Текст книги "Дюна. В коллекции. Книга 1 (СИ)"
Автор книги: Violator
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)
Глава 13
Несмотря на то, что меня окутывали, словно сладкий дурман, клубы дыма, и я не контролировала свое поведение, еще никогда я не чувствовала, что опасность подошла ко мне так близко. Она ощущалась также отчетливо, как и дыхание Коула у моего виска. Он еще сильнее сдавил мой затылок, и я посмотрела на него. Мне казалось, что сейчас он сделает со мной что-то ужасное, но ничего не происходило. Он будто чего-то ждал, позволяя мне находиться так близко к нему.
Несмотря на то, что голова кружилась, сознание отключалось от сладкого дыма, ноги дрожали, а интуиция прорывалась через дурман, крича об опасности, я завороженно изучала Коула, затаив дыхание. Его лицо было совсем близко от моего, я могла рассмотреть каждую его черту, каждую тень на его большом лбу, каждый изгиб его челюсти. Его губы были плотно сжаты, а глаза настолько темными, что я могла увидеть в них собственное отражение, как светлый блик на черной стене. Его губы были плотно сжаты, на скуле ближе к виску виднелся небольшой шрам, и внезапно мне захотелось к нему прикоснуться.
Я глубоко вдохнула сладкий дым, который будто отключал мои инстинкты самосохранения, и аккуратно, словно в замедленной съемке, потянулась рукой к шраму.
Чувствуя кончиками пальцев гладкий рубец, я затаила дыхание и посмотрела на Коула. Он не отреагировал, а я вдруг поймала себя на мысли, что начала привыкать и к этому неподвижному взгляду, и к этим резким чертам. Меня не отталкивала близость с этим человеком. Напротив, мне хотелось прикоснуться к тому, кого называли Смертью.
Все еще укутанная воздушным покрывалом сладкого тумана, я положила руку на его бицепс и, чувствуя под пальцами жесткие канаты мышц, аккуратно выдохнула.
В секунду всё вновь изменилась. Коул прошелся ладонью по моей шее, и меня пронзила раскаленная игла желания. Еще никогда в жизни я так быстро не заводилась от одного только прикосновения. Его уверенные ладони так отличались от неумелых заигрываний моего бывшего парня. От такой неожиданной острой волны я резко вздохнула, как вдруг Коул выпустил меня из плотного кольца рук и, как ни в чем не бывало, направился к бару. Ничего не понимая, я старалась привести свои мысли в порядок и успокоить дыхание, а Коул уже с кем то разговаривал по внутренней связи. Не прошло и минуты, как на пороге появился все тот же жилистый китаец и, как обычно, встал каменным изваянием.
– Тебя отвезут ко мне в отель, – отдал Коул короткое распоряжение, и я, по-прежнему ничего не понимая, лишь кивнула и направилась на выход.
Все еще чувствуя дрожь в ногах, я вышла в коридор, как вдруг увидела, что к нам приближается женский силуэт. Красивая элегантная женщина. Молодая блондинка в строгом облегающем наряде, почти таком же, как и у меня. Собственно, она мало чем отличалась от меня. Разве что своим взглядом. Она критически осмотрела мою внешность, но, услышав голос Коула, который разрешил ей заходить, посмотрела на него влюбленными глазами и уже не замечая меня, словно я забракованный Коулом материал, шагнула в комнату.
Мы с китайцем остановились у дверей лифта и, прежде чем войти в зеркальную кабину, я бросила взгляд через плечо.
Коул смотрел на девушку и, судя по его улыбке, ему нравилось то, что он видел, а она, между тем, уже закрывала дверь и ласково ему говорила “Я соскучилась по тебе, любимый…”
Мы ехали по ночному Гонконгу, а я, уже не обращая внимания на яркие неоновые огни, все еще пыталась отойти и от сладкого дурмана и от необъяснимого ощущения близости с Коулом, которые въелись в мою кожу и волосы.
В голове шумело, и я никак не могла найти точку опоры в мыслях. Казалось, мой ветер, который всегда знал верное направление, сейчас потерял хоть какой-нибудь ориентир и кружил смерчем над головой, мешая мне сосредоточится.
С одной стороны, я чувствовала радость, что меня отпустили и не стали мучать. Несмотря на слова Марины “перетерпи”, в жизни Коула были женщины, которые его любили, а значит, уже совсем скоро меня, может быть, отпустят и отправят в Питер, как забракованный материал, который не подошел Коулу. Надеюсь, что в Питер, а не к Хангу, иначе меня бы отправили не в апартаменты.
Но, с другой стороны, несмотря на радостное предчувствие свободы и на страх быть отданной азиату, у меня в сердце засела острая заноза досады, что Коул не позволил мне пойти дальше. Словно он на секунду приоткрыл передо мной дверь, за которой скрывалось что-то настоящее, будоражащее кровь, держащее в напряжении, прошибающее сознание до мозга костей. Но затем, посчитав меня трусихой, недостойной его тайн, тут же и закрыл.
– Глупости всё это. Ты просто чего-то надышалась, а Коул с тобой играется. Как хищник с добычей. Радоваться должна, что ты не прошла последний тест, и всё обошлось без насилия. К утру этот дурман пройдет, – встряхивала я головой.
Однако, сколько я не пыталась избавиться от этого морока, перед глазами стояло влюбленное лицо женщины, слышался её нежный голос “я соскучилась по тебе, любимый”, и я все еще чувствовала то необъяснимое ощущение от его уверенной ладони и неподвластное логике желание прикоснуться к человеку по имени Смерть.
Глава 14
Я стояла в своей комнате, наблюдала за яркими ночными огнями Гонконга и куталась в пушистый махровый халат. Часы показывали три часа ночи, но я не спала.
Прошло больше суток после моего ужина с Коулом, и казалось, обо мне окончательно забыли. Словно о подарке, который примерили, но он не не подошел, и его оставили за ненадобностью. За это время Коул или кто бы то ни было в апартаментах не появился, за исключением немых обитателей этого жилища – все той же молчаливой горничной и жилистого китайца, который ингода маячил в зале.
Еще днем я попыталась заговорить с женщиной, желая узнать хотя бы её имя, но она никак не отреагировала на мой вопрос, то ли и правда будучи немой, то ли не плохо понимая английский, то ли выполняя распоряжения хозяина.
В любом случае, я из комнаты почти не выходила, была предоставлена сама себе, и это одиночество вызывало странные, противоречивые чувства.
Здесь была и неопределенность, и страх быть отданной Хангу, и ощущение радости, что меня отправят в Питер, как подарок, который не подошел, и его вернули не дарителю, а в магазин, поменяв на другой.
“Надеюсь, что в Питер, а не к азиату. Марина говорила, чтобы я вела себя правильно, и я не нарушила ни единого указания Коула, мое поведение было безупречно, а значит, меня не за что наказывать…”
Однако, несмотря на то, что сладкий дурман кальяна полностью выветрился вместе с дикой головной болью, чувство досады осталось. Я была уверена, что уже к утру это наваждение пройдет, но оно прочными нитями сковывало сознание вот уже сутки. И это злило. Выбивало из колеи. Держало в напряжении.
“Дюнина, он циничный и бездушный сукин сын, который обращается с людьми, как с вещами. Тебя он воспринимает, как предмет из коллекции. Ты в своем уме? Твое любопытство неуместно и до добра не доведет!” – рычала я на себя и, казалось, мне становилось легче. Но едва мои глаза закрывались, я вновь возвращалась то в ресторан, где Коул блистал своей интеллектуальной харизмой, то в комнату, наполненную сладким белым дымом, где видела лицо Коула и касалась пальцами его небольшого шрама. Эти воспоминания заставляли в очередной раз признаться себе – дело было вовсе не в любопытстве или в реакции, вызванной его ладонью на моей шее.
Я не любила врать себе и не любила иллюзий. Нужно было признаться, что, несмотря на его цинизм и хладнокровность, Коул не был простым отморозком. Я чувствовала, что его личность была неординарной, он будоражил мое сознание, отодвигая на второй план и страх, и базовые инстинкты самосохранения, и даже мое незавидное положение Подарка в его руках. Это чувство не поддавалось объяснению и простой логике – ведь я совершенно ничего не знала об этом человеке. Но создавалось ощущение, будто за вечер, проведенный с ним я повзрослела сразу на несколько лет, а в той комнате, наполненной дурманом, я просто отпустила ситуацию и посмотрела на Коула совсем другими глазами, отбрасывая ярлыки, которые сама же на него и повесила, возмущенная его цинизмом.
Сейчас, когда туман ушел, и я признала правду, ощущения были странные – словно передо мной разверзлась бездна, через которую был натянут тонкий канат. Мое сердце то стучало как бешеное от адреналина, то замирало от неизвестности и осознания, что я могу сорваться в эту пропасть от любого неверного движения, но меня будто тянуло магнитом пройтись по этому канату. И это были не эмоции или защита психики от того положения, в котором я очутилась. А осознанное желание, как новая цель моего ветра.
Размышляла бы я сейчас так же, если бы попала в руки тому же Хангу или другому человеку? Нет. Я бы сошла с ума. Это была единичная реакция именно на Коула, словно он был для меня не чужим человеком. И это было странно. Очень странно. Как и тогда, когда я спала на его бедре и не почувствовала этого.
Оправдывала ли я цинизм Коула? Нет. Он не скрывал своей натуры и был со мной честен, будто сразу желая расставить все точки над “i”, чтобы я лишний раз не питала иллюзий на его счет. Но сейчас, желая узнать этого человека, я перестала реагировать на отталкивающие меня штрихи, также как и перестала реагировать на резкие черты его внешности.
С Ильей всё было совсем по-другому. Он был положительной личностью, сразу мне понравился, а Галка называла его “милашом”. Я помню его первые прикосновения, наш первый поцелуй, нашу первую ночь, и все равно, меня так не накрывало. И дело было не в похоти, а именно в ощущении близости. Несмотря на то, что Илья всегда чутко реагировал на мои желания в постели, я словно постоянно настраивалась на него, убеждая себя, что он тот единственный и любимый.
От мыслей меня отвлеки тихие отзвуки мужского баритона где-то на первом этаже, и я застыла у окна. Определенно, это был голос Коула, и, судя по тому, что больше никто не говорил, он либо разговаривал по телефону, либо отдавал очередные распоряжения молчаливому персоналу.
Послышались его уверенные шаги на второй этаж, и я машинально сжала кулаки, то ли опасаясь, что он сейчас ко мне зайдет, то ли, напротив, готовая принять вызов судьбы и шагнуть на канат. Однако Коул прошел мимо моей комнаты, и апартаменты вновь погрузились в ночную тишину.
“Видимо, он нашел мне замену и утром меня отправят в Питер, как не пришедшийся впору подарок”, – аккуратно выдохнула я, но тут же чуть не подпрыгнула от звука сообщения, пришедшего по Скайпу.
“Как Гонконг? Твоя мама спрашивает, не собираешься ли ты домой? Когда проснешься, жду от тебя весточку…” – прочитала я послание от Гали и вздохнула. Мои родные волновались.
И опять меня накрыли противоречивые чувства. Желая пройти по канату над бездной, я совсем не думала о том, что будет с мамой, если я сорвусь. Да. Возможно это выглядело эгоистично и неблагодарно. Но с другой стороны – я хотела жить своей жизнью, а не маминой, это была моя дорога, мои желания, мои ошибки, и я хотела попробовать все то, что сама себе наметила, нащупывая не только свой путь, но и свои пределы.
“Я не сплю. Но уже собираюсь. Еще не привыкла к новому часовому поясу. У меня все нормально. Пусть мама не переживает. И ты тоже”, – ответила я сестре и поймала себя на мысли, что если мне уже завтра суждено вернуться в Питер, то я, несмотря на радость освобождения, буду немного разочарована, воспринимая возвращение домой, как упущенную возможность пройти через бездну и познать свои возможности.
До утра я так и не уснула, чувствуя, как нахожусь под стеклянным колпаком, который удерживала рука человека по имени Смерть. Ощущая это странное затишье, я то прохаживалась по комнате, то садилась на кровать, то вновь подходила к окну и рассматривала уже подернутый дымкой утреннего смога Гонконг.
Я кружила по комнате, превращая её в маленький песчаный смерч, и была настолько поглощена противоречивыми мыслями, что когда в восемь утра послышался стук в дверь, этот негромкий звук ударил по вискам металлическим колоколом.
На пороге появилась молчаливая горничная, и на этот раз в её руках не наблюдалось ни чистого халата с полотенцами, ни подноса с едой. Она, как обычно, любезно мне поклонилась и указала на выход.
“Видимо, меня вновь приглашают на завтрак, но теперь чтобы поговорить… – предположила я и посмотрела на свой халат. – Нет. Новости о своей дальнейшей судьбе я не буду встречать в таком виде”.
– Сейчас только переоденусь, – произнесла я и, пока горничная молча продолжала стоять, взяла из своего чемодана джинсы и трикотажную футболку, посчитав их приемлемыми для завтрака, и направилась в ванную комнату.
Ровно через десять минут я вновь поднималась на террасу, где завтракал Коул, а мое сердце в очередной раз сжималось от страха неизвестности.
Глава 15
Как я и предполагала, Коул завтракал на террасе с тем же видом на бассейн и утренний Гонконг.
Он, как и в первый мой визит сюда, был после душа одет в черный халат, и сейчас поглощал все ту же лососину на гриле. В первый момент мне даже показалось, что я вернулась в прошлое на пару дней назад, и по спине прошел озноб от хладнокровности, исходящей от этого человека.
Мне вдруг вновь стало неуютно, то чувство близости, которое я испытывала к Коулу, забилось куда-то в дальний уголок души, но я попыталась успокоиться и не отводить взгляда от этого человека.
Он прошелся объективом темных спокойных глаз по моей одежде и лицу, будто снимал кинокамерой, и указал подбородком на стул рядом. Официант подал мне суп из мидий, и я вновь испытала чувство, будто вернулась на два дня назад.
Скорее для вида взяв ложку, я молчала, ожидая, что Коул первый заведет разговор о моей дальнейшей судьбе, и, вероятно так бы и произошло, но утреннюю, подернутую дымкой, тишину нарушил телефонный звонок.
– Всё остается в силе, – ответил Коул и внезапно растянул губы в улыбке, слушая собеседника. – Только не говори, что от ти до грина ты уложишься в 72 удара. Или ты тренировался весь день на рендже? – Пауза. Коул усмехнулся и продолжил: – Готовь свой ламбо. Я уже выделил под него место у себя в автопарке… – опять усмешка, и я, бросая взгляд на Коула, в очередной раз отметила, что он всего лишь играл голосом. Глаза его были неподвижны и холодны. – Ок. Там разберемся с твоим гандикапом…
Судя по всему, звонил Боб, с которым у Коула была договоренность поиграть в гольф, а я досадовала, что этот разговор оттягивал мое освобождение.
– Да, она будет со мной, – между тем продолжил Коул, отпивая из бокала воду, и я машинально кивнула, уверенная, что он имел в виду ту, другую девушку-блондинку, видимо, тоже из коллекции.
“Сейчас меня посадят на самолет, и я вернусь домой…” – облегченно выдохнула я и даже немного расслабилась.
Между тем официант освежил мой бокал с водой, а Коул, завершив разговор, обратился ко мне.
– Приведи себя в порядок. После ланча будь готова. Тебя отвезут в гольф-клуб.
– Разве вы меня не отпускаете? – от неожиданности выпалила я, внимательно всматриваясь в его неживые глаза. Коул, казалось, не удивился моему вопросу, однако и не посчитал нужным отвечать. Молча вытерев льняной салфеткой рот, он встал из-за стола и спокойной походкой направился с террасы на выход, показывая тем самым, что разговор окончен.
И вновь я почувствовала, будто перенеслась на два дня назад. Как и в то утро, я смотрела на удаляющуюся фигуру Коула, но теперь не могла понять другого. Если у него не было цели отпускать меня, то почему он сделал рокировку с той, другой девушкой?
От неприятного ощущения еще одной грани цинизма Коула я нахмурилась, остатки непонятной близости с этим человеком забились еще глубже, и я мотнула головой, принимая реальность.
Если ночью я думала, что у меня была хоть небольшая вероятность выбора, то теперь я отчетливо понимала – выбора у меня никогда не было, меня уже толкнули на канат, и я стою на пуантах En avant и баланисую в воздухе над черной пропастью.
Отпив воды, я попыталась успокоиться и понять, почему Коул отправил меня тем вечером в отель, а не пошел дальше. Опыта в таких вопросах у меня было очень мало, и мне не хватало сестры, которая всегда могла дать мудрый совет и объяснить логику поступков того же Ильи или своего бывшего мужа. Но я понимала, что, может быть, жизнь выталкивала меня на самостоятельный путь, и наступило время учиться разбираться в людях без подсказок.
– Пожалел? – предположила я, но тут же покачала головой. – Этот человек вряд ли кого-то будет жалеть. Иначе бы отпустил. – Решил поиграть или возбудить ревность? Нет. Однозначно, нет. – Пусть я его и плохо знала, но подобное было не в его стиле. Скорее, так бы поступил Илья, а не взрослый сорокалетний мужчина. – Думаю, Коулу просто было так удобнее. Он хотел расслабиться и, видимо, ему не хотелось со мной возиться…
От мыслей меня отвлекли шаги, и я, бросив взгляд на стеклянную дверь террасы, нахмурилась – в мою сторону направлялась Тан.
– Вас ожидает массажистка. Костюм для гольфа будет доставлен после ланча, – спокойным тоном провозгласила она.
– Я бы могла в джинсах поехать, – бросила я взгляд на свой утренний наряд, но Тан отрицательно покачала головой:
– Ваша одежда неприемлема.
– Нормальная у меня одежда, – нахмурилась я, но китаянка продолжила.
– Так же, как и ваш внешний вид. Мистер Коул не любит неряшливость и неухоженность.
Услышав новые факты, я вспомнила слова Коула “приведи себя в порядок”, безукоризненную обстановку апартаментов и его одежду – от костюмов до халатов с золотой вышивкой – и задумалась. Судя по всему, Коул был эстет и, соответственно, требовал, чтобы все вокруг сверкало чистотой и безупречностью. И теперь понятно, почему в первый же день меня так тщательно приводили в порядок. Все должно было быть подчинено порядкам хозяина Башни.
– Новые джинсы будем покупать? – все-таки не удержавшись от нервной иронии, спросила я.
– Этого не позволяет этикет в гольф-одежде, – терпеливо ответила Тан. – Синие джинсы на поле в частных элитных гольф-клубах строго запрещены.
– Ясно, – кивнула я, и следующие несколько часов вновь ловила себя на ощущении, что перенеслась на два дня назад. Меня приводили в порядок, полировали до блеска, и даже мазали какими-то специальными кремами, чтобы я, ни дай бог, не загорела на солнце; а я никак не могла избавиться от ощущения, будто меня, как трибута Китни, готовили к очередным “Голодным Играм”.
Ровно в два часа я, в сопровождении моего азиатского цербера, проходила мимо ресепшена элитного гольф-клуба, а услужливая девушка улыбалась и была так же безукоризненна, как и всё вокруг. Собственно, теперь я тоже вписывалась в антураж этого места. Мои волосы были безупречно уложены, моя кожа стала еще нежнее и шелковистее, а мой наряд – от козырька до обуви от дорогого бренда – строго соответствовали этикету элитного гольф-клуба.
Выйдя с другой стороны на огромное крыльцо белого здания с колоннами, я увидела Коула и Боба. Судя по всему только что приехавших.
Они стояли у гольф-кара и, пока молодой парень загружал в “багажник” сумку с клюшками, о чем-то беседовали.
Коул, бросив взгляд на мой внешний вид, видимо, остался доволен, а австралиец широко улыбнулся и, как только я подошла к кару, громко заговорил.
– Злата, рад вас видеть! Вы умеете играть в гольф?
– Нет, – ответила я, вновь выпрямляя спину, как натянутая струна.
– Гольфисты – это своего рода наркоманы. Уверен, вам понравится. Стоит вам сделать один драйв, и вы будете навек “укушены гольф-жучком”.
– Укушены гольф-жучком? – удивилась я.
– Да, значит быть фанатом гольфа, – ответил Боб, а Коул, указав мне подбородком на сиденье двухместного гольф-кара, сел за руль.
– Увидимся на ти-боксе, – подмигнул австралиец, отходя к своему кару, а Коул уверенной рукой вырулил на дорогу.
Наблюдая за безграничными просторами аккуратно подстриженных полей, я иногда бросала взгляд то на Коула в темных очках, то на Боба, ехавшего чуть позади, и чувствовала, что делаю очередной шаг на пуантах над пропастью.
Глава 16
Как оказалось, на старте нас уже ждал Ханг с миниатюрной азиаткой, которую звали Лин, и я немного расслабилась, до этого чувствуя себя неуютно в мужской компании.
Как только мужчины обменялись приветствиями и короткими шутками, нас пригласили на поле, и с этого момента можно было сказать – игра, или, как её назвали мужчины, “трибол”, началась.
Мы стояли на ровной травяной площадке, а Коул тем временем устанавливал в зеленое покрывало небольшую пластиковую подставку, куда планировал поставить мяч.
– Как бы дождь не пошел, – констатировал недовольно Ханг, а я перевела все внимание на Коула. “Коул вбивает кол…” – грустно усмехнулась я каламбуру.
– По прогнозу осадки обещали только к ночи, – махнул рукой Боб и, посмотрев на меня, пояснил: – Это называется “ти”.
– Отсюда и ти-бокс? – догадалась я.
– Верно. Это начало игры. А грин – это место с короткой травой, где устроены лунки, в том числе и финишная, – кивнул он.
– И всего этих лунок восемнадцать, – вспомнив их утренний разговор с Коулом, предположила я.
– Это драйвер. Ей начинают игру, – продолжил он, вытаскивая огромную, как мне показалось, самую большую клюшку.
– Теперь понятны ваши слова о “драйве”. Видимо, это удар.
– Вы сообразительная, – широко улыбнулся австралиец.
– Нетрудно догадаться, – аккуратно обошла я комплимент, а Боб продолжил: – Гольф – удивительная игра. Чтобы попасть в лунку, нужно успокоить мысли. Это своего рода медитация и познание себя.
– Как человек держит клюшку, так он держит и жизнь… – внезапно добавил Ханг.
– “Повесть о гольфе” – хорошая штука, философская. Хорошо иметь такого кэдди, как Ванс, – кивнул Боб и, протягивая мне клюшку, добавил: – Хотите попробовать?
Австралиец был предельно услужливым, вежливым, без каких бы то ни было заигрываний. Скорее, он меня развлекал, пока Коул натягивал перчатку и выбирал клюшку. Своей приветливой улыбкой и добрыми глазами Боб источал радушие, определенно понравился бы моей сестрице, а мамуля бы его назвала “истинным джентльменом”. Но что-то мне в его поведении не нравилось, и я, доверившись инстинктам, покачала головой.
Ханг стоял неподалеку и тихо беседовал с Лин о “счетной карточке” в телефоне, не слыша нас с Бобом, а я посмотрела на Коула. Он был невозмутим – видимо, постигал дзен, и не обращал внимание на наши разговоры.
Боб приставил палец к губам, давая понять, что в данный момент нужно помолчать, а Коул уже стоял в позиции гольфиста и рассчитывал траекторию мяча.
Полностью перенаправив свое внимание на Коула, я задумалась. Было интересно наблюдать за этим мужчиной, державшим клюшку и элегантно, и жестко одновременно. Он напоминал кобру, вставшую в стойку и наметившую цель. Его торс, казалось, был расслаблен, но в позе чувствовалась сосредоточенность. Однако, больше всего притягивал внимание взгляд. Неживой объектив, как оптический прицел, регистрирующий последние секунды жизни цели. От этой картины я замерла и перестала дышать. Мгновение – и резкий удар. Я даже вздрогнула, вновь проводя параллели с коброй, наносящей точный выпад прямо в цель. “Странная ассоциация, учитывая, что я наблюдаю мирную неспешную игру джентльменов в гольф, – выдохнула я и вспомнила недавнюю цитату. – Видимо, так же Коул держит и свою жизнь”.
– Красиво ушел на фервей, – прерывая мои размышления, кивнул Ханг.
– Превосходный драйв! – подтвердил Харрис и пошел устанавливать ти для старта своей игры.
Как и сказал Боб – гольф это медитация. Время превратилось в тягучий зыбучий песок, который всасывал часы и минуты медленно и незаметно. Трибол продолжался уже три часа, мы перебирались с места на место, иногда пешком, иногда на каре, и я вновь ловила себя на странных двойственных ощущениях. С одной стороны – умиротворение, отсутствие толп людей и неспешность проникали глубоко под кожу, успокаивая нервы. Я постигала дзен от тишины, красоты природы, запаха травы, кристального воздуха и, конечно же, моря, граничещего с гольф полем – яркого, синего, поблескивающего в лучах пробивавшегося солнца. Рудова была права – уединение в Гонконге было привилегией. Но я не расслаблялась и старалась не втягиваться в эти зыбучие пески – фиксировала каждое слово, произнесенное Коулом, Хангом или Бобом, мало говорила, много слушала, и контролировала каждый шаг и взгляд этих странных для меня людей из другого, неизвестного мне мира.
Боб продолжал меня развлекать – объяснял чем отличается пар от берди и игла в подсчете результатов, рассказывал, что сенд-веджем лучше выбивать мяч из бункера, а пичинг-ведж незаменим на грине, и я прилежно слушала, но старалась держать австралийца на дистанции.
Иногда я посматривала в сторону Ханга и Коула – первый, скорее напоминал молчаливое изваяние медитирующего Будды, а Коул, казалось, полностью ушел в себя, и было непонятно – то ли он расслабляется за игрой в гольф, то ли, напротив, держал каждый шаг компаньонов под незримым контролем темного объектива.
Спутница Ханга Лин оказалось совсем молчаливой девушкой, в отличие от Джу, и практически не разговаривала. Иногда, чтобы отдохнуть и выпить воды, мы оставались посидеть в гольф-каре, но наши разговоры ограничивались короткими светскими беседами. Однако, любая информация об окружении Коула могла стать полезной для меня, и за время, проведенное с Лин, я отметила, что она превосходно образована, начитана, много где побывала и знает не только английский и китайский, но и итальянский.
– Мяч ушел в раф, – отвлек меня от очередных рассуждений голос Ханга, и все почему-то направились к зеленой стене, выращенной из каких-то деревьев непонятной породы.
Пока мы шли по полю, мужчины продолжали беседовать, и я вновь превращалась в слух, стараясь не упустить ни слова.
– Один мой человек присматривает себе недвижимость в Гонконге, хочет вложиться… – задумчиво произнес Боб, пока мы направлялись к аккуратно подстриженному кустарнику.
– Покупай в Башне, – предложил Ханг.
– Цены на недвижимость растут, тем более в Централе, – кивнул Коул.
– Он хотел бы пент.
– Я только полгода тому продал второй пентхаус, хотя рядом и велось строительство отеля.
– Свой не планируешь продавать? Это ведь не основное твое место жительства. Ты больше живешь в пенте в “на суше” и в Башне появляешься только по делам Централа.
– Не основное, – подтвердил Коул, а до меня вдруг дошло, что там, где меня поселили, было место для лотов его коллекции.
Именно поэтому Коул не появлялся там каждый день, и именно поэтому я чувствовала, что в комнате будто кто-то жил до меня. Что такое “Централ” и “Клиф”, я могла только догадываться, но запомнила и эту информацию.
– Ну так как, Гор? – спросил Боб. – Тем более, ты говорил, что хочешь поменять на что-то новое.
– Я подумаю, – ответил Коул.
– Я бы не продавал, – ответил Ханг, и мы, подойдя к высокой траве, начали искать мяч.
Яркий белый шарик отыскался быстро, но Хангу пришлось сделать резкий удар специальной клюшкой, чтобы выгнать мяч вновь на игровое поле, которое называлось фервей.
– Хороший свинг, – кивнул Коул, а Боб внезапно обернулся и, увидев нас с Лин, с улыбкой спросил:
– Не устали?
Лин лишь молча улыбнулась и покачала головой, а мне пришлось ответить, так как мне казалось неправильным проигнорировать вопрос.
– Нет, все очень интересно, – официально улыбнулась я, а Боб продолжил:
– Необычное у вас имя. Что оно значит?
Австралиец попал точно в цель. Я не очень любила своё имя. Но, безусловно, не планировала распространятся на эту тему, поэтому лишь любезно улыбнулась и пожала плечами.
– Мне известно только одно значение. В переводе оно звучит как “Золото”
Боб внезапно растянул губы в радушной улыбке и, бросив взгляд на мои волосы, ответил:
– Вам идет это имя.
– Спасибо, – аккуратно поблагодарила я, но чувствовала что-то неладное и, бросая взгляд на Коула, негодовала. Казалось, он вообще забыл обо мне, полностью погрузившись в игру. Не то, чтобы я была недовольна его отстраненностью, но чрезмерная, пусть и не выходящая за рамки приличий, активность австралийца мне не нравилась.
– Осилишь преграду? – бросил Боб Коулу, показывая на озеро.
Коул задумчиво улыбнулся, подходя к своему мячу, и, выбрав клюшку из сумки на колесах, вновь прицелился.
И опять я застыла, наблюдая, как ловко “держал в руках свою жизнь” человек по имени Смерть. Быстрый, отточенный до предела удар, и мяч, пролетев небольшое озеро, приземлился недалеко от грина.
– Красиво вошел в воротник, – усмехнулся Боб, но тут небо, которое и так было затянуто тяжелыми облаками, вовсе потемнело и начался дождь. Несильный, но ощутимый.
– Все-таки пошел, – недовольно произнес Ханг.
– Сделаем перерыв. Пообедаем в клаб-хаусе, – складывая клюшки, произнес Коул и посмотрел на меня.
Машинально я прикрылась руками и уже хотела побежать к кару, предполагая, что Лин сделает так же, но она удивила. Она подошла к Хангу и только после того, как он ей что-то сказал, устремилась к машине.
Я машинально посмотрела на Коула – он указал подбородком на наш кар, и я помчалась в том же направлении, ругая себя за то, что зачем-то спросила разрешения на естественное действие – укрыться от дождя.
Клаб-хаус ждал нас теплыми улыбками вышколенного персонала, который забрал у мужчин клюшки “на чистку”, как распорядился Коул, и я предположила, что гольф-клуб тоже принадлежал Хангу и Коулу – ведь, пока мы играли, на нашем участке поля не появилось ни одного постороннего игрока. Ни впереди, ни после нас.
Как оказалось, у Коула и Ханга были здесь собственные номера на случай, если мы захотим привести себя в порядок, а девушка из многочисленного персонала гольф-клуба, уже несла мне чистую одежду и обувь из бутика, с точностью определив мой размер. Коул отправив меня наверх, сам остался внизу разговаривать с каким-то азиатом-игроком, и я поднялась в сопровождении девушки в левое крыло, в узком длинном коридоре которого виднелись две двери.
“Определенно, гольф-клуб – собственность Коула”, – вновь предположила я, заходя в обустроенные апартаменты и нервно улыбнулась девушке, которая, положив одежду в ванной комнате, вышла, закрывая за собой дверь.
Приводила я себя в порядок очень быстро – не обращая внимания на потрясающий пейзаж за окном, я закрылась на ключ, каждую минуту опасаясь, что сейчас постучится Коул и застанет меня голой. Однако, никто ко мне не вламывался, и я, переодевшись в скромный наряд “а-ля гольф” очередного дорогого бренда, вышла из ванной.
“Лучше спуститься сразу вниз”, – поторопилась я на выход и вылетела в коридор. Однако на лестнице послышались шаги, и я спряталась за угол с лифтом, чтобы меня не увидел Коул.
