Текст книги "Дети Любви (СИ)"
Автор книги: Windboy
Жанры:
Любовно-фантастические романы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)
– На молоденьких потянуло. Развращаешь детей.
– Просто обожаю. Вы, детки, такие вкусно пахнущие. Мяткой и прочим…
– А может, поспим?
– Обязательно. Вот только про мятку расскажешь, и поспим.
– Нет.
– Сам напросился.
– Прости меня.
– За что?
– За то, что я умру.
– От чего?
– От нежности.
– Я достану тебя и на том свете.
– Спасибо. Значит, мне не будет одиноко.
– Бедный одинокий мальчик.
– Не надо так.
– Тебе больно?
– Да.
– Почему?
– Это я и хочу узнать.
Они лежали обнявшись. Их лица соприкасались. Ловили дыхание друг друга и засыпали с ним на устах.
Он проснулся. Она уже оделась и сейчас поправляла одежду.
– Быстро от неё отвыкаешь.
– А я не люблю одежду, она меня стесняет.
– А я-то думала: что это ты голышом по дому шлындаешь?
– У тебя тепло.
– Я пошла. Пока.
– Пока.
Она вышла из комнаты. Он забрался под одеяло, где ещё осталось её тепло и запах, немного полежал, подремал. Затем решил, что пора вставать и начинать действовать.
Поев фруктов, что остались после вчерашнего, он оделся и направился к выходу. На тумбочке, что стояла у двери, увидел записку: «Дом закрой. Ключи у меня есть. Возвращайся».
Рядом с ключами, под запиской, лежало несколько монет. Решив, что это тоже ему, он положил монетки в карман и вышел из дома. Запер дверь и пошёл в противоположную от места работы Лолы сторону.
На улице было многолюдно, или ему так только чудилось? После вчерашнего весь мир казался каким-то другим. Словно в него добавились новые краски и немного волшебства. Спросив нескольких прохожих, он разузнал, как попасть в центр города. В центре располагалась площадь, а перед ней красивое трёхэтажное здание ратуши. С другой стороны к площади примыкал парк. По дорожкам гуляли дамы в нарядных платьях, а вокруг носились их чада. Он решил пойти в парк и найти там какое-нибудь тихое местечко, чтобы спокойно подумать. Побродив по тенистым аллеям, присел на скамейку, стоящую в стороне от основных трасс миграции населения. Сел. Расслабился. Прикрыл глаза, вдыхая запах опавшей листвы. Ушёл.
«Мне никогда не петь о том, что не бывало. Мне никогда не ждать несбыточных надежд. Я тихо прохожу, и только утром ранним руки коснётся тот, кто уж пришёл и ждёт».
Руки действительно кто-то касался. Он открыл глаза. Перед ним стоял мальчик лет пяти.
«Или девочка?»
– Привет, Тим! – сказала девочка.
«Или всё-таки мальчик?»
– Привет, а тебя как зовут?
– Ян.
– Слушай, Ян, ты всё-таки мальчик или девочка?
– А это так важно?
– Да.
– Тогда пусть будет мальчик.
– Эх, Ян, как же тебя сюда занесло, да ещё в таком малолетнем теле?
– А хрен его знает, Тим. Решил пару сказок написать, вот и дописался до глюков типа тебя с Лолочкой твоей. Хорошей такой Лолочкой.
– Только вот не по годкам она тебе сейчас.
– Это точно. Вчера с Егором разговаривал, это у меня ученик такой есть. Говорю ему: «За печеньем пойдёшь?» А он мне: «Нет». И сидит в «Дюну» на компе режется. А как я с печеньем вернулся, так игра ему сразу как-то надоела, и он тут как тут. Улыбается своей вампирёнышеской улыбкой и нагло так на меня смотрит. В общем, месть это ему моя, пусть о нём весь мир узнает.
– Слушай, Ян, давай я тебя домой отправлю, а то ты здесь какой-то бред нести начинаешь.
– Ладно уж, отправляй.
«И тихая поступь ног босых. В холодных чертогах храма уводит его из мира иных, назад возвращая, обратно».
Он открыл глаза.
«Похоже, я уснул. Приснится же такой бред. Егор какой-то доморощенный. Вернусь-ка я тоже домой».
Так он и сделал.
Наступил вечер, ночь. Лолы не было.
«Она ведь не говорила, чтобы я не приходил? Нет. Тогда пойду встречать».
Вот и кончились сказочки. Их было трое. Били её ногами.
«Ярость, ах, ярость моя. Где же ты, Смерть родимая? Где же ты, меч-кладенец?»
Меча не было, а смерть тут как тут. Удар в висок. Три пальца, сложенные щепоткой, входят в мозг, а левая рука сама ломает грудную клетку и уже вынимает на волю парящее сердце. Третий тоже ничего не понял. Удар ногой чуть ниже носа и помощь при падении, размозжившая череп о камни мостовой.
Склонился над ней. Холодная точность движений. Пальцы забегали по телу, ища неполадки. Надавливая то здесь, то там. Тщетно.
«Нет! Никто не смеет отнимать, что не отдам я сам. Никто не смеет мне сказать: „Я здесь, чтоб это взять“. Я возвращаю жизнь твою, о, Мир, прости меня. Я обещал не уходить, ей не сказав „прощай“».
– Отпусти!
Кровавые пузыри надувались из её прекрасного рта.
«Весь мир в агонии бьётся, сжимайся, моя рука. Весь мир в агонии бьётся, теперь неизбежна война!»
– Прощай! Но лишь прошу, не забывай, что я люблю тебя. Всё, что видел, всё, что знал я, ты уносишь. Что же останется мне? Лишь обрывки снов в душе. Память плачет, ей больно, она пуста. Я устал ждать рассвет, а ночь так близка. Я отдаю всего себя. Бери же, радуйся и смейся, безумная война. В моём же прошлом только боль, а в настоящем только память.
«Я устал бродить ночью по забытым дворам. Я устал любить лес с облетевшими листьями. Только пара детей, только Тот, только Та, принимают мои последние мысли».
– Спасибо, Ян.
Он сидел в чужой крови, ничего не видя перед собой. Пустота покрывала весь мир. Он не мог выйти из неё сам, потому что не хотел выходить. «Зачем?» – звучал вопрос. И исчерпывающим ответом была пустота мира. Затем в пустоте появилась Дорога. По Дороге к нему приближались двое – парень и девушка, у обоих чёрные волосы почти до плеч, плавность движений, тёмные глаза и слегка бледные лица. Чёрная одежда и плащи, развевающиеся на ветру, которого не было. Они шли не спеша, но приближались стремительно. Вот они уже стоят напротив. Они красивы, но он не замечает их красоты. Только сила, текущая в них, откликается жаром в теле, словно кровь взбунтовалась и не хочет принимать его пустоту, а хочет пойти с ними.
– Нас прислал отец, – сказал парень.
– Тебе надо пройти Дорогу, Тим.
И он не может сказать, что не хочет этого. Такое ощущение, что этого не избежать. Странное ощущение.
– Дорога сейчас не та, что раньше, всё изменилось, но Путь есть всегда, даже если нет Дороги. Только по Дороге ты сможешь выйти, или я не права и ты выйдешь сам, найдя свою дорогу?
Он прислушался к себе и понял, что с ним что-то не в порядке. Он почти знал, что именно, но в последний момент понимание ускользало.
– Я пойду с вами.
Ему тяжело дались эти слова. Он чувствовал себя больным и разбитым. Они протянули ему руки, и он коснулся их ладоней.
Обрыв и скалы. Как же ему хотелось прыгнуть вниз, в бездну. Справа сидела девушка, слева парень, беспечно болтая над пропастью ногами. Почему-то даже ему стало немного жутко, и он понял, что всё окружающее слишком реально. Далёкое синее небо над головой. Гранитные скалы, уходящие в пропасть, где клубился туман. И словно пелена спала с глаз. Он понял, что это и есть реальность. Он посмотрел на детей: в них дышала жизнь и сила, да, но и смерти в них было ничуть не меньше.
– Как вас зовут?
– Меня Та, – улыбаясь, сообщила девушка.
– А меня Тот, – оставаясь серьёзным, ответил парень.
– Кажется, ты понемногу приходишь в себя, – заметила Та.
Её улыбка искренняя, она действительно рада.
– Вы говорили, что я должен смотреть, пока не увижу свет, но я уже несколько часов смотрю, и ничего нет.
– Настройка скоро произойдёт, не беспокойся. Папа всё подготовил.
– А кто он, если не секрет?
– А ты не видишь?
– Тёмный?
– Ну да. Как будто ты сразу не знал.
– Просто у меня что-то с головой было не в порядке.
– У вас у обоих с ней всегда что-то не в порядке. Ой… Прости, пап.
Он смотрел, и в бездне рождался свет. Искристые лучи побежали по гранитным скалам, поднимаясь вверх.
– Ура, – произнёс Тот прежним тоном.
«Всё-таки он прикалывается».
Свет уже вырывался из бездны, охватывая и пронизывая тела. Когда он озарил их полностью, они встали, держась за руки.
– Сейчас сиганём, – сказал, улыбаясь от уха до уха, Тот.
Никакой серьёзности в нём уже и близко не было.
– Как же долго она спала, – сказала Та, и они прыгнули.
От их восторженных воплей у него заложило уши, но когда свет понёс их вверх, он поневоле присоединился к ним.
– Свет кончается, бросай руки. В любой момент ты можешь позвать меня и окажешься на скалах, но лучше иди сам, так интереснее, – сказала Та.
Он отпустил их руки и в следующее мгновение уже стоял на зелёной тропинке в тенистом лесу. Солнце светило сквозь кроны деревьев, и его лучи радостно плясали по лицу Тима.
– Та, а ведь Тим тебе понравился. Не зря же ты стала его спутницей в Дороге.
– Тебе он тоже понравился, вот ты теперь и пристаёшь.
– Может, и понравился, но он вроде как родственник наш, почти что брат.
– А какое это имеет значение?
– Не знаю.
– А не пойти ли нам, Тот, повеселиться?
– Это как?
– А вот так.
Водоворот электрических искр захватил их, сидящих взявшись за руки и болтающих ногами в бездне. И в следующее мгновение они соскользнули вниз, словно двое влюблённых (влюблённых в одного) решили покончить жизнь самоубийством, прыгнув в бездонную пропасть.
Как же хорошо было в этом лесу. Казалось, что жизнь разлита в воздухе и ты дышишь ею. Пели птицы. Ах, как же чудесно они пели. Некоторые срывались вниз, пролетая над его головой, но сесть на него не отваживались. Он дышал и не мог надышаться этой свежестью. Мысли убегали, как только он пытался на них сосредоточиться. В голове была такая ясность, что, когда он смотрел на деревья, траву, листья, всё казалось сотканным из света и излучающим свет.
Затем он понял, что стоит на полянке, а перед ним бревенчатый домик. Под небольшим навесом притаилась дверь. И, точно зная, что не делал и шагу, он оказался у двери. Мельчайшие детали округлой деревянной ручки ворвались в сознание, словно он смотрел на неё через увеличительное стекло.
«Слишком реально. Прямо в глаза бросается. Это же сколько сюда силы вбухано».
Он коснулся ручки.
«А ощущения. Словно все прежние прикосновения были иллюзией, а эта простая деревянная ручка затмила их все».
Он открыл дверь и вошёл в полумрак, в котором после яркого дня снаружи ничего не было видно. Проступили контуры комнаты. В центре стол и лавочка. Последним он заметил кого-то, кто сидел с другой стороны стола, но он не смог толком его разглядеть: лицо человека тонуло в тенях от накинутого на голову капюшона. Тим отодвинул стул и сел напротив.
Мгновение. Порыв ветра или силы, а может, реальности? И всё обрело краски. Сидящий напротив отбросил капюшон и сказал:
– Смотри мне в глаза.
Он мог и не говорить этого. По телу Тима словно пропустили ток, выметший из него весь мусор и хлам, слой пыли, покрывший его, осталась только обнажённая суть.
Взгляд проник в самую сущность, никуда не деться. Он знал, на что шёл, но как же хотелось спрятаться. И чтобы хоть как-то скрыться, он произнёс:
– Меня зовут Тим.
Взгляд существа напротив тёк в глазницах далёкими огнями, и Тим, погружаясь в этот взгляд, плавился, трансформировался.
«Наверное, так чувствуют себя люди рядом со мной. С ними что-то начинает происходить. Они начинают меняться, но им не хватает осознания, чтобы понять это, и им так странно и приятно быть рядом».
– А я Дорога. Так зачем ты пришёл ко мне, Тим?
– Чтобы пройти свою Дорогу.
– Ты пойдёшь сам?
– Да.
– Тогда иди. Твоя Дорога начинается от порога в мой дом.
Он встал.
– Я всегда буду рядом, Тим, но ты будешь один, и пройти ты должен сам.
Дверь захлопнулась за спиной. Он посмотрел вперёд. Перед ним начиналась Дорога его будущего…
Мальчик плакал, сидя в пустой квартире, погружающейся в вечерний полумрак. Он знал, что никто не придёт. Папа приходил вчера и сказал, что мама погибла и ушла в Небо. Покидая сына, он не встретился с ним взглядом, а только напомнил:
– Ты должен быть сильным, даже если будешь один. Ведь у тебя есть сердце, с которым нельзя расставаться тебе. Где бы ты ни был, оно всегда будет в тебе. Сердце ребёнка, что выживет в этой войне. Прощай! Смотри же, никогда не умирай! Смотри же, никогда не забывай!
За окнами давно тихо. Война закончилась. Он узнал об этом, когда отзвучала в сердце последняя боль и последний голос сказал: «Прощай!» Лик тоже не вернулся, но в каждом из пришедших в сердце он чувствовал его присутствие. Всё затихло в пустоте за окном и в пустоте сердца, а потом его окутало одиночество, и он заплакал. Он не хотел выходить на улицу, под открытое Небо. В нём было слишком много безумия.
Но на следующий день он всё-таки вышел. От их дома плохо было видно город, но он знал, что и дальше только развалины, запустение и смерть.
Он решил подняться на Вершину Мира, чтобы оттуда увидеть всё полностью. Она была в центре города, вокруг неё шли самые ожесточённые бои. Здесь идти было труднее всего. Приходилось перелезать через многометровые завалы. Затем он стоял у подножия горы. Многие отдавали всё, чтобы только оказаться здесь и видеть, быть участниками.
Он стал подниматься, и почти сразу заныло сердце. Покатились слёзы. Было очень больно.
«Ты должен быть сильным!»
Он поднимался всё выше, казалось, что сердце хочет разорвать его плоть. Раскалённые иглы боли вонзались в подмышки, шею, голову. Слёзы давно кончились. Но он знал, что останавливаться нельзя.
Вдруг ему показалось, что кто-то, будто взывая о помощи, окликнул его. Он оглянулся и увидел, проник в самую суть.
«Мальчик. Ему нужна моя помощь, моё сердце».
«Помни! Помни!!!»
Но он уже не знал, что должен помнить.
Правая рука потянулась к груди. Небо смеялось, как же красиво оно смеялось. Он улыбнулся в ответ. До вершины оставалось совсем немного. Рука погрузилась в грудь. Обжигающе горячо. Он вытащил. Осторожно, чтобы не повредить.
«…с которым нельзя расставаться тебе!»
Оно было прекрасно. Даже исчезновение боли осталось незамеченным.
– Сердце, ты ведь сможешь найти мне меня? Я буду ждать на Вершине. Я никуда не уйду. Я не умру. Я буду ждать на Вершине.
И он отпустил Сердце.
Он видел, как Смерть из развалин помчалась следом, но он ничего не мог сделать, он не мог предупредить. Он смотрел, пока они не скрылись за горизонтом. Небо притихло. Ему что-то не нравилось. Он пошёл дальше. Идти стало легче, почти совсем легко. Когда он ступил на Вершину, Небо вошло в него.
========== 32. Ян ==========
Как-то, путешествуя по Миру Спокойствия, я попал в королевство, где жили тролли, гномы и другие существа, что родились из кругов Гран. А на теплотрассе, что шла к дворцу, любил греться дракон, которого постоянно прогоняли слуги. По каким-то причинам прежнего мужа королева отправила в отставку и теперь подыскивала ему замену. Делала она это очень забавным образом. В заборе была выломана узкая доска. Королева стояла с одной стороны, а претендент с другой. И через эту щель они целовались. Понравившийся претендент брался в мужья. Я тоже решил поучаствовать в этой затее и встал в очередь. Когда ещё доведётся поцеловаться с королевой? Подошёл мой черед, и мы поцеловались. Через забор делать это было не очень удобно. Целуясь, я понял, что королева не человек, потому что у людей таких губ не бывает. Слишком быстро они двигались туда-сюда. После поцелуя королева объявила, что я буду её мужем и правителем, пока у неё не родится от меня сын. Я никуда не спешил, так отчего было не поцарствовать?
Вот только царствовать мне пришлось недолго. Уже через месяц (я ведь говорил, что она не человек) королева родила мальчика, а заодно и девочку. Не успел я ими налюбоваться, как меня настойчиво попросили покинуть королевство. Делать нечего, пришлось отправляться домой, но я чувствовал, что мы ещё обязательно встретимся.
Так и случилось. Примерно через год ко мне пришла королева и привела с собой наших детей. На вид им было лет по четырнадцать.
– Мы с сестрой хотим, чтобы ты отвёл нас в реальность Дороги, – сказал мальчик. – Мама согласна.
Я посмотрел на королеву и понял, что она просто знает, что так должно быть.
– Хорошо, – сказал я, – но вам придётся учиться.
– Мы будем учиться у тебя.
– Как вас зовут?
– У нас нет имён.
Я всмотрелся в их сущности, пытаясь познать истинные имена, но их действительно не было. Я столкнулся с таким впервые.
– Ладно, давайте руки, и пойдём в Дорогу.
Я взял их за руки, и мы пошли. Королева проводила нас взглядом.
Мы оказались на скалах у начала Дороги. Я подвёл их к обрыву над бездной и сказал:
– Если у вас нет имён, то тебя будут звать Тот, а тебя Та.
– Хорошо, – сказали они.
– Это место я создал совсем недавно. Я хочу, чтобы вы встречали всех, кто придёт сюда, и помогали им в пути.
– Понятно, – сказали они.
Мы сели на скалы и свесили ноги в бездну. Смотрели вниз и ждали появления света. Он поднялся из бездны и озарил нас. Мы встали и, держась за руки, прыгнули в пропасть и взлетели в небо, а потом была Дорога, и только она.
Пройдя по Дороге, я пришёл к Яну и спросил у него:
– Ты готов?
– Да, Тёмный, я готов принять тебя.
– Тогда сливаемся.
Берега сухих рек. Совершенства тоска. Неподвижность покинутых тел.
Где забыл человек свою тень, возрождается эхо страданий.
Я безропотно дни принимаю, а сны мне подскажут словами.
Твоё имя Линк То, перекрёсток дорог обратится нам храмом.
Ты войдёшь в моё тело, безудержный Бог, водопадом.
Ты наполнишь меня, что с тобою всегда, как лампада.
Неопределённость растоптанных тел. Нервная и лёгкая взаимность.
Бледные русла высохших рек, никому не постичь их совершенства.
Ранние птицы на проводах встречают восход светила,
Срываются над городом в полёт, расправив великие крылья.
Тайные встречи в тени аллей, на лавочках с облезлой краской.
Молодые люди с глазами зверей ждут прихода заката.
Дни и ночи, как тяжёл сон, земля замерла в ожидании.
Дни и ночи тянется стон, не оборвать это проклятье.
Он не рождался, не умирал, этот пылающий город.
Он был везде, он был всегда, улей с кричащею маткой.
Мне не рассказать той жестокости дней, что последовала за апрелем.
Только природа вздохнула легко, сбросив бремя на время.
Не умолкает гром вдалеке, душное предгрозовое море.
Волны людей, волны зверей взойдут на обломки истории.
Так завершится последний день, не вместивший в себя всего горя.
Так задохнётся и упадёт ребёнок, пронзённый Богом.
Мне не раскрыть всей сути его, она непостижима.
В заводях рек змеиным клубком покоится тёмная Сила.
Сиянием мрака сонные дни пронзает забывший имя.
Непревзойдённый, бывший никем, берёт себе новое тело.
Не опускаться, не восходить, и состояния непреходящи.
Я вынимаю из алых глубин своё бесконечное счастье.
Лики и маски, как ярок свет, не найдут в нём покоя.
Они отойдут, не сумев одолеть его безграничной воли.
И, уходя, поклонятся, и тень обернёт их усталые плечи.
Пусть отдохнут перед множеством дел по переустройству Сферы.
Тонкие силы остриями игл, золотыми нитями входят
И исчезают в сиянии, в нём и возрождаются снова в свободе.
Я провожу рукой по лучу, светящиеся капли падают с пальцев.
Я посмотрю на открывшийся вид и сделаю шаг, во всё проникая.
Ребёнок встанет, пыль стряхнёт, поднимет взор к небу.
И улыбнётся, вдохнув его, и обернётся в пламя.
Мне не познать всей сути его, не описать словами.
Ту Силу, что в этом взгляде живёт, как тёмное, яркое пламя.
Как я хотел любить этот взгляд, его гибкое юное тело.
Он обернулся и сказал: «Я сам. Я сам любить умею».
Солнечный день, раскалённый асфальт, босые ноги не чувствуют жара.
Он пришёл в мир, и тот принял его, словно ясное, живое пламя.
*
В городе сгущались сумерки. Он только что скрылся во дворе таверны. Потоптавшись с полчаса вокруг, я зашёл следом.
«Почему в этом мире нет лошадей?»
В обеденном зале его уже не было. Ко мне направилась какая-то рассеянная или чем-то озадаченная хозяйка. Чтобы не отвлекать её от великих мыслей, я, игнорируя её намерения, направился прямо к хозяину. Он стоял за стойкой и с неодобрением наблюдал, как я невзначай разминулся с его женой.
– Добрый вечер, – сказал я и, не дождавшись ответа, продолжил: – Вы знаете, что юноша, пришедший совсем недавно под ваш кров, опасен? Грубо говоря, у него бывают припадки, очень опасные для жизни окружающих.
– И?
– Не «и», а значит, ему лучше у вас не задерживаться. А вот теперь «и».
Кучка монет возникла на стойке перед внимательными глазами хозяина. Как эта кучка исчезла, я не заметил, но заметил его улыбку, лучше бы не замечал. Я сразу стал искать глазами хозяйку, которая казалась мне в данной ситуации единственным спасением моего душевного здоровья. А вот и она, всё так же как сомнамбула проплывает, убирая пустые тарелки со столов. Господи, да о чём же она так задумалась? У меня возникло смутное подозрение насчёт Тима, но не могли же они успеть так быстро. Нет, не могли, я бы знал.
– Хозяюшка, хозяюшка. – Вновь недовольный взгляд хозяина сверлил мне спину. – А не найдётся ли у вас небольшой комнатки для вашего покорного слуги в моём лице? – Нет, она не понимала.
– Отведи его в свободную комнату! – раздался рёв хозяина.
Признаюсь честно, даже я подпрыгнул и еле успел метнуться вслед за ней.
«Хорошо, что у них помимо лошадей нет и дробовиков, а то бы дырка от взгляда стала совсем реальной».
– Спокойной ночи.
– И вам того же, – сказал я, улыбаясь как можно искреннее.
*
День начался так себе.
Разбудил меня плеск воды. Неужели какой-то дурак по такому холоду решил поплескаться в бочке, которую я заприметил ещё вчера, кружа вокруг данного заведения? От любопытства я даже приподнялся на кровати и выглянул в окно. Дураком оказался Тим. Что меня, кстати, нисколько не удивило, потому что, признаться, на его месте мог быть и я. А потом он стал выписывать кренделя.
– Йог хренов.
– Сам такой.
– А это ещё кто?
– Шива в пальто.
– Коней нет, а Шива и тут имеется.
– Не одному ж тебе хиханьки-хаханьки устраивать.
Выпендрившись под действием спонтанного выплеска Силы, Тим скрылся в таверне.
«Посплю-ка я ещё чуток».
Кто-то колол дрова. Уже догадываясь о том, кого увижу, я выглянул в окно. Тим – да, это опять был он – лихо махал топором. Щепки так и летели, особенно если ему удавалось попасть по полену.
«Как бы ногу себе не оттяпал, так старается. А не покушать ли нам чего-нибудь?»
Поев, я опять подобрался к хозяину.
– Я всё видел, – заговорщически зашептал он на всю таверну.
Я не стал уточнять, что он видел, а добавил ещё одну кучку монет и, стараясь не смотреть на его лицо, скрылся в своей комнате.
Тим пахал весь день, мне его стало почти жалко.
Вечером я тихонько пробрался в зал. Тим сидел за столом и с усталым видом поглощал какую-то бурду. Хозяин же что-то втирал жене, та отважно сопротивлялась, но к концу сдалась. Потом она о чём-то сюсюкалась с Тимом.
Я вышел на улицу. Был замечательный вечер, но опять появился Тим и омрачил его своим бесстыдным поведением, не сходя с крыльца.
«Кто его только воспитывал?»
Я решил немного прогуляться.
«Нет!»
…Сухой ветер, пыль и трава, обездоленные города. Я люблю тебя, Жизнь Огня!
«Чёрт! Началось».
Я побежал назад. Благо я не успел отойти далеко от таверны. Тим убегал вверх по улице, я бросился следом.
«Куда же тебя несёт?»
Как потом выяснилось – в бордель, что и следовало ожидать, зная… а вот кого зная, мы опустим.
Он ушёл с какой-то тётечкой, явно к ней домой и явно не в сыночки-матери играть. Что оставалось делать мне? Ну не ночевать же на улице, ставшей сразу холодной и одинокой. Пришлось пройти в чуть приоткрытую дверь. Внутри было тепло, а обещало стать жарко. Но на что только не пойдёшь ради любимого друга и героя, будущего любовника (и не надо так ехидно хихикать, не моего любовника, а той тётечки, с которой он ушёл).
– Итак, – сказал я, заговорщически улыбнувшись и подмигнув подошедшей девушке. Но она оказалась из тех, кто не любит разговаривать, а предпочитает действовать. И мне ничего не оставалось, как пожелать Тиму удачи и отдаться порыву страсти, что взялся даже не представляю откуда.
*
«Вот это ночка».
Такова была моя первая мысль после пробуждения. А угощения уже ждали меня. Давешней подруги не было, но я не стал стесняться и принялся за еду в голом одиночестве, то есть, я хотел сказать, в гордом одиночестве. Бог с ним, с Тимом, пускай порезвится, а я пока наслажусь оказанным мне приёмом, хотя бы до вечера.
Но вечер как-то незаметно перешёл в ночь. Не знаю, то ли мне показалось, то ли нет, но их было уже две. Я имею в виду девушек, что пришли скрасить мой ангельски невинный сон. Я же не стал привередничать.
И вот опять день. Я так вымотался, что решил хоть днём отоспаться. А снился мне Егор, уплетающий с чаем моё печенье.
– Две вещи, которые я хочу постоянно – это Дюна и Айя, – изрёк этот скромный отрок, поедая одно печенье за другим. – Ян, а у тебя волшебного медку из детского сада не найдётся?
От этого я проснулся.
Когда я заснул вновь, мне снился Тим, пытающий меня по поводу того, девочка я или мальчик. Вспомнив две последние ночи, я сказал, что, наверное, всё-таки мальчик.
Потом я проснулся окончательно.
Близилась ночь. С ней ко мне подкрадывался ужас, обещающий предстать уже в трёх невинных лицах. Нет, сказал я ему, и это «нет» далось даже легче, чем я предполагал вначале. Пора было пойти посмотреть, как там Тим поживает.
Я вышел из приютившего меня заведения.
Тим сидел в луже крови, а вокруг валялись трупы. Живописно валялись, отметил художник во мне.
– Тим, а, Тим.
Я коснулся его плеча и понял, что Тима нет. Весь мир опустел. Я опустился перед ним на колени.
«Тим, я возьму тебя в дом, где любовь. Я согрею тебя теплом. Посмотри же в глаза мои. Дети! Ко мне, Тим, иди».
Пришли дети и забрали Тима в Дорогу, а тётечка была мертва.
«Я заберу и её, Тим, только пройди Дорогу».
Жестоко, но ради неё, даже не осознавая, а только чувствуя: он пройдёт.
– Отпусти, – сказали мёртвые губы.
– Я не такой нежный, как Тим. Ты обещала прийти за ним и на тот свет. Мой свет тебе понравится.
Я вышел на скалы над пропастью. Та и Тот отсутствовали. Я решил пока не выступать, а сказать им всё, что думаю по этому поводу, при личной встрече.
«Пап! Помоги!» – кричал Тот, и он явно не шутил. Всё так же держа Лолу на руках, я прыгнул в бездну.
– Вставайте, барышня, прибыли, свет уже тот.
Она приоткрыла левый глаз и выпорхнула из моих рук. На ней было голубенькое платье, лёгкое и прозрачное.
«…та-а-ак, а собственно, зачем мы здесь? Платье голубое, голубое платье, а под платьем бронежилет».
– Придётся прогуляться. Похоже, мои детки заигрались и доигрались.
Лола молчала.
«Может, у неё посмертный шок?»
– Лола, а у тебя с головой всё в порядке?
Да, нельзя было быть таким грубым. Затрещина оказалась весомой. Но ответ я получил исчерпывающий.
– Больно ведь! – сказал я, потирая свою умную в некоторых местах голову.
– Ну, пойдём.
– Нет.
– Ох, Тим, доберусь я до тебя. Лолочка, миленькая, ну пойдём, пожалуйста. Детям помощь нужна, а оставить я тебя не могу, ты мне как приманка нужна, для Тима.
Дальше мне оставалось только бежать в нужном направлении, огибая чахлые деревца без листьев. Вдруг я понял, что вокруг туман. Я остановился, чтобы подождать Лолу. Я не хотел сразу признаваться в своей глупости.
«Закон Дороги гласит: “Каждый идёт сам”. Не рой яму другому – сам в неё и попадёшь. Сам придумал – сам и попал. Но иначе нельзя. Просто я забыл. Перед кем оправдываешься? Поплакать, что ли? Нет, попозже».
– Эй, люди! Ау-у-у-у!
– У-у-у-у! У-у-у-у!
«Может, всё-таки эхо? Похоже, что нет».
Что-то приближалось. Сзади. Я побежал. В одну сторону, в другую. Сейчас настигнет. Развернулся и побежал навстречу. Куда ни беги – всё равно сзади. Я остановился и лёг на спину. Две руки вырвались из-под земли и схватили меня за бока.
«Сейчас описаюсь».
Всё исчезло, а я как дурак барахтался на земле. Я спокойно встал и принялся степенно отряхиваться, только вот руки дрожали, ну и коленки немного. Подкашивались так, слегка. Когда я наклонился, чтобы отряхнуть штаны, сзади раздалось покашливание. Кувырок вперёд и влево, разворот и одновременный удар мечом по коленям противника, который должен был стоять сзади. Покашливание за спиной.
«Может, сейчас заплакать?»
Оборачиваюсь, медленно. Никого. Хочется материться и топать ногами. Сажусь в лотос, закрываю глаза, пытаюсь сосредоточиться. Смотрят, дышат в затылок, аж волосы шевелятся. Сижу, потому что двигаться уже сил нет.
– Какого хрена ты тут расселся?! Медитатор, мать его!
«Всё-таки заплачу».
– Ещё и рожи корчит! Сопли-слюни распускает!
– Слушай, ты!
Я открываю глаза. Рама с топором. Как пить дать, Рама с топором.
– Добрый дядечка Рамочка с топориком…
«Я не кшатрий», – сказать я не успеваю, а вот из-под топорика выскакиваю и, взмахнув невзначай мечом, отрубаю его косу. Потом падаю на колени и начинаю, истово веруя, молиться Шиве во благо спасения всех существ и меня в первую очередь.
– Череп у него хороший.
– Да, ничего, сгодится, – разговаривают двое, и явно обо мне. Стараюсь ретироваться так, чтобы не отвлечь их от такой важной беседы. Как ни странно, мне это удаётся. Передумав вздохнуть с облегчением, двигаюсь по тропинке. Темнеет, в небе зажигаются звёзды и три луны. Красиво. Спотыкаюсь и падаю.
«Нечего ворон считать».
Оборачиваюсь. Труп. Без головы. Сразу вспоминается Рама. Как-то нехорошо мне становится. Прямо подташнивает чего-то. Иду дальше. Впереди огонёк. Как же не хочется туда идти. Сзади раздаются странные шорохи и вздохи.
«Может, кто любовью занимается?»
Перед глазами встаёт труп.
«Бедный трупик, ему, наверно, там так одиноко».
– Да! Да! – раздаётся из темноты.
Ноги бегут сами. Какие у меня самостоятельные ноги. Куда же вы несёте меня, ноги? Нет ответа.
Впереди горит костёр.
– Ты глянь, никак марафонец.
– Нет, никак.
Я останавливаюсь. Пытаюсь отдышаться.
– От кого бежишь?
– От трупа.
Они переглядываются. Диагноз написан на их лицах.
– А труп-то шустрый? А то, может, отдохнёшь, чайку хлебнёшь?
Я тяжело вздыхаю и сажусь поближе к огню. Ночь обещает быть долгой. Я с небывалой нежностью вспоминаю недавние ночи, и ужас в трёх невинных лицах уже не кажется мне таким ужасным.
– Отчего ж не отхлебнуть, отхлебну.
Кружка оказывается в моих руках. Я делаю глоток.
– Дурь ещё та, – с уважением и знанием дела говорит мне один из мужиков. Дивный цветок растёт из его пупа. А на цветке Лолочка занимается любовью – с кем бы вы думали? А что тут особенно думать, с вездесущим Шивой, конечно. Применяющим свой самый-самый атрибут по прямому назначению и поясняющим основные виды динамических техник йоги в паре на практике.
«И тут успел, – восхищаюсь я. – Вон она, йога, откуда пошла. Да, серьёзная вещь (это я уже про чаёк родимый). Без такого чайку сразу и не разберёшь, чего они там выделывают».
Я встаю, пытаюсь воспроизвести и таким образом как-то запомнить увиденное. И последнее, что я замечаю, обнаружив в своих объятиях давешний труп, это восхищённые взгляды мужиков у костра.
