Текст книги "Путь к тишине. Часть 3 (СИ)"
Автор книги: Сиреневый Кот
Жанры:
Прочие детективы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)
Мишель быстро оделась и ушла. Кедвин повернулась к Митосу:
– Помогай, Дункан. Мне одной не справиться.
МакЛауд поспешно скинул пальто.
Они перенесли Митоса в спальню, раздели и уложили в постель. Кедвин аккуратно поправила подушки и одеяло, потом села на край кровати – сжавшись и подперев рукой подбородок. Она казалась такой маленькой и хрупкой!
МакЛауд тяжело опустился в кресло у окна и закрыл рукой глаза.
– Господи, что же это такое?
– Не знаю, – проговорила Кедвин. – Он может и не очнуться больше… После всего, что он мне рассказал, надежды маловато.
– Что такого он тебе рассказал?
Она посмотрела на него молча, потом не то вздохнула, не то всхлипнула:
– Ты все-таки упрямый дурак, Дункан МакЛауд! – Покачала головой, проглатывая слезы. – Неважно, что он рассказал мне. Важно, почему он не мог сказать того же тебе.
– Не понимаю.
– Все еще не понимаешь или просто не хочешь понять?
– Ты думаешь, во всем этом виноват я?
– Ничего я не думаю, – тяжело вздохнула она. – Теперь все равно, кто в чем виноват. Он всегда поступал так, как считал нужным, ни на кого не оглядываясь. Так кого винить?
МакЛауд встряхнулся и сел прямо:
– Все-таки, что он тебе рассказал? Он-то знал, что с ним творится. И может быть, знал, что делать?
– Он не хотел ничего делать, – отозвалась Кедвин.
Это сбило МакЛауда с толку.
– Что значит, не хотел?
– То и значит. Он думал, что это может повредить кому-нибудь из нас.
МакЛауд уставился на нее недоумевающе:
– Повредить? Извини…
– Я тоже ничего не понимаю! – вспыхнула Кедвин. – Но это его решение, Дункан. Он сказал, что не станет делать ничего, что могло бы причинить вред его близким… Если бы я знала, что все это значит!
МакЛауд нахмурился:
– То есть это его решение – просто сидеть и ждать смерти?
– Если угодно – да.
– Тогда тем более не понимаю…
– Так подумай еще раз!
МакЛауд замолчал. Что проку задавать вопросы, если некому отвечать, а Кедвин и вовсе начинает убеждать его, что все идет, как надо?
Воздух всколыхнулся – вернулась Мишель.
Кедвин встала:
– Побудешь здесь? Я приготовлю что-нибудь поесть и позову.
– Конечно, – кивнул МакЛауд.
Она ушла.
Оставшись вдвоем с Митосом, МакЛауд поймал себя на коротком страхе – он остался один. Прогоняя эту подлую дурь, МакЛауд встал с кресла и присел на край постели. Долго сидел, не двигаясь, чувствуя, как все-таки вползает в душу холодный страх.
Этого не могло, не должно было быть! Это противоречило всему, что он знал о природе Бессмертных.
В спальню тихо вошла Кедвин:
– Дункан.
Он вздрогнул и оглянулся:
– Да?
– Иди в кухню, поешь. Я посижу здесь.
Он согласно кивнул, хотя голода не чувствовал.
– Как он? – тихо спросила Мишель, когда он переступил порог кухни.
– Так же, – устало ответил МакЛауд. – Я вообще ничего не понимаю.
– Я тоже думала, что такого не бывает, – шепотом проговорила Мишель…
Закончив с едой, они вернулись в спальню вместе.
Кедвин сидела на кровати, спиной к двери, и немного замешкалась, прежде чем повернуться. Кажется, она хотела скрыть слезы.
МакЛауд, глянув на нее, отвел глаза. Легче было бы, если бы он плакала.
– Ладно, хватит ахов и вздохов, – сказала Кедвин. – Вопрос до сих пор открыт: что нам теперь делать?
– Не знаю, что мы можем сделать, – хмуро произнес МакЛауд, – но оставаться здесь нельзя. Нужно укрытие, безопасное.
– Священная Земля, – тихонько подсказала Мишель. – Но где?
– Только Святой Христофор, – отозвалась Кедвин. – Мишель.
– Да?
– Отправляйся домой.
– Кедвин!
– Послушай меня, девочка. Так будет лучше. У тебя своя жизнь, работа, обязанности. Постарайся этим не пренебрегать. А завтра утром…
– Я вернусь сюда?
– Нет. Ты отправишься в «Блюз-бар». Найди Доусона. Не рассказывай подробностей, но попроси узнать, где сейчас находится брат Ансельм и позвонить мне. Хорошо?
– Хорошо.
– Потом занимайся своими делами. Если случится что-то, я тебе сообщу, обещаю.
Мишель подумала.
– Ладно, – хмуро сказала она. – Только сообщи обязательно.
– Я же пообещала… Идем, я тебя провожу.
Мишель кивнула и оглянулась на МакЛауда:
– Пока, Дункан.
Он улыбнулся.
Кедвин и Мишель вышли из комнаты.
Очень неприятное чувство появилось у МакЛауда во время этого разговора. Это было твердое ощущение, что его мнение здесь никого не интересует. Кедвин не нужен был совет, чтобы избрать убежищем знаменитый монастырь, ведь поблизости больше ничего подходящего не было. А попробуй он возразить, его бы просто проигнорировали.
Кедвин всегда была мудрой и терпимой. Даже если она считает виноватым во всем его, МакЛауда, она этого не выскажет, но контролировать каждый свой жест и взгляд не сможет. Вот как сейчас.
Хуже всего то, что она права.
*
Понемногу наступал вечер.
Кедвин по-прежнему отмалчивалась, и МакЛауда начало тяготить ее показное равнодушие. Прежде она не скрывала от него свои чувства так тщательно. Исчезало что-то очень важное; доверие, близость – ему было трудно найти нужное слово. Да и в словах ли дело! Кедвин уходила, отдалялась от него, и он ничего не мог поделать.
Она не хотела оставлять Митоса без присмотра, и с этим МакЛауд спорить не стал. Предложил дежурить по очереди, и Кедвин тут же отправила его отдыхать – во вторую спальню. МакЛауд заикнулся было возразить, но вовремя понял, что она хочет побыть одна. Наедине с Митосом, если на то пошло… Может быть, выплакаться.
Сна не было даже близко, и он сидел в комнате или ходил из угла в угол. Думал.
Уже глубокой ночью МакЛауд заглянул в спальню Митоса с твердым намерением отправить Кедвин отдохнуть.
Переступив порог, он понял, что вопрос решился и без его участия. Кедвин спала, улегшись на кровати рядом с Митосом. Как будто задремала случайно.
МакЛауд осторожно передвинул ее подальше от края постели и поправил подушку. Тихонько опустился в то же кресло у окна. Долго сидел, глядя за окно, в темноту, раскрашенную кое-где городскими огнями…
Он, наверно, ненадолго отключился, потому что пришел в себя неожиданно и резко. Сразу почувствовал – что-то изменилось в комнате.
Свет.
МакЛауд осторожно поднялся с кресла, заметив, что сквозь неплотно прикрытую дверь пробивается свет, белый, но слишком яркий для дневного. Недоумевая, подошел к двери и приоткрыл ее. Резкий свет сразу померк, сделавшись обычным светом неяркого дня. Едва глянув за дверь, МакЛауд охнул и застыл на месте.
Привычного и хорошо знакомого коридора за дверью не было. МакЛауд стоял на пороге серого каменного лабиринта.
*
Сразу нахлынуло облегчение – это просто сон. Потом пришла другая мысль: это не просто сон, это видение!
Страха не было.
МакЛауд оглянулся на спальню, на Митоса, по-прежнему лежавшего на кровати будто в глубоком сне, на спящую рядом с ним Кедвин, потом снова посмотрел вперед – и медленно перешагнул порог.
– А я все-таки был прав, – раздался рядом знакомый голос.
МакЛауд резко обернулся. В нескольких шагах дальше по коридору стоял Грэйсон.
– Что ж, мы встретились третий раз. Надеюсь, последний.
– Встреча ведь не случайна, – тихо заметил МакЛауд. – Ты что-то должен сообщить мне.
– Ты становишься догадливым, – улыбнулся Грэйсон и неторопливо пошел прочь по каменному коридору, предоставив МакЛауду следовать за собой. – Тебе следует кое-что знать, МакЛауд.
– Да. Например, что это за место? И куда ты меня ведешь?
– О, какое нетерпение! Видно, приключения пошли тебе на пользу. Сейчас ты находишься по другую сторону своего естества.
– То есть?
– Тебе ведь известно поверье, что вместе с витано победитель получает силу и знания побежденного? С силой все ясно, но удавалось ли тебе хоть раз воспользоваться чьими-то знаниями?
– Не припомню.
– Правильно. Потому что в обычной обстановке и обычном состоянии сознания это невозможно. Однако в твоей жизни случались моменты, когда тебе удавалось погрузиться в этот мир.
– Не думал, что мой внутренний мир имеет вид лабиринта.
– Это не твой внутренний мир.
– Что? – МакЛауд приостановился. – Как, не мой? А чей же?
– Это не сам мир. Это форма, которую принимают твои видения. И конкретно эта форма – изделие воображения Митоса.
– Все еще не понимаю, – осторожно сказал МакЛауд, хотя уже начал догадываться, в чем дело.
– А по-моему, понимаешь, – усмехнулся Грэйсон. – Ваши ауры в какой-то момент были слиты воедино. Стоит ли удивляться, что они остались связанными!
– Постой, – опешил МакЛауд. – Ты хочешь сказать, что я сейчас нахожусь среди воспоминаний Митоса?!
– Еще нет. Но ты не дослушал… Какую бы форму ни принимало твое видение мира «по ту сторону», одно и то же одинаково у всех: в этот мир нет доступа никому, кроме тебя. Но вы с Митосом – редкое исключение. Ты в его лабиринте. А там, в глубине лабиринта, есть выход к Источнику.
– К Источнику?
– Да. Но без проводника попасть туда невозможно.
– Так вот в чем дело, – медленно произнес МакЛауд.
– Верно. Я твой проводник.
– Проводник. – повторил МакЛауд. – Как Фицкерн?
Грэйсон снова усмехнулся:
– Отчасти. Но с Фицкерном ты путешествовал по воображаемому миру. Со мной попадешь в реальный.
– Что ж в нем реального? – удивился МакЛауд. – Я думал, это просто сон.
– Иногда сны реальнее яви, – как о само собой разумеющемся, заметил Грэйсон. – Здесь реальны чувства: любовь, страх, боль… К тому же во сне ты наедине с собой, и потому всегда честен. В яви же такое бывает не всегда.
МакЛауд ненадолго умолк, задумавшись. Потом осторожно спросил:
– Грэйсон, кто послал тебя ко мне?
– Поразительно своевременное любопытство! – криво усмехнулся тот. – Но на этот вопрос мне отвечать не разрешено.
– Грэйсон!
– Я не скажу тебе больше, чем мне дозволено, МакЛауд. Не ломай свою гордость напрасно. Ты уже понял, что я такое, поэтому сохранять материальный облик мне больше нет нужды. Следуй за мной.
Его фигура окуталась туманной дымкой – и внезапно растворилась в ней, рассыпавшись роем серебристых искр. Это облачко, словно подхваченное ветром, унеслось вперед.
МакЛауду ничего не оставалось, кроме как идти следом.
Лабиринт менялся. Стены, вроде бы оставаясь на своих местах, то расступались и почти терялись из вида, то вдруг начинали давить, и МакЛауд мог увидеть каждую трещинку в камне буквально перед своим носом. Было очень тихо: никаких голосов, эха, движения в боковых коридорах. Потом стали встречаться лоскутки белого тумана, прозрачной дымкой плавающие по переходам и лестницам.
Одно такое облачко оказалось на пути у МакЛауда. Он приостановился, думая обойти его стороной, но опасаясь потерять из вида своего проводника, решился и пошел прямо сквозь туман.
…Боль нахлынула огненной волной, рывком вернув его к кошмару, который он предпочитал не вспоминать: к ночи, когда призраки-Всадники настигли его в квартире Аманды. Он был сразу и здесь, в лабиринте, и там, корчась на полу в мучительной агонии под злобный хохот призраков.
МакЛауд тряхнул головой, отгоняя наваждение. Вдруг очертания комнаты городской квартиры исчезли, пропало ощущение, что он лежит на ковре. Боль, раздиравшая все тело, осталась, а вместе с ней пришли новые ощущения: сухой, горячий воздух, раскаленный песок, мучительный голод и жажда…
И знакомый голос, говорящий сейчас, однако, на никогда не слышанном, но неожиданно понятном языке:
– Как ты, брат, чувствуешь себя теперь?
Он усмехнулся в ответ и приоткрыл глаза.
– Потеря и обретение, верно? Хорошо… Ты получишь то, что хочешь. Но не больше…
– И что это значит?
– То, что я сказал… Желая одного, упускаешь из вида другое. Ты никогда не узнаешь, мимо чего прошел… брат.
МакЛауд открыл глаза и снова увидел себя в лабиринте. Наваждение исчезло.
Он обернулся – белое облачко осталось позади. Таких лоскутков тумана по коридорам плавало множество.
Спохватившись, он прибавил шаг, чтобы не терять из вида проводника. Дойдя до следующего облака, вошел в него без колебаний.
– …ты умеешь быть послушным. Это хорошо…
– Да, госпожа.
– А еще ты не так глуп, как думают некоторые. Ну что ж… Пока ты мой, тебя никто не тронет. Помни об этом.
– Я помню.
На каком древнем языке они говорили? Это даже не воспоминание, так, крошечный обрывок…
МакЛауд шел все дальше по бесконечным коридорам, перед каждым облаком на миг задерживая дыхание и упрямо шагая вперед. Он сам не знал, чего именно ждет. Увы, обрывки воспоминаний (иногда картинки, чаще голоса или ощущения) напоминали осколки разбитого зеркала, в которых не видно ничего.
И вдруг…
МакЛауд едва не вскрикнул, когда, окунувшись в очередное облако, он увидел себя. Не как в зеркале. Он не сразу вспомнил, где и когда мог выглядеть таким образом. И водопадом шквал эмоций: боль, страх, разочарование, обида.
– Разговор окончен.
Собственный голос показался ему незнакомым. Он проводил того себя взглядом, сел в машину и, навалившись на руль, без сил уронил голову на руки. Рванулись слезы.
МакЛауд отпрянул к стене, забыв о своем пути и проводнике.
Неужели это и есть откровение, которого он ждал?
С усилием переведя дыхание, он пошел дальше.
*
– Мы пришли, – отдалось эхом.
Дальше пути не было. Тупик, гладкая стена и высокая двустворчатая дверь в ней.
МакЛауд остановился перед дверью. Смятение, в котором он пребывал после путешествия по лабиринту, теперь обернулось страхом. Однако отступать было поздно.
– И что дальше? – спросил он.
Не дождавшись ответа, окликнул:
– Грэйсон!
Тишина.
МакЛауд понял, что остался один. Что делать теперь, он не знал, но, раз уж его привели к этой двери…
Он вздохнул раз, потом другой, набираясь решимости, и обеими руками толкнул холодные створки.
Дверь открылась бесшумно. Переступив порог, он оказался в просторном сводчатом зале, пустом и светлом. Воздух здесь был полон звоном плещущейся воды и хрусталя; по дальней стене, против входа, струился сияющий водопад.
Чувствуя, как замирает сердце, МакЛауд пошел через зал к водопаду. Подходя, заметил, что перед ним, на возвышении в несколько широких ступеней, стоит человек, закутанный в серебристо-серую мантию с широким капюшоном. Человек стоял спиной к залу, подставив правую ладонь под струи колдовской воды и пропуская их между пальцами. Вот он поднял голову, глядя вверх. Капюшон соскользнул, открывая гриву густых черных волос.
МакЛауд вздрогнул, прибавил шаг и вскоре поднялся по ступеням.
– Митос?!
Человек обернулся и торопливо отступил на шаг. Это в самом деле был Митос, закутанный в серую мантию до пят и недоверчиво глядящий на МакЛауда.
– Митос? Это правда ты?
– А кто ты? – напряженно откликнулся тот, отступая еще на полшага.
МакЛауд остановился тут же, на верхней ступени:
– Как, ты не узнаешь меня?!
– А что, должен?
МакЛауд растерялся.
Полно, Митос ли это? Может, очередной призрак, порождение лабиринта?
– Ну… мы же были друзьями.
– В самом деле?
– Я так думал. Ты заботился обо мне, защищал…
– Ну и что? Это повод для особых отношений?
– Митос, разве это не повод, чтобы помнить?
Губы Старейшего изогнулись, обозначая знакомую саркастическую усмешку:
– Я много о ком заботился. Обычно это обходилось дороже, чем того стоило на самом деле. А ты… Не знаю, кто ты такой, но твое лицо кажется знакомым.
– Митос, я МакЛауд… Пожалуйста, вспомни!
Он сам не знал, почему это кажется таким важным. Но было важно, чтобы этот Митос или призрак узнал его.
– МакЛауд? – медленно повторил Митос, и по его лицу скользнула тень. – Дункан МакЛауд?
– Да! – Горец шагнул в его сторону. – Ты помнишь?
– Не подходи ко мне!
Потемневшие вмиг глаза вспыхнули холодным огнем.
– Митос, в чем дело? – охнул МакЛауд.
– Я сказал, не подходи ко мне! Разве не из-за тебя я оказался здесь? Что тебе еще от меня нужно?!
– Я не… – начал было МакЛауд и прикусил язык, потом покачал головой: – Нет, Митос. Я не хотел ничего плохого… Так сложились обстоятельства.
– Конечно, не хотел. Тебе было просто все равно!
– Я пришел сюда за тобой! – отчаянно воскликнул МакЛауд. – Я хочу помочь тебе вернуться!
– Вернуться? – тихо переспросил Митос. – Куда? И зачем?
– Как куда? К жизни, к нашему миру. Ты не должен здесь оставаться!
– Я вообще никому ничего не должен, – скривил губы Митос. – А уж тебе в особенности.
– Митос, а как же Кедвин? Ты и к ней не хочешь вернуться?
По лицу Митоса снова пробежала тень.
– Не знаю, – ответил он едва слышно. – Мне кажется, ей будет лучше без меня.
– Митос. Что ты такое говоришь? – возмутился МакЛауда. – Послушай…
– Нет, ты послушай. Друг ты или нет – оставь меня в покое!
Он гневно топнул ногой – и исчез, будто растворился в бликах водопада.
МакЛауд застыл в растерянности. Затем осторожно протянул руку к воде. Коснуться звенящих струй не удалось – они отступали, не подпуская к себе раскрытую ладонь.
– Как видишь, он не хочет возвращаться, – раздался за спиной у МакЛауда незнакомый мужской голос.
Горец крутанулся на месте, инстинктивно подбираясь, как перед атакой.
У другого края площадки стоял человек в длинной серой мантии, похожей на мантию Митоса, как могут быть похожи тяжелый бархат и тонкое полотно одного цвета. Поверх мантии незнакомца неярко поблескивало серебром плетеное ожерелье; светло-русые вьющиеся волосы охватывала такая же диадема.
МакЛауд мог поклясться, что незнакомец появился не со стороны входа в зал, во всяком случае, по лестнице не поднимался. Тогда откуда? Возник из воздуха или из водопада?
– Откуда ты знаешь? – спросил МакЛауд. – Кто ты?
– Я Хранитель Источника, – спокойно произнес незнакомец. – Один из Хранителей, если быть точным.
– Хранитель? – недоверчиво переспросил МакЛауд. – Так это ты привел меня сюда?
– Да, я.
– Зачем?
– Помочь увидеть то, что тебе следовало увидеть давно.
МакЛауд нахмурился, вспоминая.
Хранитель Источника… Легенда, похоже, становилась явью, насколько это возможно во сне.
– Хранитель, – повторил он задумчиво. – Что ты такое? Воплощение некой силы? Или у тебя есть и своя воля?
– Это важно для тебя?
– Мне важно знать, с кем или с чем я имею дело.
– Я Бессмертный, МакЛауд. Вполне живой, со свободной волей. Только немного иной, чем вы все.
– И поэтому претендуешь на знание истины?
Хранитель улыбнулся задумчиво и немного печально:
– Я не претендую на знание истины. Но мне известно многое. Спрашивай меня сам. Чтобы получить ответ, нужно задать вопрос.
– И ты расскажешь все, о чем я спрошу? – усмехнулся МакЛауд.
– Зависит от того, что и как ты спросишь.
МакЛауд помолчал, размышляя.
Ему предлагают поиграть в загадки. Что ж, сходить с ума, так полностью! Хотя не верилось ему, что все по простой схеме: задал вопрос – получил ответ. Так не бывает ни наяву, ни в пророческих снах.
– Я хочу знать только одно, – сказал он, глядя себе под ноги. – Почему все случилось так, как случилось? И могло ли быть по-другому?
Хранитель некоторое время молчал, потом произнес:
– Неудачное начало. Ведь на самом деле ты хочешь узнать другое.
– Вот как? – резко вскинулся МакЛауд. – И что, по-твоему, я хочу узнать?
– Ты хочешь знать, могло ли все быть по-другому, если бы ты сам повел себя иначе.
– Может быть, – неохотно признался МакЛауд. – Хотя на самом деле это уже неважно. Скажи, как я могу помочь Митосу.
– Никак, – спокойно произнес Хранитель.
– Почему? Если ты Хранитель, ты знаешь все о силах, которые отнимают у него жизнь. Ты должен знать!
– Я и знаю. Потому говорю – нет.
– Но послушай…
– Тебе не нужно за него заступаться, МакЛауд. Дело не в том, что было и чего не было между вами. Он расплачивается за другие грехи. И потому ты ничем ему не поможешь.
– За другие грехи? – нахмурился МакЛауд. – Какие?
– Нужно ли тебе это знать? Его жизнь – это его жизнь. И ваше краткое знакомство, для него действительно краткое, не дает тебе особых прав решать его судьбу.
– А у тебя есть такое право? – чувствуя нарастающий гнев, спросил МакЛауд.
– Я не распоряжаюсь его жизнью.
– Тогда кто?
– Ты наивен, Дункан МакЛауд, – с улыбкой проговорил Хранитель. – Впрочем, ты Избранный.
– Это что еще значит? – невежливо перебил его МакЛауд. – Я все последнее время только и слышу: ты Избранный, ты Избранный! И что с того? Что мне делать с этой избранностью?
– Тебе – ничего. Все, что мог и должен был сделать, ты уже сделал. Но события, которые вокруг тебя происходят, именно с этим обстоятельством и связаны. Ты просто должен с этим считаться.
– Если все дело в моей избранности, значит, и Митос по тому же поводу оказался во все это втянутым?
– Повторяю тебе, МакЛауд, его история – это его история. Человек может отвечать только за свою жизнь.
– Нет, – покачал головой Горец. – Я тебе не верю.
Хранитель удивленно приподнял брови, потом неожиданно расхохотался – легко и искренне.
– Ну что же, мой недоверчивый друг, – произнес он смягчившимся тоном. – Значит, ты жаждешь узнать, какова твоя роль в том, что сейчас происходит с Митосом, несмотря на невозможность ему помочь… Мне нравится твоя настойчивость. Будь по-твоему!
– Так ты расскажешь мне?
– Ты все увидишь сам. Ты увидишь все еще раз, с самого начала. Сам решишь, когда именно нужно было и можно ли было сделать шаг в другую сторону, чтобы избежать всего этого.
– Значит, можно было избежать?
– Избежать можно всего. Одно слово, один жест, один шаг – и течение событий будет совсем иным. Лучше ли, хуже, но иным. Смотри сам и решай сам.
Хранитель плавным жестом указал на водопад.
МакЛауд повернулся, взглянул на мерцающий поток. В бликах и осколках хрусталя, роились неуловимые образы. Они становились все более четкими.
Невидимый поток подхватил МакЛауда, увлекая в искрящуюся бездну…
*
…Он пришел в себя, задохнувшись, и резко выпрямился в кресле. В комнате было по-прежнему тихо. Кедвин спала. Никакого света сквозь дверь не пробивалось.
Конечно, это же был сон!
Но сердце МакЛауда колотилось отчаянно, как от падения с высоты. Видение, которое обещал ему таинственный Хранитель, все еще жило в памяти.
МакЛауд поднялся с кресла, обошел кровать. Сел рядом с Митосом. Долго смотрел ему в лицо, потом осторожно дотронулся до его руки, лежавшей поверх одеяла.
Чувствуя, как подступают слезы, шепотом проговорил:
– Прости… Я действительно упрямый дурак. Что мне сделать, чтобы ты меня услышал?
*
До утра ничего не изменилось. Оставалось сидеть и ждать новостей.
МакЛауд не стал рассказывать Кедвин о своем ночном видении; он не знал, как и о чем именно говорить. Слишком многого он еще не смог бы выразить словами.
Он не слышал, чтобы Кедвин плакала, но утром увидел ее покрасневшие глаза, и от этого стало еще хуже.
Доусон, против ожидания, не позвонил, а приехал сам, около одиннадцати часов утра. Дверь открыла Кедвин; МакЛауд из гостиной услышал их голоса.
– Привет. Вот, решил донести вам новости сам, без телефонных звонков…
– Здравствуй, Джо. Как ты?
Голос Кедвин звучал мягко и сочувственно, и МакЛауд невольно насторожился – что-то еще случилось, о чем он не знает?
– Ничего. Уже в порядке, – отозвался Доусон. – Переживу… Уж не знаю, зачем вам понадобилось разыскивать Ансельма…
Он переступил порог гостиной и удивленно воззрился на МакЛауда.
– Та-ак, вот теперь вижу, что дело и впрямь серьезное.
– Уж куда серьезнее, – проговорил МакЛауд.
– Что у вас за беда? Надеюсь, все живы?
– Беда большая, Джо, – ответила Кедвин. – Ансельм нам понадобился не просто так… Идем, сам увидишь.
МакЛауд остался в гостиной. Джо вслед за Кедвин стал взбираться по лестнице на второй этаж.
Они вернулись быстро, стрелки на часах в гостиной не успели пройти даже очередную четверть круга. Кедвин присела на подлокотник дивана; Доусон опустился в кресло и шумно вздохнул:
– Да уж, дела – хуже некуда… На сей раз, Мак, тебе уж точно «повезло».
– Мне? – удивился МакЛауд. – Почему именно мне?
– Ну, ведь это ты не успел внести ясность в ваши отношения. По себе знаю, как паршиво, когда остается неулаженное дело.
– Джо, он еще не умер, – заметил МакЛауд, пряча раздражение. Зачем говорить о Митосе как о покойнике?
– Верно, – Доусон чуть заметно улыбнулся. – С Ансельмом вам повезло, он как раз в Париже – по каким-то монастырским делам. Вот адрес отеля… Что до остального – я ничего подобного никогда не слышал. Могу, конечно, запросить информацию из архивов, но сомневаюсь, что будет прок.
– Я тоже не надеюсь ничего узнать, – вздохнула Кедвин. – Если уж сам Митос ни о чем таком не слышал, откуда взяться сведениям в архивах?
В соседней комнате раздалась трель телефона. Кедвин нехотя оттолкнулась от дивана:
– Это мне. Я на минуту…
Она ушла; в гостиной стало совсем тихо.
МакЛауд ожидал вопросов, но Доусон молча сидел в кресле. И одет он был, против обыкновения, в строгий черный костюм.
– Джо, у тебя тоже что-то случилось? – осторожно спросил МакЛауд.
– У меня – ничего, Мак.
– Почему ты в черном? Как будто в трауре.
Доусон посмотрел на него с сомнением, затем покачал головой:
– Не стоит, Мак. У тебя своих забот хватает… А мои дела – это мои дела, хорошо?
МакЛауд молча кивнул, не решаясь задавать новые вопросы.
Главное он уже почувствовал – отчуждение. Конечно, Доусон и прежде не очень распространялся о своих родственных и дружеских связях, особенно среди Стражей. Но сейчас его нежелание рассказывать о своих проблемах казалось чересчур упорным.
А ведь Кедвин знала, внезапно подумалось ему. И от ее вопроса Джо не отмахнулся вот так. Значит, еще раньше он рассказал или ей, или им с Митосом о своей беде. Так почему не может рассказать ему?
Отчуждение…
Сначала Кедвин. Теперь Доусон… А ведь они совсем недавно встречались и разговаривали, и все было в порядке! Когда же все так изменилось?
«Что ж, получай, – с болезненным удовлетворением подумал МакЛауд. – А можешь еще попытаться убедить их обоих в том, что они ошибаются, что хороший здесь вовсе не Митос, и что он просто морочит им головы… Да я что угодно могу говорить теперь! Смерти Митоса – вот такой – они мне не простят!»
Послышались шаги, и в гостиную вернулась Кедвин.
– Так о чем мы? Да, Джо, нам нужно уехать отсюда… Разыщем Ансельма и попросим убежища в монастыре.
– Надеюсь, все обойдется, – вздохнул Доусон, поднимаясь с кресла. – Ладно, звоните, если что.
– Джо, у тебя не будет неприятностей? – негромко спросила Кедвин.
– Не будет, – усмехнулся тот. – Я сейчас единственный Наблюдатель, у которого хватает смелости приближаться к этому дому. Так что никому и в голову не приходит меня останавливать. В отчеты я вашу историю пока включать не буду, незачем лишний шум создавать. Дальше посмотрим…
Кедвин проводила Джо и вернулась. Остановилась в дверях, скрестив руки на груди и прислонясь плечом к косяку.
– Отчего ты так приуныл, Дункан МакЛауд?
– Смеешься, – тоскливо вздохнул он. – Ну, смейся… Имеешь право.
– Я не смеюсь, – жестко сказала она. – Мне, знаешь ли, не до смеха… Я просто ждала, когда ты, наконец, сообразишь, какова в этом деле твоя роль.
У него не достало сил спорить:
– Я вижу, какова моя роль. Что эти признания меняют?
– Ничего, – покачала головой Кедвин. – И кто я, чтобы тебя судить? Впрочем, тебе и так будет невесело. Очень неприятно понимать, что уже не сможешь попросить прощения. И знаешь… Мне тебя не жаль.
– Спасибо на добром слове, – тихо ответил он.
– Пожалуйста, – пожала она плечами. – Ладно, не о чем спорить. Я займусь обедом… Посиди пока с ним.
– Кедвин.
Она оглянулась с порога:
– Да?
– Ты… Тебе известно, что за беда у Доусона?
– Тебе он разве не сказал?
МакЛауд молча покачал головой. Кедвин не удивилась и сказала просто:
– Джек Шапиро вчера казнен по приговору Трибунала.
Потом она отвернулась и ушла на кухню.
МакЛауд снова поднялся наверх. Тихо, будто боясь потревожить спящего, вошел в спальню Митоса и присел на край кровати.
«Они правы… И Кедвин, и Джо. Какого черта я начал воображать, будто знаю все лучше, чем они?»
Их с Доусоном отношения складывались непросто. Но они всегда понимали друг друга, потому что всегда следовали велению сердца и совести… Сколько помнилось МакЛауду, первый шаг к примирению обычно делал Джо. На конфликт же первым не шел никогда. Теперь же…
Нет, дело не в том, что он не захотел ничего рассказывать. Смесь досады и ревности МакЛауд почувствовал, поняв, что Доусон не захотел рассказывать ничего именно ему и именно сейчас. Конечно, к Джеку Шапиро он не питал теплых чувств, но Доусона хорошо понимал.
Кто там следующий на очереди? Что сказала бы здесь и сейчас Аманда?
Лицо погруженного в странный то ли сон, то ли не сон Митоса казалось отрешенно-безмятежным, только не таким молодым, как прежде. И волосы в полумраке задернутых штор казались присыпанными пеплом.
Пепел.
Какой страшной стороной обернулись рассуждения Кассандры, вроде бы такие правильные и логичные! Сколько же на самом деле стоит все, что от нее исходило?
Какой же ты идиот, Дункан МакЛауд, мысленно сказал он себе. Вот так разом потерять всех друзей! Ради чего?
========== Глава 58. Жертвоприношение ==========
Около трех часов дня позвонила Мишель и сообщила, что отправляется в отель, адрес которого дал Доусон. Еще через час они с Ансельмом стояли на пороге дома Митоса.
МакЛауд, не перестававший сравнивать Ансельма с Павлом, про себя отметил еще одно обстоятельство: за стенами монастыря Ансельм монашеской одежды не носил. Было это нарушением устава или нет, но в миру он предпочитал выглядеть как мирянин, вернее, как Бессмертный, носящий меч. Он таковым, в общем, и являлся, при всем своем миролюбии.
– Добрый вечер, – сказал Ансельм, пройдя вслед за Мишель в гостиную. – Кедвин, дорогая, со времени нашей прошлой встречи твоя манера приглашать в гости стала весьма оригинальной. Твоя юная подруга готова была силой вести меня к тебе, если я вздумаю возражать. Что за спешка?
– Извини, Ансельм, – отозвалась Кедвин. – Действительно спешка. Очень кстати, что ты оказался в Париже…
Он остановился посередине комнаты и оглядел по очереди всех присутствующих:
– Так. Раньше о Павле, теперь обо мне Бессмертные вспоминают только по одному поводу… Кому-то из вас нужно убежище?
– Нет, не из нас.
– Значит, еще один друг. Я его знаю? Кто он?
– Ты его знаешь, – сказала Кедвин. – Он был у вас в монастыре два года назад.
– Два года, – прищурился Ансельм. – Постой-ка… Адам Пирсон?
– Да.
– Почему он сам не попросит за себя?
– Он не может, – тихо ответила Кедвин. – Пойдем со мной…
МакЛауд проводил их взглядом и, вздохнув, отвернулся к окну. Его никто ни о чем не спрашивал и никуда не звал, все вокруг смотрят на него с осуждением и намеренно игнорируют его мнение. Так ли это или неспокойная совесть заставляла видеть то, чего не было? Не спрашивать же у Кедвин.
Насколько было бы легче терпеть открытые упреки и неприятие! Но даже этого ему было не дано. Возможно, именно потому, что так было бы легче…
Вернулись Кедвин и Ансельм.
– Да, ситуация, – тяжело вздохнул Ансельм, останавливаясь у кресла, но не садясь. – Конечно, сейчас вам здесь оставаться нельзя. Когда вы сможете выехать?
