Текст книги "Путь Сашки. Гексалогия (СИ)"

Автор книги: Альберт Максимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 112 страниц)

Въехав в город, Хитрец приказал мальчишке свернуть в район бедняков, сам же с головой укутался в теплый платок, благо по – зимнему было холодно, на крышах домов и лачуг лежали шапки снега. Заехав на одну из улочек, он остановил лошадь возле колодца, попросил одну из женщин с ведрами отлить воды в котелок. Пока Эрник поил лошадь, Хитрец разговорился. И уже вскоре лошадь въезжала внутрь двора, огороженного кривобокой изгородью, к такому же неказистому дому. Ночлег ему обошелся в три медянки в день. Хитрец был рад, что нашел тихое место для ночлега, а хозяйка дома была довольна неожиданно свалившимся ей деньгам.

Теперь оставалось найти нужного человека, кто сможет организовать продажу его листьев. Такой у него был на примете. В число приближенных тот не входил, но с Хитрецом его связывали общие дела. Когда надо было сделать, что – нибудь такое, о чем не должен догадываться ближний воровской круг, Хитрец шел к Сапожнику. Тот и в самом деле раньше был сапожником, да и потом не забывал свою профессию. К нему и отправил он Эрника, дав тому подробное наставление как себя вести в той или иной ситуации.

Мальчик, найдя нужный дом, постучался в дверь. Ее открыла толстая женщина с красными воспаленными глазами.

– Чего тебе?

Эрник, как и положено рабу, сдернул жалкую шапчонку с головы, низко поклонился и сказал:

– Меня хозяин послал. Заказ сделать.

– Заходи. Смотри, негодяй, не наследи…

Сама же, слегка пошатываясь, ушла внутрь дома. Эрник робко вошел, закрыв за собой дверь, и стал дожидаться, когда его позовут. Ждать пришлось долго, женщина просто забыла про него. Спустя некоторое время из одной из дверей выскочила девушка.

– Ой!.. Ты здесь чего?

Эрник снова поклонился и повторил те же слова.

– Ага! – сказала девушка и шмыгнула в соседнюю дверь. Потом высунулась оттуда и сказала:»Заходи».

Эрник зашел в комнату, низко поклонился хозяину, мужчине средних лет и с такими же красными воспаленными глазами, как и у той толстой женщины.

– Ну, чего надо?

– Мой хозяин просил передать, что ему нужно заказать сапоги из красного атласа.

– Что?.. Издеваешься, щенок!

Эрник испуганно вздрогнул и попятился назад.

– Нет, господин, нет. Мой хозяин сказал, что вы уже делали ему такие сапоги. Девять лет назад, на хуторе.

Мужчина, начавший уже подниматься с кресла, вдруг остановился и осмысленно взглянул на мальчика.

– Так он жив? – хрипло спросил Сапожник.

– Да, господин. Он велел мне сказать, что ждет вас сегодня вечером на противоположной стороне от трактира Старой Хохотушки. Там проулок есть.

– Знаю, – отрезал мужчина. – Буду сразу, как стемнеет…

– Ты, Хитрец, жив!

– Жив – жив, как видишь. А что, меня уже похоронили?

– Да, ходили такие слухи. Исчез ты слишком внезапно. Все и подумали, что, может, охота началась. Потом и Пиявка с Прыщом тоже исчезли.

– Пиявка? Вот как… И про него больше не слышно?

– Нет, Хитрец. Как в воду канул.

– Ну, ладно. Я к тебе по делу. Видишь листочек?

– Ну…

– Это хачху. Богатенькие выкладывают за такой листочек чуть ли не серебрянку. У меня есть две тысячи таких листочков.

– Это…

– Не считай. Я отдам их по полсеребрянки. Купец на них вполне хорошо заработает. Продам через тебя. Твоя доля десятая.

– Пятая!

– Не спеши жадничать, Сапожник. Десятая доля – это два с половиной золотых.

– Пятая!

– А ты подумай своей головой, Сапожник, с чего это я к тебе обратился. Мог бы и сам купца найти и продать. Всё было бы мое. Продал, получил денежки и прощай купец! Зачем ты мне нужен тогда? А затем, Сапожник, что я еще привезу листочков, да поболе этих. И все буду толкать через тебя. Тут речь идет не о золотых, а о десятках золотых. Заживешь как богатый купчина. Дом, а то и поместье, с наложницами. А? Впрочем, ты ведь не один в Гендоване. Других можно найти, которые и за меньшую долю согласятся. Десятая доля или я ухожу!

– Согласен, – прохрипел Сапожник.

– Тогда найдешь купца, да скажешь ему, что через три месяца будет еще товар, и побольше этого. А встретимся мы с тобой через три месяца не в Гендоване. Есть такой трактир на западном тракте. Там еще рядом мельница стоит. Поэтому трактир называется» У мельницы». Вот там и будешь меня дожидаться. А сейчас держи пару листочков, покажешь купцу, пусть попробует… на ком – нибудь другом. О встрече договоримся через мальчишку…

Спустя четыре дня Хитрец, кутая лицо в теплый платок, подходил к гендованскому рынку рабов. Хитрец решил, что следует подкупить еще пару ребятишек. Вместе с Эрником их будет трое, значит, вдвое быстрее они смогут собрать новый урожай листьев, срок начала которого должен подойти через месяц. Как раз они успеют к его началу. Но вчетвером управятся на пару седьмиц быстрее.

Из – за мороза покупателей на рынке почти не было, да и сами рабы стояли на зимнем ветру замерзшими фигурами. Рабов было мало, а мальчишек нужного ему возраста и вовсе оказалось всего несколько.

К Хитрецу подскочил продавец, чувствовалось, что он сегодня регулярно прикладывался к кувшинчику горячительного.

– Рекомендую, господин, вот двое мальчиков. Сильные, выносливые. Проданы родителями за долги. Этим летом на север прорвались орки, урожай собрать не удалось, вот их и продали.

– Так они новенькие? – Хитрец сморщил нос.

– Новенькие, всего два месяца, но я их лично выдрессировал. Очень послушные и исполнительные. И клейма уже поставлены, вам не придется разоряться на уплату за клеймение.

– А этот?

– О, господин, он уже три года в рабстве. Очень вышколен. Очень умелый. Служил в самой дорогой гостинице Гендована. Но этим летом на нее напали орки. Представите себе, орки! В центре города! Хозяина убили, а новый разорился, вот и продал всех гостиничных рабов.

Хитрец заинтересовался информацией. В самом деле, событие из ряда вон выходящее, такого на его памяти не было. Он решил расспросить маленького раба.

– Как тебя зовут, раб?

– Серри, господин, – мальчик, опустив глаза, низко поклонился.

– На гостиницу напали орки?

– Они были внутри террасы, в саму гостиницу не заходили. Там были другие, какие – то солдаты, которые всех убивали. И еще потом двое, похожи на бандитов.

– Вот как, а они что делали?

– Там был раненый мальчик, они его похитили. Для какого – то Пиявки.

– Как? – Хитрец был ошарашен. – Что за мальчик?

– Там был рыцарь с оруженосцем. Они его знали.

– Мальчишка на год – два тебя постарше, светловолосый?

– Да, господин, но волосы у него были рыжие.

– Ярко – рыжие?

– Да, господин.

Рыжие волосы, как в том сне. Точно, Сашка, но почему – то рыжеволосый. И Пиявка тут как тут. Вещие сны! Хитрецу, несмотря на холодную погоду, стало жарко. Опять этот мальчишка с Хитрецом. А Хитрец пропал. Пора быстро делать ноги из города. Этого мальчишку покупать не стоит, мало ли что.

– Хозяин, сколько просишь за тех двоих?

– По пятнадцать серебрянок за каждого. Мальчишки сильные!

– Два десятка за обоих.

– Двадцать восемь…

В тот же день Хитрец купил вторую лошадь с телегой, закупил провизии, сена для лошадей, а потом не удержался и в оружейной лавке купил четыре арбалета. Этот Сашка тогда удачно подвернулся с арбалетом, пусть и эти учатся стрелять. Значит, Сашка был ранен и его похитил Пиявка, а после оба исчезли. Что же произошло?

Глава 9

1000 год эры Лоэрна.

Пиявка глумливо улыбался, глядя на растерянное и еще не успевшее испугаться лицо Сашки. Он специально медленно поднимал нож, приближая его к Сашкиной ноге, примериваясь как ему удобнее отрезать первый его палец. Первый, а их еще будет девятнадцать, то есть всего двадцать. Наконец, посильнее вытянув большой палец его ноги, он решился начать, но глаза его вдруг остекленели, нож выпал из руки, а сам Пиявка рухнул на пол комнаты. Сзади, на правом боку быстро набухала кровью рубашка. Прыщ стоял, глядя на умирающего Пиявку, держа в правой руке окровавленный нож.

Шило и Таракан продолжали удерживать Сашку, а Тихоня, отпустив его, достал нож и шагнул к Прыщу. Они ударили одновременно. Нож Тихони вошел в живот Прыща, а сам Тихоня схватился за рану на горле, из которой уже хлестала кровь, а затем упал и затих. А Прыщ завыл не очень громко и стал опускаться на пол. Под его телом быстро росла красная лужа. Прыщ, держась за рукоятку ножа, вошедшего в его живот, мучительно смотрел на подельников, которые, наконец, опомнились и отпустили мальчишку.

– Безрукий… он сказал… я должен был… бежать из Гендована… там смерть… бежать… страшно… безрукий мальчишка…

Вскоре затих и Прыщ.

– Чего это? – опомнился Таракан.

– Три трупака.

– Надо бы сообщить.

– А кому?

– В Гендован. Хитрецу.

– Так Хитрец давно исчез.

– А кому тогда?

– Слышал, что Прыщ шептал? Надо бежать из Гендована, а то там смерть. Не зря, значит, и Пиявка оттуда утек. И нам надо.

– А куда?

– Подальше куда – нибудь. А то скажут, что это мы этих троих уделали.

– Так они же сами друг друга.

– А кто видел? Ты да я.

– Так малец еще видел.

– Мальца Пиявка хотел резать.

– То Пиявка, а нам зачем?

– И то верно!.. Хотя… Пиявка сказал, что сто золотых.

– У мальца? У него же ничего нет.

– И то верно. А у Пиявки было.

– Все, что найдем – пополам!

– Заметано…

Нашли они не очень много, ведь бандиты предпочитают держать награбленное в потаенных местах. Хотя и тех монет, что нашли, было для них много. Да еще и лошадь с телегой, кое – что из скарба, который можно продать. И мальчишка, тоже стоящий каких – никаких, но денег.

Следующим утром по западному тракту в телеге, запряженной лошадью, ехало трое. Двое мужчин отталкивающей наружности и мальчик с перевязанной грязной тряпкой головой. Из – под повязки пробивались немного отросшие светлые волосы, но почему – то рыжие на самых их кончиках. Мужчины поочередно сидели, правя лошадью, а мальчик все время лежал, уставившись равнодушным взглядом на небо. Впрочем, сидеть он, даже если и захотел, не мог, так как у него были связаны руки и ноги.

Когда осенний день уже начал клониться к своему закату, путники подъехали к придорожному трактиру, на котором висела доска с надписью» У мельницы». Трактир получил такое название по простой причине: в полутысяче шагов от него стояла мельница, чьи жернова крутились благодаря небольшой, но быстрой речке. Посетители трактира могли в качестве десерта получить рассказ о том, что в давние времена и трактир и мельница принадлежали одному хозяину, но набег диких орков погубил хозяина вместе со всей его семьей, а трактир и мельница, отошедшие местному барону, были им проданы порознь разным людям, чьи потомки и владели ими сейчас.

Подвода не стала останавливаться у трактира, а свернула вбок к речке и, проехав немного вдоль ее берега, остановилась между мельницей и домом, где проживал мельник с семьей. Младший брат мельника, оставшийся без наследства в виде мельницы, но получивший небольшую денежную долю, жил к северу от тракта в соседнем городке, принадлежавшем графу Брейдену, который давно уже не обитал в своем замке, а предпочитал все свое время проводить в Гендоване. Брат мельника, несмотря на значительное обделение в наследстве, был зажиточнее своего старшего брата, потому что занимался скупкой краденого.

Случалось, что гендованским ворам и бандитам приходилось продавать награбленной вне Гендована, опасаясь, что украденные вещи смогут увидеть их настоящие хозяева. Поэтому часть награбленного уходила скупщикам краденого, живуших за пределами столичного герцогского города. Одним из таких скупщиков и был младший брат мельника.

Пользуясь близостью жилища старшего брата от оживленного западного тракта, тот переправлял краденое дальше на запад. Через младшего брата мельника некоторые преступники Гендована познакомились и с самим мельником. Вот к нему – то и заехали Шило и Таракан. Мельник не очень привечал» деловых партнеров» своего брата, но в приюте никогда не отказывал, благо те платили по ценам соседней придорожной гостиницы, что размещалась на втором этаже трактира.

А если учесть, что выпечка, которой потчевали гостей в доме мельника, доставалась тому чуть ли не бесплатно, благо мука была своя, да и свинина, никогда не переводившаяся в доме мельника, тоже доставалась тому за гроши, благодаря бесплатным отходам от работы мельницы, то и гостевые деньги, полученные за еду, тоже шли в прибыль мельнику. Но такие гости появлялись на мельнице нечасто.

Мельник без особой радости встретил новых посетителей, те и раньше не показали себя щедрыми гостями, а сейчас вряд ли что могло измениться. Предчувствия мельника оправдались: новые постояльцы считали каждую медянку, чем уж совсем рассердили хозяина.

Когда Шило и Таракан предложили мельнику купить у них мальчишку за три серебрянки, мельник лишь рассмеялся. А взглянув на предложенный товар, лишь сказал:

– А зачем он мне? Доходяга, неровен час помрет. И худой. Кормить его надо. И одежды почитай что нет, одни лохмотья, с огородного пугала что ли сняли? Одежду, значит, надо покупать. Нет, мне не нужен. Могу дать полсеребрянки и то себе в убыток.

– Полторы!

– А документы на него?

– Так сделаешь, хозяин. Через брата. Это не трудно, а как поставишь клеймо, то уже всё, никто и не спросит. А спросят, покажешь клеймо. Все так делают.

– Не учите, умнее меня нашлись. А ежели он из благородных? Меня повесят, семью продадут в рабство, мельницу тоже продадут и все пойдет в возмещение его родным. А?

Шило и Таракан переглянулись. Они помнили, что Пиявка считал мальчишку за благородного.

– Ладно, хозяин, не горячись. Давай полсеребрянки.

Мельник, отсчитав гендованским бандитам двадцать медянок, вначале обрадовался, что удалось так быстро тех обломать. А затем он задумался: почему же те отдали мальчишку, почти не торгуясь? Может, порченый какой? Нет, разве что рана на голове, но и та уже почти зажила, правда, мальчишку мотает при ходьбе, но это поправимо. Но всё равно, такая уступчивость очень странная.

– Он из свободных? А ежели, когда повезу клеймить, начнет кричать, что он свободный? Что тогда?

– Не, хозяин, кричать не будет. Тогда ему смерть. Малец из воришек, Пиявка рассказывал, что когда один дом брали, он кого – то там убил. Не, болтать не будет.

В конце концов, мельник решил, что бандиты спешили, вот почему и не торговались. Тем более и в самом деле, на следующее утро Шило и Таракан быстро запрягли лошадь и, съев на завтрак лишь по паре пирогов с капустой, быстренько уехали восвояси.

Мельник на первых порах не мог решить, что ему делать с купленным за бесценок новым рабом. По идее, того следовало как следует отстегать кнутом, дабы привить уважение к хозяину. Так делали все с приобретеными рабами. Но мальчишка правеж может и не выдержать, вон, лежит с безучастным видом. Тихий, бледный, лицо, как у воспитанного мальчика из добропорядочной семьи. А ведь уже убивец и воришка. Насколько внешность обманчива. С таким надо держать ухо востро, но, ничего, обломаю, решил мельник.

Первым делом он достал железную цепь, на которую раньше привязывал собаку. Один конец цепи приделал к ноге мальчишки, а другой закрепил за мельничный жернов. Теперь не убежит. Убежать он в ближайшие дни и без цепи не смог бы, настолько мальчишка был слаб, но ведь не все время он будет таким, должен же поправиться. И точно, организм мальца быстро шел на поправку, аппетит у того был волчий, а мельник своим рабам, которых у него было еще двое, в еде не отказывал, благо отходов от помола всегда оставалось.

А зачем жадничать? Себе же в убыток. Если раб сыт и здоров, то он и хорошо работает. Конечно, если он не ленится. Но с лентяями разговор короткий, стоило пару раз поработать кнутом и раб от лености быстро излечивался. Взять хотя бы его конкурента, чья мельница лежит в пяти верстах ниже. Вот тот жадный глупец. Рабов кормит впроголодь и те еле ворочают ноги. Ведь до чего додумался, рабам специальные ошейники – хомуты приделал, чтобы они не могли с голодухи муку есть. Попробуй, поработай с таким ошейником. И много наработаешь? Вот то – то и оно. Да еще и голодные. Говорят, раньше он рабам кляпы в рот втыкал, чтобы муку не воровали. Но однажды один раб у него из – за этого задохнулся. Во рту кляп, поэтому дышали они через нос, а нос забился мучной пылью. И до хозяина докричаться не могли. Как с кляпом – то покричишь? Только мычать можешь. Вот с тех пор тот мельник и придумал эти хомуты. Попади мальчишка к тому мельнику, никак не поднялся бы на ноги. А у него маленький убивец уже через месяц стал почти здоров. И мельник запряг лошадь.

В Брейдене он сразу же поехал к своему младшему брату, объяснил тому всю историю с покупкой мальчишки. Тот даже не взглянув на мальца, быстренько сделал поддельную купчую и объяснил брату, что делать дальше. Мельник отвез мальчишку в местный Храм Клятв, где жрец храма, приняв полсеребрянки, направил посетителей на задний двор. Здесь в маленькой печке горел огонь и служка, сняв с мальчишки лохмотья, привычным движением уложил его на специальный станок, закрепил веревками, и вытащив из печки раскаленное клеймо, приложил его к худой и грязной мальчишеской спине. Короткий крик, похожий на вой, и мальчишка, потеряв сознание, стал законным рабом. Теперь, если он сбежит, то по клейму быстро вычислят, что тот беглый раб. А с такими в Атлантисе разговор короткий, заканчивающийся посажением на кол строптивца…

Сашка очнулся, когда лошадь выехала из городских ворот. Страшно болела спина, раскалывалась голова, особенно в том месте, где была недавняя рана, ужасно хотелось пить, болело горло. Он сразу же вспомнил, что произошло с ним. От этого горлу стало еще больнее. Сашка потянулся к шее и нащупал кожаный ремешок. Рабский ошейник, на котором выцарапано имя хозяина. Теперь без ошейника никуда. Иначе схватят и объявят беглым. С ошейником раба не убивали, а отправляли посыльного к хозяину. Ведь тот мог отправить своего раба с каким – нибудь поручением. Такое, как правило, и случалось.

Сашка еще мог попытаться сбежать до того, как его клеймили, но на мельнице он сидел на железной цепи, которую даже здоровый мальчишка вряд ли сумел бы снять. Что же тогда ожидать от больного, пусть и выздоравливающего? Он мог и в храме заявить, что свободный человек, а дальше или мельнику пришлось раскошелиться на подношение жрецу, чтобы тот не болтал, либо жрец пошел бы на принцип, вызвав городскую стражу.

Но мельник как будто все это знал, и еще когда они только собирались выехать с мельницы пригрозил Сашке, что всё расскажет страже про его прошлые делишки. Откуда только и узнал про убитого им охранника в доме гендованского барона? И Сашка тогда понял, что он попал в тупик, из которого только путь в рабы. Вот и молчал.

Всю жизнь провести с рабским ошейником на шее? От одной только этой мысли Сашку бросало в дрожь. Разве это жизнь? Но что взамен? Побег, который вряд ли удастся, и мучительная смерть на колу. То, что его поймают, Сашка почти не сомневался. Он ведь до сих пор плохо знает этот мир. И куда он побежит? Ошейник сорвет, но клеймо – то останется. А то, что в том же Гендоване стражники проверяют людей на наличие клейма, он знал не понаслышке. Проверяют, конечно, лишь тех, кто плохо одет, людей, что позажиточнее, трогают редко, ведь можно нарваться на скандал.

Как проверить человека на наличие клейма? Снять с человека одежду, хотя бы ее верхнюю часть. Вот и высматривают плохо одетых молодых девушек, а смеха ради и пожилых толстушек. Заодно, до кучи, и всех, кто рядом попадется под руку: мужчин, детей, стариков. Будь у него его старая богатая одежда, никто и не посмел бы проверить его на наличие клейма. Но где она теперь? Сейчас на нем грязные старые лохмотья. Как сказал Пиявка, когда Сашка очнулся и уже обратил внимание на одетое на него рванье, эту одежду сняли с огородного пугала. То – то она так пахла птичьим пометом. А его дорогую виконтскую одежду Пиявка продал.

Сбежит он сейчас, а дальше что? В первую очередь надо найти одежду и не нищего какого – нибудь, а одежду для мальчика из небедной семьи. И где такую найти? А на улице, между прочим, скоро заморозки, а он еще не до конца оправился от раны, много ли сможет пройти? И чем питаться в дороге? Деньги нужны. Допустим, дойдет он каким – то чудом до Гендована, опять же нужны деньги, чтобы заплатить за вход в город. А в городе его ищут. Да и не дойти ему. Или свалится где – нибудь или поймают по дороге.

Сашка вспомнил, как полгода назад, когда его замерзшего подобрал на дороге рыцарь Ястред, тот чуть ли не первым делом задрал ему рубашку и осмотрел спину. Даже вслух сказал Хелгу, что на нем клейма нет. А если было? Помогли бы? Нет, сдали бы ближайшим стражникам. А сейчас, интересно, встреть он их на дороге, помогут клейменому рабу или, наоборот, подсобят оттащить к деревянному колу? А кто их, благородных, знает? Вон, Эйгель, нормальный вроде пацан, а какой зацикленный на благородстве крови. Он ведь Эйгеля тогда выручил, интересно, остался он жив, когда на гостиницу напали бандиты? Или это были солдаты? А кто их разберет. И орки были. Одного он убил, спас Эйгеля. А второй раз оттолкнул пацана под стол. Надеюсь, выжил. А Хелг? Что с ним? Сашка помнил только, как он схватил того рослого солдата за ноги. Солдат пару раз дернулся, но сдвинуться почти не мог. Надеюсь, Хелг успел выскочить из того угла, куда его загнал солдат. А потом в голове у Сашки всё взорвалось. А дальше многое было как в забытьи. В основном он помнил лица Пиявки и лекаря. Ну, и этих двух подручных, что его продали в рабство.

В рабство! Кстати, снова о Ястреде и Хелге, интересно, как они повели бы себя, попадись им на дороге беглый Сашка? Ястред? Не знаю. Он его так до конца и не понял. Какой – то слишком серьезный, хотя все эти благородные тоже такие. А вот Хелг, наверное, помог бы ему. Однозначно, помог! Но ведь Хелг оруженосец у рыцаря и должен выполнять все его приказы. И если Ястрец захочет отдать его стражникам, имеет ли значение мнение Хелга? Вот то – то и оно.

А Эйгель? Пару раз Сашка ему спасал жизнь. Ну, пусть один раз, второй считать не будем. Сможет Эйгель перешагнуть через свой благородный бзик? Не знаю. Был бы настоящим другом, то помог бы. А так, кто ему Эйгель? Друг? Не понятно. Вот Дар, тот точно друг. И жизнь ему спас. Это когда их схватили стражники на воровской хате, где они жили. На Дара можно положиться во всем. Но где он? Куда исчез? Кстати, о каком безруком мальчишке шептал умирающий Прыщ? Не о Даре ли? Дар, как он там, один и без рук?

Когда мельник, а его, кстати, звали Исбин, вернулся домой, Сашка, от боли в спине почти прикусив до крови губу, поднялся с телеги. Подскочили оба раба мельника. Молодого звали Арубоном, а пожилого, уже почти совсем лысого – Пантюхом. Мельник, кивнув на Сашку, сказал:

– Мальчишку уже можно на цепь не сажать. Спать он будет с вами. Сегодня пусть пролежится, а завтра пойдет с вами на работу. Пока спина не заживет мешки таскать не давать. Покажете ему место и марш обратно работать. Приду, проверю, что сделали за день.

Оба раба слегка поклонились хозяину, и как только тот ушел в дом, сразу же пожилой, обернувшись к Сашке, злобно прошипел:

– Значит, нам за него мешки таскать, а он будет только жрать и дрыхнуть…

– А ты, Пантюх, можно подумать, в последние годы мешки не таскал. Таскал, и дальше будешь таскать. Что сейчас изменилось – то?

– Вот он появился.

– Так радуйся, часть твоей работы на него перейдет. Как только у него спина заживет, тебе легче будет.

– А завтра легче будет? Ему легче, а мне таскай. А жрать он будет в обе щеки.

– Можно подумать, что ты голодаешь. Мучных отходов хозяин не жалеет. Всем хватит. Просто больше будут похлебки варить. Не тебя он объест, а свиней, им меньше отходов достанется.

– Вот то – то и оно, что про свиней сказал. Мясо на троих делиться будет!

– Какое мясо ты видел, Пантюх? Кожа с жиром, кости, кишки – это разве мясо?

– А хоть и это! На троих теперь делиться будет. Он жрать, а я за него мешки таскать!

– Через седьмицу заживет спина, и он мешки таскать будет. Хотя, – парень скептически оглядел Сашкину фигуру, – слабый он совсем. Мешок может и не поднять.

– Вот то – то и оно! Поднимать я за него буду!

– Опять же не долго. Подрастет, время пролетит быстро, силы накопит, глядишь, по два мешка поднимать будет: за себя и за тебя.

– Тьфу!

Утром, чуть рассвело, Сашку разбудил Пантюх. Он довольно больно пнул его по ноге. Когда Сашка поднял на него глаза, тот собирался пнуть еще раз, примериваясь к его боку, но встретившись с Сашкиным взглядом, замешкался и пробурчал:

– Разлегся здесь, работать пора.

Сашка рывком встал и громко охнул, настолько сильно прострелило спину.

– Давай иди, поторапливайся. Будешь лениться, получишь хорошую взбучку.

Так начался его первый трудовой день. Он постоянно мотался по всем углам мельницы, сгребал муку в большие мешки, их завязывал, сыпал зерно в воронку, подметал мучную пыль, собирая ее в небольшие мешочки. Большие мешки с зерном и мукой, кряхтя, таскали оба взрослых. Пантюх при этом не забывал злобиться на Сашку, а молодой Арубон всё больше молчал. Во второй половине дня появился мельник и велел Арубону нести мешочки с мучными отходами в свинарник, Сашке тоже велел идти с ними. Здесь ему показали, как готовить пищу для свиней, потому что отныне свинарник отдавался в Сашкино распоряжение. Теперь он постоянно таскал в свинарник воду, на мельнице собирал мучные отходы, готовил из них пищу свиньям, чистил свинарник, сбрасывая отходы прямо в речку.

– Но там же ниже по течению люди живут, воду пьют, – сказал он Арубону.

– А нам какое до них дело? Тем более там чужая мельница, вот пусть и пьют свиную воду.

– А выше нас тоже сбрасывают отходы в воду?

– Конечно. Не под стеной домов их кидать?

– Это же сколько заразы в речке плавает. А свиные отходы хорошо землю удобряют.

– А что это такое?

– Ну, если землю не удобрять, она быстро иссякнет, урожаи меньше будут. Вы это разве не знаете?

– Я на земле никогда не работал. Родился уже рабом. А вот Пантюх он из крестьян.

– А за что в рабство попал?

– За долги. Денег занял, а земля не уродила. Вот и попал.

– Вот если бы землю удобрял свиными или иными отходами, тогда урожай хорошим был.

– Вот скажешь еще. И кто будет твое зерно покупать? От него же такая свиная вонь пойдет! Даже бедняки исплюются. И поколотят. Правильно сделают.

– Да ничего не будет пахнуть. Всё в землю уйдет.

– Вот видишь, сам себя поймал. Если в землю уйдет, то в зерно не попадет и урожай будет тот же!

– Да ничего ты не понимаешь! Свиные отходы растворятся в земле, а потом их высосут растения. Из – за этого и зерен будет на них больше.

– Во, снова себя поймал. Если, как ты говоришь, свиные отходы из земли высосут растения, значит вонять они станут. И зерна вонять будут!

Ну как ему еще объяснить? Темнота. Средневековье, одним словом. Поэтому Сашка махнул рукой и продолжил выбрасывать свиные отходы в речку. И мельника просвещать не стал, ведь тоже без толку. А если бы тот и согласился, во что совсем не верилось, работы бы прибавилось. Мельник сам ничего не растил, а тут пришлось бы им поле распахивать, за урожаем следить. Или же собирать свинячий навоз не в тачку, а в мешки, чтобы возить их на соседние поля. Вот перемазались бы все, погрязнее свиней выглядели бы. И что это ему дало бы лично? Ничего, кроме дополнительной и очень грязной работы. А это ему надо? Он ведь раб. Ничтожный жалкий раб, с которым хозяин разговаривает только окриками, да грозит плетью.

Впрочем, плетью мельник не бил. Во время недельных порок использовал вожжи. Да и то бил по мягкому месту, спину не трогал. Старшие рабы были редкими гостями на конюшне, а Сашка еще ни разу не пропускал недельных порок. В первый раз, хозяин его выпорол довольно сильно, отыгрался таким образом за то время, когда Сашку, еще не отошедшего от ранения, не трогал.

Памятуя о плетях, которыми его били еще тогда по весне, Сашка заранее приготовился к сильной боли. Ведь тогда он вопил уже после первого удара, а после второго бросился целовать работорговцу ноги. Вот ведь, прошло больше полугода, а ему до сих пор за себя мучительно стыдно. Но на этот раз он закричал только к середине порки. То ли организм после ранения еще не так воспринимал боль, то ли выносливее стал, то ли вожжи не сравнить с хлыстом работорговца.

Да и кричал он не очень – то и громко. Но здесь причина понятная: Уфиньга, дочь мельника. До чего же вредная девчонка. Уже в первый же его рабочий день приперлась к мельнице. Сначала смотрела насмешливо, а затем стала командовать: лучше подбирай, не сыпь зерно помимо лотка, быстрее беги за пустыми мешками. И когда появился ее отец, тут же нажаловалась на нового раба: неуклюжий и лентяй. Не с ее ли подачи через три дня, в последний день недели, по – ихнему седмицы, мельник назначил Сашке две порции вожжей?

И на порку приперлась первой. Сидит рядышком, ухмылка до ушей: довольна. Ну, Сашка, конечно, разозлился. Но ведь он раб, кланяться дочери хозяина должен. Девчонке и кланяться. К тому же она всего на полгода – год его старше. И когда хозяин приказал Сашке скинуть штаны, тот взглянув на девчонку, увидел, как у нее злорадно загорелись глаза, и быстро понял, что она добивалась не только его порки. Она думала, что ему еще и стыдно будет перед девчонкой. Думала, что покраснеет, и к топчану к ней спиной начнет пятиться. Ну, уж нет! Не получит она этого!

Сашка, повернувшись лицом к девчонке, нагло усмехнулся, посмотрев ей в глаза, отчего та даже опешила, и медленно развязал тесемки на своих штанах. И так же медленно опустил их вниз. Уфиньга вся вспыхнула, вскочила, глаза опустила и бросилась из конюшни. Сашка только усмехнулся: только так с тобой и надо. А когда к середине порки его совсем уж допекло, старался кричать потише: нечего ей давать радоваться. Небось, стоит перед конюшней и слушает.

С тех пор несколько недельных порок девчонка пропустила. А заявилась она, когда мельник выдал Сашке новую одежду. Старая уже совсем превратилась в лохмотья, да и Пантюх каждый вечер, укладываясь спать, ругался на Сашку, от его лохмотьев постоянно несло птичьим пометом. Можно подумать, что после работы на свинарнике от Сашки пахло лучше.

То ли мельник сам додумался, то ли Пантюх ему пожаловался, то ли холода приблизились, но в один из вечеров мельник принес Сашке новую одежду: два мешка из – под зерна. В одном было проделано три дырки, в другом две. Для головы, двух рук и двух ног. И девчонка тут как тут, стоит и ухмыляется.

Сашка, сбросив лохмотья, остался голым. А девчонка только покраснела и с вызовом на него смотрит. Надо же! Ладно, черт с ней! Сашка одел нижний мешок, подпоясавшись бечевкой, сверху натянул второй. А что, теплее стало. Видок, конечно, у него еще тот. Хотя в одежде пугала смотрелся тоже не лучше.