Текст книги "Дети Любви (СИ)"

Автор книги: Windboy

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

– Только тронь, – угрожающе сказал Валька.

Валька хоть и был на пару лет младше Витьки, но дрался так бешено и неистово, что Витька его побаивался, поэтому и сейчас он не стал связываться, а ухмыльнулся и бросил:

– Защитничек нашёлся, вот и возись с этим сосунком.

Валька и правда начал возиться. Отчего Сёмка повеселел, стал держаться посмелее, но разрешение по всяким мелочам так и спрашивал по привычке.

Сёмка убежал, простучав пятками по лестнице.

Заскрипел креслом Быстрый. Чёт сразу вскочил и вытянулся чуть ли не по стойке смирно.

– Чёт, хоть с самого утра не мельтеши, – простонал Быстрый, выгибая спину и потягиваясь, отчего захрустел весь позвоночник. – Лучше воды принеси.

Чёт унёсся вслед за Сёмкой.

– Не вернулась? – спросил Быстрый.

– Нет, – вздохнул Чен.

– Ждём до обеда и идём в разведку.

– Да.

– Надо бы тоже отлить, – сказал Быстрый и прыгнул на подоконник высокого окна. Он помещался в нём в полный рост. – Эй, внизу, не стой под струёй! – крикнул он и засмеялся. Снизу тоже донёсся заливистый смех мальчишек.

Поддёрнув серые истрёпанные шорты, он спрыгнул вниз.

– Ну, чего вы разгалделись, – заворчал, садясь, Валька, – мне такой сон снился!

– Какой? – спросил взлетевший по лестнице Сёмка, а за ним с пластиковой бутылкой воды Чёт.

– Ха, спросил! Я уже не помню. Помню, что классный, а про что, забыл.

– А есть нечего, да? – спросил Сёмка.

– Нечего-нечего, – сказал Быстрый. – А Витька где?

– Крабов на берегу ловит.

– И как?

– Не сказал.

– Да ни фига он не поймает, а поймает – так сам сырыми сожрёт, – сказал Чёт.

– Ладно, ждём до обеда, а там видно будет. Чёт, доставай кости.

Одежду почти девятилетнего Чёта составляли выгоревшие на солнце синие плавки и маленькая поясная сумка. С плавками он расставался, когда купался, а вот с сумкой никогда. Из-за спины он перетянул её на тощий, вечно подранный живот, расстегнул, порылся в невидимых сокровищах и достал четыре игральных кубика. Кубики были разными по цвету и размеру. Игру и сложные запутанные правила они придумали сами. Суть состояла в том, чтобы первым набрать нужное количество очков. Конечная сумма менялась в зависимости от того, сколько времени предстояло убить. Они сели кружком на пол и склонились над предстоящим полем битвы, почти соприкасаясь головами.

– Поехали. Разыграем, кто первый бросает…

Увлекательную игру прервало знакомое жужжание объектива и слова:

– Как замечательно! – И вновь жужжание.

Мальчишки вскинули головы.

– Вот мы вас тёпленькими и взяли! – выкрикнула, выскакивая из-за фотографа, рыжая весёлая девушка лет восемнадцати.

– Динка! – вскрикнул, вскакивая, Чен, но Сёмка и Чёт в мгновение ока опередили его и уже крутились вокруг Дины, обнимая и повисая на руках.

– Отстаньте, черти! Лучше сбегайте вниз и принесите из машины пакеты с едой.

– Валька, давай с ними, – скомандовал Быстрый.

– Чен, ты представляешь, эти с-суки в управлении мне последний приличный сарафан порвали, – злобно и в то же время с какой-то бесшабашной радостью сказала Дина и, повернувшись боком, продемонстрировала появившийся разрыв, что шёл до самой талии.

Заметив, что на неё смотрит и фотограф, она призывно повиляла голым бедром. Под голубеньким с белыми цветочками сарафаном никакой другой одежды, конечно, не было.

– Что случилось? – спросил Чен.

– Ай, я уже устала рассказывать, потом-потом, я спать хочу, спать, спать, спать!

Проходя мимо Чена в соседнюю комнату с единственной кроватью в доме, она чмокнула его в щёку и провела ладонью по короткому тёмно-русому ёжику.

Фотограф подошёл к окну и, смахнув пыль, сел на подоконник. Это был мужчина средних лет, обычного телосложения, с таким же обычным, ничем не запоминающимся лицом. Единственное, что могло обратить на себя внимание, это его непроницаемость, надетая, как маска. Он был в светло-серых свободных летних брюках и рубашке, серой бейсболке и кожаных шлёпанцах на босу ногу, через плечо висела сумка для фотоаппарата.

– Утром, пока клиент спал, она обчистила квартиру, прихватив компьютер с маячком спутникового слежения.

– Блядь, ну откуда я знала, что у этого пидора стоит эта ёбаная система?! – раздалось из комнаты Дины.

– Её взяли, когда она пыталась спихнуть комп скупщику.

– Чёртовы управленцы, ещё бы пару минут, и хер бы они меня достали. Ёбаные ублюдки, ещё и сарафан порвали! – Дина появилась в дверях, прижимая к груди снятый сарафан и сверкая глазами. – Но ничего, слепок-то я сняла и ключики уже заказала. Ох, вернёмся мы к нему, парни. Не заберу, так разъебу этот комп к чёрту!

– Мы уже идём, – донёсся снизу голос Чёта, видимо, решившего, что зовут его.

– В общем, позвонила я из управления Тимуру, и он меня вытащил, я типа сбежала.

– Ага, пришлось раскошелиться, но вы же мои лучшие модели. Люди на вас в музеях и выставках смотрят.

– Пиздишь, – сказал Быстрый.

– Будем в Нью-Йорке или Париже – я тебя в фотогалерею свожу.

– Во заливает!

Словно муравьи, таща большие пакеты с едой, появились мальчишки. Их лица сияли такой радостью, что Дина тут же забыла о своих злоключениях и, улыбаясь, упорхнула в свою комнату, чтобы тут же появиться в коротких шортиках и не доходящей до пупка майке.

– Ты же спать собиралась, – сказал Быстрый.

– Не будь занудой, я уже передумала.

– Здесь столько, столько, – заговорил присоединившийся к пацанам Витька, – просто офигеть сколько.

– Растяните хоть на неделю, – сказал фотограф, – только не высовывайтесь. Кукольники до сих пор прочёсывают город.

– Дина, еда – это хорошо, это замечательно, но ты про меня не забыла? – спросил Быстрый.

– Не забыла, – передразнила Дина, – но если увижу, что ты опять мелким покурить даёшь – придушу.

Быстрый ухмыльнулся и зарылся в пакеты, извлёк блок сигарет.

– Ни за что не дам, мне самому мало!

– Жлобина! – протянул Валька.

– Только попробуй спиздить, Динка за тебя возьмётся.

– Ага, – подтвердила Дина.

– Да ладно, я уже завязал.

– Вот брехло мелкое.

Вся еда была извлечена из пакетов и рассортирована. Съесть надо было ту, что могла испортиться в первую очередь.

– Вот так пир, – раз за разом повторял Сёмка.

– Это всё Тимур.

– Спасибо, Тимур, спасибо!

– Лопайте-лопайте, только не толстейте.

– Потолстеешь тут.

– Ага.

Немного насытившись, ребята поднялись с пола.

– Чен, надо за водой к ручью сходить и дров натаскать.

– Быстрый, я так спать хочу, сил нет.

– Ладно, я мелких возьму.

Быстрый с пацанами ушли. Дина вновь отправилась в спальню. Чен остался наедине с фотографом.

– Я на берег.

– Пойдём, хочется окунуться, – сказал Тимур, снял штаны с рубашкой и в одних плавках последовал за Ченом. – Чен, у тебя спина опять облазит.

– Я знаю, она всё время облазит.

– У меня масло от загара есть, хочешь, намажу?

– Нет, не надо.

– Давай, болеть не будет.

– Да она и так не болит, чешется только.

С площадки возле дома вниз вела вмурованная в скалу железная лестница.

– Как вы по ней лазить не боитесь? Она же еле держится.

– Ничего, на нас хватит.

Они спустились на берег.

– Я вон на тот камень пойду.

Чен показал на длинный плоский камень метрах в двадцати от лестницы. Он возвышался на полметра над водой.

– Хорошо, я с тобой.

– Мы всегда на нём загораем, там места много.

Фотограф, любуясь ловко скачущим Ченом, осторожно перебирался с камня на камень вслед за ним.

Чен уже лежал на животе, подложив под голову руки и щуря на Тимура светло-зелёный глаз. Тот сел рядом, вздохнул.

– Да, нелёгкая акробатика для такого старика, как я.

– Пфы! Ты совсем не старик, – сказал Чен и закрыл глаза.

Мужчина снял сумку с фотоаппаратом и поставил на камень подальше от воды, лёг на бок рядом с Ченом, легонько царапнул и потянул слезающую кожу на его лопатке.

– Сёмке тоже нравится меня обдирать, он просто с ума от этого сходит.

Чен лежал, чувствовал лёгкие прикосновения фотографа, лучи солнца и начинал соскальзывать в сон.

– Может, всё-таки намазать тебя маслом?

Чен расслабился, и он был благодарен Тимуру за Дину.

– Ну намажь, если хочется.

Фотограф сел, достал из сумки бутылочку с маслом, открыл, наклонил над спиной Чена. Прозрачные золотистые капли упали на спину, побежали с боков вниз, но были пойманы накрывшими их ладонями. Медленными, плавными движениями мужчина размазал их по горячей спине с тонкой кожей, под которой почти не ощущалось мышц, одни косточки. Но господи, как же приятно было вести по ней ладонями и ощущать живое тепло юного тела.

Ритмичные, расслабляющие прикосновения Тимура, такой же ритмичный плеск волн и приятный аромат масла совсем погрузили Чена в сон, и когда мужчина сказал: «Сними шорты», он только приподнял зад и расстегнул пуговицу.

Фотограф потянул шорты вниз, оголяя почти такие же загорелые, как спина, ягодицы. Выдавив ещё масла прямо в ложбинку, он не спеша намазал их и перешёл на ноги.

Закончив, он посмотрел на спящего мальчика. Прислушался к себе, пристально вглядываясь в желания тела. Он понимал и принимал эти желания, но не считал, что им следует потакать. Он воспринимал своё тело как зверя, которого надо держать в узде. «Здесь я хозяин, а тебе надо остыть», – подумал он и соскользнул в воду, окунулся, вновь выбрался на камень. Спокойно-собранный и хладнокровный, он подобрал обтрёпанные шорты, небрежно кинул их на край камня, создавая композицию. Нашёл три плоских голыша. Два серых осторожно положил на лопатки мальчика, а третий, светлый и чуть продолговатый, на крестец, так чтобы его кончик чуть скрывался между ягодиц. Поднял руку, чтобы тень от неё словно держала третий голыш, и сфотографировал. Потом сделал ещё несколько фото с разных ракурсов. Масло сыграло свою роль – тело выглядело подчёркнуто прекрасным. Затем он расположил расстёгнутые шорты так, чтобы один край с выступающими зубцами молнии, отогнувшись, свисал вниз, а над ними, словно случайно попавшая в кадр, часть обнажённого бедра, ягодицы и выступающая сбоку косточка таза.

Он использовал терзающую тело страсть, чтобы довести свой взгляд до такой остроты, что начинал видеть суть и невинность её глазами, чтобы каждый смотрящий его фотографии, как в зеркале, увидел в них собственное нутро.

Спрятав фотоаппарат, он вновь присел рядом с Ченом, любуясь его кожей с выступившими капельками пота. Вновь провёл руками по спине, накрыл и раздвинул ягодицы. Смотрел, смотрел, обуреваемый желанием, взял масло и капнул в ямку ануса, накрыл, мягко массируя большим пальцем левой руки, а правой высвободил из плавок до предела возбуждённый член.

Мальчик сквозь сон чувствовал прикосновения Тимура, но ему в сонной неге было так тепло и приятно, что он лишь ещё сильнее расслабился и, когда большой палец мужчины сам собой провалился внутрь, отметил, что не так уж это и противно, как ему всегда казалось. Зажатый между животом и шершавым камнем член чуть налился кровью. Фотограф же, когда его палец скользнул внутрь и был обхвачен мышцами, судорожно кончил. Посидев, приходя в себя, он аккуратно вынул палец, стёр с живота и стряхнул в море сперму, окунулся в него сам, вылез. Чен, похоже, не собирался просыпаться, а ему пора было идти. Он тронул мальчика за локоть.

– Чен. Чен, проснись.

– Какого?.. – не открывая глаз, спросил Чен.

– Я ухожу.

– А-а-а… – сонно протянул мальчишка.

– Слушай, не лежи долго на солнце.

Чен ничего не ответил, он спал. Тимур поднял фотоаппарат, хотел положить в сумку масло, но, передумав, оставил на камне, поднялся по нагревшейся ржавой лестнице, заглянул в дом. Диана спала, а больше никого не было. Он достал блокнот и написал: «Я завтра приеду. Будь утром с Ченом на месте». Выйдя из дома, он направился к машине. Она стояла метрах в ста у перекошенного шлагбаума. Между домом и шлагбаумом в земле шли трещины почти двухметровой ширины. Их было три, через них мальчишки перекинули мостки. У Тимура всегда замирало сердце, когда он наступал на прогибающиеся доски. «Господи, как же они здесь пакеты с едой тащили?» Именно из-за этих трещин дом и забросили. Говорили, что берег может обрушиться в любой момент, но дом пустовал уже несколько лет, а скала оставалась на месте, разве что мелких трещин с каждым годом становилось всё больше. Он сел в машину и, развернувшись, поехал по каменистой извилистой дороге в город. Под колёсами хрустели шишки, а стёкла царапала сосновая хвоя. Прокручивал в голове разговор с Диной.

– Зачем они тебе нужны?

Дина помолчала, потом горько усмехнулась и сказала:

– С ними я не чувствую себя такой блядью.

– Хм. Хочешь сказать, что ты с ними не спала?

– Спала, с Быстрым несколько раз и с Ченом. Как без этого? Чен на самом деле такой мягкий, тёплый и отзывчивый. Он только снаружи грубоватый и жёсткий.

– Везёт тебе, – сказал Тимур.

Дина посмотрела на него.

– А тебе-то что мешает? Если так хочется, трахни и успокойся. Я могу поговорить с мальчиками и убедить, даже мелких. Если надо, они тебе хоть каждый раз будут отсасывать и попку подставлять. Голод многие вещи делает вполне приемлемыми и допустимыми.

– Ты не понимаешь, одно дело, когда я хочу и плачу за это, и совсем другое, когда хотят они и приходят по доброй воле. Когда плачу я, мне достаётся лишь тело, а я хочу видеть и чувствовать душу. Думаешь, я фотографирую тела? Они мне даром не нужны. Мне платят за ваши глаза, за ваши взгляды. Таких израненных, но свободных, счастливых, одиноких, весёлых или печальных, глубоких в своём естестве и всезнании взглядов почти не осталось. Думаешь, они останутся такими же, если я стану приезжать, чтобы трахать их? Я снимаю не обнажённость тела, прекрасного от природы, а обнажённость души. Стоит мне привнести хоть немного насилия, принуждения – и все они закроются передо мной, а искусство рождается только там, где есть живая открытая душа, любовь.

– И такую хуйню ты придумал для самооправдания?

Тимур умолк, а потом, засмеявшись, сказал:

– Милая Дина, ты бесподобна. В мгновения, подобные этому, я завидую твоим мальчишкам, потому что они могут желать тебя так, как желаю их я. Только я вот никак не пойму, как ты можешь заботиться о них и тут же продавать мне. Я же вижу, что тебе с ними действительно хорошо. Ты раскрываешься, как цветок с нежными лепестками.

– Думаю, это профессиональное.

– Хорошей же профессии ты хочешь их научить, заботясь об их будущем.

– Глупый-глупый фотограф, а что у них есть, кроме тела? За воровство они сядут, а скорее всего, их просто убьют. Или считаешь, что им ещё не поздно стать как все, надеть ошейники слежения, потрудиться пару лет на благо государства и под внимательной опекой кукольников превратиться в достойных членов свободного и справедливого общества?

– И чем тебе не нравится современное общество? Люди мирно и спокойно трудятся, обеспечивая себе комфортное и безопасное существование.

– Знаешь, приходя в город, я всё чаще чувствую себя хищником, которому приходится питаться падалью. Покой твоего общества – это мёртвый покой, а разложение, как телесное, так и нравственное, вы называете жизнью. Ты посмотри на людей. Заплывшие жиром, обрюзгшие тела. Я скоро не смогу работать, потому что меня будет непрерывно рвать от их прикосновений.

– И я, по-твоему, такой же?

– О, ты особый случай, ты паразит, который ускоряет их разложение, называя это искусством и выдавливая из гниющей массы побольше сока, что зовётся деньгами, но, думаю, их восхищённые взоры и возгласы нравятся тебе не меньше, а то и больше.

– А ты и правда хищница, Динка. Какая ярость и ненависть. Я и не знал, что в тебе их столько, что они могут царапнуть даже меня.

– Просто тебе действительно дорого то, что ты делаешь.

– Давай на этом пока и остановимся.

– Не обижайся, просто управленцы вывели меня из себя. Сколько во мне яда!

– Вот, а достался он мне, можно сказать, спасителю и истинному ценителю.

– Ой, Тимур, ты решил меня совсем уморить?

– И в формалин.

Она вновь глянула в его непроницаемое лицо.

– Ты можешь так далеко зайти в своём искусстве?

– Милая Дина, я пошутил.

– Тогда ничья: один – один.

Он вновь представил её тело с раздвинутыми ногами, плавающее в формалине, и почувствовал, как, возбуждаясь, налился кровью член.

«Почему? – спросил он, обращаясь к чему-то в себе. – С каких пор тебя стали привлекать женщины, да ещё и мёртвые? Или дело не в том, что она женщина? Тогда в чём? В том, что только мёртвой она может стать полностью твоей? Тебя возбуждает полное обладание и покорность?»

Вопросы, на которые никто и никогда не ответит. Только сам. Что-то их слишком много в последнее время, а ещё из головы не идёт Чен, его гладкие загорелые ноги, блестящие округлые ягодицы и собственный палец, погружённый в мягкое обхватывающее тепло. Как было бы сладостно погрузить в него член, что от этих мыслей вновь напрягся, сочась влагой и пачкая брюки.

«Завтра я увижу его вновь, но это завтра, а пока надо обработать и выложить в Сеть новые фото. За право их посмотреть фанаты и ценители с радостью расстанутся с несколькими монетками».

Он просматривал новые отзывы к фотографиям. В последние годы всё реже и реже встречались выкрики, обвиняющие его в педофилии, детской порнографии, и фразы, что его давно пора засадить за решётку. Сейчас он на них даже не реагировал, потому что давно перестал бояться. А если и отвечал, то с насмешкой или издёвкой. А было время, когда он даже пытался что-то объяснить, донести, а то и оправдывался. Сейчас те времена вспоминались с улыбкой и толикой ностальгии. Да, из работы ушёл тот адреналин и некая запретность, что были раньше. Остались только деньги и больше ничего. Нет, не только деньги, он всё ещё получал удовольствие и удовлетворение, но не тогда, когда выкладывал фото, а когда делал их, общался с пацанами. Ну, признание аудитории тоже приятно, а кому неприятно быть признанным мастером?

«И где вы только таких зайчат находите?» – спрашивал некто с ником Питер Мунк.

На фото Сёмка и Валька, обнявшись, сидели на камне и смотрели на море. Вдалеке виднелся одинокий парус. Валька обнимал Сёмку за плечи, а тот его за талию. На втором фото, сделанном сразу после первого, но уже спереди, они, улыбаясь, смотрели друг на друга. Никакой эротики, не считая того, что на пацанах одни плавки; лишь два мальчишки, которым хорошо вместе. Но далеко не все видели только двух друзей. Похоть и больное искажённое сознание смотрящих раскрашивало их совсем в другие краски, а все его фото были чёрно-белыми.

Тимур задумался, а потом застучал по клавишам: «Есть ещё в этом мире заповедные уголки. А зайчата совсем ручные, немного тепла, угощения – и они ваши».

Почти сразу, но уже лично, появился новый вопрос: «А подробнее о месте нахождения этого заповедного уголка можно?»

«А тебе зачем?»

«Думаю, ты сам знаешь зачем, но мне только посмотреть».

«Если бы ты знал, сколько детских трупов появляется от желания только посмотреть».

«Ум-м, это ведь закрытая статистика. Откуда? Но мне действительно только посмотреть, и лишь один разок».

Тимур потёр лоб, очень напряжённо о чём-то думая, а потом, игнорируя вопрос, напечатал: «А если я предложу не только посмотреть?»

«И они согласятся?»

«А зачем тебе их согласие? Я устрою так, что их будет только двое, или лучше один?»

«А как же трупы?»

«В этом нет необходимости. Они никуда не пойдут и никому не расскажут».

«Что ты хочешь?»

«От тебя ничего, а мои цели тебе ни к чему. По рукам?»

«Ой, непрост ты, начальник. Но такие зайчата…»

«Я сообщу, когда и где».

«Буду ждать».

– Нет, нет, нет! – простонал я, затем дёрнулся всем телом и точно бы свалился с полки, если бы Степан Юрьевич не остановил меня у самого края.

– Ян, ты чего? Так же и упасть недолго. Приснилось что?

Я кивнул, убрал со лба вспотевшие волосы и понял, что весь мокрый от пота. Я не хотел говорить и вновь отвернулся к окну, но теперь я боялся уснуть, боялся вновь оказаться в том мире и стать невольным свидетелем назревающего ужаса. Господи, когда же всё это прекратится?! Глаза защипало от слёз. В горле пересохло, и всё сильнее хотелось в туалет. Я слез с полки и, не поднимая глаз на старика, направился в туалет. Оказалось занято, и я вышел в прокуренный тамбур. Там было прохладнее, гулял сквозняк, я немного обсох и проветрился. Наконец, услышал, как хлопнула дверь, и поспешил в кабинку. Отлив, я помыл руки и умылся, вытерся подолом влажной от пота майки. Глянул на себя в зеркало: вид у меня и впрямь был замученный, видимо, из-за страданий с животом. Я вспомнил, как маялся с животом Саша, но хоть сейчас он счастлив с Тинком, Ливилой и Светой. Я улыбнулся, воспоминания о них грели душу. Я заправился и вышел в коридор. Мне не хотелось вновь лезть на полку и лежать в липнущей к телу одежде, поэтому я присел напротив Степана Юрьевича. Тот читал газету и не обращал на меня внимания.

Я глядел в окно – всё те же бесконечные просторы и скученные домики деревушек. Почему люди так жмутся друг к другу, когда вокруг столько пустой земли? Зашелестела, переворачиваясь, страница.

– Извините, – сказал я, – вы говорили, что расскажете, как добраться до речки.

Не глядя на меня, он свернул и отложил газету, потом всё-таки поднял глаза.

– Мне показалось, что моя компания тебе неприятна.

– Извините, – сказал я, сгорая со стыда.

– Было и прошло, – сказал он, оттаивая. – Но, если тебе интересно моё мнение, твоя затея – полный бред.

Я ничего не ответил, потому что и сам это понимал, но домой поехать я тоже не мог.

– Что же мне делать? – запинаясь, чуть слышно вымолвил я.

– Знай я все обстоятельства…

Я быстро глянул на него и опустил взгляд.

– …я бы мог что-то посоветовать, но так как ты не горишь желанием посвящать меня в свои дела…

– Ну почему вы так говорите? – начал я и слово за слово рассказал ему обо всём, что толкнуло меня купить билет к морю.

– Стыдно, значит, домой возвращаться не со щитом.

По сути, он был прав, но это была очень неприятная правда, и, не желая сдаваться, я сказал:

– Хочется хоть что-то самому сделать и решить.

– Похвальное желание, но реализация… Ладно, спишем это на молодость. Ты ведь не глуп, и мне почему-то хочется как-то тебе помочь, поэтому у меня будет к тебе деловое предложение, чтобы всё по-взрослому.

Я удивлённо и внимательно слушал.

– Дом у меня в посёлке, а пасека на даче в горах.

– У вас пасека?!

– Да, а почему это тебя так удивляет? Ты горный мёд пробовал?

– У меня дедушка пасечник!

– Хочешь сказать, что пчёлы тебе не чужие и ты что-то смыслишь в пчеловодстве?

– Конечно! – засмеялся я. – Я с садика с дедушкой на пасеке жил.

– Вот видишь, я ведь как чувствовал! – улыбнулся он. – Рыбак рыбака… Это многое упрощает. Так вот, мне нужен помощник, чтобы приглядывать за домом, когда я на пасеке и за пасекой, когда мне надо будет спуститься в посёлок или поехать по делам в город.

– Я готов, – согласился я, переполненный радостью, что мне будет где жить.

– Не перебивай. Денег я с тебя за постой и еду брать не буду, но и платить тебе не собираюсь.

– Я согласен, ой, всё, молчу.

– Но, возможно, если ты поможешь мне с реализацией продукта, когда будешь ходить на пляж купаться, я дам тебе небольшой процент с прибыли, на мороженое, или что ты там любишь?

– Кукурузу варёную.

– Сегодня твой счастливый день: кукурузы у меня целая плантация. По рукам?

– Да! – сказал я и пожал его крепкую руку.

– Вот и отлично, одной головной болью меньше, а то у меня сейчас такой соседский балбес на хозяйстве остался, что боюсь, как бы он меня по миру не пустил, пока я тут катаюсь. Постой, а ты к мамке через пару дней самостоятельной жизни не сбежишь?

– Не-а, у меня денег нет.

– Хм, тогда я, пожалуй, дважды подумаю, стоит тебе платить или нет, – усмехнулся старик, – кукурузу ж ты всё равно мою есть будешь.

Я улыбнулся и, откинувшись на перегородку, прикрыл глаза.

– Но матери позвони.

– Я позвоню, – сказал я и расслабился.

*

Чен лежит на боку, на голых досках пола, поперёк им, и, подперев голову, смотрит прямо в объектив. У шорт расстёгнут замок. Сзади сидит обнажённая Дина. Видна только грудь и склонённая голова. В руках она держит солдатиков – белого рыцаря на коне с копьём и бугристого от мышц спецназовца с автоматом, их разделяет тень от оконной рамы. Эта тень разделяет и Дину, она же идёт по талии Чена, фоном обшарпанная стена.

Это фото Тимур сделал сегодня утром, а сейчас эта парочка и Витька дрыхнут в его спальне. Иногда он возит их в свою загородную студию, вот и сегодня забрал под тем же предлогом. Быстрый с Чётом промышляют в соседнем городке. В доме только Валька и Сёмка да, возможно, любитель сказок по имени Питер Мунк. Какие глаза, какие лица он увидит у мальчиков, когда завтра приедет, какие души сможет запечатлеть?

«Спаси их!»

Парень с пятном на щеке дёрнулся и открыл глаза. Мерзкий мужик, за которым он следил последнюю неделю, сел в машину и выруливал со стоянки. Юноша поднялся со ступенек крыльца через пару домов на другой стороне улицы, ища взглядом такси. Надо было успеть поймать машину, пока мужик не уехал. Таксист ничего не спросил, а включил счётчик и прилепился за преследуемым через пару автомобилей.

Мужчина снял парня неделю назад, заплатив за минет, но отстранил, когда тот начал расстёгивать ему брюки, велел развернуться к нему спиной и обнял, прижав руки одну над другой напротив его сердца. Так они простояли отведённые полчаса. Затем он оделся и вышел, а парень так и остался стоять, потому что потерял всякий интерес к жизни. Все смыслы, стремления и желания куда-то пропали, не осталось ничего, даже пустоты, которую можно было бы наполнить новыми устремлениями.

Если бы не огненный шар, он бы так и не сдвинулся с места. Но шар вспыхнул в нём, озаряя сознание и тело, наполняя движением, жизнью и волей. Волей, что велела: «Найди его!»

– У тебя деньги есть? – спросил таксист, глядя на него в зеркало заднего вида, когда они покинули город и поехали в сторону моря.

Парень вытащил и показал купюры. Не доехав пару километров до берега, машина свернула с трассы на заброшенную лесную дорогу. Притормозив и подождав с полминуты, таксист последовал за ней. На выезде из леса он остановился. Автомобиль стоял перед покосившимся шлагбаумом, а над обрывом виднелся заброшенный дом.

– Будем ждать?

– Нет, – озвучил парень распоряжение шара, отсчитал и отдал деньги, вылез из машины. Та задним ходом поползла назад.

«Быстрее, спаси их!» – скомандовал голос, и парень со всех ног бросился к дому.

Всю дорогу Тимур спорил с собой и удивлялся этому спору – оказывается, где-то глубоко внутри у него ещё остались не задушенные ростки совести – и всё больше волновался по мере приближения к дому. Двигаясь через лес, он уже искренне жалел, что отдал мальчишек на заклание.

– Тимур, ты оглох?

– Что, Дина?

– Я говорю, ты деньги снял?

– Да, снял, всё подчистую, там такая очередь, все как с ума посходили.

– Ещё бы, если магнитная буря, от этой вспышки на солнце выведет из строя спутники – Сети пиздец и всей их власти вместе с ней.

– Не знал, что ты такая оптимистка.

– Смотрите! – крикнул, подскакивая на заднем сиденье, Чен, когда они выехали из леса.

Валька с Сёмкой сидели на ступенях перед дверью. Да, дверной проём был, как и часть стены, вот только дома за ними не оказалось.

Увидев машину Тимура, они бросились навстречу, но, видимо, все доски попадали в трещины, и они замерли на краю разлома.

– Что случилось?! – крикнул Чен.

– У него был огненный шар! – прокричал в ответ Сёмка, разводя руки.

– Он гнался за нами! – добавил Валька.

– Кто гнался?

– Мужик, а потом пришёл он – и бабах! Всё улетело.

– Да вы можете по-человечески рассказать?!

– Вы сначала нас лучше вытащите отсюда.

– Тут одну доску можно достать, – сказал Чен, лёг на землю и потянулся в трещину.

Вытащив доску, он, поочередно перекидывая её через разломы, добрался до мальчишек, и те на радостях бросились его обнимать, а потом они вместе вернулись назад.

– К нам забрался какой-то пидор, – рассказывал Валька, уплетая сосиску, когда они расстелились и сели под деревьями, – его Сёмка увидел, когда он по доскам крался. Мы испугались и спрятались на чердаке, но он как-то догадался, что мы там. Звал нас, зайцами называл…

– Зайчатами, – вставил Сёмка, – ага, так противно. Бр-р!

Он передёрнул плечами и затолкал в рот печенье. Дина погладила его по голове.

– …и уже поднимался по лестнице, когда этот пацан появился.

– Какой пацан? – спросил Чен.

– Да не знаю! Я его первый раз видел. У него огненный шар был и пятно на щеке. – Валька коснулся левой скулы. – И он им в него кинул. Тут всё как затрясётся. Мы бежать, вылетели из дома, оглянулись, а дома уже и нет.

– А пацан?

– Он этого урода пинал, когда всё рушиться стало, видимо, с ним вниз упал.

– Да, жалко, – вздохнул Сёмка.

– Мы смотрели-смотрели, звали, но там только обломки и море.

– Где же мы теперь жить будем? – спросил Витька.

– Что-нибудь придумаем, – сказала Дина и глянула на Тимура, который от рассказа мальчиков даже про свой фотоаппарат забыл.

– А чего тут думать, едем ко мне, студия большая, да и в Париж я вас обещал свозить.

Тут из леса вышли Чёт и Быстрый.

– Чёт! – сказал Чёт.

– Ага, – подтвердил Быстрый, – вот так их одних оставлять.

Они ехали в студию и обсуждали, как жить дальше.

– Тимур, а нас кукольники не заберут? – спросил Чен.

– Им сейчас не до нас, – сказал Быстрый.

– Почему?

– Потому, – сказал Тимур и протянул ему телефон.

«НЕТ СЕТИ!» – светилась красная надпись вверху экрана.

– Вот, не зря я тебе вчера сказала, снимай наличные, как чуяла!

– Эх, Динка, что бы я без тебя делал!

– Я бы сказала, да мальчики услышат, а они у нас ещё маленькие.

– Ха! Насмешила так насмешила!

– Знаете, я больше не буду вас фотографировать, – сказал Тимур.

– Почему?

– Живыми вы мне больше нравитесь.

*

Я открыл глаза и с трудом разжал кулаки. Ногти оставили на ладонях серповидные лунки. Бешено билось сердце.

«Спаси их!» – был ли это мой крик, или того огненного шара, или нас двоих? Какая разница, ведь он его услышал! Но разница была, и существенная. Если он услышал меня, значит, я смог повлиять на события сновидения, а не остался, как обычно, сторонним наблюдателем.

Точно так же и в реальной жизни, я хотел сам принимать решения, а не слепо следовать чужим указаниям. Пусть даже маминым и из лучших побуждений. Я хотел, чтобы моя жизнь перестала быть сном. Я хотел проснуться.

– Ты чего такой серьёзный? – спросил Степан Юрьевич.

Я поднял взгляд и понял, что, видимо, всё это время он смотрел на меня. Но я не отвёл взгляда и не стал стесняться.

– Так страшно, но интересно жить самому.

– Да, поначалу действительно бывает страшно, но ты уже сделал первый шаг, теперь главное – не останавливаться и идти до конца.

Сойдя в Лазоревской, мы разделились: он пошёл по своим делам, а я на пляж. Встретиться мы договорились через два часа на автобусной остановке.

Назад к карточке книги "Дети Любви (СИ)"