Текст книги "Архитектура для начинающих (СИ)"

Автор книги: White_Light_

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)

– Знаешь, кого я сегодня встретила? – как ни в чем не бывало продолжает тем временем Катя. – Помнишь Кампински? Вы еще дружили втроем.

– Конечно! – волшебная фамилия, как и предполагалось Катей, моментально привлекает все Джамалкино внимания. В карих глазах ее немедленно вспыхивает легкое превосходство. – Мы и сейчас дружим. Я знаю, что она здесь.

Мысленно Катя ликует. – «Ты никогда не отличалась большим умом!», а вслух:

– Но, она ж ненавидит Городок?

Джамала красиво-снисходительно пожимает плечами:

– У нее новый проект. Не могу рассказать тебе всего. – А ее “извини” звучит вовсе издевательски за напускной невинность.

– Я понимаю, – умело подыгрывает Катя.

– Но это будет очень большой проект, – утверждает мини-победу Джамала.

– Вы снова все вместе? – Катя переворачивает страницу текущего разговора.

– С Золотаревым? – переспрашивает Джамала. – Ну да, они же коллеги.

– Я пыталась спросить у Риты...

Джамала презрительно кривит красивые губы.

– Нашла у кого! Что она может знать?

«Что, не нравится? Ишь, зашипела!»

– Ну, они все-таки зарегистрированы, – картинно сомневается Катерина.

– И всего на этом! – хмыкает Джамала.

Катя продолжает:

– Я думала, вы поженитесь.

– Я тоже, – красиво, ностальгически вздыхает первая сто раз отрепетированным ответом на это неудобное житейское замечание. – Но мои родители не разрешили. Ты же знаешь, как у нас строго. А теперь семью я разбивать не буду. Кстати, как твой бывший? Вы видитесь?

– Нет! – резко отвечает Катя, затем спохватывается и дополняет. – Он уехал в Москву на заработки и с концом. Феденьке алименты только высылает. Так, значит, Ритка не знает ничего?

– О чем?

– О компании, о проектах.

– Да откуда? – Джамала щурится на приближающуюся маршрутку. – Она квочка, дома только сидеть с ребенком. И проект это не Мишкин, а Олькин.

– А Ольку она не знает?

Отвечая «нет», Джамала спешит к маршрутке, с твердым намерением эту не упустить, да и разговор с любопытной Катей скорее нудный, чем интересный.

– Пока, Кать! Рада была видеть тебя! – роняет на ходу.

– Пока, – сладчайше улыбается Джамале вслед Катерина. «А я-то как рада!»

Прижав Риту к стене, Ольга повторяет ладонями контуры ее тела, заодно освобождая от одежды, слушая, как учащается дыхание, и растягивая время, помноженное на тягучесть удовольствия. Не остановиться.

Впадая в странную/сладкую зависимость от ежедневных встреч, Рита удивляется, не узнает и боится сама себя. Своей вскипающей в крови энергии, которая грозит немалыми разрушениями, едва «выпусти ее из-под контроля», – шепчет Ольга. Голос сводит с ума.

«Я никогда не думала, что он так материален, твой голос», – невидимый, невесомый, он обволакивает тело волнами, радиацией проникает внутрь, создавая помехи истинного восприятия данной реальности.

Как пелось в привязчивой старой песне – «танцы вдвоем, странные танцы» в квартире с минимумом мебели и полным уже отсутствием одежды. Если бы эти стены могли говорить, они сплетничали бы день и ночь о вольностях, которые изо дня в день позволяют себе две красивые женщины. Наверняка, чересчур ранняя весна в Городке в тот год обусловлена зашкаливающим все уровни градусом страсти этих встреч.

Сошел с ума снег, оголяя изгибы городских улиц. Следом за ним массажными щетками (вениками, граблями) пробежали субботники. В букет, разошедшихся не на шутку, первоцветов, апрель добавил капли терпкой горечи прошлогодней листвы, истлевшей на кострах, а потом возомнил себя визажистом от кутюр и принялся диктовать новый стиль одежды для непостоянства погоды. Грозы чередовались с непривычным для весны знойным солнцем, то вдруг с неба безо всякого предупреждения лились потоки дождя, словно в компьютерном шоу, ярко подсвеченные небесным прожектором, а то и вовсе невесомые, как пух, летели хлопья снега.

– Это вам не Рио-де-Жанейро! – хохотала Ольга, обнимая продрогшую Риту. Та закрывала глаза, прижимаясь виском к любимым губам, и понимала, что пропадает.

Что Ольга – тот самый «специалист из Центра», про которую второй месяц подряд твердят и спорят оба Золотарева, Рита догадалась уже давно. Не каждый же день новые архитекторы наезжают в Городок, чтобы построить здесь свою авторскую Венецию.

Догадалась и испугалась так, что временами дышать становилось трудно. Невидимая железная лапа сжимала сердце, раня острыми гранями, а разум понимал – «Ольга откажется от меня в тот же час, если узнает!» – что скажет муж и родня, Рите было, на удивление, безразлично.

«Без них я буду только счастливее, а без нее я умру», – шумит/вскипает кровь в висках каждый раз, когда особенно нежно Ольга ласкает ее, когда целует, когда просто молчит или говорит что-то, работает за компьютером или разъясняет Рите автокадовы сложности.

Скандалищем пугает здравый смыл, ежедневно провожая до заветной квартиры, а нечто шальное и безрассудное отвечает ему:

«Ну и пусть! Пусть убьют меня после. Распнут, четвертуют или сожгут на костре, все не важно! Ибо прежде я поживу хоть немного!»

«А много ли для счастья надо той, которая даже искать его давно перестала?»

– Ее, – полуденным воришкой выскальзывая из студии, едва уловимо шепчет себе Рита. – Не «его», – спешит знакомой аллеей, затем в переулок и короткой «народной» тропой до трех высоток имени не менее народного классика.

«И что это за счастье такое? – украдкой, безумно, бездумно, вне закона» – громоздятся подъездные ступени пролетами в три этажа.

У Ольгиной двери Рита останавливается всего на минуту успокоить дыхание, но не сердце – оно бьется быстрее и лишь на мгновение замирает. Словно выстрел – сухой щелчок дверного замка.

– Самое настоящее, – выдыхает счастливая, делая шаг вперед.

Еще в самом начале Ольга настояла, а Рита согласилась не задавать друг другу неудобных вопросов. Отключить на время социальные определения. Просто быть/жить здесь и сейчас такими, как встретились – почти незнакомками, без груза «прошлых жизней», внешних долгов. Этакими «чистыми листьями».

– Так легче нам обеим будет, поверь, – убеждала Кампински, как только она умела убеждать Риту. – Ну, пожалуйста, давай не будем насиловать мою психику и память посторонней информацией. А? Там и так сейчас первозданный хаос вселенной, из которого мне еще вчера нужно было слепить новый мир. И есть определенная прелесть игры в слепую. Интрига. Так мы более близки друг другу. Поверь...

В ее словах был смысл и была отсроченная казнь, перед которой страшно хотелось надышаться жизнью. Разрываясь в душе на беса и ангела, Рита непременно соглашалась с Ольгой, но при этом чувствовала себя распоследней лгуньей, ибо врала всем без исключений – Ольге, Мишке, маме и даже самой себе. Клеймила себя предательницей за то, что скрывала от Ольги свою еще более ненавистную теперь фамилию и буквально чувствовала этот песок в невидимых часах судьбы – рано или поздно расплата придет.

«Но верни время к первой нашей встрече, ни от одной доли секунды, проведенной с Ольгой, не отказалась бы и не откажусь никогда!»

Кампински, в свою очередь, такими терзаниями не страдала. Она всецело и с головой погрузилась в творческо-математический процесс под кодовым названием «Северо-Запад». Ее удивляло то, что никогда еще не было так легко и волнительно работать над проектом.

Раньше секс просто помогал ей чувствовать себя в тонусе (или расслабиться), сейчас же отношения с Ритой буквально окрыляли. Ольга чувствовала себя всесильной, всеумной, всевнимательной и много других, прочих положительных эпитетов в исключительно превосходной степени.

Несмотря на масштабность предстоящего предприятия, она видела его в самых мельчайших черточках, точках, координатах. Как объяснить эту 3D карту в голове с нано-подробностями каждой пылинки на будущих улицах Городка? Откуда столько сил и энергии? Почему, работая сутками, отдаваясь любви взахлеб, оставляя на сон себе всего по несколько часов, она не выглядела как призрак, напротив, сохраняла невероятно кристальную чистоту/ясность в мыслях, расчетах, сознании?

Да очень просто! Необходима Муза и чувство влюбленности! Только обязательно без якорей быта, вопросов про завтра и про вчера с беззаветно влюбленным взглядом.

Рита приходит каждый день поздним утром. Приносит с собой свежесть и ритм нового дня. Варит кофе или заваривает чай. Обнимает за плечи сидящую за компом Ольгу, бросает глубокомысленно-улыбчивый взгляд на столбцы расчетов, чертежи.

«Где-то здесь будущий дом, в нем непременно есть уютная и свободная квартира, в ней непременно есть двое, а между ними есть химия. Они любят друг друга, парят в своей вселенной и, конечно, не знают, что мы уже видим, видели их задолго до их странной встречи».

Эти обрывки выдуманных чужих реалий забавят Ольгу, делают ее проект объемным, живым. «Одухотворенным?»

– Я чувствую себя Богом, – сказала она однажды, когда вдвоем с Ритой, уставшие, они лежали между одеял.

– А я соглядатаем, – тихо рассмеялась другая. – Я вижу тебя, и вокруг появляется мир. Этот твой Город. По его улицам ходят люди, и ездят машины, не замечая нас, немудрено, ведь мы – это он и есть. Мы в каждом доме, кирпичике, листике, и мы их видим и чувствуем.

«Бог-соглядатай», – не зная, как реагировать на такое кощунство и детскую непосредственность, Ольга притягивает ее к себе. Рита ластится шелковой кожей. Пропадая в нежности, она не знает границ.

Их встречи ограничиваются только временем. Но продолжаются после в невидимом душевном пространстве. Ибо все в Ольгином доме шепчет о Рите, хранит тепло ее прикосновений. Она здесь даже тогда, когда где-то не здесь. И защищать этот новорожденный мир приходится Ольге даже от самой Риты. Все имеет свою оборотную сторону.

– Может быть, подружимся в соцсетях? – изучая материалы по квартирному дизайну, скачанные Ольгой для нее из корпоративных архивов, Рита, походя, замечает значки фейсбука и прочих. Оглядывается на Ольгу, застывшую в раздумье над чертежом, и сама тут же пугается собственной глупости – «Там она моментально узнает все обо мне!»

– Не хочу, – холодно отвечает Кампински спустя пару минут. – Появится масса неудобных вопросов с обеих сторон. Черт! – она дезертирует в кухню, сидит там на подоконнике с чашкой остывшего Ритиного чая.

– Ты очень, безумно нравишься мне такая, как сейчас, – шепчет Рите, когда та появляется в ее свитере, надетом на голое тело, тепло обнимает и прижимается щекой к ее плечу. – Давай оставим эту иллюзию, где я твоя, а ты моя. Я не хочу знать больше. Не сейчас по крайней мере. Там мы другие, чужие.

– Давай, – с облегчением соглашается первая.

Но женщина в Рите слишком женщина.

– А я хотела бы знать о тебе все, – спустя пару дней вновь мечтательно мурлычет Рита, когда обе абсолютно нагие млеют в теплой ванне в облаках пены.

– Например? – расслабленно сдается Ольга.

– Ну…. Например, почему ты не любишь гречку? – задает первый вопрос Рита.

После невольной МХАТовской паузы Ольга все же отвечает:

– Алька почти два года меня ей кормила. Вечные диеты для идеальной фигуры.

Смяв пену в ладонях, Рита поднимает глаза:

– Знаешь, что?

– Неа, – отвечает другая, пряча издевательскую полуулыбку а-ля “яжеговорила”. – И знать не хочу.

– Я завтра не смогу прийти, – Рита с сожалением оглядывается от дверей, она всегда против, чтобы Ольга ее провожала.

– Почему? – последняя снимает с вешалки Ритин плащ.

– Юбилей у свекра… – случайно вырвавшееся слово внезапно взрывает квартиру оглушительной тишиной. Поздно кусать губы.

Ольга удивленно вскидывает брови:

– Ты замужем, – произносит вслух, словно без этого не может поверить. – Ты замужем? – хватает за плечи и сверлит взглядом насквозь. Если бы возмущение убивало, то в квартире были бы трупы (не меньше двух).

– Ты обманула меня! – в бешенстве Ольга отталкивает Риту, возвращается. – Почему ты не носишь кольцо?! Смотри на меня! Почему?! – впервые страшно кричит Ольга.

Рита, напротив, становится самим спокойствием, но не может ничего ответить, кроме:

– Это неудобный вопрос.

Она смотрела на Ольгу, готовая умереть прямо сейчас и здесь и вопреки всему выбирая жизнь:

– Прости… Прости, пожалуйста! Я не права, наверное, но мы же договорились не спрашивать…

«Не бросай меня!» – молчала Рита изо всех сил. Плакала. Целовала руки. Ольга кричала в бешенстве:

– Ты обманула меня, понимаешь? Просто не сказала всей правды, просто промолчала. Что еще ты скрываешь? – в каком-то странном отчаянии она смотрела Рите в глаза, словно видела в них не только Риту, а кого-то еще из своего прошлого.

– Ничего, – сквозь слезы так и не ответила самого страшного. – Больше нигде не состояла, не привлекалась, не замечена…

Несмотря на свой старый железный принцип – не спать с замужними, Ольга в итоге сдалась.

Призналась сама себе, что действительно не хочет отпускать эту женщину. Не сможет без нее закончить свой проект.

«Она не сказала мне с самого начала про какого-то там дурацкого мужа, но сама-то знала, на что шла, – сама себе оправдывалась Ольга. – И раз уже все случилось/случается второй месяц подряд, то теперь-то не все ли равно?

Их отношения не прекратились. Стали в чем-то острее даже. Словно теперь воровали каждую встречу у кого-то невидимого и безжалостного. Каждый миг, как последний, с пунктирами расставаний до завтра, до следующего мига.

И не знали, что зоркий глаз местного фатума уже выследил траектории встреч.

– Мне нужен Золотарев, – мрачно произносит Катя. Джамала вызвала ее в сквер по срочному, неотложному, наиважнейшему делу. Не замечая шпионок, укрытых кустами цветущей сирени, Рита садится в подъехавшую машину. Ее лицо светится счастьем, нежностью, предвкушением. Она улыбается той, что за рулем, и каждый волосок ее, блестя на солнце, дышит влюбленностью.

– Вот так, – веско заключает Джамала, когда машина пропадает за поворотом. – Тебе нужен Золотарев? Мне нужна твоя помощь.

– Как… она… они…. – верещит бывшая отличница, изо всех сил стараясь не выдать Джамале, что сама пыталась шпионить за Ритой последние два месяца.

– Я скажу тебе, что и когда нужно делать, – Джамалу вовсе не волнуют Катины попытки «сохранить лицо». Этика в интригах – это полная чушь.

– Если он узнает…. – с плохо скрываемой радостью пытается сердобольно ахнуть Катя.

– Он узнает, но позже, и именно так, как нам это будет удобно, – Джамала говорит серьезно и бесстрастно. «Нам» звучит здесь не зря. Оно создает эффект вовлеченности и сопричастности.

– Ты что-то задумала? – подозрениям Кати нет границ, в интригах ей до Джамалы, как до Джомолунгмы. – Ты ведь спишь с ним, об этом все знают!

– Я знаю об их с Риткой отношениях все и смогу подсказать, что делать, чтобы он женился на тебе, когда разведется с ней, – пропуская мимо ушей подозрения Кати, Джамала продолжает вести свою линию. – И если он тебе действительно нужен со всеми своими машинами и домами, то слушай меня.

– А если я сама ему расскажу и покажу, чем занимается его благоверная? – пытается парировать Катя.

– Он тебя возненавидит, как мерзкую сплетницу, и придет ко мне плакать в ложбинку. – Джамала устало закатывает глаза и вздыхает: – Не будь дурой. Я знаю, что делать надо.

– Скоро два месяца, как мы с тобой, – неопределенно произносит Рита. Сегодня она более задумчива, чем обычно. Вернее, все последнее время она становится задумчивее и грустнее, хотя по-прежнему делает вид, что все окей.

– Устроим по этому поводу пикник? – Ольга выводит машину за город. Она, в свою очередь, упорно не хочет замечать эту Ритину «хандру» – явное и прямое следствие причин из категории «неудобных вопросов».

Предательский голос внутри шепчет о том, что рано или поздно это должно было случиться. – «У тебя ведь был пунктик – не встречаться с замужними. И привычное “она сама виновата”». Но, помимо него, иное, подозрительное чувство поднимается волной беспокойства. Это как слышать в тихую ночь невидимый, оттого непонятый, очень далекий гул, может быть, море, или поезд, или вообще показалось. Ольга и не слышит.

За городом дышится немного легче и свободнее. Рита включает музыку. Ей понравилась Ольгина подборка перепетых в акустику хитов из всевозможных иных стилей и направлений. Они не только стали звучать мягче, но и, по мнению Риты, приобрели несколько иной смысл (выражение), как, к примеру, нирвановская «Rape me».

«Все меняется в зависимости от того, под каким углом на это все посмотреть. Этакая картинка 3D, калейдоскоп с кристалликами наших душ в постоянно меняющейся картинке судеб».

Два месяца назад здесь лежала заснеженная целина, в будущем поднимутся эко-микрорайоны и парки, а сейчас простираются, цветущие разнотравьем, луга.

«Два месяца назад я сама была совсем другой Ритой и стану еще более другой спустя следующие два месяца». А сейчас…

– … есть здесь одно место, – Ольга сворачивает на проселочную дорогу, оказывается, последние пять минут она о чем-то горячо повествовала. – Не знаю, вернее, осталось ли оно. В детстве мы сюда часто на велосипедах гоняли.

Рита согласно кивает, растерянно смотрит в окно на зеленое буйство. Ее внутренний мир все еще “терра инкогнита”. И если Ольга приобрела от сложившегося союза душевность, то Рита – чувственность. До встречи с Ольгой она жила в невесомости, как бестелесный, безгрешный дух, удерживаемый в человеческом мире лишь гравитацией обязанностей и моральных долгов. Так человек, парящий в вакууме, может отличить горячее от холодного, но вряд ли опишет все оттенки морского бриза, в котором свежесть ветра переплетается с солоноватыми нотами прибоя.

Еще совсем недавно, два месяца назад, сидя на вводном занятии по автокаду и думая вовсе не о нем, Рита признавала, что уже не в силах справиться со своей “хрустальной бездной”, погружаясь в нее все глубже и глубже. Все толще становились стеклянные стены собственноручно выстроенной тюрьмы из долгов и ограничений. Все меньше воздуха оставалось в ее глухом периметре.

«Я не смогла бы выйти за грань сама – слишком долго всматривалась в бездну, и она, уже не мигая, принялась всматриваться в меня, заражая обычное спокойствие равнодушием, апатией, безразличием ко всему. Словно я не жила, а смотрела бесконечное и скучное кино, и вдруг через экран, рампу, рамки Ольга шагнула навстречу, взглянула не в глаза, а прямо в душу, и невидимые стены виртуальной тюрьмы пошли первыми трещинами.

А когда она взяла меня за руку, обрушение вовсе стало неизбежностью, о чем совершенно сейчас, да и никогда, не пожалею.

С Ольгой я стала цельной, чувства души и ощущения тела, наконец, соединились в единую сеть причинно-следственной связи. Мир наполнился гармонией и вместе с ней стал непривычно обнаженным, острым в своих противоречиях».

Машина выезжает на относительно свободную поляну, останавливается перед естественной запрудой с тихим овальным озером, обрамленным задумчивыми ивами.

– Летом мы здесь купались. На том берегу кувшинок тьма. На этом – гравий. Я его тоже рассчитала, – выйдя из машины, девушки оглядываются вокруг. Тишина разливается по зеленым лугам, перелескам и водно-зеркальной глади.

– Что рассчитала? – ежится Рита. Все чаще в последнее время ей становится зябко без видимых на то причин. Ольга сзади обнимает ее за плечи. – Озеро. Оно останется. По моему проекту здесь будет парк. Так что назначаю тебе встречу у него…

Не дослушивая, Рита кусает губы.

– Мы больше не встретимся? – не удерживаются слова.

Оля удивленно поднимает брови, но для того, чтобы посмотреть на Риту, ей нужно отпустить ее, а так не хочется!

– Не говори глупостей. Или?.. – намек на движение. Рита удерживает Ольгины руки, не давая отстраниться.

– Не обращай внимания, дурная шутка, – обесценивает/стирает из памяти, укрывается тишиной.

В глади озера отражается небо, по нему плывут облака. Чьи они? Неба или озера?

«Я просто твое отражение, без тебя пропаду…» – невысказанным теснится самый настоящий крик души.

– Ты поедешь со мной в Питер? – Ольгин вопрос звучит неожиданно. Рита замирает, словно в этот момент она зависла над бесконечной пропастью.

– Дед все-таки добился своего, – не замечая ни пропасти, ни затаившегося дыхания, продолжает Ольга. – Маман съезжает к мужу и собирается торжественно передать мне ключи от старой квартиры.

– Я ненавижу семейные дрязги, – продолжает она после паузы. – В квартирные наследные права я могла вступить еще в шестнадцать, но кое-кто просто физически был с этим не согласен…

– У твоей мамы есть еще дети? – Рита спрашивает первое, пришедшее в голову, чтобы заглушить ехидное разочарование внутреннего голоса. – «Все оказалось банально и просто. А ты думала, она зовет тебя жить с собой?»

– Да, сын, Денчик, – отвечает Оля.

«А ты бы пошла за ней, если бы она позвала? – продолжает внутренний, заглушая внешние диалоги. – Что бы ты тогда ей ответила?»

– Зай? – Ольга чуть прикусывает мочку ее ушка. Рита хмыкает и шевелится.

– Когда?

– Послезавтра, – отвечает первая. – На один день всего. Мы больше времени в пути проведем. А там заберем ключи, посмотрим на хоромы и назад. Я пока не знаю, что буду с ней делать.

Рассуждая, они двинулись к воде, холодной и прозрачной, омывающей серый гравий береговой насыпи.

– Мне, в общем-то, нравится жить в Москве, – продолжает свой монолог. – Я по ней даже скучаю теперь. Немного, – щурится на Риту. Рита бледна и непривычно (слишком) спокойна.

– На следующей неделе презентация твоего проекта? – ровно, как ни в чем не бывало, Рита спрашивает в ответ.

– Да, но это формальность, – отвечает Ольга, каждым волоском ощущая предупреждения сейсмоопасности. – Проект уже подписан.

– А потом? …

В этих двух простых словах огромными буквами вопрос из категории запрещенных. Они не говорят о себе в «реально-социальной» жизни. Они не загадывают на потом и на будущее, потому что будущего, как и прошлого, нет. Есть здесь и сейчас.

Совсем как Рита до того, Ольга кусает губы несказанным: – «Мы не задаем друг другу неудобных вопросов. Согласна?»

–…Согласна, – говорит Рита. – На Питер. Я придумаю что-нибудь.

– Хорошо, – скрывая облегчение, отвечает Ольга. – Поехали?

– Погоди, – Рита достает из кармана монетку. – Я еще раз хочу сюда вернуться. – «С тобой», – не произносит она последние два слова. Монетка летит в воду.

– У моей мамы сегодня маленький юбилей. Я тебя приглашаю, – Рита сегодня какая-то отчаянно странная. Ольга ведет машину, бросает на подругу удивленный взгляд.

– Каким образом?

– Купим мамин любимый торт, наверняка она его ждет, оставив этот выбор за мной. Заберем Соню из сада.

– Я…

– Ты не будешь чувствовать себя неловко. Моя мама очень тактичный человек. Павел Юрьевич тоже, и больше никого на их даче не будет.

Что-то определенно с ней произошло в той жизни, что укрыта неудобными вопросами.

– Что случилось с твоим отцом? – делает предположение Кампински.

– Умер тринадцать лет назад, но это не причина юбилея, – отметает его Золотарева.

– Очень смешно, – хмыкает Ольга.

Рита пожимает плечами:

– Есть куча людей, которые зачем-то отмечают годовщины смерти своих близких. Как будто нет других поводов для того, чтобы их вспомнить.

Расстояние между Городком и машиной стремительно сокращается, соотносительно ему истекает время ответа на поставленный Ритой вопрос. Ольга чуть сбрасывает скорость.

– Не хотелось бы встретиться там с твоим мужем, – высказывает единственную причину.

Последняя фраза нервно смешит Риту. «А ты думаешь, этого хотелось бы мне?» – она хотела добавить что-то колкое и язвительное, но вместо этого привычно кусает губы.

– Не переживай. Он каждый раз с удовольствием пропускает это мероприятие и даже звонить не станет.

====== 11 ======

Легкий шум проходящей электрички растворяется в закате.

Этой даче, наверное, уже лет пятьдесят. Старинный дом с резными кружевами по краю занавешенных тюлем окон. Огромный каштан над беседкой, цветущие вишни вдоль высокого забора.

– Знакомьтесь, Ольга, – представляет Рита, – моя подруга. Диана Рудольфовна, Павел Юрьич.

– Очень приятно, – интерес и удивление Дианы, какими бы огромными они ни были, учтиво прячутся в допустимые вежливостью пределы. – Приятно, что у моей дочери наконец-то появился человек, которого она может назвать своим другом. В данном случае подругой.

– Мы купили твой любимый торт! – бесцеремонно вмешиваясь, спешит обрадовать бабушку внучка. – В нем очень много шоколада! И есть даже вишня!

Признаться, когда это темноглазое чудо впорхнуло к ней в машину, Ольга слегка запаниковала. Два серьезных, внимательных глаза испытывающе уставились на нее.

– Это Оля. Это Соня, – представила Рита незнакомок друг дружке.

– Тетя Оля? – предположила вежливая девочка.

– Лучше, не – поморщилась Ольга. Соня серьезно кивнула.

– Мама всегда готовит жаркое в горшочках, – компания расположилась в беседке. Отсюда открывается замечательный вид на перелески, меж которых петляет река. Над ними тихим, каминным пламенем багровеет закат.

– И один горшочек у нее всегда запасной для самого дорого гостя, – продолжает Рита. После «фирменной» наливки Пал Юрьича ее глаза заблестели. Бледность в лице, наконец, сменилась румянцем, голос стал громче, а реакция на происходящее непредсказуемой.

– Очень вкусно, – вежливо отзывается Ольга. Вопреки обещаниям, именно Рита становится причиной, по которой она чувствует себя неловко. Она вообще сегодня словно не в себе и при этом отчаянно пытается в себя вернуться, но лишь запутывается еще больше, как разноцветные шнурочки в игре-головоломке Пал Юрьича.

– Деда! Деда! А мож не так?! – возбужденно скачет рядом Соня. Оля тоже увлеклась не на шутку странной забавой. В прозрачном пластмассовом шаре переплелись двенадцать веревочек четырех различных цветов. Узел распутывается с помощью двигающихся ручек, которые находятся на внешней части шара. Вернее, распутываться должен…

– А если так? – азартно вертит предмет в руках Ольга, забыв о проблемах, заботах, странностях подруги. – Ваши студенты молодцы, Пал Юрьич, но они просто изверги!

Головоломка захватила всех. За этим иезуитским занятием время пролетело незаметно. Назад в Городок стали собираться уже затемно.

– Остались бы, – пыталась остановить дочь Диана Рудольфовна.

– Нет, мам. Отсюда завтра в сад мы не уедем, ты же знаешь,– зачем-то отказывалась Рита. Ольга могла бы и отвезти, и встать в любую рань, но молчала. Раз странная сегодня Рита так именно решила, значит, так тому и быть. Но уезжать Ольге не хотелось – это факт! Хотелось еще хоть немного остаться в семейном/душевном тепле. Признавая неожиданно удивительную потребность – «Так вот чего мне не хватало, оказывается! Таких вот семейных посиделок!»

«Или детей?!» – тихо-тихо, почти с ехидцей, спрашивает внутренний провокатор. И Ольга очень странно чувствует это его «почти».

– А у вас очень хорошо. Спасибо, что вытащила меня! – очень искренне произнесет она позже, ведя машину по ночной дороге назад к Городку.

Рита притихла на заднем. У нее на руках спит дочь. Отсветы фонарей вдоль трассы мягким матовым светом касаются их лиц, и весь огромный мир вдруг съеживается до этих трех сердец, бьющихся сейчас в одной тональности.

– Пожалуйста, – отвечает Рита. В ее приглушенном голосе Ольге слышатся непривычно-странные нотки. Такой она ее еще не видела, не чувствовала за все недолгое время знакомства. Такой она сама себя еще ни разу не ощущала – отчаянно счастливой и несчастной одновременно. Как у Чехова – и то ли цветов, то ли зарезать кого-нибудь. Знать бы еще, почему?

Машина петляет в лабиринте безлюдных улиц частного сектора, Ольга знает их лучше, чем свои пять пальцев. Здесь она жила когда-то…

– Останови там, на взгорке, – просит Рита. – Дальше не проехать, соседи трубы меняют.

Чувствуя, как кровь ударила в виски, Ольга останавливает машину у крайнего дома.

– А знаешь, кто здесь…. – ее голос тонет в возне на заднем сидении. Выйдя из машины, Рита не хочет будить Соню, устраивает ее на руках.

– Созвонимся, – полушепотом. – Спокойной ночи.

Совсем как Рита, кусая губы, Ольга смотрит вслед торопливой фигуре. Она не успела сказать ей о том, что в этом самом «крайнем» доме прожила всю свою юность, что…

Обойдя машину, Ольга оглядывается назад. Темная, странная фигура женщины, несущая на руках ребенка, торопливо удаляется в ночь. Здесь столько всего было… И это тоже неудобная тема. Да и не важная, что-то другое проходит мимо! Ускользает между пальцев, между... никак не пойму..

Легкой паутиной ложатся на руки подозрения. – «Здесь половина улицы Золотаревых. Разве Рита не может быть одной из них?»

Теоретически – вполне, а по факту?

Ольга категорично растирает подозрения в пыль – только этого не хватало!

«Никак этого не может быть – она другая! Она….»

С женщинами не бывает все просто. В нас слишком много неясностей, чувств, одной нам известной логики, зачастую необъяснимой, выросшей из интуиции, неподвластной математическому расчету.

– И что я сейчас-то здесь делаю??? – Ольга стоит одна в темноте, у крайнего дома, где видят десятый сон ее старики. Где полно ее детских фотографий, а калитка помнит последний, тихий, прощальный стук. Где девочка, чуть старше Ритиной Сони, все обещала себе Ленинград. Где ее больше нет, есть лишь память, идеально отполированная чужим временем.

В непонятном волнении Ольга поднимает к звездному небу глаза – неужели опять бежать, как той Лоле? Но, от чего? От кого?

«От себя не убежишь», – отвечает своим мыслям Рита.

– Ты с ума сошла? – Мишка суетливо берет Соню из ее рук. – По ночам шляешься!

– Тяжелая стала, сейчас отвалятся, – устало выдыхает женщина, встряхивая освобожденные от ноши кисти рук. – Неси в спальню. Я там ее раздену.

Через полутемную гостиную он идет к лестнице на второй этаж.

– Заночевала бы у матери, – Золотарев оглядывается на идущую следом жену. От обеих пахнет костром и автодезодорантом. – Вы вообще на чем?

– На такси. Утром неудобно оттуда в сад.

Маленькая детская освещена тусклым ночником.

– Все, спасибо, дальше я сама.

Мишка кладет дочку на кровать и передразнивает Риту:

– Спасибо. Пожалуйста.

Соня смешно поджимает губы во сне и поворачивается от света.

Отсюда не видно, стоит ли еще Ольгин автомобиль на подъезде к улице.

Когда Рита спускается вниз, Мишка сидит в гостиной за ноутбуком, обложившись вокруг рабочими бумагами.

– У нас полный шухер, – жалуется он, поднимая на жену затертые в красное глаза. – Презентацию вообще перенесли на завтра, и Кампински еще куда-то пропала, не дозвониться!

– По новому району? – Рита слишком устала, чтобы удивляться, но новость действительно ошарашивающая.

– Да. Приедут все. Главный, акционеры, соучредители. От местных вся верхушка городской управы, мэр, и даже не знаю, кто еще. Компании грозит самый глобальный проект в их истории.