Текст книги "Осколки. Книга 2 (СИ)"
Автор книги: Scarlet Heath
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 29 страниц)
========== Чарли и Тэсс. Осколок № 1 ==========
Переменчивость нашей жизни очень часто проявляет себя как раз в те моменты, когда нам начинает казаться, что у нас все уже устоялось, когда мы не ждем никаких изменений и сюрпризов. В этом вся суть жизни, все ее коварство и одновременно вся ее прелесть.
Когда Чарли исполнилось двадцать три года, ее жизнь дошла, наконец, до точки критического перехода. Это был самый важный год в ее жизни, однако сама Чарли, разумеется, об этом не знала. Напротив, ей даже казалось, что все самое интересное и важное у нее уже позади. Все, что с ней могло случиться хорошего и плохого, уже случилось. Она стала рок-звездой, как и мечтала, у нее были прекрасные друзья, она встретила любовь всей своей жизни, потеряла ее и снова обрела. Их новым отношениям с Дженни исполнился уже почти год, и они все чаще подумывали о том, чтобы начать жить вместе.
Казалось бы, чего еще Чарли могла ждать от этой жизни? Она была вполне счастлива, спокойна и уверена в завтрашнем дне. Ей казалось, что она наконец повзрослела, что именно такой вот устоявшейся и мирной и должна быть взрослая жизнь. А в те моменты, когда к горлу подкатывал тяжелый ком, и Чарли казалось, что вся ее жизнь пропитана сплошной скукой и рутиной, она убеждала себя, что так оно все и должно быть. Так ведь все живут. Острые ощущения, сердечные переживания и волнения рано или поздно остаются позади. И каждый твой день отличается от предыдущего лишь незначительными деталями. Например, вчера вечером ты поужинал пиццей и посмотрел старую комедию, а сегодня вечером ужинаешь спагетти, пьешь вино и смотришь современный блокбастер. Вчера вечером ты ходил в кино, а сегодня сидишь дома и смотришь на дождь. Вчера после работы ты забежал в магазин, а сегодня – в прачечную. И так каждый день. Мозаика из повседневных событий может складываться в разные комбинации, но события все равно всегда одни и те же. Как кости, брошенные на стол. В максимальной сумме два кубика всегда дадут двенадцать, а минимумом всегда будет двойка. Цифры меняются каждый раз, и в то же время это одни и те же цифры, и, бросив два кубика на стол, глупо надеяться, что тебе выпадет две тысячи восемьсот пятьдесят семь.
Так думала Чарли. Так думала Чарли, которая начала считать себя взрослой и умудренной опытом. И она считала так до того дня, пока ей не выпало две тысячи восемьсот пятьдесят семь. Она всего лишь бросила два обычных кубика и получила огромную цифру. Настолько огромную, о какой раньше не смела и мечтать.
В тот вечер Чарли бросала кубики, а точнее, ехала домой со студии. Это был обыкновенный пятничный вечер, когда ей предстояло вернуться в пустую квартиру, потому что Ричард и Дженни в очередной раз уехали к родителям. Когда Чарли вышла с работы, на небе сгущались тучи, и пока девушка ехала домой, тучи разверзлись на землю яростным дождем. Чарли мечтала лишь о том, чтобы как можно скорее оказаться дома, поэтому ехала на приличной скорости, несмотря на плохую видимость. В ее зрачках мелькали стрелки дворников, словно гипнотизируя, а Чарли в тот момент прокручивала в голове их последний разговор с Дженни. Дженни предлагала им съехаться, снять какую-нибудь милую квартирку, которая соответствовала бы их вкусам, а Чарли пообещала, что подумает об этом. И в тот момент она как раз думала об этом. Думала так сосредоточенно, что не заметила фигурку девочки, возникшую на дороге как будто из ниоткуда. Чарли показалось, что она всего лишь моргнула, и посреди потока дождя вдруг появилась эта девочка. Возникла за секунду, как привидение.
Но к счастью, у Чарли всегда была хорошая реакция. Она с такой силой ударила по тормозам, что машина завизжала, как сердитый зверь, и вылетела к обочине. Дождь барабанил по стеклу, по крыше, а Чарли сидела, вцепившись в руль и боясь открыть глаза.
«Ну вот это и случилось. Я всегда знала, что это случится, – повторяла она про себя. – Я сбила ее. Наверняка сбила. Господи, я сбила ее. Я должна выйти и посмотреть, что с ней».
Через невыносимо долгую секунду Чарли открыла глаза, а потом и дверцу машины, и дождь в то же мгновение принял ее в свои ледяные объятия. Девочка, на которую Чарли наехала, сидела на дороге и потирала коленку. Выглядела она довольно живой, и Чарли ощутила такое облегчение, что едва не разрыдалась.
– Эй! Ты в порядке?! – закричала она, пытаясь перекричать хлещущий дождь и собственный страх.
Девочка подняла голову и посмотрела на Чарли растерянным взглядом, словно все еще не понимала, что только что произошло. Она была вся мокрая, насквозь мокрая, и Чарли не видела поблизости зонтика. Рядом валялась только тряпочная сумка, потемневшая от дождя и грязи.
Чарли подбежала к девочке и села на корточки, опасливо заглянув ей в глаза, и повторила свой вопрос:
– Ты в порядке? Я наехала на тебя?
Девочка уставилась на Чарли, открыв рот. Ее глаза прищурились, и в них мелькнуло узнавание. Чарли уже сто раз видела этот взгляд.
– Ты Чарли! – воскликнула девочка. – Ты и правда Чарли?
– Ты меня знаешь, вот и отлично, но лучше скажи, наехала я на тебя или нет! – разозлилась Чарли. – А то скоро я начну думать, что ты получила сотрясение мозга!
– Нет, нет у меня никакого сотрясения мозга, – девочка покачала головой, словно очнувшись. – Я просто поскользнулась на дороге, когда пыталась отскочить в сторону от твоей машины. Упала и ударилась коленкой, синяк будет огромный, но ничего страшного. Я цела.
– Ты в этом уверена? Давай я на всякий случай отвезу тебя в больницу.
– Нет! Не нужно! – горячо запротестовала девочка. – Я правда в порядке. Вот! Видишь! – и она поднялась на ноги, отряхивая грязную юбку. Кожа на ее коленке была немного содрана, но в остальном с девочкой и правда было все в порядке. – Лучше подвези меня домой. В качестве компенсации за то, что чуть не переехала меня, – и она улыбнулась.
– Да ты сама бросилась мне под колеса! – не выдержала Чарли. – Откуда ты здесь вообще взялась? Тут нельзя переходить дорогу!
– Не важно, откуда я тут взялась, – продолжала улыбаться девочка. – Важно, подвезешь ты меня или нет?
«Только этого мне не хватало», – устало подумала Чарли и ответила:
– Да, конечно. Подвезу.
Довольная девочка побежала к машине и сама по-хозяйски открыла переднюю дверцу.
– Отличный Мерседес Бенц! – воскликнула она, когда они обе забрались в салон, а двери снова были закрыты. – Такой шикарный, – девочка оглядывалась с довольной улыбкой. – Красный кожаный салон внутри черной машины – это так по-рокерски стильно. Так и знала, что у тебя крутая машина.
– А ты разбираешься в машинах? – мрачно спросила Чарли, вытирая дождевые капли с лица салфеткой и протягивая вторую салфетку девочке.
– Мой отец их очень любит, а я разбираюсь только потому, что он трещит про них целыми днями.
Чарли усмехнулась.
«Прямо как я разбираюсь в футболе, потому что Дженни все время про него болтает».
Девочка вытерла лицо и сунула салфетку в карман юбки. Чарли заметила россыпь веснушек на ее щеках, от которых ее голубые глаза казались больше и ярче. Цвет волос девочки было сложно определить, потому что ее волосы превратились в темные мокрые сосульки, беспорядочно облепляющие лицо.
– Где ты живешь? – спросила Чарли. – Куда мы поедем?
Девочка назвала адрес, в ответ на что Чарли воскликнула:
– Господи, да это же на другом конце Лондона! Как тебя вообще занесло в такую даль?
– Балетная школа, – коротко ответила девочка и вытянула ноги. – Ты чуть не переехала юную и подающую надежды балерину. Если бы я сломала ногу или еще хуже, умерла, вряд ли мне удалось бы добиться успеха.
– Черт, – выругалась Чарли. – Чуть не сделала балерину калекой. Мой день явно «удался». Сколько тебе лет?
Чарли выровняла машину, и они поехали вперед по шоссе.
– Двенадцать, – ответила девочка, и Чарли ощутила на себе ее пристальный взгляд, от которого ей почему-то стало неловко. – Кстати, меня зовут Тэсс. Совсем забыла представиться.
– Очень приятно, Тэсс, – проворчала Чарли. – Хотя, если честно, я предпочла бы с тобой не встречаться и не наезжать на тебя.
Тэсс усмехнулась.
– Но тогда мы бы никогда не познакомились. Чарли.
– Вот и отлично. Зачем тебе знакомиться со мной? Ты моя фанатка, что ли? – напряглась Чарли.
– Можно и так сказать, – Тэсс пожала плечами. – Хотя, слово «фанатка» мне не очень нравится. Предпочитаю называть себя поклонницей.
– Хорошо, поклонница. И как же так вышло, что балерина увлекается тяжелым роком? – Чарли покосилась на девочку и тут же снова отвернулась, встретившись с ней взглядом.
– А ты думала, что балерины слушают только Чайковского?
– Ну… нет, не знаю, – смутилась Чарли. – Вообще-то я не против классической музыки. Сама ее люблю.
– Я тоже. Люблю классическую музыку и рок. А вот попсу терпеть не могу, – Тэсс скорчила забавную гримасу, и Чарли невольно улыбнулась.
– Я тоже не люблю попсу. Хотя, ты наверное и так все обо мне знаешь.
Чарли уже успела привыкнуть к тому, что когда она знакомилась с новыми людьми, те не давали ей ничего рассказать о себе и тут же перебивали репликами типа: «А я знаю, что ты любишь!» или «Ты рассказывала об этом в интервью». Поэтому она невольно ожидала услышать и от Тэсс что-то подобное, раз та была ее… гм, поклонницей.
– Я ничего о тебе не знаю, кроме того, что тебя зовут Шарлотта Брайтли, и ты родилась восьмого ноября, – Тэсс пожала плечами.
– Отлично, значит, ты не читаешь всю ту чушь, что пишут обо мне в прессе.
– Почему же? Читаю. Просто я этой, как ты сказала, чуши, не очень-то верю.
– Правда? – оживилась Чарли. – Значит, ты действительно считаешь, что ничего не знаешь обо мне?
– Да, – кивнула Тэсс. – Все, что я знаю – это лишь мое субъективное мнение. Составленное на основе твоих песен. Я предпочитаю вслушиваться в их текст, нежели вчитываться в интервью. Твои песни говорят о тебе намного больше.
Чарли не могла не отметить, что в свои двенадцать лет эта девочка употребляет много умных слов, которые прекрасно складывает в длинные предложения. Либо она и правда умная, либо просто умничает, желая произвести впечатление. Чтобы проверить это, Чарли решила задать провокационный вопрос.
– И что же обо мне говорят мои песни?
– Ну, прежде всего, они говорят о том, что ты довольно одинока, – не очень охотно ответила Тэсс. Не похоже было, что она хочет покрасоваться.
– Это я-то? Одинока? Чушь, – усмехнулась Чарли. – Ты разве не знаешь, что у меня есть прекрасные друзья, толпы влюбленных в меня поклонников, и, конечно, у меня есть девуш… ка, – Чарли запнулась, не зная, можно ли с такой юной особой говорить о подобном.
Но Тэсс словно бы не обратила внимания на замечание о девушке. Она лишь ответила:
– Ну откуда же мне знать, почему ты одинока.
– Да почему я одинока-то? – рассердилась Чарли. – То есть… почему ты считаешь меня одинокой?
– Потому что я слушаю твои песни, – невозмутимо ответила Тэсс. – Твое одиночество в них словно вшито. Я думаю, ты и сама это понимаешь. Уж не знаю почему, но ни твои друзья, ни твоя девушка, ни фанаты не делают тебя счастливой. Твои последние песни по-прежнему пропитаны грустью и одиночеством. Даже когда ты поешь о любви. Ты можешь сказать, что это просто коммерческий ход. Что ты поешь о том, что популярно и востребовано. Но мне почему-то кажется, что это не так. Я потому и полюбила твои песни, что ты всегда искренне пела о том, что тебя волновало.
Чарли открыла было рот, но так ничего и не сказала, смутившись и еще больше разозлившись на саму себя. Ей вообще не стоило затевать этот дурацкий разговор. Потому что когда промокшая до нитки малолетка начинала рассуждать о ее жизни, Чарли чувствовала себя полной идиоткой.
«Кстати, промокшая малолетка, похоже, рыженькая», – заметила вдруг Чарли, когда бросила косой взгляд на подсыхающие пряди волос Тэсс.
– Ты уж извини, – вздохнула девочка. – Не подумай, что я лезу не в свое дело. Ты спросила, я – ответила.
– Ладно, проехали, – пробормотала Чарли.
– На самом деле я не так давно слушаю вашу группу, – продолжала Тэсс. – Поэтому, возможно, чего-то и не понимаю. Если ты не считаешь себя одинокой, то не бери в голову мои слова. Я ошиблась, только и всего.
– Я же сказала, проехали, – бросила Чарли, не сумев скрыть своей досады и раздражения. И тут же, чтобы смягчить этот эффект, спросила: – И как же давно ты нас слушаешь? Точнее, как недавно?
– Два года.
– Два года?! – поразилась Чарли. – Вот это да! Ты начала слушать рок в десять лет! Даже я увлеклась им только в четырнадцать.
– Мне многие говорят, что я старше своих лет, – спокойно ответила Тэсс. – Я тогда ехала с отцом в машине. Он забрал меня из школы, и мы поехали в парк отдохнуть. Была отличная погода, и по радио играла твоя песня. Rock Show. Вот с нее-то все и началось, – Тэсс тепло улыбнулась собственному воспоминанию. – Я тогда почувствовала себя той самой маленькой девочкой, о которой ты поешь. Которая пришла на рок-концерт и ощутила весь этот драйв, о котором и понятия раньше не имела. Тогда у меня и появилась мечта обязательно попасть на твой концерт.
Чарли невольно улыбнулась. Ей было приятно, что эта девочка с такой нежностью вспоминает момент, когда впервые услышала ее песню.
– И как, твоя мечта осуществилась? – поинтересовалась она. – Тебе удалось побывать на моем концерте?
– Да. Правда, только через год. И мне пришлось идти с папой, одну меня пускать не хотели. Чувствовала себя полной дурой. Но концерт был шикарный. Тогда я впервые увидела тебя вживую. Услышала твой голос. Это было потрясающе. Вживую еще лучше, чем на записях.
Чарли снова смутилась. Ей уже сто раз доводилось слышать подобные комплименты, но почему-то из уст этой девочки они звучали как-то иначе. А еще она подумала, как это странно, что Тэсс увидела ее еще год назад, а сама Чарли ее еще не видела и даже не подозревала о ее существовании. Как будто Тэсс познакомилась с ней не сегодня, а еще в тот день, год назад, на концерте.
– Ты необычная, Тэсс, – призналась Чарли. – Я уже привыкла, что фанатки в моем присутствии либо робеют и не могут произнести ни слова, либо начинают липнуть ко мне, надеясь оторвать от меня кусочек на память. А ты не делаешь ни того, ни другого.
Тэсс усмехнулась.
– Во-первых, повторюсь, что я не фанатка. Я поклонница твоего творчества. А во-вторых, я понимаю, что ты обычный человек. Такой же, как и я. Я знаю, что однажды я тоже обязательно стану известной, и на балеты с моим участием будут приходить тысячи людей. Я буду танцевать в Бирмингемском королевском балете. И когда я стану известной, я не хочу, чтобы люди ко мне липли или заикались в моем присутствии. Признаюсь честно, я взволнована, что еду с тобой в одной машине, но все равно я стараюсь оставаться собой.
Чарли снова покосилась на девочку и невольно улыбнулась ее честности и амбициозным планам.
– Значит, ты собираешься стать звездой балета? Это похвально. Я тоже всегда знала, что стану известной, и, как видишь, это сбылось.
– Да. Я никогда не сомневалась в себе. В конце концов, то, что меня приняли в Королевскую балетную школу – уже показатель моего таланта. Не подумай только, что я хвастаюсь или выпендриваюсь.
– И в мыслях не было, – хохотнула Чарли.
– А ты любишь балет?
– Да, очень даже люблю. Как и оперу.
– Я тоже люблю оперу. Но, если честно, мне куда больше нравится, как ты поешь, – серьезно ответила Тэсс.
– Ну, спасибо, – смутилась Чарли. Сравнение с оперными певцами всегда ей льстило, потому что на их фоне Чарли частенько чувствовала себя ничтожеством.
Остаток пути они говорили об опере, балете и рок-музыке, обсуждая своих любимых исполнителей. Чарли была поражена, что Тэсс не пытается вытянуть из нее никакую личную информацию, как это обычно делали фанаты и журналисты. Они просто болтали о том, что им обеим было интересно. Тэсс продемонстрировала обширные познания в области как классической, так и рок-музыки. К тому же, выяснилось, что у них были похожие вкусы и взгляды. Чарли окончательно убедилась, что девочка не умничает и не рисуется. Она просто на самом деле такая. Умная, забавная, острая на язык, прямая.
У Чарли даже закралось подозрение, что Тэсс солгала ей насчет своего возраста. Но, с другой стороны, зачем ей это было делать? Ведь обычно юные фанатки, наоборот, прибавляют себе пару лет, чтобы Чарли воспринимала их серьезнее. А Тэсс не нужно было ничего прибавлять. Потому что Чарли ловила себя на том, что разговаривает с ней как со взрослым человеком.
Когда они доехали до дома Тэсс, дождь уже почти закончился, а волосы девочки высохли и приобрели яркий медный оттенок.
«У нее необычная внешность, – подумала Чарли. – Никогда не видела рыженьких в балете».
– Ну что ж, – Тэсс улыбнулась. – Спасибо тебе за то, что не переехала меня. И за то, что подвезла домой.
– Пожалуйста, – Чарли легко улыбнулась в ответ. – И что? Ты даже автограф у меня не попросишь?
– Нет, – ответила Тэсс.
– Почему? – Чарли опешила. Такого с ней еще не бывало.
– Потому что у меня будет кое-что получше, – с хитрой улыбкой девочка открыла дверцу машины и помахала Чарли рукой.
– Что получше? – Чарли подалась вслед за ней.
– Узнаешь, – и Тэсс захлопнула дверцу машины у Чарли перед носом. – Пока! – крикнула она и, натянув на голову воротник куртки, побежала к крыльцу своего дома.
Несколько минут Чарли сидела и озадаченно размышляла, что могли значить эти слова. Что лучше автографа у нее будет? Возможно, она имела в виду память об их поездке? Ведь мало кто из фанатов, пардон, поклонников, может похвастаться тем, что их подвезла домой сама Шарлотта Брайтли.
Однако вскоре Чарли открылся истинный смысл этих слов. Когда она приехала домой и доставала из бардачка пачку сигарет и зажигалку, ее взгляд упал на яркое пятно, торчащее из-под соседнего сидения. Чарли нагнулась, чтобы рассмотреть его получше, и оказалось, что это была ручка сумки. У Чарли под сидением лежала тряпочная сумка Тэсс. И девочка явно оставила ее там специально, засунув подальше, чтобы Чарли не сразу ее заметила. Она сделала это, чтобы Чарли еще раз приехала к ней. Вот что она имела в виду. Вот что намного лучше автографа.
Чарли подняла сумку на уровень глаз и мрачно ее рассматривала. А потом, неожиданно для себя самой усмехнулась.
– Вот ведь маленькая чертовка! Провела меня, как полную идиотку.
Однако, этот факт, похоже, нисколько не огорчал Чарли. Насвистывая мелодию своей новой песни, она выбралась из машины, повесив сумку Тэсс на плечо.
– Отвезу ее ей завтра. Или даже послезавтра, – сказала она себе. – Пусть помучается.
========== Тэсс. Осколок № 1 ==========
Иногда я вспоминаю свою жизнь до встречи с Чарли. В конце концов, у меня ведь была довольно неплохая жизнь. У меня было целых одиннадцать лет жизни до встречи с Чарли! Ну ладно, допустим, что до пяти лет я себя смутно помню. Но все равно, у меня было целых шесть лет вполне осознанной жизни! Конечно, когда Чарли рассказывает мне о своих прожитых годах, мне становится не по себе, потому что я начинаю чувствовать себя так, словно еще вчера вылезла из песочницы. Чарли успела сделать столько всего! Иногда мне кажется, что она прожила уже неимоверно долго, лет сто.
А мне почти нечего рассказать. Все, что я рассказываю, кажется каким-то глупым и детским. Не удивительно, что Чарли не воспринимает меня как равного себе взрослого человека. Разве что иногда, когда я начинаю вещать что-то особо умное.
Однако если подумать, то и ее жизнь тоже была вполне обычной, хоть и длинной, как не знаю что. Она тоже состояла из рутинных моментов, ничем не примечательных мелочей. И по-настоящему интересными наши жизни стали только после того, как мы встретились. Почему-то мы обе нашли друг в друге то, чего нам всегда не хватало.
Но сейчас не об этом. Не сейчас об этом. Если я начну писать о Чарли, то это никогда не закончится. Сейчас я хочу рассказать о своей, именно о своей маленькой половинке жизни, которая была у меня до встречи с Чарли.
Сначала расскажу о своих родителях. У меня неплохие родители, я их люблю. В те моменты, когда они меня не раздражают и не указывают, что я должна делать и во сколько ложиться спать. Впрочем, нужно отдать им должное, их родительские инстинкты просыпаются не часто. Мои родители поженились, когда им было по девятнадцать, и уже через год родили меня. Скажу честно – они немного чокнутые. И они до сих пор влюблены друг в друга. Поэтому о моем существовании частенько забывают и предоставляют мне намного больше свободы, чем родители моих сверстников.
Моя мама всегда мечтала стать балериной. Но ее мечте не суждено было сбыться. Ее не взяли в балет из-за аномально широкой стопы. Поэтому с самого моего рождения мама жутко тряслась над моими стопами, рассматривая их каждый день чуть ли не под микроскопом. Не слишком ли они стали большими? Не превращаюсь ли я в слона? Но, к великому маминому облегчению, я не превратилась в слона, и у меня были совершенно нормальные человеческие стопы.
Тогда у мамы снова вспыхнули мечты о балете. И она стала таскать меня в театр каждые выходные. Мы пересмотрели, наверное, все идущие там балеты. Мама пыталась привить мне любовь к этому искусству, она не хотела заставлять меня идти в балетную школу, она надеялась, что я сама этого захочу. И я захотела, как ни странно. Возможно, мамина любовь к балету перешла мне по наследству (слава богу, что не стопы). Но в отличие от других детей в театре, я смотрела балеты с огромным удовольствием. Не ерзала на одном месте, не приставала к маме, не пыталась встать и побегать по проходу. Напротив, я сидела как приклеенная. Меня зачаровывала балетная грация, красивая музыка, утонченные костюмы.
Мне хотелось стать такой же, как они. Эти прекрасные балерины. Легкие, невесомые, порхающие по сцене, словно бабочки, сгибающиеся так, словно в их телах вовсе нет костей. Поэтому я сама попросила маму, чтобы она записала меня в балетную школу, когда мне исполнилось семь лет.
Вот тогда-то моя жизнь и стала по-настоящему интересной. Но стоп. Я уже начала рассказывать о своем увлечении балетом и совсем забыла рассказать про папу. Впрочем, это неудивительно, потому что про моего папу очень легко забыть. Представьте себе самого тихого и незаметного человека на свете, который так легко сливается с окружающей обстановкой, что его вполне можно принять за предмет мебели. Представили? Так вот, это и есть мой папа. Иногда я поражаюсь, как моя мама вообще его заметила и познакомилась с ним. Его ведь вполне можно было принять за шкаф или за продолжение дивана.
Возможно, это от того, что мой папа не привык общаться с людьми. Ему куда ближе техника, а если точнее, автомобили. Мой отец успешно выучился на механика и открыл свою автомастерскую. Он часами сидит в одиночестве и копается в железках. Иногда он с ними даже разговаривает. Да-да. Разговаривает больше, чем с клиентами. О машинах он может рассуждать не то что часами, а целыми днями. Бывало, что после школы я забегала в его мастерскую, чтобы рассказать папе о том, как прошел мой день. Несколько минут он терпел и слушал как порядочный правильный папа, но потом все-таки ломался и незаметно уводил разговор в сторону, к своим машинам. В итоге мне приходилось несколько часов слушать его рассуждения о том, почему вон та машина лучше, чем вот эта. Я часто забиралась в салон какого-нибудь автомобиля и воображала, что он мой. Наверное, папе нужно было родить сына, потому что он бы получил куда больше удовольствия на моем месте. Но и мне тоже нравилась такая игра. Я крутила руль и представляла, что еду куда-нибудь, пока папа не выгонял меня из машины, боясь, что я что-нибудь сломаю.
На самом деле мой папа довольно забавный. И добрый. И с ним даже интересно поговорить, когда удается уломать его говорить о чем-то помимо машин. Папа хорошо зарабатывает в своей мастерской, поэтому мама может не работать. Именно благодаря его бизнесу родители смогли позволить себе отдать меня в Королевскую балетную школу, когда мне исполнилось одиннадцать. И хоть ему теперь и приходится работать больше, но он не позволяет маме устроиться куда-нибудь даже на неполный день. Мой папа, который сам занимается любимым делом, всегда очень жалел маму за то, что ее мечта не сбылась. Поэтому он не хотел, чтобы она еще и работала на нелюбимой работе. Или балет, или ничего.
Вот такие у меня родители. Лучше, чем у многих. Лучше, чем отец Чарли. Мне повезло с родителями намного больше, чем ей. К счастью, моя мама жива, а отец никогда не давил на меня и не требовал, чтобы я делала только то, что ему хочется. Родители не баловали меня особо, они просто давали мне столько свободы, сколько нужно. А иногда даже как-то слишком много, как будто забывали о моем существовании. Ну да ладно.
А теперь расскажу о своем увлечении рок-музыкой. Ведь если бы не оно, я бы никогда не встретила Чарли. В тот день папа забрал меня из школы на машине, и я услышала песню Чарли по радио. Я просто влюбилась в эту песню. Другого слова не подобрать. Раньше со мной не бывало ничего подобного. Я не влюблялась в музыку Чайковского, Минкуса или Прокофьева. Да, их музыка трогала меня до глубины души, до слез, но я не была влюблена в нее. Мне не хотелось слушать ее снова и снова, я не могла сказать что-нибудь вроде: «Без Чайковского я просто умру!». А после того как я послушала песню Чарли, у меня было именно такое ощущение. Если я не услышу ее еще раз, то умру.
В тот же день, стоило мне войти в дом, как я, не обедая, побежала к компьютеру, чтобы найти в интернете ту песню по словам, которые запомнила. Вот тогда-то я и узнала, что ее исполняет знаменитая чуть ли не на весь мир Шарлотта Брайтли, солистка группы The Four of Spades. Тогда мне еще не хотелось вникать в биографию группы, мне просто позарез нужно было еще раз услышать ту песню. Поэтому после обеда я сбегала в ближайший музыкальный магазин и купила там все альбомы The Four of Spades, потратив на них все свои карманные деньги. Я купила их буквально наугад, не зная, понравятся ли мне остальные песни, но тогда я почему-то была уверена, что понравятся. А даже если нет, то я все равно смогу заслушать свою любимую Rock Show до дыр. Я смотрела на это название в списке композиций и улыбалась всю дорогу до дома.
Не трудно догадаться, что в тот день я не выучила уроки, потому что весь вечер слушала купленные альбомы. Я просто не могла заниматься чем-то иным. Мне казалось, что это сведет меня с ума.
На следующий день в школе я дала послушать несколько песен двум своим подругам, но, к моему великому огорчению, им не понравилось. Они сказали, что это слишком тяжелая и депрессивная музыка. И, в свою очередь, дали мне послушать некоторые современные популярные композиции. Я не стала им говорить, что это полное убожество, и что только дебилы могут слушать такую тупую музыку. Хотя, мне кажется, по моему лицу они и так все поняли.
Наверное, как раз с тех пор мы с подругами и начали отдаляться друг от друга. Конечно, в итоге не музыка стала причиной того, что мы перестали общаться. Я просто ушла в другую школу, точнее, поступила в Королевский балет через год, и мы перестали поддерживать связь. В балетной школе я так и не смогла ни с кем по-настоящему сблизиться, потому что те девочки казались мне глупыми. Они могли часами болтать про мальчиков, и их совсем не интересовала рок-музыка. Куда больше их волновало, кого из них Гарри Кирк с большей охотой пригласил бы на свидание. А если они не обсуждали реальных мальчиков, то трепались про знаменитых актеров и поп-певцов, от одного вида которых меня начинало мутить.
К тому же, девочки сторонились меня из-за того, что преподаватели все время выделяли меня, хвалили и отдавали главные партии в школьных постановках. Иногда мне казалось, что я прямо физически ощущаю на себе их жгучую зависть. Я догадывалась, что на третьем месте в списке любимых тем после парней и одежды у них стою я. Они любили перемывать мне косточки, но замолкали всякий раз, когда я входила в раздевалку. Все, что они обо мне думали, они никогда не осмелились бы сказать мне в лицо. Порой мне казалось, что они меня даже боятся. Всегда подчеркнуто вежливые со мной, словно я взрослая, а не их сверстница, а в глазах затаилась тревога. Как будто они не знают, чего от меня можно ожидать.
К тому времени как я поступила в Королевскую балетную школу, и мне исполнилось одиннадцать, я уже кое-что знала о рок-музыке, в частности, о готическом роке, который полюбился мне больше всего. Примерно в то же время я начала интересоваться не только творчеством, но и биографиями любимых групп. И, конечно, больше всего меня интересовала биография Чарли. Мне было интересно, что повлияло на ее творчество, что толкнуло ее писать именно такие песни.
И в этом плане интернет меня неприятно удивил. Биография Чарли и других участников группы была изложена довольно сухо, а единственное, что на самом деле интересовало журналистов – это личная жизнь The Four Of Spades. В то время даже личная жизнь Чарли отошла на второй план, и журналисты были полностью поглощены отношениями басиста и клавишника – Ричарда и Льюиса. «Скандальная рок-парочка», «Лед и пламя», «Гей и натурал», как их только ни называли, и чего только про них ни писали. Я пролистывала все эти заголовки и старалась найти что-нибудь толковое про Чарли.
Тогда-то я и узнала, что Чарли… предпочитает девушек. Помню, что меня это не очень удивило. Кто такие лесбиянки и геи, я уже, конечно, знала. Тогда я даже подумала: «Вот и молодец, правильно», потому что меня саму мальчишки только раздражали, и я не понимала, что другие девчонки находят в них. Я даже ощутила некое родство с Чарли, когда представила, что парни ей тоже не нравятся.
Также в интернете писали, что после расставания со своей первой школьной любовью Чарли впала в депрессию и начала вести беспорядочную жизнь и спать едва ли не со всеми фанатками подряд. Помню, меня даже покоробило, что какой-то интернет знает такие интимные подробности ее жизни. И я не была уверена, что такую информацию можно принимать за чистую монету.
Тогда я впервые подумала: «Как здорово было бы встретить Чарли вживую и поболтать с ней! Узнать ее получше, обсудить с ней ее песни!».
И в тот же день я повесила постер с Чарли, одетой в стиле стимпанк, над своей кроватью. А еще я подумала, как круто было бы побывать на ее концерте. Но об этом я расскажу уже в следующий раз.
========== Чарли и Тэсс. Осколок № 61 ==========
Весь остаток ночи прошел для Чарли как в бреду. Она почти не помнила, как приползла в маячный домик, но почему-то была вся в грязи. Несколько часов она просидела на полу в таком состоянии, а на рассвете сходила в душ и вымыла пол. К тому времени ее воспаленное сознание уже начало проясняться. Но Чарли так и не смогла прилечь, чтобы отдохнуть. Не могла, потому что это была постель Тэсс. Поэтому Чарли только сидела на табурете и таращилась в окно. У нее болели глаза, болело запястье и болело горло. Наверное, ни разу за все время ее пребывания на острове Чарли не чувствовала себя так паршиво.
