Текст книги "Архитектура для начинающих (СИ)"

Автор книги: White_Light_

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)

Семь, шесть, пять – бойтесь своих желаний, они имеют свойство сбываться. Второй раз от падения Ольга не удержала, но составила равноценную компанию. Они вместе падали в горные реки страсти, неслись в их безумном потоке, планируя вглубь или к солнцу.

Четыре, три, два – познав самого себя, ты не останешься тем, кто ты есть. Какими Рита и Ольга были до обоюдной встречи, им не быть уже никогда. Они изменили друг друга, изменяя своим сложившимся стереотипам, изменились сами или наконец «стали собой» (или сделали очередной шаг к себе).

Один – Рита оглядывается на Джамалу с Талгатом, на весь старый, прежний свой мир. После поворачивается к Ольге.

– Если предложение еще в силе, то я с вами! – В ее глазах Ольга видит ту самую Риту, что пойдет до конца несмотря ни на что, и саму себя в лице Ольки-первоклашки с неизменным Ленинградом…

– Хоспаде, чего там у тебя, целая сумка? – усмехается Ольга, подозревая ответ. – На полдня всего едешь!

Талгат укладывает свою ношу на заднее сидение ауди.

– Самса, картошечка, котлетки? – продолжает Кампински, подмигивает Джамале. – А ты не боишься, что мы его в дороге раскулачим?

– А я на всех собрала! – перебивает последняя. – И для тебя лично даже хлеб бородинский.

Талгат смеется:

– А я-то думаю, кому этот черный кирпич?

– Знала бы, что Рита с вами поедет, еще бы чего-нибудь сладкого добавила, – делает пробный заброс.

Ольга целится ответным прищуром – а вот не нужно тебе знать лишнего, девочка.

Занятый устраиванием сумки в машине, Талгат не слышит и не видит взглядов, которыми стремительно обмениваются Ольга с Джамалой. Диалог «не вслух» продолжается буквально считанные секунды, а сказано и понято без слов больше, чем в ином случае за более продолжительное время.

– Теперь, как мой личный секретарь, ты остаешься за главную здесь. Следи за порядком, не забывай о бедолаге Ложкине, – продолжает Ольга с той лишь разницей, что это треп для посторонних ушей.

– А чего ему сделается? – взлохмаченный Талгат показывается из машины. – Ты главное не забудь, что я тебе сегодня сказал.

– Будет все, – дарит обоим улыбку Джамала.

Ольга кивает «пока», отворачивается, садится за руль, давая время влюбленным на последнее мур-мур-мур.

Сидящая впереди Рита поднимает на Ольгу глаза, прогоняет из них Джамалу, Талгата и весь оставшийся мир прочь-подальше, а затем стремительно занавешивается ресницами и отворачивается. Ольга заводит мотор, улыбка предвкушения растекается по губам – поездка обещает быть интересной до дрожи.

Некоторое время до текущего момента, вылетев из кофейни, Рита чувствовала себя идиоткой в квадрате. Это ощущение подстегивало бежать быстрее и прятаться надежнее – за стены, за двери, молчания туман непроходимый.

Звонок Ольги не просто удивил – ошарашил. Рита недоумевала: – «Какая такая важная моя вещь могла у тебя остаться?» – и на встречу согласилась. Как выяснилось, вещь всего лишь предлог.

«Может статься, что и вещи-то никакой нет. Мягкую игрушку посадила в коробку… – в пустой квартире проходит в кухню, кладет коробку в пакете на стол, набирает в стакан воды. – Впрочем, и это меня не удивило. Я уж думала, что ты просто соскучилась. Что действительно чувствовала ко мне тогда нечто большее».

«Что пошло не так в процессе разговора?» – этот вопрос не давал покоя, ведь предложение на самом деле просто сказочное!

«Чего она еще от меня хочет?» – Рита залпом выпивает воду, взгляд магнитом опускается на пакет. Память рисует в пространстве голографическую картину новейшего прошлого – Ольга идет к кофейне, Ольга садится за стол, смотрит в глаза. Рита слушала ее внимательно, вот только смысл слов заметно опаздывал за воспроизведением. Словно кто-то включил кино, где голос героя звучит через минуту после того, как он откроет рот.

Все, что было этой весной, все чувства, бабочки, переживания – память надежно сохранила и щедро, одномоментно высыпала в кровь, так что сердце едва справилось, разгоняя эту смесь по венам и артериям.

Рита смотрела на Ольгу, стараясь не смотреть, боролась с невозможной истомой, родившейся где-то в солнечном сплетении и медленно, но верно, заполняющей жарким ознобом все ее тело.

– Ты снова хотела заставить меня что-то сделать, – разочарование находит логичный ответ, коробка вынимается из пакета. Она не тяжелая, но что-то в ней, определенно, есть.

– Не думаю, что плохое, – Рита смотрит, с какой стороны открывается крышка. – Просто что-то очень нужное тебе лично, и без разницы, хотела бы я этого или нет, как на мне все это отразилось бы…. – держа в руках собственные туфли, она замолкает на полуслове. Удивление трансформируется в суеверный страх.

– Но, как? – шепчет, абсолютно не понимая, Рита, как ее утерянные где-то в «ночи жутких откровений» туфли, могли оказаться у Ольги – откуда?

Проводив «светоч души своей», Джамала устало вернулась домой. В странно опустевший свой мир. Закрыла дверь, на время прислонившись к ней спиной, прислушалась к относительной, бытовой тишине. Куда более оглушающая тишь разливалась в личном пространстве. Как молоко, бегущее в кувшин и уже опасно поднявшееся почти до самого края, так и необъяснимая тоска Джамалы грозит сейчас затопить собой все вокруг.

«Я же мечтала влюбиться, не верила уже, что это возможно, но и не представляла себе, что это так больно. Расстаться хоть на минуточку…»

Скинув босоножки, Джамала босиком прошла по прохладному полу, остановилась посредине комнаты, словно персонаж компьютерной игры, в которой геймер-управитель вышел покурить, или кофе себе сделать, или в туалет….

Задумалась.

– Ничего не хочу, – она тихо вздыхает. – Ни кофе, ни в туалет, ни тем более курить.

Только тишина и безмолвие – два славных спутника на сегодня. Словно Талгат увез все чувства с собой, а ей оставил два резервных для поддержания жизнеспособности и не более.

Когда неожиданно раздался звонок в дверь, Джамала вздрогнула и удивленно оглянулась назад – «Кто это? Это ко мне?»

Ответом на ее вопрос звонок повторился.

Озадаченно, на цыпочках, Джамала подошла и посмотрела в глазок.

«Золотарев!» – бешено застучало сердце. Он стоит напротив двери и точно знает, что она сейчас на него смотрит в тишине, в немом ужасе. А она точно знает, зачем он здесь сейчас стоит напротив ее двери и в упор, через глазок, смотрит прямо в глаза.

– Открывай! – его голос почти не слышен, эта дверь с идеальной звукоизоляцией, Джамала читает по губам.

– Нет, – тихо она шепчет в ответ.

Глядя ей в глаза, Мишка тянет руку – квартиру вновь наполняет переливистая трель дверного звонка. В это же время в комнате айфон оживает стандартной мелодией вызова.

Закрыв ушки ладошками, Джамала бежит в комнату – на дисплее айфона Мишкино имя. Он будет звонить, пока она не подтвердит соединение.

– Я не открою тебе! – кричит Джамала в трубку, оглядывается на дверь, возвращается к глазку. Вселенский ужас сковывает ее. Словно она стоит в тоннеле перед ревущим скоростью и летящим прямо на нее локомотивом.

Всесилен уверенностью в собственной правоте, Мишка упорно пялится в дверь.

– Как это? – ухмыляется его голос в сотовом телефоне. – Это моя квартира. И ты моя. Не забыла?

– Я не твоя! – рождаясь, кричит новая Джамала прежней, чувствуя, как по живому надвое раздирает этот голос ее мир и сознание, где с одной стороны поднимается свободная и действительно независимая женщина, а с другой та самая, древняя, что послушно тянет руки выполнить чужую волю, открыть дверной замок.

Она привыкла повиноваться. Еще с Исмаила, который жестоко избивал ее за любое слово против, еще… ей вдруг отчетливо становится виден дом, тот самый, где она родилась в Таджикистане. Там, где сад в мозаичных стенах, фонтан, ковры и светловолосый мужчина с голубыми глазами командует ее матерью. Ее самый родной и близкий человечек боится этого мужчину, но, льнет к нему…

– Я тебе не открою! – кричит Джамала в трубку, словно тот мужчина из прошлого ee услышит и не сделает ничего больше ее матери.

«Алеша, – сквозь слезы улыбается Малика. – Я люблю тебя, только тебя»

– Что ты сказала? – издевательски возмущается Золотарев. – Ты это мне сказала? Проститутка. Открывай, живо! И тогда я тебя не трону. Почти.

«Где вы? Талгат! Ольга! Мама!» – с ужасом глядя на дисплей телефона, Джамала видит, что он занят соединением с Мишкой. От страха она не понимает, что можно сбросить вызов, перенабрать другой номер. Дверной звонок вновь рассыпается требовательной трелью.

– Я не шучу, – грозится трубка Мишкиным голосом. – Я сейчас выломаю ее нахрен, и тебе не жить. Открывай. Мне. Джамала. Просто слушай меня, – в ее висках стучит его напряженный голос. – Подойди и открой эту дверь. Я только посмотрю и ничего тебе не сделаю, а если не откроешь… то я все равно войду и убью тебя. Блядь! Слышишь?!

Она вздрогнула, сердце едва не остановилось от нескольких тяжелых ударов по железу. Дверь загудела – хлипкая защита от бушующей стихии.

Джамале никто не поможет, когда он ворвется сюда.

Нет спасения и ничего нет.

Ни свободы, ни любви, ни права на выбор.

Как во сне, Джамала касается пальцами ручки замка. От ударов ногами с противоположной стороны по металлическому полотну идет вибрация. Пальцы странно ощущают ее хаотичными волнами, которые по мере распространения ищут способ упорядочиться.

Поблескивающая хромом защелка прохладна. У нее идеальный ход. Ее даже не слышно при открытии и закрытии. Нужно просто, легко, без усилий повернуть.

«Но я не хочу».

– Я не пущу тебя, – тихо произносит Джамала себе и злу, колотящему ногами в ее дверь. В душе закручивается ураган из «да», «нет» и детского кошмара, когда точно знаешь, что дома ждет наказание (за что-либо), не хочешь туда идти, но деваться все равно некуда, только сейчас по-другому. Шепчет Джамала сама себе: – Он ничего мне не сможет сделать. Ты не откроешь ее и не сломаешь! – кричит она Мишке. – Это моя квартира!

– Уходи, – произносит в телефон. В динамике слышно тяжелое дыхание разъяренного мужчины (непонятно, что он там делает, но по двери больше не колотит). – А еще я расскажу Талгату, – обещает Джамала. – Он убьет тебя.

Хохот, усиленный подъездной акустикой, воистину звучит дьявольски.

– Дура! – глядя на дверь и видя за ней Джамалу, кривит губы Золотарев. – Это тебя он убьет, если я ему кое-что расскажу. Так что лучше открой по-хорошему, если не хочешь потерять завидного жениха.

Осознание его правоты настигает Джамалу ледяным дыханием страха. – «Если Талгат узнает, он непременно бросит меня».

– Ты всегда была дурой, Саймуратова, – продолжает Золотарев. – Или как там твоя настоящая фамилия? – он насмешливо пялится в дверь. – Открывай, и тогда я, может быть, ничего не расскажу этому идиоту.

Слезы каменеют в глазах Джамалы, больно царапают в кровь.

– Ни за что! – тихо и удивительно твердо отвечает та, что всегда была послушна. – Я люблю его, – годы страха, унижений, издевательств рассыпаются в тень от света единственного и самого сильного, чистого, человеческого чувства. – Я теперь знаю, как это, а ты пошел вон, Золотарев. Я презираю тебя! Ты никто! – она сбрасывает соединение, закрывает внутреннюю дверь, идет вглубь квартиры, чувствуя, как тело колотит нервная дрожь.

– А ты вообще хоть что-то взяла с собой? – решается спросить Ольга, пролетая сто первый километр от Городка. – Паспорт, например?

«Странно спустя время вновь ощущать ее в соседнем кресле, – она ведет машину и смотрит вперед. – Дальше этой отметки мы еще не выезжали вместе», – белый столбик, отсчитывающий километры, стремительно бежит обратно к Городку.

– Паспорт. Взяла, – путаясь всего в двух словах, рассеянно подтверждает Рита.

Навевает Ольгу на новый мысленный вопрос: «Она вообще сейчас понимает, что делает? Или завтра проснется и устроит мне показательное выступление?»

– Нам… сколько времени займет дорога? – Рита старается говорить обычно, но продолжает путаться в словах.

Ольга уже задумывалась о том, что пережитые события не лучшим образом сказываются на душевном и психическом состоянии Риты. Сейчас, например, она слегка похожа на сумасшедшую.

– Около трех часов, – стрелка спидометра упорно закрепляется у отметки 200 км/час. – А может быть и быстрее.

– Пробок сегодня не должно быть, – подает свою реплику Талгат. – Черт, с кем она там болтает? Занято… вечером все из города выезжают, это только в воскресенье в город хрен пробьешься с выходных.

Ольга бросает на его отражение в зеркале быстрый взгляд.

– На то и расчет. Кстати, ты решил, где остановишься?

– Где…? – прозрачным эхом вспыхивает голос Риты. Этот вопрос неожиданно вселяет в нее панический страх. – «Где я сама-то ночевать буду?»

Глядя на дорогу, бросающуюся самоубийцей под колеса ауди, Рита слышит негромкую беседу Ольги и Талгата, они обсуждают дела Компании и Джамалу.

– Девчонки, давайте я вас угощу, а? – в сотый раз предлагает Талгат. Вопросительно– трогательно переводит взгляд с Ольги на Риту и обратно. – Самса очень вкусная. Правда!

– Угу, приготовленная с любовью! – смеется Кампински, не оглядываясь. – Джамала, бедняжка, всю ночь, небось, не спала, а ты!

– Да не съем я столько за полдня всего! – психует Талгат. – Я говорил ей!

– А она улыбается, соглашается и делает по-своему, – озвучивает истину Ольга. – Вот она, восточная мудрость в действии.

Разговаривая с Талгатом, Ольга исподволь наблюдает за Ритой. Не хотелось бы сейчас замечаний или ненужных откровений о грешном прошлом. Из песен слов, как фактов из истории, конечно, не выбросить. Тем более из такой продолжительной и щекотливой истории, как «танго втроем».

–… она очень похорошела за последнее время, – задумчиво произносит Рита. – Джамала сейчас прямо светится.

Ольга благодарно улыбается Рите за исключительно женскую солидарность.

Рита не смотрит на Ольгу, не знает ничего об их счетах, просто, как Алиса, брякает то, что думает.

– Это не мое, конечно, дело, но, похоже, что она влюбилась кое в кого по самые ушки, – в глубине ее глаз оттенок вечера, где она в синем платье на еловой аллее позади банкетного здания. – И я честно, от души желаю ей ответных чувств от… Она очень хорошая. Она этого достойна.

Талгат молчит. Ему странно, словно слушает откровение оракула. Приятно. Ольга видит его в зеркале. Что ответить Рите, она не знает.

Разговор о Джамале медленно сходит на нет. Половина выпечки из Талгатовой сумки перемещается в Ольгину. Обсуждаются вопросы о завтрашней встрече и прочие рабочие моменты, за которыми Рита прячется, словно за кружевом. Ее их дела не касаются. Она смотрит вперед и видит лишь дымку, туман с неясными очертаниями призрачного будущего. В Городке его нет. Там всецело и безраздельно хозяйничают Золотаревы. Заниматься дизайном можно будет только на фрилансе, но не интерьерным, потому что в этом случае полностью на удаленку перейти невозможно. Нужно все-таки изначально самой поприсутствовать на объекте, самой сделать все фото, пообщаться лично с заказчиком.

«К тому же, мне очень не хватает и практики и теории. Мне необходимо постоянное обучение, и веба в этом случае очень мало, нужны курсы, мастер-классы».

– Все хорошо? – вежливо интересуется Ольга. Рита отвлекается – «обеспокоена моей отрешенностью и молчанием? Не можешь, как раньше, понять мои полторы мысли, их стало немного больше, и оттого чувствуешь себя неуверенно?»

– Все хорошо, – подтверждает. – Не переживай. Я в полном адеквате. По собственному желанию и согласию.

Ольга усмехается:

– Вот после этих слов мне особенно спокойно. Ибо ты напоминаешь мне одного родственника, который особенно уверял всех в кристальной трезвости, будучи пьян в полный джазище.

Рита тихо смеется:

– Тебе не угодишь. Ну, хочешь, я названия улиц «Северо-Запада» тебе перечислю?

Ольга ежится, словно от сквозняка:

– Ты нас с Талгатом в этом случае точно не убедишь, только сумасшедший запомнит их все, – в ее фразе намек «мы не одни».

– В твоем ответе истина, – снисходительно отвечает Рита. – Вы их не помните, я могу придумывать на ходу, и это будет выглядеть правдоподобно.

Талгат громко хохочет:

– Хитрый дэвушка, далеко пойдет! – Ольга тоже улыбается до Талгатова вопроса: – А ты вообще из какого отдела? Я тебя раньше не видел.

Машина летит на скорости больше двухсот километров в час – одно неверное движение, и три трупа обеспечено.

– Я не ваша, просто Ольга великодушно согласилась подвезти меня, – отвечает Рита и выглядит честно-пречестно, «по большому счету она не лжет ни единым словом». – А про «Северо-Запад» весь Городок уже целый месяц только и говорит.

– Скоро будем на месте, – вступает Кампински. – Талгат, тебя куда?

Диана Рудольфовна удивленно взирает на Ритины туфли, стоящие в раскрытой коробке посредине кухонного стола.

Она решила сделать дочери сюрприз – приехать с ночевкой, посидеть вечер за чаем, поговорить о… чем с ней разговаривать, если она ведет себя как полоумная?

В остальном беглый обзор сообщает о единственном жилом месте во всей большой квартире – за столом с ноутбуком.

– И где ты? – слушая гудки в телефонной трубке, спрашивает у неизвестности женщина.

С очертаний мегаполиса, лежащего громадой в сумерках июньского вечера, Рита переводит взгляд на мигающий вызовом телефон. Он предусмотрительно поставлен был на беззвучный и лишь вибрацией сообщал о входящих. В данном случае одном-единственном несвоевременном.

– Меня до ближайшего метро, – просит Талгат. – Я к родне, дальше сам доберусь.

Ольга согласно кивает.

– Да, мам, – обреченно отвечает Рита на третий по счету вызов. – Я тебя слышу, просто мне не очень удобно сейчас говорить.

Ольга с беспокойством закусывает губу. Диана Рудольфовна – это серьезно, и, похоже, она еще не в курсе внезапной поездки дочери.

– Завтра буду, вечером. Нет, я не могу тебе сейчас пока ничего рассказать. Да, из суеверного опасения. Нет, со мной все хорошо и даже отлично. Мама! – она некоторое время слушает собеседницу. За это время Ольга успевает припарковаться недалеко от станции метро, попрощаться с Талгатом и вновь вывести машину на проезжую часть. – Я поняла тебя, я тебя услышала, – дежурно заканчивает Рита. – Завтра поговорим. Хорошо, я приеду к вам на дачу. Да, сразу же. Спокойной ночи. Нет, не издеваюсь.

Ольга делает музыку радио громче. Город с любопытством смотрит на Риту, словно сравнивая со старым школьным фото, и подмигивает светофорами.

– Поможешь мне чаю выбрать? – спрашивает Ольга. – Мы почти приехали. Только в магазин зайдем.

Рита согласно кивает. Разговор с мамой оставил тяжелый след и неприятные перспективы в прогнозе – опять объяснять, убеждать, доказывать и разжевывать очевидные факты того, как Золотаревы не оставляют ей ни единого шанса в Городке заниматься тем, чем хотелось бы (вообще ничем!).

В последнее время вся былая «понятливость», все первоначальное мамино стремление доверять дочери (самой распоряжаться своей жизнью), медленно, но верно, стремится к нулю. Что на фоне сложившейся ситуации с невозможностью найти работу, а следовательно, денег на самостоятельную жизнь, грозит потопить вовсе бумажный кораблик Ритиного зыбкого права… Эти нерадостные мысли, нахлынувшие волной, настолько поглотили внимание Риты, что очнулась она только в Ольгиной квартире от осознания, что они здесь одни, на всю ночь, только вдвоем.

– О! Паниковский вернулся, – хмыкает Ольга, заметив осознанный, наконец-то, Ритин взгляд. Правда, рискующий теперь провалиться в иную бездну – страха.

– Так, пока ты здесь, – Ольга смотрит Рите в глаза. – Сообщаю сразу, никаких коварных интимных планов в отношении вас у меня нет. Только подготовка к завтрашнему собранию, и это исключительно сольно. На нее уйдет примерно половина ночи, в остальное время крепкий и здоровый сон. Поняла меня? – она дожидается утвердительного кивка. – Гуд. Теперь пойдем, я проведу тебе экскурсию и смоюсь в душ…

Креативное пространство чужой квартиры нескромно пялится на Риту со всех сторон характером хозяйки.

Двадцать пятый, самый последний этаж дает высоту птичьего полета и сумасшедший вид из окон. Окна вообще занимают большую часть внешних стен во всю высоту от пола до потолка. Студия с частично вторым этажом, где на половину высоты/площади комнаты раскинулась в чувственной широте кровать. Перечислять дальше все поражающие, удивляющие и прочие необычные для Риты факты – пальцев не хватит.

«Поэтому начнем с чего-нибудь попроще», – войдя в сектор кухни, Рита отыскивает средство для кипячения воды, в простонародье чайник. Затем достает из сумки коробку с новым заварочным. Округлый, стеклянный, о таком когда-то только мечтала Наира, самая молодая из жен незабвенного арт-деда. Самая невозможная и интересная, очень живая, смешливая, вспыльчивая, с красивым голосом, витиеватыми песнями. Она сажала маленькую Риту на расписную кухонную тумбочку и учила премудростям кулинарии, легко переходя с русского языка на хинди, затем один из армянских диалектов, ругалась исключительно на немецком, и это звучало очень страшно. Вспоминая, Рита улыбается. Именно она, еще тогда в нежнейшем Ритином возрасте, привила ей любовь к индийскому черному чаю, которую, в свою очередь, вывезла непосредственно из Ассама. С нее дед обычно писал фентезийных богинь, пребывающих в священном экстазе, нимф в особенно пикантных ситуациях…

Закусив губу, Рита заливает кипятком подготовленную заварку в подготовленном заварнике, закрывает крышкой. Но видение не исчезает, словно из магического хрустального шара (в данном случае из метели внутри стеклянной сферы чайника) на нее с лукавой, томной полуулыбкой смотрит сама Иштар. Послушные ей чаинки красиво и плавно танцуют, кружась, касаются друг друга, распускаются в листья. «И как бэ намекают» – рождается в голове ироничное Ритино отношение к наваждению, но не умаляют его нисколечко. Жар уже попал в кровь, противоядия нет.

– Только этого мне не хватает, – с бешено бьющимся сердцем Рита опасливо оглядывается на запертую дверь ванной комнаты, за которой некоторое время назад скрылась Ольга. Фантазия самовольно рисует комикс эротико-порнографического содержания на тему нечаянной встречи в душевой кабине…

…Когда спустя немного времени Ольга в пижаме появляется в секторе кухни, воздух уже терпко настоян на чайных листьях. Рита, сидя в высоком барном стуле, смотрит на Москву, а Москва влюбленно глядит в ответ.

– Спасибо, – Ольга принимает кружку из Ритиных рук и чуть поднимает ее, словно бокал с вином «за здоровье». При этом ее голос звучит по-вечернему, по-домашнему. – Не знаю, что за магия в нем или химия, но чувствую, подсела я крепко.

Рита не смотрит в глаза, улыбается. Что-то странное видится в ней Ольге. Невидимо внешне, она изменилась внутренне.

«Чем она тут занималась помимо чая?» – рождается законный вопрос, не имеющий пока ответа.

– Я достала тебе в ванную полотенце и халат, если ты тоже захочешь… – продолжает Ольга. Правда, последнее слово в фразе остается непроизнесенным, словно потерянным в туманности задумчивого Ритиного взгляда (его ей все же удалось поймать и самой следом с головой угодить в ловушку).

– Это тебе спасибо, – вежливо отвечает Рита и в два взмаха ресниц отправляет обеих туда, где от высоты перехватывает дыхание. – Конечно. Я. захочу… – ее голос тонет в тишине вечера, почти черных от этого самого вечера Ольгиных глазах, двусмысленности произнесенных слов, сознании истины – «Мы здесь/сейчас абсолютно одни».

От нее явь перед глазами качнулась, поплыла, словно опьяненная крепким алкоголем.

…Не помня, как оказалась в душевой кабине, Рита закрывает глаза. Здесь, наконец, можно позволить себе расслабиться. Вода нежно принимает пленницу в свои объятия, струится теплом вдоль тела, ластится. Рита глубоко вздыхает. Здесь никто не увидит ее, не узнает, как память нескромно (почти насильно) достает из подсознания реальные сцены прошлого. В которых Ольга бесстыже учит Риту любви, словно вода, исследуя тело внимательными руками, проникая в сознание ласками, в душу голосом. Настоящее безмолвно застывает в воздухе, бегуном на старте, в соревнованиях, где призом станет жизнь.

Рита лишь отчасти испугалась, заглянув минутой раньше в Ольгины глаза. Она хотела ее так же дико, нежно, животно, как и раньше, еще неизвестно, кто из нас чье большее безумие – я твое или наоборот?

Оставив Кампински в сумерках и молчании, она щелкнула задвижкой двери в ванную комнатку. Этот щелчок слегка разряжает нервозность ситуации, теперь они разделены физически сдерживающим фактором, тонкой металлической пластинкой…

В пространстве студии, олимпом возвышающейся над бескрайностью звездно-фиолетовой ночи, подсвеченной суетящимися далеко внизу огнями машин, реклам, фонарей, покинувшей ванную комнату Рите кажется, что даже воздух слегка потрескивает электричеством. «Странно. Отчего бы?» – ибо Ольги здесь нет. Так, во всяком случае, сообщает ей внимательный взгляд.

Второй взгляд подтверждает, действительно, ни души.

«Сбежала от греха подальше?» – Рита оставляет халатик внизу, поднимается по лестнице на импровизированный второй этаж, всецело занятый постелью, и поздно понимает ошибочность поспешных выводов. Ольга никуда не собиралась сбегать, она здесь!

– Ой, прости, – шепчет Рита, сердце испуганно «екает». – Я не знала… лягу снизу…

– Как скажешь, – насмешливо звучит в ответ Ольгин шепот. Она обнимает Риту и не отпускает. – Снизу, так снизу…

Под спиной оказывается прохладный, мягкий шелк простыни. Он безумно приятен горячей от желания коже, происходящее Рита осознает вспышками, эпизодами.

Вот она на последней ступеньке едва не падает вниз. Вот она падает, но гораздо ближе, и едва успев испугаться, судорожно сжимает Ольгины плечи, ощущая своими ладонями бархат кожи, губами чуть солоноватый вкус. Прижимаясь всем телом, болью осознает, как смертельно соскучилась по Ольгиным ласкам. Целует в ответ, словно пьет без остатка, без опасения быть выпитой до предела. По мере возрастающей жадности/вольности касаний, дышит все глубже и почти рычит от ярости невыносимо-звериного желания убить Ольгу за этот негромкий, бархатистый смех, а после в клочья разрывает тишину затянувшегося молчания единственным именем, когда пальцы резко и сильно входят внутрь. Нет больше глупых обид, нет прошедшего в коме ожидания месяца, ничего нет, кроме ее рук, губ, запаха. Движения становятся все сильнее, требовательней. Царапая шелковый плен вокруг, Рита отдается Ольге настолько, насколько вообще можно отдать себя, превратившись в единое сердце мироздания, пульсируя в ее руках, взрывается раз за разом немыслимой, ослепительной молнией наслаждения. После парят вдвоем высоко-высоко, замирают усталостью, осыпаются вниз дождем из звезд, едва не сгорев в атмосфере, становятся облаком тихим и невесомым. Засыпая в изнеможении на любимом плече…

…Где ночь словно миг.

Быстротечна, как жизнь, а жизнь не больше древнего танца иллюзий – проекция, тень нашего представления об этой самой жизни.

Обнимая подушку, Рита медленно просыпается, проявляет параметры нового подключения «день следующий». Продолжает при этом лежать с закрытыми глазами, тем самым все еще удерживая послевкусие дня предыдущего, он безвозвратен, но непременно останется в новом, ибо он его основа, как и все другие, ушедшие раньше.

До смерти хочется плакать. Прикрывшись подушками и одеялами, громко, навзрыд от бессилия исправить, что-либо изменить в их общем, как ни крути теперь, прошлом, чтобы иметь шанс на будущее.

Ей все приснилось, намечталось, а на самом деле большую часть ночи Ольга, как и обещала, провела внизу за ноутбуком, затем свернулась калачиком на диване, страсть не более, чем вольные фантазии.

«Кто ж из нас более бесчестен после этого?» – Рите до невозможности стыдно перед наступающим днем, слезы плохо впитываются в шелк, расползаются после влажными пятнами.

«У меня где-то в шкафу наручники спрятаны, те самые, – пялясь в расплывающиеся перед глазами строчки недописанного доклада, сама себе мысленно обещает Ольга. – Пристегнуться к стулу, ибо невозможно стерпеть», – мысль о Рите, спящей в ее кровати здесь и сейчас, безумием поглощает все вокруг.

«Я обещала ей полную безопасность. Я не клялась, но дала слово, и я сдержу его, даже такой нелепой ценой».

– «Северо-Запад», административно-жилой район… – тихо читает сама себе вслух. – Я хочу тебя, черт… – выдыхает, трет глаза. – Да, наручники и маску, и еще кляп, чтобы заткнулась. Где здесь в тексте про «хочу»? А утром будет на пятьдесят оттенков ржачнее, когда она меня найдет в этой «боеготовности».

Самоирония на время дает возможность включить разум и даже поработать, но безумие жуткой страсти лишь на шаг отступает, и лишь затем, чтобы вернуться позже и ударить с размаха.

Вот Рита спускается со второго «кроватного» этажа. Она немного сонная, теплая, трогательная. Когда она приближается, легкий халатик спадает с ее плеч. Она поднимает глаза. Взгляд едва мерцает недосмотренным видением.

– Не спится? – Ольга мягко привлекает к себе, усаживает на колени. Рита обнимает за плечи, словно сдается. Ольга нежно целует ее, пробуя губами на вкус, всю, медленно, не спеша. Слышит, как от ее ласк и поцелуев дыхание Риты становится глубже, как жарче она прижимается к самой Ольге и поддается любому желанию ее рук, зачем-то еще притворяясь сонной… Одним движением Ольга разворачивает Риту, когда сама уже не в силах терпеть, прижимает к прохладе высокой столешницы, едва дает успеть опомниться, чтобы отправить прямиком к звездам несколькими точными, сильными движениями – она входит в нее так глубоко и сильно, что сама кончает в Ритином оргазме…

– Нет, блядь! «Северо-Запад»! И полная, полная безопасность, – добивает сознательностью реальность. – Господи, ну за что так жестоко?

Наутро (одинаково) не выспавшиеся Рита и Ольга прячут за завтраком друг от друга глаза. Каждая, считая себя бесчестным исчадием ада, не смеет посмотреть на другую, без сомнения светлую и почти праведную, а в глубине глаз обеих плещется такой адов огонь неистовых желаний, что сам Люцифер позавидовал бы его жару.

– Мне в девять там нужно быть, – Ольга бросает взгляд на часы.

– Я буду ждать тебя здесь, – Рита изучает рисованный кант по краю десертной тарелки.

Пальцы нервно подрагивают, поэтому сжимаем их в кулак и прячем.

– Если передумаешь, запасные ключи в прихожей в ключнице, – Ольга уже готова, умыта, одета, ухожена. Рита шарит невидящим взглядом по стенам квартиры-студии. – Не задерживайся, пожалуйста. Не могу долго… одна, – когда она произносит последнее слово, Ольга уже прикрывает за собой входную дверь, не слышит.

Лифт равнодушно уносит ее вниз, Талгат ждет в оговоренном заранее месте. Рита смотрит на город с высоты птичьего полета и прожитых лет, думая о том, – «Что жизнь очень странная штука».