Текст книги "Архитектура для начинающих (СИ)"

Автор книги: White_Light_

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

====== 24 ======

Джамала с некоторой опаской заглядывает в приемную – Зоинька на месте, Золотарева нет, есть куча неразобранной почты и шлейф удушливого послевкусия, тянущийся в это утро прямиком из вчерашнего вечера. Не помогла даже полуночная задушевная беседа с Талгатом, когда оба стояли на балконах и смотрели каждый на свой проспект, признавались в любви, шептали какие-то нежности, в которых Джамала никак не смогла признаться/рассказать Талгату о произошедшем, о своем прошлом.

Он первый и единственный, кто увидел в ней не вещь, но женщину.

«Он первый и единственный, в котором я не ищу какую-либо выгоду, а просто всей душой своей хочу быть с ним!» – открыла для себя незнакомую истину Джамала.

«Да, в начале симпатия совмещалась с определенным расчетом, но, после, в неопределенный момент все расчеты исчезли, остались только МЫ, только ОН».

«И мне уже безразлично его финансовое положение. И я сама готова отдать за него все свое, что имею».

Чувствуя надвигающуюся катастрофу, Джамала отказывается верить в нее, уподобляясь страусу, прячущему голову в песок.

«Будет ли настолько безразлично Талгату то, откуда и как она дошла к нему?»

«Он принципиален. В чем-то даже уперт. Он умен, нежен, интересен… мамочки, я так люблю его!»

Красиво кусая кулачок, Джамала стоит у окна.

«Мы все смертельно больны этой жизнью, а живем, лишь умирая от любви, и после я буду жить одним-единственным этим моментом, самыми чистыми чувствами Талгата, влюбленного в ту меня, которой никто и никогда не знал и не узнает».

Отправив сидящему рядом Талгату на ознакомление свой отчет, Ольга ведет машину по городу. На сегодняшнем собрании предполагается присутствие представителей РЖД – в районе намечается практически новый вокзал на месте их действующего сортировочного узла. И представители компании-партнера, специализирующейся на торгово-развлекательных комплексах. А также дорожники и газовики.

– Боюсь, одним днем мы не решим все вопросы, – сомневается вслух, – слишком много.

Талгат пожимает плечами. Он весь погружен в чтение с экрана Ольгиного планшета.

Впрочем, ей его ответ тоже не нужен. Это скорее мысли/сомнения вслух, ведь если она задержится, то и Рите придется каким-то образом решать – оставаться и ждать или возвращаться в Городок. Причем ни первое, ни второе нисколько не воодушевляет на сколько-либо конструктивное решение. И оба варианта заведомо провальны.

С предыдущего вечера Диана Рудольфовна не могла найти себе места. Сарафанное радио в Городке работает почти в режиме реального времени, поэтому весть об отказе Олега работать в дальнейшем с Ритой стала известна ей практически сразу. Эта новость уже успела обрасти подробностями чужих мнений, объясняющих причину, почему он так поступил. В очевидном никто не сомневался – отказ Луканина, это очередной ход Золотарева-старшего в войне против гордой невестки. Как никто не делал ставок на иное развитие событий, где в конечном результате Рита либо сломается и запьет, либо загуляет и скурвится. Либо приползет обратно в соплях и извинениях. Впрочем – «она сама виновата, зажралась! Другие девки о ее замужнем/материальном положении только мечтают!»

Нужно ли говорить, что такое массированное мнение со всех сторон не только не добавляло Диане оптимизма, но и очень расстраивало ее. Тем более, что во многом она была согласна с «общественным мнением» – сможет ли Рита обеспечить себя и дочь, вопрос очень спорный, а ответ крайне зыбкий.

«Мы, конечно, их не бросим, но наши возможности скромны и далеко не вечны», – констатирует с сожалением.

С другой стороны – Диана видела сама, как Рита несчастна с Михаилом и как преобразилась/ожила, почуяв бриз собственной личной свободы.

«Как же все сложно в этой жизни!» – вздыхала Диана, решая сделать Рите маленький сюрприз.

Отвела Сонечку на вечер к папе. Причем, девочку пришлось еще поуговаривать – вот ведь настырный характер подрастает!

Интуитивно чувствуя негласное противостояние между взрослыми, Соня по-своему разграничила мир на «своих» и «врагов».

«Это ужасно!» – мысленно жаловалась себе Диана Рудольфовна, но как исправить гражданскую войну в отдельно взятой ячейке общества, она просто не представляла.

О ней, об очень многом в предыдущий вечер хотела поговорить с дочерью наедине. С глазу на глаз, без необходимости отвлекаться на ребенка, мужа и весь прочий мир. И может быть, даже, уговорить ее вернуться назад к Золотаревым. Ибо чем дальше, тем больше она сомневалась в правильности поступка дочери. Тем больше списывала ее бунт на гормональный всплеск с накопившейся усталостью от бытовой рутины.

«Это со всеми бывает. И человечество придумало уже миллион вариантов, как с этим кризисом справляться», – мысленно готовила речь Диана, но, неожиданно, непредвиденно Риты дома не оказалось. Вместо нее на кухонном столе красовалась коробка с Ритиными туфлями и еще более странный Ритин ответ по телефону – «все в порядке, где, не скажу, буду завтра», – не только ничего не объяснил, лишь еще больше запутал и без того непонятную ситуацию.

«Мне неудобно говорить, мам, завтра. Со мной все отлично», – голос Риты был терпеливо-усталым с нотками досады на необходимость отчитываться. Диана, скрепя сердце, согласилась на завтра, совершенно не представляя, как до этого завтра ей теперь дожить.

В пустой и тихой квартире, в подступающем со всех сторон мороке вечера, вооруженном сомнениями, страхами, тяжелыми переживаниями, она почувствовала себя смертельно одинокой.

Рита черт знает где и, кажется, окончательно сбрендила. Сонечка у «той родни». Верный Павел Юрьевич, узнав, что Дианы в эту ночь не будет дома, решил съездить с братом на ночную рыбалку в такую глушь, куда не дойти, не дозвониться.

Почти физически страдая от стихийно сложившегося одиночества и жалея уже в большей степени себя, чем переживая за дочь, Диана в вечер вышла из дома. Сердце, ноги, интуиция сами привели ее на улицу в «частном секторе», бывшей когда-то окраиной.

Она, эта улица, и сейчас больше выглядит деревенской, нежели городской. Даром, что вдалеке высятся желтоглазые многоэтажки – здесь так же просто, вольно.

Как гласит семейная легенда, на этом месте двести лет кряду, а, может быть, больше, жил род Мельниковых. Мельниц, правда, история не сохранила, но, когда брат Дианы, Стефан, затеял на доступном клочке земли глобальную закладку сада, он выкопал много интересных свидетельств жизни собственных пращуров.

– Говорят, что чуть дальше – там, где сейчас «продуктовый» с мороженым, раньше когда-то стоял трактир или просто какой-то питейный дом. А еще дальше, там, где склады сейчас, тогда был острог, – Стефан любит рассказывать историю рода, в буквальном смысле откопанную им в земле, документах на эту же самую землю и прочих полудокументальных источниках. Глазастые внуки притихли и слушают деда. Диана благодарно принимает теплый плед от снохи, закутывается в него, словно в истории брата.

– …и жили они тихо, мирно. По субботам ходили в баню, а по воскресеньям в церковь и на ярмарку, когда в их семью однажды попал один лихой парнишка.

Диана тоже знала эту историю. Ее рассказывала ей мать вместо сказок, когда ждала отца со смены темными, вьюжными ночами, очень давно и очень далеко отсюда.

– В одном южном городе у самого черного моря так же сто лет процветал в торговле род одного хитрого грека. У него был просторный дом с дивным садом, лавка с товарами, три дочери и четыре сына. Самая младшая и красивая дочь однажды влюбилась в бессарабского цыгана, что с табором прибыл в их город. Да так жарко и неосмотрительно, что после девять месяцев кряду ей пришлось прятаться за высокими семейными стенами от бурлящего слухами общества.

Греко-цыганенок родился крепким, шумным, смекалистым и страшно непоседливым. Вся молодая энергия матери, скованная вынужденным смирением, передалась сыну и утроилась. Он учился буквально слету, вникал во все, интересовался следующим. Он мог бы стать «большим человеком», но чем больше Яков умел, тем сильнее завидовали и злились на него другие родственники. «Ты не такой, как мы, ты чужой и неправильный!» – кричали они вместо того, чтобы жить в мире, обратить на пользу семье его способности и, в конце концов, выжили парня из дома. Взяв только доброе слово матери и пообещав однажды вернуться за ней, Яша отправился с проходящим табором искать свою настоящую семью…

– Разве так бывает? – прерывает деда семилетний внук. – Может быть, он просто драчун был? Или… жадина?

– Может быть, – соглашается Стефан. – Но бывает и так, что в одной семье дети, тети и дяди, словом, все, живут, соревнуясь между собой, кто главнее, сильнее или богаче. Мы все, так или иначе, сравниваем себя с другими и других с собой. Мы все разные и каждый из вас хорош по-своему, и главное – научиться ладить друг с другом, помогать, и тогда одному не придется быть драчливым, а другому жадным.

– Как запчасти одного автомобиля? – сравнивает Максим, щуря один глаз, от чего его мордашка кажется особенно хитрой.

– Верно говоришь, – кивает ему дед Стефан, окидывает взглядом остальных, – представьте, если в вашей машине все запчасти хороши, исправны, но не подходят друг другу. Что будет тогда?

– У нас будет самый большой магазин запчастей! – сверкает белозубой улыбкой Яна.

– Но не будет автомобиля! – отвечает ее брат-близнец Ярослав.

– Правильно, – поддерживает внука дед Стефан. – Но можно и с магазином сравнить. Представь, солнце мое, – он смотрит на Яночку, – что все твои продавцы, грузчик и две уборщицы считают себя самыми главными и начинают приказывать остальным, как им работать и когда приходить. Хорошо это будет?

– Это будет неправильно! Я всех уволю! – сердито сверкает глазами девочка.

– Как директор, ты это можешь, а в семье? – продолжает дед. Ребята переглядываются, гудят.

– Ты не сможешь уволить папу с мамой и бабушку с дедушкой, да и братьев с сестрами тоже. Каждый из вас важен и нужен. Каждый из вас должен быть главным в своем деле. Главным, значит, лучшим, – подсказывает Стефан, – профессионалом. Но, только не зазнаваться, а помогать и быть полезными друг другу. Мы одна семья, один автомобиль и один магазин, где каждый главный на своем месте, но не в ущерб другому, а дополняя его. Директор занимается очень важным делом, он думает, как сделать магазин лучшим для покупателей, решает, какие детали закупать, какие витрины устанавливать и прочее и прочее, но если при этом уборщица магазина будет ленивой замарашкой, то все старания директора пойдут насмарку. Никто не пойдет в грязный магазин, и виной тому непрофессионализм главного по чистоте…

– Там Миша Золотарев приехал, Сонечку привез. – В шумном гомоне обсуждения семейно-деловых вопросов полушепотом сообщает Диане жена старшего племянника. – Температура у нее, вроде…

Нахохленная, словно мокрая птица, пятилетняя девочка хмуро проходит мимо бабушки Дианы и садится в ряд двоюродных, троюродных братьев и сестер.

Мишка топает следом и только руками разводит перед Дианой Рудольфовной:

– Я не знаю, что вы с моей дочерью сделали! Она не признает нас совсем! И если не бунтует, то болеет…

– Яша старался быть для них хорошим, самым умелым и веселым… – вплетается в разговор тещи и зятя голос Стефана. – Он успевал везде, во всем…

– До Ритки не дозвониться, и дверь она не открывает! – вполголоса высказывает обиды Золотарев. – Только сплетни по Городку распускает, что мы с отцом ее загнобили, а теперь вы еще Соньке их пересказали.

Диана отрицательно качает головой:

– Это вы при Сонечке постоянно обсуждаете, какая сволочь ее родная мать. Как она вас всех ограбила, обманула. Чему ж ты тогда удивляешься?..

– Зато у вас вечно как в секте, – Мишка невольно и недовольно поднимает голос в ребячьем галдеже «это правильно! это не правильно!» – только об одном и твердите. Какие вы все непохожие, не такие, как все! Неудивительно, что Рита мне корки мочит! Она же особенная!

Вспыхнувшее было в ответ раздражение в глазах Дианы неожиданно сменяется странной улыбкой:

– А тебе-таки надо послушать моего брата. Тебе будет полезно. Может быть, вы тогда в семье научитесь любить друг друга, а не топить за непохожесть.

Некоторое время после ухода Ольги Рита пыталась чем-то себя занять – изучить интерьер (а в Ольгиной квартире есть интересные фишечки!), позвонить маме, узнать, как она добралась вчера вечером, и все ли хорошо. Приготовить поесть что-нибудь на крайний случай, но вместо этого окончательно собралась лишь на прогулку. И эти сборы ее были похожи на побег.

С тех пор, как она покинула родной город, Ритины приезды в Москву были похожи на гонку за ускользающим днем – сто пятьдесят дел и еще пятнадцать нужно успеть сделать в ограниченный отрезок времени, а сегодня странно – можно бесцельно идти, куда вздумается, и не делать ничего. Не спешить, не бояться опоздать, не оправдываться по телефону…

Глазея по сторонам, Рита не спеша удалялась от всех тяжелых, надоедливых мыслей и сомнений, постепенно оставляя лишь главное/основное.

«Ольга крайне честна со мной. Сомневаться в ее словах будет полной глупостью. То, что она предлагает – действительно наилучший выход из моей личной, не лучшей ситуации в Городке и семье, в жизни – это плюс».

«Но, в этом случае, если я соглашаюсь, мне придется жить некоторое/неопределенное время в Питере, а это как плюс, так и гигантский минус! Я не смогу так долго быть вдали от дочери, как и она без меня»

«И это убийственный выбор/баланс, который не может ждать. Он все время здесь и сейчас. Жизнь невозможно поставить на паузу или перемотать, если что-то вдруг не получилось, исправить задним числом. Я, Сонечка, Ольга... – как правильно выстроить траектории нашего, без сомнений, общего теперь будущего?»

«Общего, даже если мы никогда не будем больше вместе. Мы были – и вот этого уже не изменить, наше общее/мимолетное прошлое теперь само меняет нас. Хочу я того или нет, но уже никогда не буду прежней».

«Когда осталась наедине с собой и собственным отчаянием, закопавшись в изучение нового, я смогла отгородиться от боли, от чувств, но события прошедших суток, наша с Ольгой встреча, целомудренная ночь, открыли единственно верную истину – я люблю несмотря ни на что. Я нуждаюсь в Ольге на всех уровнях одновременно – в личном, интимном, душевном, профессиональном – во всех жизненных проявлениях. Я хочу с нею быть. Участвовать в ее жизни и не потерять/не отпустить из своей, которая крепко-накрепко связана с Сониной...»

Оказавшись у станции метро, память неожиданно открывает архивную запись прожитых эпизодов, где сама еще маленькая Рита шагает с мамой.

–Как твоя станция называется? – вопрошает Диана, крепко держа дочку за руку.

–Павилееецкая, – радостно растягивает гласные девочка.

Выйдя на Павелецкой, Рита позволила подсознанию вести ее вперед. Словно ноги сами помнят эти бордюрчики и тропинки.

«И даже их трещинки те же!» – восклицает зрительная память. Рита не спеша шагает переулками, в которых не раз ходила в детстве с родителями или Наирой – только ей Диана позволяла выводить дочь на прогулку или в магазин. Остальным строжайше было запрещено. Остальных Рита сейчас помнит урывками. Серену Ильзе со странным произношением привычных слов, монументальным ростом, красивой фигурой, светлыми волосами и удивительного синего цвета глазами. Рыжеволосую пышечку Марион. Крепкого мужчину с черно-седыми вихрами и такой же бородой, с горящим взглядом, густым басом, трубкой, шейным платком и непременно перепачканными в краске пальцами. Его все так и звали – Дед.

Азарт любопытства захватил. Свернув во двор старой девятиэтажки, Рита даже губу закусила от амбивалентных, нахлынувших чувств – окна трехкомнатной квартиры первого этажа плотно закрыты и защищены решетками, а когда-то их зачастую летом использовали вместо дверей. Они были в разноцветных, расписных деревянных рамах, с засиженными гостями подоконниками, вышитыми ковриками и подушками. Под окнами располагался мини-садик в японском стиле, а дальше набережная, вечно шумящая потоком машин, за ней блестит солнцем знаменитая Москва-река. Здесь маленькая Рита с Наирой когда-то кормили уток…

Обогнув дом, Рита шагает вдоль в следующий переулок, мимо еще более старых домов, через парк. С волнением спускается в сложный запах и тень «Старого бара» – он все еще есть и работает! Только по раннему времени зал почти пуст. Впрочем, Рита сюда не к людям пришла – к картинам – Наира, Ильзе, Марион глядят с дальней стенки.

«Вы на месте! На том же самом! Как же рада я вас видеть, девочки!» – мысленно фамильярничает подросший ребенок. Нимфы отвечают Рите снисходительными улыбками.

Их общая тайна распускается запахом свежего кофе с ирландским кремом.

Здесь никто не знает об истории этих картин. Старый хозяин продал заведение вместе с ними. Только остались слухи, что «вроде друг старого хозяина был художником, а эти красотки его женами. Но он все продал давно и уехал не то в Майями, не то на Гоа. Хиппи, одним словом, богема».

Ольга с Талгатом в это время стоят в лифте, стремительно несущем их вверх. Для такого разностороннего совещания Семенов решил выбрать нейтральную территорию – лофт в одной из башен Москвы-Сити. Сорок третий этаж – под ногами главный город страны расстилается до слегка округлившегося горизонта.

Вера – куда же без нее? Она в группе поклонников, тире, сотрудников. Ольга здоровается со всеми – видимая вежливость, невидимая убийственность. Неожиданность текущего момента – Миша Золотарев.

– Ты чего здесь? – удивляется Кампински после приветствия.

– Да вроде посещение свободное и по желанию, – за легким наездом в ответе он прячет неуверенность.

– Правильно сделал, – поддерживает Талгат, – ты же второй главинж на проекте, так что все верно.

Слово «второй» Мишка проглотил, мысленно пообещав припомнить его Талгату позже. Кампински от дальнейшего общения с коллегой воздержалась. Приехал – добро пожаловать, вон твое место, занимай и слушай. Ее гораздо больше интересовали представители организаций-партнеров. Ибо они должны сыграть немаловажную роль в реализации и развитии ее проекта. Здесь же выяснилось, что в последний момент повестку переговоров переиграли – слишком много тем для одновременного обсуждения. Поэтому сегодня РЖД и Дорожники, послезавтра ТРК и Газовики-энергетики, а еще через день уже заключительное в общем составе.

С одной стороны эта разбивка несколько упрощала дело – «сегодня мы закончим не за полночь» – жизнерадостно сообщает секретарь. С другой, Ольге придется очень подсуетиться, чтобы успеть показать Рите питерскую квартиру, отвезти ее домой, вернуться и подготовиться к новому совещанию.

«Как ты? Мы скоро закончим на сегодня», – отправляет сообщение, когда самое важное переходит в статус «проработано».

Ольга понимает, что даже представить, спрогнозировать не может, чем сейчас может быть занята Рита. Она вносит здоровый хаос в слишком строгую систему ее жизни. С одной стороны – это страшно напрягает человека, привыкшего контролировать все и всех, с другой – Рита, как глоток свежего ветра в бездушном помещении бытия.

«Я гуляю там и там», – прилетает ответ, касается легкой улыбкой Ольгиных губ.

«Детский сад, – снисходительно качает головой первая – Таких, как ты, точно больше нет».

– Вижу, у тебя романтическое настроение сегодня, – после совещания Вера ловит Ольгу, приглашает пойти в «недавно найденную» жемчужинку. – Очень милое кафе в корейском стиле, – сканирует внимательным взглядом, но тщетно.

– Прости, в другой раз, – Кампински остается для Веры непрочитанной книгой, – у меня уже встреча намечена с дизайнером в Питере по старой квартире. Там полный раздрай…

Вера разочарованно пожимает плечами, но не сдается:

– Если не собираешься жить в ней, зачем дизайнер? Сделать косметику и сдать. Съемщики все равно обдерут со временем.

Ольгу спасает зорко следящий за женой Семенов:

– Верочка, Тошка ждет нас после собрания, что-то важное имеет сообщить, но мне не говорит, только тебе. – Наживка закинута с профессиональной точностью.

– Надеюсь, с Ларисой все в порядке? – моментально ловит ее Вера. За невестку она всегда переживает много больше, чем за единственного сына, похожего на отца, словно последнего просто размножили клонированием.

– Привет Тошке! – Ольга спешит откланяться под этим благовидным предлогом. – Дела семьи – это святое. Спишемся! – махнув на прощанье рукой, убегая, сталкивается напоследок с Талгатом и Золотаревым, но не слушает их, ныряет в лифт, едва успевая проскользнуть между дверей.

За прожитую половину дня Ольге удалось приглушить часть безумного пламени, разожженного Ритой, и она уже почти спокойно может вести машину, думать о женщине, ждущей ее сейчас, сидя на лавках-ступенях под Музеоном.

Прогулка явно пошла Рите на пользу – вчерашний безумно-перепуганный блеск в глазах сегодня сменился загадочной улыбкой. Поза расслаблена. Откинувшись назад, уперев ладони в теплое дерево лавки-ступени, Рита задумчиво смотрит на бьющие из-под решетки фонтана струи воды. С шумом и хрустальными брызгами вода взлетает вверх с разной силой, на разную высоту. Под струями, между, с визгом резвятся дети, промокшие насквозь и тем счастливые.

Подходя ближе, Ольга чувствует себя так, словно подглядывает в замочную скважину за чужой частной жизнью, но не торопится обозначить присутствие.

– Предлагаю двигаться дальше, – произносит лишь тогда, когда Рита замечает ее. Ольга знает, что «против солнца» Рите плохо видно ее лицо, зато сама она в мельчайших деталях может рассмотреть ее глаза – дно глубокого омута с малахитовыми узорами тайны.

– Если тебе на квартире ничего не нужно, то… – Рита вкладывает свою руку в протянутую Ольгой ладонь. Легко поднявшись, она оказывается с Ольгой лицом к лицу, инерционно подается вперед. Их губы слегка приоткрыты, буквально летят навстречу, но так и не встречаются поцелуем.

Приглушенный за прошедшую половину дня, огонь обрушивается или вырывается из сознания обеих.

Замерев в критической близости, Ольга и Рита лишь взглядами жадно ласкают друг друга. Фантомная память подменяет реальную, где дыхание не раз сливалось в одно на двоих. В ответ на него из солнечного сплетения неумолимо поднимается жар, словно это не взгляд Ольги, а ее губы касаются Ритиной кожи. Словно Рита не пальцы Ольги сжимает в своих ладонях, а обнимает, скользит ими по обнаженной спине…

– Идем? – мягко останавливая безумие вполголоса произносит Ольга. Ее улыбка жжется. Рита опускает глаза, глядя на Ольгины руки, сжимающие пальцы самой Риты, согласно кивает. Ни слов, ни голоса просто нет.

Бывают моменты в жизни, переживая которые ты как никогда понимаешь неповторимость и необратимость каждой секунды времени. Эту призрачность «здесь и сейчас», бесконечно и стремительно перетекающую в здесь и сейчас следующие и следующие.

– Так странно, – обретя снова дар речи, негромко вслух рассуждает Рита, – еще вчера утром я даже не предполагала, где окажусь вечером, а сегодня уже лечу дальше. Причем ни одного из этих перемещений я не то, что не планировала, даже не представляла, что так может быть.

Ольга слушает, признается:

– Я лишь отчасти рассчитывала на твое согласие, но и не предложить не могла.

На несколько минут девушки замолкают, памятью возвращаясь сначала в кофейню, из которой Рита поспешно бежала от Ольгиного предложения, затем во двор, где обе они снова встретились перед самым Ольгиным отъездом.

– Прости, звучит жутко двусмысленно, – словно через силу решается произнести Кампински – но… мы нужны друг другу.

В Ритином молчании она смотрит вперед, на летящую им навстречу дорогу и других участников дорожного движения под названием жизнь.

– При этом мы с тобой ничего друг другу не должны и ничем не обязаны.

– Что-то вроде «останемся друзьями»? – тихо вплетается догадка Риты. Ольга отрицательно качает головой.

– Нет! Не так и не это, – сведя брови, она настойчиво ищет подходящие слова. – Давай мы с тобой пока нигде и никем не останемся. Без каких-либо определений. Лучше расскажи, у тебя есть какое-то место в Питере, которое тебе нравится больше остальных?

Сбитая с толку резкой сменой курса разговора, Рита растерянно улыбается и пожимает плечами.

– Нет еще. Я там еще никогда не была.

На обратном пути Миша Золотарев и Талгат, которого первый услужливо пригласил вместе ехать, остановились всего один раз – купить воды в придорожном универсаме, в остальное время машина спешно бежит вперед.

Оба торопятся обратно в Городок. У каждого свои веские причины.

Едят, что называется, на ходу.

– Куча еще осталась, – довольно хвастается Талгат, типа, жалуется, – надо доесть, так что не стесняйся. Хорошо хоть половину Кампински с подругой забрали вчера.

– Ты с ней, что ли, ехал? – Мишка отхватывает хороший кусок самсы.

Талгат согласно кивает:

– Ага, в ночь. Но быстрее попали.

Золотарев запивает водой.

– А что за подруга? – интересуется между делом, мысленно прикидывая, что «подруга» в контексте с «Кампински» может звучать очень неоднозначно. Талгат усмехается в ответ.

– А, Хитрый дэвушк! Такой хороший! – вспоминает шутки прошедшего вечера.

– Ты ее знаешь? Из компании? – допытывается Золотарев, чуя хорошую сплетню.

– Говорит, что нет, – отвечает Исин. – Из Городка, – отвлекается на поступившее смс. Миша бросает быстрый взгляд через его плечо, успевает выхватить несколько слов и понять, что сообщение от Джамалы. Ревность и злость свинцом наливают руки. Он с силой сжимает баранку руля: – «эта проститутка еще ответит мне», – мысленно обещает, вспоминая, как вчера она не открыла ему дверь квартиры, купленной на его кровные деньги. Как сияет в последнее время своей этой влюбленностью и как в курсе была о делишках Риты и Ольки…

– Так что за подруга-то? – вновь задается вопросом. – Я в Городке лесбушек, кроме Кампински, не помню что-то.

Талгат поднимает глаза от смартфона. Затем удивленно вскидывает брови:

– Оп-па! – хмыкает, усмехается. – Я не в курсе.

Золотарев утвердительно кивает :

– Говорю тебе, мы еще в школе вместе учились.

Талгат складывает телефон в карман.

– Да не, не похоже, – вспоминает он вчерашнюю попутчицу. Она немного странно появилась, но ему в это время было не до нее, он с Джамалой прощался.

– А как зовут? – не унимается Миша.

– Рита, вроде, – бьет по сознанию Золотарева ответ и добивает. – Темненькая, кучерявые волосы… Не похожа она на таких… Слишком хорошенькая, – уверенно заключает Талгат.

Если бы он только знал, что в этот момент происходит в душе Золотарева!!! То побоялся бы аварии или риска вынужденного совместного суицида.

– Рита, – спустя пару минут скрипнул зубами Миша. – А чего она в Москву с Кампински?

Его голос звучит странно, глухо. Талгат пожимает плечами:

– А я знаю? По пути.

– Да ты вообще ни хуя не знаешь! – Золотарев увеличивает скорость до предела. – Джамка тебе голову задурила, а ты и веришь ей, дурак!

Исин не готов был к такому стремительному переходу.

– Поосторожнее, – предупреждает.

– Да я не со зла, – с досадой отвечает Михаил, – просто смеяться над тобой же все будут, приехал дурачок из Центра, а на ней пробу уже ставить негде, – он бросает быстрый взгляд на Талгата, – ну, хочешь, остановлю сейчас, выйдем, в морду мне дашь. Если полегчает…

– Про Питер, как про любой другой город, можно собрать миллион мнений. Я знаю людей, которые просто живут в нем. Просто родились в этом городе, как и я, но не имели тетушки, упертой в любви к Ленинграду. Они росли там, учились, женились и прочее. Они и есть Питер в каком-то смысле.

Устроившись в соседнем кресле, скинув босоножки и обняв колени руками, Рита слушает рассуждения Ольги. Предложение «обнулить» все взаимные определения неожиданно сбросило с плеч (или с души) неподъемный груз. С ним свалились обиды (что может быть хуже и бессмысленнее этого чувства?), стало легче дышать, говорить, мыслить.

Ольгины слова рисуют в воображении Риты невидимый город, как тогда, когда она творила свой проект «Северо-Запад».

– Я знаю тех, кто мечтал увидеть Питер. Стремился изо всех сил и даже шел на какие-то жертвы или риск, а потом оказывался разочарованным. Не рисуй себе идеальный город. Питер вовсе не такой, в нем, как у любого человека – есть куча недостатков, достоинств, и то и другое противоречиво.

– Не буду, – с легкой улыбкой заверяет Рита. – Но мне очень любопытно будет посмотреть. Город, как ни крути, легендарен с самого своего основания. Это не Москва или тот же Киев, которые просто выросли из стихийного, древнего поселения.

– Да. Ты права, – Ольга отмечает согласие наклоном головы. – Питер очень своеобразный по духу город.

– …а ты? – спустя немного времени Рита решается на тихий вопрос.– Почему ты в нем не осталась тогда?

Она исподволь смотрит на Ольгу. На четкий профиль любимой, самой необычной и дорогой сердцу женщины.

– У меня тоже неоднозначны отношения с ним, – отвечает, наконец, Кампински. – Он дал мне характер, чувство прекрасного и сурово отправил в мир искать свой собственный путь.

– Не знаю, Рит, как точнее тебе сказать, – Ольга чешет кончик носа. – За первые шесть лет моей жизни в меня, как в маленький комод, было втиснуто слишком много противоречивых событий и информации. Я не представляю, как можно было бы тогда повернуть события иначе, чем они сложились. Да теперь их и не изменишь. Я стремилась обратно. Все детство и юность жила этой единственной мечтой – это был стимул учиться, взрослеть, а потом вдруг все кончилось не самым лучшим образом. Сначала я лишилась лучшего друга, затем первой любви, а потом мечты рухнули, когда я поняла, что того Питера нет – он плод моего собственного воображения и теткиных рассказов. Есть улицы, каналы, здания. Но чего-то такого, что передавала мне тетка Соня при жизни, нет.

– И ты решила покорить Москву? – Рите очень хочется верить, что Ольга никому еще не рассказывала о себе так откровенно, доверительно. От осознания подобной избранности, щекоток в животе разливается волной нежности.

– Да, – уже веселее подтверждает Кампински. – Я ж вредная, как этот город. Все вопреки, все из принципа. А ставка меньше, чем золотая столица, что это вообще?

====== 25 ======

В белую ночь как-то само собой забываешь о времени. Кажется, что его вовсе нет, часы нагло врут.

Прокатив «гостью» особенно любимыми и уютными на свой собственный взгляд/вкус улицами, Ольга паркует машину у дома с аркой. Поясняет:

– Там проходной всю жизнь был, но сейчас шлагбаумов нацепляли, не проехать.

Выйдя из машины, Рита запрокидывает голову вверх, чтобы окинуть взглядом старинное здание, небо над ним. Оборачивается назад – там, в канале струится белая ночь.