Текст книги "Осколки. Книга 2 (СИ)"
Автор книги: Scarlet Heath
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)
«Эта девочка не боится залезть одна в заброшенный дом, но боится сходить ночью в туалет и боится призрака на экране».
Когда они закончили смотреть кино, на улице уже стемнело. Они пошли в комнату Чарли, и девушка включила проектор звездного неба и снова сыграла для Тэсс свои последние песни и кое-что из старого репертуара. В какой-то момент, в перерыве между песнями, Тэсс спросила:
– А Дженни сегодня не придет?
– Нет. Сегодня я, наверное, к ней поеду… – Чарли со вздохом посмотрела на часы. На самом деле она уже должна была ехать к Дженни.
Тэсс кивнула и больше не стала ничего спрашивать. Они посидели еще немного, а потом девочка начала собираться домой. Чарли тоже взяла с собой большую сумку, кинув туда кое-какие нужные вещи, чтобы поехать к Дженни сразу после того, как она отвезет Тэсс домой. Когда она выключала проектор звездного неба, а Тэсс ждала ее в дверях, Чарли вдруг одолело безумное желание остаться дома. И посмотреть с Тэсс какой-нибудь дурацкий страшный фильм. Но Чарли быстро отогнала это желание, отмахнувшись от него, как от назойливой мухи, нажала на кнопку выключения, и вся комната погрузилась во мрак.
========== РИЧАРД. Декабрь 2013 ==========
Дженни открыла дверь и вошла в квартиру. Ее обдало волной теплого воздуха. Такого теплого после уличного мороза, что дышать сразу стало как будто труднее. Льюис сидел на диване в гостиной, сгорбившись и положив руки на колени. Вид у парня был очень уставшим.
– Как он? – спросила Дженни, одновременно закрывая дверь и снимая с себя одежду. – Я приехала так быстро, как только смогла…
– Сейчас уже лучше. Но все равно он со мной не разговаривает, – Льюис вздохнул. – Включил проектор Чарли и лежит в ее комнате на полу.
– Понятно, – Дженни вздохнула и села в кресло напротив Льюиса. Она уже привыкла, что в последнее время Ричард не расстается с этим проектором, ее брат помешался на этой вещице, совсем как Чарли когда-то. – А ты уверен в том, что видел? Ну… то есть, – она запнулась и так и не смогла продолжить.
– Да, я уверен в том, что видел. Когда я пришел, он жрал эти таблетки. Запихивал их в себя одну за другой. Не знаю, сколько он успел их проглотить… – Льюис вздохнул и поморщился. – Может, пять или шесть.
– Ты уверен, что ему не нужно в больницу? – Дженни побледнела.
– Уверен. Я заставил его засунуть два пальца в рот и проблеваться. Сейчас с ним все в порядке, но кажется, он меня за это возненавидел.
– Боже, Льюис… – голос Дженни задрожал. – Я даже не знаю, что сказать. Не знаю, как благодарить тебя. Если бы ты не заехал к нему… если бы ты не остановил его… О, Господи, – Дженни закрыла лицо руками. Ее плечи задрожали.
Льюис хотел бы встать и обнять ее, но он сам был настолько обессилен, что с трудом мог шевелиться.
– Главное, что с ним все в порядке, и что все позади, – сказал он. – Но мы с тобой не должны сейчас расслабляться. Я решил, что буду следить за ним все то время, что ты на работе.
Дженни перестала плакать, вытерла глаза и прошептала:
– О нет, я не могу тебя о таком просить. У тебя своя жизнь. Что скажет Моника, если ты будешь торчать у Ричарда целыми днями?
– Моника все понимает, не беспокойся. Она не будет против. А даже если бы была… Я бы все равно не смог оставить его в таком состоянии.
– Господи, как это ужасно… – Дженни покачала головой. – Мне кажется, этот кошмар никогда не закончится. Сначала Тэсс. Потом Чарли. Теперь вот еще и этот идиот решил последовать за ними. Я больше не могу. Я так устала…. – Дженни шумно выдохнула и потянулась за пачкой сигарет на журнальном столике.
– Я знаю. Мы все устали.
– Я думала, что со временем ему станет лучше, – Дженни закурила, и взгляд ее стал рассеянным. – Но ему все хуже. Только хуже и хуже.
– Возможно, это просто тяжелый для него период. Ну, декабрь. Скоро годовщина смерти Чарли. Возможно, когда он переживет ее, ему станет легче. А сейчас ему все только еще больше напоминает о ней.
– Не знаю… – Дженни покачала головой. – Я уже не верю, что когда-нибудь наступит день, когда всем нам станет легче.
Льюис не знал, что сказать. По правде говоря, он и сам в это не верил. Ему казалось, что в тот день, когда он узнал о смерти Тэсс, его жизнь превратилась в один сплошной круговорот кошмара. Возможно, Ричарду стало бы легче, если бы полиция поймала того ублюдка, который сотворил все это с Тэсс. Но его так и не поймали. И мысль о том, что он где-то безнаказанно разгуливает, в то время как Чарли и Тэсс мертвы, причиняла Ричарду слишком сильную боль. Эта мысль им всем причиняла боль.
Некоторое время они сидели и молча курили, оглушенные своими проблемами. Когда дверь в комнату Чарли со скрипом приоткрылась, они оба повернули головы и увидели Ричарда. Парень стоял, сложив руки на груди, и словно не решался подойти ближе.
Льюис и Дженни молчали.
Наконец Ричард не выдержал, подошел к ним и сел в кресло. Вид у него был виноватый.
– Простите меня, – пробормотал он.
Льюис и Дженни молчали. Ричард несмело продолжил:
– Честное слово, я не собирался себя убивать. Я понимаю, что это звучит не очень правдоподобно… – он громко вздохнул. – Но я просто никак не мог уснуть. Я не спал всю ночь. Мои мысли сводили меня с ума. Я так устал, а спать не мог. Мне просто хотелось отключиться хотя бы на какое-то время. Я не знаю, зачем выпил так много таблеток. Наверняка мне хватило бы и одной. Но тогда мне казалось, что ничто не поможет мне уснуть, поэтому я сразу взял и… выпил много. Я не представляю, что на меня нашло. Я наверное был не в себе от усталости.
Льюис и Дженни переглянулись. Они думали об одном и том же. Конечно, им бы очень хотелось поверить Ричарду и свалить все на его усталость. Но поверить в это было нелегко. Они слишком хорошо помнили Чарли. Помнили все, что с ней происходило и все, что она говорила им.
«Мне уже лучше, ребята. Правда. Не беспокойтесь за меня, я больше не пойду прыгать с моста».
«Со мной все в порядке. Вы видите, я даже могу улыбнуться».
«Ричард, тебе совсем не обязательно торчать возле меня круглые сутки, точно мы сиамские близнецы. Говорю же, со мной все в порядке».
Чарли часто повторяла что-нибудь подобное, медленно, но верно усыпляя их бдительность. Льюис был уверен, что она давно все спланировала. Несмотря на всю боль, что она перенесла, ее ум оставался все таким же ясным и холодным. Она заставила их поверить в то, что справляется с утратой. Она заставила их успокоиться. А как-то ночью улучила момент, когда никого не было с ней рядом, сбежала из дома и бросилась в реку.
Поэтому Льюису и Дженни было очень сложно поверить, что с Ричардом сейчас действительно все в порядке. Они с Чарли были слишком похожи. Чарли была не далека от истины, когда говорила про сиамских близнецов. Они часто думали и чувствовали одинаково. А это значит, что с Ричардом вполне может происходить то же, что и с Чарли.
– Прости, Ричи, но мы не можем допустить того, чтобы это повторилось, – сказал Льюис. – Даже если ты действительно сделал это не нарочно. Все равно это говорит о том, что ты не в себе, и кто-то должен присматривать за тобой.
– Кто-то – это ты? – Ричард вздохнул и взглянул на Льюиса исподлобья.
– Днем я, а вечером и ночью – твоя сестра. Не обижайся, но теперь я буду приходить к тебе не на пару часов, а на целый день. И ты никак не сможешь меня выгнать.
Ричард сразу как-то поник. Он даже ничего не стал спрашивать про Монику.
– Простите меня, – прошептал он. – От меня столько проблем. Простите.
Они посидели и поговорили все вместе еще немного, а потом Льюис засобирался домой. Его смена закончилась, и началась смена Дженни. Уходя, он закрыл дверь своими ключами, а Ричард с сестрой так и остались сидеть на своих местах. Дженни в тот момент казалось, что она так устала, что вообще никогда не сможет подняться с этого кресла.
– Дженни… – Ричард взглянул на нее с надеждой. – Клянусь, я не хотел пугать и расстраивать тебя. Я не хотел делать тебе еще больнее.
Она слабо кивнула ему.
– Я знаю, что ты не хотел, дорогой.
– Меня просто восхищает твоя стойкость. Рядом с тобой я чувствую себя последней размазней. А тебе удается так хорошо справляться со всем этим.
Дженни улыбнулась.
– Ты всегда был размазней, малыш. Кто еще позаботится о тебе, как не старшая сестричка? И только представь, что было бы, если бы расклеились мы оба. Некому было бы собирать нас и склеивать обратно.
– Я просто не представляю, откуда ты берешь столько сил, – Ричард вздохнул. – Мы с Льюисом уже давно расстались, но ты знаешь, что я до сих пор люблю его. И если бы с ним что-нибудь случилось… если бы вдруг его не стало, я, наверное, сошел бы с ума. И я не представляю, как ты справляешься. Ведь ты потеряла девушку, которую так сильно любила.
Дженни только покачала головой все с той же печальной улыбкой.
– Нет. Я ее уже давно потеряла. Очень давно. Еще десять лет назад. С тех пор Чарли больше не была до конца моей.
– Ты думаешь… что она так и не смогла простить тебя? – осторожно спросил Ричард.
– Да нет. Простить-то меня она простила. Но вот доверять мне так же, как раньше, она так и не смогла. Я все время это чувствовала. Что-то постоянно висело между нами. Мы уже не могли быть так близки, как раньше. Это было еще до того, как она познакомилась с Тэсс. Тэсс просто стала последней каплей. Она доверяла этой девочке больше, чем мне, потому что Тэсс была юной и искренней. И она никогда не предавала ее. И в отличие от меня, Тэсс была уверена в своих чувствах к Чарли, и ей не нужно было проверять эти чувства тем способом, каким я проверила. И как могла Чарли устоять перед такой искренностью? Тэсс была маленьким чудом, мы все это знали.
– Да, – Ричард улыбнулся. При мысли о Тэсс невозможно было сдержать улыбку. – Но лучше бы она все-таки была чудом чуть постарше.
========== Тэсс. Осколок № 5 ==========
Я очень долго стыдилась того случая, когда распустила перед Чарли сопли. Чарли была совершенно права – я вела себя как маленькая. Как маленький эгоистичный ребенок.
Но я утешаю себя тем, что у того случая были и свои плюсы. Возможно, если бы я не разревелась, то Чарли так и не сказала бы, что чувствует ко мне. Не сказала бы, что я нужна ей. Я вспоминала эти ее слова каждый вечер, когда ложилась спать. Я не могла уснуть, не вспомнив их и не надев одну из футболок Чарли.
А еще в тот день я наверное впервые осознала, что Чарли намного старше меня. Она утешала меня как взрослый человек. И я почувствовала себя очень маленькой и глупой рядом с ней. Я вдруг трезво осознала, что пока я буду вести себя подобным образом, Чарли так и будет видеть во мне маленькую девочку.
Нет, не то чтобы я надеюсь, что когда-нибудь Чарли заметит во мне что-то такое… Я смирилась с тем, что она любит Дженни. Хотя кого я опять обманываю? Ни черта я не смирилась. Я хотела, чтобы Чарли хоть раз увидела во мне девушку, а не забавного ребенка, за которым нужно присматривать.
Я не знаю, догадывалась ли она о моих чувствах. Чарли не любила говорить о любви или о чем-то подобном. Во всяком случае, точно не со мной. Когда я пыталась заговорить об этом, она либо отшучивалась, либо изящно меняла тему. И я оставалась с носом. Наверное, Чарли считала, что я еще слишком маленькая, чтобы обсуждать это со мной.
А вот Дженни, я думаю, догадывалась. Иногда мне казалось, что она видит меня насквозь. В присутствии Дженни я всегда становилась скованной и боялась ляпнуть что-нибудь не то. Даже когда мы сидели в компании с ребятами, мне казалось, что она следит только за тем, что я говорю. Возможно, у меня просто развилась паранойя. Мама сказала бы, что меня замучила нечистая совесть. Еще бы, ведь я целыми днями ошивалась вокруг чужой девушки и мечтала, чтобы она обратила на меня внимание. Не удивительно, что в присутствии Дженни мне становилось не по себе. Мне казалось, что она может прочитать все мои мысли. Все мои нехорошие мысли. Все мои не совсем дружеские желания в отношении Чарли.
Когда я приходила домой после встреч с Дженни, я даже подолгу рассматривала себя в зеркале, чтобы убедиться, что на мне нигде не написано что-нибудь вроде «хочу Чарли себе». Потому что когда Дженни смотрела на меня, мне казалось, что именно эту надпись она на мне и видит. Как там говорится? На воре и шапка горит? Наверное, моя шапка просто пылала.
Однако ничего подозрительного в своем отражении я не замечала, а потому сваливала все на очередной приступ паранойи.
Несколько раз я даже пыталась завязать со своими мечтами о Чарли. Чаще всего это случалось как раз после того, как Дженни выворачивала меня наизнанку своим взглядом. Но и не только поэтому. Мои мечты о Чарли начали приобретать все более странный характер. Я начинала думать о чем-то таком, о чем, как мне казалось, девочкам в моем возрасте еще думать не положено. В такие моменты мне очень не хватало подруги. Обычной подружки одного со мной возраста, у которой можно было бы спросить, думает ли она тоже о чем-то таком?
Но спросить я могла только у Гугла. И Гугл уверил меня, что девочки в моем возрасте очень даже думают о чем-то таком. А еще я поняла, что через пару лет мне станет еще хуже. А возможно, и раньше. Месячные были только началом череды адовых мучений, через которые мне предстоит пройти.
Вполне возможно, что через год-два я превращусь в настоящий котел бурлящих гормонов, покроюсь прыщами и начну кидаться на Чарли в надежде получить удовлетворение своим страстям. При мысли об этом мне захотелось прямо сейчас пойти и удавиться.
На самом деле в этом уже не было ничего смешного. Мне уже нелегко было справляться со своими чувствами и странными желаниями, а что же я буду делать, когда все станет еще хуже? Оставалось надеяться, что Дженни пристрелит меня.
Все-таки гормоны – это страшная штука. И зачем они только нужны? Взять хотя бы мою маму. В последние месяцы беременности она стала совсем неадекватной. Ей то и дело хотелось съесть какую-нибудь гадость, типа соленого мороженого или рыбы в шоколадном молоке. И она гоняла нас с папой за всей этой дрянью по сто раз в день. А еще мама могла ни с того ни с сего разрыдаться и заявить, что мы ее совсем не любим и не заботимся о ней. Ну конечно! Стали бы мы тогда носить ей рыбу с молоком или шоколад с зеленым горошком?!
Иногда мама напоминала мне меня. Своим поведением я тоже была немного похожа на беременную. Особенно перепадами настроения. Иногда мне было жалко своего папу. С одной стороны у него взрывная беременная жена, помешанная на пищевых извращениях, а с другой стороны – дочь-подросток, помешанная на девушке рок-звезде. Вот уж не повезло, так не повезло.
Весной, незадолго до рождения моей сестры, Чарли давала в Лондоне концерт. Естественно, мне достался бесплатный билет на самое лучшее место у самой сцены. И Чарли пообещала мне, что если хоть кто-нибудь посмеет меня там толкнуть, она спустится вниз и даст ему в глаз. Господи, как же я была счастлива услышать это! И как я была счастлива вырваться из дома от своей чокнутой мамы, в животе у которой сидел, по всей видимости, не ребенок, а крошечный монстр.
На этот раз мне удалось уговорить родителей пойти на концерт одной. Они не стали спорить, потому что мне было уже не одиннадцать, а почти тринадцать. И потому что у них просто не было сил на споры и скандалы. В этом был один из плюсов беременности моей мамы – родители стали больше позволять мне. Стали закрывать глаза на то, что я возвращаюсь домой позднее. Они убедились, что Чарли всегда привозила меня домой в целости и сохранности, а на все остальное предпочитали не обращать внимания.
За все восемь месяцев, что мы с Чарли были знакомы, я ни разу не была на ее концерте. Мне было интересно, что я почувствую, вновь оказавшись в толпе зрителей, в сплошной безликой массе фанатов? Буду ли я смотреть на Чарли уже другими глазами? Ведь теперь она для меня не просто недосягаемая звезда, а реальный человек, с которым я вижусь раз в неделю и чуть ли не каждый вечер болтаю в скайпе.
Мне было любопытно и одновременно страшно. Страшно от мысли, что Чарли снова будет далека от меня. Я боялась, что она будет смотреть в толпу и не замечать меня. Как раньше. Я боялась, что на эти два часа стану для нее совсем чужой.
Но потом я вспомнила обещание Чарли дать в глаз всем, кто толкнет меня, и мне сразу стало легче.
Когда Чарли вышла на сцену, я тут же поняла, что сегодня она в ударе. Это поняли и все зрители в зале, ее энергия мгновенно передалась и им. От Чарли словно исходили какие-то волны адреналина, неудержимой жизни, даже легкого безумия. И фанаты мгновенно начали сами сходить с ума. Я еще никогда не видела Чарли такой.
Она пела, и от ее сильного голоса у меня закладывало уши. Она была такой высокой, такой красивой там, наверху. Когда она поворачивалась спиной, я снова видела ее татуировку через открытый топ. Чарли так ни разу и не показывала ее мне, поэтому полюбоваться ее крыльями я могла только со сцены.
И я снова почувствовала то, чего так боялась. Чарли вновь начала казаться мне недосягаемой. Между нами пролегла бесконечная пропасть, и не только ограждение перед сценой отделяло меня от нее. Это была и разница в возрасте, и ее популярность, и Дженни, и все то, что ей пришлось пережить, когда меня еще не было в ее жизни. Все то, о чем Чарли никогда со мной не говорит и никогда не заговорит.
Я стояла там внизу, но Чарли не смотрела на меня. Она смотрела куда-то в глубину зала и одновременно в никуда, сквозь всех этих людей, пришедших на ее концерт. В какой-то страшный момент я даже почти поверила, что мы с Чарли не знакомы, и всех этих прекрасных восьми месяцев в моей жизни не было.
Но потом случилось то, на что я не смела и надеяться. Чарли опустила голову и тут же нашла меня взглядом. Она пристально посмотрела на меня, а потом подмигнула мне и улыбнулась. И все. В тот момент я поняла, что совсем пропала. Поняла, что все мои попытки забыть Чарли никогда не увенчаются успехом. И мне вдруг до слез стало себя жалко, жалко эту глупую рыжую девочку с ее детской отчаянной любовью. Мне до слез хотелось забраться на сцену и обнять Чарли, такую красивую, такую не мою, просто обнять. Мне больше ничего не было от нее нужно.
Она посмотрела на меня, она улыбнулась мне. Она помнила про меня. И этого мне было уже достаточно, чтобы понять, что я буду любить Чарли всю оставшуюся жизнь. Пусть это наивно, пусть глупо. Я знаю, что все смеются над такими девочками, как я. Мне было все равно. Я никого ни в чем не собиралась убеждать. Мне ни перед кем не нужно было доказывать свою любовь. Я могла просто любить Чарли, и я знала, что это навсегда. И мне было начихать, кто что подумает.
После концерта мы с Чарли договаривались встретиться в ее гримерке. Она объяснила мне, как пройти туда, и пообещала сказать охранникам, чтобы меня пропустили. Мне не терпелось увидеть ее. Мне не терпелось сказать ей все, что я думаю об этом концерте. Все, что я почувствовала. У меня все внутри горело, и, наверное, это насторожило охранников. Через первые два поста охраны я прошла благополучно, а вот третьи охранники забеспокоились и никак не хотели пропускать меня. Я жутко испугалась и расстроилась. До гримерки Чарли оставалось совсем немного – всего один жалкий коридор, а я никак не могла пройти через него. Я боялась, что расплачусь снова, как маленькая девочка. Я уже собиралась позвонить Чарли, как вдруг увидела ее в конце коридора. Она помахала мне рукой и крикнула:
– Тэсс! Вот ты где! А я уже собралась искать тебя! А ну-ка быстро пропустите ее, идиоты!
Я с гордым видом прошествовала мимо охранников, а потом не выдержала и бросилась к Чарли. Мне казалось, что прошла целая вечность с тех пор как я видела ее в последний раз, хотя прошло всего минут пятнадцать.
И я обняла Чарли еще до того как она успела опомниться. Я обняла ее быстро и очень крепко, опасаясь, что смелость откажет мне.
– Чарли! – выдохнула я. – Это было просто крышесносно! Ты крышесносная, Чарли! Я чуть не умерла от восторга там, в зале!
Чарли начала что-то смущенно бормотать о том, чтобы я подождала со своими объятиями, о том, что ей не помешало бы помыться, но мне было все равно. Это мгновение принадлежало только мне. В тот момент Чарли принадлежала только мне. Не было больше разделяющей нас сцены, безумных фанатов, не было даже Дженни. В ту недолгую секунду Чарли была совсем моей. И мне стоило огромного труда отпустить ее и вернуть миру обратно.
– Чего ты вешаешься на меня? – ругалась Чарли. – Чего кричишь, как все эти оголтелые фанатки? Посмотри, с каким подозрением на нас зыркают охранники! Если будешь вести себя как все эти чокнутые малолетки, я не буду пускать тебя на свои концерты!
Но я смеялась, я почти не слушала ее. Да, я была оголтелой фанаткой. И чокнутой малолеткой. И я очень любила ее. Я продолжала изливать на Чарли свои впечатления, и я видела, что она пытается сдержать улыбку. Наконец она обняла меня за плечи и сказала:
– Пойдем уже. Пойдем в гримерку. Я еще дам тебе возможность высказаться, не переживай.
Так я попала в личную гримерку Шарлотты Брайтли. Господи, разве могла я мечтать о подобном год назад? Разве могла я представить, что Чарли подпустит меня к себе так близко?
– Тут у меня все вверх дном, как всегда… не обращай внимания, – снова смутившись, пробормотала Чарли.
Но я уже привыкла, что у Чарли все всегда было вверх дном. И ее гримерка выглядела как раз так, как я себе представляла гримерку рок-звезды. Там было много вешалок со сценической одеждой – преимущественно черной, кожаной и блестящей. Половина одежды валялась на полу, потому что Чарли никогда не отличалась аккуратностью. Также в комнате стояло фортепиано и две гитары – обычная и бас. На туалетном столике была разбросана косметика – просто горы косметики. Рядом с креслами валялись туфли – много пар туфель, которые Чарли перемерила, но не убрала обратно в коробки.
Чарли повернулась ко мне спиной, расчищая мне путь к креслу, и я снова увидела ее татуировку – на этот раз вблизи. Я очень долго смотрела на нее, не моргая, словно боялась, что она может исчезнуть. Эти крылья. Они были прекрасны.
– А это правда, что ты сделала ее, когда была еще несовершеннолетней? – спросила я.
– Что? Ты про тату?
– Да. Про нее, – я сделала шаг вперед, чтобы рассмотреть ее еще лучше.
– Да, мне тогда было еще семнадцать. Но Льюис не должен знать, что я тебе рассказала. Он до сих пор боится этого, как будто его могут уволить из тату-салона.
А потом Чарли повернулась ко мне лицом и улыбнулась:
– Ну вот, садись, отдыхай. У тебя наверное тоже ноги устали там стоять.
– Мои ноги сложно утомить. Я же балерина, – напомнила я.
Однако, провалившись в кресло, я действительно почувствовала себя уставшей. Но это была усталость от эмоций, выматывающих ощущений, взрыва чувств, который я пережила в эти три часа.
Чарли села за туалетный столик, чтобы смыть косметику. Я продолжила ей рассказывать о том, какая она замечательная была на этом концерте, а Чарли отдирала накладные ресницы и слушала меня. Она была смущенной, но счастливой. Я видела, что моя похвала ей очень приятна.
Избавившись от утомившей ее косметики, Чарли пошла в душ, пообещав, что скоро вернется. Уходя, она разрешила мне брать и рассматривать все что угодно. Но я не успела ничего как следует порассматривать, потому что через несколько минут в гримерку ввалились Ричард, Льюис и Саймон. В руках у них были бутылки и стаканы. И судя по их рожам, они уже успели что-то выпить до того как пришли сюда. Они были такими забавными и такими счастливыми. Для них эти концерты тоже были смыслом жизни, как и для Чарли.
Мы немного поболтали, и я посмеялась над тем, что все они были накрашены, как девочки. Со сцены это не так бросалось в глаза, но вблизи выглядело жутко весело. Я смеялась, а парни смущались, как маленькие. Льюис попытался стереть глаза, но только размазал их еще больше. Тут уж не только я, но и все мы начали покатываться со смеху. В этот момент как раз вернулась Чарли – с мокрыми торчащими волосами и усталой довольной улыбкой. Она посмеялась вместе с нами, а потом мы помогли Льюису привести себя в порядок, чтобы он снова стал похож на человека, а не на героя ужастика.
Чарли выпила с ребятами бокал вина, а мне, как всегда, налили стакан сока. Мы дружно чокнулись и еще какое-то время обсуждали прошедший концерт. Мне было невыразимо приятно находиться с ними рядом. Я словно почувствовала себя частью их команды, их великолепной пиковой четверки. Находясь с ними рядом, я понимала, почему эта группа добилась такого успеха. Конечно, талант сыграл не последнюю роль, но главное, я думаю, было все-таки в том, что эти ребята очень любили друг друга. Держались друг за друга. Они были прежде всего лучшими друзьями, и только потом уже музыкантами.
В какой-то момент Чарли ушла покурить на балкон, а изрядно набравшиеся парни начали обсуждать марки музыкальных инструментов и спорить, какая круче. Мне стало с ними скучно, и я пошла на балкон к Чарли.
Стоял теплый майский вечер, почти ночь. На небе загорались первые звезды. В воздухе пахло цветущими деревьями и далекими кострами.
Чарли стояла, опершись о бортик, смотрела вдаль и курила. Обернувшись ко мне, она улыбнулась и предупредила:
– Тут воняет дымом.
– Ну и пусть, – ответила я.
Чарли поняла, что я не уйду, и бросила вниз наполовину выкуренную сигарету.
– Тебя наверное уже достали их пьяные рожи? – спросила она. – Когда эти парни напьются, они могут быть отвратными.
– Вовсе нет. Они прикольные, – я встала рядом с Чарли и тоже оперлась на бортик, глядя вниз. От высоты тридцатого этажа у меня немного закружилась голова. Но это было приятное пьянящее головокружение.
– Твоя мама еще не начала беспокоиться? – спросила Чарли. – Может, мне уже пора возвращать тебя домой?
Я замотала головой и горячо запротестовала:
– Нет! Пожалуйста, еще рано! Я так не хочу снова домой! Моя мама сейчас наверняка уплетает пастилу с луком или еще какую-нибудь гадость и рыдает над мыльной оперой! Не хочу я снова в этот дурдом!
Чарли рассмеялась своим чуть хрипловатым заразительным смехом.
– Ну, хорошо, – сказала она. – Но только до полуночи! А потом ты, как Золушка, должна будешь вернуться домой, поняла?
И я поняла. Я согласна была стать Золушкой, жаль только, что Чарли не могла быть моим принцем. Я все смотрела на нее и не могла насмотреться. Сегодня я видела, как Чарли сменила столько лиц, что это завораживало меня. Она предстала передо мной аж в трех обличиях. Сначала она была недоступной и прекрасной на сцене. Потом смущенной и сердитой, но уже такой родной, когда я налетела на нее в коридоре. А теперь, смыв свою боевую раскраску, Чарли начала казаться мне такой милой, какой я вообще не привыкла ее видеть. Это была уже какая-то другая Чарли, все такая же прекрасная, но другая. Какая-то более близкая. Возможно, потому, что наша разница в возрасте уже не так бросалась в глаза. Без косметики Чарли нельзя было дать больше восемнадцати. Я привыкла считать, что Чарли уже очень много лет. Мне казалось, что она прожила на этом свете на целую вечность дольше меня. Но оказалось, что двенадцать лет – это вовсе не вечность. И Чарли казалась мне совсем юной в тот момент. Я вдруг подумала, что в глубине души ей по-прежнему восемнадцать, а то и меньше. И это ощущение еще больше сблизило меня с ней.
Я спросила:
– А почему Дженни не пришла сегодня на твой концерт?
– Дженни уже была наверное на сотне моих концертов, – Чарли усмехнулась. – Не ходить же ей на каждый! Ей, наверное, это уже надоело.
– А мне бы никогда не надоело, – сказала я. Я понимала, что не стоит мне такое говорить, но не смогла удержаться. Но Чарли не подала виду.
– Это ты сейчас так говоришь, – сказала она. – А потом бы все равно надоело. Ты побывала всего на двух моих концертах, вот они и приводят тебя в такой восторг.
– А разве тебе самой надоели твои концерты? – не сдавалась я.
– Нет… не надоели, а что? – Чарли удивленно посмотрела на меня.
– Вот именно. Как тебе не надоедает играть и петь, так и мне не надоедает тебя слушать.
Я видела, что она смутилась. Я обожала доводить ее до такого состояния – когда на ее бледных щеках выступали капельки румянца, когда она смотрела на меня растерянно, и губы ее двигались, но Чарли не знала, что сказать.
– Это… это хорошо, – выдавила, наконец, Чарли и отвернулась, все еще пытаясь скрыть свое смущение.
– Ты рада, что у тебя есть такая преданная поклонница? – спросила я лукаво и, не выдержав, обняла руку Чарли и прильнула головой к ее плечу. Украсть у нее еще хоть немного тепла, прикосновений, хоть немного до того, как она вернется к своей Дженни.
– Рада, – Чарли улыбнулась и посмотрела на звезды. Теплый майский ветер щекотал нам кожу. От Чарли божественно пахло гелем для душа и каким-то цветочным шампунем. В тот момент я, конечно же, была уверена, что могла бы вечность простоять на этом балконе, прижавшись к Чарли. Просто стоять так и смотреть на звезды. И плевать, что Чарли не чувствует ко мне того, что я к ней чувствую. Зато сейчас она рядом.
– О чем задумалась? – спросила я, заметив, что Чарли погрустнела.
– Да так… – Чарли шумно выдохнула. – Воспоминания накатили.
– О чем? – спросила я без особой надежды на то, что Чарли со мной поделится. Она никогда не делилась со мной ничем личным. Но, похоже, в тот вечер бокал вина, пьянящий весенний воздух и усталость после концерта сделали Чарли более покладистой.
– Вспомнила свой первый концерт здесь, – ответила Чарли. – Мне тогда было девятнадцать. И я точно так же стояла на этом балконе и курила.
– Ты была здесь одна?
– Да. Сначала со мной был Ричард, но потом он ушел. А я осталась тут стоять и смотреть на звезды.
– Тебе было грустно? – я задавала вопросы и никак не могла поверить в то, что Чарли на них отвечает. Всерьез отвечает.
– Да, наверное… – Чарли вздохнула и усмехнулась: – Кажется, я даже поревела тут немного. В ту пору у меня была сильная депрессия.
– А Дженни? – выдавила я. Возможно, мне опять же не стоило этого спрашивать, но ее имя сидело у меня осколком в горле, и я просто не могла не произнести его. Я уже готова была к тому, что Чарли пошлет меня куда подальше, но она снова спокойно ответила на мой вопрос.
– Мы с Дженни тогда уже расстались. Два года как. И даже первый большой концерт в Лондоне меня не радовал. Ричард тогда сказал мне, что Дженни была на этом концерте. Была там, внизу, но я не знала об этом.
– А ты… хотела бы ее увидеть?
– Не знаю, – Чарли снова вздохнула. – И да, и нет. Я скучала по ней, но продолжала злиться. Думаю, я была не готова к этой встрече тогда.
