Текст книги "Blackbird (ЛП)"

Автор книги: sixpences

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

Щеки Юри порозовели, и глаза Виктора вспыхнули от радости.

– Итак, я спрошу у тебя то, что спрашивал у Арабеск: что ты натворил, мистер Кацуки, а? Когда я слышал о тебе в последний раз, ты там как сыр в масле катался, а теперь бежишь из страны?

– Это моя вина, – быстро признался Виктор. – Меня преследуют мои бывшие коллеги из МГБ за предательство Советского Союза, а еще они знают про Юри, так что мы более не могли оставаться в Англии.

Кристоф внимательно посмотрел на него, словно ожидая смешного завершения этой истории, но когда он перевел взгляд на Юри, тот вздохнул.

– Он не шутит.

– Так, – изрек Крис, лишь слегка закатив глаза, – мои способности включают в себя главным образом увиливание от немцев, но, думаю, с русскими я тоже справлюсь. Я забронировал вам комнату в «Chopin», не волнуйтесь, они закроют глаза на то, что вы остановитесь вместе. Когда вы сбросите чемоданы и приведете себя в порядок, мы придумаем что-нибудь, чтобы немного изменить вашу внешность. Мое ледовое представление уже завершилось, но у меня еще есть некоторые дела в Париже в ближайшие пару дней, так что вам нужно пока смешаться с толпой.

Через несколько часов, после невероятного количества кофе, Юри сидел у окна в парижской цирюльне, наблюдая, как Кристоф оживленно спорил с усатым парикмахером о том, что делать с волосами Виктора. У Юри они и так были достаточно короткими, чтобы ничего не предпринимать, кроме, может, подбора другой прически, но длинные волосы Виктора, даже убранные в обычный узел на затылке под шляпой, были слишком яркой отличительной чертой, которую преследователи непременно стали бы выискивать. Непривычно будет снова увидеть его с короткой стрижкой, как тогда, когда они встретились впервые и Юри принял его за очередного нациста, которого надо всеми силами избегать.

– Юри.

Он очнулся от звука своего имени и поднялся со стула, чтобы подойти к Виктору, манившему его пальцем из кресла перед зеркалом. Кристоф и парикмахер продолжали спорить, не обращая на них внимания, и Юри склонился к его лицу. Уголки губ Виктора приподнялись.

– Наверное, когда я отосплюсь, я смогу вспомнить детали, но… есть одно сказание о человеке, обладавшем неземной силой, потому что его волосы были длинными, но его возлюбленная отстригла их, и он снова стал обычным человеком.(5) Знаешь ее?

– В первый раз слышу.

– Хм. Может, это роман, который ты не читал. Но я сейчас вспомнил об этой истории и подумал: наверное, это облегчение. Сбросить такой груз ради того, кого любишь. Когда я был юношей, мне больше всего хотелось повлиять на ход истории, я отчаянно стремился к этому, поэтому бросил университет, чтобы записаться добровольцем в армию, и когда мне предоставили шанс поступить на службу в разведку, я схватился за него. Но теперь я знаю, что есть и более высокие цели, – он приложил ладонь к лицу Юри, даря тепло вместе с прохладой от металла кольца. – Спасибо тебе за это. За все.

До того, как Юри смог ответить, парикмахер зашикал на него и на Кристофа, подготавливая расческу и ножницы. Виктор развернулся к зеркалу, закрыв глаза, и светло-серебристые пряди стали падать на пол одна за другой.

Они провели три дня в Париже относительно спокойно. После отдыха французский стал легче ложиться на язык, чему способствовало также нежелание французов говорить на любых других языках. Выходные перетекли в понедельник, и ни офицеры из МИ-6, ни советские разведчики не появились на горизонте, чтобы уволочь их обратно за Ла-Манш. Они гуляли вдоль Сены, прятались от дождя под навесами на улицах, упрямо игнорировали газеты, а по ночам Юри водил пальцами сквозь свежеподстриженные волосы Виктора и целовал его абсолютно во все места. В туманной дымке вечеров с налетом холодка надвигающейся осени начинало казаться, что город существовал в каком-то другом измерении, в отличие от всего остального мира.

Это была иллюзия, которая не могла продолжаться вечно.

– Если ты будешь трогать их так много, они начнут выпадать! – пошутил Виктор, но все же накренил голову в ладонь Юри. На затылке все было подстрижено коротко, но спереди и на макушке волосы оставались достаточно длинными – для того, чтобы укладывать их назад – но пока они лишь свободно падали ему на глаза. В свое четвертое утро в Париже они неторопливо нежились в кровати, и аппетит еще не настолько разыгрался, чтобы выманить их из тепла рук друг друга.

– Я в этом не виноват, – подначил Юри с улыбкой. – Тебе не кажется, что они редеют сами по себе?

– Да как ты смеешь, – на лице Виктора развернулась целая мелодрама. – Меня никогда еще так не оскорбляли! И я считаю, что ты должен извиниться. Хорошенько извиниться.

Юри нежно прикоснулся губами к участку его горла под челюстью.

– Насколько хорошенько?

Не успел Виктор ответить, как раздался стук в дверь, и оба издали стон разочарования.

– Черт с ними, – бросил Юри, но стук раздался снова и на этот раз более настойчиво. Виктор со вздохом выпутался из одеял и пропрыгал на одной ноге к двери, натягивая на ходу брюки. Как только он открыл ее, внутрь ворвался Крис, полностью одетый и с мрачной тревогой на лице.

– Прощу прощения, что вынужден испортить ваше милое утро, джентльмены, – сказал он на отточенном и напряженном французском, когда Юри принял сидячее положение, завернувшись в покрывала, – но несколько мутных кадров расселись в вестибюле отеля. И они говорят по-русски.

***

– Есть ли из отеля другой выход? – спросил Виктор, сидя на деревянном стуле у двери и вставляя патроны в пистолет. Наполовину одетый Юри тем временем паковал их вещи в безумной спешке. Отель «Chopin» был на углу одной из многих заполненных магазинчиками парижских улиц, которая на первый взгляд создавала ощущение романтики и старины. Теперь же она казалась худшим выбором на свете.

– Да, должен быть черный вход, но я не знаю, где, – вздохнул Кристоф. Он прислонился к стене с повседневным видом, но Виктор чувствовал признаки напряжения в его теле, как тугие мускулы спортсмена налились кровью в полной готовности к активным действиям. – Думаю, мы могли бы прижать уборщицу или посыльного мальчишку и допросить их, но тогда пришлось бы объяснять им, что вестибюль забит советскими шпионами, и у меня есть чувство, что все это может вылиться в настоящую драму.

– А если мы пойдем вниз и устроим перестрелку, это не будет драмой, да?

– Какая еще перестрелка, мсье Солдат? – брови Кристофа поползли вверх. – Ты знаешь, скольких людей я провел прямо под носом гестапо и вывез из Германии без единого выстрела?

– Значит, весь план – это тупо пройти мимо них? – удивленный Виктор попытался поймать взгляд Юри, но тот был занят завязыванием галстука.

– Мы с тобой ведь знаем, что в нашем деле актерское мастерство и блеф тоже прекрасно работают. Сейчас я спущусь вниз и выпишу всех нас из отеля, потом я снова поднимусь за вами, и мы выйдем отсюда как ни в чем не бывало, как будто так и надо. Потом мы очень спокойно доберемся до вокзала Гар-де-л’Эст, очень спокойно купим билеты и очень, очень спокойно свалим отсюда на ближайшем поезде до Женевы.

– А что если они очень спокойно последуют за нами?

– Если и существует транспортная сеть, идеально подходящая для сбрасывания хвостов, то это парижское метро, – он подошел к Виктору и сжал его за плечо. – Наибольшим препятствием сейчас является опасность потерять хладнокровие. Можно хотя бы капельку веры в меня? Если я вывез мсье Кацуки из нацистской Германии, то, думаю, и с вывозом вас из Франции я справлюсь.

Виктор повернулся и глянул на Юри – тот заряжал барабан собственного револьвера, после чего ему оставалось только натянуть пиджак. Их взгляды соединились, и на Виктора посмотрели два очень серьезных глаза через очки.

– Я доверяю ему, Виктор. Кристоф знает, что делает.

Виктор вздохнул.

– Хорошо.

– Вот и чудно, – Кристоф хлопнул его по плечу, поправил пиджак и направился к двери. – Я вернусь через пятнадцать минут. Думайте о хорошем, джентльмены.

Когда он ушел, Виктор убрал пистолет в кобуру и, подойдя к сидящему на кровати Юри, поцеловал его в черные волосы.

– Уже вечером мы будем в Швейцарии, – произнес он настолько ободряюще, насколько мог. – И начнем новую жизнь.

Юри запрокинул голову назад, и в этот раз Виктор поцеловал его в губы, чувственно и медленно.

– Я тоже нервничаю, Виктор, – сказал Юри, – но однажды я уже делал это, – он встал, убрал пистолет и надел пиджак, а потом поправил спрятанную кобуру. – Я многое готов сделать ради тебя снова.

Поймав его правую кисть, Юри поднес ее к губам и поцеловал костяшку над кольцом. Несмотря на тяжелую атмосферу в комнате, у Виктора в груди расцвело тепло.

Дверь резко раскрылась, и оба подпрыгнули, но это был всего лишь Кристоф, на этот раз в шляпе, пальто и со своим чемоданом.

– Готовы идти? – спросил он. – Поскольку я совершил катастрофическую ошибку, не взяв с собой оружие в обычную деловую поездку, вы оба возьмите по одному чемодану, а другую руку оставьте свободной для оружия. Не то чтобы это пригодится, потому что все и так получится, но… вы поняли.

Он подхватил самый большой из трех чемоданов Юри и Виктора и жестом указал следовать за ним; они спустились по лестнице строем, который замыкал Виктор. Еще до того, как они попали в вестибюль, Виктор расслышал два приглушенных голоса, говорящих по-русски, и разобрал слово «японец». Наклонившись к уху Юри, он прошептал:

– Надвинь шляпу пониже. Не дай им увидеть твоего лица.

Вестибюль был маленьким: между входной дверью и лестницей было лишь несколько метров. Чужаки находились очень близко. Виктор старался удерживать взгляд на спине Юри, преодолевая искушение посмотреть на двоих мужчин, рассевшихся напротив стойки со служащими отеля. Кристоф был уже у двери. Еще немного, и они будут на свободе. Еще немного, и…

– Никифоров! – кто-то рявкнул за спиной по-русски. – Остановись, псина ты предательская!

– Пора бежать! – пнув ботинком дверь, Кристоф пустился по улице, и Юри устремился вслед за ним. Виктор извлек пистолет из кобуры, немедленно переходя на бег, и обернулся через плечо. Утренние толпы создавали некоторое прикрытие, но вдалеке он приметил двоих людей в темных пальто. Посетители магазинов в ужасе отскакивали от вооруженных, свирепых мужчин, проталкивающихся сквозь них в попытке угнаться за Виктором.

Все трое свернули в переулок, и Кристоф стал маниакально дергать дверцы каждой припаркованной машины.

– Нет времени на чертово метро, – объяснил он, – но есть надежда, что какой-нибудь идиот… Слава богу!

Кристоф открыл все двери маленького отполированного автомобиля, забросил чемоданы назад и достал из кармана пальто то, что походило на очень замысловатый складной нож.

– Сможете прикрыть меня, пока я буду запускать двигатель? – спросил он, забравшись на водительское сидение.

– Понял, – ответил Виктор, кинув собственный чемодан в машину, и присел на тротуар с пистолетом в руке. – Иди в машину, Юри.

– Ты шутишь? – Юри обошел машину с другой стороны, запихал чемодан внутрь, но только чтобы загородить им себя, и облокотил руки с зажатым в них револьвером на крышу. Не успел Виктор развязать спор, как в переулке раздался громкий топот, и двое мужчин показались на глаза, бешено осматриваясь по сторонам. Как только они заметили копошение в машине, их лица исказились, но через секунду раздался выстрел, и шляпа одного из них слетела с головы. Оба преследователя резко прижались к тротуару.

– Надо ниже стрелять! – выкрикнул Виктор, стараясь не вкладывать в голос восхищение, и затем инстинктивно пригнулся, когда пуля просвистела над машиной. Он нацелился на угол переулка, и, когда один из агентов МГБ снова высунулся, он выстрелил один раз, другой, и наконец-то был вознагражден хриплым воплем боли.

– Не лезь с советами, когда не просят! – сердито ответил Юри.

Новый выстрел прошиб колесо одной из ближних машин, и воздух стал выходить из него с резким свистом. Любое мгновение теперь грозило появлением воя сирен, и если положение вещей каким-то образом могло стать еще более гадким, так это из-за прибытия полиции. Виктор заметил какое-то шевеление в переулке и нажал на курок, но это оказалась уловка, и перед тем, как удалось выстрелить снова, один из мужчин показался полностью и выпустил пулю. Юри издал крик боли и рухнул за машину.

В этот момент Виктору показалось, что все в мире нестерпимо замедлилось. В мышцы поступила клокочущая энергия, и время сжалось в одну точку. Он распрямился и ловким движением выстрелил. Один раз – и мужчина пошатнулся назад. Второй – и он упал на колени, пачкая асфальт свежей кровью. Третий – и машина вдруг взревела за его спиной. Это вернуло его в реальность, и сквозь холодную волну усталости до него донесся звук его имени голосом Кристофа. Он кое-как нырнул на заднее сидение, и они тут же сорвались с места. Юри уже сидел спереди, сжимая левую руку, Кристоф же скрючился над рулем.

– Юри, – позвал Виктор, наклоняясь вперед, – Юри, как сильно он ранил тебя? Милый…

– Переживу, – ответил он, но неровный голос выдавал, что все было не так просто. – Думаю, пуля лишь поцарапала меня, но это вызывает адскую боль.

– Ну да, так и должно быть, – сморозил Виктор, и Юри покосился на него. – Вот, – он заботливо протянул ему чистый платок, который достал из кармана брюк, – надо плотно прижать к ране и держать руку повыше. Когда мы остановимся где-нибудь, то воспользуемся моим галстуком как жгутом.

– Так, ребята, у вас же не найдется карты? – милейшим тоном спросил Кристоф, делая такой резкий поворот, что Виктор чуть не опрокинулся на чемоданы.

– То есть ты не знаешь, куда мы едем? – прошипел Юри.

– Я что, по-твоему, француз? Только идиоты ездят по Парижу!

– Может, просто следовать дорожным указателям? – в отчаянии спросил Виктор.

– А, точно. Хорошая идея, – Кристоф обернулся через плечо с шальной улыбкой. – Тебе стоит зарабатывать на этом, мсье Никифоров.

Они бросили машину в одном из переулков около Гар-де-л’Эст, оставив пропитанный кровью платок Виктора на сиденье. Неглубокая горизонтальная рана пролегала прямо над локтем Юри, и кровь и след пули значительно попортили его недешевые пиджак и пальто, но она была не настолько обширной, чтобы нуждаться в швах, и когда Кристоф прочистил ее с помощью бренди из небольшой фляги, они тщательно перевязали ее платками и галстуками.

– Хватит уже трястись надо мной, – пожаловался Юри, когда они ждали в закутке вокзала с чемоданами; Кристоф тем временем покупал билеты. – Я же сказал, все в порядке.

– Кто из нас двоих имеет опыт с огнестрельными ранениями? Я, а не ты. Мы добудем тебе чашку горячего чая, когда сядем на поезд, это поможет от потрясения, и ты потерял некоторое количество крови, надо восполнить жидкость в организме, – Виктор сжал правую кисть Юри и провел пальцем по золоту кольца. – Позволь мне поухаживать за тобой. Это моя работа, последняя работа, которая осталась у меня в этой жизни.

Юри посмотрел в пол, а потом снова в глаза Виктора.

– Ты убил его. Того, кто подстрелил меня.

– Да.

Он совершил достаточно убийств во время Берлинской операции, а потом еще несколько по пути домой в СССР, но никогда еще не был настолько глубоко уверен в правильности самого действия, даже когда стрелял в нацистов. В этом и была разница межу тем, чтобы убивать за страну, и тем, чтобы убивать за любовь.

– Это хорошо.

На лице Юри не было никакого притворства. Оно были лишь слегка бледным, но все равно ужасно красивым. Виктору нестерпимо хотелось поцеловать его.

Он опять прошел бы по всем запутанным и кривым коридорам своей жизни, не раз и с радостью, только чтобы снова стоять рядом с тем, кого он любил, в преддверии чего-то, имеющего вкус свободы. Виктор осмотрелся по сторонам и уже практически наклонился, чтобы действительно взять и поцеловать его, как вдруг ощутил прикосновение к плечу.

– Только не пугайтесь, мои любвеобильные друзья, – сказал Кристоф, протягивая билеты, – но есть малюсенькая вероятность, что я услыхал русскую речь от группы джентльменов около билетных касс.

– Хватит говорить так извилисто, это нервирует еще больше, – проворчал Юри. Рана от пули явно не способствовала его настрою. Крис лишь одарил его триумфальной улыбкой и потянулся за чемоданами.

– Именно такой оптимизм выведет нас отсюда, мсье Кацуки. Пойдемте, дальние поезда отправляются оттуда.

Виктор постоянно осматривался, пока они пробирались по широкому открытому пространству вокзала. Конечно, никого с табличкой «Агент МГБ» над головой не было, но после всего, что произошло с утра, любой прохожий уже казался подозрительным. Любое пальто могло скрывать оружие, любая надвинутая на глаза шляпа – намерение убить. В месте раны с рукава пальто Юри свисали клочки ткани, и это наверняка привлекло бы внимание любого, кто посмотрел бы в их сторону.

– Пассажиры в Дижон и Женеву, поезд прибывает на платформу 24, – раздался голос дежурного станции. – Платформа 24, отправление в 11:05, поезд на Дижон и Женеву!

Крис плавно повернул на нужную платформу.

– Никифоров!

Он напрягся, но продолжил идти вперед. Станция была переполнена. Здесь преследователи не будут – не смогут – ничего сделать. Виктор заметил двух офицеров полиции в форме и с дубинками на поясе чуть дальше на платформе.

– Никифоров! Остановись!

Не оглядываться. Не смотреть назад. Виктор не собирался, абсолютно больше никогда не собирался следовать ни единому их приказу. Кристоф был уже в конце платформы, где на их юго-восточный поезд падали ослепительные лучи солнца. Виктор слышал звуки возни за спиной и резкие слова по-французски. Не сбавлять шаг. Кристоф остановился перед открытыми дверьми вагона и вошел внутрь, смотря поверх их голов и улыбаясь.

– Кажется, твоим знакомым сегодня не повезло, мсье Никифоров.

Глаза Юри ярко и обрадованно сверкнули, когда он шагнул за Кристофом в поезд, и Виктор, не бросив ни единого взгляда назад, захлопнул за собой дверь вагона с тяжелым стуком.

Они направлялись домой.

_______________

1. «Здравствуйте, я хотел бы поговорить с мсье Джакометти. Кто спрашивает? Меня зовут Черный Дрозд». (фр.)

2. «Приветствую, мсье Черный Дрозд. Давно не слышал ничего от тебя». (фр.)

3. «Или мы могли бы говорить по-немецки?» (нем.)

4. Ménage (фр.) – семейная пара.

5. Имеется в виду Самсон.

В то время когда иудеи находились под властью филистимлян, для спасения избранного народа Бог послал Самсона, обладавшего великой силой. Секрет его силы заключался в его волосах – до тех пор пока их не коснулась бритва или ножницы, богатырь мог своротить горы. Пользуясь этим даром, Самсон причинял своим врагам большие неприятности, убивая их тысячами. Однажды, заметив, что богатырь увлекся одной женщиной (ее звали Далила) , филистимляне попросили ее выведать у Самсона секрет его силы, посулив блуднице крупное вознаграждение. С большим трудом блуднице удалось уговорить Самсона открыть ей свое сердце, в результате чего филистимляне заковали Самсона в цепи и, выколов ему глаза, посадили в темницу. Спустя некоторое время многие филистимляне собрались в одном доме, чтобы отпраздновать низвержение своего врага и принести жертвы богам. Когда веселье было в самом разгаре, позвали Самсона, чтобы посмеяться над ним. Однако волосы богатыря уже начали отрастать, и, по молитве, к нему снова вернулась былая сила. Самсон сломал столбы, на которых стоял дом; дом обрушился, и под завалами погибли все, кто там был.

========== Chapter 7: Bern (1) ==========

Я возвращусь, весь покрытый росой,

Ветром рассветным мне лоб холодящей,

И на колени, в уютный покой,

Я к тебе сяду, устало-молящий.

Пусть на груди отдохнет голова,

Звук поцелуев твоих вспоминая,

Мимо проносится штормов волна.

Ты отдыхаешь, мой сон охраняя.

Поль Верлен, «Зеленое» из цикла «Романсы без слов» (1)

– Юри! – Виктор остановился в дверном проеме, чтобы стряхнуть остатки воды с зонтика, после чего вошел в квартиру и закрыл за собой дверь. – Юри, я нашел бакалейщика, который говорит по-французски!

Заинтересованный его словами, Юри вышел из кухни. На нем все еще был тот свободный шерстяной джемпер, волосы имели растрепанный вид и немного торчали сзади, и он широко улыбнулся, когда подошел, чтобы заглянуть в большую корзину для покупок, висящую у Виктора на руке.

– Что тебе удалось достать?

– Травы! Я раздобыл несколько листиков лаврушки, укроп и уксус, так что наконец-то приготовлю тебе борщ. Помимо этого я купил немного оливкового масла, риса и чуть-чуть шоколада, – он отдал Юри бумажный пакет. – А еще я заскочил в булочную за свежей буханкой того плетеного хлеба, который тебе понравился.

– Какой ты милый, – Юри привстал на мысочки для поцелуя. – Давай я отнесу это на кухню и поставлю чайник.

Виктор оставил зонт у двери на просушку и повесил влажный плащ и шляпу на вешалку для одежды. Их квартира, обставленная только самым необходимым, казалась непривычно пустой: по комнатам разносилось эхо от шагов, а шкафы стояли практически без дела.

Шел февраль 1950 года, и к этому времени они прожили здесь уже пять недель. После нескольких месяцев пребывания в Женеве в гостях у семьи Джакометти, найдя законные и несколько менее законные способы утвердиться в качестве граждан Швейцарии, они официально перебрались сюда, чтобы начать новую жизнь. Их квартира находилась в старом средневековом центре Берна на верхнем этаже здания из обветшалого серого песчаника, и из ее окон виднелась река, текущая сквозь широко раскинувшийся город. Здесь было не так просторно, как в их старой квартире в Лондоне, но нынешнее место быстро стало для них домом. Этого было более чем достаточно.

На маленькой кухне Юри поставил чайник на плиту и начал доставать покупки из корзины. Виктор тем временем подошел к шкафам, извлек две кружки и поставил их на стол, забросив в каждую по чайному пакетику и ложке. Юри, проходя мимо, прижал ладонь к его спине, когда тот наклонился, чтобы убрать мешок с рисом, и когда Виктор развернулся, рука уже оказалась вокруг его талии. Юри улыбнулся ему:

– Привет.

– Привет, – ответил Виктор, – хорошо проводишь утро?

– В данный момент очень хорошо, – сказал он, и прикосновения его рук переросли в полноценное объятие. – И вид ничего так.

– Так я, значит, «ничего так». Ты просто мастер красноречивых комплиментов. Удивительно, почему половина мужчин в городе еще не пала к твоим ногам.

– Ты подожди еще, скоро я овладею местным диалектом, и тогда…

– Ты прав. Мне придется потратиться на крепкую трость, чтобы было чем отгонять твоих ухажеров, – наклонившись, он принялся целовать Юри медленно и мягко, пока их не прервал свист чайника.

Во всей квартире было лишь два стула – около кухонного стола, но они переместились с чаем в спальню и устроились у изголовья кровати. На улице все еще шел мокрый снег, оседая на крышу у них над головами и соскальзывая вниз по маленькому окну, и, несмотря на тепло, проникающее от соседей снизу, было зябко. Чтобы согреться, Юри прижал к груди кружку с чаем.

– Мы обязательно купим велосипеды, как только найдем работу, – сказал он, – тогда не нужно будет зацикливаться на магазинчиках в центре города.

– Нам понадобится книжный шкаф, если Минако вышлет наши книги. И достаточно вещей для свободной спальни, чтобы при необходимости притвориться, что один из нас спит там.

– М-м-м, и еще мебель для гостиной. Мы не можем вечно сидеть на кровати.

– Почему же нет? – Виктор сделал глоток, оценивая температуру напитка. – Ведь так мне намного легче потом делать с тобой все, что мне захочется.

– Это верно, – Юри улыбнулся поверх кружки; от пара его очки слегка запотели. – Но если мы не купим диван, то я раньше умру, чем закончу читать «Братьев Карамазовых».

– Но у тебя и так есть свой Алеша, прямо здесь, – Виктор поставил кружку на пол и набросил край одеяла поверх их облаченных в носки ступней. – Это было мое кодовое имя. Не из-за этой книги, нет. Это довольно распространенное имя.

Юри долго смотрел на него, прежде чем взять его за руку.

– Думаю, «Виктор» мне нравится больше, – он провел большим пальцем по его кольцу. – Мой Виктор.

– Ты знаешь, в России, у нас… используют уменьшительные имена, когда люди очень хорошо знают друг друга. К примеру, «Алеша» – это уменьшительное от «Алексей». Это что-то вроде прозвищ, – объяснил он, подняв кружку. – Также существуют еще более ласковые формы имен для детей или для членов семьи. Или для возлюбленных.

– А как тебя обычно называли? – Юри придвинулся ближе. – Ты никогда не просил называть тебя как-то иначе, кроме как «Виктор».

Виктор кратко глянул на него и затем перевел взгляд на их соединенные руки, лежащие на покрывале.

– Я думал, что это может быть неудобно для тебя. Я знаю, что имена и обращения – сложная штука как в Японии, так и в Великобритании, где каждый – мистер Фамилия. И, по правде говоря, когда ты называл меня Виктором в Германии, это и так уже было чем-то до невозможности личным.

– А я, кстати, пожалел, что попросил тебя называть меня просто Юри. Каждый раз создавалось такое ощущение, что ты как будто раз за разом делал мне предложение.

– Если честно, так и было.

Юри усмехнулся:

– Это уж точно. Виктор, если ты хочешь, чтобы я… Вряд ли я смогу шустро освоить русский, как и ты – японский, но если тебе этого не хватает, то я хотел бы дать тебе это.

Виктор заглянул в темный чай, но тот не делился истинами.

– Люди, с которыми я дружил, обычно называли меня Витя. Это основное сокращение, – он закрыл глаза и позволил себе вспомнить, позволил боли возникнуть и волной пройти сквозь каждый нерв его тела. – А родители всегда называли меня Витюша. Это более ласково. Более лично. Ты… ты тоже можешь называть меня так. Если хочешь.

Юри отпустил его руку, но только чтобы забраться под нее и устроиться под боком у Виктора.

– Мне потребуется некоторое время, чтобы привыкнуть к этому, но я попытаюсь. Витюша… – он попытался распробовать имя, словно первое слово нового языка. Для Виктора это прозвучало нежно и ностальгически, но все же совсем не так, как все то, что он слышал до этого.

– Я бы тоже хотел научиться немного говорить по-японски, – сказал он, положив подбородок на макушку Юри. – Точнее, сначала нам нужно научиться говорить на бернском немецком. Но после… Я знаю только европейские языки, так что это было бы увлекательно. И знаешь, если мы когда-нибудь… Если ты когда-либо почувствуешь, что хочешь вернуться домой, мне бы не хотелось выглядеть полным идиотом там, перед твоей семьей.

Юри не шелохнулся, но его дыхание немного затруднилось, и звук вдохов и выдохов стал четко различим, даже несмотря на ненастье за окном. Виктор зарылся лицом в его волосы, вдыхая легкий запах мыла.

– Это была просто мысль. Если ты считаешь, что мне не надо этого делать, может быть, я выучу арабский язык или еще какой другой. Мне всегда нравилось, как выглядит их письменность.

Юри тихонько вздохнул:

– Я не могу говорить тебе, какие языки ты можешь учить, а какие – нет. Ты знаешь, что я не могу вернуться после того, что сделал. А так как я все равно ужасный сын, в Японии твой японский был бы наименьшей из наших проблем.

– Я знаю, что ты думаешь именно так. Но, Юри… это ведь ты считаешь, что ты ужасный сын. Ты не знаешь, как считают они. И если ты, по крайней мере, не попытаешься выяснить… – он замолчал и сделал большой, придающий сил глоток чая. – Я бы все отдал, чтобы еще хотя бы раз увидеть родителей… Услышать их голоса, поговорить с ними, получить еще одно письмо, написанное почерком моей мамы. Я не хотел бы, чтобы тебе пришлось жить с чем-то подобным. Особенно когда есть выбор.

– Я подумаю об этом, – неопределенно сказал Юри, и это был лучший ответ, на который мог надеяться Виктор.

– Не нужно спешить.

Юри приподнял голову и, поймав его губы, принялся его целовать – ненавязчиво и нежно, даря вкус горячего черного чая и дома.

– Ты прав, – согласился он, – у нас есть время.

***

Юри никак не мог понять, о чем говорил Виктор, и это вызывало смятение. Френци остановилась около стола последнего, и их беседа была как-то связана с велосипедами, а также, возможно, собаками, но на одно знакомое слово приходилось четыре-пять незнакомых, и Юри нужно было сосредоточиться, чтобы расшифровать их. Однако, как только он это делал, беседа уже убегала далеко вперед.

Их работа и стала причиной, по которой они перебрались в Берн вместо того, чтобы остаться во франкоговорящей Женеве или переехать в более многонациональный Цюрих. Рюди Шерер был другом Кристофа по его загадочному клубу «Der Kreis» (2), и он нуждался в переводчиках для его многообещающего издательского дома, находящегося в федеральной столице. Издалека перспектива казалась радужной. И хотя они были не единственными иммигрантами в конторе, язык повседневного общения в ней был тот же, что и во всем остальном городе.

По-немецки Юри говорил бегло. Он изучал этот язык в одном из лучших университетов мира, в конце концов. Привычка дисциплинированно практиковаться, аккуратно чертить таблицы спряжений, составлять скучные списки новых слов и зазубривать все это когда-то очень помогла ему одолеть английский и французский, а также пригодилась в изучении корейского и кантонского китайского, но теперь все это оказалось совершенно бесполезным перед лицом бернского диалекта, по которому еще никто не удосужился составить адекватный учебник.

А Виктор, конечно же, схватывал все на лету. Ему было еще далеко до беглого общения, и частый хохот Френци и ее дружеские исправления служили достаточным доказательством этому, но он уже впитал в себя, как губка, новые слова и произношение, обогащая немецкий, усвоенный еще в детстве. Юри мог бы поклясться, что он даже начал приобретать акцент.

Следовало бы порадоваться тому, что Виктор так хорошо адаптировался и что хотя бы один из них мог вести повседневные беседы без всех этих тяжелых вздохов и необходимости преодолевать не только страшное нежелание любого швейцарца говорить на стандартном немецком, но и трудности поиска того, кто владел бы французским. Юри был счастлив, но не мог избавиться от нарастающего чувства, что он здесь чужой.

Когда Виктор свободно освоит язык, его речь станет неотличима от речи любого другого человека, который родился и вырос здесь, среди горных хребтов, но Юри никогда не смог бы вписаться до конца независимо от степени совершенства его речи.

Это постоянно будет отбрасывать их назад.

– Не хотите присоединиться к нам на обед, Юри? – теперь Френци остановилась у его стола, перейдя на французский с сильным акцентом. – Ганс, Сузи и Анна тоже придут. Виктор говорит, что вы оба еще ни разу не пробовали фондю (3)‚ так что надо это исправить!