Текст книги "Осколки. Книга 2 (СИ)"
Автор книги: Scarlet Heath
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц)
Ведь если подумать, то ничего такого уж страшного между нами не случилось. Если бы я захотела, если бы я действительно повела себя как взрослая, мы бы как-нибудь разобрались с нашими чувствами. В конце концов, ей четырнадцать, а не двенадцать. И если уж рассуждать на эту тему дальше, то ей всегда теперь будет четырнадцать. Возможно, морально она будет продолжать взрослеть, но ее физическое тело навсегда останется таким. Так какой же смысл тогда в том, что я отталкиваю ее? Она уже не вырастет, ждать нечего. Более того, она мертва, мы обе мертвы, нас здесь уже никто не осудит. Как я успела понять, после смерти никакого суда нет. Твори что хочешь. Богу наплевать, если Он там вообще где-то есть, этот самый Бог.
Так почему же я с таким усердием отвергаю чувства Тэсс, ссылаясь на ее юный возраст? Мне тоже было всего пятнадцать, когда я, как в омут, провалилась в отношения с Дженни. Почему я так боюсь Тэсс, боюсь собственных чувств к ней?
На самом деле я даже не могу понять, что я к ней чувствую. Возможно, все дело в этом. Возможно, мне просто нужно разобраться, и тогда я перестану убегать.
Кто она для меня? Тот поцелуй раз и навсегда доказал, что она для меня намного больше, чем подруга. Если бы это было иначе, то я бы испугалась, оттолкнула ее. Но нет же. Я опомниться не успела, как… Черт. Черт! Черт! Не хочу даже вспоминать об этом, мне так стыдно…
Я пытаюсь понять, когда я начала смотреть на нее как на… девушку. Когда начала замечать, какая она красивая, женственная, несмотря на свой юный возраст? Наверное, это произошло еще давным-давно, когда я впервые увидела, как Тэсс танцует. Я тогда глупо разрыдалась. Но с тех пор я уже не видела в ней ребенка. Не видела в ней обузу, которую ненавистный Джозеф взвалил на мои плечи.
Я смотрела на нее как на девушку, но иногда все же вспоминала, что она подросток. Это случалось, когда я вдруг замечала ее угловатую худобу, хрупкие плечи, маленькие руки. И в такие моменты я всегда пугалась, и мне хотелось отодвинуться, и было неловко и некуда девать глаза.
Я никогда не думала, что после смерти можно влюбиться в кого-то. Мне казалось, что все свои чувства, все сердечные переживания мы оставляем там, отдаем их вместе с нашими жизнями. Не зря ведь после смерти наше сердце перестает биться. Но, с другой стороны, это не значит, что нашего сердца больше нет. Если мы не слышим его стук, это не значит, что оно исчезло, что оно ничего не чувствует.
А потом появилась Тэсс… Постоянно намекающая на то, что влюблена в меня. Если бы не было всех этих намеков, я бы, возможно, не… влюбилась в нее? Нет. Я не могла в нее не влюбиться. Как можно не полюбить Тэсс? Такую милую, смешную, красивую, талантливую. Тэсс, которая всегда понимает меня лучше, чем я сама себя понимаю. Тэсс, которая знает, что я собираюсь сказать, еще до того, как я сама это узнаю. Мне было слишком хорошо рядом с ней. И мне хотелось, чтобы это никогда не заканчивалось. Я не хотела вспоминать Дженни. Я не хотела вспоминать о той девушке, из-за которой покончила с собой. Не хотела, потому что боялась потерять Тэсс. Меня пугала одна мысль о том, что когда-нибудь нам придется расстаться и пойти разными дорогами. А тут вдруг я взяла и сама выгнала ее…
Боже, какое же я все-таки чудовище.
А потом наступает утро, всегда наступает утро. И я уже не кажусь себе чудовищем. Мне снова кажется, что я поступаю правильно. И ночные мысли представляются мне полным бредом. Какая еще любовь может быть между нами? Тэсс еще ребенок, а я – сумасшедший взрослый, который никак не может разобраться со своим прошлым. На такой почве невозможно построить нормальные отношения. И прежде всего, нужно вспомнить, кем мы были при жизни. Кем мы были друг другу. Вот что по-настоящему важно.
Но память не возвращается. Я смотрю на крошечный кусочек татуировки, проступивший на моем запястье. Я не сомневаюсь, что он связан с Тэсс. Это еще одно доказательство того, что мы были знакомы при жизни. Но почему он проступил после того, как мы поцеловались? Я даже думать не хочу, о чем это говорит… Если при жизни я была способна завести отношения с такой юной девочкой, то мне лучше второй раз убить себя. Я этого не выдержу. На самом деле не выдержу.
========== Тэсс. Осколок № 2 ==========
Когда я заявила, что собираюсь на концерт Чарли, мои родители вдруг вспомнили, что они мои родители, и что в их обязанности входит чтение мне нотаций. Особенно переполошилась мама. Потому что ее особенно пугало мое увлечение рок-музыкой. Сама она слушала только классику, иногда старую поп-музыку, вроде ABBA. И все, что было связано со словом «рок», а тем более «тяжелый рок» и «готический рок», вызывало у нее приступ паники.
– Тэсс, да ты, верно, с ума сошла! Как я могу отпустить тебя туда! Только представь, сколько там будет народу! Да ведь эта обезумевшая толпа просто раздавит тебя! Представь, что ты повредишь ногу, и что тогда? Как тогда ты будешь танцевать? К тому же, неизвестно, что за люди там соберутся! Все эти рокеры… наверняка они наркоманы! Вдруг кто-нибудь из них заманит тебя в свою компанию? Ну же, Мэтью, скажи что-нибудь! Скажи, что она не может туда пойти!
Но отец молчал. Казалось, он пребывал в глубокой задумчивости, причем думал он вовсе не о рок-концерте, а об автомобильном двигателе.
– Мама. Я все равно пойду туда. Понимаешь? Ты меня не остановишь. Я просто решила поставить вас в известность.
– Ах, ну спасибо большое! Что хоть предупредила! – мама начинала выходить из себя. – Но если уж на то пошло, то я, скорее, запру тебя дома, чем отпущу в такое опасное место!
Какое-то время мы с мамой спорили, и неизвестно, сколько бы это продолжалось, если бы не вмешался отец. Он словно проснулся и вспомнил, что уже давно находится дома, а не в автомастерской.
– Маргарет… – тихо произнес он. – Но ведь Тэсс совсем не обязательно идти на этот концерт одной. Я могу пойти с ней. Тогда и она сможет послушать любимую группу, и ты будешь спокойна.
– Да, но… – мама затихла. Она как будто хотела еще что-нибудь возразить, но ничего не могла придумать. Предложение отца было разумным. – Но как же твоя мастерская?
– Оставлю ее на Джимми. Он уже неплохо там ориентируется. Ничего страшного не случится, если я отлучусь на пару часов.
Больше маме нечего было сказать. И за это я всегда любила своего отца. Он всегда знал, как заставить ее замолчать. Без ругани и криков, как это бывало в других семьях, мой отец всегда умел найти мирный выход из положения. Конечно, я не была в восторге от того, что кто-то из родителей пойдет со мной на концерт. Я считала это позором. Я хорошо представляла, как глупо я там буду выглядеть. Но, с другой стороны, если это было моей единственной возможностью попасть туда, я готова была это вытерпеть.
Так и решилась моя судьба. Мы с папой купили два билета на концерт, и я со жгучим нетерпением стала ждать назначенную дату. Восьмое сентября. День, когда я впервые увидела Чарли. Но она не увидела меня.
Признаюсь, когда я собиралась на этот концерт, я все еще наивно надеялась, что мне удастся подобраться к Чарли поближе. Наверное, на это надеются все малолетки, приходящие на концерт своих кумиров. Кажется, что там будешь только ты и он – человек с постера на стенке, которому ты молишься. Ваши взгляды встретятся, а потом… Ну понятно, короче. Не то чтобы я надеялась на что-то подобное, мне хотелось хотя бы подобраться поближе к сцене, чтобы рассмотреть Чарли как можно лучше. Но я не оценила масштабов.
Потому что таких же помешанных, как я, там были сотни, тысячи человек. И хотя мы с папой купили билет в самую лучшую зону, которая располагалась ближе всего к сцене, все равно она была забита толпой обезумевших фанатов и фанаток под завязку. Там даже дышать было тяжело. И, конечно, со своим ростом я не могла ничего разглядеть из-за спин других людей.
Тогда я совсем расстроилась, сникла и едва не плакала. Мысль о том, что я так и не увижу Чарли, потому что меня окружают двухметровые бугаи, повергла меня в отчаяние. Люди постоянно толкали меня, стремясь проникнуть как можно ближе к сцене, они кричали, хотя на сцену еще даже никто не вышел.
Но к счастью, я была не одна. А с папой, которого не хотела брать с собой. Впрочем, я зря опасалась, что буду выглядеть с ним глупо. Мой папа и так был незаметным человеком, а на танцполе перед сценой вообще превратился в невидимку. Всех волновали только The Four Of Spades, и никому не было дело до меня и моего малозаметного родителя. Но папа, которого всю жизнь никто ни видел, и которого каким-то чудом заметила моя мама, сам был довольно наблюдательным и внимательным человеком. Видимо, одно качество компенсирует другое. Когда папу никто не замечал, он учился подмечать то, что другие не видят. И мое убитое настроение папа тоже заметил сразу. Он наклонился и проговорил мне в ухо:
– Полезай ко мне на плечи, Тэсс. Иначе ничего не увидишь.
– Но я тяжелая! – прокричала я в ответ. – Я тебе плечи отдавлю!
– Да какая же ты тяжелая? Ты моя маленькая пушинка, – улыбнулся папа. – И уж точно ты не тяжелее, чем вон та дама, – и он указал на упитанную девушку, которая забралась на плечи своего тщедушного парня, вопила и размахивала руками от восторга. Бедный парень покраснел, тяжело дышал, а на лбу у него выступил пот. А ведь концерт еще даже не начался. Очевидно, что до конца бедолага не доживет.
Я рассмеялась, а папа присел, чтобы я могла залезть к нему на плечи. Теперь мне все было прекрасно видно, хоть мы и не стояли у края сцены. Настроение мое стремительно поползло вверх.
А через несколько минут появились они. Зал взорвался от криков и аплодисментов. Я никогда не слышала такого адского шума. Но мне было уже все равно. Я видела и слышала только Чарли.
Влюбилась ли я в нее в тот момент? Или это случилось еще раньше, когда я увидела ее фото в интернете? Когда я вырвала постер из журнала и повесила его на стену? Я не знаю. Тогда я не осознавала, что такое влюбленность. Мне казалось тогда, что это происходит с кем угодно, но только не со мной.
Чарли очень нравилась мне, но это чувство определенно стало чем-то большим после того концерта. Настолько, насколько это вообще возможно для одиннадцатилетней девочки.
Чарли была очень красивой в тот день. Нет, больше, чем просто красивой. Она показалась мне совершенной. На ней были черные лакированные туфли на высоком каблуке, такие же черные кожаные штаны и черный кружевной топ с открытой спиной. Когда Чарли отворачивалась от зрителей, мы могли разглядеть ее прекрасную татуировку с огромными черными крыльями. На шее у Чарли висел кулон на массивной цепочке, а короткие волосы лежали в идеально прекрасном беспорядке. Через плечо у нее была перекинута красная электрогитара, в тон к ее красным губам.
Я читала, что фанаты в один голос уверяли, что лучше всего слушать Чарли вживую. Что никакие клипы не могут передать ее магического обаяния. И в тот момент я поняла, что они были правы. Я никогда не смогу описать этого словами, потому что в описаниях я не сильна. Я привыкла выражать чувства движениями танца. Могу сказать только одно – от Чарли исходило что-то. Некие волны магнетизма, которые притягивали к ней все взгляды, все внимание. Фанаты выкрикивали ее имя, кто-то бился в истерике, и охране пришлось его вывести. Что касается меня, то я просто замерла и не могла даже дышать. И я не могла оторвать от нее взгляда, потому что это было самое прекрасное, что я видела в жизни.
«Таких красивых людей не бывает, – подумала я, словно сквозь сон».
Но она была. Она стояла там, на сцене. Она была реальной.
Мое сердце бешено колотилось, а ладони стали холодными, несмотря на духоту в зале. Никогда в своей жизни я не испытывала такого волнения. С похожими чувствами я смотрела балет в глубоком детстве. Тогда я поняла, что тоже хочу танцевать, а в тот момент, когда я увидела Чарли, я поняла, что мне нужна Чарли. Вот просто нужна и все. Без вопросов и объяснений.
А когда заиграла музыка, и Чарли начала петь, я забыла и об этом. Ни одной мысли не осталось у меня в голове. Меня самой больше не существовало.
Она пела прекрасно. Ее голос казался еще сильнее, чем на официальных треках из альбомов. Ее голос затекал мне в уши, его звучание обволакивало меня теплым коконом, и я была абсолютно счастлива в тот момент. Ощущения наполненности, безопасности, радости, безмятежного счастья поглотили меня.
Но эйфория длилась недолго. И к середине концерта я начала замечать то, что не видела раньше, ослепленная красотой и силой, исходящей от Чарли. Я начала замечать ее боль. Когда Чарли пела свои грустные баллады, эта боль буквально звенела в воздухе, казалось, что ее можно потрогать руками.
И когда я поняла это, я уже не могла радоваться. И я не понимала, почему другие продолжают восторженно кричать, смеяться, в то время как перед ними глубоко несчастный человек. Даже когда Чарли шутила, улыбалась, выражала признательность зрителям, она продолжала оставаться все такой же несчастной. Ее улыбки не могли спрятать ее боль.
«Меня окружают одни идиоты, – мрачно подумала я. – У которых гормоны разбушевались до такой степени, что им плевать на душевное состояние Чарли. Всем им на самом деле плевать на нее. Они пришли сюда, чтобы любоваться ее красотой, наслаждаться ее голосом, но всем им на самом деле все равно, что в этот момент чувствует сама Чарли, что творится у нее в душе. Стоп… но разве я лучше их? Разве сама я пришла сюда не за тем же самым?».
Когда концерт закончился, я совсем сникла. Группа выходила на бис два раза, а на третий раз так и не появилась. С угасающей надеждой я вглядывалась в сцену, но она оставалась пустой. Я понимала, что Чарли больше не будет. И что неизвестно, когда я теперь ее увижу.
После концерта мы с папой поехали в автомастерскую. Папе нужно было проверить, как там Джимми справился со своей работой, а потом закрыть свой автосалон. Я молчала всю дорогу и смотрела в окно. Папа тоже молчал. Но, должно быть, он, как всегда, все видел. Потому что когда мы приехали, папа остановил машину, но выходить не стал. Он спросил:
– В чем дело, милая? Тебе не понравился концерт?
– Понравился. Очень понравился, – вздохнула я. – Даже больше, чем я думала.
– Тогда в чем дело? Грустишь, что он закончился?
– Да… и это тоже. Но если честно, мне стало грустно скорее из-за Чарли.
– Почему же? Пела она прекрасно, по-моему. Даже мне понравилось, – папа смотрел на меня и ждал ответа, а я никак не могла придать своим ощущениям и переживаниям словесную форму. Словно что-то важное постоянно ускользало от меня.
– А ты… ты ничего не заметил? В том, как она пела? В том, как она себя вела? Какой она показалась тебе? – спросила я.
Папа задумался на секунду, а потом ответил:
– Даже не знаю. Наверное, она показалась мне одинокой.
– Тебе тоже? – я обрадовалась, что не только я это заметила.
– Да, она показалась мне одинокой и грустной. Но я думаю, это естественно для нее.
– Что ты имеешь в виду?
– Жизнь звезды такого масштаба не может быть легкой и гладкой, Тэсс. На ее концерт пришли тысячи совершенно незнакомых людей. Только представь, какая ответственность лежит на ней. Изо дня в день. Она несет очень тяжелый груз. Конечно, она кажется очень сильной, но я не думаю, что ей легко удается со всем справляться. Ты говорила, что в группе она главная, значит, все сложности лежат на ней. Сомневаюсь, что при таком ритме жизни у нее остается время на личную жизнь и общение с близкими. Вряд ли она вообще успевает общаться с кем-то не из группы. А ведь она еще так молода. В таком возрасте самое время бегать по свиданиям… – папа вдруг смутился, как смущался всегда, когда затрагивал в разговоре со мной любовную тему. И тут же добавил: – Короче, меня не удивляет, что она одинока и не очень-то счастлива. За подобный успех всегда приходится чем-то платить, понимаешь?
– Да, – вздохнула я.
– Но это очень мило, что ты переживаешь за нее. Если честно, то я вообще впервые вижу, чтобы ты беспокоилась о ком-то со времен нашего Мэйсона.
Папа имел в виду нашего старого кота Мэйсона, который умер, когда мне было восемь. Я очень тяжело переживала его смерть, и с тех пор у нас больше не было домашних животных.
– Ты намекаешь на то, что я всегда была немного черствой? – я улыбнулась.
– Ну, не совсем черствой, конечно… – отец замялся. – Просто слегка отстраненной.
Согласись, Тэсс, что ты живешь в своем мире и никого в него не пускаешь.
– Возможно. Но мне так удобнее. Не уверена, что мне кто-то нужен.
– Вот и Чарли твоей, возможно, никто не нужен. Хотя, я уверен, что ты однажды передумаешь. И Чарли тоже передумает. Будем надеяться, что она найдет какого-нибудь хорошего парня и заживет с ним счастливо, и ей уже не будет так одиноко.
– Чарли лесбиянка, – произнесла я без стеснения.
– Оу… – только и смог ответить мой краснеющий отец. – Ну, тогда найдет девушку, наверное. В любом случае, тебе не стоит так переживать из-за нее. В конце концов, ее личные трагедии вдохновляют ее на те песни, которые тебе так нравятся.
И с этим я не могла не согласиться. Большинство моих любимых песен у Чарли было посвящено ее несчастной юношеской любви, которую, кажется, звали Дженни. Кем бы ни была эта Дженни, она мне уже не нравилась.
Больше мы с отцом про Чарли не говорили. Мы вышли из машины и пошли в автомастерскую. Джимми к тому времени уже собирался закрываться. Он как раз обслуживал последнего клиента – седеющего полного мужчину в джинсовом костюме и бейсболке. Когда мужчина увидел моего отца, он обрадовался и пожал ему руку. Похоже, он был постоянным клиентом.
– О боже, Мэтт, ты не говорил, что у тебя есть такая очаровательная дочка! – воскликнул он, увидев меня.
– Это Тэсс, – смутился отец. – А это мистер Морган, наш постоянный клиент.
Я только кивнула, потому что не расположена была к вежливому общению. В моих мыслях был только прошедший концерт и Чарли. Отец и мистер Морган заговорили о машинах, и я сначала хотела подождать, когда закончится этот разговор, и закрыть мастерскую вместе с отцом. Но потом мне почему-то не понравилось, как мистер Морган смотрел на меня, и я ушла ждать папу в машине.
========== Чарли и Тэсс. Осколок № 3 ==========
Когда в воскресенье вечером Дженни и Ричард приехали от родителей, Чарли первым делом рассказала о своем странном знакомстве со странной девочкой по имени Тэсс.
– Вы только представьте, я ее чуть не переехала!
История с сумкой, которую Тэсс забыла у нее в машине, особенно повеселила Дженни и Ричарда. Более того, они веселились так откровенно, что Чарли даже разозлилась.
– А эта Тэсс не промах! – воскликнула Дженни. – Знает, как надо действовать, чтобы завоевать твое внимание.
Когда же Чарли рассказала о том, как поехала возвращать сумку и, не успев опомниться, уже пила чай с вишневым пирогом, Дженни и Ричард катались по полу от смеха.
– О боже, я хочу с ней познакомиться, – хохотала Дженни. – Я просто обязана ее увидеть! Девочку, которая перехитрила тебя!
Но Чарли обиделась и ушла на кухню наливать чай, не став больше ничего рассказывать. Она не стала говорить, что Тэсс пообещала ей очередную скорую встречу. Не стала говорить, что за прошедший день Чарли уже вся извелась и голову себе сломала, гадая, что же это будет за встреча такая.
Но шли дни, а Тэсс никак не давала о себе знать. Монотонная рутина будней снова взяла Чарли в свой оборот, заставив забыть о необычных будоражащих выходных. Изредка в сознании Чарли всплывало воспоминание о Тэсс. Однажды Чарли даже подумала: «Возможно, она уже удовлетворила свое любопытство и больше не хочет меня знать. У этих подростков интересы меняются так быстро. Сегодня они слушают рок, а завтра – Джастина Бибера».
На вечер пятницы у Чарли была запланирована автограф-сессия, а также небольшое выступление перед фанатами. Чарли пообещала менеджеру, что она поговорит как с поклонниками, так и с журналистами, а напоследок исполнит пару песен с нового альбома, который они и будут подписывать. Это должна быть камерная и уютная сессия, человек так на сто, не больше. Места на нее раскупили еще два месяца назад.
И, конечно, когда Чарли шла туда, она даже не подозревала, кого там встретит. Она стояла перед фанатами, пыталась дежурно улыбаться, как уже привыкла. Как ее научили улыбаться. Отвечала на вопросы журналистов и терпела вспышки фотокамер, слепящие глаза.
– Ну и конечно, вы же понимаете, Чарли, мы просто не можем не спросить вас о вашей личной жизни… – проворковала одна из журналисток, стоящая рядом. Чарли заметила, что на лбу у нее выступили бисеринки пота, видимо, от волнения перед таким страшным вопросом. Чарли устало вздохнула. – Всем вашим фанатам это было бы очень интересно. В последнее время ходит много слухов вокруг ваших отношений с вашей бывшей… м-м-м… пассией. Не могли бы вы подтвердить или опровергнуть эти слухи?
«Я могла бы просто дать тебе в глаз, и мне не пришлось бы ничего подтверждать или опровергать», – подумала Чарли, а вслух сказала:
– Ну, если вам станет от этого легче, то мы с Дженни снова встречаемся. Больше ничего говорить не буду, потому что это мое личное… – и тут Чарли запнулась, потому что ее лениво скользящий по фанатской толпе взгляд вдруг остановился на знакомой фигурке. Тэсс поймала ее взгляд и улыбнулась своей хитрой заговорщической улыбкой. На ней было коричневое в белый горошек платье, с круглым белым воротничком, и светло-коричневые колготки. Пушистые рыжие волосы были собраны в два хвостика. Через плечо была перекинута та самая сумка. Чарли не могла не отметить, что Тэсс резко выделялась из толпы одетых во все черное и копирующих ее стиль фанатов. У Тэсс был свой стиль. И она смотрела на Чарли как-то иначе. Без тупого обожания, без желания прикоснуться и завладеть хотя бы маленькой ее частью.
– Чарли, не спи! – сидящий рядом Ричард пихнул ее в плечо, и Чарли очнулась и прошептала:
– … дело. Это мое личное дело, – она по-прежнему не могла отвести взгляда от Тэсс. Она чувствовала, как холодеют руки, а все тело наполняется горячим адреналином. Что эта чертовка выкинет на этот раз? Что она собралась здесь устроить?
На оставшиеся вопросы журналистов Чарли отвечала на автомате, как во сне. Ее обеспокоенный взгляд то и дело падал на Тэсс и встречался с ее неизменно спокойной и хитрой улыбкой.
«Господи, я действительно боюсь ее? – ошарашено размышляла Чарли. – Я в самом деле боюсь эту пигалицу? Почему у меня дыхание застревает в горле, когда я смотрю на нее?».
Интервью благополучно закончилось, и фанатов стали по одному пропускать через ограждение, чтобы они могли получить у Чарли из рук диск, подписанный всей группой специально для них. Фанаты заходили один за другим, но Тэсс не торопилась. Чарли начинала нервничать все сильнее. Чего она тянет? Что она задумала?
Когда же Тэсс, наконец, прошла через ограждение и подошла к столу, за которым сидела Чарли, та уже превратилась в клокочущий и готовый взорваться комок нервов. Чарли буквально выхватила у девочки из рук диск и процедила сквозь зубы:
– Как тебе подписать?!
– Теперь ты понимаешь, почему я раньше отказывалась от автографа? – улыбнулась Тэсс. – Говорила же я, что мы еще встретимся.
– Зачем ты притащилась сюда? – не выдержала Чарли. – Чего ты хочешь? Будешь и дальше преследовать меня?
– А почему бы и нет?
– Если продолжишь в том же духе, я вызову полицию! И тебе запретят подходить ко мне ближе, чем на сто метров!
– Ой, как страшно, – Тэсс подмигнула ей. – Вызывай, и я расскажу, как ты чуть не переехала меня. Вот это будет сенсация!
– Снова шантажируешь меня? – глаза Чарли сузились.
– Ну, если только совсем немножко, – Тэсс не переставала улыбаться, забирая из рук Чарли подписанный диск. – Ты была у меня дома, пила со мной чай, неужели ты думаешь, что я теперь так просто отпущу тебя?
– Господи… – устало простонала Чарли. – Да зачем я тебе сдалась-то? Я не настолько интересна, как ты себе навоображала.
– Я думаю, Чарли, что ты намного интереснее, чем сама о себе думаешь, – на секунду Тэсс стала серьезной, но потом ее всегдашняя беспечность вернулась к ней, как солнце, выглянувшее из-за тучи. – Я не буду прощаться. До скорой встречи, Шарлотта Брайтли.
От того, как девочка произнесла ее полное имя, у Чарли мурашки побежали по коже. Тэсс развернулась и пошла обратно, в толпу, а Чарли осталась сидеть с открытым ртом, потому что так и не смогла придумать достойный ответ.
В ту же секунду в ее ухе раздался горячий шепот Ричарда:
– Черт, Чарли! Только не говори, что это она! Та маньячка, которую ты чуть не сбила!
– Она самая, – шепнула Чарли в ответ.
– Но сколько же ей лет? Ты говорила, что всего двенадцать?
– Ага. Она сказала, что ей двенадцать.
– А выглядит старше! – удивился Ричард. – И хитрости у нее точно не как у двенадцатилетней… Ну и детки пошли!
На этом их разговор оборвался, потому что подошел следующий фанат. Когда Чарли расписалась на диске и подняла взгляд, она не смогла найти фигурку Тэсс в толпе. Неужели уже ушла? Неужели даже не дождется выступления?
Но когда последний фанат наконец получил свой заветный автограф, когда стол отодвинули, и Чарли взяла в руки гитару, она снова увидела Тэсс. Каким-то магическим образом девочка оказалась в первом ряду и снова улыбалась ей. Но на этот раз она улыбалась иначе, без лукавства. Ее большие глаза лучились светом, радостью, совсем как когда Чарли согласилась попить с ней чай. Тэсс снова ждала от нее маленького чуда. И Чарли больше не могла на нее сердиться. Снова.
«Одна из нас двоих точно ненормальная. Или она, или я», – подумала Чарли и улыбнулась Тэсс.
========== 11 месяцев и 6 дней ==========
Бывают такие утра, когда поднять свое тело с кровати стоит нечеловеческих усилий. Когда каждая мышца словно наливается свинцом, и приходится долго убеждать себя встать и начать новый день.
Именно в таком состоянии я нахожусь в последние дни. За все время моего пребывания на острове такого со мной еще не случалось. Я всегда чувствовала себя достаточно энергичной, чтобы подняться и заняться любимыми делами – погулять, поиграть на гитаре, послушать музыку. Поболтать с Тэсс.
Но сейчас мне ничего не хочется. Вообще. Я даже этот текст набираю ватными пальцами, которые меня с трудом слушаются.
А еще у меня жутко чешется татуировка на запястье. Зудит, не переставая. Возможно, это потому, что я постоянно думаю о Тэсс? Эта рыжая девочка так и зудит у меня в мозгу. Но я ничего не могу вспомнить. Только лежу по утрам в кровати и не могу пошевелить даже пальцем, потому что тело мое свинцовое, непослушное, чужое. Отвратительное.
Я понимаю, что медленно схожу с ума. Интересно, на что похоже безумие после смерти? Существуют ли безумные призраки? И если существуют, то это навсегда? Быть безумным – это навсегда?
Господи, если я пробуду в таком состоянии вечность, то лучше бы мне просто исчезнуть. Я больше не могу выносить этот ад.
========== ЧАРЛИ. Аккорд # 52 ==========
Очередное пасмурное утро светило тусклым холодом в маленькое окно маячной комнаты. Чарли давно проснулась, но продолжала лежать, не двигаясь, в тяжелом и мутном оцепенении. Это состояние казалось ей все более знакомым. Она была уверена, что уже испытывала его раньше, но не на острове, а еще при жизни.
Это было состояние беспощадной и тяжелой депрессии, когда даже простые и привычные действия даются с невероятным трудом. Когда проще всего не двигаться, просто не двигаться, находиться на грани сна и бодрствования, то и дело проваливаясь в спасительную кому и надеясь, что она никогда не закончится.
В то утро Чарли лежала в своей кровати и смотрела, как кружатся пылинки в луче холодного солнечного света. В комнате было пыльно. Чарли давно не убиралась.
Но потом начало происходить нечто странное. Чарли была уверена, что она не засыпает, что это происходит на самом деле. Ее комната, ее привычная тесная маячная комната начала вдруг меняться. Расплываться, расширяться в размерах, как будто растягиваться. Словно кто-то схватил ее комнату за углы со всех четырех концов и разом потянул в стороны.
Но менялись не только размеры. Менялось все – цвет стен, обстановка, даже кровать, на которой Чарли лежала, менялась тоже, увеличиваясь, изменяя свои свойства, становясь более мягкой.
Чарли хотелось вскочить в испуге, протереть глаза, ущипнуть себя, в конце концов. Но она по-прежнему не могла сдвинуться с места, не могла пошевелить даже фалангой пальца. Ее свинцовое тело полностью отказывалось подчиняться ее разуму, ее воле и желаниям. Ее тело ей больше не принадлежало. Оно принадлежало какой-то другой Чарли. И, кажется, та, другая Чарли была еще жива…
Чарли вдруг снова ощутила в груди сердцебиение. Словно кто-то включил мотор. Это было совсем тихое, слабое сердцебиение, но для Чарли, которая полностью отвыкла от него, оно показалось оглушительным, готовым разорвать ее грудь.
Чарли щурилась, пытаясь более четко рассмотреть свою изменившуюся комнату. И, наконец, ей это удалось. Комната перестала меняться и расплываться, в одно мгновение она просто застыла, и в то же мгновение Чарли узнала ее. Это была ее комната. Ее спальня в их с Ричардом квартире.
Все изменилось, кроме луча света из окна, на который Чарли смотрела перед тем, как все началось. Только теперь это была полоска тусклого утреннего света в ее квартире. В луче все так же танцевали пылинки, а Чарли не могла оторвать от него глаз. Этот луч словно был зацепкой, соединяющей мир живых и мир мертвых.
«Что происходит? – стучало у нее в мозгу. – Я снова жива? Мое сердце опять бьется, но как такое может быть?».
А в следующее мгновение Чарли услышала стук в дверь, за которым последовали осторожные шаги. И когда Чарли увидела Ричарда, она почти поверила в то, что снова жива. Что она даже никогда не была мертва, что весь этот маяк ей приснился, и со временем это может стать прекрасным сюжетом для песни.
Но кое-что все-таки настораживало и мешало поверить в это до конца. Чарли по-прежнему не могла двигаться. Ее окаменевшее тело было мертвым, хоть в нем и билось сердце. Каким-то непостижимым образом ее живое тело было более мертвым, чем ее мертвое тело на острове.
Чарли смотрела на Ричарда, который остановился у спинки ее кровати с подносом в руках. Это был ее Ричард. Живой, красивый, забавный, такой дорогой, бесконечно дорогой. И бесконечно печальный.
Почему Ричард такой грустный? Что случилось? Почему он принес ей еду в комнату, как какая-нибудь нянька? Чарли, конечно, всегда была наглой, но не до такой же степени.
Постояв так немного, Ричард опустил поднос на кровать, а сам подошел к окну, чтобы раздвинуть шторы.
