Текст книги "Дети Любви (СИ)"

Автор книги: Windboy

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

– Кто там? – тихо спросил я, но никто не ответил, только что-то заскреблось и зашуршало. – Кто там? – повторил я чуть громче.

– Да я это, – раздался из-за двери сердитый шёпот, – открывай.

Волна облегчения прокатилась по телу. Тихонько всхлипывая, я открыл замок.

Тёмный силуэт скользнул внутрь. Я чувствовал тёплое дыхание за спиной, когда закрывал дверь.

– Ты плачешь?

От этого вопроса невольные слёзы хлынули ещё сильнее. Он обнял меня за плечи и прижал к себе.

– Ты весь мокрый.

– Ты тоже, – успокаивающе коснулся он моих волос.

– Я купался, – продолжая всхлипывать, сказал я и вздрогнул от хлопнувшей в кухне двери на лоджию. – Помоги закрыть.

Мы заперли на тугие шпингалеты двойную дверь и вернулись в мою комнату. Я вновь придвинул кресло и сел рядом с Колей на кровать. Нашёл и сжал его руку.

– Останешься?

– Да. Только будильник на пять поставь, чтобы я утром, до того как родители проснутся, домой вернулся.

– Хорошо.

– Ян, дай полотенце, ноги вытереть, а то я босиком пришёл.

Я снял с себя полотенце, всё равно в темноте меня не видно, и протянул Коле. Сам же нырнул под простынь. Вытерев ноги, он забрался следом и, обняв меня, прижался к спине. Я удивился, но ничего не сказал, главное, что он рядом. Немного успокоенный, я уже проваливался в сон, когда его рука скользнула по моему животу вниз, погладила и накрыла член. Я почувствовал, как от его безумно приятных ласкающих прикосновений тот наливается кровью. Видимо, от страха у меня поехала крыша, потому что я стал двигать тазом навстречу его кулаку. Когда я задрожал всем телом, он ускорился, и тяжёлые капли упали на простынь, но мне было всё равно.

– Ты уже привык к темноте? – спросил он, но я не услышал вопроса, так как, отпустив себя, погрузился в тёмный, но полный тёплой неги сон.

Я не слышал будильника, а проснулся в шесть, когда на кухне по радио заиграл гимн. Кольки не было. Я вспомнил, как он прикасался ко мне, и захотел вновь пережить эти мгновения, нежась и лаская себя в предутреннем тепле.

Мама обычно вставала после гимна, но сегодня её почему-то не было слышно. Так она на работу опоздает. Я встал, надел шорты, вышел в коридор и заглянул в зал.

Она лежала на диване, на спине. Голова свесилась через подлокотник, глаза невидяще смотрели в пустоту. На шее чернела открытая рана. Кровь на диване и небольшая лужа на полу.

Парализованно застыв, я смотрел на её шею. В ней под кожей что-то шевелилось, и казалось, будто мама непрестанно сглатывает. Я хотел закричать, но не смог. Горло перехватило. До боли, остриём вонзившейся в затылок, свело мышцы, и я не смог выдавить из себя ни звука. Из глаз катились слёзы, беззвучно открывался рот, и так же беззвучно пространство оглашалось криком: «Мама!»

Чёрные лапки-усики показались из развёрстой раны; чтобы не сойти с ума, я захлопнул дверь. Рыдая, прижался лбом, а внизу у тонкой щели между дверью и полом что-то бегало, шуршало, но никак не могло протиснуться.

Я бежал к Коле и вспоминал себя с ним, в то время как в соседней комнате лежала мёртвая мама. Эти картинки сводили с ума. Я нажал звонок. Тишина. Позвонил ещё раз, долго. Открой, пожалуйста!

Наконец в квартире послышалось какое-то движение, щёлкнул замок, и дверь приоткрылась на длину цепочки. Из-за неё выглянул сонный Коля.

– А, это ты, – сказал он, выходя из-за двери. Он был в одних трусах. – Сейчас открою. Дверь закрылась, звякнула цепочка, вновь распахнулась. – Заходи, я сейчас. – И он скрылся в туалете.

Войдя, я закрыл дверь, прошёл в его комнату, сдвинул сбившуюся простынь и сел. Вернулся полусонный Коля, забрался на диван с ногами и, глянув на меня виноватыми глазами, сказал:

– Ян, прости, что я вчера не пришёл. Я только чуть прикрыл глаза, собираясь встать, и вырубился. Извини…

Что-то ухнуло во мне в бездонную пропасть, а тело словно заледенело. С кем же я тогда спал ночью? Я закрыл ладонями лицо и беззвучно заплакал.

– Ян, что с тобой?

Я никак не мог успокоиться. Коля совсем растерялся и не знал, что делать. Принёс воды. Я пил, а руки дрожали. Потихоньку я затихал, приходя в себя.

– Ян, что случилось?

Я встал, подошёл к столу, нашёл ручку и листок бумаги.

«Я не могу говорить, – написал я, – не получается. Мою маму убили».

– Как – убили?! Кто?! Когда?!

«Сегодня ночью, дома».

– А кто?

«Я не знаю!»

– Ты вызвал милицию?

Я замотал головой, показывая на горло.

– Я сейчас папе позвоню. – Он взял телефон. Потом глянул на меня. – А ты уверен, что она умерла? – Я кивнул.

Он набрал номер.

– Папа, слушай, маму Яна убили!.. Как – какого? Моего друга, что в соседнем доме напротив нас живёт… В смысле – свихнулся и не живёт?

Коля положил трубку. Растерянно посмотрел на меня.

– Отец сказал, чтобы я не молол ерунды, что в твоём доме давно никто не живёт, а сегодня его вообще собираются сносить.

Мы вышли на лоджию. Вместо двухэтажного дома среди деревьев старого сада стоял покосившийся бревенчатый домик с провалившейся камышовой крышей. Рядом тарахтел экскаватор.

– Ты это видишь?

Я кивнул.

– Значит, у нас обоих крыша съехала.

– Эй! Братцы-кролики, вы на речку пойдёте? – крикнул с огорода Серёжка.

– Серый, поднимайся к нам!

– Ага! Я сейчас, только петрушку бабушке отнесу, – обрадовался мальчишка и с пучком зелени бросился к подъезду.

Через минуту он уже стучал в дверь. Коля открыл.

– Привет, Коль, привет, Ян. – Мы обменялись рукопожатием. – Ну что, едем на речку?

– Даже не знаю, – сказал Коля. – Тут такие дела творятся.

– Какие?

– У Яна мама умерла.

Серёжка как-то странно на нас посмотрел.

– Так вы её знали?

– Кого?

– Ну, маму. Ты же сам рассказывал, что она Яна в роддоме оставила, когда выяснилось, что он говорить не может.

Я безумными глазами смотрел на Серёгу, а Коля даже рот открыл от удивления. Серый же рассказывал нам историю, которая всегда ему очень нравилась.

– Твоей маме стало жалко Яна, и она его усыновила. Так у тебя появился братик… А вы пойдёте на похороны?

– Какие похороны? А! Нет, не пойдём, она в другом городе умерла.

– А-а-а… Так может, всё-таки на речку? Или вы не хотите?

– Ладно, идём на речку, там разберёмся.

Серёжка тихонько заулыбался.

– Маску понырять возьмите.

– Возьмём. Беги, собирайся.

– А я уже, – сказал он и оттянул край шорт, показывая синие плавки.

– Тогда иди на кухню, там пакет на двери висит, кинь печенье и ещё чего-нибудь, а мы пока переоденемся.

Серый ускакал.

– Знаешь, – сказал Коля, – а я начинаю припоминать, как ты жил у нас всё это время.

Я молчал, как молчал всю свою жизнь, и тоже начинал вспоминать. Чтобы проверить, я подошёл к шифоньеру и открыл дверцу. На второй полке лежала моя одежда.

Комментарий к 23. Ян

Коля-вампир (рисунок автора) – https://pp.userapi.com/c840239/v840239143/6c105/cZZwBjW4pvg.jpg

========== 24. Тинк ==========

Имя моё из уст твоих исходит, как шёпот огня.

И где-то в безудержной глубине оно пробуждает меня.

Переливы волшебных мелодий,

Переходы таинственных снов,

Воплощённая магия слова,

Тишина беспечального дня.

Я вкушаю, я слушаю имя.

Я вникаю до дрожи, до дна.

Ты рождаешь меня, мой любимый.

Ты меня создаёшь из себя.

Мне весь мир говорит о тебе.

Ты звучишь в каждой капельке крови.

Все дороги ведут к тебе.

Вот и я переполнен тобою.

Имя твоё из уст моих исходит, как шелест дождя.

И где-то в предутренней тишине оно воплощает тебя.

– Как тебя зовут? – спросил Тинк.

– Крид, – был ответ из глубины сознания, словно со дна колодца.

– Куда мы идём?

– По Дороге можно прийти только к самому себе.

– Как мне помочь тебе?

– Хочешь избавиться от меня?

– Да.

– Правда за правду. Для этого тебе придётся реализовать меня, воплотить.

– Я согласен на всё, веди меня.

– Ты слышала, Дорога?

Зима – тёмное, холодное и тяжёлое время. За прошедшие полгода моя жизнь стала какой-то неправильной. Да и меня словно подменили.

Толстый мальчишка с подходящей фамилией – Булочкин – схватил меня за руку. Я боялся и старался сделать всё, чтобы он меня отпустил, пытался отвлечь его, но у меня ничего не получалось. Он больно выкрутил руку, и тут, как спасение, прозвенел звонок на урок.

– Ладно, живи пока, – сказал Булочкин и сильно толкнул меня в спину.

Я споткнулся и чуть не упал, но, ухватившись за парту, удержался. Внутри всё дрожало, и было невыносимо стыдно перед одноклассниками. Неужели это никогда не кончится? Хоть бы с ним что-нибудь случилось! Но я боялся так, что даже ненавидеть толком не мог.

Вечером я шёл из школы с одноклассником, который жил немного дальше меня. Этот меня тоже терроризировал, но иначе. Просил рассказывать анекдоты и заставлял идти на квартал дальше, чем мне было нужно. Признаюсь, мне это даже нравилось. Я специально делал вид, что собираюсь свернуть домой, чтобы меня уговаривали или силой тащили дальше. Так я ощущал, что нужен хоть кому-то. Но сегодня я не хотел идти дальше, чем надо. Внутри была безнадёжная пустота.

– Костик, я не пойду.

– Пойдёшь!

Он схватил меня за руку, я не выдержал и ударил его кулаком в плечо. В следующее мгновение я оказался на грязном, подтаявшем от песка ледяном тротуаре.

– Отстань! – срываясь и боясь, что заплачу, крикнул я, отползая от наступавшего Кости. – Отстань от меня!

Я всё-таки заплакал. Напряжение, что копилось последнее время, вырвалось наружу. Я встал и побежал, не оглядываясь, боясь, что Костя погонится следом, но он не погнался: наверное, испугался, что довёл меня до слёз.

Я пробежал сквозь чужие дворы, перелез через забор и оказался у лестницы, что вела от реки вверх. Я смотрел только под ноги и не заметил парня на верхней площадке.

– Стой!

Я вздрогнул, погружённый в мысли и уже почувствовавший себя в безопасности, потому что был почти дома. Я остановился, посмотрел на него. На вид ему было лет шестнадцать. Я его не знал. Только бы не пристал. Я смотрел на него, и странное чувство охватило меня. Я почувствовал себя защищённым.

– Ты Алексей? – строго спросил он.

– Да, – тихо ответил я.

– Иди ко мне.

Я поднялся на площадку. Он оказался почти на голову выше меня.

– Сколько тебе лет?

– Скоро четырнадцать.

– Всё правильно, – сказал он, о чём-то подумав. – Сейчас ты пойдёшь домой, переоденешься, и через десять минут я жду тебя у дороги. Ты меня понял?

– Нет, – покрутил я головой.

– Ты меня понял, – сказал он с нажимом, и я действительно понял, что сейчас зайду домой, переоденусь, сбегаю в туалет и не позже чем через десять минут выйду из дома.

Так и произошло.

*

Он стоял под старой грушей, что росла у поворота дороги.

– Пойдём, – сказал он и взял меня за руку.

Я уже почти забыл, как это – ходить взявшись за руки. В голове всё туманилось. Я не соображал, что происходит. Не замечал дороги. Мы шли напрямую через кварталы, через заброшенные дворы, покрытые снегом с торчащими из него сухими стеблями травы, между покосившимися сараями. Быстро темнело. Я двигался вслепую и понимал, что без руки, крепко сжимавшей ладонь, я бы давно упал или во что-нибудь врезался. Мы пролезли через очередную дыру в заборе и оказались в тёмном саду. Летнем саду! Это было безумие. Пахло яблоками и грушами. Плоды в изобилии валялись на земле.

– Опять не собрали, – проворчал он.

Впереди появился свет. Он исходил от фонаря, что висел над деревянными ступенями, ведущими на широкую веранду большого двухэтажного дома. На ступенях, взявшись за руки, сидели мальчик и девочка.

Они зачарованно смотрели на кружившихся вокруг фонаря бабочек. Нас заметили, только когда мы вошли в круг света.

– Альтиа, – сказал мальчик и радостно заулыбался.

– Привет!

– Новенького привёл? – спросила девочка.

Альтиа, словно нехотя, кивнул, и мы проследовали дальше. В доме полумрак, тихо и тепло. Откуда-то слышался детский смех и негромкий разговор. Мы прошли по коридорам, потом по лестнице на второй этаж. Там нам встретилась ещё пара детей, но они нас словно не заметили.

Альтиа открыл дверь, и я увидел небольшую комнату. У окна стояли письменный стол и два стула. На стенах полки с книгами, у двери шифоньер, а на полу тёплое одеяло. Больше в комнате ничего не было.

– Разуйся здесь, – сказал, снимая кроссовки, Альтиа.

Я разулся, и мы вошли. Он усадил меня на стул. Сел напротив меня и наклонился вперёд. Наши лица почти соприкасались.

– Слушай внимательно, – тихим и напевным голосом сказал он. – Я Альтиа, владыка Дома, где мир и детство совершают таинство любви, весёлым смыслом наполняя воздух и обнажаясь до крови. В моих руках к тебе прикосновения, они нежны и уведут тебя из мира вечной боли в мир покоя, где есть любовь, а также ты и я.

Его плотно прижатые к моей груди ладони двигались в такт дыханию, и словно жар от горящих углей проникал сквозь кости грудной клетки, входил в лёгкие, а затем огненной кровью врывался в бьющееся сердце, принося наслаждение, становившееся столь сильным, что начинало причинять боль. Я закрыл глаза. Я был весь мокрый от выступившей испарины. Пламя захватило голову, сознание, веки пекло. На глазах выступили слёзы и побежали по щекам.

– Я совершаю танец пламени. Оно прекрасно, словно новый день. И вместе с солнцем восходит под руками моя любовь, как огненный рассвет. Ты пробудись от вечного забвения в каморке мира, что когда-то был твоим, ты посмотри на дивное волнение, что есть во мне, когда тобой любим, – уже шёпотом проговорил Альтиа.

Я открыл глаза и увидел, что он тоже плачет, а в глазах была такая всепоглощающая любовь и нежность, что я подался вперёд и обнял его.

Мы опустились на пол, который совсем не ощущали, словно пребывали на небе.

– Когда я увидел тебя впервые, что-то древнее шевельнулось в душе, и я понял: ты нужен мне. Ты очень похож на одного мальчишку, которого я видел вечность назад, словно в забытом сне. Тебе придётся остаться здесь, со мной, пока я во всём не разберусь.

– Не говори ничего. – Я крепко обнимал его. – Просто помолчи. Ты же знаешь, я соглашусь на всё.

– Как же они тебя ранили, – сказал Альтиа, нежно целуя лицо, гладя руки и плечи. – Я высвобожу тебя и твою любовь из темницы несчастий и боли. Я высвобожу.

И волны нежности вливались в меня, прокатывались по телу, снимали напряжение и будто высвобождали из тугих пут.

Мы так и уснули, обнявшись, и мне снились светлые сны с весенним цветущим садом. Я помнил, как смеялся, наслаждаясь тем неведомым пронзительным счастьем, что обрушилось на меня.

*

Я проснулся внезапно. И никак не мог понять, где я и кто. Потом всё вспомнил и быстро поднялся на ноги. Альтиа сидел за столом и что-то задумчиво писал. Услышав шум, он повернулся. Его лицо осветила мягкая и добрая улыбка.

– Школа. Родители.

Растерянность и беспокойство, что стремительно перерастали в страх, заставили Альтиа вскочить и оказаться рядом.

– Стой, остановись, не впускай их в сердце!

– Не могу, они сильнее. Помоги.

– Страх, беспокойство, уйди, покинь сознание любимого мной, я говорю слова, что сберегут покой. Страх – разрушитель, уйди, не смей касаться его, я говорю слова, что оживят его. Лёша, ты только здесь. Прежнего тебя уже нет. Забудь печали и беды. Посмотри на меня, посмотри. Ты видишь, это реальность: я, Дом и будущие друзья, а то, что хранится там, в том мире, что далеко, пока ты со мной, не коснётся тебя. Ты должен стать сильным здесь, чтоб мир не сломил тебя. Ты должен идти сквозь него, как пламя сквозь воздух дня. Не волнуйся, успокойся. Того мира не существует. Пока ты здесь, в этом Доме, его просто нет, а это значит, что некому заметить твоё исчезновение. Ты убедишься в этом сам, когда вернёшься.

Он пригладил мои всклокоченные волосы.

– Я верю тебе, Альтиа. И даже если бы тот мир был, это бы ничего не изменило. Я не хочу возвращаться.

– Успокоился – тогда иди умойся. Ванная через две двери налево. Если кто-то тебя остановит, скажи, что ты мой друг.

– Хорошо, – сказал я и выскочил в коридор.

Альтиа ещё немного постоял на коленях, словно прислушиваясь к чему-то, потом сел, глядя на светлеющее окно. Он ни о чём не думал. Он сохранял, запоминал наступившую в душе тишину. Мыслей не было, ничего не было, просто жизнь. Старая боль наконец отпустила сердце, и стало очень легко. Всё уже было, словно то, чего он давно ждал, свершилось, и он был счастлив этой наступившей тишиной и покоем внутреннего умиротворения.

Как же я люблю его,

Мальчика, что рождён быть со мною.

Как же я люблю его,

Мальчика, что живёт любовью.

В тишине, под пологом ночи,

В тишине, отдаваясь ласкам,

Он смеётся, и я смеюсь;

Ночь, как же ты прекрасна.

Открываясь вечности тьмы,

Падать вместе в объятия мрака.

Просыпаться, бежать в рассвет

И никогда не возвращаться.

На перекрёстке прожитых лет

Повстречались мы и отразились

В золотых зеркалах

На дороге мечтаний.

– Лёша, здесь живёт много детей, которые совсем не дети, хоть и выглядят таковыми. Они воплощённые силы-сознания из сердца Дарующего Жизнь, рождённые в круге Гран. Познакомься с ними, постарайся впустить в себя. Они помогут открыться.

– Так они не люди?

– Нет. У них человеческие тела, но нечеловеческие сознания. Принимай их такими, какие они есть, и старайся увидеть суть.

Две девчонки сидели на пушистом одеяле. Их ладони были соединены. Весёлое выражение не покидало лиц. Когда я вошёл в комнату, они повернулись ко мне.

– Иди к нам.

Я приблизился и сел рядом.

– Я Лёша, друг Альтиа.

– Мы знаем. Меня зовут Тиль, а её Воа. Дай нам руки.

Я протянул ладони. Тиль взяла левую, а Воа правую. Они перебрали мои пальчики, затем стали водить по кругу, то надавливая, то словно царапая кожу. Продолжая разминать ладони, они подсели ближе и, прижав по одной руке к моей груди, заговорили.

– Мы нежность, мы ласка, мы свежесть и чистота. Посмотри на наши тела, в них живёт совершенство утра. Словно капельки чистой росы, словно свежий воздух зари, мы коснёмся тебя. Прикоснись к нам и ты.

Я осторожно провёл по рукам, что прижались к груди. Они показались такими тоненькими и хрупкими, что я немножко испугался этой хрупкости. Наверное, это отразилось на моём лице, потому что Воа сказала:

– Не бойся. Ты не причинишь нам вреда. Прояви свою нежность.

Я взял её руку и поцеловал тонкие пальчики, затем прижался губами к тёплой ласковой ладони. От неё пахло цветами. Мне захотелось укутаться в их тёплые ладони всему с головой. Я подался вперёд, а они уже снимали свои длинные рубашки. Затем раздели меня. В них была такая невесомая тонкость, что я не мог без внутренней дрожи смотреть на них.

– Не бойся, – вновь сказала Воа, и мои ладони, слегка касаясь, заскользили по её телу, от груди вниз, по мягкой коже живота. Я лёг рядом с ней, а Тиль обняла меня сзади и нежно гладила лицо.

Хрупкость и нежность пронизывали происходящее. Я понял, что никогда не смогу причинить вреда ни одной девочке, хоть эти таковыми только казались. Хрупкость жизни и любви наполняли меня.

– Я люблю вас, – сказал я, и их тёплые ладони, их гибкие руки и тела укутали меня с головой. Я растворялся в прикосновениях, и не было ничего прекраснее счастья переживания красоты и нежности друг друга.

– Ты хороший мальчик, с тобой приятно быть собой.

Я провёл с ними весь день. Мы изучали друг друга. Пили свежий яблочный сок и смеялись от переполнявшей нас радости и веселья. Я рассказывал забавные истории, которые сочинял прямо на ходу. «Как хорошо иметь сестёр», – думал я. А о том, что девочки в моём классе были какими-то другими, я совсем забыл.

– Уже вечер, тебе надо идти к Альтиа, – сказала Воа. – Приходи к нам ещё, ты нам понравился, приходи, мы будем рады.

– Я приду, обязательно.

*

Прошла неделя. Я познакомился почти со всеми обитателями Дома.

Было утро, и мы не спали. Лежали под тоненькой простынкой и смотрели друг на друга. Иногда моргали и вновь смотрели с теплотой во взгляде. Так, словно впервые видели друг друга и со всей полнотой понимали, что более родного человека просто нет на свете.

– Я хочу поговорить с тобой о сексе, – улыбаясь и наблюдая за моей реакцией, произнёс Альтиа.

– Хочешь что-то предложить? – заражаясь его весельем, спросил я.

– Да, – мечтательно прошептал Альтиа и придвинулся ко мне.

Я видел, что он играет, но всё-таки спросил:

– С тобой?!

– Нет, – расплылся он в улыбке, – с Ливилой.

Я вспомнил её. Самая старшая из девушек. Она произвела на меня очень сильное впечатление. Рядом с ней я чувствовал себя малышом. Мне стало как-то боязно.

– А может, не надо? Зачем мне это?

– Она умеет открывать дверь.

– Дверь?

– Да, в истинную сущность, в неведомое.

– И для этого надо заниматься сексом?

– О, это очень необычный секс.

– Она тоже не человек?

– Нет, она как раз человек, и гораздо больше, чем я. Мы вместе пришли в этот Дом.

Я глянул на Альтиа, но ничего не спросил.

– Пойдём.

– Что, прямо сейчас?! – запаниковал я.

– А чего тянуть?

– А если у меня не получится?

– Всё будет хорошо, вот увидишь.

– А ты будешь рядом?

– Вот ещё, – фыркнул Альтиа, – сам справишься.

Я не знал, что ещё сказать, и в смятении семенил следом.

– Здесь, – сказал Альтиа и открыл дверь.

Комната была совсем маленькой. Она показалась мне тесной. В неё вели четыре двери, расположенные по сторонам света.

– Давай, раздевайся, туда нельзя заходить в одежде.

Я разделся.

– Удачи, – сказал Альтиа и, подтолкнув в приоткрытую дверь, замкнул её за мной на ключ.

Блин, что происходит? Я чувствовал себя как-то совсем глупо и беззащитно.

Тут открылась другая дверь, и вошёл Виктор (знакомый парень, с которым мы недавно яблоки в саду собирали), тоже голый.

– Фу-ух, я подумал, что это Ливила.

– Нет, – засмеялся он, – я не она.

– А меня Альтиа зачем-то тут голым запер, – пожаловался я. – А ты чего раздетый?

– Так положено, чтоб никаких наводок не было.

– Каких наводок?

– Энергетических. Садись, я всё расскажу.

Я сел возле стенки, скрестил ноги и обхватил коленки. А Виктора наша нагота, похоже, совсем не смущала.

– Да расслабься ты, – сказал он и, взяв за стопы, потянул, выпрямляя мне ноги.

– Ты чего?!

– Ноги не скрещивай и руки по швам, – скомандовал он.

– Блин, да что такое?!

Одной рукой он держал мои коленки, а другой надавил на грудь, прижимая к стене.

– Сиди смирно, сейчас будет немного щекотно.

Возникло ощущение, будто внутри живота крутится клубок и нити на себя наматывает, а те задевают нервные окончания, и от этого действительно становится щекотно, но щекотка была какой-то тонкой и пронзительной, она острыми импульсами уходила в низ живота, и я со стыдом понял, что у меня встаёт.

– Ух ты, заработало! – радостно заметил Виктор.

Я даже не стал спрашивать, о чём он.

В это мгновение распахнулась ещё одна дверь, и в комнату впорхнули Тиль и Воа. Я почувствовал себя как во сне, когда неожиданно понимаешь, что ты без трусов, а вокруг люди. Я тряхнул головой, но, к сожалению, не проснулся.

– Ой, мальчики, привет! Мы опоздали?

– Нет, вы вовремя, – сказал, еле сдерживая смех, Виктор.

А у меня уже не было сил удивляться и как-то закрываться от всего происходящего. Я расслабился и ощутил сильное облегчение. Девочки присели рядом и стали гладить меня, как какого-то неведомого, но симпатичного зверька. Выражения лиц у них были столь странные, что я задрожал, а в груди возникло какое-то неизъяснимое, но очень приятное и воздушное чувство.

Захваченный новым состоянием, я закрыл глаза и не заметил, как вошла Ливила. Только когда она села сверху и её бёдра оказались прижаты к моим, я приоткрыл глаза. Она была столь прекрасна, что я вновь зажмурился.

«Пусть делают со мной, что хотят», – решил я, перестав пытаться что-либо контролировать, и полностью отдался происходящему.

В следующее мгновение я осознал, что лежу на спине. Одна ладонь Виктора накрыла лоб, а другая была прижата к затылку.

– Забудь обо всём, – сказал он, – постарайся не напрягать сознание, отпусти себя полностью и молчи, даже в мыслях.

Сознание расслабилось, а грудь будто распахнулась. Из неё полилось нечто настолько тонкое и острое, что я застонал. Волна жара ударила в голову, но прохладные ладони Виктора впитали её. В голове стало светло и легко.

– Жди, скоро придёт Сила.

И Сила пришла, изнутри костей и раскрывшегося крестца, изнутри всего тела. Она шла волнами и сметала всё на своём пути. Я уже плохо осознавал, кто я и где, а когда ладони Ливилы опустились на мой живот, я понял, что тело потеряло свою плотность. Её руки прошли насквозь и коснулись клубка сил внутри меня. Он засиял, как маленькое солнце, и жидкое сладостное пламя брызнуло во все стороны. Если оргазм сознания возможен, то это был именно он, и когда он настиг и затопил меня, я исчез, сгорел в ослепительно-белой вспышке, не осталось ничего, даже наслаждение стёрлось – тишина, небытие да распахнутая настежь дверь в невообразимую бездну, где когда-то было моё «я».

Затем из открывшейся бездны появилось нечто новое, и этим новым, иным, был я. Я новый и в то же время изначальный вошёл в тело и осознал себя в нём, ощутил всё, что чувствовало оно, а в теле была лёгкость, словно оно было наполнено воздухом. Ясные глаза Ливилы смотрели на меня. Мы лежали, обнявшись, а потоки сил баюкали нас на своих волнах.

– Я никогда не испытывал ничего подобного.

– Теперь ты знаешь, кто ты.

*

Был вечер следующего дня. Мы валялись на одеяле в комнате Альтиа.

– Я вижу, что у вас получилось.

– Да, только я так и не понял, при чём там секс, о котором ты говорил.

– У-у, это была уловка, чтобы отвлечь твоё внимание. Настоящий секс будет сейчас, – сказал Альтиа и бросился меня щекотать.

Я, смеясь, отбивался от него. Наконец он меня отпустил, и я в изнеможении раскинулся на одеяле.

– Да, твоя сущность высвободилась, я ощущаю её в теле. Теперь ты стал собой и не растворишься в моей силе. Теперь ты сможешь помочь мне полностью вспомнить и вернуть себя.

– А почему Ливила не помогла тебе?

– Она пыталась. Я вспомнил многое, но не всё. Мне нужен ты, Тинк.

– Ты тоже знаешь моё настоящее имя?

– Да.

– Что мне нужно делать?

– Любить меня, – просто сказал Альтиа, – всем своим существом.

Я повернулся и обнял его. Сосредоточился на чувстве любви в груди, ощутил, как оно заполняет всё тело и сознание, как я весь без остатка превращаюсь в него, и, будучи любовью, я посмотрел на Альтиа, увидел и пошёл навстречу его тёмной сущности.

А потом мы слились в одно целое, и больше не было ни его, ни меня, только вечное и единое сознание, наполненное первозданным мраком. И являясь целым, мы открыли в этом первозданном мраке дверь. Тёмное сияние хлынуло в нас и кипело внутри, как чёрная расплавленная смола. Боль освобождения, сладостная и желанная, пронзила бытие.

– Тёмный, – прошептал я, чувствуя, как меняется его тело, обретая свою истинную двуполую природу.

Вибрации любви становились всё тоньше, уходя за пределы диапазона восприятия, что был мне доступен. Я переходил через грань прежних чувств и пребывал за их пределами в бесконечных состояниях любви и жизни.

Моя нежность сочится из пор,

Срывается с ресниц, когда моргаю,

Через прикосновения с пальцев течёт,

Губами к губам, дыханьем в дыханье.

Я пеленаю себя в неё,

Окутываю того, кто рядом,

И, словно куколка в коконе своём,

Мы в нежности пребываем.

И, прорвавшись сквозь нежную боль,

Расправив единые крылья,

Срываемся в волшебный полёт

Над нашим миром.

– У тебя остался месяц, – сказал Тёмный.

Сердце в груди остановилось, и мороз пробежал по коже.

– Почему?

Ужас сковал меня.

– Ты уйдёшь.

– Никогда.

– Ты уйдёшь, – повторил он.

– Не говори ничего, мы здесь и сейчас, месяца и того, что будет за ним, не существует. Я люблю тебя.

– И я люблю тебя.

*

Шли дни, а состояние любви становилось постоянным внутренним бытием сознания.

Однажды я сидел в комнате один и что-то менялось, словно Дом вокруг меня оживал. Сознание охватывало стены, коридоры, небольшие комнаты, сад, играющих в мяч детей, Тёмного, что сидел под деревом и сосредоточенно смотрел в сторону дома. Волна осознания коснулась его, охватила и устремилась дальше. Я вобрал в себя всё волшебное место, но любовь была безгранична. Она вышла за пределы сада, и я увидел мир, о котором уже почти забыл. И слёзы побежали из глаз, когда я понял, что время пришло.

– Пора, Тинк, – сказал Тёмный, и тоска сжала душу.

– Тёмный, но почему так, разве нельзя иначе?

– Нет. Только вернувшись, мы сможем вернуться.

– Я не понимаю.

– Ты поймёшь. Просто запомни, что, только вернувшись, мы сможем вернуться.

– Я запомнил.

– А теперь иди, Виктор проводит тебя.

Я ушёл.

Тёмный сидел в своей комнате, по его щекам катились слёзы, но он улыбался.

Мы когда-нибудь ещё, быть может,

Увидим друг друга лица.

Навсегда…

Нам не забыть это время,

Когда были одним.

Тогда…

Дни, проведённые вместе,

В тишине и счастье любви.

Одни…

Никогда нам не быть уже прежними,

Но когда-нибудь вновь будем вместе

Мы.

Я поднялся по ступеням лестницы, сердце учащённо билось. Я прошёл через двор, открыл дверь и вошёл в дом. Работал телевизор.

– Это ты, Алёша? – раздался мамин голос.

– Да, я пришёл.

– Ужин на столе.

– Хорошо, мам.

Я разулся, прошёл в зал, обнял и поцеловал маму. Она сначала удивилась, а потом, улыбнувшись, взъерошила мне волосы и, окинув взглядом, сказала:

– А ты подрос, возмужал. Скоро за тобой все девчонки бегать начнут.

– Да ну, мам, – улыбаясь, сказал я и махнул рукой.

– Хочешь поехать летом на море? Думаю, возможность будет.

– Да.

– Вот и хорошо, а теперь иди кушай.

Я с ногами залез на табуретку и стал уплетать вкусный борщ. Я никогда ещё не ощущал такой тёплой атмосферы в нашем доме.

Мир, рождённый мною.

Мир, пришедший ко мне.

Я сотру из тебя своё горе.

Я уберу боль из дней.

Я напою тебя любовью,

И оживём мы с тобою здесь.

Я не заметил, как пролетел учебный день. Я был в коридоре среди шумной текущей к выходу толпы, когда меня схватили за плечо. При этом я услышал голос Булочкина.

– Куда это ты направляешься?

Не останавливаясь, с разворота, со всей силы, на какую был способен, я врезал ему кулаком в челюсть. Удивление с непониманием, а затем подступившие от боли слёзы наполнили глаза мальчишки.

– Ты всё сказал? – спросил я спокойным голосом и, не дождавшись ответа, вышел из школы.

Мир плавился в моей безграничной силе, и никто не мог причинить мне боль или страдание. Я знал, что Булочкин и Костик уйдут из моей жизни. В классе появятся новенькие, с которыми я подружусь, и они будут любить меня и всё будет хорошо, кроме одного – в этом мире нет Тёмного и других детей Любви. Нет Дома и сада, которых я никогда не забуду.

Где-то очень далеко,

На окраине всех земель,

Где-то очень далеко,

Куда не ведут дороги,

Я стою у моря,

Вдыхаю воздух его

И знаю: ты ждёшь,

Но сам не придёшь.

Взгляд, устремлённый вдаль,

Глаза, иссушенные ветром.

Сердце притаилось,

Чтоб только не ранить меня.

Ты не придёшь, я не забуду,

И звёзды в наступившей ночи

Ответят мне нежностью,

Схоронят до утра,

Назад к карточке книги "Дети Любви (СИ)"