Текст книги "Архитектура для начинающих (СИ)"

Автор книги: White_Light_

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

Похоже, хаос, созданный действиями и словами Риты, приобретает, наконец, простую и понятную Михаилу форму. Никакая она не ведьма, сучка с понтами до небес. – «Она хотела бы жить на Манхеттене, а я просто диджей на радио».

Плюнув себе под ноги, он зашагал к сорокасемиэтажному зданию.

Макет будущего района вернее всего было бы поставить в Филиале. Возможно, так и будет со временем, а пока он красуется в просторном Верином кабинете. Где сама хозяйка сейчас занята разбором деловых бумаг и одновременной телефонной беседой.

Скрестив руки на груди, Талгат гуляет задумчивым взглядом по городу, который ему предстоит построить. По площади «Северо-Запад» практически равен нынешнему Городку. По удобству и уюту, без сомнений, превзойдет его. Разноэтажные дома и офисные здания, улочки, дворы, парки, магистрали – все продумано до мелочей и устроено так идеально, что невольно закрадывается крамольная мысль – «а не посещали ли Кампински при сотворении этого проекта какие-нибудь античные боги или призраки великих зодчих?». Ибо для простого смертного (одного) он слишком сложен, слишком хорошо просчитан и интегрирован в имеющееся пространство.

– Здорово, шайтан-апа, – кивает на Ольгино «любуешься?» – Ты вот мне здесь кое-что объясни… – он перехватывает Кампински, прежде чем Вера успевает закончить телефонный разговор и переключиться на самую долгожданную этим утром сотрудницу. Ольга только успевает кивнуть ей «здравствуй» и с головой (и тайным облегчением) уходит в объяснения на Талгатовы вопросы. Такого масштаба проектов в его работе еще не было, а свою работу он, пожалуй, любит больше всего на свете и халтуры в ней не терпит.

«Собственно, поэтому она его и выбрала», – задумчиво глядя на двоих увлеченных разговором профессионалов, с некоторой грустью отмечает «про себя» Вера. Они не замечают сейчас ни времени, ни людей. В их диалог сейчас можно вступить не меньше, чем с уровня Дедала или Имхотела. Да и то, предварительно проштудировав хотя бы пояснительную записку в семидесяти листах.

Время и жизнь беспощадны.

Не так давно Ольга с той же страстью и азартом разбирала с Верой другие проекты Компании. Допытывалась до мельчайших подробностей, горела ими, воспламеняла собой размеренное спокойствие Вериного бытия. Этакая математически точная и эстетически прекрасная быль, рождающаяся с помощью Ольгиных расчетов и видения на глазах у изумленной Веры из первозданного хаоса области данных, которое даже информационным пространством еще сложно назвать. Она неутомима и ненасытна в своем деле. Так кипят солнца и планеты, формируясь на начальном этапе, зарождении – они не могут в это время взять выходной и на пару столетий/дней остановить эволюцию.

«Это не-воз-мож-но», – иногда любила произносить по слогам Кампински, погружаясь в особенно сложные проекты. А Вера знала, что с последним слогом слова-заклинания Ольга уже найдет несколько вариантов как «сказку сделать былью», и это покоряло ее до слабости, до дрожи в коленках.

«Ничто так не стимулирует рабочий процесс, как желание проигнорировать присутствие некоторых сотрудников», – мысленно иронизирует Ольга.

«И законно уклониться от общения с ними», – так же беззвучно мысленно добавляет Талгат, с сожалением отрываясь от обсуждения с Ольгой на начавшееся совещание с основными будущими партнерами. Он еще не все «достал» из головы Кампински, но многое уже увидел ее глазами и практически пощупал собственной сенсорикой.

Золотарев занял место в первых рядах. Вера в президиуме – с высоты своего положения она, словно карту, видит/просматривает складывающийся альянс будущей рабочей группы и давно уже продумала дальнейшие действия, дабы не случилось, как в басне у Крылова про лебедя, рака и зубастую рыбу. На одном гении архитектуры, к сожалению, далеко не уедешь. В этой ситуации с тайными их личными непонятками нужен не столько гениальный, сколько жизненно опытный управленец.

«Этакий полководец с холодной, как у Суворова, головой. Не имеющий личной заинтересованности в некоторых своих сотрудниках. Не скомпрометированный более чем личными отношениями с ними».

– Доброе утро, коллеги, – Вера обводит взглядом аудиторию, два десятка внимательных глаз. – Сегодня я начну с новости о некоторых перестановках в будущем руководстве нашего нового проекта. С Сергеем Владимировичем, я думаю, знакомы все присутствующие – жестом, словно дирижер, предлагает первому сотруднику подняться, а остальным обратить на него особое внимание. Ничем особо не приметный внешне мужчина средних лет, среднего роста, среднего телосложения. Но деловой костюм ладно сидит на его фигуре. Зачесанные назад волосы зрительно увеличивают высоту лба (наличие интеллекта) и открытость взгляда (готовность к диалогу). Аккуратная бородка идеально сочетается со всем остальным образом. И как бы там кто не критиковал старинную русскую поговорку, а встречают (и будут встречать во веки вечные) все же «по одежке», читай, первому, внешнему виду.

– Более пятнадцати лет опыта управления в строительстве, – доносятся до ничего не понимающей Ольги слова Веры. – Из них почти десять лет в нашей с вами Компании на проектах с повышенной сложностью. Тем самым я хочу сказать, что передаю «Северо-Запад» в надежные и уверенные руки…

«Теперь мне ясно, почему они приостановили свое движение из Центра», – прочитав утреннюю сводку о перестановках, назначениях и прочих новостях внутрикомпанейской жизни, Никита Михайлович всерьез задумался. Такой рокировки он никак не ожидал! С Алешиным еще ни разу не сталкивался, только знал, что тот поднялся на проектах-застройках районов в сложных геологических условиях.

«Хотя, Семенов наверняка меняет руководство проекта больше из-за внутренней геологической сложности. Читай человеческо-личностной».

Вера, Ольга, Талгат с Мишкой и даже сам Семенов погрязли в «санта-барбаре» взаимных сложностей, но сможет ли теперь «человек со стороны» быстро и адекватно въехать в непростую ситуацию, и чем мне лично в моих Филиальских планах это грозит?

Корпоративные игры всегда приносили Никите особенное удовольствие. Раньше они назывались «партийными», но суть и сейчас осталась прежней – быть серым кардиналом, просчитывать чужие ходы и вовремя дергать за невидимые ниточки, заставляя людей делать то, что именно ты считаешь нужным и правильным – «при этом они даже не подозревают, считая мою волю своими собственными, личными решениями».

Сложив пальцы «домиком», он уперся в них губами и затих.

После ночных посиделок с мамой у Джамалы не осталось и малейшего сомнения. Задержки в цикле у нее бывали и раньше, но ощущения, подобные тем, что наполняют ее тело и душу сейчас, впервые.

Мама поила ее чаем, рассказывала приметы и что-то из прошлого, из недоступной Джамалиной памяти жизни. Успокаивала и радовалась так искренне, что все страхи действительно отступили – она не одна, их теперь, как минимум, двое, а вместе с ними весь род, берущий свое начало не меньше, чем из династии Пешдодов.

Но прошлое, это хорошо, а наступившее утро вместе с деловым днем недвусмысленно напомнили о будущем.

В том, что она беременна, и ребенок непременно родится, теперь сомнений нет. Один из самых страшных страхов последних недель Джамалы озвучен, назван и перестал быть страхом. Теперь он стал заботой, за которую она подальше постаралась упрятать печаль.

«Да, мама, я точно знаю, кто его отец, но, боюсь, что он не поверит после того, что узнал обо мне от Золотарева».

«Нет, мам, я не специально. Я хотела замуж за Талгата, думала об этом, но не таким бесчестным способом. Я вообще не планировала сейчас детей».

Малика только снисходительно улыбалась в ответ и качала головой – «глупенькая моя, духтарчон. Детей не планируют – их рожают и любят. Они твое будущее» – наверное, в этих словах вся философия бессмертия/бытия.

– Только жить им, детям, в своем настоящем, – задумавшись, Джамала произносит последнюю мысль вслух. Она одна сейчас. Талгат и Ольга в Москве, Зоинька с Ложкиным ушли на обед, во всем огромном офисном массиве тишина.

«Как будет жить в этом обществе маленький, незаконнорожденный человечек?»

«Как будет принят он этим обществом?»

«Мы ведь не отшельники, мы все очень друг от друга зависимы».

«…а Талгат и вовсе возненавидит меня, если или когда узнает…»

«И как бы я себя не убеждала, что мне неважно его мнение – это неправда! Он очень, очень нужен и важен мне».

Как ни сопротивлялась Диана, а к вечеру Рита с Соней вернулись в Городок.

«Не рассказывай Сонечке, что я уезжаю. Пока она будет с тобой на даче, она и не заметит, в Городке я или нет, – просила Рита мать перед отъездом. – У нас еще буквально два дня и два вечера с ней, а после я не могу сказать точно, когда увидимся. Я это делаю ради себя и ради нее. Просто постарайся понять…»

Диана впервые не нашла, что возразить Рите. Ее решимость прозвучала для Дианы фатальностью и безумием в одном наборе, но одно она поняла, хотя никак и не могла согласиться с этим окончательно – удержать Риту уже невозможно. Невозможно запретить ей, как в детстве, простым строгим «нет!» с объяснением «я взрослый и больше знаю».

Невозможно спрятать в свои ладони чужую расширяющуюся вселенную, аргументируя истерическим – не чужая же она мне!

Но и не твоя.

– Ваши дети – не дети вам, – чувствуя боль и растерянность жены, процитировал Павел за семейным обедом. Диана знала продолжение наизусть, но никогда раньше она не проживала так эту боль, как сейчас.

– Они дочери и сыновья тоски Жизни по самой себе. Они приходят благодаря вам, но не от вас. И хотя они с вами, они не принадлежат вам.

«Вы можете дать им вашу любовь, но не ваши мысли, – сидя с дочкой на заднем сидении автомобиля, ведомого Стефаном, проговаривает в сотый раз мысленно Рита. – Вы можете дать пристанище их телам, но не их душам, ибо их души обитают в доме завтрашнего дня, где вы не можете побывать даже в мечтах».

«Вы можете стараться походить на них, но не стремитесь сделать их похожими на себя. Ибо жизнь не идет вспять и не задерживается на вчерашнем дне, – помахав на прощание и пообещав Соне еще раз «покататься на грузовичке», Стефан едет дальше, унося в своем сердце знакомую, но впервые облеченную для него словами истину: – Вы – луки, из которых ваши дети, как живые стрелы, посланы вперед. Так пусть стрела в вашей руке станет вам радостью».

Ольга делает глоток и отставляет бокал. В угоду Вере сегодня она пьет вино.

Уютный ресторан, столики островками, свечи.

– Не ожидала я такого твоего решения, – произносит, чувствуя, как теплой волной топит ее спокойствие и опьянение.

Вера смотрит на Ольгу поверх граней своего бокала. В ее глазах, цвета холодного моря, отражаются свечи и московские сумерки. Она трагически красива сегодня. Словно встретились они, не договариваясь, не в центре большого города и с разрешения третьих лиц, а случайно, на каком-то неведомом вокзале среди поездов времени, пересечения судеб.

– Так будет лучше,– тихо и уверенно отвечает Вера, – так будет правильно и, главное, не помешает тебе.

После трудного дня, после нескольких месяцев, перевернувших Ольгину жизнь знакомства и событий, ей сейчас кажется все прошедшее сном. Не было Риты и Городка, Золотаревых с этим своим житейским прошлым.

– Прости меня, – искренне произносит она.

Вера накрывает руку Ольги своей ладонью. Молчит.

«Она боится заплакать», – понимает Кампински, берет ее руку и касается кончиков пальцев губами.

– Это прощай? – голос Веры предательски тих, но слова легко читать по губам, если ты прочел их уже в ее глазах…

– Я любила тебя, – шепчет Ольга, – прости за двусмысленность. За откровенность.

– Ты ее любишь? – словно пощечина. Беззвучная, невидимая, но… возможно, заслуженная.

Ольге никогда не понять Вериных чувств, ее жертвенности, мазохизма и черт знает, чего еще.

– Я не знаю – опускает глаза, а за ресницами темная ночь. За ресницами неизвестность.

– Выпьем? – поднимает бокал красивая женщина.

– А помнишь тот случай в примерочной? – Вера смеется до слез.

Ольга лишь смущенно качает головой. Бокал в ее руке наполовину полон крови Юпитера.

– Алька уходит от нас в другую компанию, – между делом официант приносит новую бутылку итальянской классики, показывает дамам этикетку. Ольга пожимает плечами на слова Веры: – Да хоть в декрет, мне без разницы.

Талгат, как оговорено, встречает Кампински у дверей ресторана.

– Спасибо, – она отдает ему ключи от машины. Он делает вид, что Вера, обнимающая Ольгу за талию, абсолютно трезва и адекватна.

На заднем сидении ауди тесно, темно.

– Ты с ним и правда спала? – шепчет Вера, слегка прикусывая Ольгину мочку уха.

Исин везет их в Ольгиной машине по адресу, названному Верой. Не смотрит назад и старается не подслушивать – тут дело и вопрос чести, несовременного/невыгодного качества.

Кампински передергивает плечами:

– Ты же знаешь, я могу быть только сверху, – холодно звучит в ответ ее голос. – А он ни разу не женщина.

Когда Рита решается набрать Ольгин номер, Кампински давно спит в собственной кровати мертвым сном.

Занятый разбором проектной документации на Ольгином компьютере, Талгат тоже не слышит.

Оставленный на вибрации аппарат смущенно умолкает, зажигая слабый ярлычок «пропущено».

Мир накрывает ночь.

Тьма укрывает все наши мысли, мечты и сомнения. Что там чужая душа, когда в собственной разобраться не у всех хватает ума и/или смелости.

Возвращаясь к Семенову, Вера клянется себе забыть Ольгу, мастурбирует в ванной. В следующей жизни она обязательно…. вспомнит этот момент и захочет напиться, но доведет до конца (себя) и устало решит отложить пьянку до следующей жизни.

Решение о смене руководителя проекта наверняка было принято им и поддержано ею.

Никите Михайловичу не спится. Он меряет шагами кабинет – стенные часы тактами земное время.

Они оба попросту «умыли руки» из щекотливой ситуации… тьфу ты, господи! Кому я вру? Он кряхтит и грузно опускается в потертое кожаное кресло.

– Кого и когда в нашей стране останавливали слухи? Кто с кем спал, а кто не успел.

Здесь дело в другом – в новом времени, в новой политике, пусть и замешанной на старых традициях, но уже переползающей на уровень Х. И в этой обновленной расстановке сил им не нужен старый Золотарев – местный феодал с безграничной властью над Филиалом. Необходим послушный и верный адепт-управленец. Тот, кто не будет спорить или продвигать свои проекты. Тупо проводить волю Центра и ревниво следить за точностью ее исполнения.

«Я не смог бы так, и Семенов знает это. Поэтому он сам все курировал, пока я не сдал последний проект Мишке. Миша не боец. Он неплохой инженер, средненький управленец. Он идеально впишется в это их новое корпоративное время».

Он… один раз пытался бунтовать и побыть мужиком. Даже отвоевал себе право жениться на этой пигалице из Москвы, и вот что теперь из этого вышло?

Муж огромной Компании отправляет любовницу жены в ссылку, а она заводит шуры-муры с местной дурочкой. О, времена! О, нравы! Муж местной дурочки, местный идиот ни хера не понимает (или делает вид), но чтобы он и дальше смирно работал на компанию, нужно спрятать концы в воду. Сыграть в испорченный телефон, чтобы при случае неверной трактовки происходящего смахнуть все на несовершенство связи. В итоге местному дураку меняют руководителя-бога на обычного человечка-проводника воли божьей, сами всевышние скрываются за облаками. Любовницу забирают с собой – без нее им скучно, а что до дурочки, так ее дело просить у церкви милостыньку всю ее оставшуюся жизненьку. Она расходник, тряпка, соломенная кукла на сожжение.

Усталый Никита Михайлович покидает свой кабинет, выключает свет, идет в старую спальню к старой жене и признает – я устал, пусть будет как будет. Мишка займет свое прочное место вассала, не самый плохой вариант в текущей реальности, и с его способностями он нормально доживет до старости. Семеновы позаботятся о процветании и нерушимости Компании в целом. Пути Кампински не поддаются логике и анализу, да и кто когда бы прогнозировал шута?

«А я позабочусь о жертве богам. Моральная смерть местной дурочки идеально соединит все пазлы, скрепит их и станет назиданием впрок», – засыпая, Никита Михайлович отметил шум у соседнего сыновнего дома, но списал все на старческую усталость и шум в ушах, время от времени сбивающий его с толку.

– Ты Золотареву рассказал про Риту? – за утренним кофе между обсуждением вчерашних перестановок и сегодняшнего собрания, напрямик решает спросить Ольга, – что она в тот раз с нами ехала.

Талгат отводит взгляд, кивает, а потом возвращает его вновь. Он сам уже запутался в этом болоте Городочных сплетен и не понимает, к чему этот вопрос сейчас.

– Слушай, все, что касается проекта – обсуждаем. Остальное давайте без меня, – твердо определяет свою позицию.

– Договорились, – соглашается Кампински, отметает мысленное «он еще не дозрел» и слегка меняет тактику. – Но когда нужны будут ответы, последним, кого бы я стала слушать, был бы Мишка, а первой та, кого они непосредственно касаются… – «ибо ждать, пока он дозреет – состариться можно!»

– Тебе-то какое дело или ты тоже лицо заинтересованное? – волком огрызается Исин. Словно ему, и правда, на хвост наступили. Ревность и гордость самые болючие раны.

– Я с ней не спала, если это ты имеешь ввиду, – отвечает Ольга, решая этот вопрос прояснить первым, дабы избежать после каких-либо лишних подозрений. – Больше ничего не скажу, будет выглядеть оправданием, а перед тобой ей точно оправдываться не в чем, она этому козлу незаслуженно верность хранила пять лет. И если бы они не разошлись до вашего знакомства, она на тебя даже не посмотрела бы. Дальше сам думай, не маленький.

Талгат изначально ехал в Городок как «Избранный» – этакая профессиональная награда за многолетний кропотливый труд, где позади дикое время студенчества и голодные подработки во всех без разбору строительных организациях. Отказы в крупных компаниях, шабашки разнорабочим, просто чтобы хватило денег на съем комнаты в столице. Позади нечестные заказчики и фирмы однодневки. Огромный конкурс и первый настоящий объект. Талгат честно оттопал свой путь к должности ведущего инженера. По дороге успел жениться на божественно красивой женщине – москвичке, спортсменке и развестись с ней по причине некрасивого, банального блядства последней.

Тридцатипятилетний холостяк с идущей в гору карьерой, собственно/ипотечной квартирой и мамой, делающей дырку в голове даже из далекой Уфы – «когда ты мне уже невестку привезешь? Вот твой младший брат и то…»

Жениться Талгат в ближайшее время не собирался. Его встречал амбициознейший проект Компании и симпатичная секретарша, с которой теоретически можно неплохо провести время.

Практика оказалась значительно приятнее всякой теории. Талгат и сам не успел заметить, как с головой втянулся в бурный роман. С Джамалой было интересно, страстно и сытно, спокойно, когда хотелось спокойствия, весело, когда душа требовала праздника. На нее заглядывались все подряд, начиная с Ложкина, но она сумела сохранить дистанцию и дружеские отношения, а еще очень помогала в работе, оказавшись не просто секретаршей, а толковым помощником и гидом в Городочно-Филиальной действительности.

Он и сам теперь чувствует себя дебилом из-за того, что повелся на Золотаревскую «правду». Написал ей гадостей вместо того, чтобы приехать и хотя бы поговорить.

«Нам ведь не пятнадцать и понятно, что у каждого уже было свое прошлое», – задним умом мы все сильны, а ты попробуй быть умным и рассудительным сразу, когда ярость с ревностью застилают глаза. А все почему?

«Да потому, что она не чужая мне больше! – сам себе кричал Талгат в идеально размеренной собственными правилами жизни, внутренней комнате души. – В сердце она уже, как бы старомодно это ни звучало! Поселилась там и живет. Черт побери! Да, люблю я ее! Но и нарушить правила – себе изменить… не могу!»

– …Видела? Ее? – после долгого молчания спрашивает Ольгу уже в машине на пути в офис. По сути, прошли всего сутки, чуть больше.

Талгат не писал и не звонил. Джамала молчала тоже. Несколько отвратительных фраз Талгата так и висят между ними. Жаль, что из человеческой памяти их невозможно так же легко удалить, как из электронной смартфонной.

Кампински согласно кивает.

– Да, вчера вечером. Плачет.

Пьяный Ложкин пожимал плечами и рассуждал, глядя в стакан.

– Золотарев всем расписывает, какая она в этом деле жрица, даже завидно. – Он, причмокивая, пил свое пиво, утирая губы тыльной стороной ладони, и поднимал на Исина мутный взгляд. – Ты счастливчик, тебя она первым выбрала. Только чего взъерепенился? Ты же не жениться на ней собирался? Да?..

– Давно дружите? – в Талгатовом голосе Ольга слышит тщательно скрываемую настороженность. Мысленно хмыкает «ревность и сплетни созданы друг для друга!»

– Еще со школы, с первого класса, – в своем ответе старается скрыть снисходительность и буквально прикусывает язык от следующего вопроса.

– А при чем здесь Рита?

Собираясь с мыслями, Ольга сетует на «невозможный утренний московский трафик».

– Она – та самая обсуждаемая девушка Филиала, которая бросает нашего Золотарева, – как может осторожно формулирует свой ответ.

По мере понимания лицо Талгата вытягивается в удивлении.

– Которая с нами тогда?

Ольга кивком подтверждает правильность:

– Тоже да. Теперь понимаешь, почему Мишка так взбесился? Они всем семейством хотят ее задавить, а мы, вроде, помогли ей.

– Не, не очень, – «думает» вслух Талгат, – но… очень может быть.

Ольга не мешает ему, мысленно гоняя собственные сомнения – сказать ли всю правду? И какими личными неприятностями еще это может грозить?

– Собрание переносится в Городок, – Талгат читает вслух поступившее на «загрузившийся» смартфон сообщение.

– Да ну?! – Ольга вспоминает, что не смотрела сегодня ни почту, ни сводки и вообще не знает, где ее «гаджет».

– Ну да, – Талгат перенабирает «секретариат».

Комментарий к 27 Санджовезе – с латыни Sanguis Jovis кровь Юпитера. Один из самых распространенных сортов винограда в Италии.

====== 28 ======

Когда после вчерашнего собрания зал опустел, Вера с Ольгой скрылись в одном направлении, Талгат в другом, а все прочие в третьем, Миша остался для личного знакомства с новоназначенным куратором. Алешин поддержал предложение «по кофе». В результате Золотарев одним из первых узнал об изменении в графике совещаний и встреч.

– Много чего узнал, – на завтрак он пришел к родителям, где своим внезапным появлением едва не довел отца до инфаркта.

– Ты?! Ты же в Москве должен быть сейчас? – подавился своим кофе Никита Михайлович. Нина Андреевна строго сузила глаза.

– Я вчера ночью вернулся, – свежий, выспавшийся, выбритый и как никогда готовый к профессиональным свершениям, Миша садится к столу. – Мам, можно мне тоже кофе?

– Алешин сегодня прибудет, – намазывая масло на хлеб, делится сын. – Наверное, по времени, вместе с Кампински, если не раньше. Нужно подготовить ему встречу. Я обо всем позабочусь и кое-какие распоряжения уже дал.

Его слова прямо эликсиром молодости и бессмертия проливаются на душу пожилого отца.

– Исин, похоже, не в курсе. Все придется самому, но я справлюсь.

– Кто у нас в кадрах сейчас? – Миша искоса поглядывает на Никиту Михайловича. – Нужно уволить Таджичку.

Нина Андреевна, присутствующая все это время здесь же бессловесным свидетелем, переводит на мужа взгляд, буквальной кричащий от удивления.

Последний хмыкает, крякает, мысленно взвешивая ход сына на «за» и «против».

– И я отдал юристу на проверку наш, ее ипотечный договор. – Михаил добивает родителей внезапно проснувшимся «здравым смыслом». – Сдается мне, там здорово переплачено. Хочу разобраться.

Перед работой решает еще один вопрос. Покупает букет цветов, коробку сладостей, подъезжает к старинному дому в историческом центре.

«Диана сказала, что Рита сейчас в Городке», – он стучит в дверь.

– Рит, это я, – как может мягче отвечает на настороженное «кто?» из-за двери. – Я ничего, ты не подумай. Я просто Сонечке сладкого… давно не видел ее.

Он стоит, покорно свесив голову перед закрытой дверью под прицелом «глазка».

Она изучает его и решает «поверить ли?»

Наверняка и соседка по площадке участвует в этом спектакле.

– Если что… я просто оставлю все здесь… – Миша знает, что его слышат. Он делает вид, что собирается положить цветы и коробку на входной коврик. Ответом щелчок замка. Рита настороженно смотрит на законного еще мужа через узкое, приоткрытое пространство.

– Привет, – словно от неожиданности слегка отстраняется он, выдвигает вперед дары, – я, это, вот…

Он выглядит безопасным, мирным, дурашливым.

Рита не верит во внезапно проснувшуюся в Мишке человечность, но взгляду ее его действия сообщают обратное.

– Если разрешишь, я бы с Соней сегодня погулял где-нибудь, – он не делает попыток войти или даже приблизиться, мнется, как школьник перед завучем.

– Разрешу? – удивляется Рита. – С каких пор тебе нужно мое разрешение?

«Она изменилась, – мысленно отмечает Золотарев, скрывая выводы под растерянной улыбкой виноватого мужа. – Она холоднее обычного и сильнее, и еще… так похожа на этих вчерашних сучек из центрального офиса».

– Не начинай, – смиренно просит Михаил – я действительно что-то понял. Я… был неправ, – ему вдруг вспоминается встреча с Джамалой перед выпускным вечером. Она тоже тогда была не его. Тоже красива и бестолкова, как бабочка. Но об этом нельзя сейчас думать, иначе сорвется все, и весь спектакль пропадет зря.

– Ну, хорошо, – соглашается Рита, – во сколько ты заедешь за ней? Я спрошу ее.

– Давай в шесть, – торопливо соглашается Золотарев будто только этого ждал/готовился. – Скажи, что пойдем в парк, на ее любимую качелю.

Рита хмыкает:

– Миш, ее снесли уже год назад. Там теперь комната страха.

Он растерянно/беспомощно хлопает глазами на Риту:

– Да? И? Как мне быть? …

– Тут у вас движуха почище, чем в столице! – за обедом басит Серый. Катя специально прибежала на час из студии, чтобы покормить его и узнать – «как с работой?», заодно выдернуть сына из-за компьютера, умыть и усадить за стол.

– Что ты имеешь в виду? – подливая супа «своим мужикам», она ест на ходу, следит, хватает ли всем хлеба, горчицы, мяса.

– Стройка! Не хочу больше, – Серый отодвигает свою тарелку, взамен получает кружку.– Там, на болотах.

Катька согласно кивает – да, об этом только и говорят все последние месяцы. Моя бывшая одноклассница что-то там нарисовала.

– Фигассе, что-то! – хмыкает мужик – Да там второй Городок будет! В общем, с понедельника выхожу пока разнорабочим, а там, может, на бульдозер посадят.

Федя восхищенно присвистывает, получает от матери подзатыльник и недовольно утыкается в недоеденный суп.

– Я и тебя с собой возьму, – полушепотом, заговорщически обещает сыну отец, – на бульдозере покататься.

– И что обещают? – Катя делает вид, что не замечает эти их «разговорчики в строю».

– Сделку, как и везде, – пожимает могучими плечами Сергей, оглядывается на буфет. – Для Городка нормально. Если так все пойдет, то куплю тебе к зиме новую шубу, а сейчас пока этих подай, чебуреков своих.

Ольга с Талгатом приехали после полудня.

На подступах к Городку отметили строящийся вагончиковый поселок и Мишку в костюме и зачем-то каске, скачущего со свитой по целине.

Алешина нашли уже в офисе, где у Ложкина буквально пухла голова от новостей, которыми он непременно собирался поделиться с «пропавшими в московиях» коллегами.

Слушая в половину уха, Ольга одновременно просматривала новости на внутреннем «портале» и мониторила «сводку событий».

Талгат «висел» рядом, а Ложкин не замолкал ни на секунду, пока в кабинете не появилась Зоинька в паре с незнакомой молодой женщиной.

– Это Маша, – пояснила она на прямой Ольгин вопрос. В повисшей паузе добавила:

– Она у нас пока временно, вместо Джамалы. Но если сработаетесь, то останется насовсем.

– Ээээээ…. – Ложкин растерянно, словно ища поддержки, оглядывается на Талгата. – Что это?

Талгат, словно только что проснулся, хлопает ресницами.

– А где Джамала? – так мягко, что даже страшно от этой мягкости, спрашивает Ольга.

Бедная Зоинька, словно кролик перед удавом, сначала замирает, а потом едва качает головой, всем своим видом показывая полную неосведомленность.

– Я не знаю. Честное слово.

«Ну, вот и все», – она, впервые за последние пять лет, не спеша и свободно идет по улице прямо в разгар рабочего дня и чувствует страшную/странную потерянность. Пять лет без выходных (их обычно занимал Золотарев), отпусков, больничных.

«Я как будто в тюрьме отсидела эти пять лет», – подмышкой Джамала держит папку с личными документами. Приказ о ее увольнении одним днем был получен сегодня утром. Зоинька даже не успела еще к тому времени заступить на рабочее место. Мария Федоровна из отдела кадров презрительно фыркала, показывая, где подписывать – «остатки зарплаты и расчет по отпускным придут к тебе на карту в течение трех дней» – сообщила противным голосом и, полная своего достоинства, отвернулась от «нештатной» более единицы.

Так Компания распрощалась с маленьким своим винтиком.

«Не работница, не любовница и не жена, – я свободна?»

По дороге она заходит в «Маленький супермаркет», покупает пакет чернослива в шоколаде, к нему соленой брынзы.

«Мама говорила, что, когда ходила мной, постоянно хотела варенья из розовых лепестков, и отец приносил ей его в огромных количествах, – проходя вдоль прилавка, Джамала равнодушно скользит взглядом по пузатым баночкам. – Странно, ибо я сама его просто терпеть не могу!»

Мысли путаются, как спагетти – потянешь одну, за ней остальные пучком. Оплатив покупки, Джамала выходит на улицу, переходит дорогу и сворачивает в сквер, ведущий к «шукшинским».

«Интересно, а жив ли еще мой русский отец? Хотел ли он когда-нибудь позже меня видеть? – она и сама не замечает, как щиплет по кусочку соленый сыр, заедая его черносливом. – Если я сама не знаю, хотелось ли бы мне отыскать, увидеть его? О чем тогда говорить?» – через аллею, навстречу Джамале решительно спешит человек в светлом. В пляске светотени она не видит его лица, но весь образ кажется очень знакомым.

В отделе кадров Талгату подтвердили – да, действительно, сегодня и по собственному желанию.

Если учесть, что это было еще утром, а сейчас дело уже близится к концу рабочего дня, то, надо полагать, Джамалы из офиса давным давно след простыл. Телефон ее отключен.

– Я отойду ненадолго, – на ходу звонит Талгат Кампински, – дело есть одно. Без меня разберетесь?

– Без проблем, – отвечает уверенный голос в трубке, – если что, держи нас в курсе.

Он сбрасывает звонок. Торопится так, словно опаздывает на самолет, и следующий рейс будет только лет через десять.