал: «Я слышал, вам посчастливилось познакомиться с молодой леди во время нашего пребывания в Плимуте».
Он понимал, что Беллэрс в замешательстве. Будь сейчас совсем светло, он, возможно, покраснел бы.
«Это небольшой корабль, помните!»
Беллэрс ответил: «Подруга моей сестры, сэр». Он запнулся. «Ей ещё не может быть семнадцати».
«Понятно». Адам подошёл к поручню и посмотрел вниз, на ярус. Беллэрсу было всего девятнадцать. А вот мне… На этом он остановился.
Они были в море. Это было всё, что имело значение.
Он сказал: «Время пройдёт быстро. Вы поймёте, достаточно ли сильны ваши чувства, чтобы выдержать ту жизнь, которую мы ведем».
Он отступил на два шага, злясь на то, что ему следует или можно дать совет.
Он сказал: «Я вижу в журнале, что завтра двоих наказывают?» Как будто перерезали верёвку. В безопасности в своём упорядоченном мире.
«Да, сэр. Один за пьянство». Было уже слишком темно, чтобы разглядеть выражение его лица, но Адам знал, что он хмурится. «Крейги. Другой – Лукас, грот-марсовый. Он угрожал уорент-офицеру». На этот раз никаких колебаний. «Мичман Сэнделл».
«Я поговорю напрямую с первым лейтенантом. Меня это не устраивает». Он вздохнул. И пройдёт ещё два года, прежде чем Сэнделла хотя бы рассмотрят на предмет повышения до лейтенанта. Люк Джаго назвал бы это «гнилым яблоком». Он слышал, как дядя говорил, что для этого достаточно одного яблока.
Он вдруг сказал: «Мы изменим курс на два румб, мистер Беллэрс. Боюсь, ветер немного меняется».
Он вполуха прислушивался к топоту ног, к пронзительным крикам, когда все больше людей бежали к брасам и фалам.
Это могло бы завязать ещё один узел. По крайней мере, это отвлечёт его от её лица. Её тело, обрамлённое грязным холстом, воображаемой скалой, её глаза такие тёмные, дерзкие, бросающие ему вызов.
Совсем не похоже на девушку в церкви, на её восторг перед розой, которая, должно быть, была на портрете. Он коснулся своего пустого пояса. И меча.
«Направляемся на юго-запад! Руль под ветер!»
Скрип блоков, матросы тянули извивающиеся концы и фалы, прежде чем сбить матроса с ног. Даже новички работали как ветераны.
Адам подошёл к пустым сеткам и подождал, пока палуба снова не выровняется. Он всё ещё смутно различал обнажённые плечи прекрасной носовой фигуры, лишь на мгновение проступившие сквозь мрак, пока корма «Непревзойдённого» врезалась в более глубокую впадину, оставляя после себя шквал брызг.
Как девушка на скале. Беспомощная и нуждающаяся.
Он услышал, как Беллэрс что-то сказал, а затем рассмеялся, каким-то беззаботным, несмотря на шум моря и хлопанье парусов.
«Спокойно, сэр! Юго-запад, полный вперед, и пока!»
Адам подал руку Беллэрсу и направился к трапу. Первая вахта могла спокойно нести службу, без её господина и хозяина, контролирующего каждое её движение.
Айк спустился по трапу, чувствуя, как корабль смыкается вокруг него. Морпех-часовой, непринуждённо прижавшись к палубе, напрягся, проходя мимо, а Нейпир открыл сетчатую дверь, словно прислушиваясь к его шагам на трапе.
Все как положено, и тяжелая стопка писем и приказов в круглой руке Йовелла ждет его подписи.
Он смотрел на покатые кормовые окна: одна сторона была во тьме, брызги покрывали толстое стекло, словно призраки, другая была окрашена в тусклый медный цвет – последние лучи солнца на западном горизонте.
Весь океан, и все же его преследовали приказы, он был привязан к поводкам флота.
Нейпир спросил: «Могу ли я принести вам еду, сэр?»
Адам пристально посмотрел на него и был тронут его заботой. Он знал, каково ему было, когда его так тепло приняли в Фалмуте, словно он был членом семьи.
«Не слишком много, Дэвид. Я выпью немного коньяка, пока распишусь на этой маленькой горе».
Он увидел, как мальчик улыбнулся и поспешил в кладовую. Почему так легко помогать другим, когда сам не можешь собраться с духом?
Завтра всё может показаться другим. Последний подход к Гибралтару. Формальности. Новые распоряжения. Если таковые будут.
Беллэрс, наверное, думал о девушке, которую встретил в Плимуте; Нейпир, возможно, все еще помнит волнение и смех во время своей первой поездки на новом пони.
Стрелки уже опустились, и на корабле воцарилась необычайная тишина. Наверху вахтенные следили за направлением и поведением ветра, а в кают-компании, возможно, ещё оставалось несколько достаточно оживлённых для игры в карты или для написания неоконченного письма жене или возлюбленной.
Он зевнул и отпил из кубка, который Нейпир поставил рядом с ним, прежде чем так же молча вернуться в кладовую, его бледные ноги выделялись на клетчатом покрытии палубы.
А завтра он поговорит с Гэлбрейтом о книге наказаний. Но он посмотрел на стол и представил себе розу, вдавленную в небольшой бревно. Оно было достаточно маленьким. Он наблюдал, как Нейпир накрывает на стол, и тарелка внезапно дребезжит в такт рулю, когда киль врезается в очередную длинную впадину.
Он пересел на другой стул и осмотрел аккуратно накрытый стол. Должность капитана отвлекала от корабельной рутины, вахты и повседневной работы с корпусом и такелажем; кроме того, она лишала тебя упорядоченного расписания еды и сна. Тщательно приготовленная еда состояла из ломтей жирной свинины, обжаренных до бледно-коричневого цвета с панировочными сухарями. Должно быть, это последний хлеб, подумал он; чёрствый как железо бисквит отныне и до следующего раза. И ещё была бутылка красного вина.
Он посмотрел на Нейпира и улыбнулся. «Ты делаешь для меня очень многое, Дэвид, даже не говоря уже о какой-то особой благодарности».
Мальчик налил себе вина, слегка нахмурившись, как обычно.
Он просто сказал: «Это то, чего я хочу, сэр».
Он вернулся в кладовую, и Адам заметил, что снова хромает. Несильно, но он обязательно сообщит об этом хирургу.
Позже, когда Нейпир пришел убрать со стола, он обнаружил капитана в глубоком кресле, вытянув ноги вперед и крепко спящим.
Он снова отнёс поднос в кладовую, периодически останавливаясь, чтобы учесть хаотичные движения палубы. Затем он закрыл ставню одного из фонарей и снова встал возле стула, неуверенный, но с характерной решимостью.
Затаив дыхание, он двумя пальцами ослабил шейный платок капитана, ожидая, пока движение утихнет.
Капитан широко раскрыл глаза и уставился на него, схватив его за запястье и удерживая его, но не говоря ни слова.
Нейпир ждал. Он знал, что капитан всё ещё спит. Важно было, чтобы он продолжал спать.
Он отпустил руку и отступил, удовлетворенный.
Это было то, чего он хотел.
Когда Адам проснулся, ему потребовалось несколько мгновений, чтобы восстановить сознание, инстинкт любого моряка, ощущение и движение своего корабля, независимо от того, какой это был час дня или ночи.
Слишком много коньяка или красного вина, которое хрипло на языке. Ни то, ни другое. Он почти не спал с тех пор, как уехал из Плимута. А теперь…
Он смотрел на полузакрытый фонарь и пустой стол. Было всё ещё темно, но звуки наверху были другими. Он выпрямился, нащупывая дорогу. Должно быть, пробило восемь склянок. Утренняя вахта вступала в свои права.
Ему снился сон. Он коснулся своего шейного платка. Во сне она была там, с ним.
Он увидел тёмно очерченную фигуру на фоне белой краски. Он провёл пальцами по непослушным волосам и сказал: «Тебе следовало меня разбудить, мужик!»
Люк Джаго встал и посмотрел на него. «Я бы так и сделал. Просто подумал, что мне стоит приехать».
Он мгновенно проснулся. Как и в те, другие разы, которых было так много. Словно лисий нюх на опасность. Даже голос его был ясным и резким.
«Что такое? Беда?»
Джаго повернул голову и взглянул на закрытый люк, словно увидел нарушение порядка и дисциплины.
Он категорически заявил: «Мистер Сэнделл пропал, сэр».
Адам вскочил на ноги. «Ты уверен?» Его разум пронёсся к нему, словно луч света, предостережение. Гэлбрейт держал бдительность. Он не собирался оставлять это на волю кого-то другого.
Джаго ответил: «Они обыскали корабль, сэр».
Нейпир уже был здесь, держа наготове кувшин с водой. Адам вытер лицо и шею влажной тряпкой, наблюдая за происходящим своими глазами. Сэнделл дежурил у Гэлбрейта. Ночь была относительно спокойной, если не считать постоянного ветра; безработный не мог выйти на палубу, не будучи замеченным кем-то из вахтенных. Несчастный случай? Кто-нибудь бы это тоже заметил.
Он моргнул, когда Джаго открыл фонарь. Скоро рассветёт, корабль проснётся к новому дню.
Джаго поднял руку, когда кто-то что-то крикнул, голос унесло ветром.
Он сказал: «Они его не нашли, сэр».
Адам посмотрел на него. Никто не любил Санделла; некоторые его ненавидели. Его вообще не следовало выбирать. Он мог догадаться, что об этом подумал Джаго.
Он повернулся к двери и услышал знакомые шаги Гэлбрейта. Ответственность, как всегда, лежала здесь, в этой каюте.
Он услышал, как часовой застучал ботинками за сетчатой дверью.
Тогда примите это как должное. Это было убийство.
Лейтенант Гэлбрейт шагал на корму, его ботинки прилипали к палубным швам, когда солнце опускалось на стоявший на якоре корабль. Подход к якорной стоянке был долгим и медленным, словно величественная Скала бросала вызов ветру. Он прищурился, щурясь от отраженного света на другие корабли, стоявшие на якоре неподалёку, и на сторожевой катер, который, взмахнув веслами, ждал, отмечая конец их путешествия, ровно покачиваясь над своим отражением.
Он посмотрел на укрепления и батареи, казавшиеся частью самой Скалы, над одной из которых безразлично развевался флаг. «Дела было много. Все шлюпки будут спущены на воду, независимо от того, как скоро они здесь пробудут, чтобы герметизировать выжженные солнцем корпуса. Капитан ожидал, что паруса будут установлены, чтобы впустить хоть немного воздуха в тесные межпалубные помещения. Гэлбрейт знал капитанов, которые бы никогда не подумали об этом, настаивали бы на том, что неуклюжий парус портит внешний вид их корабля, несмотря на все неудобства, которые они пытались преодолеть. Но не этот капитан. Гичку уже поднимали по правому трапу, голос Джаго то подгонял, то угрожал, когда требовалось.
Он видел, как лейтенант Варло разговаривает с Иласти, старшим по оружию, возможно, договариваясь о новом поиске. Капитан поручил второму лейтенанту провести последнее расследование, хотя казалось маловероятным, что это принесёт ему какую-либо пользу. Но Гэлбрейт чувствовал перемены на корабле и среди разных слоёв населения, которых он так хорошо знал. Негодование, подозрение – всё это было глубже.
Многим это показалось бы предательством чего-то личного и сокровенного, той связи на любом боевом корабле, которая заставляет каждого заботиться о товарищах. У моряков и так было немного, а вор, пойманный товарищами, понес бы куда более суровую участь, чем та, что предписана военным уставом. А человек, убивший другого на этом корабле, был подобен чему-то нечистому. Мичмана Сэнделла никто не хватался, но угроза оставалась.
Он увидел капитана у гакаборта, его подзорная труба была направлена на главную якорную стоянку, но он не двигался с места, как будто не хотел ее отпускать.
Гэлбрейт прикоснулся к шляпе и подождал. «Корабль закреплён, сэр. Гичку сейчас спускают».
Он следил за телескопом Болито. Он стоял немного в стороне от других судов и был крупнее большинства из них: они видели его на последних двух якорных канатах, прежде чем якорь рухнул, и канат выдержал нагрузку.
Приёмным судном, как называли подобные суда, служили они в основном временным жильем для офицеров и личного состава, переходящих на другие назначения. Без мачты, с большей частью верхней палубы, закрытой защитным тентом, с пустыми орудийными портами, открытыми для ветра с берега, это была та ещё громадина. В последний раз, когда они видели её, на грот-мачте развевался адмиральский флаг. Неужели это было только в прошлом году? Даже сейчас её «имбирный пряник» – витиеватый орнамент на корме и корме – всё ещё ярко золотился на солнце, и её имя, Фробишер, не должно было быть забыто. И меньше всего – человеком рядом с ним.
Адам спросил: «Это всё, что они смогли найти для неё, Ли?» Он с грохотом закрыл стекло и посмотрел прямо на него.
Я видел старого рулевого моего дяди, когда шёл в Фалмут». Он снова посмотрел на корабль, но Гэлбрейт знал, что видит что-то другое. «Я только благодарен, что Джона Оллдея сегодня здесь нет и он не может этого увидеть!»
Казалось, он с большим усилием вырвался из этого состояния и сказал: «Я сейчас же сойду на берег. Тем временем, возможно, мистер Трегиллис снова раскошелится и попытается раздобыть немного свежего хлеба. Гарнизон – лучший шанс».
«Я разберусь с этим, сэр».
Он с удивлением посмотрел вниз, когда рука Болито схватила его за руку.
«Как вы думаете, что случилось с мичманом Сэнделлом?»
«Лукас, грот-марсовый, обвиняемый в угрозах, отрицает всякую причастность, сэр. И в любом случае, во время этой вахты он находился под присмотром корабельного капрала, закованный в кандалы». Он с горечью добавил: «Моя вахта!»
Адам отпустил скалу и уставился на возвышающуюся скалу. Вокруг вершины висела дымка или низкое облако; Кристи сказала, что это может послужить гарантией ветра для обратного пути.
Варло, похоже, наслаждался своим расследованием и даже набросал схему, где каждый человек должен был или должен был находиться в последние полчаса жизни Санделла, как он рассчитал. У второго восемнадцатифунтовика по правому борту он обнаружил, что в гирлянде из ядер не хватало двух залов. Этого было достаточно, чтобы быстро снести тело, прежде чем киль успеет пройти над ним. А в носовой части, так близко к энергичной носовой волне, оно едва издавало звук.
У Сэнделла были задатки тирана, если бы ему предоставили такую возможность. Но на его месте мог оказаться кто угодно.
Ты никогда об этом не говорил, но это всегда было. Когда ты осознал, что если случится худшее и ты будешь плыть один, то только кормовая охрана и тонкая линия морской пехоты будут между капитаном и мятежом.
Он увидел Джаго наверху лестницы, его тёмное лицо ничего не выражало. Он ждал.
«Я требую, чтобы оба обвинения были сняты. Один из них был пьян, а вы по опыту знаете, что порка ещё никогда не излечивала пьяницу. Что касается Лукаса, он мастер своего дела. Помните, как он спас двух неопытных моряков от падения на палубу, когда мы только приступили к выполнению своих обязанностей? Человек силы духа и мужества, и я не позволю ему сдаться без надлежащих доказательств».
